Иностранная литература, 2023 № 06

Миньон Эберхарт Расследования Сюзан Дейр Две повести

СЮЗАН Дейр следила за тонкой струйкой голубоватого дымка, неторопливо поднимавшейся от длинного бутона тигровой лилии. Микеле, стало быть, тоже удалось улизнуть. При свете восходящей луны становилось все яснее, что длинная и широкая веранда пуста. Ничто не шевелилось и на посеребренной лунным светом лужайке, слегка понижавшейся в сторону соснового леска.

Сюзан прислушалась, но, не услышав ни стука каблучков Микелы, ни вообще чего-либо, отодвинула в сторону вазу с лилиями, стоявшую на низеньком деревянном диванчике под окном, и задернула бархатные шторы, отгородившись таким образом в оконной нише от дома и едва заметной вражды между его обитателями. Мысль о слиянии с тихой ночью, царившей за открытым окном, утешала и успокаивала.

“Жаль уезжать”, — подумала Сюзан. Но оставаться здесь после происходившего сегодня она не могла. В конце концов, всякому хватит ума распрощаться, когда атмосфера в гостях начинает накаляться. Тонкая струйка дыма, поднимавшаяся от лилии, снова привлекла внимание Сюзан, и она подумала, что лучше бы Микела не вкладывала сигаретные окурки в бутоны лилий.

Откуда-то донесся неясный шум голосов, и Сюзан, сидевшая на диванчике рядом с вазой, еще глубже ушла в себя и затаилась в ночи. Ужин оставил неприятное впечатление, и лишь через час она сможет показаться только для того, чтобы снова улизнуть. Так мило со стороны Кристабель отвести ей домик для гостей — маленький зеленый коттедж за террасой на склоне холма с другой стороны дома (сейчас из окна Сюзан не могла его видеть). К домику вела извилистая тропинка, окаймленная живыми изгородями. Кристабель Фрейм была идеальной хозяйкой, и Сюзан безмятежно отдыхала у нее уже неделю.

Все было чудесно, пока сюда не вернулся Рэнди Фрейм, младший брат Кристабель.

Тогда сразу же приехали другие гости, Джо Бромфель со своей женой Микелой, а с ними появилось и еще что-то, из-за чего от прежней безмятежности не осталось и следа. Старый дом Фреймов с его изящными колоннами, высокими вытянутыми окнами и многочисленными темными уголками остался в точности таким, как был; неподвижный южный воздух, окутанные голубым туманом холмы, тихий сосновый лесок и дорожки с бордюрами в цветнике — ничто не изменилось, но все в целом стало иным.

Голос за зелеными бархатными шторами позвал нетерпеливо:

— Микела! Микела!

Это был Рэнди Фрейм. Сюзан замерла. Она понимала, что за шторами до полу ее туфельки с серебристыми носками не видны. Рэнди, вероятно, стоял у входа в комнату, библиотеку, в оконной нише которой сидела Сюзан, и она видела мысленным взором его рыжие волосы, гибкое молодое тело и нетерпеливое худощавое лицо.

“Не терпится найти Микелу. Идиот, ох, идиот! Неужели не понимает, в какое положение он ставит Кристабель?!”

Послышались быстрые шаги по паркетному полу прихожей и стихли. Сюзан сделала резкое нетерпеливое движение. Мужчины, носившие фамилию Фрейм, были рыжеволосы, галантны, вспыльчивы, беспечны, но Сюзан считала, что еще и невероятно тупы и эгоистичны. Рэнди, без сомнения, обладал всеми этими качествами. В памяти Сюзан всплыли фразы из разговора за ужином. Говорили об охоте на лис — казалось бы, тема для холмов Каролины вполне безобидная. Потом — неужели из-за Микелы? — разговор перешел на конюха, застреленного одним из Фреймов. Случилось это давно, почти забылось и не имело никакого отношения к нынешнему поколению этой семьи.

— Но, — торопливо проговорила Кристабель, — это был несчастный случай. Ужасно. — Она побелела, а Рэнди рассмеялся и сказал, что Фреймы сначала стреляют и лишь потом задают вопросы, и что в верхнем ящике буфета всегда лежит револьвер.

— Вот она где! — раздался голос рядом, и кто-то вдруг раздвинул шторы, за которыми оказался немного раскрасневшийся Рэнди. Увидев платье из тонких кружев и светлые гладкие волосы Сюзан, он переменился в лице.

— О, — сказал он, — я думал, это Микела.

Из коридора потянулись остальные, теперь примерно час предстояло вести себя любезно. Внезапно и необъяснимо атмосфера в доме сделалась напряженной, тяжелой и неприятной.

Рэнди отвернулся и без дальнейших слов ушел, а Трайон Уэллс, проходя по комнате с Кристабель, смотрел на Сюзан и любезно улыбался.

— Сюзан Дейр, — сказал он. — Любуется пейзажем при свете луны, спокойно планируя убийство. — Он покачал головой и повернулся к Кристабель. — Я вам просто не верю, Кристабель. Если эта юная дама что-то и пишет, в чем я сомневаюсь, то нежные стишки о розах и лунном свете.

Кристабель едва заметно улыбнулась и опустилась в кресло. Марс, сияя черным лицом, вносил поднос с кофе. В дверях Джо Бромфель, темнокожий, грузный и в смокинге почему-то казавшийся темпераментным, помедлил, оглядывая прихожую, и вошел в библиотеку.

— Если Сюзан и пишет стихи, — беспечно проговорила Кристабель, — так это ее тайна. Но вы сильно ошибаетесь, Трайон. Она пишет… — серебристый голосок Кристабель умолк. Ее тонкие кисти в нерешительности остановились над подносом с кофейным сервизом, большой аметист на белом пальце, казалось, заполнился дрожащими пурпурными искрами. Наконец она взяла хрупкую старинную чашку и стала наливать в нее из высокого серебряного кофейника. — Она пишет об убийствах, — безо всякого выражения сказала Кристабель, — милых и отвратительных, к раскрытию которых приходит посредством умозаключений. Не помню, вам с сахаром или без, Трайон?

— Одну ложку. Но разве это не для мисс Сюзан?

Трайон Уэллс, приехавший на ужин последним, подтянутый, румяный человек в сером с твердым взглядом и приятными манерами по-прежнему улыбался. Больше всего на свете его, по-видимому, заботила цветовая гамма костюма, ибо он явился в сером твиде в сочетании с идеально подходящими оттенками зеленого — зеленым галстуком, зеленой рубашкой и зелеными полосочками на серых носках. Трайон предварил свое появление телефонным звонком из города, во время которого сообщил, что хочет поговорить с Кристабель о деле и не успеет переодеться к ужину.

— Кофе налить, Джо? — спросила Кристабель, которая очень ловко обращалась с тончайшим фарфором. Очень ловко и изящно, и Сюзан не могла понять, откуда ей известно, что руки у Кристабель дрожат.

Джо Бромфель снова повернул свое мясистое мрачное лицо к прихожей, никого там не увидел и принял кофе из изящных рук Кристабель. Она старалась не смотреть ему прямо в глаза, что нередко бывало прежде и не укрывалось от внимания Сюзан.

— Раскрытие убийств с помощью умозаключений, — задумчиво говорил в это время Трайон Уэллс. — А что, можно раскрыть убийство, руководствуясь умозаключениями?

Вопрос повис в воздухе. Кристабель не отвечала, Джо Бромфель, по-видимому, не слышал.

— Должно быть, — сказала Сюзан. — В конце концов, убивают не только… не только ради убийства.

— Не только для развлечения, вы хотите сказать? — спросил Трайон Уэллс и попробовал кофе. — Да, пожалуй, вы правы. Ну, как бы то ни было, — продолжал он, — приятно думать, что ваш интерес к убийствам не практического свойства.

“Наверно, решил, будто ведет светскую беседу, — подумала Сюзан. — Видимо, не понимает, что всякий раз сказанное им слово "убийство" падает, как тяжелый камень в тишине комнаты”. Она уж собиралась перевести разговор на другую тему, как из прихожей вошли Микела и Рэнди. Он смеялся, она улыбалась.

Заслышав смех Рэнди, Джо Бромфель грузно повернулся ему навстречу. Если не считать смеха Рэнди в длинной комнате, вдоль стен которой тянулись ряды книг, было совершенно тихо. Сюзан тоже смотрела на вошедших. Рэнди держал руку Микелы и покачивал ею, как бы подчеркивая этим дружеский характер их отношений.

“Вероятно, — подумала Сюзан, — целовал ее и крепко прижимал к себе в темноте сада”.

Веки Микелы над неожиданно невыразительными темными глазами были белы. Ее прямые черные волосы, разделенные посередине пробором, туго стягивались в узел на довольно толстой белой шее. Губы она накрасила темно-красной помадой. Сюзан знала, что Микела родом из Новой Англии, что это имя дала ей при крещении ее мать, романтическая натура, и что дочка с тех пор стремилась жить красиво, чтобы ему соответствовать. “Или искупить его”, — мелькнуло в голове у Сюзан, и ей захотелось взять юного Рэнди за большие оттопыренные уши и как следует встряхнуть.

Микела направилась к креслу и повернулась к Сюзан обнаженной спиной с г-образной красной линией, оставленной на кремовой коже манжетой мужской сорочки. Ошибиться было невозможно. Джо Бромфель также заметил эту красную линию, не мог не заметить. Сюзан уставилась в свою кофейную чашку и горячо пожелала, чтобы Джо Бромфель не обратил внимания на этот отпечаток манжеты, а затем спросила себя, почему желает этого так горячо.

— Кофе налить, Микела? — спросила Кристабель, и что-то в ее голосе вдруг показалось Сюзан невыносимым. Она поднялась с места и едва слышно сказала:

— Кристабель, дорогая, с твоего позволения… Мне надо кое-что записать…

— Разумеется, — заколебалась Кристабель. — Но погоди… я провожу тебя.

— Не позволяй нам тебя удерживать, Кристабель, — лениво проговорила Микела.

Кристабель повернулась к Трайону Уэллсу и умело предотвратила его попытку сопровождать себя и Сюзан.

— Я скоро, Трайон, — сказала она. — Вернусь, и поговорим.

В памяти Сюзан запечатлелась такая картина: длинная комната, там и сям на полу под лампами пятна яркого света, одна из ламп прямо над креслом, в котором она только что сидела, вокруг этих светлых пятен лужицы теней. Желтый атлас платья Микелы, рыжая голова и узкие черные плечи Рэнди. Джо, грузная безмолвная фигура, задумчиво следит за этой парой. Трайон Уэллс в сером, подтянутый, любезный. И Кристабель, рыжие лоснящиеся волосы, высоко поднятая голова на изящной шее, она идет легкой походкой, окруженная складками шифона приглушенно-муарового цвета, посередине комнаты останавливается, берет у Трайона сигарету, наклоняется к поднесенной им зажигалке, и аметист у нее на пальце сверкает в свете пламени.

Сюзан и Кристабель пересекают вымощенную плиткой пустую веранду и поворачивают в сторону террасы.

Их туфельки беззвучно ступают по бархатной траве. Над прудом с лилиями в ночном воздухе висит тяжелый цветочный аромат.

— Слышала самца лягушки-быка нынче ночью? — спросила Кристабель. — Похоже, он теперь постоянно живет у нас в пруду. Прямо не знаю, что с ним делать. Рэнди грозится его застрелить, но мне его жаль. Он, конечно, мешает спать, ревет половину ночи. Но, в конце концов, даже лягушки-быки имеют право на жизнь.

— Кристабель, — сказала Сюзан, стараясь не показаться невежливой. — Мне надо идти. У меня… работа.

Кристабель остановилась лицом к Сюзан. Они как раз оказались у начала тропинки, которая, извиваясь между живыми изгородями, вела к домику.

— Не надо оправдываться, Сюзан, милая, — ласково сказала Кристабель. — Ты это из-за Бромфелей?

Сюзан хотела ответить, но ей помешал жуткий звук, похожий на вой. Он возник и набирал силу над освещенными луною холмами. Сюзан лишь ахнула, а Кристабель быстро проговорила, хоть и не без запинки:

— Это всего лишь собаки. Воют на луну.

— Не сказать чтобы жизнеутверждающе, — сказала Сюзан. — Как будто подчеркивают… — Она умолкла, едва не сказав, что вой подчеркивает уединенность дома.

Кристабель свернула на тропинку, ведшую к домику. Здесь было темнее, и огонек сигареты слабо освещал ее лицо красным.

— Если Микела еще раз затолкает бычок в бутон, я ее убью, — спокойно сказала Кристабель.

— Что?

— Я сказала: убью ее, — повторила Кристабель. — Нет, разумеется, не убью. Но она… ох, Сюзан, ты же видишь, что происходит. Ты не могла не заметить. Она много лет назад выбрала себе Джо, а теперь наметила Рэнди.

Сюзан, которая в темноте не могла видеть лицо своей собеседницы и была рада этому, сказала что-то насчет безрассудной страсти и молодости Рэнди.

— Ему двадцать один, — возразила Кристабель. — Мы с Джо в этом возрасте должны были пожениться. Вот почему Микела тогда оказалась здесь — в качестве гостьи на свадьбе и прочих вечеринках. — Они прошли несколько шагов в молчании. — А накануне свадьбы уехала вместе с Джо, — добавила Кристабель.

— Он с тех пор изменился? — спросила Сюзан.

— Если имеешь в виду наружность, — ответила Кристабель, — то не знаю. Возможно. Душа, должно быть, изменилась. Но я и не хочу знать.

— Разве нельзя отправить их отсюда?

— Рэнди поедет за ними.

— Трайон Уэллс не сможет помочь? — без особой надежды спросила Сюзан. — Впрочем, я не знаю. Может быть, поговорить с Рэнди?

Кристабель покачала головой.

— Рэнди и слушать не станет. Дух противоречия делает его упрямым. Кроме того, он не любит Трайона — успел занять у него слишком много.

Не в духе Кристабель было предаваться горестным мыслям. Одна из собак завыла снова, к ней присоединились остальные. Сюзан поежилась.

— Ты замерзла, — сказала Кристабель. — Ну, беги к себе, и спасибо, что выслушала. И… пожалуй, лучше тебе уехать, милая. Я задерживала тебя, мне с тобой как-то спокойнее. Но…

— Нет-нет, я останусь… Я не знала…

— В домике будешь одна, но не бойся. Собаки сразу услышат, если у нас появится посторонний. Спокойной ночи, — быстро проговорила Кристабель и ушла.

