Икс, Игрек, Зет

ЧТО С СОКОЛОМ?

На обратном пути происшествий почти не было. Почти — потому что Сане пришлось все-таки пережить несколько неприятных минут из-за детского билета.

Примерно на полпути в вагон зашел высокий, сухой, с угловатым бесстрастным лицом железнодорожный контролер и произнес, жадно пощелкивая металлическими челюстями компостера:

— Приготовьте билеты, граждане!

Саню, который сидел у окна, моментально бросило в жар. Он отвернулся и, втянув голову в плечи, чтобы казаться меньше, стал водить пальцем по запотевшему стеклу — в прошлом году, когда они ездили в деревню, Димка таким образом изрисовал все окно.

Позади него слышалось строгое:

— Ваш билет… Ваш билет…

Затем раздавались хищные щелчки ненасытного компостера и сухое:

— Благодарю… Благодарю…

Вот Боря, сидевший рядом с ним, протянул контролеру билеты. Сейчас он щелкнет, и тогда можно будет вздохнуть спокойно.

Но щелчка не последовало. Томительная пауза и вопрос:

— Этот билет твой, мальчик?

— Мой, — чуть помешкав, ответил Боря.

— А этот чей?

— Вот его.

Санин палец застыл на стекле.

— Ему сколько лет?

Боря посмотрел в потолок.

— Десять. — И добавил после паузы: — Скоро будет.

Эта пауза, хотя она длилась совсем недолго, испортила все дело. Контролер либо не услышал, что за ней последовало, либо не хотел слышать.

— Если десять, надо брать полный билет.

— Но ему еще десяти нет, — Боря героически пытался спасти положение. — У него в июне.

— А ну, повернись, мальчик… Да, да, ты, у окна!

Саня повернулся, сделав наиболее подходящее для младенца выражение лица: округлил губы сердечком и высоко поднял брови.

— Ты что рожи корчишь?.. Встань!.. Так это ему нет десяти?

Все пропало! Тон, которым контролер задал вопрос, не оставлял никаких сомнений.

— Я… Я родился очень большим.

Но контролер уже повернулся к сопровождавшей его проводнице.

— Почему пустили с детским билетом?

— А я почем знаю? — стала оправдываться та. — Ребенок — ребенок и есть. А девять ему или десять — у него на лбу не написано. Документов ведь нет.

— Неужели вам не видно, что он уже давно разменял второй десяток!.. Нарушения, нарушения без конца! До чего мы дойдем, если мы будем таких женихов по детским билетам возить… Нет, нет, ты не садись! Пойдешь со мной!

Саня поднялся с несчастным видом.

— Простите, дяденька, у нас больше не было денег, — чистосердечно признался он.

Пассажиры вступились за него:

— Что вы, товарищ контролер! Он же не хулиганишка какой-нибудь!

— Хороший паренек — сразу видать.

— Отпустите его!

Контролер, сохраняя на лице все то же бесстрастное выражение, пояснил:

— Не имею права, граждане. Нарушение есть нарушение. Я на службе, граждане. Вы тоже работаете и выполняете свои обязанности, а это и есть моя служебная обязанность… Иди, мальчик, к той вон двери и обожди там меня.

Боря делал ему знаки: беги! Но Саня никак не мог решиться. Как же так: бежать! И куда? Если только в соседний вагон, уже проверенный контролером.

Саня в нерешительности топтался на месте. Контролер подходил все ближе. Время от времени он поглядывал на Саню и, хмурясь, качал головой. Может быть, ему самому хотелось, чтобы Саня удрал?

Возле женщины с шаловливой непоседливой девчуркой контролер задержался.

— Почему у вас два взрослых билета? Ей нужно было детский.

— Как?.. Мне сказали, что от пяти…

— Не знаю, что вам сказали и кто вам сказал, а на железной дороге для пассажиров до десяти лет существуют детские билеты, стоимость которых составляет двадцать пять процентов взрослого билета.

— Жаль! — удрученно произнесла женщина. — Столько денег. Жаль!

— Знаете что… — Контролер снова посмотрел на Саню. — Тут мальчик задержан с детским билетом. Так вот, если вы не будете возражать, я ваш билет посчитаю за ним.

