Иннокентий 2

Глава 13 Дома

Странно, что в этом будущем прошлом он мог назвать Заволжск именно таким словом. Пусть тот Иннокентий родился и вырос в деревне, но взрослую и такую короткую жизнь начал в этом городке. Все-таки его убили или это трагическая случайность? Странно, но мысли о смерти начали посещать Кешу после той проклятой песни КиШа.

«Ты уже умер! Так какого черта?»

Вставала дилемма — вести себя и дальше, как некий призрак, попавший в семидесятые годы случайно, или вмешиваться в ход истории? А разве своим появлением он уже не сделал так? Что-то целый год Иннокентию подобные мысли в голову не лезли. Некогда было или плевать? Тогда зачем это сейчас, ежели масть в руки пошла?

В мерном колыхании вагона и под стук колес хорошо думается. И юный пожиратель сердец москвичек прикидывал, что он имеет на нынешний час и к чему ему стоит стремиться.

Первое — перспективное место работы. Уже как бы имеется. Правда, в ТАСС он успел побывать лишь пару раз. Много народа, четко уловимое ранжирование. Пробиваться и получать халтуры будет нелегко. Но перспективы… Да и престиж для МГИМошной тусовки вещь немаловажная. Некая подспудная мысль, связанная с пьяным разговором, никак не давала Кеше после той вечеринки покоя. Но опять не могла четко оформиться.

Второе — у него имеется, где жить и безраздельно пользоваться хозяйкиным телом. То есть разом сняты две проблемы. Если быть честным, то три, даже четыре. Вероника ведь время от времени дает попользоваться автомобилем, решая проблему с транспортной доступностью. Зато «Москвич» всегда заправлен и помыт благодаря стараниям Кеши. И зачастую он и забирает с работы свою девушку.

Кстати, а кто она ему? Вроде как официально должна считаться невестой. В СССР нравы одновременно проще и суровей. Назвался грибом, полезай в кузов! Но здесь Москва и более раскрепощенные, сытые семидесятые. Одинокая дама под тридцать не особо кого волнует кроме родителей и соседок пенсионного возраста. Так, в этом недавно построенном доме таких старпеней вроде и нет.

Но проблему стоит хорошенько продумать. Типа знакомства с родителями и прочее. Благо и сама Вероника никуда не спешила. Ждала столько лет и еще подождет. Главное заронить в ней надежду и не давать повода. А с Зиной это сделать будет сложно. Наутро яркая шатенка не раз прилюдно пошутила, что втором этаже больно долго скрипела кровать. Как будто они с Игорьком просто так лежали? Её крики и до них доносились. Вот неймется профурсетке!

Еще одна из решенных проблем привела бы неподготовленного человека из будущего в транс. Но Иннокентий уже год вращался в реалиях «развитого социализма» и потому привык не поражаться пусть и пафосным, но пропахшим нафталином вывертам советского строя. Его уже не удивляли хороший чай и кофе, а также редкие приправы, что не переводились на кухне у гражданки Смирновой. Мало того что раз в две недели он заезжал к ней на работу, увозя с собой вкусно пахнущие пакеты. Вдобавок к регулярным продуктовые наборы полагались к праздникам. Более богатые и насыщенные дефицитом.

Снабжение великой страны имело много особенностей. И если работник рядового предприятия мог получить лишнюю банку сгущенки, то служащий Внешторга палку финской салями или баночку красной икры. И все это по госцене. Закупаться на рынках было удобно, но уже не так выгодно. Кроме богатых наборов множество ништяков подкидывали родители Вероники. Люди также не бедные и неплохо устроившиеся в этой жизни. Москвичом определенно быть выгодно!

Это именно жители столицы первыми осознали прелести грядущего капитализма. Пока братки и новоявленные комсомольцы, выгрызая горло друг другу, делили низ рынка и создавали МММ и кооперативы, чтобы успеть хоть что-то хапнуть, старая гвардия успела похерить настоящие завоевания Союза. Банки, заводы, мощнейшие концерны типа Газпрома, внешнеторговые фирмы акционировались в пользу очень немногих. В их же пользу утекли заграничные ресурсы СССР, а также так называемое «золото партии».