В домике для гостей было уютно, тепло и спокойно, Сюзан села читать, пока не стало клонить в сон, и она испытала лишь краткое и мимолетное удовлетворение от того, что книгу написала ее соперница на литературном поприще. Но и после этого она спала беспокойно, и, среди прочего, ей вдруг пришло в голову, что ей повезло с этим домиком для гостей: она здесь одна и в полной безопасности.

Утро выдалось туманным и прохладным.

Было, наверно, около половины десятого, когда Сюзан приоткрыла дверь на крыльцо, увидела, что все вокруг скрыто густым белым туманом и решила надеть резиновые сапоги. Трайон Уэллс, мелькнуло у нее в голове при виде собственного отражения в зеркале, не сможет этим утром сказать ей ничего лестного. И в самом деле в своем вязаном костюме с собранными на затылке гладкими волосами и в очках она походила на продрогшую и равнодушную сову.

Листья лавров вдоль мокрой тропинки поблескивали от влаги, холмы виделись как серые расплывшиеся пятна. В белом большом доме было тихо, и рядом с ним она никого не заметила.

И вот тогда она услышала приглушенный туманом шум падения чего-то тяжелого.

Сначала Сюзан подумала, что это Рэнди все-таки застрелил лягушку-быка.

Но пруд находился чуть ниже по склону, и там никого не было.

Кроме того, звук донесся со стороны дома. Сюзан медленно ступала по промокшей траве, по скользким ступенькам и влажной плитке. Затем она вошла в дом.

От широкой прихожей начинался коридор, шедший вглубь дома, и в дальнем его конце Сюзан увидела Марса, который бежал от нее, расставив черные руки и, как она смутно сознавала, что-то крича. Он скрылся из виду, а Сюзан подошла к двери в библиотеку, расположенную по левую сторону коридора.

Открыв ее, она замерла.

В глубине комнаты, поперек подлокотника кресла, обитого зеленой камкой[16], того самого, в котором она сидела накануне вечером, лежал человек. Это был застреленный Джо Бромфель, и сомнений в том, что он мертв, быть не могло.

У его ног валялась будто соскользнувшая на пол газета. Бархатные шторы на окне позади убитого были задернуты.

Сюзан пригладила волосы. Думать она была не в состоянии и, должно быть, опустилась на табуретку, стоявшую у двери, ибо на ней и оставалась, когда в библиотеку вбежали Марс с перекошенным лицом и Рэнди, белый, как и бывшая на нем пижама. Оба возбужденно что-то говорили и рассматривали револьвер, который Рэнди поднял с пола. Затем откуда-то пришел Трайон Уэллс, остановился возле Сюзан, издал восклицание, свидетельствовавшее о том, что он не верит своим глазам, и тоже бросился в глубину комнаты. Потом появилась Кристабель, тоже остановилась у порога и на глазах Сюзан стала совсем другим человеком, незнакомой женщиной, съежившейся и серолицей, которая жутким голосом произнесла:

— Джо… Джо…

Это видела и слышала только Сюзан. Но первый вопрос задала Микела, спешившая по коридору:

— Что это был за шум? Что… — потеснив Кристабель, она протиснулась в библиотеку.

— Не смотри, Микела!

Но Микела не послушалась и внимательно рассмотрела сначала убитого, а затем всю комнату и спросила:

— Кто его убил?

Мгновение в библиотеке царила полная тишина.

Затем Марс прочистил горло и обратился к Рэнди:

— Я не знаю, кто его убил, миста Рэнди. Но я видел само убийство. И я видел руку, которая его убила.

— Руку! — завизжала Микела.

— Тихо, Микела, — сказал Трайон Уэллс. — Что ты имеешь в виду, Марс?

— Мне больше нечего сказать, миста Трайон. Я шел вытереть пыль в библиотеке и как раз подходил к этой вот двери, и тут услышал выстрел, а из этих бархатных штор торчала рука. И я видел руку и видел револьвер, и я… не знаю, что я тогда сделал. — Марс вытер со лба пот. — Наверно, побежал звать на помощь, миста Трайон.

Снова последовало молчание.

— Чья же это была рука, Марс? — тихо спросил Трайон Уэллс.

Марс поморгал, и вдруг все увидели, что он очень стар.

— Миста Трайон, как перед Богом, не знаю. Не знаю.

Рэнди подался вперед.

— Это была мужская рука?

— Может, и мужская, — медленно проговорил старый слуга, глядя в пол. — Но точно я не знаю, миста Рэнди. Я только и видел, что красный перстень на ней.

— Красный перстень? — закричала Микела. — Что ты хочешь сказать…

Марс обратил к Микеле удрученное лицо, отвергавшее ее и все, что она сделала его дому.

— Красный перстень, миз Бромфель, — сказал Марс со своего рода достоинством. — Он как бы сверкал. И был красным.

Через мгновение Рэнди недоверчиво засмеялся.

— Но в доме нет ни единого красного перстня. У нас никто рубинами не увлекается, — он вдруг замолчал. — Послушай, Трайон, может, лучше перенести его на диван? Как-то нехорошо оставлять так.

— Пожалуй, — сказал Трайон Уэллс, двинувшись к телу. — Помоги-ка, Рэнди.

Молодой человек сжался, а Сюзан неожиданно обрела дар речи.

— Послушайте, нельзя! Нельзя… — она замолчала. Трайон и Рэнди посмотрели на нее с удивлением. Микела тоже повернулась в сторону Сюзан, одна лишь Кристабель не пошевелилась. — Нельзя трогать тело, — продолжала Сюзан, — ведь это убийство.

На этот раз слово прозвучало в длинной комнате веско, в полном соответствии со своим значением. Трайон Уэллс пожал плечами, скрытыми под серой тканью.

— Сюзан совершенно права, — сказал он. — Совсем забыл, если вообще знал: да, трогать нельзя. Придется послать за доктором, шерифом, следователем, так я думаю.

Потом Сюзан осознала, что если бы не Трайон Уэллс, общее смятение превратилось бы в безумие. Он спокойно принялся распоряжаться: отправил бледного и нездорового на вид Рэнди одеваться, позвонил в город, попросил, чтобы тело подобающим образом прикрыли, и даже велел Марсу принести всем горячего кофе. Трайон, проворный, расторопный, толковый, был одновременно везде: и здесь, и там, и повсюду — и на втором этаже, и на первом, за всеми присматривал и, наконец, встретил возле дома шерифа. Сюзан все это время, ничего не говоря, сидела рядом с Кристабель в прихожей на двухместном диванчике, тогда как Микела беспокойно ходила туда-сюда у них перед глазами, прислушивалась к телефонным разговорам, пила горячий кофе и своими невыразительными черными глазами за всеми следила. Ее красный с белым спортивный костюм, багровые браслеты и серьги выглядели неуместными в доме, где насильственной смертью умер человек.

Кристабель же казалась манекеном, который автоматически пил кофе, сидел молча, прямо и неподвижно. Аметист у нее на руке время от времени загорался, только он и казался рядом с нею живым.

Постепенно Сюзан избавилась от потрясения, лишившего ее дара речи, но продолжала испытывать страх, ужас и странное болезненное сострадание к убитому. Но вот она увидела Рэнди, сбежавшего по широкой лестнице. Он был в свитере, рыжие волосы гладко причесаны, и она вполне осознала, что он уже более не бледен, не болен и не напуган, но напротив, настороже и вполне готов ко всему, что может последовать. А последует, подумала Сюзан, по всей вероятности, много чего.

Так и вышло.

Вопросы… вопросы. Добрый доктор, суровый следователь и просто наблюдательный шериф, все они без конца задавали вопросы. Не давали времени подумать. Не давали времени понять. Время отводилось только на то, чтобы дать самый лучший из возможных ответов.

Постепенно из ответов стали вырисовываться факты. Их было немного.

Револьвер принадлежал Рэнди и был взят из верхнего ящика буфета. Когда — никто не знал или, по крайней мере, не пожелал сообщить.

— Все знали, что он там, — угрюмо сказал Рэнди.

На револьвере, скорее всего, должны были обнаружиться отпечатки пальцев Рэнди или Марса, поскольку именно они подняли его с пола.

Об убийстве никто ничего не знал, и ни у кого не было алиби, кроме Лиз (чернокожей служанки) и Минни (поварихи), которые вместе находились на кухне.

Кристабель писала письма у себя в комнате. Она слышала выстрел, но подумала, что это Рэнди застрелил лягушку-быка в пруду. Но потом услышала шаги Рэнди и Марса, сбегавших по парадной лестнице, поэтому решила тоже спуститься. Просто чтобы узнать, что убили человека.

— А что еще, по-вашему, это могло быть? — спросил шериф про выстрел. Но Кристабель ответила, что не знает.

Марс разбудил спавшего Рэнди, который выстрела не слышал. Они с Марсом поспешили вниз в библиотеку. (Марс, как выяснилось, поднялся наверх по узкой черной лестнице из кухни.)

Трайон Уэллс спустился по склону холма к почтовому ящику, находившемуся перед фасадом дома и, возвращаясь, слышал приглушенный звук выстрела, но о случившемся не знал до прихода в библиотеку. Рассказав это, Трайон устроил небольшую сенсацию: снял с руки перстень, показал его так, чтобы все видели, и спросил у Марса, не этот ли перстень тот видел на руке убийцы. Сенсация, однако, оказалась недолгой, ибо большой прозрачный перстнень был зеленым, под цвет щегольского галстука Трайона.

— Нет, сэр, миста Трайон, — сказал Марс. — Я видел красный перстень на руке убийцы. Ясно его видел, и он был красным.

— Это, — сказал Трайон Уэллс, показывая свой перстень, — изумруд с изъяном. Я спросил потому, что, кажется, я тут единственный ношу перстень. Но, я полагаю, справедливость требует, чтобы все наши пожитки обыскали.

После чего взгляд шерифа скользнул по багровому пятну на белой руке Кристабель, и он мягко заметил, что этим уже занимаются, и спросил, не расскажет ли миссис Микела Бромфель, что ей известно об убийстве.

Но миссис Микела Бромфель, пожалуй, чересчур энергично заявила, что ей ничего не известно. Она гуляла в сосновом леске, вызывающе сказала Микела, искоса взглянув на Рэнди, который вдруг покраснел всем своим худощавым лицом. Она слышала хлопок, но не поняла, что это выстрел. Движимая любопытством, она вернулась в дом.

— Окно, находившееся за телом, выходит на сосновый лесок, — сказал шериф. — Не видели ли вы там кого-нибудь, миссис Бромфель?

— Никого, — уверенно отвечала Микела.

— Что ж, в таком случае, вероятно, вы слышали лай собак? — Шериф, по-видимому, знал, что конуры находятся сразу за сосновым леском.

Но Микела не слышала и собак.

Кто-то из собравшихся при этом беспокойно пошевелился, а шериф покашлял и сказал, хоть в этом и не было никакой необходимости, что бродяг в округе нет, и опрос продолжался. Он тянулся томительно долго, но никто так и не сказал, как Джо Бромфель встретил свою смерть. И уже когда шериф наконец собирался отпустить всех и говорил со следователем, один из его подчиненных пришел доложить о результатах обыска. В доме посторонних не обнаружено. По следам, оставленным на полу, ничего заключить не удалось. Французские окна позади убитого приоткрыты, красного перстня в доме нигде нет.

— По крайней мере, найти его нам не удалось.

— Ну, ладно, — сказал шериф. — Пока это все, дамы и господа. Но буду признателен, если до завтра останетесь здесь.

На всю жизнь Сюзан в подробностях запомнит этот тихий долгий день. После первых минут потрясения он казался таинственно-естественным, будто за одним событием должно было последовать другое, а сразу за этим третье, и каждое логически вытекало из предыдущего. Даже случай после полудня, сам по себе ничтожный, но оказавшийся в дальнейшем таким важным, был естественен и не заключал в себе ровно ничего удивительного — Сюзан познакомилась с Джимом Бёрном.

Познакомилась уже под вечер мучительно долгого дня, который провела с Кристабель, как-то чувствуя, что, несмотря на, казалось бы, очевидное оцепенение, та все же благодарна Сюзан за компанию. Но в воздухе между ними присутствовало нечто, не имеющее названия, о чем нельзя было говорить и в то же время на что нельзя было не обращать внимания, и Сюзан испытала облегчение, когда Кристабель наконец приняла снотворное и погрузилась в сон, в котором оставалась такой же неподвижной, как во время бодрствования.

Выйдя на цыпочках из комнаты Кристабель и спустившись по лестнице, Сюзан никого не видела, хоть и слышала голоса, доносившиеся из-за закрытой двери библиотеки.

Сюзан вышла через широкую парадную дверь, прошла по террасе над прудом с лилиями и глубоко вдохнула насыщенный влагой воздух.

Итак, произошло убийство. Не просто убийство, но убийство человека, которого все находившиеся в доме знали, и именно это обстоятельство сказывалось самым ужасным образом. Во-первых, все были напуганы. Сначала испытали примитивный страх перед собственно убийством — перед нарушением табу, по следам которого шел страх более цивилизованный, страх перед законом, страх, побуждавший заботиться о собственной безопасности.

Сюзан повернулась к живой изгороди и оглянулась. Белый дом величаво стоял среди садов так же, как это было при нескольких поколениях предков нынешних хозяев. Но он утратил безмятежность и теперь был омрачен насилием. Убийством. Он сохранял достоинство и величавость и будет тяготеть к прошлому, как тяготела и будет тяготеть Кристабель к его охранительным ритуалам.

Убийца ли Кристабель? Не оттого ли она так подавлена, не оттого ли у нее такое серое лицо? Или это оттого, что она знает, что убийца — Рэнди или кто-то другой?

Сюзан не замечала человека, сидевшего на крылечке ее домика, и едва не наткнулась на него. Она невольно вскрикнула, хотя, как правило, на нервы не жаловалась. Он сидел, ссутулившись, надвинув себе шляпу на глаза и подняв воротник пальто, и что-то быстро писал в блокнот. Услышав ее сдавленный возглас, он вскочил на ноги, повернулся в ее сторону и снял шляпу — все это одним движением.

— Не разрешите ли воспользоваться вашей печатной машинкой? — спросил он.

