Иные

Глава 24

Блейз неожиданно почувствовал себя счастливым и довольным. За те несколько лет, что они были знакомы с Тони, ее ответ на вопрос – не было ли в его планах чего-либо настораживающего – оказался первым откровенным проявлением ее чувств. Причем не сколько сам ее ответ, а тот энтузиазм, с которым она уложила его на обе лопатки.

Ложась спать, Блейз еще раз мысленно прокрутил весь их разговор. Сегодня он решил улечься пораньше, что тоже приятно удивило его. Впервые за очень долгое время – за несколько месяцев, если не лет – он чувствовал, что по-настоящему хочет спать.

Вопрос был только в том, сколько ему удастся проспать до тех пор, пока назойливые мысли снова не разбудят его. Но он сказал себе, что нет смысла смотреть в зубы дареному коню. Вспомнив эту древнюю поговорку, он с удовольствием подумал, что снова побывает на Старой Земле и пробудет там не какие-то жалкие шестьдесят часов, а столько, сколько потребуется, чтобы успеть увидеть настоящую живую лошадь. А возможно, даже и прокатится верхом.

Он разделся и нырнул в объятия невидимого силового поля. Закрыв глаза, он почти тут же провалился в сон.

Проснулся он со странным чувством, что то ли просыпается, то ли только что вернулся после очень-очень долгого отсутствия. Он не понимал, чем было вызвано такое ощущение, но, с другой стороны, у него было вполне достаточно времени, чтобы проанализировать его. Обычно возвращение к действительности после сна происходило у него довольно-таки медленно, подобно тому, как пробка, выпущенная на большой глубине, сначала медленно, а затем постепенно ускоряя движение, начинает всплывать к поверхности.

Еще до того как он вплотную приблизился к этой самой поверхности – то есть до того как открылись его глаза, – рядом с собой он вдруг ощутил тепло другого человеческого тела, и чувство тревоги мгновенно овладело им. Но он по-прежнему лежал с закрытыми глазами, никак не демонстрируя, что больше не спит.

Блейз продолжал неподвижно лежать с закрытыми глазами, дыша так же, как дышал, начав просыпаться. Тем временем его уши и нос были заняты попытками определить, что за человек подошел к нему так близко, чувства подсказывали, что человек этот – кто бы он ни был – находился от него на расстоянии менее метра. А возможно, даже еще ближе.

Мало-помалу необходимая информация начала поступать, в основном через уши: человек едва слышно дышал через нос, а потом и обоняние донесло до него знакомый запах тела.

Это была Тони, и она скорее не стояла, а сидела возле его постели.

Тони почти никогда не пользовалась духами, разве что перед официальными приемами, да и то всегда более чем скромно. Но он сразу узнал знакомый запах ее любимого мыла и ее собственный, очень легкий, но вполне узнаваемый запах, который, как он знал, у всех людей был различным.

Блейз по-прежнему лежал неподвижно, с закрытыми глазами, оценивая ситуацию. Ожидание затягивалось.

Было ясно, что Тони просто ждала, когда он по-настоящему проснется, и держала в руках, судя по легкому шуршанию, что-то вроде книги или листка бумаги.

Но даже Тони в принципе не должна была столь незаметно войти в его спальню и тем более близко подойти к нему, пока он спал. В этом он тренировал себя так же упорно, как и в боевых искусствах, – способность ощущать опасность была не менее важной, особенно учитывая то, что сами занятия доставляли ему массу удовольствия, позволяя приобретать редчайшее качество – в данном случае умение мгновенно насторожиться.

Блейз хотел научиться распознавать тепло как сигнал тревоги, сообщающий о приближении врага, подкрадывающегося незаметно и неслышно. Тренировки были довольно несложными, хотя и отнимали много времени.

На Ассоциации он нашел врача-физиопсихолога, занимавшегося изучением мозговых центров, которые управляют человеческим телом и чувствами.

Блейз намеревался убедить его стать членом организации Иных, но в ходе встречи у них завязалась беседа о проблемах обучения человека более тонкому восприятию теплового излучения от источников, находящихся в непосредственной близости. Психолог, получивший образование на Кассиде, работал на Ассоциации по контракту и был страшно недоволен судьбой, считая, что здесь нет применения его талантам. Поэтому проблема, заняться которой предложил ему Блейз, сразу захватила его.

Врач – его звали Кахуба Йон-Михель – охотно рассказывал о том, как возникла и развивалась эта наука от первых тонких игл, которые вводили в мозг человека, до нынешних методов, полностью исключавших столь грубое вмешательство. И пока Блейз сидел с похожим на шлем устройством на голове, а Йон-Михель возился у пульта, нажимая какие-то кнопки и щелкая тумблерами, на экране постепенно начало появляться изображение мозга Блейза. Все это время врач не переставая говорил, а Блейз, всегда охотно пополнявший багаж своих знаний, внимательно слушал и запоминал.

