Иные

Глава 28

– К сожалению, нет, – сказал Блейз. – Вы, наверное, знаете, что я прилетел совсем недавно и пока просто не имел возможности нигде побывать. Но завтра я непременно ее посмотрю. Уверен, что получу огромное удовольствие.

– Вот как, – прозвучал вдруг тенорок Жоржа Лемэра. Математик по-прежнему сидел совершенно неподвижно, да и выражение его лица ничуть не изменилось. – Значит, в этом турне вы решили сочетать приятное с полезным?

Блейз улыбнулся в ответ.

– Нет. Эта поездка чисто деловая. Просто я считаю, что «Факелы» являются одним из показателей развития Ньютона. Я довольно внимательней изучил прошлое вашего мира, но, к сожалению, так и не смог прийти ни к каким определенным выводам по поводу его будущего.

Эта двусмысленная фраза была произнесена столь непринужденно, что даже таким людям, как члены Совета, потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное.

Затем Хаф-Тандер наклонился вперед.

– Уж не хотите ли вы сказать, что и сами в какой-то степени способны повлиять на будущее нашей планеты?

– Ну, – пожал плечами Блейз, – дело в том, что я и так уже до некоторой степени повлиял на него и не вижу причин, которые помешали бы мне влиять на неге и в дальнейшем.

Снова наступило молчание.

– А этот человек вообще-то нормален? – поинтересовалась у Хаф-Тандера Айбен.

– Насколько нам известно – да, – взглянув на нее, ответил Хаф-Тандер.

Он снова повернулся к Блейзу:

– Вы, должно быть, шутите, Блейз Аренс?

– С чего вы взяли? – удивился Блейз.

– Меня ничуть не удивляет, что Айбен поставила вашу нормальность под сомнение, – сказал Хаф-Тандер. – Остается только добавить: повлиять на этот мир вы способны не более, чем кто-либо на другом конце Вселенной.

Говоря это, он немного повысил голос – почти незаметно. Затем помолчал и продолжал уже прежним спокойным тоном.

– Мало того, вообще не можете хоть как-то повлиять на ситуацию. Совет вызвал вас, чтобы сообщить об определенных мерах, которые собирается предпринять по отношению к вам. У нас сложилось впечатление, что вы прибыли сюда под прикрытием своего дипломатического паспорта с намерением будоражить умы наших граждан этой вашей чепухой насчет Иных.

– Боюсь, что вы ошибаетесь, – возразил Блейз. – Это чисто лекционное турне. Разумеется, прибывая на планету, где есть филиал организации Иных, я встречаюсь с ее членами. Почему бы и нет?

Никакой реакции со стороны Совета не последовало.

– Мои выступления, – продолжал он, – не имеют никакого отношения ни к вам, ни к организации Иных, а затрагивают лишь будущее человеческой расы. Население Ньютона также является частью человечества, следовательно, то, что я говорю, в равной степени относится и к вашему народу. Естественно, люди могут меня и не слушать. Но мне кажется, что для некоторых это представляет определенный интерес.

– Так вы не отрицаете? – воскликнула Айбен. – Вы действительно собираетесь будоражить умы наших граждан?

– Я не отрицаю только того, что я сказал, – чуть улыбнувшись, ответил ей Блейз. – Если вам так хочется исказить смысл моих слов, я за это ответственности нести не могу.

– Еще как можете, – сказал Жорж Лемэр.

– Жорж совершенно прав, – подхватил Хаф-Тандер, – особенно принимая во внимание ваш дипломатический паспорт. Наш Совет, учитывая то, что нам известно о ваших целях не только здесь, у нас, но и на других планетах, которые вы посетили, и на обоих Квакерских мирах, откуда вы прилетели сейчас, считает совершенно очевидным: иной цели, кроме как вносить смуту в сознание общества лучшего из всех Новых Миров, которые создало человечество, у вас нет.

Блейз рассмеялся.

– По-вашему, это смешно? – взорвалась Анита дел ле Сантос. При ее внешней хрупкости и нежности черт фраза показалась особенно резкой.

– Боюсь, что да, – улыбнулся Блейз. – Судите сами: вот вы – высший и непререкаемый орган власти планеты, которую вы называете самой лучшей из всех Новых Миров, хотя обитатели некоторых из них могут с вами и не согласиться. Тем не менее вы придумываете какой-то фарс, делая в нем главным героем – этаким рыцарем плаща и кинжала – меня. Не сочтите за труд объяснить мне, чем же это я таким занимаюсь под видом своих лекций о судьбах всех людей на всех обитаемых мирах?

