Империя Страсти (ЛП)

Глава 31

Аспен

Я стою перед заброшенным двадцатиэтажным зданием.

Под полуденным светом строительный мусор, окружающий его, выглядит как апокалиптические посевы.

Но это не просто здание.

Это то самое отвратительное, полуголое здание, в котором мой отец хладнокровно убил человека, а ФБР стало свидетелем этого. Они опоздали и не смогли спасти жертву моего отца, но арестовали его.

Тогда я стояла на углу, заслонённая двумя агентами, и наблюдала, как они выводили его из здания в наручниках и с усмешкой на губах.

За несколько часов до этого я слышала, как он говорил по телефону с одним из своих подчиненных о парне, которого он лично собирался убить, чтобы передать сообщение какой-то конкурирующей семье.

Это был не первый раз, когда я слышала подобный разговор. Мой отец был достаточно высокомерен, чтобы не замечать меня и мою мораль, которая развивалась совершенно независимо от его.

До этого я была слишком напугана, чтобы пойти против него, и до сих пор боюсь, но образ моей мертвой матери — вот что подтолкнуло меня последовать за ним и позвонить в 911. Они направили меня в ФБР, потому что он уже находился под их пристальным вниманием, поэтому любая информация была желанной.

Честно говоря, я наполовину ожидала, что операция провалится и отец убьет меня, но, когда я увидела, как его выводят офицеры, с моей души свалился огромный груз.

Это был один из немногих случаев, когда я позволила себе плакать до тех пор, пока слезы не перестали литься.

Тогда я поняла, что действительно осталась одна.

Я думала, что испытаю облегчение от мести за смерть матери и, что отправила его туда, где ему самое место, но эти эмоции долго не продлились и после того я поняла, насколько опасным человеком он на самом деле является.

Тот факт, что он выбрал это место двадцать пять лет спустя, служит напоминанием о том, что он всегда владел мной, даже находясь за решеткой.

Но я не могу быть слабой. Не сейчас, когда у него моя дочь.

Выпрямив позвоночник, я вхожу через полуразрушенную дверь. Вонь мочи, алкоголя и чего-то гнилого ударяет мне в лицо. Признак того, что это место использовалось всеми ничтожествами, которые бродят по городу.

Я поднимаюсь по лестнице так быстро, как только могу, надеясь, нет, впервые в жизни молясь, что Кингсли сможет нас найти.

С помощью Николо он сможет.

Согласно указаниям отца, мне пришлось оставить сумку, телефон и все остальное. Я припарковала машину в нескольких кварталах от здания, как он мне сказал, но надеюсь, что это достаточно близко, чтобы Кингсли догадался, где мы находимся.

Естественно, я не могла вызвать полицию или позволить своим телохранителям следовать за мной.

Это семейное дело.

Кроме того, я не могла рисковать тем, что Гвен пострадает в процессе.

К тому времени, как я поднялась на верхний этаж, я пыхтела как собака. Мой пиджак и волосы прилипли к шее от пота, а ноги кричат от боли.

Однако все неудобства исчезают, когда я мельком вижу Гвен, привязанную к катящемуся креслу, которое находится в нескольких сантиметрах от края. То есть до края полуразрушенного балкона без перил, с которого ее могут столкнуть на неизбежную гибель.

Вокруг ее рта, почти доходя до ушей, налеплен скотч. Полуденный свет отбрасывает призрачный ореол на ее силуэт в желто-оранжевых тонах. Ее волосы растрёпаны, а глаза почти выпучены, когда она разглядывает темные углы здания и строительный мусор, валяющийся на земле.

Когда она видит меня, влага собирается на ее веках, и на ее лице появляется такое облегчение, какого я никогда не видела.

— Гвен… не волнуйся. Я здесь.

Я бегу к ней.

Мои ноги резко останавливаются, когда из-за угла появляется тень и останавливается рядом с креслом Гвен.

Прошло двадцать пять лет с тех пор, как я видела его в последний раз, и эти годы не прошли для него даром.

У Бруно Локателли злобный взгляд, суженные карие глаза и острый нос. По левой щеке до тонких губ проходит порез, оставшийся после покушения.

