Испытание пламенем

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Беспокойные сны… Она купается в зеленом огне. Хрупкая крылатая женщина в сверкающем золотистом платье летит по залу Грейвиндза, оборачивается, вздымает руки, чтобы отвратить удар…

Вспышка…

Она лежит в темноте, сильная, женственная, умиротворенная. Лежит рядом с мужчиной, чье тело знакомо, как само дыхание. Она купается в тепле, чудесных запахах мыла и солнца и обещания любви. В камине потрескивает огонь. И вдруг… в самом темном уголке комнаты возникает тень, окутанная еще более мрачными тенями. Дребезжат сухие чешуйки, раздается шипение…

Вспышка…

Поляна. Солнечные пятна в высокой траве, на цветах. Она — ребенок, играет рядом с матерью, а над головой парит тень. Мать вскрикивает, подхватывает маленького братца, младшую сестренку, выкрикивает ее имя… А она все время стоит в самом центре тени, которая стремительно разрастается, словно взрыв черного солнца…

С пересохшим ртом и стиснутой от невырвавшегося крика гортанью Молли выныривает из кошмара в пугающую явь и чувствует, как вибрирует и будто мурлычет ее грудная клетка. Она пытается сесть и сбросить с груди эту тяжесть. Оказывается, ничто ей не мешает. Секунду она приходит в себя и вспоминает, где находится: она лежит в постели в Грейвиндзе, на ней пижама, которая ей велика, она сама ее надела накануне вечером, медальон, подаренный Сеоларом, тоже на месте. Весь дом в плену тишины. Молли смотрит в окно — темно, значит, она проснулась еще до рассвета. Камин прогорел, остались одни угли. Она встает и босиком по холодному полу проходит к двери. Дверь по-прежнему заперта изнутри.

Внезапно за окном раздается негромкий шум. Что-то тихонько и странно скребет по стеклу.

Сердце колотится высоко в горле. От страха она не может вздохнуть, однако прыгает к постели, падает на живот и забирается под кровать.

Снова тихое царапанье, но теперь Молли слышит к тому же завывание ветра и чувствует слабый сквозняк из трубы камина. Как холодно! Закутаться бы сейчас в одеяло и ничего не бояться!

Опять кто-то едва слышно скребется в стекло. Молли вглядывается в окно, пытаясь хоть что-нибудь различить.

Тонкая, изогнутая тень. Силуэт ветки куста или небольшого дерева, которое, очевидно, растет под окном. Ветка раскачивается от ветра, а ее взбудораженный ночными кошмарами мозг сотворил из этого угрозу.

Молли не стала над собой смеяться, она была еще слишком напугана, но все же с радостью вылезла из-под кровати, положила несколько щепочек на угли и счастливо улыбнулась, когда пламя возродилось к жизни. И забралась в постель, и укрылась с головой одеялом, и думать не стала о ветке, царапающей стекло.

В конце концов ей удалось заснуть снова, и на сей раз во сне ее ждал только отдых и никаких кошмаров.

Зло, следующее за Молли, не могло причинить ей вреда из-за амулета, который она носила на шее. Тем не менее оно шло за ней по пятам и ждало своего шанса, ждало терпеливо, готовое при любой возможности этот шанс создать. Зло было древним, очень древним, и рано или поздно удача всегда выпадала на его долю.

Сеолар стоял под окном у Молли и расширившимися глазами смотрел на одну-единственную радужную чешуйку, которая лежала на плотном снежном насте, потом нагнулся и дрожащими пальцами поднял ее. Он все понял, уже когда Молли рассказывала ему о своем кошмаре и о ветке, которая так ее напугала. Она смеялась, и он тоже сумел улыбнуться, словно история его очень позабавила. Но он все понял. Ведь вокруг Грейвиндза нет ни деревьев, ни кустов, вообще нет высоких растений. Территория была тщательно расчищена, чтобы хорошо простреливаться в случае, если обитатели Грейвиндза вдруг подвергнутся нападению. Деревья и кусты в таких обстоятельствах стали бы укрытием для врага.