– Я уверен, для вас, как и для нас, совершенно очевидно, что это никакой не фарс и что вы действительно занимаетесь подрывной деятельностью. – Хаф-Тандер обвел взглядом своих коллег, которые утвердительно закивали.

– Как бы то ни было, – продолжал он, – при поддержке старшего брата вы начали с создания филиалов подрывной организации на максимально возможном числе миров. Здесь, на Ньютоне, вам не удалось преуспеть в этом, хотя и среди наших ученых нашлись те, кто проявил слабость и клюнул на ваше заявление о том, что человечеству прежде всего нужно сбросить ярмо Старой Земли – причем, заметим, ярмо несуществующее, как вам и самому отлично известно, – а потом стать таким, каким представляете себе его вы.

Он замолчал. Блейз молча наблюдал за ним. Когда пауза несколько затянулась, Хаф-Тандер продолжал:

– И вот, организовав все это, теперь вы перебираетесь с планеты на планету и пытаетесь запалить шнур и взорвать общественное мнение изнутри. Причем производите вы впечатление человека достаточно разумного. Неужели вы предполагали, что и на Ньютоне будут молча сносить весь этот открытый и циничный саботаж, принимая во внимание ваш дипломатический паспорт? Это просто удивительно. Остается только надеяться на ваш здравый смысл – вы поймете нас, если мы при необходимости просто наплюем на вашу дипломатическую неприкосновенность.

– Это было бы неумно, – возразил Блейз. – Все Новые Миры существуют на основе финансовой взаимозависимости, что, в свою очередь, требует соблюдения ряда взаимопризнанных норм в отношениях. Одна из них – неприкосновенность лиц с дипломатическим статусом. Это нам досталось в наследство еще со Старой Земли.

Он с улыбкой оглядел присутствующих.

– Нарушьте данное правило, и не останется причин, по которым нельзя было бы нарушить и все остальные договоренности и соглашения. А это имело бы уже катастрофические последствия.

– Я знаю, что таково общественное мнение на большинстве Новых Миров, – заметил Хаф-Тандер. – Но оно не учитывает одного существенного момента. Именно Ньютон приобретает значение планеты, жизненно важной для всех остальных.

– Жизненно ли? – спросил Блейз.

На эту наживку тут же клюнул Жорж Лемэр.

– Конечно, ведь если бы не мы, у остальных населенных планет просто не было бы общей технологии! – громко воскликнул он.

– А не слишком ли много вы на себя берете? – как бы про себя произнес Блейз. Но Лемэр уже не слушал его.

– Если мы завтра прервем всяческие сношения с остальными мирами, все они двинутся в разные стороны с разной скоростью и постепенно снова одичают. А между тем наш мир и те, кто останется с нами, будут продолжать научно и технически развиваться еще более быстрыми темпами, познавая все больше и больше тайн мироздания. Со временем мы превратимся в империю, решения в которой будет, конечно же, принимать только Ньютон. За всех. В принципе мы и сейчас уже недалеки от этого.

– Понятно, – кивнул Блейз. – Видимо, вы уже разработали планы организации собственного производства, подобного кассидианскому, медицинских исследований и образовательных структур, подобных экзотским, военной подготовки как на Дорсае – кстати, а не дорсаец ли Донал Грим лет около ста тому назад заставил Ньютон капитулировать?

– Названные вами миры уже специализированы до предела. Мы знаем обо всех этих вещах не меньше них, – ответил Лемэр.

– Ясно, – снова спокойно повторил Блейз.

Ему действительно все стало ясно.

Именно теперь он вдруг с необыкновенной четкостью осознал гораздо больше, чем им хотелось бы, и даже больше, чем они понимали сами.

Одним из признаков общественного упадка, предсказанного для Новых Миров, было и сползание в некую разновидность мегаломании, при которой население планет вдруг начинало не только полагать себя обитателями лучшего из миров, но и рассчитывать на дальнейшее господство над остальными.

В принципе он был готов встретиться с подобными проявлениями мании величия, но только не так скоро. К тому же он считал, что первыми признаками подобного полубезумия будет наращивание вооружений и создание армии, способной силой овладеть остальными Новыми Мирами.