Глаза у него были очень светлые, голубые и живые, черты лица отличались приятной асимметрией, а лоб благородной шириной; рот, казалось, много смеялся; форма подбородка предупреждала, что его обладатель ни от кого не примет дерзости; волосы уже начинали редеть, но пока не седели. Кисти рук неожиданно оказались изящными.

— Скрытный, — подумала Сюзан. — Ужасно впечатлителен. Ирландец. Что он тут делает?

Вслух же она сказала:

— Да.

— Хорошо. Без машинки не могу писать с достаточной скоростью, но, знаете ли, хочу закончить эту историю непременно сегодня. Мне сказали, вы писательница. Моя фамилия Бёрн. Джеймс Бёрн. Я журналист. Веду криминальную хронику. Вообще-то работаю в чикагской газете, здесь в отпуске. Не ожидал, что тут случится убийство, так что сегодня пришлось заняться обычной работой Сюзан открыла дверь в небольшую гостиную.

— Машинка здесь. Бумага нужна? Там рядом целая стопка.

Бёрн, как собака на кость, сразу набросился на машинку. Сюзан понаблюдала за ним некоторое время, поразилась скорости, с какой он печатает, и тому, что, казалось, нисколько не обдумывает текст.

В маленьком камине уже были сложены дрова. Вскоре Сюзан растопила камин, села рядом с ним и позволила пламени и стуку печатной машинки себя успокаивать. Перед ее мысленным взором проходили впечатления дня, получалось подобие фильма. Но это был мрачный фильм, Сюзан стало жутковато, и она испытала облегчение, когда Джим Бёрн вдруг, не переставая печатать, сказал:

— Послушайте, вы ведь Луиз Дейр, верно?

— Сюзан.

Он перестал печатать и посмотрел на нее.

— Сюзан. Сюзан Дейр, — задумчиво повторил он. — Слушайте, а не та ли вы Сюзан Дейр, которая пишет детективные рассказы?

— Да, — настороженно призналась Сюзан, — я та самая Сюзан Дейр.

Судя по выражению лица, он не поверил.

— Но вы…

— Если скажете, — с шутливой угрозой заметила Сюзан, — что я не похожа на автора детективов, я не разрешу вам печатать на моей машинке.

— Вы ведь, наверно, по самые уши в этой каше, — предположил он.

— Да, — сказала Сюзан, снова посерьезнев. — И нет, — добавила она, глядя в огонь.

— Не выдавайте себя, — сухо сказал Джим Бёрн. — Не говорите опрометчиво.

— Именно это я и намерена сделать, — сказала Сюзан. — Я здесь гостья, подруга Кристабель Фрейм. Я не убивала Джо Бромфеля. И все остальные здесь мне безразличны, а вернее сказать, лучше бы мне их вообще не видеть.

— Но судьба Кристабель Фрейм, — тихо заметил журналист, — вам далеко не безразлична.

— Да, — серьезно сказала Сюзан.

— Все сведения я собрал, — тихо продолжал журналист. — Это было несложно. Фреймов тут все знают. Одного не могу понять, почему именно она застрелила Джо. Это должна была сделать Микела.

— Что? — пальцы Сюзан впились в плетеные из ивовой лозы подлокотники кресла, она пыталась встретить взгляд светлых голубых глаз, смотревших на нее поверх машинки.

— Это должна была сделать Микела. Она тут у вас возмутитель спокойствия.

— Но Кристабель не могла…

— Могла-могла, еще как могла, — устало произнес журналист. — Самые разные люди могут совершать самые странные поступки. Кристабель могла убить. Но я не могу понять, зачем ей было убивать Джо и дать Микеле уйти безнаказанной.

— У Микелы, — тихо сказала Сюзан, — был бы мотив.

— Да, у нее есть мотив. Избавиться от мужа. Но такой же мотив и у Рэнди Фрейма. Точно такой же. А его здесь называют Красным Фреймом — импульсивен, беззаботен, воспитан так, что… легко прибегает к насилию.

— Но Рэнди спал… наверху…

— Да, да, знаю я это все. А вы в момент выстрела подходили к дому со стороны террасы, а Трайон Уэллс ушел за почтой, а мисс Кристабель писала письма наверху, а Микела гуляла в сосновом леске. Но ни у кого нет алиби. Дом расположен так, что Трайон Уэллс и Микела не могли видеть друг друга. И всякий мог выпрыгнуть из окна и уже через минуту как непричастный войти в библиотеку из коридора. Знаю я это все. Кто был за шторами?

— Бродяга, — робко предположила Сюзан. — Взломщик…

— Взломщик отпадает, — пренебрежительно усмехнулся Бёрн. — Собаки бились бы в истерике. Это кто-то из вас. Кто?

— Не знаю, — сказала Сюзан. — Я не знаю! — повторила она срывающимся голосом, и знала это, и пыталась овладеть собой, и все сильнее сжимала подлокотники кресла. Джим Бёрн тоже это знал и вдруг встревожился.

— Ох, послушайте же, — воскликнул он. — Да не смотрите вы на меня так. Не плачьте. Не…

— Я не плачу, — сказала Сюзан. — Но это была не Кристабель.

— То есть, — участливо заметил журналист, — вам не хочется, чтобы это была Кристабель. — Что ж… — Он взглянул на наручные часы. — Ну и ну, — сказал он, собрал исписанные листы и встал. — Сделаю-ка я одну вещь. Не ради вас, а так, просто. Буду вынашивать часть моей истории до завтра, а у вас за это время появится возможность доказать, что ваша Кристабель его не убивала.

Сюзан растерялась и нахмурилась.

— Вы меня не понимаете, — энергично продолжал журналист. — Дело вот в чем. Вы пишете детективные рассказы, мне доводилось прочесть парочку. Они неплохи, — поспешно добавил он, глядя на Сюзан. — Вот вам возможность попытаться распутать реальное преступление.

— Но я не хочу… — начала Сюзан.

— Нет, хотите, — перебил он тоном, не допускающим возражений. — На самом деле вам придется. Видите ли… ваша Кристабель под подозрением. Вы ведь знаете, что перстень, который она носит…

— Когда вы его видели?

— Разве это имеет значение? — нетерпеливо воскликнул он. — Журналист все видит. Мы говорим о перстне.

— Но он с аметистом, — как бы защищаясь, сказала Сюзан.

— Да, — мрачно согласился Джим. — Он с аметистом. А Марс видел красный камень. И видел его, как теперь стало ясно, на правой руке. Руке, в которой был револьвер. И Кристабель носит свой перстень на правой руке.

— Но, — повторила Сюзан, — это же аметист.

— Гм, — произнес журналист. — Это аметист. А недавно я спросил у Марса: “Как называется вон то цветущее вьющееся растение?” А он говорит: “С красными цветками, сэр? Это глициния”.

Джим замолчал. У Сюзан сдавило сердце.

— Цветки были, конечно, пурпурные, — тихо сказал журналист. — Цвета темного аметиста.

— Но Марс узнал бы перстень Кристабель, — сказала Сюзан, немного подумав.

— Может быть, — ответил журналист. — А может, он вообще не хотел упоминать об этом красном перстне. Возможно, впервые заговорив о нем, Марс был напуган. Может, у него не было времени разобраться со своими впечатлениями.

— Но Марс… Марс признался бы в убийстве, он не стал бы…

— Верно, — серьезно сказал Джим Бёрн. — Не стал бы. Эта теория выглядит убедительно. Но так не бывает. Люди не убивают и не признаются в убийстве за кого-то другого. Если мы говорим о предумышленном убийстве, а не о пьяной драке, когда может случиться все что угодно, должен быть мотив. И тут у нас сильный, глубоко личный и эгоистический мотив — не забывайте! — побуждающий к безотлагательному действию. Мне надо спешить. Итак, посылать мою историю о глицинии?..

— Нет, — сказала Сюзан, и у нее перехватило дыхание. — Ох, нет. Пока не посылайте.

Джим взял со стола шляпу.

— Спасибо за машинку. Собирайтесь с мыслями и принимайтесь за работу. В конце концов, об убийствах вы что-то знать должны. Пока.

Дверь затворилась, треснуло полено в камине. Сюзан долго оставалась неподвижной, потом пересела к письменному столу, придвинула к себе лист желтой писчей бумаги и написала карандашом: “Действующие лица; возможные мотивы; зацепки; вопросы”.

— Удивительно, — подумала она, — насколько реальная жизнь отличается от своей имитации в литературе, но до чего же они похожи. Как ужасно похожи!

Она еще писала, когда властный стук в дверь заставил ее карандаш воткнуться в желтую бумагу, а сердце уйти в пятки. Однако оказалось, что это всего лишь Микела Бромфель, которой требовалась помощь.

— Ох, мои ноги, — жаловалась Микела. — Кристабель спит или что-то в этом роде, а слуги на кухне боятся даже собственных теней. — Она замолчала и ткнула себе пальцем сначала в одно бедро, потом в другое. — У тебя есть какая-нибудь мазь? Я просто с ума схожу. Это ведь не комариные укусы. Даже не знаю, что это. Смотри!

Она села, задрала белую юбку, и, скатав тонкие чулки, обнажила алые полосы с неровным верхним краем, кольцом охватывавшие пухлые белые ноги повыше колен.

Сюзан посмотрела и едва не захихикала.

— Это н-ничего, — сказала она, сотрясаясь от сдерживаемого смеха. — Всего лишь чигу[17]… Сейчас найду что-нибудь. Спирт.

— Чигу, — недоуменно повторила Микела. — Это что такое?

Сюзан ушла в ванную.

— Мелкие насекомые, — крикнула она оттуда. “Где спирт?” — Их много в сосновых лесах. Сейчас обработаю, к утру все пройдет. — Сюзан взяла склянку и через спальню вернулась в крошечную гостиную.

У двери она резко остановилась. Микела стояла, читая, у письменного стола. Увидела Сюзан и заморгала своими невыразительными темными глазами.

— Ой, — сказала Микела, — рассказ пишешь?

— Нет, — сказала Сюзан. — Это не рассказ. Вот спирт.

Под прямым взглядом Сюзан Микела, не выпуская склянки со спиртом, раскатала, подтянула и пристегнула чулки, после чего довольно поспешно ушла. Ее красные браслеты позвякивали, пурпурные ногти выглядели так, будто она окунула их в кровь.

— Больше всего меня бы устроило, — хладнокровно подумала Сюзан, — если бы из тех немногих, кто мог убить Джо Бромфеля, убийцей оказалась именно Микела.

И тут Сюзан стало дразнить странное воспоминание. Даже не столько воспоминание, сколько воспоминание о воспоминании. Оно, дразня, плавало на периферии сознания — что-то такое, что она когда-то знала и теперь не могла вспомнить. Это было мучительно. То, что она хотела вспомнить, все время ускользало, и это могло свести с ума.

Наконец Сюзан сознательно прогнала это воспоминание и вернулась к работе. Кристабель и аметист. Кристабель и глициния. Кристабель.

Было уже почти темно, когда под продолжавшимся слабым дождем Сюзан направилась к большому дому.

У живой изгороди из кустов лавра она встретила Трайона Уэллса.

— О, привет, — сказал он. — Где вы были?

— В домике, — сказала Сюзан. — Я все равно ничем не могла быть полезной. Как Кристабель?

— По словам Лиз, она все спит — и слава богу. Боже, ну и денек выдался! Вам бы лучше не ходить одной в такое время. Я провожу вас до домика.

— Шериф и его люди уехали?

— На время. Но вернутся, так я думаю.

— Узнали что-нибудь новое — об убийце?

— Не знаю. Они ведь не могут разглашать. Но не слышал, чтобы тут что-нибудь раскопали. Меня попросили не уезжать, — он быстро несколько раз затянулся сигаретой и проговорил с раздражением: — Ну, попал я в историю. У меня сделка, время дорого. Я брокер, сегодня вечером надо быть в Нью-Йорке… — Он вдруг замолчал. В это время из мрака выплыл Рэнди, бледное худощавое лицо, поблескивающий мокрый макинтош. — А, Рэнди! Проводим мисс Сюзан до крыльца?

— Неужели Сюзан боится знаменитого бродяги? — спросил Рэнди и неприятно засмеялся.

“Выпил, — не без тревоги подумала Сюзан. Трезвый Рэнди был непредсказуем, но пьяный мог быть опасен. — Нельзя ли что-нибудь с ним сделать? Нет, пусть уж лучше Трайон Уэллс разбирается”.

— Этот бродяга, — громко говорил Рэнди. — Вы его не бойтесь. Джо ведь не бродягой каким-нибудь застрелен. И все это знают. Вы в полной безопасности, Сюзан, если только у вас нет улик. Есть у вас какие-нибудь улики, Сюзан?

Рэнди взял Сюзан под локоть и нетерпеливо подтолкнул.

— Она тихоня, Трайон, — продолжал он, — все видит, но ничего не говорит. Держу пари, у нее хватит улик, чтобы нас всех отправить на виселицу. Улики, вот что нам нужно. Улики.

— Ты пьян, Рэнди, — твердо сказала Сюзан, стряхнула с локтя его руку, посмотрела в его худощавое лицо, казавшееся в сумерках таким белым и осунувшимся, и вдруг ей стало жаль его. — Пойди прогуляйся, — сказала она уже более дружелюбно. — Все будет хорошо.

— Как было, так уже никогда не будет, — не унимался Рэнди. — Никогда не будет, и знаете почему, Сюзан?

“Сильно пьян, — подумала она. — Гораздо сильнее, чем показалось сначала”.

— Потому что это Микела его застрелила, — не унимался Рэнди, — да, сэр.

— Заткнись, Рэнди.

— Не доставай меня, Трайон. Я знаю, что говорю. А от Ми-келы, — с пьяной откровенностью признался он, — меня тошнит.

— Идем, Рэнди, — на этот раз Трайон Уэллс взял Рэнди под руку. — Я позабочусь о нем, мисс Сюзан.

В обезлюдевшем доме было холодно. Кристабель все еще спала, Микелы не было видно, и Сюзан в конце концов велела Марсу принести поднос с ужином в домик. Тихо, как дух умершего, стремящийся к месту своей прежней жизни, в дождливой темноте она вернулась туда же.

Но если Сюзан и походила на духа, то на духа испуганного.

Она никого не встретила ни на террасе, ни на темной тропинке, хотя все время ощущала рядом чье-то присутствие. Неужели так всегда кажется после убийства, что кто-то маячит вверху, плещет черными крылами и выжидает момента, чтобы спикировать на очередную жертву?