Его волосы, которые раньше были черными, теперь почти полностью стали седыми. Он всегда был крупным, но сейчас он переполнен мускулами и жиром.

Единственное, что он передал мне, это свой рост и крепкую костную структуру. В остальном я всегда была похожа на недетскую версию мамы.

— Привет, мой красный георгин.

В его словах с легким акцентом нет ни усмешки, ни насмешки, ни почти никакой обиды.

Я заподозрила, что мой отец ненормальный, после того как увидела, как он убил соседскую собаку за то, что она слишком сильно шумела, а затем он пригрозил убить сына соседа, когда тот пришел спросить о его собаке. Позже я поняла, что он был определенно из антисоциального спектра и использовал жизнь мафии, утоляя свою жажду контроля, крови и манипуляций. Поэтому тот факт, что я помешала его планам, был ему неприятен.

Очень неприятен.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я нейтральным голосом, который не выдает ни моих содрогающихся внутренностей, ни того, как сердце едва не выплескивается на землю.

Я всегда думала, что буду конфликтовать с отцом. Что рано или поздно он найдет меня. И я была готова к этому всю свою жизнь — включая те времена, когда я пыталась возвыситься над ним.

Разница лишь в том, что до этого момента у меня не было ни Гвен, ни Кингсли. У меня не было жизни, которую я хотела защитить всем, что у меня есть.

— Разве можно так приветствовать меня после стольких лет? Разве ты не должна хотя бы обнять меня?

— Ты никогда не обнимал меня раньше. Почему я должна делать это сейчас?

Искаженная ухмылка приподнимает его губы, обнажая золотой зуб.

— Ты всегда была стойкой, мой красный георгин. Я должен был назвать тебя так. Оно подходит тебе больше, чем имя, которое выбрала для тебя твоя мать. Она сказала, что Аспен — это дерево с нежными листьями в форме сердца, трепещущее от легкого ветерка. Мы оба знаем, что твоя мать была безнадежной, и ты совсем не такая, какой она тебя представляла. Несмотря на то, что ты женщина, ты выросла более жесткой, чем все мои мужчины вместе взятые, и даже добровольно выбрала жизнь мафии. Это был дерзкий поступок, за который ты заплатишь. Ты не только выбрала жизнь, за которую заперла меня, но и настроила против меня моего босса. Но если Николо думает, что я отпущу тебя только потому, что он мне это сказал, то он не понимает масштабов моей потребности в мести. Это личное, и у него не было места, чтобы вмешиваться, вот почему я сбежал.

— Ты… сбежал?

Но почему охранник не позвонил мне?

— Он мертв.

Мой отец кружит вокруг Гвен, как смертельно опасное животное, и она следит за каждым его движением, сжавшись в кресле.

— Кто мертв?

— Охранник, которого ты подкупила, чтобы он следил за мной. Я десять раз ударил его ножом в чертово сердце. По одному за каждый год, когда он шпионил за мной для тебя. Да, кстати, у него было двое прекрасных детей, о которых он часто говорил с другими охранниками, так что поздравляю, что ты их сделала сиротами.

Мои пальцы дрожат, но я сжимаю их вместе, отказываясь давать ему ту реакцию, которую он пытается от меня добиться.

— Николо не оставит твое непослушание без внимания. Я теперь работаю на семью.

— Николо может идти в жопу. Я просто двинусь сам по себе, один, после того как позабочусь о тебе. Хотя, должен сказать, мне нравится, какой умной ты стала. Ты унаследовала это от меня. Разве ты не должна поблагодарить меня за это?

— За что именно? — моя кровь закипает, и я двигаюсь к нему, пока не оказываюсь в нескольких шагах от него и Гвен. — За то, что обеспечил мне дерьмовое детство, или за то, что издевался над моей матерью, пока она не покончила с собой? За что я должна быть благодарна?

Выражение его лица не меняется, кажется, что его совершенно не затронула моя вспышка гнева.

— За то, что ты все еще жива и прошла такой долгий путь. Если бы я не попросил своих подчиненных поднять тебя после моего ареста, благодаря твоему предательству, ты бы не столкнулась с достаточным количеством несчастий, чтобы закалить свою душу и изгнать наивность, которую вложила в твое сердце мать. Ты никогда не сможешь стать сильной, если не станешь сломленной.