Молли этого не знала. И никто ей не скажет. Сеолар оставит эту тайну при себе. Рроны не тронут ее, но если напугают, она может захотеть вернуться на Землю. Тогда рроны победят, города вейяров сдадутся им, за ними последуют города и земли остальных народов Ории.

— Под моим окном нет никаких кустов и ветвей, — проговорила за его спиной Молли.

Сеолар подпрыгнул от неожиданности, обернулся, уронил чешуйку и наступил на нее ногой — чтобы не заметила Молли.

— Ты напугала меня, — сказал он и рассмеялся, сам чувствуя, как фальшиво звучит этот смех. Надо надеяться, что она недостаточно знает его и не заметит фальши.

Молли улыбнулась:

— Я вижу.

— Я… я вышел только посмотреть, можно ли отправляться в путь. Но… сама видишь, слишком много снега.

Она подняла руку, останавливая эту сбивчивую речь:

— Сеолар, я кое-чему научилась в жизни. Кое-какой житейской мудрости, если хочешь. Первое: не путать противников и врагов. Ты и я, полагаю, противники. Ты от меня чего-то хочешь, а что — не говоришь. Что-то такое, над чем я имею власть и что, по твоему мнению, не захочу тебе дать. Такая позиция ставит нас по разные стороны баррикад. Но я — не враг. От меня не нужно таиться. И второе: если за тобой охотятся, это не значит, что будут охотиться всегда. То, что ты прячешь под ногой, может оказаться вовсе не важным.

— Я не прячу… — смущенно отозвался он.

Молли снова его остановила:

— Ложь ослабляет твою позицию в переговорах. — Она засунула руки внутрь куртки, поглубже спрятав их под мышками, чтобы согреть. И только тут Сеолар заметил, что она выскочила без шапки, без перчаток, и даже не застегнув куртки. — Я хочу быть с тобой честной, — продолжала Молли. — Ты мне нравишься. И вейяры — тоже. Нравится этот мир. Черт возьми, здесь я намного счастливее, чем на Земле. Я даже думаю, какая-то может быть… химия, что ли, между тобой и мной… Хотя все это надо хорошенько обдумать, тут у меня много вопросов. Мое первое побуждение — остаться здесь, помочь вам, выполнить то, для чего предназначали меня родители.

Сеолар снова начал улыбаться, но Молли покачала головой.

— Это — первое побуждение. Но… — Она помолчала. — Ты утаиваешь факты. Важные факты. Что-то происходит с ожерельем, которое ты мне подарил. И штука у тебя под ногой тоже имеет значение. И почему ты решился на конную прогулку в день, когда погода так сильно испортилась… И почему мы поскакали не в Медный Дом, а от него, ведь Грейвиндз намного дальше?

Сеолар смотрел на нее, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь щель, уголок, где можно спрятать истину, придумать объяснение, которое позволит не открывать ей всю правду прямо сейчас. Ничего не приходило в голову. Он кивнул:

— Намного дальше.

— Спасибо. Я так и думала. Полагаю, ты обязан сказать мне правду.

— Думаю, да. — Он нервно взглянул на небо. Но там было пусто, только облака. Все равно, лучше вернуться под крышу. Крышу, защищенную медью. — Пройдемся, — сказал он и повел Молли к конюшне. Пока они пробирались по снегу, он объяснял ей: — На самом деле я даже не знаю, с чего начать.

— Это ожерелье… — напомнила ему Молли. — У меня от него ночные кошмары, и не только ночные.

Сеолар вздохнул.

— Расскажу тебе, что знаю. Одна из Старых Богинь создала его для ребенка, которого она родила от мужчины моего народа. Судя по хроникам, это было около семи тысяч лет тому назад, но когда точно, мне не известно. Думаю, и никому не известно, разве что другим Старым Богам, а уж они-то не скажут.

— Давным-давно, за тридевять миров… — улыбнулась Молли. — Ладно, продолжай.