Как происходила дележка миллиардов, никто уже никогда не расскажет. Слишком влиятельные мировые политики получили гешефт с разграбления державы, замазалась практически вся мировая элита. Про бывшую советскую и говорить не стоит. Они продавались оптом и в розницу. Десятки тысяч клерков среднего звена также обогатились. Сотни тысяч поимели долю малую. Любой директор или приближенный к администрации успел хапнуть себе на пенсию.

Продажа акций по завышенной цене, сдача помещений в аренду, использование старых связей для завоза в страну дарового товара, превращенного здесь в курицу несущую золотые яйца. Прибыль исчислялась десятками процентов. Кто в здравом уме от такого подгона откажется? Страну заполонили толпы международных мошенников и проходимцев, христопродавцев и негодяев.

Москвичи же. А что они? Самые успешные перовыми выехали зарубеж, вывозя захапанные капиталы, устроились в уютных местах и жили в свое удовольствие. Мажоры рангом пониже получали неплохие должности и доступ к ресурсам. Они не собирались строить жизнь в «этой стране». Хапали бабла и сваливали по-тихому. Кто-то готовил со школы к этому своих детей, вкладывая в образование. Которое по факту было не хуже, чем в Америках. Никто не работал на собственную Родину и даже не собирался. Бывший СССР был лишь местом стрижки баранов.

«Родина — это где жопа в тепле!»

И потому Иннокентий не питал иллюзий. Все эти мягкосердечные коренные жители столицы в случае чего схарчат тебя и даже не подавятся. Так уж они устроены и воспитаны. Бывшие провинциалы еще хуже. Это он по себе судил. Готовы на все ради своих мещанских целей.

А что, вообще, нужно ему? Чего ты хочешь на самом деле, Кеша?

В таких смурных мыслях Васечкин не заметил, как подкатил к городскому вокзалу. До Заволжска билетов не оказалось, пришлось ехать сначала в областной центр. Так что придется добираться на перекладных. Он подхватил портфель и поспешил на привокзальную площадь. Нужно еще узнать, на какой автобус и где садится. Не успел Иннокентий спуститься, как его окликнули:

— Кеша! Какими судьбами?

Это был Сеня, его земляк по деревне.

— Ты сам здесь откуда?

— Да вот, — Семен кивнул в сторону черной «Волги», — нынче пересел. Руководство вожу. У нас там пути ремонтируют из-за стройки, так приходится отсюда ездить.

— Ага. Вот почему билетов не было, — догадался Васечкин. Вроде уехал из Заволжска в мае, а столько новостей!

— Садись, подвезу.

— Это я удачно зашел.

Васечкин сел на пассажирское сиденье и огляделся. Пусть и не такая модерновая, но «Волга» был комфортной машиной. Широкие, удобные сидушки, есть, куда ноги вытянуть.

— Нравится?

— Ага. Шикардос!

— А то! Жизнь налаживается! Ты как сам?

— Нормально. Нашел москвичку, работу новую в ТАСС.

— Да ты что? — Сеня всегда был жизнерадостен, а сейчас и вовсе светился. Есть такие люди, что искренне радуются успеху других. Без тени зависти.

— Стараемся!

В салоне раздался задорный смех двух здоровых мужиков, у которых все в жизни хорошо.

— Здесь тормознем. Лучшая столовая в районе.

Семен повернул направо и вскоре посреди перелеска показались коровники и характерный для деревни душок.

— Фу!

— Быстро забыл, как родина пахнет!

— Да ну тебя!

Они остановились рядом с колхозной конторой. Из дверей столовой выходили пообедавшие доярки. Одна из них грудастая молодка прикрикнула:

— Ты глянь какой молодец к нам заглянул. Сень, а Сень, ты опять, что ле к Людке со своим обмылком подкатишь?

