Иркутск – Москва

Глава 6

Глава 6. Игры с Минотавром

Литерный экспресс «Порт-Артур — Москва», 26 апреля 1905-го года

Первым серьезным изменением, которое отметил для себя Петрович в британском военно-морском строительстве, стал рост калибра главной артиллерии броненосных крейсеров типа «Минотавр» и увеличение их трехкорабельной серии на один киль, в сравнении с известной ему историей. Скорее всего, тут сказались, как печальный для союзников англичан — японцев — ход войны, так и продажа им двух строившихся для Чили броненосцев. В состав Ройял Нэйви под именами «Свифтшур» и «Трайэмф» они не вступили. Следовательно, платить за них британскому Адмиралтейству не пришлось, а сэкономленные таким образом фунты стерлингов были направлены, в том числе, на дополнительный крейсер данного типа и на общее усиление тактико-технических характеристик всех кораблей этой серии.

Они подросли на тысячу тонн, став немного длиннее и шире, получили 178-миллиметровый главный бронепояс вместо шестидюймового, но самое главное — в башнях на корме и на носу вместо 234-миллиметровых пушек красовалось по паре виккерсовских десятидюймовок в сорок пять калибров длиной. При этом проектная скорость этих последних броненосных крейсеров Британии должна была остаться равной двадцати трем узлам при двадцати восьми тысячах «лошадок» в двух машинных отделениях. По данным американского журнала, на последнем корабле серии даже предполагалась установка турбин системы Парсонса, но от нее, в итоге, почему-то отказались.

Петрович прочел об этом «нежданчике» в номере «Сайнтифик Амэрикэн», который был любезно оставлен ему Крампом. И хотя главным для него материалом там была статья о внедрении новейшего оборудования на верфях в Филадельфии, короткая заметка о новых британских кораблях заставила призадуматься. Мир менялся стремительно. И уже далеко не в мелочах. Опыт хода и исхода Русско-японской войны существовал отнюдь не только для России. В самом деле: пусть все началось со сравнительно небольшого роста калибра четырех больших орудий последней серии английских броненосных крейсеров, но кто теперь может поручиться, что завтра мир не увидит на рейдах Портсмута «Дредноут» или «Инвинсибл» разительно отличающиеся от тех, какими они должны были оказаться по представлениям Карпышева?..

По ходу войны он успел привыкнуть к новым вводным, смирившись с тем, что о тождественности происходящих событий с памятными ему по учебнику истории, можно смело забыть. Как оказалось, то же самое справедливо и по отношению к «железу». Возможно, не столь радикально и стремительно, но техника неизбежно будет все больше и больше отличаться от той, которую он знал. Следовательно, попытки с ограниченными ресурсами построить контригру против известных ему качественно и количественно флотов вероятных противников России в формате «гонки килей», окажутся сродни играм в прятки с Минотавром. Настоящим, а не крейсером. В ЕГО Лабиринте. По ЕГО правилам. И с понятным результатом.

Изучив вычерченные талантливым карандашом Костенко идеи Макарова, который без сомнения тщательно ознакомился с оставленными ему Рудневым во Владивостокском госпитале «веселыми картинками», Петрович отметил для себя только два скользких момента. Но они-то и ставили под большое сомнение реализацию чего-либо подобного: дефицит финансов и цейтнот по времени. Понятно, что воочию узреть мощнейшие в мире линкоры под Андреевским флагом и ему самому было бы по кайфу. Карпышевская мореманская душа и увлекающаяся натура жаждали этого! Но…

Война и ответственность заставляли адмирала Руднева смотреть на вещи под иным углом зрения. И с этого ракурса, как все его любимые кораблики, так и сам военный флот, были лишь инструментами в достижении главной цели реальной политики государства. Применительно к России очевидной и элементарной, как дважды два. На ближайшую перспективу Российская империя должна была всего лишь постараться выжить. Очень постараться! С наименьшими потерями пройдя предстоящую войну невиданного доселе масштаба и напряжения. А если в ее итоге еще и удастся выйти к Средиземке, то это вообще мега-везение или результат заступничества Богородицы.

Увы, избежать мирового катаклизма, отсидевшись в сторонке, для нее не представлялось возможным из-за критически обостряющейся на фоне прогрессирующего «кошмара коалиций» империалистической конкуренции. И очень жаль, что за ближайшие годы даже со знаниями Фридлендера не получится создать оружие, способное предотвратить тотальную бойню гарантией взаимного уничтожения для всех. И правых, и виноватых…

Но даже для решения такой задачи минимум, Российская империя должна оказаться в числе победителей. Не говоря уже о том, чтобы в результате всемирного побоища навариться, улучшив собственное геополитическое положение. В союзе с Германией эта задача решалась попроще. Поскольку на суше русскому «паровому катку» если кто и способен всерьез и долго противостоять, это как раз Михели и Гансы в фельдграу с их вышколенным офицерским корпусом, опирающиеся на инженерно-научную и промышленную мощь Фатерлянда.

Конечно, ценой огромной крови наша армия способна справиться даже с ними. Понятно, при условии, что ее каток будет действительно паровым, а не гужевым, бесснарядопатронным, как произошло в «родной» истории Петровича. А поскольку стопроцентной уверенности в альянсе с немцами даже при нынешних раскладах пока не просматривалось, подготовка и снабжение всем необходимым сухопутных войск оставались главнейшим приоритетом. Тем более, что предсказывать, как развернутся события Великой войны, не рискнет никто.

Отсюда следовал неприятный для нашего флота и его моряков вывод: в ближайшие годы, как раз когда будет принята и начнет исполняться новая российская кораблестроительная программа, когда «дредноутная революция» и «гонка килей» потребуют колоссальных финансовых затрат от морских держав, денег на все аппетиты у не хватит. Однозначно…

Военный флот и сам по себе весьма дорогая «игрушка». Не только новое кораблестроение, но также и обеспечение всего имеющегося: ремонты, учения и дальние походы, содержание личного состава и береговых структур. Вдобавок, в этом отношении наши нынешние потребности разительно отличаются от ситуации, возникшей после Русско-японской войны в известной истории, с Цусимой и сдачей Порт-Артура. Там самураи лишили нас нескольких десятков морально устаревших кораблей, чья боевая ценность в годы Первой мировой оказалась бы «ниже плинтуса», а ежегодные расходы на их содержание «съедали» бы существенную часть бюджета Морведа.

И откуда тогда брать деньги на четырехкорабельные серии дредноутов Балтики и Черного моря, а затем на громадные «Измаилы»? Хороший вопрос. Перед Петровичем эта проблема встала в полный рост, когда он воочию оценил «масштаб катастрофы» во время возвращения Тихоокеанского флота из Токийского залива. В тот умиротворенно тихий, солнечный вечер, когда Руднев с офицерами «Орла» и штаба обозревал растянувшийся на несколько миль «плавучий город» под десятками Андреевских флагов. Русскую Несокрушимую Армаду, которой британцы, адмирал Джон Фишер и инженер Чарльз Парсонс, а также американцы братья Райт, уже подписали смертный приговор.