— Оно защищало девочку. Пока она носила это ожерелье, Старые Боги не могли ни убить ее, ни покалечить, ни воздействовать на нее какой-нибудь магией. И пока ожерелье на ней, оно всегда благополучно вернет ее в Орию.

Молли спросила:

— Она была вроде меня? Наполовину вейяр, наполовину еще что-то?

— Полувейяр, получеловек. Все Води — полулюди, полувейяры. И раньше бывало потомство от вейяров и других Старых Богов или от Старых Богов и других Истинных Людей, но никто никогда не становился Води. Не знаю почему. — Сеолар пожал плечами. — Это магия. А про магию я могу только рассказывать.

— Значит, эту девочку мать родила специально, чтобы она стала первой Води.

— Так гласит легенда. Первая Води была посредником между вейярами и Старыми Богами. Она смягчала их гнев, она выступала в их судах и советах от имени вейяров.

— И, проработав в качестве Води… сколько там сотен лет?., она умерла в своей постели в зрелом возрасте, прожив чудесную и полезную жизнь?

Сеолар оглянулся и поймал взгляд сузившихся глаз и циничную, злую усмешку.

— Не совсем так.

— Да ну! Как же я не догадалась!

Они вошли в конюшню, Молли подхватила кучку соломы, уселась на нее, посмотрела на лошадей в стойлах, на стражей, потом на Сеолара.

Сеолар остался стоять, не желая садиться и оказаться с ней на одном уровне, глаза в глаза.

— Существуют разные версии ее смерти, — продолжал он. — Некоторые говорят, что она замерзла, другие — что ее убили в самом первом доме, который стоял на этом месте, третьи — что она умерла в чужом мире, далеко-далеко от дома. Однако в большинстве источников говорится, что однажды она сняла ожерелье, положила его в шкатулку, заперла шкатулку, спрятала его в самом тайном хранилище Медного Дома, закрыла его на ключ и ушла.

— И больше о ней никогда ничего не слышали?

— Не совсем так. В легендах говорится, что она ушла в лес за стенами Медного Дома и ее сразу убили… — Сеолар огляделся и шепотом закончил: —…кетты.

— Просто чудесно.

— С тех пор ожерелье носили семь следующих Води. И все семеро прожили долгую жизнь.

Он наблюдал, как пальцы Молли пробегают по гладкому, тяжелому золоту, как она невидящими глазами смотрит прямо перед собой и молчит. Он стоял и молился, чтобы сказанное им не направило мысли Молли назад, в ее родной мир. Она ничего не знает о кеттах, не понимает, что значит быть посредницей между Старыми Богами и вейярами. Однако он видел: она начинает понимать, что это небезопасно.

— Хоть кто-нибудь из них умер своей смертью?

Сеолару так хотелось солгать ей, но он чувствовал, никакие его действия не удержат ее, если она решит уйти. И если он солжет, а она разоблачит его, то это оттолкнет ее сильнее, чем что-либо иное.

— Нет, — сказал он и не стал уточнять.

— Ну, дела… — пробормотала Молли, убрала руку с ожерелья и задумалась. — Ладно. Теперь у меня по крайней мере есть понятие, во что я влипла. Итак… Зачем понадобилось увозить меня из Медного Дома, несмотря на приближающуюся метель?

— Если тебе придется встать между вейярами и Старыми Богами, ты должна быть с ними на равных. Должна владеть магией. Не только лечить, но и бороться, уметь изменять вещи, уметь распутывать заклинания, которые они могут на тебя наслать. Если ты научишься справляться с их магией, они не смогут запугать тебя.

— В этом есть смысл.

— Я не знаю, как действует магия, Молли. Никто из вейяров не знает. Знаю только, что в нижнем по отношению к Ории мире я тоже мог бы ею владеть. Знаю, что здесь, у нас, ты, как никто, способна к магии. Раз я не могу научить тебя тому, что тебе следует знать, я… заполучил… учителей для тебя. — Сеолар с явным трудом подбирал слова.