— Ты… ты был за тетю Шерон и дядю Бобом?

— Конечно. Они все были пешками в моей игре. Я сказал им немного огрубить тебя и подарить тебе красочные воспоминания. Возможно, десять лет назад, когда ты стала адвокатом, ты приставила ко мне охранника, но я наблюдал за тобой каждый шаг твоей жизни. Я попросил своих людей следить за тобой и двух жильцов. Это были Боб и его жена Шэрон. Но эти два идиота все испортили, когда ты забеременела. Я планировал сделать тебя матерью-одиночкой, но Боб и Шэрон опередили других моих людей, которые следили за тобой и говорили о потенциальном отце, и действовали из чистой жадности. Когда они взяли деньги той богатой женщины и позволили тебе сбежать, я избавился от них.

— Но почему?

— Я больше в них не нуждался. Но, видя, как ты сломлена потерей ребенка, я смирился с этим. Это была лучшая пытка, чем то, что ты стала матерью-подростком.

Я качаю головой, борясь со слезами, которые пытаются вырваться наружу.

— Нет. Почему ты все это сделал? Это был твой комплекс бога? Месть?

— Ничего такого незрелого, нет. Это было просто для того, чтобы ты осознала, что твоя жизнь у меня на ладони, мой красный георгин. В тот момент, когда я решу раздавить тебя, я это сделаю. Этот момент настал сейчас.

Он толкает кресло Гвен, и он скользит к краю. Ее приглушенный вскрик звучит в тишине, когда она вот-вот упадет. Я делаю рывок вперед, но он ударяет своим кожаным ботинком по ножке кресла, поймав ее в последнюю секунду.

Клянусь, что срок моей жизни сократился на несколько лет, когда я смотрю в ее огромные, выпученные глаза. Но заставляю себя не шевелиться, даже когда сердце бьется так громко, что я слышу стук в ушах.

— Почему сейчас? — спрашиваю я со спокойствием, которого не испытываю.

Мне нужно, чтобы он заговорил, чтобы отвлечь его, пока не придет помощь.

— Понимаешь, с тех пор как ты отправила меня в тюрьму, я ждал момента, когда у тебя будет все, что ты хотела. Карьера, семья, мужчина. Причина, по которой я не вышел, не в том, что я не мог, а в том, что подходящий момент еще не наступил. Как видишь, я мог сбежать в любой момент, но не сделал этого ради Лучано. Но у меня нет верности тому, кто лишит меня мести. Я заставлю тебя почувствовать, что значит потерять все.

Он толкает кресло, и оно наклоняется к краю так, что наполовину свисает, и только отцовская хватка удерживает ее в вертикальном положении.

Гвен снова кричит, все ее тело впадает в шок. Я проглатываю все звуки, бурлящие в горле, чтобы не испугать ее. И хотя меня разрывает изнутри, я бросаю на дочь ободряющий взгляд и говорю ей то, что обычно говорила ей, поглаживая свой живот.

— Все хорошо, детка. Все будет хорошо. Я защищу тебя.

— Смелое обещание. — раздраженный голос отца прорезается в моей голове, когда он бесстрастно достает телефон, все еще держа Гвен за воротник ее платья. — Мой снайпер на другом конце этой линии уничтожит отца твоего ребенка в мгновение ока.

Мы с Гвен замираем.

— Что?

Он улыбается в своей маниакальной манере.

— Думала, что я облегчу тебе задачу и возьму только твою дочь? И где же тут веселье?

Мои губы дрожат, но я сжимаю их. Если я запутаюсь в эмоциональной петле, в которую он пытается меня заманить, то точно потеряю и Гвен, и Кингсли.

— Скажи мне, чего ты хочешь.

Я поднимаю подбородок, отказываясь трусить.