— Чепуха, — вслух произнесла Сюзан. — Чепуха, — повторила она и вдруг со всех ног пустилась бежать и бежала до самого крыльца.

Однако коротать вечер в одиночестве ей не пришлось, ибо на крыльце, терпеливо ожидая ее, уже сидела Микела.

— Ты не возражаешь, — сказала она, — если я у тебя переночую? В домике две кровати. Видишь ли… — Она нерешительно умолкла, воровато избегая взгляда Сюзан. — Я боюсь.

— Чего? — выдержав паузу, спросила Сюзан. — Или кого?

— Не знаю, кого или чего, — призналась Микела.

После долгого молчания Сюзан заставила себя сказать:

— Если нервничаешь, оставайся. Тут безопасно.

А про себя подумала: “Да так ли это?”

— Марс принесет ужин, — добавила она.

Микела сделала нетерпеливое движение толстой белой рукой.

— Можешь считать это нервами, хотя у меня во всем теле ни единого нерва. Но когда Марс придет с ужином… Сначала все-таки убедись, что это именно он, а уж потом открывай. Ладно? Впрочем, насчет этого не знаю. Но у меня с собой револьвер… он заряжен. — Микела полезла в карман, а сидевшая Сюзан вдруг выпрямилась. Она, так хорошо разбиравшаяся в револьверах, что, узнав об этом, всякий полицейский арестовал бы ее на основании одних только подозрений, тем не менее чувствовала себя очень неуютно в непосредственной близости от оружия.

— Испугалась? — спросила Микела.

— Вовсе нет, — ответила Сюзан, — но револьвер вряд ли понадобится.

— Да уж надеюсь, что нет, — мрачно сказала Микела и стала смотреть в огонь.

После этого, как потом вспоминала Сюзан, говорить было как будто бы больше не о чем. Они сидели молча, когда Марс принес ужин.

Через некоторое время Микела вдруг снова заговорила:

— Я не убивала Джо, — сказала она и после долгого молчания вдруг продолжала: — Кристабель не спрашивала тебя, как спланировать это убийство и остаться безнаказанной?

— Нет!

— О, — лицо Микелы приняло странное выражение. — Я думала, она попросила тебя спланировать. Ведь ты… так много знаешь об убийствах, и вообще.

— Она не просила, — твердо проговорила Сюзан. — И, уверяю тебя, я не планирую убийства для своих подруг. Пойду укладываться.

Микела пошла за Сюзан в спальню и там положила револьвер на тумбочку между двумя кроватями.

Если предыдущая ночь была полна тяжелыми предчувствиями, то эта стала просто кошмаром. Сюзан крутилась с боку на бок, ни на минуту не забывая, что и Микела не спит и беспокойно ворочается.

По-видимому, Сюзан все-таки уснула, ибо, вздрогнув, проснулась, села на кровати и сразу заметила какое-то движение в комнате и на фоне окна различила неясный контур человеческой фигуры. Это была Микела.

— Ты что делаешь? — спросила Сюзан, подойдя к ней.

— Тихо! — шепотом отвечала прижавшаяся лицом к стеклу Микела. Сюзан тоже посмотрела за окно, но там все было черно.

— Там кто-то есть, — прошептала Микела. — Еще раз двинется, буду стрелять.

Сюзан вдруг поняла, что то, холодное, как лед, что прикасалось к ее руке, было револьвером.

— Не будешь, — сказала Сюзан и отняла у Микелы оружие. Та ахнула и повернулась к ней. — Ложись. Нет там никого.

— Откуда ты знаешь? — обиженно возразила Микела.

— Я не знаю, — сказала Сюзан, сама себе удивляясь, но сжимая рукоятку револьвера. — Но точно знаю, что перестрелку начнешь не ты. Если до перестрелки вообще дойдет. Я сама, — с апломбом заявила Сюзан. — Иди ложись.

Но еще долго после того, как Микела легла и затихла, Сюзан сидела, выпрямившись, сжимая в руке револьвер и прислушиваясь.

Ближе к рассвету из мешанины неясных мыслей явилось воспоминание о воспоминании, что-то такое, что она раньше знала, а теперь забыла. На этот раз Сюзан пыталась проследить ход своих рассуждений в надежде вспомнить нужное по ассоциации. Сначала она думала об убийстве и возможных подозреваемых. Что если Микела не убивала Джо? Тогда остаются Рэнди, Кристабель и Трайон Уэллс. Ей не хотелось, чтобы убийцей оказалась Кристабель, поэтому Кристабель не должна была быть убийцей. Тогда оставались Рэнди и Трайон Уэллс. У Рэнди мог быть мотив, а у Трайона Уэллса — нет. Трайон Уэллс обычно носил перстень, а Рэнди — нет. Но в перстне Уэллса изумруд, а перстень Кристабель Марс назвал красным. Красным… Как бы он назвал алый браслет Микелы? Розовым? Но это не перстень, а браслет. Сюзан заставила себя еще раз пройти всю цепочку умозаключений в надежде наткнуться на беспокоивший ее призрак мысли, что-то очень банальное, но такое, что никак не удавалось вызвать в сознании. А ей это очень требовалось. Требовалось именно сейчас.

Проснувшись, она с ужасом обнаружила, что лежит, прильнув щекой к револьверу, и оттолкнула его. Тут же пришло осознание, что начался новый день, а с ним явились и задачи, которые срочно требовалось решить.

“Сначала Кристабель”, — подумала Сюзан, и сердце у нее тоскливо сжалось.

Микела все дулась и молчала. Пересекая террасу, Сюзан посмотрела на увитую глицинией садовую решетку. Побеги отяжелели от пурпурных цветков цвета темного аметиста.

Кристабель сидела у себя. На коленях у нее стоял поднос с завтраком, она невидящим взглядом смотрела в окно и, казалось, постарела на несколько лет, как бы усохла. Кристабель трогательно пыталась ответить на немногочисленные вопросы Сюзан, но ее ответы ничего нового не дали. Чувствуя, что подруге необходимо побыть в одиночестве, Сюзан неохотно ушла. Уже совсем немного оставалось до возвращения Джима Бёрна, а ей нечего было сказать ему. Нечего, если не считать подозрений.

Рэнди не вышел к завтраку, который прошел в темноте и во время которого все чувствовали себя неловко. В темноте потому, что Трайон Уэллс сказал что-то о своей головной боли и выключил электрический свет. Неловко потому, что иначе и быть не могло. Микела явилась завтракать в тонком костюме — опять красном. Дразнивший призрак парил в сознании Сюзан, но исчезал при каждой попытке вспомнить.

Незадолго до конца завтрака Сюзан позвали к телефону. Звонил Джим Бёрн, он сообщил, что приедет через час.

На террасе Трайон Уэллс догнал Сюзан и спросил:

— Как там Кристабель?

— Не знаю, — медленно проговорила Сюзан. — Она выглядит… оцепеневшей.

— Хотел бы я облегчить ей эту ношу, — сказал он. — Но я и сам попал в ситуацию. Ничего не могу поделать. Правда. Я, разумеется, говорю о доме. Неужели Кристабель не говорила?

— Нет.

Трайон Уэллс задумчиво посмотрел на Сюзан и медленно продолжал:

— Сейчас расскажу, и она меня за это, я знаю, не осудит. Видите ли, все трагически просто. Не могу удержаться. Дело вот в чем. Рэнди без ведома Кристабель занимал у меня деньги под залог дома с участком. Занимал снова и снова и сорил деньгами. Теперь она, конечно, знает. Но сейчас мой бизнес оказался в тяжелом положении, и мне придется законным порядком вступить во владение домом. Под залог дома я смогу взять в долг достаточно денег. Они нужны мне самому и позволят вести дела еще несколько месяцев. Понимаете?

“Не эти ли новости так удручали Кристабель?” — подумала Сюзан и кивнула.

— Мне самому все это вовсе не нравится, — сказал Трайон Уэллс. — Но что я могу поделать? А тут еще смерть Джо… — он помолчал, рассеянно вынул из кармана портсигар и достал сигарету. Огонек зажигалки показался Сюзан неожиданно ярким. — Для нее… это ад, — продолжал Уэллс, выдыхая дым, — но что я могу поделать? Свой бизнес надо спасать.

— Понимаю, — медленно проговорила Сюзан.

И вдруг, глядя на зажигалку, она наконец поняла. Все было просто, изумительно просто, как зажигалка.

— Позвольте сигарету? — сказала она, и собственный голос показался ей удивительно твердым и спокойным.

Уэллс смутился, сообразив, что сам предложить не догадался, полез в карман, достал портсигар и потом, давая прикурить, поднес горящую зажигалку. Сюзан неторопливо закуривала и, закурив, сказала:

— Спасибо, — и добавила так, как если бы все это было заранее спланировано: — Не разбудите ли Рэнди, мистер Уэллс? Пошлите его, пожалуйста, сейчас же ко мне.

— Что ж, разумеется, — сказал Уэллс. — Вы в домике будете?

— Да, — сказала Сюзан и побежала к себе.

Она сидела, склонившись, над листом желтой бумаги, когда пришел Джим Бёрн.

Он выглядел отдохнувшим, настороженным и, казалось, готов был проявить снисходительность. Стало быть, полагал, что ей ничего не удалось.

— Итак, — кротко сказал он, — нашли убийцу?

— Да, — сказала Сюзан Дейр.

Джим Бёрн так и сел.

— Я знаю, кто убил Джо, — просто сказала она, — но не знаю — почему.

Джим Бёрн достал из кармана носовой платок и короткими прикосновениями промокнул себе пот со лба.

— Может быть, — предложил он, — расскажете?

— Рэнди будет здесь с минуты на минуту, — сказала Сюзан. — Но все очень просто. Видите ли, последняя зацепка оказалась единственным доказательством. Я знала, что Кристабель не могла убить его по двум причинам. Первая — она в принципе неспособна убить живое существо. Вторая — она все еще его любила. И я знала, что это не Микела, потому что она на самом деле трусиха. И потом у Микелы есть алиби.

— Алиби?

— В то утро она действительно долго находилась в сосновом лесу. Думаю, ждала Рэнди, который проспал допоздна. Она долго пробыла в леске, и это доказывается тем, что ее буквально загрызли чигу. А они водятся только в сосновых лесах.

— Так, может, она была там накануне?

Сюзан решительно покачала головой.

— Нет-нет, я чигу знаю. Если б ее покусали накануне, то ко времени ее прихода ко мне укусы бы уже не зудели. И после полудня она тоже не могла быть в леске, потому что тогда там были только люди шерифа.

— Выходит, в таком случае остаются Рэнди и Трайон Уэллс.

— Да, — согласилась Сюзан. Теперь, когда предстояло сказать главное, она почувствовала дурноту и слабость. Неужели она даст свидетельство, из-за которого ее ближнему суждено отправиться долгой и бесславной дорогой, имеющей такой трагический конец?

Джим Бёрн читал ее мысли.

— Вспомните о Кристабель, — тихо сказал он.

— Ох, помню, — кивнула Сюзан. Она переплела пальцы обеих рук, и в это время на крыльце послышались шаги Рэнди.

— Просили меня зайти, Сюзан? — спросил он, войдя.

— Да, Рэнди, — отвечала она. — Прошу сообщить, не был ли ты должен Джо Бромфелю. Я имею в виду деньги… или… что-нибудь еще.

— Откуда вы узнали? — спросил Рэнди.

— Выдал ли ты ему вексель? Или что-нибудь в этом роде?

— Да.

— Что служило залогом?

— Дом… он целиком принадлежит мне…

— Когда ты должен был вернуть долг? Отвечай, Рэнди!

Он вскинул голову.

— Вы, я полагаю, говорили с Трайоном, — в голосе Рэнди был слышен вызов. — Ну что ж, я должен был вернуть долг до того, как Трайон получил свой вексель. Я ничего не мог поделать. Я приобрел кое-какие акции на деньги, взятые в долг. Мне пришлось…

— Итак, дом, по сути, принадлежал Джо Бромфелю? — холодно спросила Сюзан. Дом Кристабель. Брат Кристабель.

— Ну, да… если хотите, назовите это так.

Джим Бёрн тихо поднялся с места.

— А после Джо Бромфеля дом должен был перейти к Микеле, если бы она знала о своем праве на него и воспользовалась бы этим правом?

— Не знаю, — сказал Рэнди. — Никогда об этом не думал.

Джим Бёрн хотел было заговорить, но Сюзан жестом остановила его.

— Это правда, он действительно об этом не думал, — устало проговорила она. — А я думала, что убил не Рэнди, потому что ему на самом деле не так уж нужна была Микела, чтобы ради нее идти на такое преступление. Так вот, Джо Бромфеля убил Трайон Уэллс. Его вынудили обстоятельства. Требовалось заставить замолчать Джо, завладеть векселем и, возможно, уничтожить его, чтобы самому иметь чистый титул[18]на дом. Рэнди, был ли вексель при Джо?

— Да.

— Но на теле его не нашли?

На этот вопрос ответил Джим Бёрн:

— Ничего подобного нигде не нашли.

— В таком случае, — сказала Сюзан, — с момента обнаружения убитого и до приезда шерифа — тогда же начался обыск — только вы с Трайоном Уэллсом были наверху и имели возможность обыскать комнату Джо, найти вексель и уничтожить его. Ты это сделал, Рэнди?

— Нет… нет! — сказал он и покраснел.

— Тогда, значит, Трайон Уэллс нашел и уничтожил вексель. — Она нахмурилась. — Откуда-то ему было известно, что вексель у Джо. Не знаю откуда. Возможно, они говорили о нем, и Джо проговорился, где находится вексель. Времени обыскать тело у Уэллса не было, но он знал…

— Может быть, — неохотно сказал Рэнди, — это я ему сказал. Видите ли, я знал, что Джо держит вексель в футляре для писем. Он… сам мне говорил. Но мне и в голову не приходило завладеть векселем.

— Он мог распоряжаться этим знанием по своему усмотрению? — спросил Джим Бёрн.

— Нет, — сказал Рэнди, краснея. — Я… просил его никому не говорить.

— Я вот думаю, — сказала Сюзан, отворачиваясь от Рэнди, который сейчас выглядел совсем жалким, — как Трайон Уэллс намеревался заставить замолчать тебя?

