Истинные цвета

Глава 1

Испания, Барселона

26 августа 1956 года

В пять часов пополудни Альтея де Луна почувствовала первый приступ, но так как до назначенного срока оставалось еще восемь дней, а врач сказал, что «первые дети так просто не вываливаются», она не обратила на боль особого внимания. Чуть позже, во время ужина, боль усилилась.

— Мартин, кажется, началось, — не желая беспокоить окружающих, шепотом сказала Альтея.

— Срок ведь выходит только через неделю! — ахнул Мартин. — Если бы знать заранее… мы… я никогда не повез бы тебя сюда, в Кампинас. Отсюда ведь больше часа до больницы!

— Я сама тебя просила, — напомнила Альтея. — Ты же знаешь, для меня этот ужин очень важен.

Альтея была художницей. В отличие от тех испанских живописцев, кто во имя свободы творчества предпочел покинуть родину, она осталась. И тут же для нее стало делом чести всячески обходить установленные режимом Франко цензурные рогатки.

Для того чтобы добиться этого, она стала переносить свои произведения на ткань. Как главный дизайнер «Дрэгон текстайлз», принадлежавшей семье Мартина компании по производству тканей, Альтея быстро поняла, что текстиль тоже может служить весьма эффективным идеологическим оружием.

Возмущенная тем, как обходятся с ее товарищами-художниками, Альтея вместе с тетей Мартина, Флорой Пуйоль, стала тайной защитницей каталонского искусства. Дом Флоры с множеством комнат и потайных ходов в Кампинасе, маленькой деревушке, что пряталась среди холмов неподалеку от Барселоны, служил надежным убежищем для инакомыслящих. Те из художников, чьи мастерские были разгромлены полицией, работали в башне Кастель, другие хранили здесь свои работы. Более того, при первой же возможности Альтея и Флора вступали в сговор с наиболее отважными владельцами барселонских картинных галерей и устраивали выставки гонимых художников, тематика работ которых шла вразрез с официально одобренной государством. Вот и в этот вечер Флора пригласила в Кастель несколько молодых живописцев, чтобы обсудить с ними детали проведения подобного вернисажа.

Очередные схватки заставили Альтею напрячься, ее полные губы скривились от боли.

— Все! — отрезал вконец расстроенный Мартин. — Мы уезжаем!

Увидев стоящий на дорожке автомобиль, Альтея вскрикнула от восхищения. Классические авто всегда были страстью Мартина, и хотя его коллекция включала весьма изысканные модели, ни одной из них по красоте никогда не сравниться с нынешней.

— И что это тебе пришло в голову?.. — спросила ошеломленная Альтея.

— Любовь, — с усмешкой ответил Мартин, отвесив грациозный поклон. — Случай весьма подходящий. Раз уж ты вот-вот родишь нашего ребенка, то вполне заслуживаешь, чтобы с тобой обращались как с королевой.

За годы жизни с Мартином Альтея так научилась разбираться в машинах, что без труда узнала в стоящем перед ней «роллс-ройсе» модель «Фантом-1» — длинный, изящный автомобиль с шикарной отделкой.

Не успела машина отъехать от Кампинаса и на пять миль, как у Альтеи отошли воды. Схватки все учащались.

— Дыши! — приказала Флора, прекрасно понимая, что до больницы Альтею скорее всего довезти не удастся, и роды придется принимать прямо в машине. — Дыши, как я тебя учила.

— Уже! — вдруг закричала Альтея.

Машина остановилась, задняя дверь открылась, и в салон вскочил Мартин.

— Мартин! — застонала Альтея и протянула руку к своему мужу.

Повинуясь приказу Флоры, Мартин залез на сиденье и прижал Альтею к своей груди, удерживая ее, пока она тужилась, и шепча ей на ухо слова ободрения.

Судорожно вздохнув, Альтея снова напряглась. Еще толчок — и показались плечики ребенка. Через мгновение из тела матери выскользнуло крошечное человеческое существо, отныне ставшее частью мира.

