Империя Страсти (ЛП)

Глава 10

Кингсли

Я закатываю рукава до локтей, подходя к двум бессознательным подонкам, подвешенным к потолку за запястья.

— Уверен, что хочешь испачкать руки, богатенький паренек? — Николо насмехается со своего места в углу, прикуривая сигару и скрещивая ноги в лодыжках.

— Отвали, Ник. Это не имеет к тебе никакого отношения.

Я достаю шланг с водой и кручу ручку до максимального давления.

— Наоборот, это имеет ко мне самое непосредственное отношение, учитывая, что мои парни смогли найти для тебя этих двоих.

— За что ты уже получил компенсацию в виде денег, которые твои компании не заслуживают. — я наклоняю голову в сторону. — Ты не делаешь мне одолжение. Это деловая сделка.

— Разве ты не должен быть немного более благодарным? Я не только позволяю тебе использовать мой подвал для твоего маленького фетиша, но и иду против Бруно, поймав этих двоих в течение… — он смотрит на Ролексы. — Двадцать часов.

Сразу после того, как я посмотрел ту запись, в конце которой Аспен вышла с окровавленным лицом, я переслал ее Николо и сказал ему найти их. Конечно, он кот, который никогда не охотится без цели, поэтому его условием, очевидно, было больше денег для его компании.

Я даже не стал притворяться, что пытаюсь манипулировать им, чтобы уменьшить сумму. Любые уговоры с моей стороны подтолкнули бы его к небрежному выполнению работы. К медленной работе.

Поэтому я дал ему именно ту сумму, которую он просил. Таким образом, результат был быстрым.

Я провел целый день в суде, защищая психически больного человека, который хладнокровно убил своих собственных родителей через двадцать лет после того, как они физически и эмоционально издевались над ним.

И я наслаждался каждой секундой, добиваясь для него вердикта «невиновен» и втирая это в лицо прокурору. У этого инструмента не было ни единого шанса, потому что я серьезно, лично отношусь к жестокому обращению со стороны родителей и расправляюсь с ними безжалостно. СМИ могут называть меня диким дьяволом сколько угодно, но только потому, что эти люди подарили кому-то жизнь, я не считаю их безупречными. Многие из них неполноценные люди, которых следовало бы сделать бесплодными, и если они должны умереть за свои грехи, то так тому и быть.

Вот почему я почти не почувствовал утраты, когда Бенджамин Шоу скончался. Этот старик в конце концов встретил свой конец с сердечным приступом, находясь в своей экстравагантной джакузи. Он утонул так же, как и моя мать. Ирония самая мелкая сука.

Но даже с эндорфинами, которые я получил в суде, я не мог прогнать ощущение, похожее на укол, которое кололо затылок, или стеснение в груди при мысли, кого я оставил в своем доме.

Я дважды звонил Марте во время единственного перерыва, который мне удалось получить, и, очевидно, Аспен большую часть дня спала. Я подумал о том, чтобы послать доктора Вернера проверить ее еще раз, но мысль о том, что он может прикоснуться к ней, пока меня нет рядом, быстро отбросила эту кощунственную мысль.

Вероятно, она восстанавливает все потерянные часы недосыпания. Не секрет, что она чаще всего проводит ночи напролет в кабинете, и у нее неизлечимая душа трудоголика.

Единственная причина, по которой я не вернулся домой, чтобы проведать ее, это телефонный звонок от Николо, сообщившего, что нашел владельцев той неопознанной машины. Конечно, он мог соврать и найти двух случайных людей, но быстрая проверка их биографии показала, что они были бандитами, которые сидели в той же тюрьме, что и Бруно.

Не обращая внимания на присутствие и слова Николо, я направляю шланг на одного из мужчин, у которого светлая борода и телосложение борца, и включаю его на полную мощность. Он задыхается, его глаза расфокусированы, и гортанные вдохи вылетают из его приоткрытого рта. Я даю ему передышку, чтобы разбудить его более худого друга с носом и губами, которые слишком велики для его безвкусного лица.

Он резко приходит в себя, трясясь в своих путах, как животное, ведомое на убой.

— Что за… что за хрень? — тянет светловолосый бородач, все еще ошеломленный.

— Ты запустил свои грязные руки в того, кого не должен был трогать, вот что за хрень.

Я поднимаю кулак и бью его так сильно, что хруст костей эхом отдается в воздухе, когда он отшатывается назад в своих связях.

Я делаю это снова и снова, пока звук ломающихся костей единственное, что я слышу, а в воздухе стоит металлическая вонь крови. Красные брызги попадают на мою рубашку, руки и лицо, но я не останавливаюсь.

Не делаю перерыва.

И я определенно не проявляю милосердия.

Я всегда любил насилие, но это первый раз, когда я почитаю его.