— Ну, — вяло произнес Рэнди, немного помолчав, — все это не делает мне чести, но и нет нужды на это напирать. Я никогда об этом не думал… я думал… о Микеле. Думал, это все она. Я получил урок. Но если он уничтожил вексель, как вы сможете все это доказать?

— С помощью твоего свидетельства, — сказала Сюзан. — И, кроме того, есть же еще и перстень.

— Перстень? — повторил Рэнди, а Джим Бёрн подался вперед.

— Да, — сказала Сюзан. — Я и забыла. Но я помнила, что Джо в момент убийства читал газету. Шторы позади него были задернуты, поэтому для чтения ему пришлось бы включить свет над своим креслом. Когда я вошла в библиотеку, свет не горел, иначе бы я это заметила. Так что убийца перед тем, как исчезнуть, дернул за шнур выключателя. И с тех пор тщательно избегал всякого искусственного света.

— О чем вы говорите? — воскликнул Рэнди.

— Но ему приходилось по-прежнему носить перстень, — продолжала Сюзан. — По счастливому стечению обстоятельств в первый вечер он был без него. Я полагаю, цвет камня вечером оказался бы неподходящим к его зеленому галстуку. Но сегодня утром он закуривал, и я увидела.

— Увидели что, скажите ради бога?! — вырвалось у Рэнди.

— Что камень в перстне вовсе не изумруд, — ответила Сюзан. — Это александрит. Он изменил цвет от света зажигалки.

— Александрит! — воскликнул Рэнди. — Это что же такое?

— Это камень, который выглядит красно-пурпурным при искусственном свете и зеленым при дневном, — коротко объяснил Джим Бёрн. — Я и забыл, что такие бывают. Вряд ли видел когда-нибудь. Они редки… и дороги. Дороги, — медленно повторил Джим Бёрн. — Этот стоил жизни…

— Но если Микела знает о векселе, — перебил Рэнди, — Трайон, выходит, может убить и ее… — он вдруг замолчал, подумал немного и достал сигарету. — И пусть себе, — легкомысленно закончил он.

Стало быть, это Трайон Уэллс бродил ночью возле домика, если вообще это был человек. Вероятно, он не знал, насколько осведомлена Микела о своих правах, но точно знал, что сможет разделаться и с нею, и с Рэнди, который так много ему задолжал.

— Микела пока не знает, — медленно проговорила Сюзан. — Но когда скажешь ей, Рэнди… может быть, ее устроит денежная компенсация. А ты, Рэнди Фрейм, должен заполучить этот дом, хотя бы ради Кристабель, и заполучить его честно.

— Ну а теперь, — с воодушевлением сказал Джим Бёрн, — к шерифу! И к моей истории.

В дверях он остановился и посмотрел на Сюзан.

— Можно потом заеду? — спросил он. — Воспользуюсь вашей машинкой.

— Заезжайте, — сказала Сюзан Дейр.

НО это же все выдумки! — сказала Сюзан Дейр в телефонную трубку. — Нельзя же просто так испугаться. Обычно пугаются все-таки чего-то. — Она подождала, но ответа не последовало. — Хочешь сказать, — через некоторое время продолжала Сюзан, понизив голос, — что я должна поехать в совершенно незнакомый дом в гости к совершенно незнакомой женщине?

— Незнакомой тебе, — сказал Джим Бёрн. — Тебе, заметь, не мне.

— Но ты же говоришь, что никогда ее не видел…

— Не тараторь, — решительно прервал ее Джим Бёрн. — Конечно, никогда не видел. Слушай, Сюзан, попробуй все-таки понять. Эта женщина — Каролина Рей, из тех самых Реев.

— Совершенно ясно, — сказала Сюзан. — И поэтому я должна ехать к ней на дом выяснять, отчего у нее случаются нервные приступы. Собрать в сумку все, что может потребоваться на несколько дней, которые я проведу у нее в качестве гостьи. Извини, Джим, но я человек занятой. Мне на этой неделе рассказ сдавать и…

— Я серьезно, — сказал Джим.

Сюзан вдруг замолчала. Он действительно говорил серьезно.

— Тут… не знаю, как объяснить, Сюзан, — продолжал Джим. — Просто… ну, ты же знаешь: я ирландец. С чудинкой. Не смейся.

— Я не смеюсь, — сказала Сюзан. — Объясни, что ты от меня хочешь.

— Ну, просто… понаблюдать. Опасности как будто бы нет, не понимаю, откуда она может взяться. Для тебя-то есть. Сюзан поняла, что поедет.

— Сколько там Реев, и что, по-твоему, должно случиться?

— Реев четверо. Но я не знаю, что там творится и что привело Каролину в такой ужас. Ужас я услышал в ее голосе, только это и заставило меня обратиться к тебе.

— Какой номер у этого дома? — спросила Сюзан.

Он назвал.

— Это к северу от города, — сказал Джим. — Один из этих старых высоких домов с узким фасадом. Не ремонтировался, кажется, со времени смерти старого Ифинеаса Рея, близкого друга моего отца. Не знаю, почему Каролина позвонила именно мне. Может, думала, что сотрудник газеты наверняка догадается, что делать. Так… сейчас посмотрим… Вот… Каролина. Дочь Ифинеаса Рея. Дэвид — его внук и племянник Каролины, а также единственный мужчина в доме, если не считать слуги. Дэвид молодой, ему, насколько я понимаю, еще нет тридцати. Отца и мать потерял еще в детстве, оба умерли.

— Получается, там три женщины?

— Естественно. Это Мари, удочеренная старым Реем, но похожа на него больше, чем остальные. Потом Джессика — кузина Каролины, она всегда жила с Реями, потому что ее отец умер еще молодым. Эти три женщины считаются сестрами, хотя на самом деле это не так. Но наследство старый Ифинеас Рей разделил между ними поровну.

— И живут вчетвером?

— Да. Дэвид не женат.

— Это все, что известно? — спросила Сюзан, догадавшись по интонации.

— Больше сказать нечего. Негусто для начала, верно? Просто, — серьезно добавил Джим Бёрн, как будто это все объясняло, — она была так… так ужасно напугана. Я о старой Каролине.

Сюзан внимательно перечитала адрес и снова спросила:

— Так чего же она испугалась?

— Понимаю, это покажется странным, но… по-моему, она и сама не знает.

До пяти часов пополудни оставалось менее четверти часа. От озера, теряясь в ранних зимних сумерках, поднимался темный туман. Сюзан Дейр нажала на кнопку звонка у широкой старинной двери и стала ждать. На улице уже горели фонари, но в доме, куда она приехала, не светилось ни одного окна, все они были закрыты шторами. За тяжелой дверью скрывалась тайна.

Но Сюзан здесь ждали, по крайней мере, ждала Каролина Рей. О приезде договорились по телефону. Сюзан прикидывала, что могла бы Каролина сказать о ней другим домочадцам; что велел сказать Джим Бёрн, чтобы объяснить появление Сюзан. И — вдруг мелькнула мысль — что за человек эта Каролина?

Мелодия этой песенки, такт которой Сюзан сейчас отбивала коричневыми полуботинками на шнурках, преследовала ее неотвязно, как модный шлягер. Но вот в оконце над дверью появился свет. Сюзан глубоко вдохнула холодный влажный воздух и напряглась. Дверь вот-вот должна была отвориться.

Наконец она открылась, и Сюзан в лицо пахнуло теплом. Перед нею была высокая затянутая в корсет женщина в пышных юбках, а за нею — тускло освещенная прихожая.

— Что вам угодно? — спросил из полумрака хриплый голос.

— Я — Сюзан Дейр, — представилась Сюзан.

— Ох, да-да. — Фигура посторонилась, и дверь открылась еще шире. — Входите, мисс Дейр, мы вас ждем.

Потом Сюзан вспоминала свои колебания у порога, пока за нею закрывалась дверь, знаменуя тем самым конец и одновременно начало чего-то.

— Я — мисс Джессика Рей, — сказала женщина, повернувшись к Сюзан.

Джессика. Стало быть, это та самая кузина.

Перед нею стояла высокая ширококостная женщина с мясистым смуглым лицом, густыми, серыми от седины, собранными на макушке волосами и длинными сильными руками. Одевалась она по давно прошедшей моде, и, глядя на ее наряд, Сюзан не могла определить, к какому времени эта мода относилась.

— Мы вас ждали, — сказала Джессика. — Каролины, однако, нет дома, ей пришлось выйти в город. — Проходя прямо под лампой и мимо вытянутого в высоту зеркала, она задержалась.

У Сюзан складывалось неясное впечатление о доме как о хранилище старинных вещей. Зеркало в широкой позолоченной раме давало искаженное отражение. Тут было много мрамора: в больших мраморных урнах росли папоротники, повсюду стояли статуи.

— Пройдемте наверх в вашу комнату, — сказала Джессика. — Каролина говорила, вы поедете в Чикаго на несколько дней. Сюда, пожалуйста. Сумку можно оставить здесь. Джеймс отнесет ее наверх потом. Сейчас его тоже нет дома.

Сюзан поставила на пол свой чемоданчик и пошла следом за Джессикой. Массивные стойки перил на лестничных площадках и сами деревянные перила покрывала резьба. На лестнице под ковром было подложено еще что-то пышное и мягкое. В доме стояла полная тишина. Чем выше поднимались они по лестнице, тем становилось все более жарко и душно.

На верхней площадке Джессика всем своим сильным телом повернулась к Сюзан.

— Будьте добры, подождите минутку, — сказала Джессика. — Не знаю точно, в какую комнату вас…

Сюзан жестом выразила готовность подождать, и Джессика свернула в коридор, уходивший в тыльную часть дома.

Такая невыносимая жара стояла в этом доме, такая тишина! В доме, набитом старинной мебелью и почти одушевленными статуями!

Сюзан чуть пошевелилась. Неприятный дом. Но Каролина чего-то боялась — ведь не просто тишины, жары и как будто задумавшихся старых стен, хранивших свои тайны. Заглянув в коридор, Сюзан положила ладонь на стойку перил. Резная верхушка стойки, как ей показалось, сдвинулась у нее под рукой, самым странным образом подтвердив ее впечатление, что дом живет собственной жизнью.

Затем Сюзан заглянула в открытую дверь комнаты, то ли спальни, то ли гостиной, расположенной в самом начале коридора. Там, на столе, в центре ярко освещенного круга стояла лампа с абажуром, а рядом, со стороны двери, в проем которой смотрела Сюзан, сидела женщина с книгой на коленях.

Это должна была быть Мари Рей, старшая из домочадцев, удочеренная, но более остальных похожая на старого Ифинеа-са Рея. Сюзан могла видеть ее лишь как силуэт на фоне полуосвещенной комнаты — грубоватый профиль мясистого лица, тугой узел лоснящихся черных волос, пышная грудь под черным шелком. Мари, должно быть, не подозревала о Сюзан, ибо не оборачивалась. Эта крупная расслабленная фигура, по-видимому, находилась в терпеливом ожидании. Огромная черная пау-чиха, выжидающая в паутине теней. Выжидающая, но чего?

Поиски ответа на этот вопрос не сняли бы нервное напряжение, которое Сюзан испытывала все сильнее. От жары у нее кружилась голова, и мысли принимали странное направление. Назвать безобидную старушку черной паучихой оттого лишь, что на ней платье из лоснящегося черного шелка! Мари Рей, насколько Сюзан могла судить, по-прежнему не замечала ее, но в тени на столе вдруг что-то пошевелилось.

Сюзан присмотрелась и чуть не ахнула.

На столе беспечно сидело серое существо. Серое длиннохвостое существо побольше кошки. Оно сдвинуло крышку с коробочки и запустило в нее свои крошечные ручки.

“Да это же обезьяна, — подумала Сюзан, чувствуя, что находится на грани истерики. — Паукообразная обезьяна — так, кажется, они называются — с крошечным личиком”.

Существо рывками поворачивало головку в разные стороны, озабоченно поглядывало по сторонам, одновременно деловито жуя леденец. Сюзан она не замечала и ею не заинтересовалась, вероятно оттого, что расстояние между ними было слишком велико. Вдруг что-то в этой сценке поразило Сюзан своей нереальностью.

“Все это жара”, — подумала она и повернулась в сторону коридора, откуда приближался шорох юбок. Джессика, подойдя, посмотрела на Сюзан, потом в открытую дверь комнаты и холодно улыбнулась.

— Мари глухая, — сказала она. — Пожалуй, даже не подозревает, что вы здесь.

— По-видимому, так.

— Я ей скажу… — Длинной рукой Мари сделала неуклюжий жест, как будто боялась выронить что-то, зажатое под мышкой, и повернулась, собираясь войти в полуосвещенную комнату. Обезьянка резко обернулась на шорох ее серого шелкового платья, проницательно взглянула черными глазками, соскочила со стола, пробежала по комнате и спряталась под старым диваном.

Джессика не стала бранить обезьянку.

— Мари, — громко и четко произнесла она.

Последовала пауза. Теперь Сюзан видела лишь силуэт серых шелковых юбок Джессики. Обезьянка с отсутствующим видом принялась лизать себе руку.

— Да, Джессика, — таким голосом, лишенным всякой интонации, могла говорить лишь давно оглохшая женщина.

— У нас тут Сюзан Дейр — помнишь? — дочка подруги Каролины. Хочешь ее повидать?

— Повидать? Нет. Сейчас — нет. Потом.

— Очень хорошо. Нужно тебе что-нибудь?

— Нет.

— А твои подушки?

Едва сгибавшаяся спина склонилась над Мари, и Джессика поправила ей подушку. Затем повернулась и пошла к выходу из комнаты, а Сюзан заметила, что, как только Джессика повернулась спиной к обезьянке, та выскочила из-под дивана и запрыгала по комнате в направлении стола с лежащими на нем леденцами. Сюзан это поразило.

“Всего лишь донельзя избалованная обезьянка, — подумала Сюзан. Несмотря на стоявшую в доме жару, по спине у нее пробежал холодок. — И зачем держать обезьяну в доме?”

— Сюда, — уверенно сказала Джессика, и Сюзан впереди нее пошла по коридору в спальню. Именно такую она и ожидала здесь увидеть.

Но остаться в одиночестве и убедиться в прочности викторианской мебели Сюзан не пришлось: Джессика не намеревалась уходить. Под пристальным, почему-то лишавшим присутствия духа взглядом ее черных глаз Сюзан сняла свою шляпку, показавшуюся сейчас такой нелепой, пригладила светлые волосы и положила пальто на подлокотники кресла, а Джессика тотчас поместила ее одежду в огромный мрачный гардероб.