Флора тотчас перевернула младенца головой вниз — чтобы прочистить ему легкие. Раздался истошный крик. Завернув новорожденную в одеяло, Флора положила ее на живот Альтеи и на миг застыла, наблюдая за счастливыми родителями.

После того как мать и дитя были доставлены в больницу, Мартин и Флора отправились в городской дом семейства де Луна на Пассейг-де-Грасиа. Когда тетка ушла спать, племянник заперся в библиотеке и вытащил сделанную еще в восемнадцатом веке семейную Библию в серебряном переплете и с выложенным драгоценными камнями большим крестом на обложке.

Потом, откинув крышечку медной чернильницы, Мартин окунул в черную жидкость гусиное перо и под своим собственным — Мартин Хосеф Ильдефонс де Луна — вывел имя, которое они с Альтеей решили дать дочери, — Изабель Беатрис Роза де Луна.

Сидя в полумраке, он задумался о семействах — своем и Альтеи, а также о том, какой станет их собственная семья. Интересно, что именно Изабель унаследует от своих предков? Жаль, если от одной ветви она возьмет больше, чем от другой.

Но в конце концов, тут от его желания ничего не зависит. Все решит сочетание генов. Малышке есть чем гордиться, как, впрочем, и есть что искупать.

Родившемуся в «роллс-ройсе», как правило, уготована беззаботная жизнь, и Изабель не стала исключением. Девочку баловали все, и в первую очередь родители.

Дня не проходило, чтобы Мартин не принес дочке какой-нибудь подарок — игрушку, конфету, книжку — или не пригласил прокатиться «на папиной машине».

Альтея заботилась о дочке не меньше, только выражалось это по-иному. Она водила Изабель по улицам Барселоны и рассказывала о великом архитекторе Антони Гауди, чей талант ярко проявился в облике всего города; о таких художниках, как Пикассо, Миро и Дали, о таких музыкантах, как Пабло Казальс. Она возила девочку на семейный виноградник собирать виноград, а когда она стала постарше — на принадлежащую «Дрэгон текстайлз» текстильную фабрику.

— Нарисуй маме красивую картинку, — попросила как-то Альтея, усадив четырехлетнюю Изабель за стол.

Через полчаса Альтея решила посмотреть, что получилось.

— Я перенесу рисунок на ткань, — произнесла она, разглядывая очередной образчик абстракционизма.

С минуту подумав, дочь пожала плечами и согласилась.

— Только дай мне кусочек, — серьезно добавила она.

Следующие несколько дней мать и дочь посвятили наблюдениям за процессом производства ткани. Сопровождавший их начальник производства «Дрэгон» Диего Кадис терпеливо рассказывал девочке, как хлопок превращается в пряжу, которая наматывается на большие шпули, как на ткацком станке отдельные нити соединяются в полотно и как на это полотно наносятся краски. Когда из чрева машины непрерывным потоком поползла ткань с рисунком, в котором Изабель немедленно распознала свой, она захлопала в ладоши от восхищения.

Альтея, как и обещала, церемонно преподнесла дочери лоскут ткани, расцеловала девочку в обе щеки, шарфом набросила его на шею и торжественно объявила, что занесет этот образец в каталог тканей «Дрэгон». Сияя от гордости, раскрасневшаяся Изабель под аплодисменты собравшегося персонала сделала низкий реверанс и прижала ткань к груди так крепко, словно та была выткана из чистого золота.

По субботам семейство де Луна или навещало в Кампинасе Флору, или прогуливалось по Лас-Рамблас.

Теперь здесь, на расположенном посреди проезжей части бульваре, делали покупки, встречались с друзьями, обедали, крутили романы, обсуждали дела. Здесь же рождались слухи, начинались демонстрации.

От городского дома де Луна на Пассейг-де-Грасиа до Рамбласа было рукой подать, однако быстро добраться до него обычно не удавалось, поскольку приходилось поминутно раскланиваться с прохожими, выражавшими свое восхищение Изабель. Несмотря на то, что Изабель действительно была симпатичным и коммуникабельным ребенком, интерес окружающих на самом деле вызывали ее родители.

