Иностранная литература, 2023 № 06

Ничего смешного Франц Холер Рассказы

Переводы с немецкого

Вступление Святослава Городецкого

Посвящение в переводчики

В прошлом году мне выпала большая честь — меня пригласили вести семинар художественного перевода в Литературном институте. Размышляя о том, с каких текстов на немецком первокурсникам лучше начать знакомство с немецкоязычной культурой, я вспомнил о "Большой книге" Франца Холера, замечательного швейцарского автора, который неоднократно бывал в России, представляя переводы своих книг.

Почему Холер? Потому что его сказки, вошедшие в "Большую книгу", как и всякие хорошие сказки, равно интересны детям и взрослым. И студентам они тоже пришлись по душе. Яркие, запоминающиеся образы, нетривиальная игра слов, непредсказуемость сюжетных ходов, смешение сказочного и повседневного, стародавнего и современного — все это не может не привлекать переводчика. Под конец работы над текстами студенты так вдохновились, что даже создали небольшой спектакль, запись которого можно найти на сайте Литературного института[22].

Благодаря Францу Холеру посвящение в переводчики с немецкого прошло для первокурсников легко и увлекательно. И я рад, что некоторые из переведенных нами рассказов мы можем предложить читателям "Иностранной литературы" вместе с переводами, выполненными Александрой Секретаревой, выпускницей Литературного института прошлого года.

Перевод Анны Плотниковой

Мел начал медленно выводить предложение на доске.

“Самое главное в жизни — это…”

— Ну-ка? — спросила, приближаясь, мокрая губка.

“Губка”, — быстро дописал мел.

— То-то же, — отозвалась губка, довольно плюхаясь в лоток под доской.

Перевод Александры Беккерман

Вы смотрите детективы по телевизору?

Родители этого обычно не одобряют, они любят смотреть детективы в одиночестве. Им больше нравится, когда вы детективы читаете, какие-нибудь детские, вроде “Черной руки”, или “Трех вопросительных знаков”, или как там они называются.

Должен признаться, я не очень люблю детективы — что книжки, что кино. Я по большей части не понимаю, кто все эти подозрительные люди в шляпах с чемоданчиками. Под конец же, когда дело близится к развязке, я совсем забываю, с чего все началось. К тому же преступником обязательно должен оказаться тот, кто с самого начала был вне подозрений и вел себя тише воды ниже травы.

Вы, возможно, тоже так считаете, поэтому я подумал: напишу-ка я детектив, в котором с самого начала все ясно, и сейчас я вам его прочту. Вы с первого взгляда поймете, что он короче обычных книжек. Вот он:

Все указывало на то, что попугая фрау Айзенман задушил тощий Антон. Отпечатки его пальцев нашли на клетке и горле животного, алиби у него было неубедительное, а раны на левом запястье несомненно оставлены клювом попугая фрау Айзенман.

Кроме того, все соседи слышали, как в тот день попугай отчетливо вопил в раскрытое окно: “Антон! Антон!”. Вдобавок тощий Антон уже давно грозился убить попугая, потому что тот каждый день ровно в шесть утра кричал: “Какой сегодня день! Какой чудесный день!”.

Так что тощий Антон предстал перед судом и признался в содеянном, после чего его обязали выплатить штраф в пятьсот франков.

Перевод Александры Беккерман

Когда-то давным-давно захворали две сестры. Жили они в деревне, где не было ни врача, ни больницы. Родственников у них не осталось, так что пришлось им заботиться друг о друге. В один день первая заваривала чай с медом, а вторая делала компрессы, а завтра — наоборот. До конца они так и не выздоровели, но зато выжили.

Как-то раз в деревне заболел крестьянин, и никто не знал, как ему помочь. Вдруг кузнец сказал: “Позовите больных сестер, пусть сделают ему чай с медом!” Их привели к крестьянину, и сестры стали о нем заботиться: делали ему компрессы и чай с медом. Вскоре он поправился и снова смог работать в поле.

С той поры, если в деревне кто-нибудь хворал, на помощь звали больных сестер с медом. Они приходили и ухаживали за больным. Работы было очень много, и сестры едва замечали, что сами никак не могли вылечиться.

Молва о них разошлась так далеко, что всех женщин, которые выхаживают больных, стали называть мёдсестрами — только со временем точечки над первой “ё” потерялись. Ведь современные медсестры уже никому не делают чай с медом — по крайней мере, большинство из них.