— Слуг, — сказала она, — сейчас нет дома: у девочки-служанки и Джеймса полдня выходные, а повариха ушла за покупками. — Джессика помолчала. — Вы моложе, чем я ожидала, — добавила она вдруг. — Ну что, пойдемте вниз?

Пока они спускались по лестнице к гостиной, где-то медленно пробили часы, после чего старческим вибрато сыграли протяжную мелодию.

— Пять, — сказала Джессика. — Каролина скоро должна вернуться. И Дэвид тоже, он обычно приходит вскоре после пяти. Если нет дождя. Иногда его задерживает транспорт. Но сегодня дождя нет!

— Только туман, — сказала Сюзан и повиновалась движению длинной серой руки Джессики, указавшей ей на кресло. Кресло, впрочем, оказалось неудобным. Неловким вышло и продолжение разговора, ибо Джессика села в кресло напротив Сюзан прямо, будто в ней заключался несгибаемый стержень, и, крепко сцепив руки на обтянутых шелком коленях, молчала, как воды в рот набрала. Сюзан раза два пробовала заговорить, но поняла, что из этого ничего не выйдет, и уж более не пыталась. Так и сидели они в довольно неловком молчании. Сюзан вдруг обратила внимание, что восприимчивость к зрительным, слуховым и осязательным впечатлениям у нее обострилась.

Ощущение было не из приятных.

Ей стало казаться, будто ее тяготят судьбы обитателей этого старого дома, будто в его нагретом воздухе еще отдаются давным-давно произнесенные слова.

Сюзан беспокойно пошевелилась и постаралась не думать о Мари Рей. Но для того, кто хоть раз видел и слышал ее, трудно было изгладить из памяти эту сидящую в задумчивости фигуру, ожидающую в паутине теней.

В доме живут три старухи. Каковы их отношения между собой? Сюзан видела и слышала Джессику и Мари, но не узнала о них ничего нового. А что же Каролина, которую что-то напугало? Сюзан снова пошевелилась, чувствуя на себе неотступный взгляд Джессики.

Откуда-то из тыльной части дома донесся звон колокольчика. Джессика с довольным видом поднялась с места.

— Это Дэвид, — сказала она и, выходя из гостиной, добавила уже другим тоном: — И, мне кажется, Каролина.

Сюзан отдавала себе отчет в том, что напряжена, хотя бояться ей здесь было как будто нечего. Это Каролина боялась.

Тут в дверях появилось новое лицо, несомненно Каролина. Высокая, худощавая, светловолосая женщина, поблекшая до едва ощутимой трепетной неопределенности. Она молчала. Большие, голубые, с лихорадочным блеском глаза, осунувшееся лицо, на щеках по ярко-розовому пятну, беспокойные худые руки без перчаток. Сюзан поднялась с места, подошла к ней и взяла ее за руки.

— Но вы так молоды, — сказала, не скрывая разочарования, Каролина.

— Да не так уж.

— И такая маленькая!

— Это вообще не имеет значения, — медленно проговорила Сюзан, будто обращаясь к нервному ребенку. В коридоре послышались голоса, но Сюзан видела и слышала, главным образом, Каролину.

— Да, пожалуй, — сказала та, встретившись наконец взглядом с Сюзан.

— Джим говорил, что она в ужасе, — подумала Сюзан. — До чего верно подмечено!

Каролина искательно смотрела в глаза Сюзан, казалось, вот-вот отважится что-то сказать, как вдруг позади нее в коридоре послышался шорох. Она тихонько ахнула и сжала губы. В комнату поспешно вошла Джессика.

“Важно понять, чего она боится, — подумала Сюзан. — Надо поговорить с нею с глазу на глаз, без Джессики”.

— Сними пальто, Каролина, — сказала Джессика. — И не стой там. Я вижу, ты говорила с Сюзан Дейр. Сними шляпу и пальто, а тогда уж и входи.

— Да, Джессика, — сказала Каролина. Руки у нее снова беспокойно задвигались, смотрела она в сторону.

— Ну, иди-иди, — поторопила Джессика. Тон был не резкий, но и не допускающий возражений.

— Да, Джессика.

— Мари читает, — добавила Джессика. — Нет нужды говорить с нею сейчас, разве только тебе самой захочется.

— Да, Джессика.

Каролина исчезла, а на ее месте, пока Сюзан бормотала слова признательности Джессике за такое быстрое и без излишеств представление кузины, появилось новое лицо.

У Дэвида, худощавого и довольно высокого молодого человека, волосы тоже были светлые, а глаза голубые, хоть и темнее, чем у Каролины. Изящной формы губы свидетельствовали о ранимости, а в глазах — Сюзан не сразу нашла подходящее слово, чтобы описать их, — тоска. Единственный молодой обитатель дома, сильный, полный энергии — и несчастлив. Сюзан поняла это сразу.

— Здравствуйте, мисс Дейр, — сказал он.

— Не ходи пока наверх, Дэвид, — обратилась к нему Джессика уже менее хриплым голосом, не спуская с него глаз. — Тебе надо отдохнуть.

— Не сейчас, тетя Джессика. Еще увидимся, мисс Дейр.

Он вышел из гостиной.

— У тети Мари все благополучно? — спросил он с лестницы.

— Вполне, — сказала Джессика снова хриплым голосом. — Она читает…

Уже потом Сюзан пыталась вспомнить, действительно ли она слышала шаги Дэвида на лестнице с подкладками под ковром на каждой ступеньке, или она лишь полубессознательно прикидывала, сколько времени потребуется, чтобы подняться наверх, сколько потребовалось или могло потребоваться, чтобы пройти по коридору в комнату Мари. Сюзан точно помнила, что Джессика ничего не говорила, а просто сидела.

Почему Джессика посуровела и голос у нее стал хриплым, когда Дэвид заговорил о Мари? Почему…

Вдруг раздался оглушительный хлопок, навсегда уничтоживший тишину этого дома. Он поверг Сюзан в оцепенение, охватил ее со всех сторон, потряс старинную мебель и затем стал отступать как бы волнами.

Не вполне давая себе отчет в том, что делает, она вскочила с места и бросилась бы к лестнице, если бы не руки Джессики.

— О боже мой… Дэвид… — внятно произнесла Джессика, губы которой стали серыми, и оттолкнула от себя Сюзан.

Обе они выбежали на лестницу, на верхней площадке которой сцепились в борьбе две фигуры.

— Каролина, — закричала Джессика. — Что ты делаешь? Где Мари? Где…

— Пусти, Каролина! — Дэвид пытался оторвать от себя ее тонкие цепкие руки. — Пусти, говорю тебе. Случилось ужасное. Ты должна…

Джессика, поднявшись по лестнице, протиснулась мимо них и прошла в комнату Мари.

— Это Мари! — хриплым голосом завопила она. — Кто убил ее?

Сюзан смутно сознавала, что в ее плечо упирается плечо Дэвида, что рядом с нею всхлипывает Каролина. Непонятно как, все они столпились перед входом в комнату Мари.

Это была Мари.

Она сидела в том же кресле, в котором так недавно видела ее Сюзан, но теперь голова свешивалась на грудь, а все тело под складками черного шелка гротескно осело.

Первой в комнату вошла Джессика, затем Дэвид и уже за ними потрясенная Сюзан. Ее тошнило. Каролина, остановившись в дверях, цеплялась обеими руками за притолоку. Ее лицо побелело, как мел, губы посинели.

— Ее застрелили, — сказала Джессика. — Прямо в сердце. — Она посмотрела на Дэвида. — Это Каролина ее так, Дэвид?

— Чтобы Каролина убила Мари?! Да она и мухи не обидит! — крикнул он.

— Тогда кто же? — настаивала Джессика. — Ведь ты же понимаешь: она мертва.

Она смотрела на Дэвида своими темными глазами, будто сверлила.

— Ты убил, Дэвид? — спросила Джессика хриплым шепотом.

— Нет! — закричал он. — Нет!

— Она мертва, — сказала Джессика.

— Может быть, вызвать доктора? — стараясь придать твердости голосу, предложила Сюзан.

Джессика, зашуршав платьем, повернулась к Сюзан и долго смотрела на нее ледяным взглядом.

— Вызывать доктора нет нужды. И так ясно, что мертва.

— В таком случае вызовите полицию, — тихо сказала Сюзан. — Ведь ясно, что ее убили.

— Полиция, — презрительно процедила Джессика. — Сдать кузину или племянника полиции? Да никогда!

— Тогда я вызову, — решительно сказала Сюзан, повернулась и ушла, оставив обитателей дома с покойницей.

На тихой лестнице колени у нее снова задрожали. Так вот, значит, чего дожидался этот дом, — убийства! И вот почему Каролина так боялась. Что же в таком случае она знала? Где находится револьвер, из которого застрелили Мари? Ничего похожего на револьвер Сюзан в комнате Мари не заметила.

В доме стояла гробовая тишина, а она, Сюзан Дейр, искала телефон, вызывала полицию, в целом говорила вполне разумно, но совершенно машинально. Так же машинально она отыскала по телефону Джима Бёрна и наконец позвонила ему.

— В доме Реев убили Мари? — переспросил он. — Боже мой! — выдохнул Джим и положил трубку.

В доме было невыносимо жарко. Сюзан опустилась на нижнюю ступеньку лестницы и привалилась к стойке перил. Чувствовала она себя отвратительно. Будь она действительно детективом, она бы, конечно, поднялась наверх и добилась признаний от потрясенных домочадцев, пока те не пришли в себя, пока не успели ничего предпринять. Но она не детектив и не желает им быть, и теперь ей хотелось лишь одного — выбраться отсюда. Вдруг в тени под лестницей что-то шевельнулось. Шевельнулось, в этом не могло быть сомнений. Сюзан зажала себе рот обеими руками, желая заглушить готовый вырваться крик. Обезьянка, кружась, выкатилась из-под лестницы, озабоченно посмотрела на молодую женщину, затем бросилась к шторе у окна, мигом забралась по ней и беспечно уселась на массивный карниз.

Пальто и шляпка Сюзан были наверху, выйти без них на холод и в туман она не могла. К тому же Джим Бёрн уже ехал к Реям. Продержаться бы до его приезда…

На лестнице показался Дэвид.

— Она говорит: можно вызывать полицию, — сказал он сдавленным голосом.

— Уже вызвала.

Дэвид посмотрел на Сюзан и сел на нижнюю ступеньку рядом с ней.

— Тут был сущий ад, — просто сказал он. — Но не думал, что дойдет до… убийства. — Он уставился перед собой невидящим взглядом, и Сюзан нестерпимо было видеть ужас в лице молодого человека.

— Понимаю, — сказала она и подумала: “Хотела бы я хоть что-нибудь тут понять”.

— Не думал, — продолжал Дэвид. — И только… в самое последнее время. Я знал… О, я с самого детства знал, что должен…

— Должен что?

Он сначала покраснел, потом побледнел.

— Страшное дело, даже не знаю, как сказать. Понимаете, я был единственным ребенком в семье. И рос, зная, что не смею выказывать кому-либо из них больше любви, чем другим. Понимаете? Если бы в семье были другие дети, или если бы мои тети вышли замуж и завели сыновей — но я не понимал как… как горячо… — Дэвид произнес это слово, и у него перехватило горло. Он откашлялся и продолжал: — Как сильно они чувствовали…

— Кто?

— Тетя Джессика, разумеется. И тетя Мари. И тетя Каролина.

— Слишком много теть, — сухо заметила Сюзан. — Так по отношению к чему они испытывали такие сильные чувства?

— К дому. И друг к другу. Ну и к прочему. Я всегда знал, но все это было… скрытно. Понимаете? А на поверхности как будто все нормально.

Понимание приходило к Сюзан так, будто она нащупывает что-то в тумане. На поверхности как будто все нормально, сказал он. Но туман вдруг на мгновение рассеялся, и это позволило ей на миг заглянуть в открывшуюся бездну.

— Чего боялась Каролина? — спросила Сюзан.

— Каролина? — переспросил он, глядя на Сюзан в недоумении. — Боялась? — По его голубым глазам было видно, что он встревожен и возбужден. — Смотрите, — продолжал он, — если думаете, что Мари убила Каролина, то ошибаетесь. Она не могла. Она бы никогда не посмела. Я х-х-очу сказать… — от возбуждения он стал заикаться. — Я хочу сказать, что Каролина и мухи не обидит. И она не стала бы противоречить Мари ни в чем. Мари… вы просто не знаете, что это была за женщина.

— Что же случилось в коридоре наверху?

— Имеете в виду, когда выстрел…

— Да.

— Ну, я… я был у себя в комнате… Вернее, нет, не совсем так. Был почти у двери. И слышал выстрел. И странно, но, кажется… я с самого начала знал, что это выстрел из револьвера. Как будто ожидал его… — он осекся. — Но я не ожидал… я… — он замолчал, в отчаянии сунул кулаки в карманы и наконец сумел взять себя в руки. — На самом деле, я этого не ожидал, — твердо проговорил он. — Понимаете?

— В таком случае ты услышал выстрел и, наверно, повернулся и посмотрел.

— Да. Да, кажется, так. Как бы то ни было, в коридоре была еще и Каролина. По-моему, она кричала. Мы оба бежали. Я сразу подумал о Мари — не знаю почему. Но Каролина вцепилась в меня и не отпускала. Она не хотела, чтобы я зашел в комнату Мари. Каролина была в ужасе. А потом, кажется, появились вы с Джессикой. Правильно я понимаю?

— Да. Не было ли в коридоре кого-нибудь еще? Из комнаты Мари никто не выходил?

— Никто, — лицо Дэвида приняло озадаченное и растерянное выражение.

— Кроме Каролины?

— Но, я же говорю, это не могла быть Каролина.

Пронзительно зазвонил колокольчику парадной двери.

— Это полиция, — переводя дух, подумала Сюзан. Стоявший рядом с нею Дэвид приосанился и смотрел на широкую старинную дверь, которая должна была открыться.

Позади него на устланной ковром лестнице послышался шелест.

— Это полиция, — хриплым голосом сказала Джессика. — Впустите.

Сюзан не ожидала, что их явится так много. И что они развернут такую бурную деятельность. И что опрос может продолжаться так долго. Не ожидала такой педантичности с фотосъемкой, снятием отпечатков пальцев и отработанной манеры вести расследование быстро и невероятно дотошно. Увидев своими глазами действия полиции на месте убийства, она была потрясена и просто исполнилась благоговения перед криминалистами.