Тогда, украдкой поглядывая на восторженные лица окружающих, он впервые со всей очевидностью осознал, как трудно будет уже завтра убеждать в полном моральном устаревании большинства из этих стальных красавцев наших моряков, политиков и журналистов. Слава Богу, хоть для Николая Александровича Романова и Степана Осиповича Макарова у него имелись весомые аргументы. Но, как показало не столь отдаленное будущее, если его идея с распродажей и выводом из списков флота существенной части наличных кораблей у Макарова, как и у царя, нашла понимание, то вот с вопросом что, как, почему и почем вместо них строить, все было не столь однозначно.

"Одно из двух: или Сом тонко провоцирует меня, или все то, что Володя по его указке изобразил, на самом деле и есть предмет его мечтаний. Но в любом случае, при нашей следующей встрече мне придется разложить ему по полочкам мое видение Программы. По классам, типам, годам. И по бюджету, естественно. Хорошо пока мы в пути, есть время привести в порядок и систему все идеи-наработки на этот счет. Но Костенко посвящать в мои задумки пока преждевременно. Карандаш в руке держать я пока и сам не разучился. Ну-с… тогда, с чего начнем? С начала, естественно. Пункт первый: большие крейсера. Общая логика проекта и граничные условия.

Что мы имеем: на сегодняшний день российские верфи не в состоянии выстроить капиталшип свыше шестнадцати тысяч тонн. Коротки стапеля. А если на вырост, — узки эллинги. Вменяемого крупнотоннажного кранового хозяйства на них нет. Броневое, артиллерийское, машинно-механическое производства для создания линкоров-дредноутов — сплошные «узкие места». Как по оборудованию и специалистам, так и по планировкам части помещений и их энергообеспечению. Когда бы не Крамп, Захарофф, Крупп и готовность нашего самодержца платить иностранцам за техперевооружение судпрома, можно было бы смело сваливать в деревню писать мемуары и поливать грядки. Поскольку, если Россия через пять лет не сможет строить корабли, сравнимые с известными мне «Нагато» или «Колорадо», браться за гуж линкоростроения вообще не стоит.

При этом наводящий вопрос: нужны ли нам будут подобные сверхдредноуты в принципе? И если да, сколько? Особенно, если учитывать мысли вслух Тирпица и его присных по этому поводу, рассчитывающих, что мы, как союзники, выставим «на доску» как минимум две трети от числа их тяжелых фигур. Но, что очевидно: постройка недомерков, в принципе неспособных противостоять линкорам, которые появятся лет через десять в других странах, — чудовищное преступление перед Россией и послезнанием. Отсюда продавленный через царя отказ от строительства «Златоустов»/«Первозванных». Отсюда замена их на стапелях ледоколами Менделеева, да простит мне многоуважаемый Степан Осипович эту вольность. А вот после…

Тут начинается самое интересное. Только сперва маленькое лирическое отступление. О большой политике и ее логике. О том с кем, когда и почему Российская империя может оказаться в состоянии войны, и какие задачи при таких раскладах должен будет решать ее флот. Поскольку именно под них, под эти задачи, нам предстоит качественно и количественно подгонять и плавсостав, и береговую инфраструктуру. Средства должны соответствовать целям, а не наоборот. При том, что не существует лекарств от всех болезней и универсальных кораблей на все случаи жизни. Сбалансированный флот, максимально отвечающий критерию «стоимость-эффективность-реализуемость» для достижения четко поставленных перед ним военных и политических задач — вот идеал военно-морского строительства к которому необходимо стремиться.

Поэтому в отправной точке линия рассуждений принимается такая. Первым делом мы обязаны уяснить: кто из великих держав критически недоволен сложившимся в мире статус-кво и тенденциями его развития настолько, что дерзнет их изменить силой оружия, по собственному почину развязав большую войну. В которую может быть втянута Россия. И… и список таковых оказывается изумительно коротким! С учетом того, что из него мы только что вычеркнули Японию, в нем остаются лишь три страны. Великобритания, Германия и Австро-Венгрия. Америку в поминальник можно не включать: янки пока намерены играть вторым корпусом и зачинщиком мировой драчки они предпочтут не становиться. По целому комплексу причин. Как не начнет первой войны с немцами и Франция, что также вполне очевидно.

Далее, по порядку: Англия. Ее положение, как экономического конкурента Германии, представляется безнадежным, если просто посмотреть статистические данные по темпам экономического роста. Тут немцы пока уступают лишь Штатам, но в течение десятилетия-полутора и здесь все может поменяться, особенно на фоне новых крупных проектов германцев в Азии и в России.

Англичане объективно проигрывают экономическую гонку. Вероятно, со временем они даже смирились бы с этим, но… второй камень преткновения для них куда страшнее: намерение Вильгельма II для реализации его лозунга «Будущее Германии на морях!» выстроить сравнимый с британским военный флот. И это его «преступное» стремление было недавно документально подтверждено Новеллой к Закону о флоте, практически удваивающей план строительства линейных сил и на треть сокращающей срок службы линкора до его замены новым кораблем. Понятно, что за этим неизбежно последует передел колоний и безудержная внешнеторговая экспансия продукции «Мэйд ин Джерман». А если Лондон вознамерится упорствовать, — Булонская экспедиция «номер два». Перспективка кислая…

И даже если зарвавшийся племянник короля Эдуарда внезапно скушает мухоморов, это ничего не изменит. Поскольку его старший отпрыск вполне разделяет взгляды и устремления папаши, в чем мир смог убедиться во время торжеств в Порт-Артуре и Владивостоке. Но, что особенно печально для британских перспектив, Вилли-джуниор вознамерился жениться на особе Романовских кровей. Поэтому остается единственный, пусть затратный и рискованный вариант — превентивная война. Причем, не ранее того момента, когда герр Тирпиц выстроит флот Рейха примерно на две трети от задуманного. Раньше британцы не ударят. Их устраивает, что немцы меньше потратят на армию, галлам будет попроще. А позже… Позже будет поздно. Простите за тавтологию.

Но! Но тут, как говорится, важны нюансы. Политически все нужно обстряпать так, чтобы именно немцы или их союзники австрийцы, оказались зачинщиками свары. Поскольку договор Хэя-Пауэнсфота с американцами и «Сердечное согласие» с галлами подразумевают оборонительные союзы. Первый против немцев и русских, второй против немцев. Для полной же уверенности в успехе, надо и московитов вовлечь в Антанту. Тогда центральные державы будут окружены, изолированы и, по методичке большой стратегии, обречены на поражение. Исходя из такой логики, Лондон не вписался в нашу драку с самураями, де факто сдав своего формального азиатского союзника.

А что же Германия? С точки зрения той же большой стратегии, если никакого окружения и изоляции Второго Рейха не случится, тем более, если Санкт-Петербург в ответ на происки британцев вступит с Берлином в альянс, война немцам не будет нужна от слова совсем. Германия в ходе вполне мирного соревнования за пару десятилетий «сделает» Альбион по очкам, а затем принудит островитян «проглотить» передел французских, португальских и бельгийских колоний в пользу хозяев Потсдамских дворцов. Возможно, Британия в итоге даже продаст германцам кое-что из собственных заморских территорий.