Перевод Виолетты Пигиной

В запертой комнате много лет стояли Стол со Стулом и все время молчали, потому что не понимали языков друг друга.

Когда Стул заводил разговор о своей спинке, Стол думал, что он рассказывает про снежинки, а если Стол жаловался на ножки, Стул думал, что в нем завелись блошки, и поэтому они давно перестали общаться.

Однажды в воскресенье, на Троицу, в комнату вошла хозяйка и, что-то напевая, растворила окно, и вместе со свежим воздухом внутрь проникли солнечные лучи, согревая Стол и Стул. В кустах чирикали воробьи, на крышах ворковали голуби, на антеннах весело перекликались дрозды, а небо было безоблачно-голубым. Стол и Стул почувствовали что-то необычное.

— Какой день! — воскликнул Стол.

— Какая чудная погода, будь я курицей, непременно снес бы яйцо! — поддержал Стул.

И они поняли друг друга.

У них завязалась приятная беседа. Тогда они обсудили все, что совместно пережили за это время.

Хихикая, вспоминали они пролитый малиновый сироп, червяка в салате, которого съела фрау Глуц, и то, как дядя Ой-ген однажды упал со стула.

Потом пришла хозяйка, снова закрыла окно, задернула занавески и скрылась за дверью.

— Помнишь червяка? — стонал Стол, но Стул не мог припомнить ни одного моряка.

— А помнишь, сироп… — скрипнул Стул, но Стол не понимал, что за циклоп.

И они замолчали, ожидая, когда на следующую Троицу снова откроется окно.

Перевод Анны Захаровой

Вы когда-нибудь слышали поговорку: “Он и козе баян продаст, и лосю противогаз”? Так на Севере говорят о людях, которые из всего могут извлечь выгоду. И сейчас я расскажу вам, как эта поговорка появилась.

Жил-был торговец, славившийся тем, что не было вещи, какую он не смог бы продать. Он уже продал стоматологу зубную щетку, пекарю — хлеб, а владельцу фруктовой фермы — ящик яблок.

— Но по-настоящему хорошим торговцем ты станешь лишь тогда, когда продашь лосю противогаз, — заявили ему друзья.

И торговец пошел так далеко на север, что оказался в лесу, где жили одни только лоси.

— Добрый день, — сказал он первому попавшемуся лосю. — Вам определенно нужен противогаз!

— Для чего? — удивился лось. — Воздух здесь хороший.

— Сейчас у всех есть противогазы, — заявил торговец.

— Очень сожалею, — ответил лось, — но мне он не нужен.

— Просто подождите, — сказал торговец. — Он вам еще точно понадобится.

И, недолго думая, он начал строить фабрику прямо посреди леса, в котором жили одни только лоси.

— Ты с ума сошел? — спросили его друзья.

— Нет, — ответил он, — я просто хочу продать лосю противогаз.

Когда фабрику достроили, фабричные трубы принялись выпускать вредные газы в таких количествах, что вскоре лось сам пришел к торговцу и сказал:

— Теперь мне нужен противогаз.

— Так я и думал, — усмехнулся торговец, и тут же продал ему новейшую модель. — Качественный товар, — весело заверил он лося.

— Другим лосям тоже нужны противогазы. У тебя есть еще? (Лоси не знают, что невежливо обращаться к незнакомцам на “ты”).

— Вам крайне повезло! — сообщил торговец. — У меня таких тысячи.

— Кстати, — спросил лось. — Что ты производишь на фабрике?

— Противогазы, — ответил торговец.

Перевод Анны Плотниковой

Вторая половина дня.

На улице никого.

Из-за угла появляется госпожа Кизер с собакой на поводке. Немецкой овчаркой.

Навстречу им выходит господин Штарк, тоже с собакой на поводке. С таксой.

Обе собаки замирают. Госпожа Кизер и господин Штарк тоже.

Овчарка рычит. Такса лает.

Овчарка бросается на таксу и съедает ее.

— Она лишь играет! — восклицает госпожа Кизер.

— Ну я ей сейчас покажу! — кричит господин Штарк и съедает овчарку.

Госпожа Кизер в гневе. Она бросается на господина Штарка и съедает его. После чего спокойно идет дальше.

На улице воцаряется гробовая тишина.

Перевод Степана Огиевского

Пришли как-то раз к свинье гости, и не кто-нибудь, а соломинка.

— Привет, соломинка! — сказала свинья, роясь мордой в корыте. — Что привело тебя ко мне?