— И эти учителя придут сюда?

— Нет. В Медный Дом.

— Тогда почему мы здесь, а не там?

— Потому что я не хочу, чтобы ты оказалась поблизости от людей, которые доставят твоих учителей. Не хочу, чтобы они знали, что ты существуешь. Потому что они… люди Старых Богов. Я боялся, что, если ты останешься в Медном Доме, они это поймут.

Сеолар чувствовал, что она смотрит на него, но не мог заставить себя встретиться с ней взглядом.

— Вот теперь, мне кажется, это правда, — поразмыслив, сказала Молли. — Но ведь ты не говоришь мне всю правду об этих учителях, так?

Он посмотрел на нее и рассмеялся.

— Не хотел бы я, чтобы моя жизнь зависела от того, можно ли что-нибудь от тебя утаить.

— И что ты утаиваешь?

— Я нанял нескольких очень дурных людей, чтобы они похитили твоих учителей с Земли. Все они — сентинелы, и те, кого я нанял, и те, кого похитили. Мне стыдно, что пришлось пойти на это, но мой народ и мой мир зависят от тебя. У тебя должны быть учителя, которые смогут по-настоящему тебя научить. Нельзя, чтобы ты оказалась неподготовленной, когда наступит час столкнуться с самыми страшными из Старых Богов. Многие из Старых Богов — страшны. Некоторые из них — очень страшны. Но рроны… и кетты…

— У тебя куча сюрпризов, — с иронией проговорила Молли, глядя на него с выражением, смысл которого Сеолару оставался неясен. Интересно, что она о нем думает? Останется ли она, или его бесчестное поведение вызовет в ней такое отвращение, что она покинет этот мир? Сеолар боялся ответа, да ему никто и не предлагал ответа, потому что Молли встала и заявила:

— Неплохо бы перекусить и вздремнуть.

В одной руке сжимая пистолет, а другой притянув к себе Джейка, Лорин сидела в машине и смотрела, как Питер исчезает в заброшенном доме. Она внимательно осматривала окрестности, чтобы никто не мог незамеченным зайти в тыл Питеру и Эрику и поймать их в ловушку. И чтобы никто не мог внезапно возникнуть из зарослей и убить ее с Джейком. Лорин ждала, стук сердца молотом отдавался в ушах, было так страшно, что хотелось рыдать. И тут вдруг радио в машине разразилось панической тирадой:

— Диспетчер! Диспетчер! Говорит помощник шерифа Питер Старк. 10–20 на ферме Таккера! К западу от Кэт-Крика по шоссе 79. Нападение на шерифа! Повторяю, нападение на шерифа! Сигнал 102! Осуществляю РМ. Требуется медицинская помощь и подкрепление! — До этого момента голос Питера звучал уверенно и твердо. Но на следующей фразе Лорин показалось, что он дрогнул: — Эй, шлите подмогу, и быстро!

РМ? Лорин помнила, это — реанимационные мероприятия. Она взглянула на Джейка, на пистолет в своей руке, потом на старое здание. Ей нужно быть там, не здесь! Она может освободить Питера для массажа сердца. Она умеет делать искусственное дыхание, а это чего-нибудь стоит. А Джейк… Она что-нибудь придумает.

Питер проводит РМ Эрику. Лорин сидела, тупо смотрела на микрофон и осознавала, что единственный человек в Кэт-Крике, которому она могла полностью доверять, единственный, кто знал, что она невиновна в тех преступлениях, которые кто-то хочет на нее повесить, единственный, на кого она могла рассчитывать, сейчас умирает в этом доме.

Раз Питер проводит РМ, значит, Эрик умирает. Господи, Эрик не может умереть! Не может оставить ее одну в Кэт-Крике лицом к лицу с теми, кто хочет убить ее и сына!

Она схватила Джейка под мышку, открыла дверцу, поставила пистолет на предохранитель, сунула его под другую руку и припустила к дому. Взлетела по лестнице, вломилась в комнату и увидела Питера на коленях перед Эриком. Рядом валялся окровавленный респиратор.