Другое дело, что нынешних заправил в Лондоне, как и в Вашингтоне, кстати, подобный ход событий совершенно не устраивает. К сожалению, кайзер в силу его темперамента, характера и менталитета, может неожиданно «повестись» на ту или иную англо-саксонскую провокацию. Поэтому: Тайвань пишем, Балканы в уме.

Среди особенностей мировоззрения германского венценосца есть форменная Ахиллесова пята для политика мирового масштаба: его пунктуальная, рыцарская верность заключенным союзам. В первую очередь — договору с Австро-Венгрией, персонифицированному для Вильгельма II в лице Императора Франца-Иосифа, которого он обожает и боготворит чуть-ли не как родного отца. В отличие от родителя собственного, к которому ни искренней любви, ни сыновней почтительности, любимый внук основателя Второго Рейха не питал. Почему? Возможно, определенную роль сыграло влияние Бисмарка, под которым нынешний кайзер пребывал в юные годы. Или дело было в излишних строгостях со стороны родителей при воспитании больного мальчика в детстве, но… Что выросло, то выросло, как говорится.

И, наконец, Австро-Венгрия. Чьи предсмертные конвульсии и ввергли наш Мир в чудовищную катастрофу с миллионами жертв. «Лоскутная держава», умудрившаяся утянуть за собой в небытие три великих империи. Германскую, Российскую и Османскую. То, что Австро-Венгрия Габсбургов обречена, было ясно любому дальновидному политику уже на следующий день после роковых выстрелов в Майерлинге. Но вовсе не мадьярская спесь или славянский сепаратизм стали корнем ее катастрофы, а появление за троном Франца-Иосифа его племянника Франца-Фердинанда. Став кронпринцем, эрцгерцог задумал глубокое реформирование «Двуединой» в некие Имперские Соединенные Штаты. Во-первых, за счет жесткого и решительного окорота венгерских амбиций. А во-вторых, за счет придания почти равноправного статуса с собственно Австрией ряду прочих национальных территорий Империи.

Утопия, конечно. Не думал же он, что австрийские немцы будут от этого в восторге? Особенно титулованная знать. Но… Поймите: ну, хотел человек, искренне любящий жену и детей, видеть старшего сына если не императором, то королем! Пусть Чехии и Богемии. Если из-за формального мезальянса эрцгерцога, восседающий на троне бессердечный старик лишил его потомков права на Австро-Венгерский престол.

Говорят, что история не имеет сослагательного наклонения. Но что-то подсказывало Петровичу, что пристрели некто Гаврило Принцип не Франца-Фердинанда в Сараево, а одного дряхлого, но чертовски живучего маразматика в Вене, и… И представляющаяся для британского истеблишмента абсолютно необходимой и своевременной, а для элиты Америки и мировых финансистов-кукловодов более чем целесообразной, Великая война осенью 1914-го могла не вспыхнуть… Или не что-то подсказывало, а кто-то? Помнится, на эту тему как-то вскользь в одном из их разговоров проехался Василий…"

Но как-то все будет теперь? Гадать на кофейной гуще бессмысленно. Раз война решена, повод найдется. А в том, что при создавшихся условиях кризис возникнет скорее раньше, чем позже августа 1914-го, их с Балком мнения совпадали. И это означало, что на стабильное военно-морское строительство России отпущено в самом лучшем случае лет шесть-семь. При том, что на старте мы имеем судпром, тотально не готовый строить артиллерийские корабли уровня дредноутов. Что уж говорить про быстроходные «супера», которые должны стать становым хребтом линейного флота в будущей войне. Эти шесть-семь лет и есть главный объективный ограничитель русских планов. Поскольку вступать в дело с нашими наиболее мощными кораблями на стапелях, для страны без «бесконечных золотых патронов» верный путь к катастрофе.

И казалось бы: самое время сконцентрироваться на асимметричном ответе. На том, что дешево и сердито в сравнении со стадами супер-дредноутов, однако позволяет вполне эффективно с ними разбираться. Но… На сцене появляется новый фактор — интерес союзника! В том, что Германия необходима России для ее реформирования и модернизации, Петровича убеждать не требовалось. Он и сам в этом не сомневался. Однако, за все приходится платить. И долями в уставниках, правом на эксплуатацию российских недр, пахотных земель и нашей дешевой рабочей силой, от Рейха не откупишься. Там умеют считать свой интерес. А интерес у кайзеровской Германии глобальный.

«Слава Богу, после нынешнего исхода русско-японской драчки, немец готов азартно зациклиться на заморских владениях и трезубце Нептуна, а не на „Дранг нах Остен“. Что уже подтверждено подписанными у Готланда договорами. Вот только для этого ему понадобится не помощь рядового пехотного Вани. С французами и британцами на полях от Рейна до Луары германская армия и БГШ сами справятся. А понадобится ему союзный русский флот. Как важнейшее слагаемое мирового военно-морского уравнения. Потому отказ царя от строительства новейших линкоров Вильгельм, Альфред и иже с ними, не долго разбираясь в наших побудительных мотивах, воспримут как предательство. Что вскорости и вернет все на круги своя в этой истории, как однажды уже было в нашей. К вящей славе и удовлетворению англо-американских заправил с их инвесторами…»

Таким образом, «Прокрустово ложе», в которое ему необходимо было вписаться со всеми хотелками, выглядело так. С одной стороны, им отпущено максимум семь лет на все про все. С другой, необходимость начинать постройку первой серии новых капитальных кораблей уже завтра, не ожидая коренной модернизации верфей. С третьей, приходилось быть готовым к финансовым ограничениям, что побуждало четко ранжировать цели и приоритеты по важности и срочности.

Хотя в том, что придется пожарным порядком закладывать первую четверку линейных судов, сомнений не было. Это нужно не только флоту и промышленности, это необходимо для большой политики. Оставалась лишь сущая безделица: придумать, как извернуться, чтобы лет через семь-десять корабли эти оставались в первой линии, имея характеристики под стать своим новейшим противникам. И когда Петрович в памятном разговоре с Балком впервые ввернул термин «Могамизация», вообще-то редко чему-либо удивляющийся Василий невольно сделал круглые глаза и попросил: «Давай-ка, отсюда, поподробнее, плиз…»

По отношению к флоту Микадо, мореманские пристрастия Петровича были весьма противоречивы. Он слыл на Цусимском форуме яростным японофобом во всем, что касалось периода Русско-японской войны. Но при всем при этом — одним из самых рафинированных японофилов, применительно к временам Тихоокеанских баталий Второй мировой. Правда, сам он никакого диссонанса не ощущал. И объяснял столь удивительный контраст душевной болью за разгром русского флота в первом случае, а во втором — неприятием того, как изумительно, по восточному каллиграфически красивые, сильнейшие в мире по индивидуальным тактико-техническим данным корабли, были тупо, бездарно угроблены флотоводцами Страны Восходящего Солнца в серии жестоких поражений, преследовавших японских моряков от Мидуэя с Гвадалканалом до последнего похода линкора-камикадзе «Ямато» к Окинаве.