— Зачем же? — спросила женщина и сразу же, поняв, неловко засуетилась. — А, конечно, конечно!

— Ну вот! — облегченно вздохнул контролер. — Теперь все сходится, число взрослых пассажиров и число взрослых билетов. А то пришлось бы задержать. Ничего не поделаешь: служба!.. Можешь идти на место, мальчик.

Вокруг все повеселели, заулыбались, заговорили. А контролер невозмутимо продолжал обход, повторяя сухо:

— Ваш билет… Благодарю… Ваш билет… Благодарю…

Но Сане казалось, что его резкий голос звучит сейчас, как нежная музыка.

Когда поезд прибыл в Южносибирск, уже начинало темнеть. Они прошли через зал ожидания. Вкусно пахло рестораном. Боря сглотнул слюну.

— Я бы сейчас хоть ворону жареную съел. А ты, Сань?

— Я тоже.

— Ой, трамвай стоит! Айда — успеем!

— Нет, я пешком. К Соколу по дороге забегу. Вдруг заболел… А ты, Борь?

— И я… — без всякой охоты согласился Боря.

Сокол жил недалеко от вокзала, в нарядном трехэтажном доме с колоннами. На лестничной площадке возле дверей квартиры прибиралась домработница — полная, добродушная и словоохотливая тетя Маша.

— Вадик дома?

— Нету. Как приехал, сразу убег. Часа два или поболе.

Приехал? Откуда? Неужели они с Соколом разминулись в Подгорске?

— Он уезжал? — спросил Саня.

— Да. Еще вчера в обед. К бабушке поехал, на разъезд Цыплячий. Лыжи с собой потащил — зима-то кончается, прокатиться напоследок… А то заходите, ребятки, обождите. Вот-вот вернется.

Она гостеприимно распахнула дверь.

Саня посмотрел на Борю, тот на него.

— Нет, мы пойдем, — сказал Саня.

— Дело хозяйское…

Не проронив ни слова, они спустились вниз. И тут, в подъезде, столкнулись с Соколом. Веселый, улыбающийся, румяный с морозца.

— О, ребята! Таобоскоа — Икс! — Он проделал весь сложный ритуал приветствия.

— Таобоскоа — Зет.

— Таобоскоа — Игрек.

— Интересно как получилось! Я к вам бегал, а вы ко мне… Пошли наверх!

— Нет, домой надо.

— На одну минуту… Ну, полминуты! Пятнадцать секунд!

Он почти силой затащил их к себе, заставил раздеться.

— Хоть пожрать тогда дай, — пробурчал Боря. — Целый день не ели.

— Тетя Маша! — скомандовал Сокол. — Что-нибудь поесть!

Тетя Маша принесла целую миску с пирожками.

— Холодные, — сказала она извиняющимся голосом. — От обеда остались.

Она сложила руки на животе и с умилением смотрела, как ребята уминают пирожки.

— Господи! Неужели вас дома не кормят, сердешных!

— Тетя Маша, ты нам мешаешь… Ну, милая, ну, хорошая! — Сокол обнял враз заулыбавшуюся тетю Машу и, шутливо подталкивая, повел к двери. — Нам поговорить надо… — Закрыв дверь, он вернулся к ребятам. — Интересно у вас получилось! В милицию-то как попали?

— Ты откуда знаешь? — удивился Саня.

— Говорю же: к тебе ходил. А там — к Виталию Евгеньевичу. Я вам так завидую, ребята!

— Завидую, завидую! — буркнул Боря. — Сам почему не поехал?

— Что я мог сделать? — Сокол сокрушенно вздохнул. — Они закрыли дверь, спрятали ключ.

— А нам сказали — ты ушел… Мы звонили с вокзала, — пояснил Саня.

— Ушел?.. A-а, это, наверное, когда меня за хлебом послали в булочную… Уже было поздно на вокзал бежать. Минут пять оставалось до поезда. Я бы все равно не успел.

— А следующим? — все еще бычился Боря. — Конечно, лыжи важнее!

— Лыжи?.. Вам Маша сказала, да?.. Ну так вот — она ничего не знает! Лыжи тут совершенно ни при чем. Просто у бабушки был сердечный приступ… — Он посмотрел на одного, на другого. — Нет, я вижу, вы мне не верите!.. Тетя Маша! Тетя Маша! — крикнул он.

