Я понял, что стоять мне попросту больно. Свалился на одной колено, покрутил руками, проверяя, не сломаны ли. Лангхо тем временем поднялся, зашагал к арене, хромая и потирая спину. У самой арены разогнался, поднялся, занося кулак, который, казалось, раздувается в размерах.
Неужели внешний зелёный шаодань? С таким мне совладать будет тяжело.
Сил почти не оставалось, переломы ныли и опухали. Действовать надо было быстро.
Я активировал внешний синий шаодань под пяткой. Куда приложить импульс? Куда? Законы физики в нашем сбрендевшем городе работали через раз, но что-то же можно было использовать?
Когда нас разделяло метра два, и Лангхо уже намеревался перешагнуть через канат, я скомандовал ботинкам Лангхо направиться вверх. Бычара сперва крепко приложился затылком о пол, затем взмыл на три метра вверх. После через синий заряд кончился, и туша Лангхо рухнула, проломив деревянный настил и провалившись на полтора метра вниз.
Барахтался он начал за секунду до того, как судья закончил отсчет. Я же после объявления победителя упал на пол ринга и некоторое время ждал, пока ко мне подбегут медики. Сознание поплыло, и показалось, что за эти секунды прошла целая вечность.
Сперва мне сунули в глотку бутыль с «живой» водой производства Сян. Стало ощутимо лучше, но, эх… Была бы здесь сама Сян… я прямо-таки представил тепло еë рук над моей израненной тушкой.
Однако на этот раз еë на трибунах не было. Я не осуждал еë. Рейтинговые бои и помимо турнирной таблицы в эти недели шли не переставая, услуги каждого лекаря с белой чакрой в городе были на вес золота.
— Так-так… господин Гун, — услышал я сверху знакомый голос.
Голос был достаточно строгий, но я сразу понял, что мне достался самый козырный лекарь. Это был тот самый начальник скорой помощи, которого так боялась Сян. Признаться, такого быстрого и эффективного лечения у меня ещё не было — и даже безо всяких традиционных инструментов! Моя тушка на миг словно погрузилась в белёсый сверкающий кокон, тело зажгло, закололо, а затем я вскочил, словно хлебнувший пару литров кофе.
— Так, тише, тише… Не перетрудитесь, юноша, — сказал врач, смахнув пот с лица.
Меня настолько вштырило, что я даже не стал вызывать такси, дошёл до лапшевни на своих, отмахиваясь от стаек журналистов и блогеров. А в лапшевне бабуля Хо громко и вдохновенно отчитывала Сян. Я невольно задержался у входа.
— … Поэтому могла бы и сходить-то! Ты бы видела, как его…
— У меня пациенты, бабуля Хо! Мне даже трансляцию некогда было посмотреть.
— Я тебе говорю, брось ты эти глупости! Ты чего руки опустила!
— Да хватит меня уже уговаривать, бабуля! Ну, какая из меня княжна? Не чета я ему. Дзянь вон — понятно, пусть с ней он и будет. Совет да любовь…
— Кому ты врёшь-то, дурында, ты ж любишь его, и он тебя! Ой, Чан. А это ты. А мы о тебе тут говорим. Долго жить будешь…
Обе сразу замолчали, я молча выпил воды и поднялся наверх.
Через час, уже после заката, в комнату забарабанили.
— Ча-ан? — проищнесли за дверью громким театральным шёпотом.
— Чего?
— Это я. Дзянь.
— Я понял, — вздохнул я.
— Можно мне войти? Я очень-очень хочу войти!
— Нет. Нельзя.
— Почему?
— Ты приставать будешь, Дзянь.
Пауза.
— Ага. Буду. Но мы же никому-никому не расскажем!
— Дело не в этом! — буркнул я.
— Ты что, меня боишься?
— Да. Боюсь. Истечение ци.
— Да брось, это всё глупости, наоборот, легальный допинг, — хихикнула Дзянь. — Я, кажется, поняла, в чём проблема. А давай… давай я к тебе попристаю, а потом скажу Сян, чтобы она к тебе тоже поприставала? Ну, только потом, не сразу.
Я едва не согласился с таким предложением, но спустя секунду возмутился.
— Да… блин, ты чего такое говоришь? Разве так можно?
— А что… Ты знаешь… я же хорошо учила историю, в традиции божественных родов. Полигамия, конечно, редкость, но…
— Дзянь, отвали, а, — как-то даже слишком резко бросил я. — Я очень устал.
— «Отвали-и»⁈ Я обиделась! — раздалось за дверью, а затем второй дверь в коридоре громко хлопнули.
Действительно, что ли, обиделась?
Следующий день — походил на этот. Дзянь ни поздоровалась, за завтраком даже не смотрела в мою сторону, как будто избегала меня. Очень смешная тактика! В итоге я сказал что-то сдержанное, вроде «извини за вчерашнее», а она фыркнула в ответ. Сян, зато, слегка приободрилась, хотя всё ещё вела себя всё ещё достаточно сухо.
— Прости, что не пришла вчера… очень много дел. Господин директор хорошо тебя подлатал и без меня.
— Сян, я не виню, я всё понимаю. Ты молодец.
