Глава 8


1970 год


С самого начала дневники Нины были полны фантазий: о том, что она богата, что живет в громадном доме, носит сказочные платья и встречается со знаменитыми людьми. Мечты маленькой девочки, очарованной иллюзорным миром кино, всегда начинались со слова «однажды»…

Поэтому совсем неудивительно, что жизнь в «Эль кастель де лес брюшотс» произвела на нее сильнейшее впечатление.

До сих пор мир изобилия казался ей чем-то вроде волшебной сказки, однако лето, проведенное в Барселоне, убедило Нину в том, что роскошь — вещь совершенно реальная. Вскоре ей на ум стали приходить опасные сравнения. Вычищая ванные в Ла-Каса, Нина вспоминала о Консуэле и страстно мечтала оказаться на месте Флоры. Когда они с Изабель, толкая друг друга, собирались в школу, Нина с тоской вспоминала о той комнате, в которой жила в Кастель. Когда же Луис на грузовике привозил ее на танцы в школу, она вздыхала о Педро и черном «мерседесе» сеньориты.

Произошедшие в ней перемены повлияли и на ее отношение к Изабель. Конечно, Нина и прежде завидовала прошлому Изабель, но пока оно оставалось чистой абстракцией, с этим легко было справиться. Теперь же, когда Нина воочию увидела жизнь, которой Изабель жила до отъезда в Ла-Каса, различия между ними стали для нее совершенно очевидны. Изабель принадлежала к высшему обществу, Нина — к низшему сословию. Предки Изабель были людьми известными, а Нина даже не знала, кто ее родители. У Изабель была небольшая собственность, а Нине предстояло своим трудом зарабатывать каждую копейку. Изабель пришла из мира изобилия, а Нина все еще стояла снаружи, прижав нос к стеклу.

Единственное, чего хотела Изабель и что было у Нины, — это Сэм Хоффман. Он был гордостью Санта-Фе: сын главного врача больницы Святого Винсента и известной журналистки, лучший ученик класса, лучший игрок бейсбольной команды, старшекурсник Дартмутского колледжа. Нина соглашалась с всеобщим мнением о том, что он очень красив, очарователен и талантлив. Чего не знали ее подруги — так это того, что он еще и прекрасный сексуальный партнер, всегда внимательный и всегда готовый удовлетворить ее желания. Нина испытывала к Сэму очень глубокие чувства и тем не менее время от времени, проснувшись среди ночи, она подолгу размышляла над тем, действительно ли они предназначены друг другу.

Снова и снова она вспоминала то лето в Барселоне. Те несколько дней невинного флирта в Коста-Брава с Ксавьером Фаргасом убеждали ее в том, что и сказка иногда становится былью. Потому-то, несмотря на все достоинства Сэма, внутренний голос нашептывал Нине, что ее возлюбленный — слишком земной человек. Ксавьер Фаргас, напротив, служил для нее олицетворением романтики.

Изабель с ней категорически не соглашалась, и это весьма удивляло Нину. А недавно, когда Нина рискнула заговорить о том, чтобы пригласить Ксавьера на свой шестнадцатый день рождения, Изабель и вовсе неодобрительно фыркнула:

— Не понимаю, зачем тебе Ксавьер Фаргас, если у тебя есть Сэм Хоффман?!


До шестнадцатилетия Нины оставалось всего две недели, но она до сих пор не могла решить, какое платье надеть и какую прическу сделать. Хотя с деньгами было туго — каждый лишний цент откладывался на обучение дочери в колледже, — Миранда все-таки устраивала торжество. Правда, его нельзя будет проводить в субботу — чтобы не отпугнуть постояльцев, и не стоит проводить допоздна — в понедельник в школу, но в программе обязательно надо предусмотреть танцы, огромный торт с шестнадцатью розами и, конечно, новое платье.

В тот день Нина и Изабель собирались отправиться за покупками после школы, но всю прошлую ночь не переставая валил снег, и когда утром им позвонила Ребекка Хоффман, которая вместе с подругами собиралась в Таос, девочки поспешно к ней присоединились.

— Только вот Миранда и Луис наверняка будут недовольны, если мы пропустим школу, — вдруг спохватилась Изабель.

— Они не узнают. — Нина уже поспешно одевалась. — Они только что ушли, я сама видела.

Изабель кивнула. Периодически Дюраны исчезали из дому на весь день, уходя в неизвестном направлении, чтобы заняться «так, какими-то делами».