Лорин в панике резко развернулась, положив палец на предохранитель, но казалось, кроме нее, Питера, Джейка и недвижимого Эрика, в доме никого нет.

— Я могу вместо тебя делать искусственное дыхание, — сказала Питеру Лорин, стараясь не смотреть на лужу крови под Эриком. Ей никогда в жизни не доводилось видеть столько крови сразу.

Питер молча кивнул. Он сплел пальцы рук и ритмично давил этим прессом на грудь Эрику, считая шепотом: «…тринадцать… четырнадцать… пятнадцать…» Сменил положение, проверил у Эрика пульс, вдул ему в легкие несколько вдохов, потом снова вернулся к массажу сердца.

— Устрой Джейка и помогай.

Лорин оглядела комнату, положила пистолет на полку над камином, подальше от Джейка, сказала ребенку:

— Детская стеночка, — и оттащила от стены кушетку, подняв тучу пыли и потревожив мышь, которая кинулась через всю комнату и нырнула под дверь кухни. Потом она придвинула два кресла с обеих сторон к кушетке и стене. Получился импровизированный манеж.

— Сиди здесь, — сказала она Джейку, опуская его в огороженную норку, — играй, смотри в окно.

Быстро осмотрела все внутреннее пространство в поисках опасных предметов: торчащих пружин, мелких вещиц, которые можно засунуть в рот, розеток и того, что можно в них засунуть, но ничего не обнаружила. Всем сердцем надеясь, что не пропустила ничего по-настоящему опасного, она бросилась к Питеру и стала рядом с ним на колени, чувствуя, как джинсы на коленях намокают в чем-то теплом, и стараясь не думать, откуда взялись это тепло и эта влага. Она и Питер спасут Эрика. Он будет жить. Он должен жить!

— Давай на четыре счета. Вдувай, когда мои руки поднимаются на «четыре». Прекращай, когда они опускаются на «раз», — распорядился Питер, пробегая пальцами по груди Эрика в поисках нужной точки на грудине. Поместив на нее ладонь левой руки, он положил на нее правую и сплел пальцы. — Готова?

Лорин кивнула, откинула Эрику челюсть, зажала ему нос и открыла рот. Он все еще был теплым, но кожа стала пугающе синей с серым оттенком, полуоткрытые глаза смотрели в пустоту. Но пока он был теплым.

«Он будет жить», — мысленно повторила она, вдохнула ему в легкие воздух и почувствовала, как поднялась его грудь, и решительно запретила себе вспоминать тихий солнечный день и тот почти детский поцелуй. Он будет жить.

«Ты должен жить. Ты не можешь оставить меня одну с Джейком. Только не здесь, в этом городе, где кто-то хочет нас убить. Ты ведь должен нас защищать. Ты должен жить».

Она слышала методичный голос Питера:

— Раз, тысяча… два, тысяча… три, тысяча… вдувай, тысяча…

Снова и снова. Она вдувала в легкие воздух, а между вдохами смотрела через плечо туда, где за кушеткой виднелись руки и ноги Джейка. И все время напрягала слух, пытаясь уловить отдаленные звуки сирены «скорой помощи». Молилась и без конца повторяла Эрику, что он должен жить.

А потом — она не успела еще понять, что происходит — появилась бригада реанимации, сильные мужчины и женщины оттащили ее от Эрика в угол, вставили трубку ему в дыхательные пути, расположили системы для внутривенных вливаний, включили дефибриллятор, ввели в вену какие-то лекарства, привязали его к носилкам.

Потом они ушли и забрали с собой Эрика, а она и Питер остались. Перемазанные кровью, они молчали и смотрели друг на друга. Всю комнату заполняли теперь лоринбургские полицейские. Они задавали вопросы, на которые ни у Лорин, ни у Питера ответов не было. Единственный, кто понимал, что произошло, единственный, кто знал, что он видел на ферме, направлялся в эту самую минуту в Мемориальный госпиталь округа Новая Шотландия; сидящая рядом с ним женщина вдувала ему в легкие воздух с помощью большой синей пластиковой груши, а мужчина размеренно давил ему на грудь, производя работу, которую выполняло бы его сердце, если бы еще билось.