Тем не менее поговорить с глазу на глаз с лейтенантом Морном, быстрым, моложавым и добрым, оказалось несложно. Приехавший сразу после полиции Джим Бёрн объяснил появление Сюзан в доме. Она была очень рада его видеть.

— Сообщите полиции все, что вам известно, — было первое, что сказал Джим.

— Но я ничего не знаю.

Как ни странно, именно с подачи лейтенанта Мориа Сюзан оказалась в самом центре расследования.

Но все это случилось позже, значительно позже. После бесконечного опроса, бесконечного обыска, бесконечных повторений и бесконечных совещаний. Бесконечного ожидания в мрачноватой столовой с портретами живых и покойных Реев, внимательно смотревших сверху вниз на полицейских. И на Сюзан. И на слуг, чьи алиби, как сообщил ей Джим, были сразу же и полностью подтверждены.

Уже ближе к часу ночи Джим снова подошел к Сюзан.

— Слушай, — сказал он, — выглядишь просто как привидение. Ты вообще ужинала?

— Нет, — призналась Сюзан.

Через мгновение она уже на кухне ела то, что Джим Бёрн доставал из холодильника.

— Тебе все-таки кое-что удается, — заметила она. — Я думала, газетчиков в дом не пустят.

— А, с полицейскими-то легко договориться, они выступят перед всеми нами с заявлением. Нормально к нам относятся. Торт будешь? И не забывай, что я к этому делу тоже причастен. Так удалось узнать, чего боялась Каролина?

— Нет. У меня не было возможности поговорить с нею. Джим, кто это сделал?

Он невесело улыбнулся.

— Меня спрашиваешь! Установлено три важных факта: во-первых, слуги ни при чем; во-вторых, в доме не было никого, кроме Джессики, Дэвида и Каролины…

— И меня, — перебила Сюзан, слегка вздрогнув. — И Мари.

— Да, тебя и Мари, — невозмутимо согласился Джим. — В-третьих, не могут найти пистолет. У вас с Джессикой алиби есть, вы были вместе. Остаются Дэвид и Каролина. Итак, кто же из них? И почему?

— Не знаю, — ответила Сюзан. — Но, Джим, мне страшно.

— Страшно! В доме, где полно полиции? Что это вдруг?

— Не знаю, — сказала Сюзан. — Не могу объяснить. Просто как будто чувствую неясную угрозу. Угрожает что-то здесь, в доме. Что-то вроде Мари, только она уж мертва, а угроза жива. Жива, и это ужасно. — Сюзан сознавала, что говорит несвязно и что Джим с беспокойством на нее поглядывает. Вдруг дверь позади нее отворилась. У Сюзан сердце ушло в пятки.

— Лейтенант просит вас обоих зайти к нему, — сказал вошедший полицейский.

Пока шли по коридору, часы пробили один раз, и звон еще долго отдавался в доме. Прошло, значит, более восьми часов с тех пор, как Сюзан вошла в широкую парадную дверь и была встречена Джессикой.

Теперь повсюду горел свет и суетились полицейские. Старомодные раздвижные двери между коридором и гостиной были закрыты, приглушая доносившиеся из-за них голоса.

— Вот сюда, — сказал полицейский и отодвинул одну из створок.

Когда они вошли, в обставленной массивной мебелью комнате стояла полная тишина. Свет люстры, казавшийся ужасно ярким, делал заметными потертости на выцветших оконных шторах из коричневого бархата и на старинном турецком половичке, а также искаженное отражение в зеркале на камине, сгущал всякую тень на лице Джессики, позволял рассмотреть мелкие морщинки вокруг рта Каролины и ее испуганные глаза, а также алые пятна на щеках Дэвида. Лейтенант Мори утратил свой юношески-свежий вид и выглядел усталым, седым и сорокалетним — столько ему и было. Другой детектив в гражданском полулежал в плюшевом кресле.

Створка двери закрылась, но все продолжали молчать, только Джессика повернулась, чтобы посмотреть на вошедших. Сюзан показалось, что все в этом доме стало другим, кроме Джессики. Все такая же холодная, отстраненная и властная, она встретилась взглядом с Сюзан. Что же в таком случае изменилось в Джессике?

Сюзан посмотрела на худую согбенную фигуру Каролины, трагически съежившуюся на краешке кресла. Пряди светлых волос неопрятно висели по сторонам лица, губы дрожали.

Ну конечно же! Это не перемены. Просто черты и Джессики, и Каролины проявлялись полнее, сделались более резкими. Тени сгустились, линии стали чернее.

Лейтенант Морн повернулся к Каролине и сказал:

— Это та женщина, о которой вы говорите, мисс Каролина?

Каролина, помаргивая и стараясь не встречаться глазами с Джессикой, перевела взгляд на Сюзан и, как загипнотизированная, снова на лейтенанта Морна.

— Да, это она.

Дэвид резко отвернулся от окна, прошел через комнату и стал над Каролиной.

— Послушай, тетя Каролина, — сказал он, — ты ведь понимаешь, что все, сказанное тобой мисс Дейр, станет известно полиции. Что сказать ей, что полиции — одно и то же, ты ведь это понимаешь, не так ли?

— О да, Дэвид. Так он и сказал.

Лейтенант Морн, по-видимому испытывая некоторую неловкость, прочистил горло.

— Она понимает, Рей, — сказал он. — Не знаю, отчего бы ей не сказать мне. Но не говорит. Твердит, что хочет рассказать все мисс Дейр.

— Каролина — просто дура, — сказала Джессика, будто преодолевая оцепенение, повернулась, чтобы взглянуть на кузину, но та не пожелала смотреть ей в глаза. — Вот увидите, ей будет нечего сказать.

Глаза Каролины забегали: она посмотрела сначала в пол, потом на шторы, на Дэвида, и затем ее трепещущие руки потянулись к дрожащим губам.

— Я бы, пожалуй, поговорила с Сюзан, — сказала она.

— Каролина, — заговорила Джессика, — глупо себя ведешь, и уже несколько дней. Пригласила в дом эту… эту Сюзан Дейр. Лгала мне о ней, будто бы это дочь твоей школьной подруги. А я могла бы и знать, что нет у тебя близких подруг! — Она мрачно взглянула на Сюзан и снова обратилась к Каролине. — А теперь говоришь полиции, что боялась и что позвонила совершенно незнакомому человеку…

— Джим Бёрн, — пролепетала Каролина. — Наши отцы…

— Это ничего не значит, — хрипло сказала Джессика. — И не перебивай, когда я говорю. И потом эта женщина является к нам в дом. Зачем? Отвечай мне, Каролина? Зачем?

— Мне… было страшно…

— Чего ты боялась?

— Я… я, — Каролина стояла, жестикулируя обеими руками. — Я скажу. Скажу мисс Дейр. Она и решит, что делать.

— Такая вот ситуация, мисс Дейр, — сказал лейтенант Мори. Терпения ему было не занимать. — Мисс Каролина признала, что почему-то тревожилась и устроила ваш приезд сюда. Она также признала, что есть причина, вызывающая разлад в доме. Но мисс Каролина сильно измотана, и, возможно, у нее немного шалят нервы. Она говорит, что хочет все рассказать, но предпочитает открыться именно вам. — Лейтенант устало улыбнулся. — Как бы то ни было, мы понимаем, что Каролина хочет от вас слишком много, — но не согласитесь ли вы ее выслушать? Конечно, это каприз. — Морн доброжелательно посмотрел на Каролину. — Но мы пойдем навстречу. И Каролина сознает…

— Я сознаю, — вдруг набравшись решимости, сказала Каролина. — Но я буду говорить только с глазу на глаз с Сюзан Дейр.

— Чепуха, Каролина! — возмутилась Джессика. — Я имею право слышать. И Дэвид тоже.

Каролина, старавшаяся смотреть куда угодно, лишь бы не в лицо Джессики, в конце концов встретилась с нею глазами и тотчас уступила.

— Да, Джессика.

— В таком случае все в порядке, — сказал лейтенант. — Итак, мы сейчас выйдем, мисс Каролина, и вы сможете сказать все, что пожелаете. И помните, мы здесь только для того, чтобы вам помочь. — Морн остановился у раздвижных дверей, и Сюзан заметила, как он переглянулся с Джимом Бёрном. Тот провел рукой по карману и слегка кивнул лейтенанту.

— Не возражаете, — спросил Джим, — если я останусь в комнате, но на таком расстоянии, что мне будет не слышно, мисс Джессика?

— Не возражаю, — нехотя разрешила Джессика.

— Мы подождем в коридоре, — сказал Джиму лейтенант Мори, по-видимому, подразумевая: “Будем готовы к любым неожиданностям”. Джим переглянулся с Сюзан, потом с лейтенантом, и оба они сразу поняли смысл прикосновения к карману. Стало быть, у Джима там револьвер. А лейтенант обещал защиту. Это означало, что Сюзан сейчас оставят наедине с Реями. С тремя Реями, один из которых — убийца.

Но она будет не совсем одна. Рядом, в дальнем углу комнаты, будет Джим Бёрн. Он улыбался, но, вероятно, был настороже.

— Что ж, очень хорошо, Каролина, — сказала Джессика. — Начинай свою бесценную историю.

— Речь пойдет об этом доме, — начала Каролина, глядя на Сюзан так, будто не смеет отвести от нее глаз. — Полиция вытянула это из меня…

Джессика хрипло рассмеялась.

— Вот и все твое важное свидетельство! — перебила она. — Я могу рассказать то же самое, только без глупостей. Просто дело в том, что нам предложили продать дом за значительную сумму. Так уж случилось, что мы владеем этим домом — у каждого из четверых равные доли. Поэтому перед продажей недвижимости нам необходимо было прийти к соглашению. Вот, собственно, и все. Каролина и Дэвид хотели продать. Мне было все равно.

— Но Мари не хотела! — закричала Каролина. — А она была сильнее любого из нас.

— Мисс Каролина, — тихо сказала Сюзан. — Чего вы боялись?

На секунду-другую воцарилась полная тишина.

Затем Каролина рухнула в кресло, зажала себе ладонями рот и застонала.

— Нечего было бояться, — охотно стала объяснять Джессика. — Она просто нервная, очень-очень нервная. Я ведь, Каролина, знаю, что ты делаешь с каждым центом, до которого можешь дотянуться своими ручонками, но решила так это и оставить.

Каролина уже более не пыталась избегать взгляда Джессики и теперь смотрела на нее, как перепуганная задыхающаяся птица.

— Ты… знаешь! — воскликнула Каролина тонким голоском.

— Конечно, знаю. Ты ведь ничего скрыть не умеешь, Каролина. Я знаю, что ты проигрываешь свое наследство… по крайней мере, то, к чему можешь прикоснуться…

— Проигрывает! — воскликнул Дэвид. — Что ты имеешь в виду?

— Акции покупает, — хриплым голосом сказала Джессика. — Играет на бирже. Это у нее вроде лихорадки. Увлекающаяся натура. Таку тебя еще что-нибудь осталось, Каролина? Это потому тебе так не терпелось продать дом? Надеюсь, у тебя хватило ума не покупать акции в долг?

Беспокойное движение рук Каролины подтвердило то, для чего она не могла найти слов.

Вдруг возле нее оказался Дэвид, он стоял, положив руку на ее худощавое плечо.

— Ты не волнуйся, тетя Кэрри, — сказал он. — Все будет хорошо. У тебя достаточно, на жизнь хватит.

Поверх головы Каролины он посмотрел на Джессику. То, как он смотрел на свою тетю Кэрри, как ласково говорил с нею, казалось, привело Джессику в ярость. Шурша шелками, она поднялась с места и, выпрямившись во весь рост, повернулась к Дэвиду.

— Почему бы тебе не вызваться и не стать ее попечителем, Дэвид? — сдерживая ярость, спросила она.

— Сама знаешь, тетя Джессика, — твердо отвечал Дэвид. Он был бледен, глаза поблескивали, как у человека, страдающего от боли. — И причину ее игры на бирже ты тоже знаешь. Мы оба пытались добыть денег, чтобы бежать. Бежать из этого дома. Бежать от… — он осекся.

— От чего же, Дэвид? — спросила Джессика.

— От Мари, — сказал Дэвид тоном человека, который более не заботится о последствиях своих слов. — И от тебя.

Джессика не пошевелилась. Выражение ее лица не изменилось, только в глазах что-то блеснуло.

— Мы с Мари, Дэвид, — сказала Джессика после невыносимо долгой паузы, — очень тебя любили, но я гораздо сильнее, чем она. Ее ты боялся. Если бы ты пришел ко мне, я бы дала тебе денег. Ты должен был прийти к мне. Ты бы умолял меня о помощи — меня, Джессику! Зачем же ты или Каролина убили Мари? Затем, что она не хотела продавать дом? Я знаю, почему не хотела. Она делала вид, будто ей душа не позволяет, будто она, удочеренная, в большей степени достойна носить фамилию Рей, чем любой из нас. Но в действительности дело было совсем не в этом. Она ненавидела нас. А мы хотели продать. То есть ты, Дэвид, и Каролина хотели, руководствуясь эгоистическими соображениями. А мне… мне было все равно.

— Но тебе было не все равно, Джессика, — судорожно всхлипывая, закричала Каролина. — Ты хотела продать, хотела выручить деньги. Ты… их обожаешь, — продолжала Каролина, подвывая невероятно тонким голоском. — Деньги, деньги! Дело не в вещах, которые можно на них купить, и не в свободе, которую они дают. Но в них самих — в облигациях, в закладных, в золоте! Ты любишь сами деньги, Джессика, и ты…

— Каролина! — одернула ее Джессика. Каролина, всхлипывая, стала что-то лепетать все тише и тише и наконец умолкла. — Ты безответственный человек, Каролина. Забываешь, что тут находятся посторонние, что Мари убита. Попробуй взять себя в руки. Сейчас же. Ты выставляешь нас на посмешище, и это отвратительно.

Все трое Реев посмотрели на Сюзан.

И так же, как до сих пор Каролина и Дэвид выступали против Джессики, они вдруг объединились против Сюзан. Для них она была чужая, подосланная полицией для получения улик.

Реи смотрели на Сюзан далеко не любезно.