Во-первых, на многих производило впечатление их происхождение. Мартин был потомком двух известнейших в Каталонии знатных семей, Альтея — дочерью андалузских аристократов, среди предков которых были не только короли, но и Бартоломе Эстебан Мурильо — один из самых знаменитых испанских художников. Другим импонировали их богатство и независимое поведение, граничащее с вызовом режиму Франсиско Франко. Однако особое внимание жителей Барселоны привлекали скандальные обстоятельства их брака.

Убежав с мужчиной, социальный статус которого не удовлетворял ее родителей, Альтея разрушила все их планы, за что и была лишена наследства. В свою очередь, Мартин, считавшийся одним из самых завидных женихов Барселоны, заключив брак с совершенно неизвестной столпам барселонского общества женщиной, разбил тем самым не один десяток сердец. В результате супругу его в Барселоне встретили весьма прохладно.

Однако вскоре отношение к Альтее резко изменилось, и прежде всего из-за ее внешности. Длинноногая, с прекрасной фигурой, с длинными каштановыми волосами, она выглядела чрезвычайно сексуально. Взгляд ее темных глаз из-под густых ресниц, казалось, говорил, что эта женщина предпочитает интимный полумрак блеску светского общества. Полные губы, прямой и тонкий нос, классический абрис лица, бледная нежная кожа…

Даже по прошествии некоторого времени, после столь одиозной свадьбы, многие жители Барселоны по-прежнему проявляли интерес к Мартину и Альтее. Для тех, кто испытывал страсть лишь в воспоминаниях, поведение четы де Луна служило постоянным свидетельством того, что любовь все же существует.

Многим казалось, что рождение ребенка изменит их отношения, ослабив ту бесконечную привязанность, которую они испытывали друг к другу. Когда же стало ясно, что любовь к дочери только усилила их взаимное восхищение, часть барселонцев почувствовала зависть, другие же только плечами пожимали: такая страсть посещает лишь избранных.

На самом деле Мартина с Альтеей соединял не только секс и семейные узы, но и искусство. Сам Мартин особым художественным талантом не обладал, но он так же, как жена и тетка, всячески препятствовал наступлению режима на культуру. Супруг субсидировал не только Альтею, но и галерею Авды на Консель-де-Сент. Рафаэль Авда был его другом детства. В свое время дед Рафаэля открыл свою галерею, одолжив деньги у деда Мартина, а теперь Мартин старался не допустить ее закрытия.

Собственно говоря, для этого и не требовалось больших усилий. Воспользовавшись в 1953 году улучшением отношений с Америкой, Рафаэль в поисках новых произведений туда и отправился.

Первая выставка американских художников была весьма скромной — Рафаэль хотел выяснить реакцию как посетителей, так и цензоров. Когда первые отреагировали положительно, а вторые не отреагировали никак, он расширил экспозицию. Для подстраховки Рафаэль оформил все это как культурный обмен, пригласив в Барселону американских дилеров, которые привезли с собой работы своих клиентов. Одновременно они должны были отобрать картины испанских художников для выставки в США.

Замысел Рафаэля полностью удался.

По дороге в Барселону Миранда Дюран очень волновалась. Все остальные члены делегации уже завоевали себе имя в мире искусства, а кто она? И хотя последние пять лет Миранда вполне успешно управляла галереей «Очарование», она прекрасно понимала, что, пока не расплатится с долгами, владельцем галереи она будет только числиться.

В ночь перед открытием выставки Миранда испытала нервный срыв. Успокоилась она, лишь осознав свое явное преимущество перед коллегами — она говорит по-испански!

Внезапно почувствовав прилив сил, Миранда протиснулась сквозь толпу и встала у экспозиции тех художников, чьи работы она привезла на выставку.

Эту женщину Миранда заметила уже давно — просто невозможно было не обратить на нее внимания. Стройная, в длинном белом платье, Альтея была ослепительна.

— Какая необычная цветовая гамма! — сказала она, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть абстрактную картину, написанную молодым индейцем. Затем, не глядя на Миранду, спросила:

— Как вы считаете… Как, говорите, зовут художника?

— Бен Фарсайд.

