Искусство острова Пасхи

Братья Ика и открытая пещера Сантьяго Пакарати на берегу моря

За несколько дней до первого нашего визита в пещерный тайник местные толки побудили меня обратить внимание на близнецов Даниеля и Альберто Ика и их младшего единокровного брата Энрике Ика (он же Арики-лака). По данным Энглерта (1948, с. 63–64), в роду Энрике Ика с материнской стороны был последний пасхальский король; потому-то соплеменники иногда титуловали его Арики-пака.

Несколько островитян независимо друг от друга утверждали, будто сами видели древние дощечки ронго-ронго, которые Альберто Ика принес в деревню, но потом он испугался и вернул их в родовую пещеру в районе Ханга-о-тео. Как говорилось выше, когда мы отправились на катере в первую, неудачную вылазку к пещере Ласаро, ему показалось что он узнал Даниеля Ика и его сыновей, занятых поисками пещеры Альберто.

Удобный случай переговорить с младшим из братьев выдался, когда я работал среди множества незаконченных статуй в карьерах Рано Рараку и ко мне подъехал верхом Эприке Ика. Он хотел получить строительный лес из наших запасов в обмен на быка. Я решил застать его врасплох и сказал, что вместо быка предпочел бы какой-нибудь предмет из его пещеры. Сперва Энрике с невинным видом заявил, что никогда не слышал ни о каких пещерных тайниках, но отрывочные сведения, которыми я уже располагал, позволили мне подстроить ему ловушку, и в конце концов он сказал, что должен посоветоваться с братом, Даниелем. Мол, в родовой пещере много предметов, но войти туда и вынести что-то может только Даниель.

А на следующий день имя Даниеля Ика было названо снова, но по другому поводу, тоже связанному с посещением пещеры. Наш младший археолог, чилиец Фигероа, который в это время жил в доме губернатора в Матавери, послал за мной, чтобы сообщить, что, по словам его пасхальских друзей, одна старая женщина. Ана Теаве, вынесла из своего тайника «каменную курицу», очевидно, намереваясь как-то передать ее мне. Я услышал также, что сейчас Ана Теаве гостит у дочери на ранчо Ваитеа. Возвращаясь вечером от губернатора на «джипе» в Анакену, я остановился в Ваитеа. Симпатичная, умная дочь Апы Теаве, Аналола, служила в доме чилийского заведующего фермой, она же обстирывала нашу экспедицию, поскольку к Ваитеа подходил водопровод из кратерного озера Рано Арон. На мой вопрос, как поживает ее мать, Аналола с некоторым удивлением ответила, что та недавно пришла навестить ее и теперь спит в комнате. Меня вдруг осенило, и я попросил девушку разбудить мать и сказать ей; «Курица — хорошо, но собака лучше». Позднее Аналола призналась, что посчитала меня пьяным; однако она выполнила мою просьбу. И вернулась еще более удивленная, даже слегка испуганная. По ее словам, мать сразу села на кровати и ответила: «Я за тем и пришла сюда, чтобы пойти в пещеру с Даниелем Ика и с тобой!» Аналола добавила, что прежде ничего подобного не слышала от матери и даже не подозревала, что у той есть пещера. Даниель Ика был внебрачным сыном брата ее матери, так что близнецы приходились Аналоле двоюродными братьями.

На другой вечер Даниель Ика принес в лагерь яйца для продажи. Мы разговорились, и он повторил то, что мне уже было известно: дескать, отец поручил его младшему брату-близнецу хранить тайну родовой пещеры. Он подробно описал дощечки с письменами, которые Альберто приносил двумя годами раньше, рассказал, что одна из них была в виде плоской рыбы с головой и хвостовым плавником. Пещера совсем сухая, и в ней хранится семь дощечек ронго-ронго, а также много других резных изделий. Все вещи лежат вдоль стен на полках, напоминающих пары. Часть предметов принадлежит старинному роду, который совсем вымер, они охраняются «дьяволами», их трогать нельзя. Даниель сказал, что готов вынести то, что принадлежит им, и Альберто не возражает, только не решается пойти и показать Даниелю вход, а одного словесного описания оказалось недостаточно.

Но может быть, продолжал Даниель, ему удастся побывать в другой пещере: мама-тиа (тетка) Ана Теаве просила его сходить вместе с вей в ее пещеру, а то она боится «дьяволов». Он слышал, что ее тайник находится поблизости от источника в Ваи-тара-каи-уа на северо-восточном побережье, и будто бы у входа лежит каменная курица, а дальше помещаются другие предметы, в том числе черная статуя высотой около метра из шлифованного твердого камня. Где-то в том же районе расположена пещера его матери, причем старик Тимотео Пакарати — совладелец одного из этих тайников.