Конечно, бывали и у них успешные сражения. У острова Саво или архипелага Санта-Круз, например. Был хрестоматийный Пирл-Харбор. Но… Как раз эту операцию Петрович и считал за первопричину японской катастрофы на море в той войне, приватно называя командовавшего Соединенным флотом адмирала Ямамото «азартным самоубийцей». Прав ли он был? А вот сами рассудите…

Япония имела промышленный потенциал, уступающий американскому раз в двадцать. Долгий военный конфликт между ними просто обязан был закончиться победой США. Но только у всякой войны есть еще одно измерение, человеческое. В том числе выражающееся в способности общества терпеть огромные жертвы. Предел выносливости древнего японского народа был объективно выше такового у американцев, — молодой, скороспелой нации, воспитанной на культе свобод индивидуума. Но что же сотворил Ямамото, хорошо знающий американские возможности и прекрасно понимающий: если не закончить схватку с США приемлемым миром за полгода, разгром неминуем?

Он притопил в Жемчужной гавани атолла Оаху уже устаревшие американские линкоры, не уничтожив львиную долю их профессиональных экипажей. А если бы вместо этого «бей-беги» японский флот реализовал свои главные наработки трех предыдущих десятилетий — двухдневную Цусиму «некст генерейшн» где-нибудь в водах Филиппинского архипелага — еще до начала линкорной баталии проредив в торпедном бою ночью, а также корабельной и базовой авиацией, неизбежно прибывший туда «на разборки» американский флот? В открытом море.

В этом случае потери янки в моряках и, что крайне важно, в их числе и в палубных летчиках, запросто могли превысить десять тысяч человек! Такая катастрофа заставила бы США задуматься о немедленном прекращении войны, как в свое время Цусима заставила Россию. Громадные потери кадрового состава ВМС для государства по тяжести несоизмеримы с уничтожением или порчей больших железных коробок с пушками. А ведь все дредноуты — жертвы Пирл-Харбора — кроме двух, были оперативно подняты, отремонтированы и уже через каких-то полтора года долбили самураев на побережьях островов и атоллов во время американских десантных операций.

Конечно, адмирал Ямамото был одним из первых флотских военачальников, еще в начале 1930-х прозорливо пришедших к пониманию роли морской авиации, и в первую очередь — палубной, как «могильщика линкоров» в грядущих сражениях флотов. Конечно, это именно он впервые продемонстрировал всему миру, на что способны авианосцы и их самолеты при массированном применении: все-таки, успехи «Свордфишей» в Таранто и во время охоты на «Бисмарка» не были столь масштабны, как по количеству задействованных сил, так и по своим последствиям. Но как раз последствия атаки Пирл-Харбора привели Петровича к мысли, что Исороку-сан, несомненно, один из выдающихся адмиралов Страны Восходящего Солнца, будучи вполне подкованным геополитиком и прекрасным флотоводцем-тактиком, как стратег объективно уступал противостоящим ему Кингу и Нимитцу. Увы, в сравнении с их американскими штабами, японский морской Генштаб также получил по итогам Тихоокеанской войны «неуд».

Но зато японский судпром и разработчики боевых кораблей эпохи Второй мировой свою «четверку с плюсом» заработали честно. Их линейные корабли типа «Ямато», последние типы тяжелых крейсеров, авианосцев и эскадренных миноносцев, без сомнения являлись лучшими в мире представителями своих классов. А гигантские подлодки-авианосцы и авиаматки — носители карликовых субмарин просто не имели иностранных аналогов. Добавьте к этому еще выдающиеся кислородные торпеды и непревзойденные в первые два года войны типы самолетов. Ночные бинокли, внутрикорабельную связь на электретах и много-много чего еще интересного…

Тогда, почему не «пять»? Спросите вы. Если вынести за скобки японское отставание по радарам и радиовзрывателям для снарядов зенитных орудий, автоматизированным «директорам» управления артогнем, была еще и история с миноносцем «Томодзуру», когда из-за его опрокидывания на маневрах во время тайфуна, пришлось экстренно увеличивать ширину корпусов, принимать балласты и усиливать прочностные связи на десятках уже готовых и строившихся кораблей. Очень уж хотелось японским адмиралам «впихнуть невпихуемое» в формате максимума оружия при минимуме водоизмещения плавсостава. И преуспели они в этом так, что несколько типов новейших миноносцев, эсминцев, крейсеров и авианосцев сходили со стапелей с угрожающим катастрофой занижением остойчивости. Но дело тут было не только в банальном азиатском коварстве. Вернее, не столько.

При непосредственном участии уже упомянутого Ямамото, Империя Микадо согласилась на существенные ограничения по количеству и тоннажу своего флота, навязанные ей англо-американцами в Вашингтоне по договору 1920-го года. Чтобы как-то минимизировать последствия этого, в Токио решили, что каждый японский корабль должен быть заведомо сильнее зарубежных аналогов-одноклассников, при этом «съедая» минимум из возможного от разрешенных договором суммарных тысяч тонн.

Отсюда и весьма затратные глубокие модернизации в 1930-х многих кораблей, находящихся в строю. Отсюда и заранее, еще на стадии проектирования, заложенные для строящихся боевых единиц будущие модернизации, в первую очередь касающиеся усиления вооружения, вплоть до перехода его носителя в другой класс. Например, из быстроходной базы подводных лодок в легкий авианосец. Или же из заурядного легкого крейсера в торпедный, с чудовищной батареей из пяти четырехтрубных торпедных аппаратов на каждый борт. Отсюда, наконец, и прямой подлог официальных данных о тоннаже всех новых и модернизированных линкоров, авианосцев и крейсеров, ставший абсолютно беззастенчивым после изгнания страны из Лиги Наций.

И одним из ярчайших примеров такого перехода кораблей из класса в класс, были крейсера типа «Могами». Формально, «по пачпорту», спроектированные и строившиеся как легкие крейсера с мощным для своего класса артвооружением из пятнадцати 155-милиметровых универсальных пушек в пяти трехорудийных башнях, во Вторую мировую они вступили уже с новыми двухорудийными башнями, несущими по паре восьмидюймовок каждая. Что автоматически переводило эти корабли в класс тяжелых крейсеров, увеличив их число на четыре киля в сравнении с разрешенным по Вашингтонскому договору.

Но «пущенный в народ» Петровичем термин «Могамизация», по отношению к тому, что он задумал в отношении первой по окончании войны на Дальнем Востоке серии капитальных кораблей, подразумевал нечто заведомо большее, чем то, что провернули в известной ему истории японцы со своими крейсерами этого типа.

Понятно, что промышленность России была пока абсолютно не готова к постройке чего-то, приближающегося по своим тактико-техническим характеристикам к «Эрзац "Йорку», недостроенному последнему линейному крейсеру германцев, а точнее, к первому быстроходному линкору. Или к «Нагато» с «Мэрилендом», в известной Петровичу истории заложенным на верфях Японии и США в роковой год двух революций, погрузивших нашу страну и ее народы в пучину невиданного доселе братоубийственного хаоса.

Правда, к созданию турбинных или турбо-электрических гигантов под тридцать тысяч тонн стандартного водоизмещения с 16-дюймовыми орудиями в 1905-м году не мог приступить никто: ни англичане, ни немцы, ни японцы, ни американцы. Поскольку Фишеровский «Дредноут», давший своим появлением старт самой знаменитой в истории гонке вооружений и технологий, еще только строился. К тому же, если Великая война здесь разразится раньше, возможно, что до выхода на арену подобных последним японским и американским «суперам» стальных чудовищ дело вообще не дойдет.