— Меня зовут Альтея де Луна. — Она протянула Миранде руку. — Здесь, в Барселоне, нам принадлежит «Дрэгон текстайлз». — Не дождавшись от девушки ответа, Альтея продолжила: — Я работаю там директором по дизайну. У нас есть свои художники, но мне интересно привлечь таланты со стороны. Ради самобытности — ну вы понимаете.

Миранда с умным видом кивнула, хотя, по правде сказать, в текстильном производстве она не разбиралась.

— Вы индианка? — неожиданно выпалила Альтея. — Рафаэль говорил, что у вас там живет много индейцев. Вот я и решила, что вы индианка.

— Я испаноамериканка. В Новой Мексике нас тоже много.

— Простите мне мою глупость, — заметно смутилась Альтея и тут же попыталась сменить тему разговора: — Рафаэль говорил мне, что Санта-Фе очень красивый город.

— Приезжайте и посмотрите сами. Можете остановиться в нашей гостинице, — удивляясь самой себе, сказала Миранда. — Я покажу вам достопримечательности и представлю Бену Фарсайду и другим художникам, чей стиль может вас заинтересовать.

— Замечательная идея! Мы с Мартином никогда не были в Америке. И моей дочери там наверняка понравится. А у вас есть дети?

— Да, — ответила Миранда. — Нине сейчас шесть. Альтея на миг задумалась, а потом протянула:

— Тетушка мужа считает, что в жизни нет ничего случайного. Каждый, кого мы встречаем, или тот, кого мы знали в прошлой жизни и в ком больше не нуждаемся, или тот, с кем должны познакомиться. — Она замолчала. По спине пробежал знакомый холодок. — Конечно, это звучит глупо, но, мне кажется, мы должны были встретиться.

Уютно устроившись на коленях Мартина, Изабель прижалась носом к стеклу. Пока взрослые о чем-то разговаривали, она наблюдала, как исчезает за горизонтом Альбукерке. Вскоре у нее перед глазами замелькали голая равнина да редкие холмы.

Несмотря на то, что дорога, по которой сейчас ехали путники, соединяла крупнейший город штата Нью-Мексико с его столицей, окрестности имели совершенно первобытный вид. По словам мужа Миранды, Луиса, эта земля была тем не менее обитаемой и представляла собой цепь индейских резерваций.

Когда машина приблизилась к Санта-Фе, Миранда сообщила Изабель, что первое поселение индейцы основали здесь шестьсот или семьсот лет назад и назвали его «Место, где танцует солнце». Не успела девочка задать и половины всех возникших у нее вопросов, как машина подъехала к Ла-Каса.

Проехав под аркой, Луис по каменной дорожке въехал во внутренний дворик, где росли два гигантских развесистых вяза и тополя, а также возвышался какой-то причудливый многоэтажный дом.

Пройдя в помещение за своими родителями, Изабель отметила, что входные двери здесь выкрашены в яркий бирюзовый цвет.

Небольшой, скромно оформленный холл с закругленными углами по туристической классификации вряд ли мог претендовать больше чем на одну звезду. На полу лежал слегка потертый ковер работы индейцев навахо, выполненный в красных, черных и золотистых тонах. В дальнем углу, напротив стойки администратора, располагался глиняный очаг, откуда уютно тянуло дымком.

У огня грела руки маленькая девочка. Она стояла так неподвижно и была такой бледной, что Изабель сначала чуть не приняла ее за статую. Жемчужно-белая кожа, глаза, золотистые волосы — все в этой девочке казалось хрупким и деликатным, однако, судя по манерам, характер у нее был сильный и упрямый.

— Добро пожаловать в Ла-Каса. Очень рада с вами познакомиться, — медленно и отчетливо выговаривая заученные фразы, сказала Нина. Вежливо улыбаясь, она не отрывала взгляда от маленькой темноволосой Изабель.

Улыбнувшись в ответ, та поспешила спрятаться за спину отца.