– Ну вот, – сказал Йон-Михель, указывая на окончательный вариант изображения кончиком ручки, – вот в этом месте – там, куда я указываю, – находится центр, отвечающий за распознавание тепла. Мне не составит ни малейшего труда вживить под кожу вашего черепа прямо над этим центром крошечное устройство, которое под волосами будет совершенно незаметно. Как только ваш мозг ощутит поблизости присутствие источника тепла, он начнет посылать вам какой-либо сигнал. Постепенно с помощью искусственного источника тепла вы сможете натренировать себя на определение расстояния до источника и вообще развить эту чувствительность до крайней степени.

– Отлично, – сказал Блейз.

– Но у меня есть идея получше. Вот, смотрите, – Йон-Михель указал на другую точку изображения, – здесь находится ваш центр удовольствия.

На его костистом лице появилась улыбка ученого, одержавшего очередную научную победу.

– Я мог бы сделать и еще кое-что, – продолжал он. – Укрепить на вашем черепе еще одно устройство – примерно такого же размера, как и первое, – которое при определенных обстоятельствах связывало бы ваш центр распознавания тепла с центром удовольствия.

– А что это даст? – спросил Блейз, на самом деле уже начавший понимать, к чему клонит ученый.

– Понимаете, – пояснил Йон-Михель, – ваш мозг засечет наличие источника тепла гораздо раньше, чем вы это осознаете. После некоторой тренировки, я уверен, вы сумеете научиться замечать гораздо более слабые источники теплового излучения, чем сейчас.

Он сделал паузу и с сожалением развел руками.

– Конечно же, всегда останется разница между тем, что будет в состоянии уловить ваш мозг, и тем, что вы в состоянии осознать. – Он пожал плечами. – Нечто вроде порога чувствительности.

– А как же устройство на черепе? – на всякий случай поинтересовался Блейз, хотя уже был уверен, что знает ответ.

– Оно пошлет сигнал в ваш центр удовольствия в тот самый момент, когда центр ощущения тепла заметит приближение источника, – улыбнулся Йон-Михель. – Таким образом даже процесс тренировки будет для вас сущим удовольствием. И хотя устройство крайне миниатюрно и практически незаметно – его наличие смогут установить лишь некоторые охранные устройства, – я уверен, что ваш мозг вскоре научится обходиться и без него, так что надобность в нем отпадет.

– Понятно, – кивнул Блейз.

– В результате тренировок, – удовлетворенно продолжал Йон-Михель, – ваш центр удовольствия начнет извещать вас – не просто ощущением присутствия вблизи вас источника теплового излучения, а скорее нарастающим ощущением удовольствия – о том, что начал функционировать ваш центр ощущения тепла. Ваш мозг, думаю, вполне способен развить в себе подобные свойства и без каких бы то ни было сигнальных устройств. – Лицо его озарила еще более широкая улыбка. – Правда, ощущение удовольствия будет лишь мимолетным и исчезнет сразу же, как только вы попытаетесь проанализировать его.

Блейз улыбнулся. Его позабавила сама мысль о том, что приближение потенциального убийцы под покровом ночи может сопровождаться ощущением удовольствия.

– Уверяю вас, это совершенно реально! – воскликнул Йон-Михель, не правильно истолковав улыбку Блейза. – Я действительно обеспечу вас сигнальным устройством и совершенно убежден, что вы в состоянии научиться увязывать его сигналы с возбуждением центра удовольствия. При небольшой практике ваш мозг научится действовать и без его помощи. Поверьте, я утверждаю это на основании своего научного опыта.

– О, я вполне вам верю, – произнес Блейз. – Я согласен.

Блейз открыл глаза и с секунду лениво разглядывал потолок и комнату. Только после этого он повернул голову и взглянул на Тони. Она как-то необычайно серьезно смотрела на него.

– Давно ты здесь? – спросил он ее.

– Не очень, – ответила она. – Ты проснулся?

Забавный вопрос. Естественно было бы ответить, что раз он смотрит на нее, то, значит, проснулся. Но он ответил вопросом на вопрос.

– А почему ты спрашиваешь?

– Я имела в виду, полностью ли ты проснулся, – пояснила Тони.

– В общем, да, – сказал он. В этот момент у него снова возникло ощущение какой-то долгой прогулки. – Сколько я спал?

Сквозь прозрачную стену пробивался солнечный свет, и что-то подсказывало ему, что это уже не утро, а, скорее, вторая половина дня.

