Глава 6

Наконец Анна с мальчиком оторвались от погони и затерялись в переулках города. Она не знала, где находится. Так далеко от центра Анна никогда не уходила, и потому старые стены полуразрушенных или, возможно, заброшенных домов ее смутили.

Она оглядывалась по сторонам в надежде понять, куда ее занесло. Грязный и темный переулок, куда не падали лучи солнца, мог быть местом обитания самых бедных горожан. Здесь не было привычного ей городского уюта, не было факелов, которые по ночам освещали прохожим дорогу.

Анна подняла голову и вгляделась в окна. Казалось, в этих перекошенных на сторону домах никто не жил. Со старых и гнилых стен сыпался песок. Чем больше она отдалялась от центра, тем стремительнее привычная ей дорога из брусчатки сменялась грязевой жижей, неровностями и множеством неглубоких ям.

— Постой, — резко остановилась она. — Мы слишком далеко зашли.

Мальчик замер на месте и уставился на нее непонимающими глазами.

Видя его недоумение, Анна пояснила:

— Нужно возвращаться обратно, думаю, преследования не будет. К тому же найдем твою семью, дом.

— Мы почти дома, — звонким голосом удивил ее мальчик.

Анна украдкой осмотрелась по сторонам и переспросила:

— Дома? Ты живешь здесь?

Сначала она была поражена его ответом. Ей казалось, что в таких местах, представлявшихся ей чем-то страшным и ужасным, невозможно жить. Но потом она оценила внешний вид мальчика, его грязную и потрепанную одежду, а также отсутствие обыкновенных башмаков, и ей стало ясно, что воришка родом из очень бедной семьи.

— Далеко ли идти до твоего дома? — спросила она, стараясь усмирить ярое желание сбежать отсюда в тот мир, где жила она и все другие люди. В мир, где не было той крайней бедности, которую она наблюдала здесь.

— Нет, почти пришли, — он протянул ей руку, и она взяла ее и на этот раз.

Свернув за угол, они прошли несколько узких и страшно грязных переулков. Чем дальше они шли, тем больше Анна поражалась тому, насколько противоестественная, по существующим нормам, здесь царила жизнь. Анна была знакома с бедностью, но никогда не сталкивалась с тем, что лицезрела сейчас.

Мальчик уводил ее все глубже и дальше. Следуя за ним, Анна увидела женщину, жуткая худоба которой просматривалась сквозь лохмотья старой и грязной одежды. Кожа на усталом лице была бледно-желтоватой. Женщина сидела на разрушенной ступени полуразваленного дома и, подняв на Анну удивленный взгляд, улыбнулась, обнажив всего два прогнивших зуба.

Оглядываясь назад, не в силах отвести расширенные глаза от женщины, Анна бежала вслед за мальчиком. С каждой секундой ее сердце грозилось выпрыгнуть от страха. Где она? Разве такое место существует в ее мире? Она задавалась множеством вопросов, ответы на которые ей мог дать только этот мальчик.

Они нырнули в еще один переулок. Свернули направо, затем налево. С каждым шагом в нос Анны ударяла все более невыносимая вонь от грязи и нечистоты. Еще раз повернув на повороте, мальчик наконец остановился.

Анна озадаченно подняла брови. Это был тупой переулок, оканчивающийся каменным забором. Здесь не было даже подобия дома, лишь стена.

— Где твой дом? — спросила она, переведя испуганные глаза на мальчика.

— Здесь, — не глядя на нее, медленной походкой направился он к стене.

Дойдя до нее, мальчик повернул голову направо. И Анна разглядела узкое пространство между забором и стеной дома, обтянутое ветхим пологом из рванной ткани. Полог вряд ли спасал жилище от дождя или холода, а висел просто для того, чтобы это место выглядело как то, что мальчик называл домом.

— Крис! — воскликнул чей-то высокий голос.

Из темноты выглянула темная головка с тусклыми глазами и совершенно чумазым лицом. Девочка.