— Как ты думаешь, куда они ходят? — спросила девочка, чье природное любопытство подогревалось отказом Дюранов сообщить хоть что-нибудь об этих отлучках.

— Кто знает? Лично я уже несколько лет не пытаюсь это выяснить.

— Что ж, — кивнула Изабель. — Где бы они ни были, главное — подальше от Таоса.


Когда с переломанной в нескольких местах ноги сняли гипс, Нина испытала новое потрясение.

— Чтобы заплатить за лечение, нам пришлось потратить деньги, которые откладывались на твое обучение в колледже, — произнес Луис. — Я говорил в банке насчет кредита, но даже если его дадут, тебе все равно нужна стипендия.

У Нины словно земля ушла из-под ног. Все дальнейшее она воспринимала как в тумане. Миранда, со слов Сибил, вроде бы говорила, что Нинины отметки, рекомендации учителей и финансовое положение семьи позволят ей получить полную стипендию. Луис вроде бы для подстраховки намеревался сразу же обратиться в университет Нью-Мексико. Нина даже слышала, как Изабель предлагала снять недостающие деньги с ее банковского счета.

— Я буду поступать в колледж только через несколько лет, — говорила она. — К тому времени мой фонд восполнится. И потом, мне кажется, что все это приключилось по моей вине.

По моей вине. Все это приключилось по моей вине.

Внезапно Нину словно прорвало, и она засыпала свою семью градом вопросов, которые не смела поднимать раньше — например, почему Изабель при падении отделалась вывихнутым пальцем и несколькими синяками, в то время как у Нины нога переломана в нескольких местах? Почему на деньги Изабель никто не посягает, а деньги Нины оказались полностью израсходованными?

— Потому, — задыхаясь от ярости, произнесла она, — что жизнь всегда легче для тех, кто с голубой кровью, чем для тех, у кого голубой воротничок.


Под звуки торжественного марша выпускники школы парами выходили на стадион.

Миранда и Луис сидели, взявшись за руки, и не отрывали глаз от Нины. Сегодня был знаменательный день — их дочь заканчивала среднюю школу, и, подобно большинству присутствовавших здесь родителей, Дюраны надеялись, что будущее Нины окажется светлым, а жизнь ее сложится удачнее, чем их судьбы.

Миранда видела дочь среди звезд Голливуда, Луис представлял ее автором пьес или романов-бестселлеров. Изабель вообще не думала о карьере подруги: у нее перед глазами Нина вставала исключительно как миссис Хоффман, что, по мнению Изабель, являлось вершиной человеческого счастья.


Вечером Дюраны и Хоффманы устроили праздничный ужин. Радуясь успехам детей — Ребекка была лучшей в классе и уже поступила в Уэллесли-колледж, а Сэм успешно окончил Дартмут и готовился поступать на медицинский факультет Гарвардского университета, — Джонас одновременно сожалел о том, что Рут этого не видит. Первый тост он сегодня предложил именно за нее.

Впрочем, стул рядом с Джонасом не пустовал. Он и сам не знал, когда и как это произошло, но Сибил Крофт незаметно стала его компаньонкой. В течение многих месяцев она постоянно дежурила возле постели Рут и оставалась с ней до конца. После ее смерти именно Сибил помогала Хоффманам вести домашнее хозяйство, именно она напоминала Ребекке и Сэму, какое огромное значение придавала мать их образованию, и опять же она настояла на том, чтобы Джонас вновь вышел на работу.

В какой-то момент старший Хоффман понял, что Сибил Крофт прочно вошла в его жизнь. Он просто принял ее бескорыстную помощь. И ему открылась душа Сибил, в которой и заключалась вся ее красота.

Вместе они не жили, а любовью занимались только у нее дома, причем Джонас никогда не оставался на ночь. Хоффман никогда не стал бы спать с другой в постели Рут и никогда не привел бы другую в дом Рут. Сибил прекрасно это понимала и уважала его чувства. Она также понимала, что пока дети не встанут на ноги, он прежде всего отец, а уж потом любовник.

Несмотря на то что Изабель занимали отношения Сибил и Джонаса, главное внимание она все же уделяла Сэму. Высокий, с идеальной фигурой, правильными чертами лица, смеющимися карими глазами, он вызывал у нее головокружение. Слишком серьезная, чтобы кокетничать, Изабель могла только сидеть и ждать, когда произойдет чудо и Сэм сам обратит на нее внимание. Однако чуда все никак не происходило.