Вошла тетя Маша.

— Уже все? Ничего себе — целую миску.

— Ты скажи, был у бабушки сердечный приступ или не был?

— Был, а как же. Врача везли… Еще на масленицу.

— Тогда приступ, а теперь остаточные явления, — пояснил Сокол.

— Еще чего-нибудь принести? — спросила тетя Маша, забирая опустевшую миску.

— Нет.

Сокол выпроводил ее за дверь:

— Вот видите! И вообще, ребята, — сказал он, хмурясь, — мне не нравится весь ваш допрос! Раз я говорю: не мог, значит, не мог — и все! Вы должны мне верить. Думаете, мне самому не хотелось?.. Лучше скажите, нашли вы там что-нибудь?

— Нет, не нашли, — по привычке подчиняясь его повелительному тону, ответил Саня. — Книги там нет.

— Да?.. Ну и черт с ней, не огорчайтесь.

— Как это — черт с ней! — поразился Саня.

— Очень просто. — Сокол сделал рукой пренебрежительный жест: мол, стоит ли возиться с таким пустяком! — Вы лучше послушайте, что я вам скажу. Вот будет потеха, так потеха!.. Вы знаете, где живет наш общий друг Воробей?

— Где-то близко, — ответил Саня.

— Не близко, а рядом, — уточнил Сокол. — В соседнем доме. Наш дом трехэтажный, их — четырех. А он на четвертом этаже. Наш чердак упирается прямо в стену их комнаты. Понятно?

— Ничего не понятно, — сказал Боря.

— Ну так вот, — глаза Сокола блестели. — Мы пробьем отверстие прямо над его кроватью. Не до конца — только кирпичи вытащим. А дальше у них сухая штукатурка — я узнавал. И ночью, когда он будет спать, мы ему устроим такой концерт! Представляете, какая у него будет рожа!.. Ха-ха-ха!.. Здорово, а, ребята? Что молчите? Вам не нравится?

— Сначала надо разыскать драгоценности купца, — уклончиво ответил Саня.

— Да бросьте, ребята! Ведь не нашли ничего!

— Не нашли — найдем!

— Нет, не найдете!.. Ну, неужели вы не понимаете?.. Вот и Виталий Евгеньевич говорит: это все равно, что искать иголку на пляже. И вообще, он считает; что никаких драгоценностей и не было. Просто, кому-то вздумалось подшутить, и он подбросил письмо. А вы… Нет, не вы — мы. Тут и моя вина есть, я честно признаю… А мы приняли за чистую монету.

— Виталий Евгеньевич! — воскликнул Саня. — Откуда он знает?

— Это мне нравится! — в свою очередь удивился Сокол. — Вы же ему сами рассказали. Когда он вас из милиции вытащил.

— Да нет же! Он спросил, а мы сказали — тайна!

— Ха-ха-ха! — Смех Сокола прозвучал несколько натянуто. — Значит, я влип. Я подумал — он знает!.. Но не бойтесь, я ничего не сказал. Только так, в общих чертах. И потом, это не имеет никакого значения… Словом, Таобоскоа прекращает поиски несуществующего сокровища и переходит к акции «Воробей»… Ах да, я ведь вам самого главного не сказал. Воробей заявил, что он соберет ребят и двинется в поход против Таобоскоа.

Саня переспросил недоверчиво:

— Воробей?

— Вот именно! А ты еще предлагал его принять.

— Ну и пусть!.. С ним потом. Сейчас главное — сокровище. Мы же решили искать!

— Ах, решили? — Сокол обозлился; его раздражало неожиданное сопротивление Сани — он всегда был таким покладистым. — Хорошо! Решили искать, а теперь решим прекратить. Я — за прекращение! Ты — Игрек?

Боря промолчал.

— Ты — Зет?

— Я — против! Против! Против!

— Ну хорошо, ты один против. Мы оба за… Двое за прекращение, один против. Итак, поиски прекращаются. Есть возражения?

— Есть! Я тоже против, — сказал Боря. — Раз начали, надо выяснить все до конца.