Старая Земля однажды уже пыталась завоевать Дорсай. И совершенно неожиданно потерпела сокрушительное поражение – причем вовсе не из-за того, что ей пришлось уступить дорсайскому военному гению, и не из-за того, что ее противниками выступили отборные силы дорсайцев. Нет, победу одержали мирные жители планеты, и с тех пор подобные планы завоевания были навсегда заброшены.

Очевидно, его собеседники намеревались пойти другим, менее насильственным путем – использовать прежде, всего экономические средства. Совет вовсе не шутит, заявив о своем пренебрежительном отношении к его дипломатической неприкосновенности. Если они и вправду собирались арестовать его, то даже Солдаты Генри вряд ли могли остановить их.

Блейз полностью отдавал себе отчет в том, что в межпланетной политике он все еще оставался довольно мелкой фигурой. Члены Совета могли, конечно, не знать этого, но он-то был твердо уверен, что Маккей ни в коем случае не поставит под удар отношения между Квакерскими мирами и Ньютоном только из-за того, что с одним из членов правительства обошлись неподобающим образом. У Маккея не было для этого ни соответствующей твердости, ни решительности.

Скорее всего, он вообще отреагирует крайне вяло, в глубине души даже порадуясь тому, что этим человеком оказался именно Блейз, совершенно не учитывая, насколько тот популярен среди населения обоих Квакерских миров, а также то, что стоит пасть Блейзу, как вскоре падет и он сам. У тамошних избирателей была отличная память и вполне определенные убеждения.

Все это промелькнуло в голове у Блейза мгновенно, поэтому он ответил Хаф-Тандеру почти сразу:

– Даже если предположить что вы действительно готовы совершить такой неслыханный доселе акт, как нарушение моей дипломатической неприкосновенности, а то и подвергнуть меня чему-то худшему, чем просто высылка, хотя мне даже трудно представить…

Хаф-Тандер с усмешкой перебил его:

– Я не собираюсь скрывать наши намерения. Мы предлагаем отдать вас под суд по обвинению в подрывной деятельности. Не буду цитировать вам соответствующие статьи нашего уголовного законодательства, но хочу заметить, что признание виновным в подобном преступлении может караться даже смертной казнью.

– Причем приговор, очевидно, будет приведен в исполнение незамедлительно, – вставил Блейз с плохо скрываемой иронией в голосе.

– Ничуть не сомневаюсь в этом, – вмешалась Динь Су все с теми же теплыми, почти материнскими интонациями в голосе. – Я уверена, что все Новые Миры испытают только облегчение, узнав об избавлении от такого возмутителя спокойствия, как вы.

– Мне кажется, что вы не учли еще кое-чего, – заметил Блейз. – Если вы будете судить меня вопреки всем международным законам и правилам, а затем казните, то тем самым сделаете из меня мученика. Обратитесь к истории не только Новых Миров, но и Старой Земли. Мучеников обычно долго помнили и объявляли святыми. У мучеников, как правило, гораздо больше последователей появляется после смерти, а не при жизни.

Хаф-Тандер снова усмехнулся и покачал головой.

– Нынешняя ситуация имеет совершенно иной прецедент. Помните, в свое время кто-то заметил, что в исторических хрониках именно Карфаген, а не Рим, представлен как злодей – а все потому, что история писалась именно в Риме. Вскоре и мы будем подобны Риму. И историю писать тоже будем мы.

– Понятно, – протянул Блейз. Он снова опустился в кресло. – Тогда чем быстрее вы начнете соответствующие юридические процедуры, тем лучше. Поскольку я верю в свои слова, обращенные к людям. И жизнь моя гораздо менее важна, чем то, что я им говорю.

Он окинул взглядом присутствующих.

– Вообще не так уж важны ни моя жизнь, – продолжал он, – ни организация Иных, ни что-либо еще. Самое главное – это будущее человеческой расы. Конечно, перспектива гибели меня вовсе не радует, но все же я уверен, вопреки вашим утверждениям, что моя смерть даст как моему делу, так и будущему человечества больше, чем могли бы мои слова дать при жизни.

Теперь он позволил себе мрачно улыбнуться.

– Может быть, – добавил он, – мне следовало бы даже поблагодарить вас за это.