— Смотри, что я принес, — выпустив руку Анны, мальчик по имени Крис подбежал к девочке и протянул ей хлеб.

При виде буханки глаза девочки засияли страшным голодом. Анна поняла, что надолго запомнит тот отчаянный взгляд, которым нищенка пожирала обычный хлеб, который в некоторых семьях напрасно обесценивался. Но только не здесь. И только не для девочки с темными нечесаными и долгое время немытыми волосами. Для нее это был не обычный хлеб, а сокровище.

Крис отломил от буханки кусок и протянул ей. Девочка впилась зубами в хрустящую корку золотистого хлеба и радостно заулыбалась.

— В этот раз он мягкий, — протянула она, с наслаждением прожевывая мякиш.

— Потому что — свежий. Ешь, сестренка, — сам мальчик от хлеба не откусил, хоть, вероятно, был так же голоден, как и девочка, если не больше. Казалось, ему было достаточно того, что сестра ест. А его голод при виде ее радости рассеивался, забывался.

Глаза Анны увлажнились. Она не почувствовала, как по щеке покатилась горячая слеза. Было что-то в этих завораживающих минутах важное и сокровенное, и она смогла это уловить. То, с каким умилением брат смотрел на поедающую хлеб сестру помогло Анне испытать всю нежность и горькую печаль, которая наполняла жизнь этих детей. Таинственная сила их искренней любви, витавшей в воздухе, затмила собой мрачные стены и углы грязного переулка. Нависавшая над ними тьма ушла, и это место более не казалось ей убогим и пугающим.

— Мама все еще спит, — с грустным вздохом сообщила девочка, наскоро проглатывая пищу. — Я сделала куклу, хочу ей показать, но она не открывает глаза. Наверное, сильно устала.

— Да, она устала, — неохотно согласился мальчик, опустив голову. — Ей нужно время, чтобы набраться сил.

За всем происходящим, Крис словно забыл, что Анна все еще находится за его спиной. Но девочка напомнила.

— А она кто? — едва слышным шепотом настороженно проговорила нищенка, подбородком указывая на девушку.

Мальчик обернулся, и на его лице мелькнула благодарность.

— Она меня спасла, — с заметной гордостью сообщил Крис.

— Спасла? — изумленные черные глаза поглядели на Анну. — От кого?

— Помнишь людей в железных доспехах? — напомнил Крис.

— Да, они злые дяди, — девочка вспомнила что-то неприятное, сморщила лицо в ненавистной гримасе и, вся задрожав, повторила. — Бр-р-р… злые они.

— Входите, — любезно пригласил Анну в проулок мальчик.

Анна немного опешила, но потом сделала шаг. Подойдя к так называемому дому, девушка переступила порог. Беспорядочный поток смешанных чувств охватывал ее все больше с каждой секундой.

Внутри жилища застилали землю грязные тряпки, видимо служившие заменой полу и ковру. В старых мешках лежала принадлежащая детям одежда, не отличающаяся от той, что была на них. А в углу находилось что-то похожее на тюфяк, но совсем старое и грязное. Сверху лежала женщина, укутанная тряпками и одеждами. Анна поняла, что так ее укрыли от холода дети вместо одеяла, которого у них не было.

На вид неподвижно лежащей женщине было лет тридцать, если не больше. Маленькое утомленное лицо с мягкими чертами было бледным как полотно. И эта бледность казалась Анне чересчур неестественной и жуткой. Под глазами женщины, будто два больших синяка, виднелись темные круги. На щеках совсем не было румянца, а бескровные губы, превратившиеся в тонкую нитку, придавали ей мертвый и отталкивающий вид.

— Мама спит, — ангельским голосом пояснила девочка, заметив заинтересованность Анны.

Анна с трудом перевела взгляд с худой женщины на девочку. Натянуто улыбнувшись ей, она постаралась придать улыбке нежности. Однако улыбка, хоть и пробудилась на ее лице, получилась очень усталой и фальшивой. Бездвижное тело женщины пугало Анну, и она боязливо бросала не нее частые взгляды, каждый раз ощущая холод по спине.