Когда мы вечером следующего дня снова проезжали Ваитеа, у Аналолы была для нас куча новостей. Даниель отговорил ее мать брать с собой в пещеру Аналолу, дескать, это принесет несчастье. Она подслушивала у замочной скважины и узнала, что пещера находится в Ваи-тара-каи-уа. Мать уже ушла, попросив у Аналолы двух кур, кусок баранины и четыре свечи. Она собиралась переночевать в пустующей лачуге пастухов на Рано Арои, а завтра, как стемнеет, они с Даниелем дойдут до Ваи-тара-каи-уа и побывают в пещере. Вот только одна помеха: Тимотео Пакарати все ночи проводит в Ваи-тара-каи-уа под предлогом, что «очень любит кур».

В самом деле, источник и редкие деревца привлекли в Ваи-тара-каи-уа одичавшую домашнюю птицу, однако это вовсе не оправдывало стремление Тимотео ночевать там, тем более что днем он работал у нас в Анакене. Иное дело, что Тимотео, как говорил мне Даниель Ика, был совладельцем одной из двух родовых пещер в том районе.

Когда старик утром явился в лагерь, я подумал, что он может опять помешать матери Аналолы и Даниелю Ика посетить пещеру. Поэтому во второй половине дня я отвез его на экспедиционное судно, хорошо угостил и попросил остаться до утра на борту в качестве дополнительного вахтенного. За завтраком на другой день наш собственный вахтенный доложил, что Тимотео всю ночь крепко спал в трюме, а на рассвете в районе Ваи-тара-каи-уа был виден дымок. Но моя уловка не помогла. Алалола сообщила, что мать вернулась ни с чем. Хотя Тимотео на этот раз там не было, вместо него пришла из деревни жена. А жена Тимотео была не кто иная, как Виктория Атан, или Таху-таху. Мы терялись в догадках, почему она именно в эту ночь пришла сменить мужа в Ваи-тара-каи-уа. Тремя днями позже, на следующий день после визита в пещеру Атана Атана, идя по дороге вместе с патером Энглертом, я встретил Тимотео, который возвращался верхом в деревню. Энглерт приветливо поздоровался с ним и попросил передать наилучшие пожелания жене. Тимотео весело улыбнулся и, тронув коня, сказал мне: «Она ведь немного таху-таху».

Неделю мы ничего не слышали от братьев Ика, но вот опять под вечер около моей палатки появился Даииель. Он сообщил, что после долгих уговоров его брат Альберто наконец сдался и показал ему вход в родовую ана миро — «пещеру, где хранится дерево». Семь дощечек ронго-ронго на месте, четыре из них деревянные, в хорошем состоянии, три каменные. Вдоль трех степ лежит множество предметов, причем плясовые весла (ао) отделяют вещи, принадлежащие другому роду. Но вынести что-нибудь Даниель не смог, Альберто предупредил, что он велел «дьяволу» убить его вместе со всей семьей, если он когда-нибудь придет туда без брата.

Я потерял всякую надежду побывать в этой пещере, но в ту же ночь третий брат, Энрике Ика, тайком пришел вместе с женой ко мне в палатку и принес дыни. От Даниеля никакого проку, сказали они, но два дня назад им удалось обнаружить другую пещеру. В ней хранился деревянный предмет в камышовой сумке, словно покрытой кристалликами морской соли от брызг. Но все рассыпалось в прах от их прикосновения. Жена Энрике проплакала всю ночь, дескать, теперь не видать им балок для нового дома. Правда, она однажды слышала от бабушки, будто ей принадлежит доля в пещере, которой теперь распоряжается ее дядя, брат покойного отца, Сантьяго Пакарати. Старик Сантьяго приходился также братом Тимотео, мужу Таху-таху. Мы наняли его ловить рыбу для нашей экспедиции, и он в это время жил вместе с племянницей в пастушьей лачуге на берегу залива Лаперуза. Она умоляла дядю показать ей тайник, где хранилась ее доля, и старик Сантьяго наконец сжалился, пообещал в следующую ночь отвести ее к тайнику около Ваиху. Она просила и нас пойти с ними.

Двадцать восьмого марта, как только стемнело, наш «джип» выехал из лагеря в сторону залива Лаперуза. В машине кроме меня сидели наш чилиец Эдуардо Санчес, капитан и первый помощник капитана. Мы условились с Энрике Ика, что заедем в лачугу за ним и женой; заберем также Арне Шёльсволда и старика Сантьяго, которому отводилась роль проводника. Встретив нас в дверях лачуги, Шёльсволд и Энрике сообщили, что Сантьяго прихворнул, лежит в постели, но он начертил «карту», и по ней его сын Николас найдет пещеру. Чувствуя, что это очередная отговорка и нам грозит новый провал, я вошел в дом. Сантьяго лежал под одеялом одетый и при виде меня принялся усиленно кашлять. Без труда я несколькими шутками рассмешил его, он перестал притворяться и, улыбаясь, поднялся с кровати.

И вот уже Сантьяго сидит рядом со мной в машине, серьезный, молчаливый.

Миновав карьеры Рано Рараку, мы свернули вдоль южного берега на запад. Тут Сантьяго счел нужным предупредить нас, что пещера — не «тайник для хранения вещей», а «убежище на случай войны». Правда, добавил он, «кое-что» в ней есть. Сам он ничего не трогал, только однажды, много-много лет назад, взял «одну вещь», нужную для рыбной ловли. Ему тогда было семнадцать, а пещеру показала ему одна старушка из их рода перед смертью.