Блейз не только был совершенно искренен, но и в голосе его, прекрасно натренированном, как всегда, звучала убежденность, так эффективно действующая на слушателей. Члены Совета, какими бы проницательными и опытными людьми они ни были, не были и столь же опытными слушателями, способными распознать намеренное эмоциональное окрашивание речи Блейза.

Впрочем, даже если бы они и обладали такими способностями, он все равно говорил чистую правду – кроме самых последних слов. В душе Блейз совершенно искренне продолжал считать, что для выполнения конечной цели нужен именно он сам, причем живой и способный продолжать начатое дело. Но они вряд ли смогли бы заметить эту маленькую ложь на фоне всего остального. Более того, теперь Блейз был уже совершенно уверен, что, если бы они и в самом деле вознамерились покончить с ним таким образом, бессмысленным тогда являлось это приглашение, а также попытка запугать.

А запугать и потрясти его они весьма старались, но только в качестве первого этапа на пути к чему-то большему. Что же предполагалась, он сейчас и пытался понять, примешав к бочке правды ложку не правды.

– Да, в мужестве вам не откажешь, – чуть помолчав заметил Хаф-Тандер. – Но в любом случае, независимо от того, сколько людей будет считать вас мучеником на других Новых Мирах, – здесь, на Ньютоне, это кажется маловероятным, а Старой Земле вы вообще безразличны.

– Вы так уверены? – спросил Блейз. – Но ведь вполне возможно, что мой мученический венец породит людей, которым ваша власть придется сильно не по вкусу, и они причинят вам множество неудобств, когда вы попытаетесь взять под свой контроль другие Новые Миры.

– А они и так у нас под контролем, – вставила Анита делле Сантос.

Блейз бросил на нее мимолетный взгляд и снова перевел глаза на Хаф-Тандера.

– Я вовсе не имею в виду то, что вы в состоянии сделать, особенно учитывая высокий уровень развития вашей науки, – пояснил Блейз. – Я говорю о попытках занять главенствующее над всеми остальными Новыми Мирами положение. И если вы поставите перед собой такую цель, то у вас могут возникнуть сложности с ее достижением, если достаточно большое количество людей на других планетах будет исповедовать философию, отличную от вашей.

– А с чего вы, собственно, взяли, что Ньютон так стремится командовать остальными планетами? – спросил Хаф-Тандер.

– А разве не в этом состоит ваша конечная цель? – невинным голосом вопросом на вопрос ответил Блейз. – Стать самыми могущественными? Доминировать над остальными? Получить практически неограниченную власть?

При этих его словах присутствующие как-то заерзали и начали переглядываться. Блейз понял: он коснулся животрепещущей темы. Возможно, они еще ни разу не обсуждали – ни официально, ни неофициально, – как распределят между собой власть, если Ньютону все же удастся взять верх над остальными Новыми Мирами.

Хотя совершенно очевидно, что они стремятся именно к этому. Все они наверняка уже мысленно примеряли на себя эту власть, и примерка явно удовлетворила многих из них.

Вопрос о разделе будущих властных полномочий наверняка должен был привести к серьезным разногласиям между ними. Сейчас Блейз поставил эту проблему перед ними совершенно открыто, одновременно пытаясь заставить их наконец высказать вслух так до сих пор и не прозвучавшее предложение, которое ему очень хотелось бы услышать. В принципе это был тот же метод кнута и пряника, знакомый ему по Новой Земле, правда, с небольшими отличиями. Весь этот разговор об игнорировании дипломатической неприкосновенности, а также угрозы судить его и казнить с трудом воспринимались как прелюдия к подобному предложению. Поэтому он ждал, чтобы кто-нибудь из них произнес его наконец вслух.

Блейз готов был держать пари, что это будет Динь Су. И оказался прав.

– Интересно, – начала она, – а с чего вы взяли, что многие будут помнить о вас, не говоря уже о том, чтобы считать вас мучеником?

– Однажды на Новой Земле послушать мою лекцию пришло около восьмидесяти тысяч человек, – сказал Блейз. – И это на планете, где я никогда да этого не бывал и где меня слушали только в записях. Не знаю как для вас, а для меня это факт очень показательный.

– Да, показательный, – согласилась Динь Су, – хотя мне кажется, вы в значительной степени сами себя обманываете. Подобный интерес зачастую недолговечен. Любое экстраординарное событие всегда поначалу привлекает толпы зевак.

– Неужели даже восьмидесятитысячные?

Но Динь Су ничего не ответила, а вместо этого обратилась к Хаф-Тандеру.

