— Меня удивляет во всем этом только преждевременность, — сказал Шульц, выслушав Хольтена, — оно еще не должно падать. Впрочем, крупные открытия всегда висят в воздухе, сознание техника здесь находится под влиянием всей среды. Очень часто крупные открытия делаются несколькими человеками сразу. Что же касается вашего Словохотова, то он, очевидно, талантливый химик, — я проверю его выводы.
— Какая-то женщина просит впустить ее к вам, — доложила служанка.
— Пускай подождет, — ответил Шульц. — Уберите со стола, Эльза. Вероятно, это студентка с просьбой о зачете.
— Я вошла без разрешения, — произнесла в этот момент белокурая женщина, являясь в дверях.
— Совершенно верно, без разрешения и в неприемные часы, — ответил Шульц, не вставая ей навстречу.
— Но Новая Земля погибла, — продолжала женщина.
— Мы знаем это из газет, — спокойно возразил профессор, — но это не должно нарушать течения академической жизни. Студентка не должна из-за этого мешать своему профессору. Единственное извинение ваше состоит в том, что вы — иностранка…
— Она падает! — воскликнул Хольтен.
Действительно, глядя вперед остановившимися безумными глазами и, очевидно, не слыша воркотни профессора, женщина скользнула спиной вдоль косяка, к которому прижалась, и полулежала в дверях без чувств.
— Простите старого ворчуна! — вскочил профессор. — И что за нервы у современной молодежи… Но что это?
На чистом, еще влажном от утренней уборки линолеуме лежал пакет:
— «Профессору Шульцу, личное, спешное», — прочел Хольтен, передавая пакет профессору.
— Какой знакомый почерк! Приведите в чувство даму, Хольтен.
Шульц разорвал пакет и бросил конверт на пол.
— Роберт! — вскричал он. — Роберт… Роберт погиб! Дитя мое… Роберт погиб!.. Сын мой!..
— Проклятие! — вскричал Хольтен, вскочил и с криком разорвал на себе платье. — Погиб! Шульц называет его сыном, — кричал он. — Изменница!
— Выпейте это, — сказал Шульц, наливая в стакан какой-то жидкости. — Я не знал, что вы настолько негр. Химикам и слугам химиков нельзя так волноваться. Они уничтожили Новую Землю — я уничтожу Старый Свет. Нужно быть спокойнее.
— Наташа, вы здесь? — сказал молодой человек в форме английского летчика, входя в комнату. — Наташа, что с тобой? — бросился он к женщине. — Наташа, я изменил из-за тебя своей родине. Я дезертир и изменник. Но все равно я наполнил резервуары аппарата горючим. Нас не догонят, — летим от этой войны, от этой гибели. Я люблю тебя! Нетлоха нет больше, и ты не была ему нужна. Спеши, нас сейчас арестуют. Меня уже ищут, бежим, — наш аппарат сильный и быстрый, скоро ночь, мы уйдем… Я достану денег…
— Уйди, постылый! — произнесла женщина, приходя в себя.
Дюле выхватил маузер и приставил его к своему виску.
— Не здесь, офицер, — остановил его Шульц, обращаясь к нему на скверном английском языке. — Вот видишь небо? Неужели тебе мало места умереть там? Зачем тебе портить квартиру старого человека, ординарного профессора и члена-корреспондента всех академий, и доставлять ему неприятности своей смертью? Мне тебя не жалко. У меня на сердце столько вины перед всем миром за то, что я один из создателей техники этой безумной войны, что я не сумел в жизни быть изобретателем. Я погубил сотни тысяч людей и своего сына в том числе… Мне кажется, что я уже не могу испытывать горя. Тебя с твоим личным горем мне не жалко. Прошу, не порть моего линолеума, не доставляй мне переписки с властями и умри в воздухе… Хольтен, отберите у него револьвер…
Дюле стоял оглушенный, потом, как солдат, получивший приказание, резко повернулся и быстрым шагом вышел из комнаты.
— Приведите в чувство эту женщину, — сказал Шульц, — она еще должна рассказать нам многое.
— Отлично, отлично, — говорил уже сам с собою Шульц, перелистывая за столом бумаги. — Ах, Роберт, Роберт… О, спасибо тебе, старость, ты мне помогаешь перенести горе…
…………………………………
В это время над Фрейбургом, поднявшись коротким разбегом с площади перед собором, круто взлетел аэроплан.
Вот над горизонтом показался отряд быстро приближающихся аэропланов; уже можно было по очертанию крыльев определить, что это английские истребители.
Аэроплан, поднимающийся над городом, остановился при виде их, как будто прислушиваясь. Может быть, он действительно говорил с ними по радио. Потом, словно придя в отчаяние, он описал крутую мертвую петлю, и в тот момент, когда плоскости аппарата запрокинулись совершенно, вдруг из аэроплана выпала маленькая черная фигурка. Аэроплан сбился и завилял в воздухе, то выправляясь, то скользя на крыло… Крохотный черный силуэтик падал вниз.
…………………………………
— Женщина, — сказал Шульц, выслушав Наташу, — вам не нужен покой, он вам не поможет. Над городом англичане уже ищут вас, но смерть Дюле их задержит. Возьмите документы и идите в Россию, у нее много друзей, и дорогу вам укажут, а у нас есть дело мести. Прощайте.
— Хольтен, — произнес старый профессор, когда дверь за Наташей закрылась, — какой характер! Но к делу. Нам нужно составить объявление для всех газет. Вот деньги, переведите немедленно их через банк. Текст такой, — пишите сперва то, что пойдет крупным шрифтом:
ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ МАРОК ПУД.
БЕДНЫМ БЕСПЛАТНО.
ОПТОМ СКИДКА.
ГОДНО ДЛЯ ПРИГОТОВЛЕНИЯ ИСКУССТВЕННЫХ ЗУБОВ.
Просят приносить свою упаковку.
— Ну, теперь осталось продиктовать мелочь…
…………………………………
Всю ночь Хольтен отправлял телеграммы во все стороны. По городу пошли слухи, сперва темные, потом все более и более определенные. Самые солидные граждане откидывали свои перины и спешно одевались. Приготовлялись мешки, чемоданы. Наспех делались бутерброды… А в доме профессора Шульца всю ночь шла возня, что-то звенело, падало. Тащили какие-то мешки…
— Граждане, соблюдайте очередь! — вскричал в семь часов утра Хольтен, вынося маленький столик на тротуар перед домом, — в очередь, граждане!
А тройной хвост очереди, обогнув Фрейбург, начал выстраиваться на шоссе в лесистых ущельях Шварцвальда.