Все члены семьи де Луна произвели на Нину неизгладимое впечатление. Альтея вообще казалась ей настоящей богиней. Ее внешность, то, как она одевается, как ходит, как разговаривает — все в ней было непривычным и в то же время представлялось совершенным. Эта женщина умела играть с шестилетним ребенком, могла без всякого стеснения ползать по полу вместе с четырехлетней Изабель, а самое главное — прекрасно знала, как маленькие девочки любят наряжаться!

Однажды днем девочки вместе с Альтеей заперлись в ее спальне и принялись примерять одежду и экспериментировать с косметикой. Под хихиканье Изабель Альтея с помощью разного рода губок, кисточек, гребней и лака для волос быстро превратила Нину в прекрасную сеньориту Дюран.

Затем надела на девочку одно из своих шелковых платьев и обмотала шарфом ее детскую талию. Сунув ноги в чересчур для себя просторные, на высоких каблуках, туфли Альтеи, Нина принялась неуклюже расхаживать по комнате. Сейчас она чувствовала себя настоящей красавицей.

Подойдя к шкафу, Альтея вытащила веер из красиво упакованной коробки.

— Это тебе, — присев, сказала она Нине. — Такие веера носят все элегантные испанские сеньориты.

Приняв сверхсоблазнительную позу, она низко склонила голову, повела плечами и томно захлопала глазами, вызвав у девочек приступ неудержимого смеха.

Воспоминание об этом, как и сам веер, всегда будут дороги Нине.

Что же касается Мартина, то даже годы спустя Нина сразу же вспоминала поездку в Таос.

В тот год в горах к северу от Санта-Фе снег выпал необычно рано, искушая любителей лыж попытать свои силы. И вот, приехав на место, Альтея повела Изабель на маленькую горку, а Мартин с Ниной направились на склон покруче.

Нельзя сказать, что Нина никогда не стояла на лыжах — она каталась на них уже много раз, — однако в Таосе зеленых новичков в общем-то не было, поскольку гора изобиловала крутыми склонами и узкими спусками.

Снег был свежим и пушистым, лыжи сами скользили вниз. Они спустились трижды и уже собрались спуститься четвертый раз, но тут снова пошел снег. Стемнело, видимость ухудшилась, и Мартин предложил спуститься с горы на подъемнике. Нина тотчас скривилась, и Мартин сдался.

Они преодолели уже полпути, когда Нина, потеряв равновесие, упала в сугроб, ноги ее переплелись, и она испугалась. Не в состоянии самостоятельно встать, девочка стала ждать оклика Мартина. Довольно скоро он действительно позвал ее.

— Я здесь! — крикнула Нина.

Наконец из-за белого занавеса появился де Луна. Закусив губу, Нина попыталась принять бодрый вид.

Едва Мартин освободил девочку из снежного плена, как она попыталась встать, но тут ее левая нога подогнулась, и она вскрикнула от боли.

— Ну что ж, — спокойно сказал Мартин, поднял девочку, а затем поставил ее на свои лыжи. — Посмотрим, сможем ли мы вдвоем ехать на одной паре.

Кивнув, Нина попыталась улыбнуться. Снег валил так, что в трех шагах уже ничего не было видно. Мартин, впрочем, ничуть не беспокоился, хотя ему приходилось в одной руке держать обе палки, а другой прижимать к себе Нину.

Пока они медленно скользили вниз, он рассказывал девочке о том, как катаются на лыжах в Пиренеях и швейцарских Альпах, и пел испанские детские песенки.

Внизу, в базовом лагере, их ждали Альтея и Изабель. Увидев путешественников, Изабель с плачем бросилась им навстречу.

— Я так испугалась, папа! — воскликнула она. — Я думала, что с вами что-то случилось.

Не отпуская Нину, Мартин тут же подхватил Изабель на руки.

— Нина упала и ушиблась, — улыбнувшись, сказал он, — но в общем, все в порядке. Верно, подружка?

— Ага, все отлично! — отозвалась та.

Изабель ее обняла, Альтея поцеловала, а Мартин все еще держал на руках. Нога отчаянно болела, и тем не менее это был один из лучших дней в жизни Нины.