— Ага! Двое против прекращения, один за, — закричал, торжествуя, Саня. — Ты должен подчиниться!

— Что ты орешь? — поморщился Сокол. — Здесь не глухие.

А ДОМА…

Сразу заходить домой опасно. Саня решил сначала отыскать Димку и разведать обстановку.

Братишка нашелся на лестнице. Позоря род мужской, он самоотверженно резался в куклы с соседскими Наташкой и Иркой.

— Димка!

Застигнутый за презренным занятием, Димка поспешил отречься. Он живо спрыгнул с подоконника и, заложив руки за спину, посмотрел на своих партнерш с предательским снисхождением.

Но Сане было не до него.

— Меня дома не ищут?

— Ой, Саня! — сразу спохватился Димка. — Что тебе будет! Папа узнал, что ты уехал в Подгорск. Он бегал к Борьке домой, а когда вернулся, сказал: «Я его на порог не пущу».

— Так и сказал?

Саня старался придать голосу удалую веселость.

— Ага! И еще сказал: «Он больше не наш сын». Это ты не наш сын, — пояснил Димка.

Саня повернулся и пошел вниз.

— Ты куда теперь? — Димка перегнулся через перила. — В детдом, да?

Он не вернется домой! Куда угодно, только не домой… Но они будут очень волноваться. Мама… И папа тоже.

— Я пошел к товарищу ночевать. Скажи им. Скажешь?

— К какому?

Саня чуть помедлил.

— Не знаю…

Он сказал неправду. Он точно знал, куда пойдет. Конечно, к Борьке. К кому еще?..

Он явился в недобрый час. Шло разбирательство. Борька стоял возле стола, упрямо сжав губы и слегка согнув голову. Николай Иванович в волнении расхаживал по комнате, ну, совсем, как Санин папа. В стороне, на диване, сидел Борин дед, сухой, бородатый, с длинным крючковатым носом, и, положив на колени тяжелые бугристые руки, не мигая, смотрел на Борю из-под седых, нависших над глазами бровей. А в приоткрытой двери соседней комнаты торчали, одна над другой, три головки с испуганно-любопытными глазенками. Дед сердито цыкал, головки дружно исчезали. Но уже через секунду на уровне дверной ручки вновь появлялась голова с косичками и пышным бантом. Затем, пониже ее, вторая голова — тоже с косичками, но пожиже и без банта. И, наконец, совсем внизу, у самого пола, возникал потешный пучеглазик с выпачканной рожицей и пушком на темени.

— Здравствуйте.

Саня поздоровался со всеми, но смотрел при этом на деда — он его немного побаивался. Дед ничего не ответил, лишь, моргнув, подсек Саню острым и цепким, как рыболовный крючок, взглядом выцветших глаз.

— А, и второй явился! — Вид у Бориного папы был сердитый, и Саня сразу же подумал, что сделал ошибку, придя сюда: надо было лучше к Соколу. — Тоже хорош, нечего сказать! Говоришь с ним — ну, совсем взрослый, а тут такую штуку выкинуть… Эх ты! Я думал, ты поумнее… Зачем ездили в Подгорск, а?

— Ездили? — Захваченный врасплох, Саня не знал, что ответить. — Ну… Ну… Так… Просто…

— Я же говорил, — Боря смотрел на отца исподлобья, не выпрямляя головы. — Там у них мальчишка есть один…

— Ма-алчать! — топнул ногой Николай Иванович. — Не тебя спрашиваю!

Но Саня уже понял.

— Мальчик там один, Федя Федоров. У него ультразвуковая модель. Свистнешь — она стоит. Свистнешь — она идет.

Он снова посмотрел на деда и осекся: жесткие губы чуть дрогнули в ехидной усмешке. Не верит!

Николай Иванович вновь заходил по комнате.

— Свистуны!.. Взять бы хороший ремень… Именины какие-то придумали! Разбойники! Родители им совсем нипочем. Что хотят, то творят.

— Ты сам такой был, — прозвучало с дивана.

Николай Иванович вздрогнул от неожиданности.

— Что? — повернулся он к деду.

— Сам, говорю, такой был. Нечего теперь глотку драть.

— Знаешь что, батя, — Николай Иванович едва скрывал раздражение. — Не порть мне ребенка.