Сюзан пригладила волосы, вполне понимая смысл предостережения, которое, как телеграмма по проводам, пробежало по ее нервам. Один из Реев — убийца. Сюзан повернулась к Каролине и мягко спросила:

— Так вы боялись, что Мари узнает, как вы распоряжаетесь своими деньгами?

Каролина поморгала и собиралась ответить. Ее мгновенная неприязнь к Сюзан рассеялась этим доброжелательным вопросом.

— Нет, — доверительно проговорила Каролина. — Я не этого боялась.

— В таком случае в доме было что-то необычное? Что-то такое, что вас беспокоило?

— О да, да! — воскликнула Каролина.

— Так что же это? — спросила Сюзан, едва смея вздохнуть, и подумала: “Только бы Джессика помолчала хоть еще мгновение!”

— Не знаю. Не знаю, — руки у Каролины снова затрепетали. — Видите ли, все это было так странно. Мари выступала против нас всех, может быть иногда за исключением лишь Джессики. А мы подчинялись Мари. И все в доме тоже. Даже Паук… ну… вы же знаете… обезьяна.

Сюзан позволила себе взглянуть на Джессику. Та стояла неподвижно, глядя на Дэвида. Сюзан не смогла и даже не попыталась истолковать ее мрачный взгляд, но наклонилась над Каролиной, взяла ее трепещущие бесполезные руки и сказала все так же мягко:

— Расскажите, почему вы позвонили Джиму Бёрну. Что такое случилось утром или, может быть, ночью перед этим… что вас напугало?

— Как вы узнали? — удивилась Каролина. — Это случилось ночью перед моим звонком.

— Так что же это было? — почти шепотом спросила Сюзан.

Но Каролина вдруг заговорила о другом.

— Я не боялась Мари, — сказала она. — Но ее слушались все. Даже дом, казалось, скорее принадлежал Мари, чем… чем Джессике. Но я не убивала Мари.

— Скажите, — повторила Сюзан, — что такого странного случилось той ночью?

— Каролина, — хрипло сказала Джессика, выйдя из глубокой задумчивости, — ты уже достаточно наговорила.

Сюзан не обратила внимания на эту реплику, продолжая пристально смотреть в лихорадочно блестевшие глаза Каролины.

— Скажите мне…

— Это была… — начала было Каролина и вдруг выдохнула, — Мари.

— Мари?.. Что же она делала? — спросила Сюзан.

— Она ничего не делала, — сказала Каролина. — Все дело в том, что она говорила. Даже нет, не то. А…

— Уж если так хочется привлекать к себе внимание, Каролина, то могла бы, по крайней мере, говорить вразумительно, — холодно заметила Джессика.

“Нельзя ли выйти с Каролиной из комнаты? — подумала Сюзан. — Вероятно, нет”. Стало очевидно, что Джессика не даст Каролине сказать ничего существенного.

— Вы слышали, как Мари что-то говорила, да?

— Да, да, именно так, — горячо ухватилась за эти слова Каролина. — И это было так странно. То есть, конечно, мы — то есть я — я часто думала, что Мари ходит по дому гораздо больше, чем мы думали. Как же иначе она могла быть обо всем осведомлена? То есть она всегда знала обо всем, что происходит в доме. Знаете, иногда было так странно, потому что походило на магию или что-то в этом роде. Как будто, — сказала Каролина, неожиданно обнаружив знакомство с эзотерикой, — как будто это… астральное тело, которое скитается по дому, пока Мари просто сидит у себя в комнате.

— Астральное тело, — задумчиво повторила Джессика. Каролина покраснела и даже побагровела, а Джессика махнула рукой, как бы говоря: “Ну что? Видите, в каком она состоянии?”

В комнате, обставленной старинной мебелью, снова наступила тишина. Сердце у Сюзан колотилось, и опять в подсознании промелькнули предостережения. В ее присутствии враждебные друг другу силы незримо боролись между собой, и где-то тут была истина, вполне ощутимая, вполне реальная.

— Но астральное тело, — вдруг сказала Каролина, нарушая полную тишину, — не могло говорить. А я слышала, как Мари разговаривает. Она была в комнате Джессики, и я из-за закрытой двери слышала, как они с Джессикой говорили. А потом — вот то-то и странно — я прошла прямо в комнату Мари, и там сидела Мари. Разве это не странно?

— А почему вы испугались?

— Потому что… потому что… — Каролина заломила себе руки. — Не знаю почему. Только у меня было такое… чувство…

— Чепуха, — засмеялась Джессика. В ее глазах, бывших в тени, что-то блеснуло, и она заговорила быстрее обычного: — Ну вы же сами видите, Сюзан Дейр, какая это все чепуха. Ну просто фантастика!

— Там была Мари, — сказала Каролина. — И вы разговаривали.

Джессика, шурша шелками, быстро подошла — казалось, она движется, не сгибая конечностей — к Каролине, наклонилась над ней, схватила ее за плечо и вынудила посмотреть себе в глаза. Дэвид попытался было вмешаться, но Джессика оттолкнула его.

— Каролина, бедная дурочка! — хрипло сказала Джессика. — Думала, пригласишь сюда эту женщину, чтобы доказать свою невиновность в убийстве. Вся эта твоя болтовня — сущая ерунда. Ты хитра, но на дурацкий лад. Скажи мне вот что, Каролина… — Джессика замолчала, делая глубокий вдох. Она оказалась гораздо сильнее, чем ожидала Сюзан, была просто непобедимой. — Скажи мне, где находился Дэвид, когда раздался выстрел?

Каролина отшатнулась от нее, а Дэвид быстро проговорил:

— В мою защиту она скажет что угодно. Она скажет что угодно, а ты…

— Тихо, Дэвид. Каролина, отвечай.

— Он был у двери своей комнаты, — сказала Каролина.

Джессика еще долго молчала, затем с величайшим облегчением отпустила плечо кузины, выпрямилась и медленно перевела взгляд с нее на племянника.

— Считай, Кэрри, ты призналась, — сказала Джессика. — Больше там никого не было. Ты признаешь, что стрелял не Дэвид. За что ты ее убила, Кэрри?

— Она не убивала! — Дэвид, бледный, со сверкающими глазами, встал между двумя женщинами. — Это ты, Джессика.

Ты…

— Дэвид! Хватит! — Эти два возгласа были, как удары кнутом. — Выстрел я услышала здесь, в этой комнате, — продолжала Джессика. — Я не убивала Мари. Я не могла бы убить ее, и ты это знаешь. Идем, Каролина.

Джессика положила руку в сером шелке на плечи Каролины, и та, как загипнотизированная, поднялась с места. Джессика повернулась к дверям в коридор, и две женщины прошли через комнату. Остальные будто остолбенели. Джим Бёрн бросил на Сюзан взгляд, смысл которого она не поняла, и по властному жесту Джессики раздвинул двери. Сюзан смутно сознавала, что в коридоре ждут полицейские, но не двигалась, как бы зачарованная сценой, свидетелем которой стала.

Все оставались неподвижны и тогда, когда в тишине, нарушаемой лишь шелестом шелкового платья, Джессика подвела Каролину к лестнице. У нижней ее ступеньки Джессика обернулась, и ее лицо вдруг смягчилось. На мгновение оно показалось почти добрым, а в том, как она обнимала Каролину за плечи, можно было усмотреть странную нежность.

Но тем не менее своей властной рукой Джессика направляла кузину.

— Иди наверх, — сказала Джессика Каролине так, чтобы все слышали. — Иди наверх и сделай, что следует. Веронала[19] у меня на туалетном столике достаточно. Мы дадим тебе время.

Джессика повернулась, как бы желая своим несгибаемым телом загородить лестницу, и медленно и вызывающе осмотрела присутствующих.

— Я их заставлю дать тебе время, Кэрри. Иди.

Наступила полная тишина, порожденная ужасом. И в этой тишине что-то небольшое и серое метнулось с карниза для штор и пронеслось вверх по лестнице.

— Пресвятая Дева! — вскрикнул кто-то. — Что это такое?

— Так нельзя, — закричал Дэвид, бросившись между Джессикой и Каролиной. — Не делай этого! Каролина, не шевелись…

Последовала внезапная сумятица, но Сюзан была поглощена, главным образом, мыслью, которая вдруг пришла ей в голову.

Она кое-как пробралась через толпу собравшихся в прихожей к лейтенанту Морну. Тут же оказался и Джим Бёрн. Оба они выслушали то немногое, что хотела сказать им Сюзан, и лейтенант Морн быстро поднялся на второй этаж, а Джим исчез в столовой.

Первым вернулся Джим и сразу отвел Сюзан в сторону.

— Ты права, — сказал он. — И повариха, и слуга говорят, что Мари держала обезьяну в очень большой строгости, и та всегда ее слушалась. Но что ты хочешь сказать?

— Я и сама точно не знаю, Джим, но, как ты слышал, я только что сказала лейтенанту Морну, что где-то на втором этаже должно быть отверстие, оставленное второй пулей. В потолке или, может быть, в стене. Думаю, это в комнате Джессики.

По лестнице спускался лейтенант Морн. Дойдя до нижней площадки, он устало и с досадой посмотрел на собравшуюся здесь толпу. На прислонившуюся к стене Каролину. На бледного и напряженного Дэвида. На неестественно прямую и несгибаемую фигуру Джессики — само воплощение ненависти. Лейтенант Морн вздохнул, посмотрел на стоявшего рядом полицейского и кивнул.

— Не пройдете ли в гостиную? — обратился он к Сюзан. — И вы, Джим, тоже.

Двери в гостиную сдвинулись. Лейтенант Морн все так же устало вытащил из кармана револьвер, длинный шнурок, клок ваты и небольшой будильник.

— Все это было спрятано в стойке перил на верхней площадке лестницы. Резная ее верхушка, как вы заметили, мисс Дейр, была прикреплена непрочно. Из револьвера сделано два выстрела, в стене спальни Джессики обнаружено пулевое отверстие. Как вы узнали, что это подстроила Джессика, мисс Дейр?

— Благодаря обезьяне, — сказала Сюзан, и собственный голос показался ей чужим, ужасно усталым и печальным. — Все благодаря обезьяне. Видите ли, она воровала леденцы, сидя рядом с креслом Мари. Обезьяна побоялась бы воровать, если бы Мари была жива. А когда Джессика вошла в комнату к Мари, обезьяна спряталась. Я обдумала это, и тут фрагменты картины сложились в осмысленное целое. Во-первых, жара в доме поддерживалась, очевидно, чтобы замедлить остывание тела Мари, что должно было привести к ошибке при установлении времени смерти. Во-вторых, все разошлись из дому, это позволило Джессике без помех совершить убийство. И потом эта штука, которую вы нашли…

— Это, конечно, просто, — сказал лейтенант Морн. — Шнур был туго натянут между рычагом, приходящим в движение при срабатывании будильника, и курком револьвера. Ну, еще кусок ваты, заглушавший звон. Будильник установлен на десять минут шестого. Когда она спрятала его в стойку перил?

— Пока я ходила звонить в полицию, так я думаю, а Дэвид и Каролина оставались в комнате Мари. Я хочу домой, — устало сказала Сюзан.

— Послушайте, — сказал Джим Бёрн. — Все это очень хорошо, но вспомните: когда Сюзан ждала на верхней площадке лестницы и позже, Мари не могла быть мертва. Она говорила, и ты это слышала.

— Я никогда прежде не слышала ее голоса. Когда я ждала в коридоре, она говорила лишенным интонаций голосом давно оглохшей женщины. На самом деле, решение этой загадки мне подсказала Каролина. И Джессика это поняла. Она поняла это и сразу попыталась наказать Каролину — вынудить ее совершить самоубийство.

— А как подсказала Каролина? — лейтенант Морн был очень терпелив.

— Она сказала, что слышала, как Мари за закрытой дверью говорила с Джессикой в комнате Джессики. И что она прошла в комнату Мари и обнаружила сидевшую там Мари. Каролина запуталась, испугалась и пыталась объяснить это, упомянув астральные тела. Естественно, я поняла, что Джессика репетировала, имитировала речь Мари.

— Предумышленное убийство, — сказал Джим. — Продумано до мелочей. А твой приезд сюда просто открыл для Джессики возможность действовать. Ты, Сюзан, была нужна для алиби.

Сюзан поежилась.

— В том-то и дело. В момент выстрела наверху она сидела прямо напротив меня. И все же из всех домочадцев только Джессика настолько ненавидела Мари, чтобы пойти на убийство. Не ради денег. Просто из ненависти. В этом жутком доме ненависть, питаемая ревностью к Дэвиду, с годами усиливалась и с неизбежностью привела к убийству. — Сюзан пригладила волосы. — Пожалуйста, позвольте мне уйти.

— Так, значит, к твоему приходу Мари была уже мертва?

— Да. И удерживала вертикальное положение лишь благодаря подложенным подушкам. Я… я ведь все это видела. Видела, как Джессика подошла к ней и заговорила, слышала ответы. Откуда мне было знать, что это говорила Джессика, а не Мари? Джессика тогда нагнулась и что-то сделала с подушками, наверно, отодвинула их, так что тело уже не сидело прямо. А Джессика сразу развернулась и все время, пока шла к двери из комнаты, загораживала от меня Мари, так что тогда я ее больше не видела. (Я тогда вообще не могла ее как следует рассмотреть в тени.) А когда Дэвид и Каролина поднялись наверх, Джессика предупредила их, что Мари читает. Думаю, Джессика знала, что оба будут только рады обойтись без разговора с Мари, — Сюзан снова поежилась, пригладила волосы и с ужасом почувствовала, что вот-вот заплачет. — У-ужасный дом, — нерешительно произнесла она.

— Сюзан ведь уже можно идти и не надо снова с ними встречаться, верно? — поспешно сказал Джим Бёрн. — У меня тут рядом машина.

На улице холодный воздух был свеж, предрассветное небо черно, а тротуары поблескивали.

Джим выехал на шоссе и, остановив машину у светофора, повернулся к Сюзан. В полумраке салона она чувствовала его внимательный взгляд.

— Не ожидал ничего подобного, — серьезно сказал он. — Простишь меня?

— В следующий раз, — тихо пообещала Сюзан, — я не испугаюсь.

— В следующий раз, — передразнил Джим. — Следующего раза не будет! Это я испугался. Не снимал пальца с курка все время, пока ты с ними говорила. Нет, следующего раза уж точно не будет! По крайней мере, с твоим участием, девочка моя.

— Ну и ладно, — охотно согласилась Сюзан.