— Оскорбления, — сердито пропищала соломинка. — Невыносимые, постоянные оскорбления!

Обеспокоенная свинья наконец оторвалась от еды.

— Неужели я тебя оскорбила? — спросила она. — Я не хотела.

— Нет, — вскричала соломинка. — Ты и я, мы страдаем каждый день! Когда люди хотят назвать кого-то глупым, они либо обзывают его свиньей, либо говорят, что у него голова набита соломой!

Свинья даже перестала жевать.

— И что тогда делать? — спросила она.

— Я долго размышляла об этом, — важно произнесла соломинка, — и нашла решение. Мы просто предложим людям говорить по-другому.

— Ага, — протянула свинья, — и как же они будут говорить?

Соломинка вдохнула поглубже и произнесла:

— Глуп, как камень.

Свинья задумчиво пошевелила ушами.

— Даже не знаю, — проговорила она. — Но ведь тогда будут оскорблять кого-то другого.

— Камню все равно, — язвительно ответила соломинка, — он же глуп, как камень.

— Нет, — сказала свинья, — я не согласна. Пусть говорят как хотят.

— Хорошо, — вызывающе бросила соломинка, — тогда я одна введу в обиход это выражение, раз ты такая свинья.

И она пошла своей дорогой. Но не успела сделать и двух шагов, как со свинарника упал камень и придавил ее насмерть.

Свинья лишь покачала головой.

— Это все оттого, — заключила она, снова опуская морду в корыто, — что у кого-то голова набита соломой.

Перевод Степана Огиевского

Со старого вишневого дерева давно свисал кусок коры, болтаясь туда-сюда под порывами ветра.

— Что ж, — проговорил ствол, когда кора уже еле-еле держалась, — завтра ты упадешь.

— Да я пробуду наверху дольше, чем ты! — отозвалась кора.

— Ха-ха, — засмеялся ствол. — Ты сама-то в это веришь?

— На что поспорим? — спросила кора.

— На пиво.

— Договорились.

На другой день пришли лесорубы и спилили старую дикую вишню. Падая, она задела ветку березы, и кусок коры зацепился за нее.

— Ну, — крикнула кора сверху, — и кто теперь прав?

Посетители ресторана “Пила” не на шутку удивились, когда на следующий день ствол вошел в помещение, приблизился к барной стойке, потребовал два пива, расплатился и ушел восвояси.

— Такого я еще не видел, — сказал хозяину посетитель, потягивавший кофе из чашки.

— Я тоже, — ответил тот. — Обычно они просят зарезервировать для них столик. Застолбить, так сказать.

А ствол вернулся с пивом в лес, произнес тост и после сам выпил обе кружки, потому что, как бы кора ни трепыхалась, она все равно осталась висеть высоко на березе. Так она и не узнала, какое пиво на вкус, хоть и оказалась права — этого у нее не отнять.

Перевод Марии Медведевой

Одна дама почтенных лет жила одна-одинешенька и вечно грустила. У нее не было детей, а все ее близкие уже умерли. Целыми днями пожилая дама сидела у окна и глядела на улицу.

“Эх, — нередко думала она, — вот бы стать птицей и уметь летать”.

И вот однажды, когда она открыла окно, солнечный свет проник в комнату и послышался щебет птиц, ей вновь подумалось: “Эх, вот бы стать птицей и уметь летать”. В то же мгновенье пожилая дама перестала быть собой и превратилась в красивую белую чайку, вспорхнувшую с подоконника. Она облетела весь город, обогнула побережье озера, посидела на многих церковных шпилях и перилах мостов. Весело крича, хватала она кусочки хлеба, брошенные старушками и их внуками на берег. А вдоволь налетавшись, вернулась домой, перескочила с подоконника на стул и вновь стала пожилой дамой, какой и была прежде.

“Как же было здорово!” — решила пожилая дама и на следующее утро снова выпорхнула из окна чайкой. Так повторялось каждый день, пока однажды она не залетела далеко-далеко. Так далеко, что назад уже не вернулась.

Перевод Анны Захаровой

Когда школу перестраивали, доску, губку и мел выбросили в один контейнер. Мел упал с края контейнера и разломился надвое. Его передняя половинка начала выводить на асфальте:

“Самое главное в жизни — это…”

— Ну-ка? — откуда-то сверху прокричала губка.

“Радость”, — дописал мел и поставил восклицательный знак. А потом еще один, и еще один, и еще.