Тем не менее, готовиться к встрече с таким противником необходимо. И понятно, что с помощью крейсерской субмарины или палубного торпедоносца решить эту проблему по методу Давида в отношении Голиафа будет гораздо проще. Однако, по вышеозначенным причинам, а также потому, что яростная «линкорная гонка» всех прочих крупных мировых игроков для России, с точки зрения его послезнания, объективно выгодна, отказаться полностью от ввода в строй новых линкоров не представлялось возможным. А раз так, значит надо постараться «и на елку залезть, и попку не поколоть». А именно: удовлетворив союзника, показать вероятным противникам, что «мы, как все», но при этом угрохать на дредноутостроение лишь разумный минимум-миниморум затрат.

Поскольку линкоры — артиллерийские корабли, самый первый вопрос, на который Петровичу предстояло ответить: какие пушки должны будут на них стоять? Хотя… тут-то ему и придумывать было нечего! Ибо — домашняя заготовочка: в шкуру Руднева он угодил уже вполне убежденным в том, что для решения любых мыслимых «линкорных» задач периода Первой мировой нам достаточно лейнированной 14-дюймовки в пятьдесят калибров длиной с надежным и быстрым затвором. Проблема была только в том, как исхитриться втиснуть не меньше восьми таких стволов в пароход 1905-го года закладки. «В лоб» эта задача не решалась.

Балтийский и Адмиралтейский заводы пока способны на строительство корабля максимум под семнадцать тысяч тонн водоизмещения при его длине не более ста сорока метров. Черноморские, в Севастополе и Николаеве, не смогут даже и этого. Объективные граничные условия позволяли построить пару линкоров типа американского «Мичигана» с восемью двенадцатидюймовками в четырех башнях и скоростью типового броненосца начала столетия в восемнадцать узлов. Или нечто, с более мощной энергоустановкой, но максимум с тремя башнями главного калибра. К 1914-му году оба варианта выглядели бы рахитичными. Выбрасывать время и деньги на подобные эксперименты Петрович считал недопустимым.

Но! У медали была оборотная сторона: прямо сейчас взять, да и развернуть строительство кораблей, которые окажутся объективно сильнее британских «Дредноута» и «Инвинсибла», также ошибочно. Это подстегнет гонку калибров, размеров, скоростей. И в результате к сверхдредноутам, вроде вышеупомянутых «Нагато» и «Мериленда», англо-саксонские флоты придут уже лет через семь, а не через пятнадцать. А если осторожничающий и считающий каждый пфенниг Тирпиц еще и засидится на старте со всеми вытекающими?.. Короче, такой расклад не устраивал. Категорически. И что же оставалось делать? Естественно, мудрить!

И уж он намудрил. Да, так, что в тот самый момент, когда Петрович бодро и азартно завершил изложение своего плана «Z» первой живой душе в этом мире, реакцию означенной души искренне и беспощадно отразили глаза Василия Балка. Хорошо, пальцем у виска не покрутил… В воздухе на несколько секунд повисла наэлектризованная тишина, а затем его товарищ по несчастью, собутыльник и куратор как-то подозрительно тихо и вежливо осведомился:

— Петрович, друг мой… Скажи, ты это все на полном серьезе? Или вторую бутылку Шустова мы открыли напрасно?

— Хм. И что тут непонятного?

— Просто это никакая не «Могамизация». Как я понял, япошки переделали эти свои пароходы один раз. Поменяли башни и их подбашенное хозяйство, и все. А ты ЧТО предлагаешь? Переделывать четыре линейных корабля, ну, или крейсера, аж ТРИ раза⁈ Ты в своем ли уме, миленький? Будь тут самодержавный Петр Великий на хозяйстве, оно, может, и прокатило бы. Но у нас — «кузен Ники». А при нем еще, нашими стараниями, Дума скоро будет. Ты как эти антраша через парламент протаскивать намерен? Ведь, по итогу, тебя или во вредители запишут, или в казнокрады, или в психи. Что тебе лучше? Выбирай.

— Ты, как я понимаю, относишь меня к психам?

— Относят санитары, Петрович. Ну-ка, напомни, сколько раз я тебе говорил: предпочитай простые решения красивым?

— Пару раз было…

— Не «пару раз», Петрович. А минимум четыре. Могу напомнить когда и по какому поводу. А тебе, хоть кол на башке теши! Что, разве повременить полгодика, а за это время привести в божеский вид три открытых стапеля и привезти от Круппа несколько больших кранов, не проще?

— И сразу начать строить «чудеса» в двадцать пять килотонн? Может, еще и с 16-дюймовками? Ты хоть ответку от бриттов и янки представляешь? Да, они к тому самому 1912-му, выкатят монстриков такого пошиба, что им же в нашем 1920-м и не снились. Поэтому нам надо сперва заложить не линкоры, с ними из-за особенностей обводов корпуса ничего путного уже не провернешь, а именно большие крейсера. Которые по облику будут не «олл биг ганами», а переходным типом, вроде «Курамы», которую парни Захароффа уже рисовали, когда мы окучили сына турецкоподданного со своим заказом и всеми прочими предложениями. От которых он не смог отказаться.

Только в нашей истории пароходик этот англичане спроектировали для японцев с двухорудийными башнями ГК, а мы выкатили Виккерсовским умельцам требование разместить трехорудийные. Отсюда лезет соответствующий рост тоннажа, плюс четырехвальная силовая установка из двух паромашин и комплекта турбин Парсонса. Причем, большие объемы помещений для машин мы задаем на вырост, хотя всем рассказываем про дополнительные выгородки на случай аварии турбин или паропроводов. Ну, опасаемся мы проблем с новациями. Не столько из-за недоверия к самим механизмам, сколько из-за нашей собственной криворукости. Имеем право, или нет? Особенно на фоне «хождения по мукам» машин и котлов моего «Варяга»…

Но всем понятно, полагаю, что даже в таком виде эти пароходы не ровня Фишеровским?

— Понятно-то, оно, понятно. Вот только не надо передергивать: про «супера» с 16-дюймовками я тебе никогда и ничего не говорил. Но откуда ты взял ТРИ трехорудийных башни на момент закладки. Или я что-то не так понял?

— Конечно, три! Три голубушки!.. Только тут, во-первых, речь не идет о модернизации готового корабля. Эти изменения в проекте пройдут в самом начале стапельного периода. И повод для наезда на Захарофа у нас железобетонный. Знал, зараза, про восемь стволов на их «Инвинсибле», а вовремя не предупредил. И что теперь? Наш «Рюрик Второй» получится слабее британца на два орудия главного калибра и на три узла тихоходнее? «Хромая утка»? Ну, нет! Так дело не пойдет, джентльмены. Перепроектируйте! Чтобы встала еще одна, третья башня с двенадцатидюймовками, пусть вместо четырех бортовых с промежуточным калибром. Размеры и обводы корпуса строящегося корабля это вполне позволяют. Ну, а во вторых, доплатим маленько, чтобы не артачились. Зато так, хотя бы по артиллерии линейный крейсер Фишера наш не переплюнет.