Миранда и Луис встретили семейство де Луна в палате больницы Святого Винсента. Несмотря на заверения семейного врача о том, что травма у Нины неопасная, Миранда хлопотала вокруг дочери как наседка, защищая ее от всех мыслимых и немыслимых несчастий.

Альтея наблюдала за ней с большим интересом, ибо совсем недавно выяснила, что Нина — приемная дочь Дюранов.

— Она об этом знает? — спросила тогда же Альтея.

— В прошлом году мы ей сказали.

— Вы не хотели ей это говорить? — удивилась Альтея, почувствовав в ответе неуверенность.

— Я хотела подождать, пока она подрастет.

— Почему?

— Считала, что девочка сильно огорчится.

— И что, огорчилась?

Миранда улыбнулась:

— Нет. Напротив, как будто понравилось, что мы предпочли ее другим, что она наша дочь не потому, что мы ее родители, а потому, что желанна.

Взгляд Альтеи потемнел.

— Замечательно! — воскликнула она. — Мои отец с матерью так ни разу и не дали мне понять, что я любима и желанна. Уж лучше бы у меня были приемные родители — такие, как вы и Луис.

— Вы преувеличиваете, — сказала Миранда.

— Если бы так! — с горечью ответила Альтея. — Мои родители всегда мечтали о красивых вещах, животных и слугах. Детей они не хотели. — Она взглянула на Миранду. — И почему у тех, кому дети не нужны, они есть, а у тех, кому нужны, — нет?

Миранда отвела взгляд.

— У нас с Луисом был ребенок, — немного помолчав, вдруг призналась она. — Габриель умер в трехлетнем возрасте. Невробластома, разновидность рака почек — ее еще называют опухолью Уилма.

Альтее хотелось бы утешить Миранду, но как?

— Прошло несколько лет, прежде чем мы с Луисом решились завести еще одного ребенка. Но тут выяснилось, что мы не можем его зачать. — Она закусила губу. — Правда, спустя какое-то время мы нашли Нину.

— Чудесно! — откликнулась Альтея. — Вы нашли ее через агентство?

Миранда отреагировала мгновенно: глаза ее расширились, тело напряглось. Она как-то разом насторожилась и отрезала:

— Вроде того. — Затем поднялась и принялась убирать чашки. Когда она вновь повернулась к Альтее, той стало абсолютно ясно: вопрос об усыновлении Нины закрыт для обсуждения раз и навсегда.

Дюраны просто очаровали Мартина. Каждый из них представлял собой разносторонне развитую личность. Миранда не только управлялась с «Очарованием» и Ла-Каса, она еще и вела бухгалтерские книги, отлично готовила и очень много читала. Луис тоже был парень не промах: в конце концов Мартин узнал, что тот окончил местный университет и получил диплом инженера. С Мирандой они познакомились еще в школе и поженились вскоре после ее окончания, а в Санта-Фе перебрались, чтобы Луис мог учиться в университете. На жизнь оба зарабатывали в Ла-Каса: Луис устроился ночным управляющим и ремонтником, а Миранда уборщицей и на полставки поварихой. Мало того, им разрешили жить в крошечной комнате на первом этаже.

Гостиница была маленькой, всего на семьдесят пять номеров, однако являлась неотъемлемой частью Санта-Фе. К несчастью, последний ее владелец, проматывавший деньги в Росвелле, мало интересовался управлением своей (уже заложенной в банке) собственностью. В конце концов ему пришлось объявить дефолт, и банк лишил его права выкупа закладной. Об этом стало известно широкой общественности, и группа торговцев решила поддержать Дюранов, которые вот уже многие годы успешно управляли Ла-Каса. Сложившись, благодетели выкупили гостиницу у банка с тем, чтобы Дюраны затем выкупили гостиницу уже у них. За восемь лет Луис и Миранда ни разу не пропустили срок платежа. Для них это было не столько финансовым обязательством, сколько делом чести.