Про влюбленность Изабель Нина, разумеется, знала и втайне радовалась этому. Ее отношение к подруге-сестре по-прежнему оставалось двойственным. Умом Нина понимала, что Изабель не несет ответственности за полученные ею травмы или ухудшение ее финансового положения, но тем не менее чувство жалости к себе и обиды на названую сестру никак не проходило.

Тем более, что последний год для Нины выдался нелегким. Впрочем, все это уже позади. Нина добилась потрясающего успеха: ее приняли одновременно в Бостонский и Нью-Йоркский университеты, а также в университеты Нью-Мексико и Колорадо. И везде с правом получать стипендию!

Так почему же тогда она не испытывает особой радости, особенно теперь, в этот вечер, когда окружена родными и друзьями, каждый из которых норовит выказать ей свое восхищение? Наверное, потому что стипендии выплачиваются только нуждающимся, тем, у кого нет денег.

Переведя взгляд на Изабель, Нина вдруг ясно осознала, что, пока она предавалась мечтаниям, Сэм вовлек Изабель в оживленную беседу о различиях между подлинным искусством и ремеслом. Оба радостно смеялись и постоянно улыбались. Ощутив укол ревности, Нина поспешила прервать их общение. Перегнувшись через стол, она прошептала на ухо Сэму:

— Я готова, а ты?

Всего через пять минут они были уже на пути к своему любимому мотелю. Оставшиеся в ресторане взрослые смущенно улыбались, рассуждая об импульсивности молодых, Ребекка жаловалась на грубость брата, а Изабель отчаянно завидовала Нине.


Весь июль и август солнце стояло высоко в небе раскаленным шаром, разогревая кровь почти до кипения. Этим летом влюбленные часто выбирались на джипе Сэма на природу. Там, к северу от города, на вершине одного из холмов, располагалась поляна, которую они облюбовали для своих свиданий.

В тот день солнце по-прежнему заливало окрестности своим светом, однако над горными вершинами уже собиралась гроза. Вот неподвижность воздуха нарушил легкий ветерок. Вместо того чтобы остудить любовников, он только разжег в них пламя страсти. Стоя сзади, Сэм расстегнул блузку Нины и осторожно коснулся ее груди. Затем, прижавшись щекой к ее шее, принялся осыпать ее нежными поцелуями. Нина не отстранилась. Напротив, она очень любила, когда ее гладят и ласкают руки Сэма, и поэтому с ним позволяла себе по-настоящему расслабиться.

Тем временем пальцы Сэма скользнули в ее шорты. Когда же он подобрался к самому сокровенному, Нина закрыла глаза и вся отдалась нахлынувшим ощущениям. Чувствуя возбуждение Сэма, она завела руки назад и крепко к нему прижалась. Так они и стояли, трогая и мучая друг друга, пока наконец страсть не взяла свое. Тут уж, повалившись на землю и не обращая внимания на разбросанные повсюду камни и палки, они отдались друг другу с той же яростью, с какой у горных вершин бушевала отдаленная гроза.

Только потом, когда все кончилось, оба спохватились, что не предохранялись. Нина рвала и метала — не хватало еще забеременеть. Следующие несколько недель она провела в бесконечной тревоге, но едва стало ясно, что опасность миновала, как они с Сэмом вновь поспешили на тот же холм, который прозвали «эрогенной зоной».

Вполне естественно, что именно это место Нина выбрала для прощания и решила, что сегодня все будет по-особому. Вместо пива она захватила с собой шампанское, вместо сандвичей — закуски из магазина для гурманов. А старый спальный мешок Сэма должна была заменить роскошная перина.

Единственное, в чем она собиралась отказать Сэму, — в его просьбе поехать учиться не в Нью-Йоркский, а в Бостонский университет, поскольку в Бостоне она была бы к нему ближе.

Сэм постоянно твердил, что в Нью-Йорке она никого не знает, но Нину именно это и привлекало. Может быть, она не могла четко выразить свое ощущение словами, но в глубине души чувствовала, что только с незнакомыми людьми станет такой, какой захочет.

Даже сегодня, когда девушка с нетерпением ждала встречи с любимым, — даже сегодня она изо всех сил торопила начало новой жизни.


Загрузка...