Однако маленькая девочка не заметила в незнакомой гостье притворства. И ее глаза загорелись оживленным блеском. Пройдя мимо Анны, проследившей за ней взглядом, она достала из мешка соломенную куклу.

— Очень красивая, — искренне сказала Анна, глядя на поделку. — Ты сама сделала?

— Да, — кивнула девочка и, грустно улыбнувшись, поглядела на мать. — Ей нравится, когда я делаю такие игрушки.

Анна тяжело вздохнула. Подойдя к женщине, она присела рядом с ней на одно колено и притронулась к ее тонкой, худой руке, похожей на руку скелета. И в ту же секунду резко вздрогнула, отскочив назад. Встревоженная прикосновением Анны рука, возложенная на грудь, соскользнула и заболталась в воздухе.

Глаза Анны расширились от страха. Она больно прикусила губу, чтобы не закричать.

Рука матери этих детей была холодна, как мраморная статуя. Анна внимательно проследила за тем, поднимается ли грудь женщины при вдохе. Но поняла, что та не дышит. Холодная рука с россыпью сине-фиолетовых трупных пятен принадлежала уже мертвому человеку. Их мать была давно мертва, но девочка этого не знала. Она думала, что та больна и поэтому долго спит.

Сердце Анны сжалось в груди настолько болезненно, что стало трудно дышать. Странное поведение гостьи напугало детей. Она быстро оглядела их и остановила взгляд на Крисе. По жалобному взгляду больших глаз Анна поняла — он просит ее не говорить те страшные слова, которые вот-вот должны были вылететь из ее уст.

Будучи уже в осознанном возрасте, в отличие от сестры, где-то в глубине сердца, Крис понимал, что мать уже никогда не проснется. Но признаться сестре не осмеливался. Не мог найти в себе силы открыть сестре горькую правду.

— Ты все знаешь, — дошел до ушей мальчика ее дрожащий шепот.

Он незаметно для сестры покачал головой и умоляюще попросил:

— Не говорите.

К счастью, девочка не услышала, о чем брат просил гостью. Впрочем, ее это и не особо волновало. Она присела рядом с матерью и, поправив выпавшую из куклы соломинку, принялась певучим голосом разговаривать с мамой:

— Ты обещала летом сводить нас на море, мама. Но лето скоро закончится, а мы так и не искупались. Крис рассказывал, что в море много рыб. Когда мы будем купаться, я хочу одну рыбку поймать и с собой ее взять.

— Пойдемте со мной, — вставая с колен, прервала Анна разговор девочки с мертвой мамой.

— Куда? — удивился Крис.

— Пока ко мне домой, — Анна стряхнула пыль с и так грязного платья, — а потом…

Анна хотела сказать, что потом найдет им дом и новую семью. Но не смогла договорить. Слова застряли в горле комом.

— Мы никуда не пойдем, — резко ответила девочка. — У нас есть дом и мама! А вы… — в прищуренных глазах вдруг промелькнуло озарение, и она с ненавистью поглядела на Анну, — такая же, как и дяди в доспехах! Злая! Хотите нас украсть!

Девочка прижалась к ледяному телу матери и крепко сжала болтающуюся в воздухе руку. Но, видимо, почувствовав холод, исходивший от бездыханного тела, укрыла мать валяющимися на земле тряпками. Но согреть покойницу было уже не в ее силах. Она продолжила с ней разговаривать о море, о рыбах и о многом другом, но в ответ не слышала ничего.

Анна не знала, как правильно сказать ей, что их мама отошла в мир иной. Но сказать было нужно, ради детей. Одни они могли здесь умереть от голода и холода. И как бы они ни отрицали, им нужна была помощь. И Анна считала своим долгом эту помощь им оказать. Но так же она ясно понимала, что девочка доверяет только брату.

— Ты должен сам ей это сказать, — обратилась она к Крису, — она поверит лишь тебе.