Перевод и вступление Александры Секретаревой

От переводчика

По забавному совпадению, образ Швейцарии и швейцарцев — таких же, как и Франц Холер, — возник в моей жизни задолго до знакомства с этим автором и даже с основами географии. Спасибо дедушке-переводчику: однажды оказавшись в Швейцарии по работе, он был так впечатлен, что и сейчас, через несколько десятилетий, с большой теплотой вспоминает эту страну и ее жителей. Рассказы дедушки перемежаются в моей памяти и с первыми шагами в лингвистике — с ранних лет он учил меня крылатым выражениям на латыни. Прошло много лет, но любовь к изучению иностранных языков и интерес к культуре Швейцарии никуда не делись. И вновь переплелись друг с другом после знакомства с произведениями Франца Холера.

Оно состоялось благодаря творческим семинарам в Литературном институте. Рассказы Холера сразу привлекли меня своим юмором и нестандартными сюжетами, умением писателя привести рассказ к непредсказуемому и порой совершенно абсурдному финалу. Этого автора считают одним из самых значимых в стране. Он лауреат многочисленных литературных премий Швейцарии и Германии, а также член Швейцарского общества писателей. Пишет он в разных жанрах: и пьесы, и романы, и рассказы. Последних за годы его творчества написано немало, и Холер не сбавляет темп — некоторые из переведенных мной рассказов изданы недавно, в 2020-м.

Холер не стесняется демонстрировать любовь к своей профессии. Один из его рассказов даже начинается со слов: "Мне нравится, что я — писатель". Многие его персонажи — писатели или фантазеры, постоянно подчеркивающие, как они что-то выдумывают, о чем-то пишут, знают, чем дело кончится, и так далее. Не боится он и совсем неожиданных подходов, как в "Поцелуе" — трех вариациях на один сюжет, — и "Рассказе", название которого тоже не случайно — ведь это пересказ пересказа, собранный, как лоскутное одеяло, из обрывков слов и строк. Не рассказ, а какой-то абсурд!

Но абсурд для Холера чрезвычайно важен — почти все его произведения балансируют на грани фантастики, а кое-какие — и за этой гранью. Что же скрывается за его странными сюжетами? Ответа Холер не дает, только отшучивается.

Ирония, пронизывающая все его рассказы, неотделима от них. Здесь, возможно, и состоит главная сложность в работе с произведениями Франца Холера — не передашь интонацию автора, и все развалится, потеряет смысл. А шутит и иронизирует он весьма разнообразно. Очень любит игру слов. И любит менять интонацию от рассказа к рассказу — постоянно нужно перестраиваться, менять подход к переводу и каждый раз решать новые задачи. Зато не заскучаешь!

Такими его рассказы кажутся и со стороны: пестрые, во многом непонятные, но все до единого — полные шутливой нежности к миру и героям, а также любви к тому, без чего они не появились бы на свет, — писательскому искусству.

Есть на свете один человек — он существует на самом деле, ручаюсь вам, — и его главная мечта — прослыть чудаком. Его внешность, речь, поведение, все кажется чудным. Если вы встретитесь — а это не исключено, поскольку он действительно живет среди нас, — то встреча может произойти следующим образом.

Однажды в субботу, прогуливаясь по городу, вы вдруг заметите, что впереди кто-то обронил монетку. А вы, я так полагаю, человек не жадный — поднимете монетку, поспешите, догоните незнакомца и вернете ее, пояснив, — мол, упала. Незнакомец, наигранно обрадовавшись, предложит: “Знаете что, глотнем-ка мы на эту денежку!” — а кафе как раз рядом. Вы уже озадачены словом “глотнем”, но никуда не спешите, да и от кофе не отказались бы… Приглашение принято.

По дороге к нему — он поведет вас к себе домой, а не в кафе, сообщив, что кафе он ненавидит — там слишком хороший кофе! — а вы пойдете с ним, потому что отказываться уже поздно, — так вот, по дороге к нему кое-что бросится вам в глаза. Монетка, с которой дурачился этот тип, бесследно исчезла, и теперь он, вытащив из нагрудного кармана пиджака черную перчатку, натягивает ее на руку. Подойдя к двери в квартиру — живет он в старой части города, на пятом этаже, — он ни с того ни с сего разобьет кулаком матовое стекло и, просунув руку в дыру, откроет вам дверь. “Снова ключ забыл, — пожалуется он, — понимаете, я такой растяпа, ужасный растяпа, ха, ха”. Не смеясь, а так и чеканя: “ха, ха”. Затем пошарит в другом кармане и воскликнет: “Вот ты где! Что ж, quod scrips! scripsi — что я написал, то написал” — “Очень жаль, что пришлось разбить стекло”, — посочувствуете вы, но он отмахнется — все не так плохо. Откроет шкаф, где обнаружатся два ряда запасных стекол, достанет одно и заменит разбитое, приговаривая, экий он странный чудак.