– Если мне не изменяет память, – произнесла она негромко и доверительно, как будто в зале, кроме них двоих, никого больше не было, – мы вроде бы обсуждали и другие возможности использовать его.

– Надеюсь, ты не приняла всерьез эти его хвастливые заявления? – отозвался Хаф-Тандер.

– Согласна, он действительно изрядно перебарщивает, – кивнула Динь Су. – Даже если он и вправду готов умереть за свою философию, ему все равно имело бы смысл пытаться убедить нас в том, что у него действительно много последователей. Но, к сожалению, он обладает даром, который один из древних классиков Старой Земли в свое время назвал «опасным красноречием». Полагаю, мы должны попытаться найти этому красноречию какое-то полезное для нас применение. Как ты считаешь?

– Хм-м, – задумчиво протянул Хаф-Тандер и обвел взглядом остальных. Члены Совета молча смотрели на него.

– Итак, – чуть раздраженным тоном проговорил Хаф-Тандер, – вы все-таки выскажете свои мнения?

– Лично мне, – буркнул Жорж Лемэр, – совершенно все равно. Как решите, так и будет.

– А как мы можем быть уверены, что он у нас под контролем? – спросила Анита делле Сантос. Ее вопрос прозвучал как-то фальшиво и немного наигранно.

– Есть способы, – пожал плечами Хаф-Тандер. – Надеюсь, вы помните – нам уже приходилось таким образом брать под контроль несколько человек.

Через секунду Анита кивнула.

– А я говорю – нужно судить его и казнить, – настаивала Айбен. – Какой нам смысл рисковать?

– Иногда, дорогуша, – улыбнулась Динь Су, – бывает, что стоит и рискнуть.

Айбен как будто собралась что-то возразить. Она уже приоткрыла было рот, но снова закрыла его и сидела, недовольно уставившись на Динь Су.

– По-моему, – сказала Динь Су, – мы сможем использовать его без всякого риска для себя. – Она взглянула на Блейза. – Вы понимаете, что мы имеем в виду, Блейз Аренс? – спросила она.

Блейз улыбнулся. Это даже скорее было похоже на ухмылку.

– Могу себе представить. Видимо, вы хотите воспользоваться мной, чтобы я приспособил свою философию для ваших целей и убеждал людей в том, что выгодно вам. Я прав?

– Вот видишь, – заметила Динь Су Хаф-Тандеру. – Он исключительно умен. Его обязательно нужно использовать.

– Может, ты и права, – с сомнением произнес Хаф-Тандер. – Хотя лично я так не считаю, но если остальные…

Все уставились на Блейза.

– Может, вы все-таки и моим мнением поинтересуетесь? – обратился к ним Блейз.

– А какое нам дело до вашего мнения, – отозвался Хаф-Тандер мягким снисходительным тоном, каким обычно разговаривают с ребенком. Хаф-Тандер и Динь Су, сказал себе Блейз, совершенно определенно занимают в Совете главенствующие позиции. Если они придут к единому мнению, остальные члены Совета наверняка поддержат его. Однако Жорж Лемэр продолжал хмуриться, а хищное лицо Айбен искажала гримаса, которая придавала ему еще более плотоядный вид. Да и Анита делле Сантос казалась весьма недовольной.

Если все это было заранее отрепетированным представлением, то играли они хорошо. Блейз решил, что ему вряд ли повредит еще одна попытка поддеть их.

– А я бы на вашем месте все же его выслушал, – сказал он. – Дело в том, что изменять своим взглядам ради спасения жизни я вовсе не собираюсь, равно как и не намерен любой ценой избежать мученической смерти. Мои взгляды – это моя жизнь.

– Вот видите! – воскликнула Айбен. – Не будет с него толку.

– Вовсе нет. Вовсе нет, – почти таким же ласковым тоном, как только что Блейзу, возразил ей Хаф-Тандер. – Прежде всего, я не думаю, что он понимает, в каком оказался положении. Далее, всегда есть способы гарантировать безопасность в подобных вопросах. Но в чем-то он и прав. Если он не будет сотрудничать с нами добровольно, у нас ничего не получится.

Он снова повернулся к Блейзу.

– Прежде всего, Блейз Аренс, вы должны уяснить: никто из нас вовсе не требует от вас искажать смысл того, что вы говорите. Ваши речи – как раз самое безобидное из всего, что вы делаете.