На глаза мальчика навернулись слезы, подбородок невольно задрожал. Он не хотел стать тем, кто скажет сестре ужасную правду. В страхе он снова покачал головой и вполголоса проговорил:

— Не надо, пожалуйста…

— Но тебе нужно, — дрожащим от слез голосом воспротивилась Анна, — она ждет свою маму, которая уже никогда с ней не заговорит. Если не сейчас, то скоро она сама это поймет. Но будет куда лучше услышать это от брата.

Крис устало закрыл глаза. Слезы продолжали стекать по его испачканным грязью щекам. Руки, в которых он держал хлеб, опустились.

— Мая, — хрипло позвал он сестру, открыв покрасневшие глаза, — пойдем с этой тетей, она хорошая.

— Что ты говоришь такое! — обернувшись, Мая бросила презрительный взгляд на Анну. — Она хочет нас увести!

— Так нужно, — не поворачиваясь к сестре, объяснил Крис, — так правильно.

— Ты глупый, Крис! — обозвала она брата и снова прижалась к маме. — Вот проснется мама, и я ей скажу, как ты пытался уйти с какой-то чужой женщиной. А мама говорила, что нельзя с чужими людьми куда-то идти. Но ты, кажется, забыл ее слова.

Крис, сжав свободную руку в крепкий кулак, обернулся к сестре и на выдохе признался:

— Но мама больше не проснется. Она не откроет глаза, она не встанет.

— Крис! — вскричала девочка, резко направив на него черные пронзительные глаза, налившиеся кровью. — Не говори чушь!

— Мая, — не сдерживая слез, мальчик подошел к ней и постарался ее обнять, но та слабыми руками оттолкнула его, — мамы больше нет…

Крис вытер рукой слезы и погладил ее по головке.

— Мамы больше нет, — повторил он, пытаясь донести до нее тяжелый смысл этих слов.

Мая неверяще поглядела на брата, потом отвернулась от него и начала трясти мать. Она просила ее проснуться, умоляла открыть глаза и сказать, что Крис ошибся. Но Анна видела в глазах девочки, как стремительно ее надежда вдребезги разбивается о скалу правды. Как пустота и потерянность постепенно овладевают ей.

Когда мать, после множества просьб, так и не сдвинулась с места, не открыла глаза и не проснулась, нижняя губа Маи задрожала, и она разрыдалась. Вытирая тыльной стороной ладони текущие по щекам слезы, она трепетным голосом просила маму вернуться.

Брат, единственный близкий человек, оставшийся в мире Маи, обнял ее и утешительно погладил по голове, как делала это мать в беспокойные для девочки ночи. Он плакал вместе с ней, одновременно крепко обнимая сестру и не давая ей возможности почувствовать себя одинокой. Он шептал ее имя, говорил, что все будет хорошо, хоть сам в это не верил.

Анна отвернулась от них, уставив глаза на темную стену. Тишину нарушали лишь звуки плача и всхлипываний. Ей было тяжело видеть их слезы, ведь она лучше остальных понимала убивавшую боль их утраты. Когда-то давно она так же плакала, стоя у мертвого тела матери. Так же просила ее вернуться и открыть глаза. И спустя годы не зажившие раны вновь открылись, и слезы брызнули из ее глаз.

Анне хотелось бы сказать детям, что пройдет время и им станет легче. Нестерпимая агония не будет терзать их души, как сейчас. Но в действительности все было как раз наоборот. С возрастом отсутствие матери сказывалось в жизни гораздо больше, чем в детстве. Во взрослой жизни нужда в материнской поддержке и совете намного сильнее, ведь мама многое повидала и может указать правильный путь. Но у Анны, как и у этих детей, больше никогда не будет теплых объятий, поцелуев по ночам и искренней поддержки. Как и ее, никто не погладит их по голове и не скажет, что в следующий раз все обязательно будет хорошо, и они справятся. Никто больше не будет их любить так сильно, как могла бы любить их мать.

Загрузка...