– По нашим подсчетам, где-то между восемнадцатью и двадцатью двумя часами, – ответила она. – Ты хорошо себя чувствуешь?

Блейз молча кивнул, по-прежнему глядя на нее. Удивляться он не привык и даже гордился своей способностью заранее предвидеть возможные события, поэтому всегда был готов к любым неожиданностям. Сейчас же его застигли врасплох.

Тони продолжала:

– Если ты и вправду совсем проснулся, то прочитай вот это.

Она протянула ему доставленное космической почтой письмо в конверте, скрепленном печатью единого теперь правительства Гармонии и Ассоциации. Печать была сломана, а конверт вскрыт. В принципе ничего необычного:

Тони всегда занималась его почтой, прочитывая ее и передавая ему только то, что могло привлечь его внимание.

На мономолекулярном листе бумаги большими буквами было отпечатано послание. Он начал читать:

Подпись под посланием принадлежала самому Маккею.

Блейз пробежал письмо взглядом почти мгновенно.

Потом он перечитал его еще раз, в основном чтобы вволю насладиться напыщенным слогом, и, улыбаясь, вернул письмо Тони.

– Что здесь смешного? – спросила Тони.

– Да нет, ничего. Просто меня поражает, насколько Маккею всегда удается оставаться Маккеем, – посерьезнев, ответил Блейз.

– Значит, мы пакуем вещи и отправляемся? – уточнила Тони. – На Гармонию?

– Конечно же нет, – снова улыбнулся Блейз. Тони пристально взглянула на него.

– То есть ты не собираешься подчиниться приказу? Какой же тогда мы дадим ответ?

– Да никакого. Подшей письмо в дела, чтобы в случае необходимости на него можно было сослаться.

Все это время Тони сидела совершенно неподвижно. От последних слов Блейза она заметно расслабилась. На лице ее тоже появилась улыбка.

– Значит, ты не собираешься отвечать на него?

– Отвечу, когда сочту нужным. Неужели ты думаешь, что я вот так все брошу и поспешу на Гармонию?

– Ну, – пожала плечами Тони, – в принципе, если ты собираешься стать Первым Старейшиной или вообще когда-нибудь вернуться на Гармонию или Ассоциацию – не говоря уже о том, что остальные наши люди в конце концов захотят вернуться домой, – должен же ты послать ему хоть какой-нибудь ответ?

– С чего бы это? – Блейз внимательно посмотрел на Тони.

– Так ты вообще не собираешься отвечать? А у тебя не возникнет трудностей потом, когда ты уже станешь Первым Старейшиной, если сейчас ты оставишь это послание без ответа?

– Наоборот, – улыбнулся Блейз. – Пусть это будет первым уроком Маккею. Ему следует понять, что он мне не указ. Вообще-то со временем Старейший должен усвоить, что дело обстоит как раз наоборот.

Тони отозвалась не сразу. Наконец лицо ее тоже осветила широкая улыбка. Такое Блейз видел впервые. Она, похоже, забавлялась от всей души.

– Гокуй, – прошептала она.

Он с удивлением взглянул на нее, все еще продолжая улыбаться. Эти звуки – или слова, или что это там было – были ему непонятны. Наконец Блейза осенило. Возможно, это на языке, которым по сию пору в своем кругу пользовались члены ее семьи.

– Не понял.

– Я сказала, – она все еще улыбалась своей новой, непривычной для него улыбкой, – примерно вот что: я всегда считала тебя человеком выдающимся во многих отношениях, но только теперь убедилась – ты и в самом деле великий человек.

Они переглянулись и, стали словно еще ближе друг другу, чем раньше. Блейз вдруг отчетливо осознал, что любит ее, и тот невидимый барьер, который он искусственно создавал между собой и Тони, вдруг начал истончаться, обращаясь в некую туманную дымку. Казалось, еще мгновение – и преграда окончательно растворится, он признается ей в своих чувствах и услышит в ответ то же самое.

Но стальная воля и непреодолимое желание достигнуть цели все же не позволили ему сделать этого. Единожды преодолев пропасть, отделяющую от другого человека, обратно уже не вернешься, и придется делиться с этим человеком всеми своими планами и целями. Какое-то внутреннее чувство всегда подсказывало ему, что нет на свете другого человека, который смог бы осознать и разделить с ним подобную тяжесть.

Он должен оставаться одиноким, оторванным от остальных людей, если действительно собирается сделать для них то, что наметил. И одиночество это будет вечным. Следует постоянно напоминать себе о том, что оно необходимо, поскольку ситуации, подобные сегодняшней, будут периодически повторяться на протяжении всей его жизни.