Блейз улыбнулся.

– Я понимаю, вы так не считаете, – резонно заметил Хаф-Тандер. – Но с нашей точки зрения это именно так. По крайней мере, в отношении Ньютона. В настоящее время по вашему сценарию главный злодей – это Старая Земля. А мы и не спорим. Мы только рады будем, если Старая Земля станет объектом ненависти со стороны обитателей Новых Миров, хотя, разумеется, действительных причин для подобного отношения в общем-то нет. Но дело в том, что если мы просто позволим вам продолжать в том же духе, то впоследствии ничто не помешает вам сопоставить нас и нашу науку с аналогичным направлением развития Старой Земли – ну, скажем, с научными достижениями, воплощенными в Абсолютной Энциклопедии.

– Мне казалось, вас больше всего беспокоит возможное брожение местных умов как следствие моих выступлений, – напомнил ему Блейз.

– О! – Хаф-Тандер небрежно махнул рукой. – Просто это был повод собраться и что-то решить относительно вас. Нет, на самом деле нас гораздо больше интересует будущее. Если бы у нас была уверенность, что вы ограничитесь только выступлениями и будете продолжать все валить на Старую Землю, в этом случае мы, наверное, могли бы со спокойной душой отпустить вас и позволить и дальше разъезжать с вашими лекциями – даже здесь, на Ньютоне.

– Интересно, – протянул Блейз. – Надеюсь, мне не нужно повторять, что я ни сном ни духом не собирался говорить ничего плохого ни про Ньютон, ни про любой другой из Новых Миров. Мое видение будущего всегда было, если можно так выразиться, скорее духовным, чем политическим.

– Значит, у вас нет причин не работать с нами рука об руку? – мягко спросила Динь Су.

– Пока я их не заметил, – ответил Блейз. – Что же касается заинтересованности в будущем, то я вообще не вижу, где мой интерес к будущему человечества реально пересекается с вашим. Я говорю людям только то, во что верю, и предоставляю им самим оценить пользу моих слов. Если да, очень хорошо. Если нет – увы, остается только сожалеть. Ни на что большее я как истинный философ и не претендую.

– Да, – заметила Айбен, – жить он все же, кажется, хочет.

– Он красноречив, это так, – сказал Хаф-Тандер, – к тому же явно согласен с предложением Динь Су. Правда, я не очень-то верю ему – вдруг в будущем он изменит свое решение? Лично я все-таки подстраховался бы и посмотрел, как он себя поведет.

Он обвел взглядом остальных членов Совета. Те согласно закивали.

– Что значит «подстраховался»? – спросил Блейз. – Я ведь уже сказал вам, что не собираюсь вносить никаких изменений в мои лекции…

Но, еще не договорив, он почувствовал, как его руки, лежащей на подлокотнике кресла, прямо сквозь ткань рубашки и куртки вдруг коснулось что-то вроде холодного пальца. Ощущение почти тут же исчезло.

– Мы очень заботимся о здоровье членов нашего Совета, – сказал Хаф-Тандер, – поэтому в подлокотники всех кресел вмонтированы специальные медицинские устройства – на случай крайней необходимости. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?

– Понимаю, – кивнул Блейз. – Сколько в моем распоряжении времени?

– Я же говорила, что он очень умен, – проворчала Динь Су.

– От двадцати шести до двадцати восьми часов – то есть приблизительно сутки, – ответил Хаф-Тандер. – В принципе я бы посоветовал вам прийти к нам часа за три или четыре до истечения срока за второй инъекцией – «противоядием», как его в таких случаях называют. В противном случае, даже если вы и не умрете, вполне можете оказаться на больничной койке. После указанного мной максимального срока на протяжении следующих десяти часов вас тоже еще, возможно, удастся спасти, но вы, мягко выражаясь, будете довольно долго болеть – срок зависит от того, насколько поздно вам введут противоядие, к тому же нельзя забывать о последствиях.

– Значит, – Блейз старался, чтобы голос его звучал спокойно, – я практически ваш пленник?

– Точнее сказать, мы дали вам сутки на обдумывание наших предложений, – пояснил Хаф-Тандер. – Вы все еще можете выбрать мученический конец. Раз уж мы предпочли именно этот вариант действий, то в случае вашего отказа сотрудничать с нами мы просто не станем вводить вам противоядие. Природа возьмет свое.