Лорин, шатаясь, отошла от полицейского, который задавал ей какие-то вопросы, подняла Джейка и крепко к себе прижала. Держа его на руках, она опустилась на кушетку и зажмурила глаза. Она чувствовала, как из-под век выкатываются слезы, чувствовала соленый вкус у себя в глотке, чувствовала комок в горле, который мешал дышать. С самой смерти Брайана она не была так одинока.

Сеолар долго стоял в дверном проеме, глядя на сидящую в комнате Молли. Огонь в камине окрасил ее волосы золотисто-красным цветом. Она сидела у окна и смотрела, как падает снег. Сидела так тихо и неподвижно, что Сеолар начал опасаться, не случилось ли с ней что-нибудь дурное. Потом она обернулась и сказала:

— Ты мог бы и войти.

— Не хотел тебе мешать.

— Я просто размышляю. Ты мне не помешаешь. — Она улыбнулась, но в глазах осталась мрачная тень.

Сеолар подошел к ней поближе.

— Мне жаль, что мое поведение так тебя огорчило.

Молли подняла руку, останавливая его.

— Не надо об этом. Не сейчас. Я все думаю о горечи и несправедливости выбора, который каждый из нас вынужден делать. Я не могу больше в этом копаться. Мы поговорим о состоянии дел в наших мирах, об их нуждах, о том, что мы сами должны делать, но позже. Сейчас мне просто хочется побыть с тобой.

Он положил руку ей на плечо и сам удивился своей смелости.

— Правда?

Молли улыбнулась, не отстраняясь от его прикосновения.

— Правда.

Они стояли так близко друг к другу, что Сеолар чувствовал ее тепло, ощущал нежный запах кожи. Он улыбнулся и ощутил, как от волнения вспыхнуло его лицо.

Молли сделала к нему еще полшага и неожиданно спросила:

— Что означают татуировки у тебя на лице?

— Карайар, — ответил Сеолар. — Это хроника моей жизни с момента, когда наступил возраст выбора, все достижения, награды, титулы. Ну, и еще кое-что.

Молли провела пальцем ему по скуле:

— Красивые…

Он коротко хохотнул: думая об этих татуировках, он всегда вспоминал только боль, которую испытывал, когда наносили очередной знак.

— Это слова древнего-древнего языка, первого письменного языка вейяров. В наше время он больше ни для чего другого не используется. — Он начал было подробно рассказывать ей о карайаре, но вдруг остановился. Заметил, что нервничает, а потому мямлит. Как глупо. Он не знает, что ей сказать, однако едва ли лекция о лицевых татуировках вейяров поможет завершить… Завершить что? Что он намерен делать?

Сеолар заглянул ей в глаза, не вейярские, но и не совсем человеческие. Пожалуй, она экзотична, но все равно прекрасна. Обняв ее за талию, он приблизился еще на полшага. Не настолько, чтобы их тела соприкоснулись, но теперь тепло между ними стало давить горячей волной.

— Молли, — прошептал он.

— Сео… — Рука Молли сползла с его щеки, передвинулась на затылок, она притянула его лицо и чуть заметно коснулась губами его губ.

Он поцеловал ее. Молли прикрыла глаза, Сеолар пробежал пальцами по ее волосам и притянул женщину к себе, так что теперь их тела слились воедино. В этот момент он представил ее рядом с ним в постели. Он желал испытать союз плоти. Хотел раздеть ее, завладеть ею.

У них за спиной некто деликатно прокашлялся.

Молли испуганно отстранилась. Сеолар гневно обернулся, готовый убить нахала.

Спиной к ним стоял Бирра.

— В чем дело? — сдерживая злость, спросил Сеолар.

— Погода начала меняться. Надо ехать.