— Я хочу заставить тебя выбирать. Станешь ли ты смотреть, как мозги твоей дочери взрываются на бетоне внизу, или получишь голову своего любовника на блюдечке? Мне интересно, какой яд ты предпочтешь проглотить, мой красный георгин. Твой ребенок или мужчина, который подарил тебе этого ребенка? Если выберешь ее, она будет ненавидеть тебя до конца своих дней за то, что ты стала причиной смерти ее отца. Если выберешь его, вы будете ненавидеть друг друга за то, что потеряли дочь. Разве это не прекрасная головоломка?

По моей щеке скатывается слеза, когда сценарии, которые он только что нарисовал, повторяются в моей голове, как искаженный фильм.

Я не смогу жить с собой в любом случае. Неважно, какой выбор я сделаю.

Гвен издает болезненный, приглушенный звук, бешено тряся головой и борясь со своими путами.

— Все в порядке, — говорю я с притворной силой.

— Что это будет? — спрашивает мой отец, приставляя пистолет к ее голове.

— Дай мне сначала обнять ее.

Он толкает кресло, и я бегу вперед, но он снова тянет ее назад прямо перед тем, как она упадёт.

— Почему ты выглядишь как труп? У тебя нет чувства юмора? Я всего лишь проверял ее решимость, которая, кстати, крайне слаба.

Мое тело чувствует себя чужим, я глотаю воздух большими глотками, сокращая небольшое расстояние между мной и Гвен.

Мой отец отходит в сторону.

— Так это будет ее отец? Ты ведь понимаешь, что он пожертвовал своей молодостью ради нее? Как думаешь, долго ли ты проживешь, если он узнает, что ты убила его дочь? С его характером он может стать твоим новым злейшим врагом, даже большим, чем я. Хотя за твоими отчаянными попытками спастись от его гнева будет забавно наблюдать.

Я игнорирую его и опускаюсь на колени перед Гвен, затем как можно мягче снимаю с нее скотч.

— Не надо…, — всхлипывает она, как только скотч снят, задыхаясь и с трудом выговаривая слова. — Не выбирай меня, пожалуйста. Я не смогу жить без папы.

Я прижимаю ее голову к своей груди, запустив руку в ее волосы.

Я не знаю, кто дрожит — она или я. Или мы обе.

Мой голос хрупкий, когда я пытаюсь успокоить ее:

— Ш-ш-ш. Все хорошо, Гвен. Все будет хорошо. Я обещаю.

— Пожалуйста… пожалуйста… только не папа… пожалуйста…

Я отступаю назад и глажу ее волосы, убирая их с лица.

— Ты самое прекрасное, что было в моей жизни, Гвен. Я бы получила тебя снова и снова, если бы у меня был выбор. Я люблю тебя больше, чем саму себя.

Две слезы текут по ее щекам.

— Я тоже тебя люблю. Я всегда хотела, чтобы ты была в моей жизни, но не так. Пожалуйста, не выбирай меня… пожалуйста…

Я сжимаю ее в очередном объятии и шепчу ей на ухо:

— Скажи Кингу, что я люблю его.

И с этим я отпускаю ее.

Шокированное выражение на ее лице медленно превращается в осознание, но я не обращаю на нее внимания, поворачиваясь к отцу.

— Так трогательно. Я чуть не прослезился. — говорит он с ничего не выражающим лицом. — Кто же это будет, мой красный георгин?

— Можно я сначала обниму тебя?

Эта просьба застает его врасплох, и он сужает на меня глаза.

— Что за игру ты затеяла?

— Ты хотел обнять меня раньше. Забудь об этом, если не хочешь.

— Думаешь, я на это поведусь?

— Гвен, откатись! — кричу я, отталкивая ее от края так сильно, как только могу.

Когда мой отец видит, то ругается и начинает двигаться к ней, но я использую небольшое отвлечение, прижимая свое тело к его. Он намного больше меня, так что элемент неожиданности играет в мою пользу.

Я бросаю последний взгляд на Гвен и говорю:

— Я люблю тебя.

— Мама, нет!

Звук «мама» из ее уст вызывает улыбку на моих губах, и слеза скатывается по щеке, когда я обнимаю отца и сталкиваю нас обоих с края.

— Я выбираю тебя, ублюдок, — говорю я, когда мы оба падаем вниз.

В последние мгновения мне кажется, что я слышу голос Кингсли, зовущий меня по имени.