— Ага, — она поднялась, но я поймал её за руку.
— Сян, знаешь, мне так дофига нужно тебе сказать и объяснить.
— Не стоит… Сейчас — не стоит, — она потупила взор. — Давай после турнира. Если… останешься живым. И если ещё захочешь.
С этими словами — на Дзянь посмотрела. А та, похоже, слышала и всё поняла.
Вот же блин!
Очень хотелось тут какого-то дружеского или отцовского совета, наставления, что ли. Батя вряд ли ответил бы, до Тяма было не дозвониться. Учитель, подумал я — вот самое то. К тому же, разговор на тему прекрасного пола у нас уже случался. Вечером, устав от преследования фанатов, я решил наведаться на рыночную арену к надзирателю Ди, но меня не пустил Прасет и ещё пара парней.
— Он не принимает, — сухо ответил его подчинённый.
Написал ему в мессенджере.
«Учитель, нам надо поговорить.»
«Мне некогда и не о чем с тобой говорить, Чан, — ответил надзиратель. — Я уже всему научил тебя».
Вот так-то! Вот это поворот!
¼ турнира.
За чужими боями я больше не наблюдал. Слышал, что малышка Моти всё-таки размотала Пенга из Троицы, обидчика своего брата. Задавила его плюшевыми пандами едва ли на смерть. Я уж подумал, неужели мне с ней придётся сражаться?
Но нет. В одной четвёртой ей выпала госпожа Шушун. Хозяйка чудесной клизмы сперва порвала в клочья всех плюшевых медведей, для надёжности сорвала гирлянды и всю мишуру со сцены. После крепко загипнозила несчастную мелкую, отчего та сначала билась головой о пол, а затем чуть не задушила себя сама остатками плюшевых мишек. Бой пришлось прервать, и техническую победу засчитали господе Шушун.
После этого организаторы переговорили с эмиссаром и окончательно постановили, что использование артефактов и посторонних предметов на арене строжайше запрещено.
Затем пришёл мой черёд, и выпал мне очередной старый знакомый.
Товарищ Тао-Без-Кнута.
Я смотрел его предыдущие бои, и видел, что он пользовался чем-то вроде гипноза, то есть пурпурным шаоданем, которого у него абсолютно точно не было в арсенале. Значит, использовал артефакт, внешний шаодань, подумал я. А их запретили! Значит, преимущество на моей стороне.
Или нет? Я знал, что ожидать от этого скользкого типа можно всё, что угодно. Поэтому на всякий случай я решил не смотреть ему в глаза, чтобы не поддаться гипнозу.
Это была уже знакомая арена стадиона олимпийского резерва. Прозвучал гонг, и Тао с первых минут оказался куда проворнее, чем я. Я пропустил пару ударов, затем ещё. После взял инициативу в свои руки. Усилил пару хуков циановым шаоданем, едва не отправив наглеца за пределы ограждения.
— Значит, так… — хмыкнул Тао и отошёл в дальний конец ринга.
Вскинул руки, и я вдруг почувствовал, что моя одежда стала каменной. Сперва правая, затем левая рука встали крестом, словно в недрах деревянного саркофага.
Так вот в чём дело, это не гипноз, это телекинетирование одежды! Но это же, блин, незаконно! Это же использование сторонних предметов! Или одежда не входит в их число? Вот же засранец, Тао-Кнут, и тут нашёл лазейку…
Воротник стал стягиваться вокруг моей шеи, резинки на брюках — впиваться в кожу живота. Но прежде чем начать задыхаться — я успел активировать синий шаодань. Попытался при помощи него сдвинуть одежду, однако для этого была нужна сноровка, а такой ювелирной работой при помощи своего синего шаоданя я ещё не занимался.
Тогда я направил остаток силы, чтобы при помощи каната сбить его с ног. Хватка одежды ослабла ровно на пять секунд, прежде чем мой противник поднялся.
Но этих секунд хватило, чтобы принять единственное верное решение.
Да-да. Я сделал именно то, о чём вы подумали. Я скинул всю одежду, оставшись голышом! Ещё и кинул её подальше от ринга.
Комбо: лишение преимущества от личной способности, плюс дизмораль от голого вида соперника!
— Хрена ты меня задушишь шмотками, грязный извращенец. Это теперь посторонние предметы! — провозгласил я.
— Ха! Ха! — заржал Тау-без-кнута. — У нас тут… сосисочная вечеринка!
А затем я всадил ему апперкот с циановым шаоданем, подкинув на пару метров вверх. А затем применил «Брык-с-копыт».
— Сосисочный Чан! Сосисочный Чан! — задекламировали трибуны.
Прозвучало забавно, но я подумал, что это выглядит как не очень хороший эпизод «предвыборной гонки». По дороге обратно я набрал Янсену.
— Срочно замажь всё, что нужно, в видео и удали любые упоминания «Сосисочного Чана».
— Уже в процессе, — хмуро ответил он.
Вернулся я поздно. Наведался всё-таки к Тяму, перетёрли за всё происходящее с девушками.
— Сердце само выберет правильный путь, — сказал он. — Даже не переживай. Всегда так будет.