— Ладно. Тут особых проблем не вижу. Но ты же десять минут назад заявил, что в строй корабли войдут уже с ЧЕТЫРЬМЯ башнями главного калибра. Не так ли, любезнейший? — подозрительно прищурился Василий, — Не оговорился, часом?

— Ни разу не оговорился. Так, дражайший. Именно так! — невозмутимо парировал Петрович.

— Да? А как и откуда у тебя четвертая вырастет⁉ Во время достройки наплаву? Это фантастика. Значит, еще на стапеле все будет под нее подготовлено. Просвети-ка меня, тупенького, каким образом она у тебя впишется в имеющийся корпус, уже торчащий носом за торец эллинга Балтийского завода до самой стены котельной? И под каким соусом это все будешь подавать проектировщикам Виккерса? После того, как им разок по твоей милости пришлось уже перекомпоновывать строящийся корабль?

— Как я понимаю, с тем, что на новом стапеле Адмиралтейской верфи на Галерном островке, что выстроили после пожара «Витязя», мы вполне способны закладывать корабли длиной под двести метров, ты согласен?

— Вопросов нет.

— Это радует. На Балтийском, да: там есть проблема. Но Ратник новую котельную уже начал строить три месяца тому как. Так что это узкое местечко мы разошьем. На Черноморских заводах горячку можно не пороть, сперва давай дождемся результатов поездки на наши юга мистера Крампа. Но первые два киля по любому закладываются в Питере. И хотя пока решение по следующей паре не принято, я буду настаивать на столичных заводах, по мере освобождения стапельных мест. Причин тому несколько, позже разжую тебе по пунктам, что, когда и почему.

Теперь об окончательном проектном виде линейных крейсеров типа «Рюрик"2, какими они будут приняты флотом. Только сперва тебе, для общего понимания, один нюансик. Вот ты, Василий, узнав подробности моей задумки, записал некоего графа Руднева-Владивостокского в шизики. Но Государь Император Николай Александрович — знаешь такого, я надеюсь, — он не только руками и ногами за идею с "накруткой» первой серией наших крейсеров-дредноутов еще на стапеле, благо Вадик просветительскую работу на эту тему провел. Наш самодержец еще и лично поучаствует во всем этом. Выступив в роли смертельно обиженного тем, что его новые суперкорабли оказываются по артиллерийской части слабее британского «Дредноута». По весу носового залпа даже в два раза! К тому же, у британца пять башен, а у нас — три. И у него одним удачным снарядом можно выбить из игры лишь два ствола, а у нас — треть всей арты главного калибра.

Так что под топот августейшего сапожка придется нам с Виккерсом дорабатывать пароходы на стапеле. Чтобы втиснуть в корпус еще одну линейно-возвышенную башню. Нос пароходу придется удлинять… Знаю, поплывут сроки. И конкретно. Да, дополнительные затраты. Да, машины и котлы те же самые, проектные. Следовательно мы потеряем минимум узла полтора полного хода. Но! В итоге мы получим изделие с огневой мощью «Гангута» из нашей с тобой истории. И не в 1914-м, а уже в 1907-м! Или максимум на год позже. Причем изделие это будет вполне пригодно для дальнейшей «Могамизации» по механической части, поскольку я эту опцию держу в уме постоянно и прослежу, чтобы подкрепления корпуса, погоны башен и подбашенные отделения позволили ее провести относительно безболезненно. А не одну лишь замену башен ГК с «трешек» на «двушки», прирастив калибр стволов на два дюйма.

— Ладно. Если Ники обещал помочь со стапельными переделками… черт с тобой: убедил. Соглашусь, что в принципе, это исполнимо. Хотя, нафиг не нужно. Для вундерваффе тебе достаточно будет девяти скромных двенадцатидюймовок, но с лучшими в мире снарядами и лучшей в мире точностью стрельбы. Плюс революционная для своего времени система наводки и целеуказания, возможность уверенно поражать противника в палубу уже с пяти миль за счет комбинации зарядов. И учиться, учиться и еще раз учиться! А это значит: производство лейнеров и стволов для замены угробленных на учениях, отработка массирования огня эскадры. В конце концов у нас-то и Цусима, и Ютланд, показали, что главная задача линейного корабля не пулять снарядами в сторону противника, а попадать в него. Не сам ли мне это с пеной на клыках доказывал? Не позабыл?

— Обижаешь…

— Но, Петрович… КАК⁉ Объясни мне, как ты при модернизации со сменой всех башен главного калибра на четыре спарки с четырнадцатидюймовками, получишь на выходе еще и прирост скорости полного хода на четыре узла? Ты меня не держи за лоха, пожалуйста. Или думаешь за три-четыре года каким-то святым духом газотурбинные энергоустановки освоить?

— Да, Бог с тобою, Василий! Маниловщиной я не занимаюсь. Просто мы разрежем наши пароходики пополам, вставим секцию для расширения котельных… Новые котлы, новые турбины, и… будьте любезны: вот Вам искомые двадцать шесть узлов.

— Чо? Не въехал… То есть, как это — «разрежем»? На половинки, имеешь ввиду? — по ошарашенному виду Балка Петрович понял, что подобной кораблестроительной наглости от него Василий никак не ожидал.

— Ну, а что тут такого? Э-ка невидаль! Немцы свои «Беовульфы» именно таким образом модернизируют. Были бы для этой операции подходящие доки. Потому я и «зациклился» на доковом хозяйстве, как ты недавно выразился, что возможности базы судостроения и судоремонта — на девяносто процентов ключ к эффективности и успеху флота. На взгляд человека, далекого от судостроения, мы сможем творить поистине фантастические метаморфозы с плавсоставом, если наш судпром будет иметь в достатке мощностей и обеспечен всем необходимым.

— Одно дело — фантастические, другое — шизофренические. Прости за каламбур… Эх, рановато я тебя одного оставил во Владике. Если бы знал, никогда не дал бы тебе замутить всю эту хрень… Все. Молчи и слушай, великий комбинатор.

Да, я не профессионал в морских делах и в кораблестроении. Но кое-какие азы общей стратегии себе представляю. И, уж можешь мне поверить, все эти «дерганья» с «невпихуемым впихуемым» никого еще до добра не доводили. Кстати, можно и на примерах. Взять, хоть твой любимый японский флот перед Второй мировой. Конечно, специально я этой темой не интересовался, но пару мемуарчиков интересных в свое время прочитал. И вывод сделал такой: на все те миллионы йен, что они угрохали в масштабные модернизации кучи своих дредноутов и крейсеров, можно было запросто выстроить пару-тройку тяжелых авианосцев с авиагруппами, а еще развернуть в стране программку, типа сталинской «Комсомольцы на самолет!»

От того, что старые линкоры у самураев стали на пару узлов быстроходнее, а на твоих разлюбимых «Могамях» вместо шестидюймовок появились восьмидюймовки, ни одного победного сражения у Соединенного флота не прибыло. Эффект от этих модернизаций — ноль! А теперь прикинь, как могли бы пойти их дела, если бы деньги тратились на нечто иное. Как и в хрестоматийном случае с «Ямато»: вместо одного такого безразмерного «белого слона», им можно было запросто выстроить и оснастить авианосную дивизию.