Сеолар снова повернулся к Молли. Она чуть-чуть улыбнулась и едва заметно пожала плечами:

— У нас же остается Медный Дом…

Неутоленная страсть отдавалась болью во всем теле. Сеолар поклонился Молли и сказал:

— Значит, в другой раз…

— Ты обещаешь?

— Обещаю.

Лорин с Питером сидели в отделении интенсивной терапии. Лорин успела принять душ и переодеться, но ей казалось, что на ней все еще кровь Эрика. Новости оставались однообразно плохими. Эрика подключили к аппарату искусственного дыхания. Он так и не приходил в сознание. Медперсонал разыскивает родственников, чтобы получить у них разрешение отключить аппараты жизнеобеспечения.

Лорин, держа на руках уставшего и наконец заснувшего Джейка, думала об Ории. Если бы это произошло там, она могла бы что-то сделать для Эрика. Попробовать воздействовать магией. Она не сумела отнять у смерти Брайана, но Эрик еще жив, и она сумела бы уничтожить пулевое отверстие с помощью магии.

Но единственные известные ей ворота находились в Кэт-Крике, а персонал госпиталя не позволит тащить Эрика и всю аппаратуру жизнеобеспечения в Кэт-Крик, чтобы она засунула все это в магическое зеркало.

Лорин искоса взглянула на Питера, который то приходил, то уходил с самого момента, когда они закончили дела с лоринбургской полицией.

— Питер…

— Да? — Он не сводил глаз с дверей палаты и лишь чуть поднял голову, услышав ее голос.

— В палате Эрика есть зеркала?

Питер вяло пожал плечами, однако во взгляде его мелькнула тень любопытства, потом он снова вернулся в мрачный мир собственных мыслей.

— Зеркала? — все же отозвался он. — Да, кажется, есть, два. Одно над раковиной, а другое, в полный рост, на двери ванной.

Она поняла, как попасть в Орию. Как найти там родительский дом. Даже сидя здесь, на больничном диване, она чувствовала, как он к ней взывает. Если она отыщет зеркало, любое зеркало, лишь бы сквозь него можно было протащить человека, она создаст ворота. Ей не приходилось делать этого с десяти лет, но она знала, что справится.

Проблема в том, чтобы обойти как-то персонал реанимационного отделения, обмануть их стеклянные стены, их настороженное внимание.

— Питер?

Почувствовав перемену в ее голосе, Питер смотрел на нее, не мигая, и молчал.

— Я могу спасти его жизнь.

Холодные, умные глаза смотрели на нее, словно оценивая.

— Это имеет отношение к тайне Эрика?

— Что ты о ней знаешь?

— Очень мало. Но ведь нельзя всю жизнь прожить в таком маленьком городишке, как Кэт-Крик, и не почувствовать, что вокруг происходит больше, чем говорится.

— Да.

— Ты должна позволить мне помочь.

Лорин кивнула:

— Без тебя я и не справлюсь.

— И ты должна мне объяснить, что это за тайна.

Она слабо улыбнулась:

— Ты не сможешь не узнать. Только… обещай мне… обещай, что ты не начнешь чудить. Не испугаешься и все такое. Ну, в общем… приготовься…

— Я не такой.

— Я тоже так думаю. — Она прочистила горло, посмотрела на спящего Джейка, такого прекрасного и невинного, и зашептала: — Мы, все трое, должны попасть в палату Эрика. И тебе придется придумать, как удалить оттуда всех сестер и врачей на… — Лорин нахмурилась, пытаясь оценить, сколько ей нужно времени, — …на десять минут. Может, больше. Когда мы все подготовим к переносу, ты должен запереть дверь и никого не выпускать, потому что на всей аппаратуре включится сигнал тревоги.

Питер внимательно на нее посмотрел, кивнул с пониманием и уставился на свои ноги. Однако безнадежного отчаяния в его взгляде больше не было.

Секунду подумав, он снова кивнул:

— Придумал. Бери Джейка и пошли.