— Груня, у кого обмылок, а у кого волшебный корень. Ты его потри с любовью и будет тебе щастье.

Доярки грохнули смехом, а Кеша щедро улыбнулся им.

«Узнаю родную деревню. Хлебом не корми, дай позубоскалить!»

— А это что за франт нонече с тобой?

— Иннокентий. Фотокорреспондент из самой столицы.

— Да что вы говорите!

Васечкина изучала дюжина пар женских глаз. Половина еще вполне молодых и еще не потерявших задора. На деревенской работе быстро стареют, больно она жестка к женскому полу. Да и мужикам на ней сполна достается. Иннокентий был одет по моде, в блестящих штиблетах и шляпе.

— Тако, може, т и нас снимет? — Груня была в ударе и начала расстегивать кофточку. — Нам есть что показать трудовому народу.

— Эхма, такого добра и в Москве хватает. Да еще красиво оформленного! В кружевах и панталонах.

— Зато у нас все природное, на парном молочке.

— Спасибо, я подумаю.

Кеша проходя мимо Груни, заметил, что ей и двадцати пяти нет. Нет, в другое время он бы с удовольствием сходил с такой попариться. Но даже вторая жизнь не давала ему развернуться. Обстоятельства!

— Сеня, как хочешь, но я все оплачу. Ты же меня везешь!

— Да мне все равно по пути.

— Знаешь, даже так не каждый возьмет. От всей души!

— Ладно, — засмеялся водитель персоналки, подхватил заставленный тарелками поднос и пошел к свободному столику.

Васечкин также набрался. Когда еще поужинать удастся? Никто его с цветами встречать в Заволжске не будет. Анжеле он позвонил, но точное число не сказал. Да и не было в её голосе особой радости.

— Рассольник хорош! — Сеня подтянул к себе стакан со сметаной, что даже не колыхалась от жирности и быстро освободил его от содержимого. — Чтобы корень стоял! Сегодня с Галкой зажжём. Наконец, её мама к себе уехала.

Кеша улыбнулся. Как мало для счастья надо. Получается, что он еще неплохо устроился. Никто им не мешает. Дом новый, с толстыми стенами, а не коммуналка или панелька, где каждый чих слышен. Он подтянул к себе блюдо с поджаркой и застучал вилкой.

«Обычная столовая в Мухосранске, а кормят лучше, чем в ресторане!»

Вот они странные реалии страны советской. Где густо, а где пусто. И хрен поймешь, чем это регулируется. Наверняка у этих доярок нет проблем с молоком и мясом. И погреб забит овощами. В магазин лишь за хлебом и сахаром ходят. А где-то неподалеку колхоз развалюхи и хрен без соли доедают. Широка страна моя родная!

— Тебя где высадить?

— Если можно, то у «Юпитера».

— Счас быстро, почти по пути.

Они тепло попрощались. Сеня сказал, что если получится, сможет и в область увезти. Он туда часто мотается. Иннокентий оглядел пожухлый бурьян на пустыре и решил не спрямлять. После дождей земля прокисла, не хотелось испачкаться.

— Ой, кто у нас тут приехал! — Людмила Васильевна выскочила из-за стола и кинулась с объятиями к молодому человеку.

Иннокентий даже немного опешил. И знаком он был с ней всего ничего, да и не дружили особо. А встретила, как родного!

— Здравствуйте.

— А чего ж не позвонил? Я бы пирогов напекла. А то эти… — приемщица махнула рукой в сторону двери. — Ну, какие из них едоки?

— Кто-нибудь есть?

— Мартын Петрович. Фрол Никодимыч болеет в последнее время.

У Васечкина защемило сердце. Он ощутил себя виноватым. Хотя старость — это такой процесс… однозначно ведущий к смерти. Ты теряешь родителей, затем друзей детства, а потом она приходит за тобой.

«Ежкин кот! Что за мысли сегодня в голову лезут?»

День какой-то у него печальный. Или устал от Москвы? Её безумного и в прошлом ритма?