А дальше — простая арифметика отказа от модернизационной чехарды и пары суперлинкоров, которые пригодились по жизни самураям ака Великая китайская стена или египетские пирамиды. Который дал бы им как минимум шесть тяжелых авианосцев типа «Зуйкаку» с авиагруппами и прочими причендалами. Как тебе? Так что, на будущее, — не возводи все их достижения и рекорды в абсолют. Лучше вспомни-ка, почему ко второй половине Тихоокеанской войны обыкновенная американская торпедка крушила корабли ничуть не хуже, чем хваленые, громадные самурайские «Лонг лэнсы» с гораздо большим весом БЧ?.. Правильно. Потому, что «торпэкс». А, значит,- мой любимый гексоген…

Ширше смотреть надо, мой дорогой. Ширше… Если уж ты зациклился непременно на четырех башнях, что тебе помешало сразу задать Виккерсу работу над проектом линкора с двенадцатью двенадцатидюймовками? Пусть даже с паромашинами и ходом в 19 узлов? Которые со временем, если припрет, аккуратно поменять на турбины, а котлы на высоконапорники, не ковыряя зубилом и ломом весь корпус? Ни-че-го!.. И Фишера нашего разлюбезного мы этим не спугнули бы. Да, у нас два лишних ствола, но у него — три узла хода в плюсе. Так что с его точки зрения «Дредноут» прогрессивнее и круче. Тем более, что трехорудийных башен никто в мире не делает. И скорее всего русские с этой штукой намучаются и потеряют кучу времени. А если еще рассказать ему про полное бронирование проекции борта тонкой броней, как на реальных наших «Севастополях»…

Мы же по ходу пьесы зададим Дмитрию Ивановичу вектор в работе со снарядной начинкой и разновесными зарядами. И сразу начнем проектировать башни и станки орудий под сорок пять градусов возвышения. А еще — аэродинамика нового снаряда. А еще — про делишки Поллена и Дрейера не забыть. Про длиннобазисные дальномеры и организацию ПУАО. И тогда, любезный мой граф, очень большой вопрос: а нужны ли нам вообще будут все эти сверхкалибры? Вот он, русский асимметричный ответ в сфере бревноутостроения. Вменяемый и реалистичный. Разве не так?

Короче, завязывал бы ты с этой своей труффальдинистостью. Не нужно пытаться услужить одновременно трем господам: и нам вменяемый флот выстроить, и немцам задницу подлизнуть, и бриташек не спровоцировать. Пункт первый — вот он, твой наиглавнейший интерес. Все же остальное — по мере возможностей. А это значит, что? Это значит, что наша с тобой задача добиться безусловного первенства России в качестве и эффективности средств поражения. Будь то мины, торпеды или иное подводное оружие, снаряды, авиабомбы, РСы или диверсы с их средствами доставки и вооружением.

При этом мы знаем и понимаем, что тяжелые артиллерийские корабли для нас — лишь один из дальних приоритетов. Если не самый последний. А до него: средние и крейсерские подлодки, авианосцы с их самолетами, суперэсминцы, различная над- и подводная кусачая мелочь, морпеховский спецназ, плюс еще рыболовы и торгаши двойного назначения.

И нам при всех мыслимых раскладах нет необходимости озадачиваться проблемой «проекции силы» за океан. Конечно, если у кого-нибудь со временем голова не закружится от успехов, и на Певческом или повыше вспомнят про Аляску или Гавайи. Но на мой узкопрофессиональный взгляд, океанский флот России противопоказан. Мы должны быть непобедимы в наших морях и у своих побережий. И здесь японская идея фикс втиснуть максимум вооружения в минимум тоннажа мне весьма импонирует, если вынести за скобки и выкинуть все, что крупнее легкого крейсера. Мины, торпеды, люди-лягушки громадных плавучих платформ для своего размещения не требуют. А средних размеров остров — вообще непотопляемый авианосец. И не буравь меня глазками. Думай о серийном, поточном производстве кусачей, смертельно ядовитой мелочи. Надводной, подводной и летающей. Все остальное вторично…

Но. Допустим… Если я даже и соглашусь с твоим желанием сварганить четырехбашенную посудину. Теоретически… — Василий задумчиво уставился куда-то в угол, над головой Петровича, — Хотя бы для того, чтобы этим делом хорошенько подхлестнуть англо-германскую «линкорную гонку». Пусть богатые мальчики побольше тратят денег, ресурсов и времени на свои стальные муравейники. Но так ли они нужны России? Тем более, что в наших реалиях могут запросто оказаться инкубаторами для революционных отморозков и их идей?

Помни об этом. Дума, реформы, это все замечательно. Но пока наш народ реально не почувствует улучшений в жизни, не увидит перспектив для детей, горючего материала для господ-агитаторов будет предостаточно. А я, между прочим, говорил тебе, что впрягся во все это безнадежное дело с одной-единственной целью: не позволить нашим прадедам скатиться в братоубийство, приведшее к тому, что к 21-му веку Россия придет с таким же почти населением, как и к 20-му. А ведь могла запросто нарожать и прокормить минимум полмиллиарда русских и прочих наших соотечественников.

Так что, по роду профессиональной деятельности, мне вообще-то нужно было бы запретить все это бревноутостроение «во веки веков, как не соответствующее королевской чести», — Василий впервые с начала этой их заполуночной беседы рассмеялся, — Кстати. Не забыл, откуда это?

— «Тридцать первое июня»?

— Точно. Эх… а ведь так и тянет иногда посмотреть какую-нить стоящую киношку на сон грядущий… Ладно, долой грусть-лирику. Короче, Петрович: не вижу я абсолютно никакого смысла в подгонке первых наших дредноутных капиталшипов под стандарт одной линии с германским флотом. Пусть бы ходили себе по Маркизовой луже на скромных девятнадцати узлах. Не захотят таких к себе герры-фоны: и слава Богу! Зато будет кого выставить для охраны минно-артиллерийской позиции у столички в Финском заливе. Или даже у Владика…

Хотя… Если уж ты так загорелся идеей получить к часу «Х» только «супера», не считаясь с затратами, пускай оно будет. Если, конечно, Коковцев для всей этой чехарды модернизаций деньги даст. В чем я лично не шибко уверен, — неожиданно сменил гнев на милость Василий, — В конце концов, может получиться и так, что до большой войны только четыре новых линкора нам и дадут построить. И то бы — слава богу! Мы предполагаем, а деятели в Лондоне располагают. К сожалению.

Ладно. Могамизируй, черт с тобой. Только с Дубасовым и Макаровым все тщательно перетри, чтобы разыграть спектакль как по нотам. Давить через Николая на них не вздумай. И вообще — меньше резких движений в Питере на первых порах. Война пока окончена, приоритеты в сферах сместились. Будь осторожен, короче. И если почувствуешь вероятность утюга на пузе, дай знать немедленно. Все ясно и понятно?

— Ясно, товарищ начальник.

— Правильный ответ. Похвально-с, ваше сиятельство… Да, кстати, Петрович, а что это еще за тема всплыла про форт для защиты Финского залива на насыпном новом острове почти у Ревеля? Разве реальных «Красных горок», «Серых лошадей» и прочего фортового хозяйства перед Кронштадтом там, у нас, было недостаточно? Тем более, в нынешних-то условиях, когда ихний кайзер нашему царю, вроде как «друг, товарищ и брат»?