И тут вы осознаете: не настоящий это чудак — какими бывают садовники, могильщики, торговцы газетами — нет! Его чудаковатость умышленная, напускная, нужная лишь для того, чтобы показаться интересным.

И квартира обставлена всякими оригинальностями, в нее явно вложено много стараний, но от ваших вопросов он отмахнется с нарочитой рассеянностью: ах, как занятно! К примеру, на сливной трубе в кухне есть трещина на краске, идущая сверху вниз, — она заклеена маленькими пластырями так, словно это они держат трубу.

А в туалете изображены руки, будто бы вцепившиеся в сиденье унитаза. Сзади висит знак, запрещающий парковку, с табличкой внизу: “Только посадка и высадка”. Выйдете оттуда — а хозяин квартиры уже притаился в засаде за напольной вешалкой, проверяет, смешно ли вам? Забавно, признаете вы, но он не отстанет, что же такого забавного? Знак в туалете! “А-а, — отзовется он, — ха, ха”.

И непременно подаст вам что-нибудь к кофе, ведь иначе вы сразу не заметите, что на каждой тарелке написано: ТАРЕЛКА. А если затем он предложит вам закурить, то имейте в виду — это уловка, чтобы вы попросили пепельницу. Возьмите сами, скажет он, в шкафу у вас за спиной. Вы обернетесь, откроете шкаф, увидите там скелет, испугаетесь, закроете шкаф. “Нет-нет, — скажет хозяин квартиры, — берите же его! Подождите, я помогу. Иди сюда, Куно, видите ли, его зовут Куно…” И вот — скелет извлечен из шкафа, стоит рядом с вами, его правая рука лежит на столе и держит крышку собственного черепа — теперь туда можно стряхнуть пепел.

Беседа у вас не сложится: на самом деле он вас не слушает, не следит за разговором, а только и ждет, как бы еще выставить напоказ свою чудаковатость — принося ей в жертву смысл. Вы не выясните, на что он живет, — если спросить о профессии, то он призадумается (естественно, для виду), нахмурится, почешет подбородок, приоткроет рот и устремит взгляд в потолок. И скажет: “Забыл. Право слово, забыл, какой же я рассеянный!”

Полюбопытствуете, женат ли он. Будет целую вечность ходить вокруг да около. То уточнит, о чем это вы, то забормочет: как это — “женат”… И так до тех пор, пока вы не употребите слово “женщины”. Тогда он нарочито рассеянно поинтересуется: “Женщины, погодите-ка, женщины, что же это такое… Ха-ха! Это те длинноволосые создания, которые танцуют в другую сторону?” И больше не проронит ни звука: дает вам время проникнуться фразой, вычитанной им в сборнике анекдотов.

Наконец-то вы можете направиться к выходу, как вдруг над дверной рамой блеснет розовыми буквами надпись: ДО СВИДАНЬЯ. Разумеется, вы, как и все остальные, спросите, отчего “я” такая кривая. А ему только дай повод сообщить: “Она… уронилась”.

Прощайтесь, прощайтесь, с такими людьми долго разговаривать не стоит, и, выходя из дома, не смотрите вверх… Нет, зачем вы смотрите, я же сказал, не надо — охота ли любоваться, как он глядит из окна, напялив маску петуха?

Сегодня за обедом одна знакомая из Берна рассказала мне о знакомом из Германии, который

случайно

разговорился с незнакомцем

и тот

наговорившись о всякой ерунде

поведал

как однажды он

в десятом часу вечера

по профессии он агент

и часто в это время возвращается домой на машине так вот, однажды он

по дороге

увидел

что

на обочине

в открытом поле

девочка

стоит, подняв руку

он остановился

спросил, куда ей надо

та ответила:

в пекарню в ближайшей деревне, он разрешил девочке сесть

та устроилась сзади

и всю дорогу молчала

но потом

доехав до деревни

он нашел пекарню, притормозил перед ней

а девочка куда-то пропала

так что он решил

выйти из машины, позвонить

и спросить:

девочка уже дома?