Немного не доезжая Ваиху, мы оставили «джип» рядом с дорогой и при ярком свете луны пошли по каменистой равнине к береговым скалам. На краю обрыва, метрах в десяти над бурлящим прибоем, Сантьяго остановился, вытащил из сумки самодельную веревочную лестницу и накинул верхнюю ступеньку на острый лавовый выступ. Взял у племянницы другую сумку, открыл, достал завернутую в банановые листья холодную жареную курицу и предложил мне съесть гузку, так как «мне предстояло смотреть пещеру». В той же сумке лежали печеные бататы, но трапеза почему-то свелась к съеденной мною гузке. Остальную еду разложили на камнях. Затем старик наклонился над обрывом и вполголоса затянул монотонную молитву, обращенную к аку-аку. Внезапно молитва оборвалась и нам было предложено спускаться.

Первым полез его сын, Николас. Сантьяго велел ему разуться и раздеться до трусов. Веревочная лестница свободно свисала с карниза. Метрах в трех-четырех ниже него Николас вдруг пырнул с лестницы в незримую сверху пещеру. Сколько мы ни наклонялись, видели только лестницу да белую пену прибоя на дне пропасти. Вниз пошли капитан и его помощник, за ними последовал Энрике Ика. Только я хотел спускаться, как Энрике поспешно вернулся. Мы помогли ему выбраться на скалу. Ноги плохо держали его, и он сказал с ужасом в голосе, что у самого входа что-то увидел и не посмел войти, потому что «не привык к пещерам». Сантьяго спокойно заметил, что Энрике еще никогда не бывал в пещерах и боится дьяволов. Тут и жена, к великой досаде Энрике, принялась его дразнить, однако сама она, как и Сантьяго, тоже предпочла оставаться наверху.

После нелегкого спуска по лестнице нужно было еще проявить изрядную ловкость, чтобы дотянуться ногами до узкой трещины, которая служила входом в открытую пещеру. Так неудобен был этот лаз, что Шёльсволд сломал ребро, прежде чем сумел протиснуться в щель и отпустить лестницу. Маленькую, низкую полость в конце лаза озаряло пламя свечи, принесенной сыном Сантьяго. Часть пола посередине занимали останки двух покойников, обернутые в истлевшие камышовые циновки. Судя по тому, что циновки истлели почти одинаково, между двумя погребениями прошло не очень много времени. В естественном углублении возле левой стены лежал третий покойник. Кости скелета и камыш здесь сохранились несколько лучше, я даже смог отделить кусочек то-горы, тогда как в двух первых случаях она рассыпалась в прах от прикосновения. По словам Сантьяго, кости, которые приобрели зеленовато-голубой оттенок, принадлежали далеким родичам, захороненным здесь до того, как миссионеры ввели христианские погребения на деревенском кладбище. Поскольку останки были завернуты в циновки и спуск в пещеру был труден, наверно, так и было; вряд ли старые и больные люди сумели бы сами забраться в эту пещеру, чтобы здесь умереть.

Около двух вытянутых бок о бок скелетов лежали маленькие камышовые сумки с каменными фигурками уже знакомого нам класса. Сумки из тоторы истлели столько же, сколько камышовые саваны на скелетах, и тоже рассыпались в прах. Грубоватые каменные изделия во многом напоминали те, которые Арон Пакарати, по его словам, вынес из пещеры деда. Отец Арона, Доминго Пакарати, тоже приходился братом Сантьяго; возможно, ему принадлежала доля в этой пещере. И во всяком случае, похоже, что речь шла об изделиях одного и того же резчика.

Из восьми скульптур вокруг центрального погребения две наиболее интересные представляли: одна — женскую фигурку, вторая — двуликий торс, причем широкие, напоминающие копье носы вверху сходились. Около третьего скелета, в распадающейся от малейшего прикосновения обертке, лежали две скульптуры, в том числе реалистичное изображение лангуста; нечто в этом роде мы нашли в пещере Ласаро и получили от Педро Атана (фото 255 b). Несколько информаторов независимо друг от друга говорили нам, что скульптура лангуста, подобно изображениям рыбы или черепахи, привлекает добычу к ловцу и увеличивает плодовитость вида.

Перед тем как мы спустились, Сантьяго настоятельно просил нас оставить в пещере какую-нибудь одну фигурку, все равно какую. Мы оставили одну из двух, почти одинаковых статуэток человека с птичьим клювом. Впрочем, и она была извлечена из тайника годом позже, когда те же проводники показали пещеру прибывшему после нас на Пасху Томасу Бартелю (устная информация), который узнал о ней из материалов экспедиции.

Возвратившись на край обрыва, я взял курицу и батат и разделил между членами отряда, ведь была съедена только гузка. Три пасхальца отказались есть и озабоченно глядели на нас, пока последняя обглоданная косточка не очутилась в море. И лишь когда мы направились обратно на «джипе», обычно храбрый и гордый Энрике Ика набрался духу посмеяться над собственными страхами.