— А это, Василий, еще одна моя хитрая многоходовочка. Но, поскольку, ты и от первой явно не в восторге, есть ли смысл тебе рассказывать про вторую? Как пить дать, опять всю гениальность мою охаишь и шизиком обзовешь. Тем более, эта вторая, кое в чем прямо связана с первой.

— Вы, товарищ граф, хвост-то трубой на меня не поднимайте. Контрпродуктивно. Колись, давай, если уж обмолвился, гений. Эх, кабы ты только знал, как мне твои разные выкрутасы… — Балк выразительно провел ребром ладони по горлу — в печёнках сидят. Не смей впредь никаких глобальных инициатив запускать не посоветовавшись со мной. Повторяю: это не просьба или рекомендация. Уговоры и советы ты хронически не воспринимаешь, забронзовел. Это — приказ! Мне лишние траблы на наши задницы не нужны.

— Ладно. Понятно все. Я ведь потому с тобой и советуюсь. Короче, про то, что Либаву мы демилитаризуем, и про общий замысел Ревель-Гельсингфорской оборонительной минно-артиллерийской позиции, мы с тобой, хоть и на бегу, но как-то уже говорили. И что основой ее станет Нарген — Поркалла-Уддский крепостной район, ты не забыл, конечно.

— Допустим. Но причем тут новый остров?

— При том, что при всей красоте и широте задумки, как я по карте карандашиком и циркулем не водил, с артиллерийской составляющей как-то хиловато получалось. Финский залив на западе вдвое шире Маркизовой лужи. Хоть с Наргена, хоть с чухонского берега, но середину его в паршивую погоду можно и не перекрыть на все сто. Без радара… А ты не смейся раньше времени. Ибо в мечтах об артиллерийском локаторе, я приметил в восьми милях от островка Вульф, который, фактически, является крайней северо-восточной точкой Ревельского залива, аккурат по направлению от этого острова на Гельсинкфорс, интересную баночку. Каменистую. Мель Ревельстэйн она называется.

И подумалось, что будь там не мель, а нормальный остров, то лучше места для артиллерийского форта и не придумаешь. Он практически замыкал бы все артиллерийское построение так, что мышь не проскочит к Питеру. Нет, а чем мы хуже японцев, спрашивается? Или Петр Алексеевич и его последователи Кронштадских фортов не строили? К тому же, если нам за восемь лет предстоит серьезно реконструировать порты Ревеля и Гельсингфорса в базы, способные обслуживать все типы боевых кораблей, то в Ревеле неизбежны масштабные дноуглубительные и строительные работы. Это же, хотя и в несколько меньших объемах, предстоит и в Гельсингфорсе. А еще в уме держим углубление и расширение акваторий и фарватеров столицы с Кронштадтом. Один Морской канал и док-бассейны сколько грунта дадут! И куда-то его весь надо будет свозить. Ну, а остальное — дело техники…

На новом острове, которому Николай решил дать имя Чухнина, планируется возведение одноименного железобетонного артиллерийского форта. По типу пока не построенного американцами на острове Эль Фрэйл у Манилы. И вооруженного орудиями «сверхлинкорного» на данный момент, 14-дюймового калибра. В бронебашнях. А также дальноходными 600-милиметровыми торпедами с подводным пуском. Разработку их, и пушек, и «рыбок», как раз под это дело мы и закажем. А они нам важны едва ли не больше, чем сам этот остров-форт. Поскольку потом им подобные, или в случае форс-мажора даже некоторые из них, а может получиться, что и все, неожиданно окажутся на наших линкорах и суперэсминцах. Для кого именно неожиданно, понятно.

По идее, заказ таких монструозных пушек для береговой обороны, особенно в свете опыта минувшей войны, Фишера и компанию переполошить не должен. Я надеюсь. Не зря же Вадик инспирировал выход ряда статей в прессе про то, что Россия после японского нападения излишней доверчивостью страдать не должна, и нет никаких гарантий, что, например, шведы за десять лет при чьей-то помощи не выстроят флот покруче японского. Что уроки дела под Токио заставляют нас задуматься о создании для защиты столицы эшелонированной системы береговых фортификаций, причем с пушками, гарантированно превосходящими корабельные… Главное, конечно, чтобы кроме «узкого круга» никто у нас про истинные резоны их создания не знал.

— Боюсь только, что при вашей с Вадиком кипучей деятельности, с этим-то и будет главная проблема.

— Слушай, я изящную легенду с двойным дном для супостата породил, а уж гостайну защищать — ваше с Зубатовым дело, ОК?

— Защитим, не волнуйся… И сколько всего пушек ты планируешь для этих фортов?

— Всего для батарей Нарген — Поркалла-Уддского крепостного района на Наргене, Макилуото и Чухнине предполагается заказать двенадцать двухорудийных башен главного калибра. Которые могут быть использованы нами при «могамизации» первых линейных крейсеров, превращающей их в полноценные быстроходные линкоры. Кроме того, для бетонированных позиций шестидюймовок Канэ надлежит разработать специальные противошрапнельные бронеколпаки. Всего получается четырнадцать таких батарей: по четыре на Наргене и в Свеаборге, и по две на Чухнине, Поркалла-Удд и Сурропе. Вот тут пусть французы резвятся. Здесь они и Пермь вне конкуренции…

Подводя итоги. Как ты, Василий, любишь говорить, — чисто теоретически, в сочетании с активными действиями кораблей Балтфлота, включая торпедные катера и подлодки, с минными полями, минно-торпедной авиацией и железнодорожными батареями, эти три «непотопляемых сверхдредноута»: крепость «Нарген», форт «Чухнин» и форт «Император Николай I» на Макилуото, должны намертво перекрыть дорогу в Финский залив любому флоту вероятного противника, не исключая британский Гранд Флит. Да, и не шибко вероятного тоже, типа «Большого Белого», ибо доктрина Монро почила в бозе.

Но галлам и бриттам нужно намекнуть, что вся эта стройка века затевается нами для защиты от немцев. Ибо при всех наших целовашках-обнимашках, особого доверия к тевтонам царь не испытывает. Не говоря уже про царицу-мать. Чтобы давали деньги мусью и сэры, поменьше задавая неудобных вопросов. Ты сам посуди: сможет ли Российская империя в ближайшем будущем выступить против германцев в согласии с франко-русской конвенцией, не обеспечив оборону от растущего как на дрожжах кайзеровского флота собственной столицы должным образом? На дворе не 1893-й год. Уроки Токийской операции говорят о логичности и необходимости таких шагов со стороны нашего морского командования. Не так ли?

— И что эти самые галлы скажут на тему «дать денег», если большие пушки мы закажем у Круппа?

— Хороший вопрос. Господам с «Крезо» и «Шнейдера» даже конкурсную проработку проекта 50-калиберной 14-дюймовки давать нельзя ни в коем случае. Не говоря уж об орудии в металле.

— Надо делать это изделие самим. А немцев привлечь на подстраховку. Причем так, чтобы явно наших ушей поначалу не торчало. Типа, «ну, не шмогла…»

— И как ты себе это представляешь?

— Подумаем. Пока время есть.