— Ма-алчать! — вдруг гаркнул дед, совсем как минуту назад Николай Иванович, и встал, длинный, прямой, как жердь. — С кем говоришь! На отца голос подымаешь!.. Говорю, сам такой был, значит, был. Забыл, как летом в Медведихе мать тебе ворот на рубахе зашивала суровыми нитками, чтобы ты в омут на речке не сигал. А ты что? Ты все равно. В рубахе, в рубахе! Прибегал мокрый домой и еще врал, что в лужу свалился. Забыл?

— Батя, не надо, — примирительно сказал Николай Иванович и оглянулся на ребят. — Не место здесь.

— Ма-алчать! — Дед разошелся еще пуще. — Щенок ты отцу указывать. Я сам знаю, где место и где не место… Я тебе говорил, озорнику, будут у тебя самого дети — припомню. Вот я тебе и припоминаю.

Боря взглянул исподлобья на Саню и вдруг подмигнул. Саня моментально отвернулся: он и так еле сдерживал смех.

— Ну вот, батя…

Николай Иванович раздосадованно развел руками и вышел из комнаты.

Боря облегченно вздохнул:

— Все! — шепнул он Сане. — Теперь он быстро отойдет.

В самом деле, минут через пять Николай Иванович вернулся в столовую и, как ни в чем не бывало, сказал:

— Давайте ужинать, поздно уже.

За столом говорили обо всем, кроме поездки в Подгорск.

После ужина, предварительно пошептавшись с Борей, Саня подошел к Николаю Ивановичу:

— Можно, я у вас сегодня переночую?

Тот только сейчас понял:

— Ты еще не был дома?

— Папа сказал, что меня на порог не пустит.

— Сейчас же одевайся!

— Но папа сказал…

— Быстро! Я пойду с тобой.

На улице Николай Иванович остановил такси.

— Говори адрес… Ай-яй-яй! Вот сорванцы! Родители с ума сходят, беспокоятся, а они… Вот сорванцы!

Приехав на место, он скомандовал Сане:

— Ждать здесь!

И пошел в дом Саня остался во дворе, с замиранием сердца поглядывая на освещенные окна квартиры, за которыми тревожно метались какие-то тени. Ему было страшно — и не за себя. Почему-то стало казаться, что дома беда. Вдруг с мамой?.. Он гнал от себя эту мысль, но она упорно возвращалась. Ему даже стало казаться, что в хороводе теней за окном мелькают белые халаты, что он слышит крики, стоны…

— Мама! Мамочка! — горячо зашептал он. — Даю тебе слово, что больше никогда, ни за что… Честное пионерское… Вот увидишь!

Наконец вернулся Николай Иванович.

— Что? — кинулся ему навстречу Саня.

— Все в порядке! — Николай Иванович улыбнулся. — Иди домой и ничего не бойся.

— Значит, он пустит?

— Куда от вас денешься!

— Спасибо! Спасибо! — весело закричал Саня и сам не заметил, как взлетел на второй этаж.

Дверь была открыта Папа, как всегда, сидел в столовой с газетой в руках. Саня поискал взглядом маму. Ее не было.

— Здравствуй, — робко поздоровался он.

Папа ничего не ответил, лишь нетерпеливо шевельнул плечом. Саня постоял немного, вздохнул и пошел в детскую.

Димка сидел на полу, строил дом из кубиков.

— Где мама?

Димка не успел ответить. Вошел папа.

— Марш в столовую! — подтолкнул он Димку.

Димка живо юркнул за дверь.

Ничего не говоря, папа стал расхаживать по комнате. Саня стоял возле письменного стола и в томительном ожидании колупал ногтем отскочивший край облицовки. Папа подошел, глянул, стукнул его небольно по руке и снова стал ходить из угла в угол. «Как маятник, — подумал Саня. — Качается, качается, а потом как раскачается… Вот если он сейчас дойдет до самой двери — все обойдется. А если не дойдет…»

Он не успел додумать. Маятник уже раскачался.

— Я понимаю — Борька! — начал папа, ни к кому не обращаясь. — Да, он действительно интересуется техникой. Да, он действительно за каким-то ультразвуком может податься к черту на кулички. Я не оправдываю, нет, но я хоть понять могу… Но он, он!.. Ни за что не поверю!