хотя и странно

он же ничего не заметил

она бы захлопнула дверь

и вот

вскоре

женщина

открыла дверь

выслушала его

попросила войти

и затем

только тогда он заметил

что женщина одета в черное

сообщила:

девочка

которую он подвез

наверное, ее дочь

которая четыре месяца назад

села

в машину

и погибла

а он

он уже третий

кто после ее смерти приходит

и говорит

что привез девоч которая сюд

спраш

не в доме она уж

(Он, растерявшись, уехал

и с тех пор

ему очень одиноко он знает, что делать

потому что)

Три возможности

I

Один женатый человек ехал к Рейнскому водопаду с некой актрисой и, стоя у поворота на главную дорогу, поцеловал ее. В эту минуту его автомобиль покатился и оказался прямо перед грузовиком, — тот не успел затормозить. И мужчина, и актриса погибли на месте.

II

Один женатый человек ехал к Рейнскому водопаду с некой актрисой и, стоя у поворота на главную дорогу, поцеловал ее. В эту минуту его автомобиль покатился, задел прицеп грузовика, ехавшего мимо, вылетел на встречную полосу, как раз навстречу пикапу, который ехал прямо на них и не успел избежать столкновения. Водитель отделался переломом ребер и сотрясением мозга. А вот актрису ему пришлось взять на содержание: из-за аварии ее парализовало, и страховки не хватило ни у нее, ни у него. Тяжелая ситуация еще и потому, что познакомились они лишь в день аварии, и ни о каких отношениях между ними не могло быть и речи, — во что, впрочем, не верили ни его жена, ни окружающие. Мало-помалу они с актрисой все же сблизились, что, однако, радости не принесло: та оказалась глупа и болтлива, а свободного времени теперь у нее было с лихвой. К тому же их встречи лишь мешали семейной жизни, а все попытки подружить актрису с домашними были неловкими и тягостными. Жена и дети не полюбили актрису и были лишь вежливы с ней. А муж проклял тот день, когда, увлекшись, поехал с актрисой на Рейнский водопад — но что толку?

III

Один женатый человек ехал к Рейнскому водопаду с некой актрисой и, стоя у поворота на главную дорогу, поцеловал ее. В эту минуту его автомобиль покатился, но он успел вовремя затормозить, прямо перед проезжавшим мимо грузовиком.

“Как плохо могло бы кончиться”, — подумал он.

С актрисой они больше никогда не встречались.

— Прилягу-ка я, — сказал один путник второму.

— И я тоже, — сказал второй третьему.

— И я, — сказал третий четвертому.

— А я вас покараулю, — сказал четвертый, когда троица улеглась.

Все четверо мигом уснули, а пятый опустился на колени — тоже хотел немножко передохнуть, — но вскоре и его голова поникла, и он погрузился в глубокий сон.

Королевская дочь, которой суждено их разбудить, еще не родилась.

Искал однажды принц принцессу, да не нашел. И тогда он дал объявление в газете: ищет, мол, принц принцессу с целью пожениться. Вам по нраву пешие прогулки, чтение, музыка и королевство?

Среди откликов, которые получил принц, больше всего его заинтересовал ответ некой Сильвии: она писала, что с радостью станет его принцессой, поскольку разделяет любовь к пешим прогулкам, чтению и музыке. А вот королевство ей не так интересно.

Они встретились в итальянском ресторане и тут же прониклись взаимной симпатией, вместе прогулялись, читали друг другу книжки, а вечером пошли на концерт.

Сильвия несколько удивилась, когда принц завел разговор о королевстве, — подумала, что это фигура речи. Но принц действительно ей понравился, и она ответила: если по-другому нельзя, то так и быть, принимаю и королевство. Они поженились, и Сильвия стала на удивление хорошей королевой, хотя училась всего-то на проектировщика.

Проблеск Надежды и Частота Разводов встретились в вестибюле здания городского управления.

— Не подскажете, как пройти в отдел записи актов гражданского состояния? — спросил Проблеск Надежды.

— Второй этаж, комната двести один, — прокряхтела Частота Разводов, — вас отвести?

— Спасибо, — ответил Проблеск Надежды, — лучше я пойду один.

Он беззвучно скользнул вверх по ступеням и прибыл как раз вовремя, чтобы бросить нежный взгляд на жениха и невесту, пока те, улыбаясь, обменивались кольцами.