— А если оно, типа, двухкамерное?
— Ты что, рептилоид? — нахмурился он. — Четырёхкамерное оно у тебя.
— Да не в этом смысле. В смысле… Ну такой вот я двоякий, раздвоенный.
— А, ты в этом плане? Хм… Ну, на такие темы рассуждать мне религия не позволяет! На-ко вот, выпей пальмового пива, отменное!
В Лапшевне было пусто — бабуля Хо теперь всегда по вечерам закрывалась на техническое обслуживание, потому что моей помощи было не дождаться, да и смены выдавались тяжёлыми. Эх, мне бы порешать это как-то… Но руки пока что не доходили.
— Где девочки? — спросил я.
— Наверху твои невесты… — буркнула бабуля Хо. — Смотри там… осторожнее. Они сегодня о чём-то долго спорили и ругались.
— Это, случаем, не после… стрима моего выступления?
— После него.
Признаться, я поднимался наверх с лёгкой опаской.
Дверь в комнату Сян была приоткрыта. Признаться, я подумал о чём-то нехорошем, мало ли бывает грабителей, шантажистов, время-то неспокойное…
— Сян?
— Ага… — раздалось изнутри.
Я бесцеремонно засунул голову в комнату и…
Застыл, потому что мой спинной мозг полностью заблокировал головной. В комнате стояла Сян, полностью-полностью голая, с мокрыми после душа волосами, она их расчёсывала, или что-то такое делала, затем развернулась ко мне… Прошла через всю комнату, схватила за шиворот кимоно, коротко поцеловала.
Сказала:
— Сегодня мы оба видели друг друга голыми…
И захлопнула дверь.
Я стоял ошеломлённый от её внезапного перформанса, а потом пошёл к себе.
Но на этом мои вечерние приключения не закончились: дверь в мою комнату тоже оказалась не заперта. Я включил свет и обнаружил в застеленной кровати Дзянь. Собственно, точно в таком же костюме Евы, как и Сян.
Сладко потянулась, откинув одеяло, хлопнула по подушке:
— Ложись спать!
— Дзянь! Ты чего делаешь!…
— Ты меня обидел, теперь будешь извиняться!
Шею обвили тонкие руки, я поддался, упал на кровать…
А затем из коридора раздалось строгое:
— Истечение ци!
— Я помню! — крикнула Дзянь.
— Вы там опять о чём-то договорились?
— Ага. Ничего не будет. Спи давай.
В общем, в эту ночь мы просто уснули в обнимку — удивительно, как оба сдержались, чтобы не перейти к более серьёзной близости. А утром, конечно же, оказалось, что ни о чём они с Сян не договариливась, а Дзянь, похоже, всё выставила так, как будто у нас состоялась бурная ночь.
В общем, день ото дня обида Сян только увеличивалась. И чем больше Дзянь побеждала в их негласной дуэли, тем больше я думал, что надо отдать предпочтение Сян.
«Двойное энергетическое тело, получается…»
Надзирателю Ди, проложившему свой путь в полуфинал через «свечки», выполненные тушками соперников, выпало сражаться с госпожой Шушун.
И тут тактика обоих дала сбой. Женщин на турнире было меньше, бои между женщинами и мужчинами были неизбежными, но у Надзирателя Ди их доселе не было. Я вообще не мог припомнить, чтобы он когда-то бил женщин.
Они подошли друг к другу и тихо о чём-то говорили. Уже потом кто-то прочитал по губам их диалог.
— Ударь меня, Ди.
— Я не могу, Шушун.
— Ударь. Не заставляй меня делать это. Ты должен победить.
— Прости.
— Я давно простила, Ди. Сейчас не об этом. Ты должен стать правителем. Ударь меня.
— Я не стану.
— Ясно.
После пурпурная чакра на лбу у госпожи Шушун вспыхнула на короткий миг, рука надзирателя Ди дёрнулась, хлестанув соперницу по лицу, она упала на ринг, и рефери выполнил отчёт.
А «Незнакомец в маске» тем временем лютовал и изощрялся. Я намеренно тянул и откладывал просмотры боёв с ним, хотя слухи уже доползали.
Один раз он чуть не выпустил кишки своему сопернику, причём его же собственными ногтями, второй раз — создал область разряженного воздуха вокруг соперника, вызвав не то кессонную болезнь, не то асфиксию.
В одной четвёртой ему выпал главарь железнодорожников, Чуэй «Молот». Тот самый, с сестрицами Киянкой и Кувалдой. Громила махал кулаками перед носом моего брата, но ни один из ударов не попал в цель. А затем он вдруг схватился за рот, вдруг оказавшимся окровавленным. В ладони оказалась пара зубов. Потом — ещё пара. И ещё. С пальцев слезли ногти. Окровавленная рука провела по волосам, и в ней осталась половина шевелюры.
— Следующими будут глаза, — сказал Чжао.
— Нет… Нет! — грозный громила упал на колени. — Остановись! Нет! Перестань!
Ещё пара зубов…
— … Я сдаюсь! Я отдаю тебе победу!…
И глядя на турнирную таблицу я понимал, что именно с ним я встречусь в полуфинале…