Несмотря на то, что Мартин родился в состоятельной семье, он был истинным каталонцем, а значит, умел ценить труд. Тем более, что испанская экономика сейчас была в ужасном состоянии. Наиболее доходные отрасли промышленности отошли к государству. Захватив, кроме того, железные дороги, сталелитейные предприятия и банки, оно лишило частной собственности такие семьи, как Пуйоль и де Луна. И хотя «Дрэгон текстайлз» и некоторые машиностроительные предприятия все еще приносили прибыль, Мартин, как и многие другие, частенько задумывался над тем, сколько еще времени он сможет выдержать продолжающиеся атаки на свое состояние.

Де Луна покинули Санта-Фе за несколько дней до Рождества, оставив хозяевам щедрые подарки и обещание вернуться — обещание, которое они выполнили летом следующего года, в Рождество и еще через год. Дружба между семьями все крепла, тем более что с каждым приездом де Луна круг их общих с Дюранами друзей в Санта-Фе становился все шире.

Изабель, дети Хоффманов и Нина всюду ходили вместе. В этой четверке Изабель была самой младшей, поскольку Ребекка Хоффман была ровесницей Нины, а Сэм Хоффман — так и вовсе на два года старше. Если Изабель чего-то не умела, ее учили, если хотела что-то увидеть — показывали. Через год Изабель уже умело, по-западному, скакала на лошади, а ее английский был почти так же хорош, как испанский приятелей.

В то время как Альтея выезжала на этюды в сельскую местность, Мартин усиленно занимался физическими упражнениями. Он ежедневно ездил на лошади и на велосипеде, причем зачастую вместе с Изабель и ее друзьями.

В то утро Мартин и Изабель поехали на прогулку одни. Они собирались подняться вверх по каньону, устроить там пикник, а затем вернуться обратно. Подъем оказался очень крутым, Изабель же было всего шесть лет, и у нее просто-напросто не хватало сил. Поняв, что так они никогда не доедут до места, Мартин длинной веревкой связал велосипеды и взял дочку на буксир.

Когда подъем кончился, Мартин ослабил веревку, и Изабель сразу же отстала. Впрочем, даже на расстоянии она хорошо видела крупную фигуру отца. Внезапно горизонт опустел. Невероятно! Собравшись с силами, девочка вскоре подъехала туда, где лежал Мартин — смертельно бледный и едва ли не бездыханный. В панике Изабель принялась звать отца, тормошить его, плакать — все тщетно. Девочка не знала, что и делать: оставаться здесь — страшно, уйти — еще страшнее.

К счастью, вдалеке послышался шум мотора.

Спустя какое-то время Мартина доставили в больницу. Потом стол с ним куда-то укатили, захлопнув двустворчатые двери перед самым носом Изабель.

— Папа! — закричала она и забарабанила кулачками в дверь.

Наконец какая-то сердобольная медсестра, поговорив с девочкой, вызвала Альтею. Мать метеором ворвалась в отделение и провела девочку в палату, где лежал Мартин. Оказалось, он уже пришел в себя. Рядом сидел Джонас Хоффман.

Поднеся к губам руку Изабель, Мартин по очереди перецеловал все ее маленькие пальчики.

— Со мной все хорошо, милая. Это жара. Ничего серьезного.

Альтея пристально посмотрела на мужа. По рекомендации Джонаса мать с дочерью задержались в палате всего на несколько минут, а затем поехали в Ла-Каса.

Результаты анализов были готовы спустя несколько часов. Мартин как раз сидел в кабинете Джонаса, когда медсестра принесла тому пачку листков.

— Что-нибудь серьезное?

— Очень. — Джонас отложил результаты анализов и взглянул Мартину прямо в глаза. — На языке медицины это называется кардиомиопатией. Наследственное заболевание. Ты скорее всего давно уже испытываешь его симптомы: одышка, отек ног, усталость…

Мартин покачал головой. Надо же, а он-то всегда приписывал эти симптомы курению. Ведь он молод еще, физически активен…

— И сколько мне осталось? — не отрывая глаз от врача, спросил Мартин.

— Точно ничего сказать нельзя. Может, год, может — десять.

Вздохнув, де Луна закрыл лицо руками. Как он сообщит об этом Альтее? И стоит ли ей вообще говорить? Удастся ли ему когда-либо смириться с тем, что жизнь не бесконечна?