«Он» молчал.

— Хотел бы я знать, думает он говорить правду или нет? Будет он лжецом, обманщиком, мошенником или сделает хотя бы робкую попытку вернуться на честный путь?

«Он» продолжал хранить молчание.

— Хорошо. — Папин голос стал угрожающе спокойным. — Если он родному отцу не хочет ответить, то, может быть, он ответит милиции.

— Я не ответил, — сказал Саня. — Я объяснил лейтенанту, что тайна, и он не стал больше спрашивать.

— Как?! Ты и в милиции побывал?!

Вошла мама. В пальто, в шляпке, сбившейся набок, с серым, осунувшимся лицом, как в прошлом году, когда Димка заболел скарлатиной.

— Ой! Санечка! Нашелся, слава богу! — Она рухнула на стул и закрыла лицо руками. — Я весь город обегала.

— Поздравляю тебя! — радостно улыбаясь, сказал папа. — Твоего сына задержала милиция.

— Ничего не задержала! Они меня сразу выпустили! Спроси у Виталия Евгеньевича.

— А деньги? А деньги где он взял на билеты? — Папа снова обращался к Сане в третьем лице. — Похитил?

— Нет!

— Похитил! — Папин палец грозил и обличал. — И я знаю, где! В коробке у Димки!.. Я тебе говорил, — повернулся он к маме, — я тебе говорил, что все эти шкатулки, все эти гипсовые зайцы и псы только развивают в детях страсть к стяжательству, к деньгам…

— Да там одни пуговицы! — воскликнул Саня.

— Ах да! — Папа смущенно провел ладонью по лбу. — Я забыл, что мы…

Мама предостерегающе замахала руками и показала на дверь. Но было уже поздно. В комнату ворвался Димка и, прежде чем его успели остановить, схватил с полки гипсового зайку и грохнул об пол. Раздался глухой удар, дробный перестук разбежавшихся во все стороны пуговиц, а вслед за этим такой пронзительный визг, что ему смело мог бы позавидовать самый голосистый воин из племени ирокезов.

Визжа и плача, Димка набросился на Саню с кулаками:

— Отдай! Отдай! Отдай!

— Ты что, Димка, я же не…

Он поднял глаза на маму — пусть она подтвердит. Но мама смотрела на него умоляюще. Саня осекся и замолчал растерянно, придерживая Димку за руки; кулаки у того хотя и были маленькие, но довольно крепкие.

— Я тебе отдам, Димочка, я тебе отдам, сыночек! Завтра же отдам.

Мама завладела Димкой, и он обрушил слезный ливень на ее пальто. А папа снова принялся за Саню.

— Ты все-таки скажи… Ты скажи…

— Александр! — Мама легонько отстранила прильнувшего к ее груди Димку. — Александр! Пойдем, мне надо тебе кое-что сказать.

— Ну что? Что…

Папа нехотя пошел за мамой в соседнюю комнату. О чем они говорили, Саня не услышал — мешали Димкины всхлипывания. Но когда папа вновь появился в детской, он уже был гораздо спокойнее. Прошел мимо Сани и бросил сравнительно мирно:

— Я умываю руки.

Саня обрадовался — все кончалось благополучно.

— А после тебя — я… Вон какие!

Он протянул папе грязные ладони. И не сразу сообразил, почему папа сначала сердито посмотрел на него, а потом улыбнулся и уже совсем неожиданно ласково потрепал по шее.

Лежа в постели, Саня вдруг вспомнил, что не все еще знает.

— Димка, кто сказал папе, что я уехал в Подгорск?

— Не знаю. — Димка уже не куксился больше, испорченный будильник, который мама отдала ему во владение, сразу поднял дух и высушил слезы. — Виталий Евгеньевич увидел меня на лестнице и спросил: «Санька вернулся из Подгорска?» Я побежал к папе. А он почему-то испугался и сразу к Виталию Евгеньевичу…

Саня, утомленный бурными происшествиями, быстро заснул. А рядом, за дверью, еще долго горел свет и слышались приглушенные голоса.

Там шло заседание Верховного семейного совета.