К черту закон. Иногда справедливость может быть достигнута только старомодным «око за око».

Точнее, его глаз, который я бью снова и снова, пока в нем не лопнут капилляры, но сколько бы я ни бил, образ опухшего глаза Аспен и того, как она едва смогла открыть его сегодня утром, не стирается.

Этот ублюдок падает в обморок где-то в середине моего адреналинового веселья. Поэтому я поворачиваюсь к его другу, который смотрел за шоу, дрожа от страха.

— Эй… эй… мы можем поговорить насчёт этого.

Его друг сглатывает, от него пахнет отвратительным потом, смешанным с дешевым одеколоном и чистым страхом.

Я бью кулаком ему в лицо, заставляя его захлебнуться собственной слюной.

— В том-то и дело. Мне не о чем говорить.

— Пожалуйста. — он кашляет. — Ты, конечно же, привел нас сюда за информацией, верно? Я могу рассказать все, что ты захочешь, если ты меня пощадишь.

Мое дыхание жесткое, но собранное, как у хищника в разгар охоты. Мне не нужна информация от этого ублюдка, поскольку я знаю, что его послал Бруно. Я уже попросил Николо добраться до Бруно, пока он еще в тюрьме, но, видимо, этот ублюдок неприкасаем, как бог в стенах Аттики.

— Сколько Бруно заплатил вам за слежку и нападение на его дочь? — спрашиваю я мерзавца.

Он бледнеет под флуоресцентным светом, его тонкие губы дрожат.

— Я не… это не…

Я наношу апперкот, от которого у него из носа хлещет кровь.

— Думал, ты мне все расскажешь. Но если ты готов к смерти, не бери в голову.

— Нет… подожди… Бруно не платит. Он… предоставил нам защиту, когда мы отбывали срок, и потребовал компенсации, когда мы вышли. Вот и все, клянусь. Мы даже не знали, что она его дочь. Он передал нам только фотографию и имя и сказал, чтобы мы преподали ей урок.

Урок.

Кровь стучит в ушах.

Их уроком могло стать изнасилование, а старик даже не позаботился о том, чтобы предотвратить это.

Я ударяю кулаком по его челюсти, и этот ублюдок взвывает, как ребенок.

— Ты сказал, что пощадишь меня, — плачет он.

— Нет, не пощажу. — я дергаю его за рубашку и дышу на его перепачканное кровью и потом лицо. — Вот как все будет, ублюдок. Я буду бить тебя, пока ты не потеряешь сознание, как твой друг рядом, потом я изобью тебя водяной струей, чтобы ты пришел в себя, и по кругу. Я буду пытать тебя за каждую отметину, которую ты оставил на ее коже. К тому времени, когда я закончу с твоим жалким подобием существования, ты будешь желать смерти.

И тогда я делаю то, что обещал, пока мои костяшки, ладони и руки не будут в крови, а ничтожества будут держаться за жизнь на волоске.

Проблема в том, что этого все еще недостаточно.

— Знаешь, у меня есть инструменты, которые можно использовать вместо твоих кулаков. Что думаешь, пещерный человек?

Николо, который наблюдал из угла с блеском в садистских глазах, присоединяется ко мне. Его дорогой древесный одеколон выделяется на фоне мочи, крови и пота.

Даже я стал пахнуть, как эти отбросы.

Если бы Аспен была здесь, она бы произнесла мне свою любимую цитату.

Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.

Может, мой статус богатого парня, как любит замечать Николо, это всего лишь маскировка монстра, которым я всегда должен был быть.

Нормальные люди почувствовали бы хоть каплю раскаяния или вины за то, что не чувствуют себя виноватыми. А я, с другой стороны?

Единственное, что я чувствую, глядя на их бессознательные, едва дышащие формы, это потребность в большем.

Я смотрю на кровь, капающую с их лиц и моих кулаков, как это делал бы серийный убийца.

— Инструменты не дают такого удовлетворения, как мои голые руки.

Смех Николо эхом отдается в пространстве со злобой суперзлодея.

— Ты уверен, что она все еще не твоя женщина? Потому что в данный момент ты делаешь для нее больше, чем мужчина сделал бы для своей жены, чести и власти.

Мне не нравится, как это звучит.

На самом деле, мне это совсем не нравится, до такой степени, что я решаю завязать с этим.

Оставив Николо позади, я беру свой портфель и пиджак с соседнего стула и ничего не чувствую, когда пачкаю кровью ткань. Но я делаю пометку купить сменную одежду по дороге домой.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал с этими двумя?

Я смотрю на него через плечо.

— То, что ты делаешь лучше всего, Николо.

Он не нуждается в уточнениях. Его садистская ухмылка последнее, что я вижу, когда закрываю за собой дверь.