Историческая библиотека

Главы 1–19.3. 415–405 гг до н.э. Война между Афинами и Сиракузами.

Переводчик: Мещанский Д.В.

1. Если бы мы подражали другим писателям в написании истории, то, как я думаю, должны были бы в предисловии каждой книги вести речь о некоторых вещах, сопутствующих данной теме, а затем возвращаться к событиям, следующим по порядку. Таким небольшим перерывом в нашем историческом трактате мы получили бы некоторую передышку и насладились бы плодами такого введения. (2) Но, поскольку мы в нескольких книгах решили не только изложить, в меру наших возможностей, происшедшие события, но и охватить период более чем в одиннадцать столетий, то должны отказаться от долгого предисловия и перейти к самим событиям. А предисловием оставить лишь эти слова, а именно: что в предыдущих шести книгах мы описали события от Троянской войны до войны, которую афиняне народным постановлением объявили сиракузянам[1]. Период этот, со времени взятия Трои, охватывает 768 лет. (3) Повествование этой книги мы начнем с похода против сиракузян и окончим началом второй войны между карфагенянами и Дионисием, сиракузским тираном[2].

2. Когда Харий стал архонтом в Афинах[3], римляне вместо консулов избрали троих военных трибунов: Луция Сергия, Марка Папирия и Марка Сервилия. В этом году афиняне постановили начать войну против сиракузян, снарядили флот, собрали деньги и с большим усердием подготовили все необходимое для похода. Завершив приготовления, они выбрали трех стратегов: Алкивиада, Никия и Ламаха и дали им полную власть по всем вопросам, связанным с войной. (2) Некоторые из богатых граждан, желая снискать расположение народа, за собственные средства снаряжали триеры, другие жертвовали деньги для набора армии. Помимо этого многие, и не только граждане Афин и иностранцы, те, кто поддерживали демократию, но и союзники добровольно отправлялись к стратегам и настоятельно просили зачислить их в ряды армии. До такой степени они питали надежды и с нетерпением желали получить наделы земли на Сицилии. (3) Экспедиция была уже полностью подготовлена, когда неожиданно ночью, стоявшие по всему городу статуи Гермеса, оказались обезображенными. Тогда народ, полагая, что это было дело рук не простых граждан, а лиц, занимавших высокое положение, желавших низвергнуть демократию, в гневе от святотатства, предпринял поиски виновных, обещая большую награду тому, кто их выдаст. (4) Тогда один гражданин прибыл в Совет и заявил, что видел, как в первый день новолуния, ночью несколько человек вошли в дом иностранца, и среди них был Алкивиад. Когда же в совете спросили, как он смог узнать лица в ночное время, он ответил, что видел их при свете луны. И этим противоречием он уличил себя во лжи, и более его рассказу никто не поверил, и никто более не смог подтвердить этого факта. (4) Не смотря на этот случай было снаряжено 140 триер помимо грузовых судов и судов для перевоза лошадей, а также было большое число кораблей для перевоза провианта и всего прочего необходимого. В экспедиции участвовали гоплиты, легковооруженные, а также конница и более 7000 союзников, не считая экипажей. (6) В это время стратеги провели закрытое совещание с Советом, обсуждая действия, какие они должны предпринять на Сицилии в случае покорения острова. Было решено, что селинунтцы и сиракузяне должны быть порабощены, а с остальных достаточно будет брать ежегодную дань в пользу Афин.

3. На следующий день стратеги с армией спустились в Пирей, а все население города, как граждане, так и иностранцы, столпились, сопровождая их, чтобы пожелать счастливого пути своим родственникам и друзьям. (2) Триеры стояли на якорях по обеим сторонам гавани, блистая украшениями на носах и сияя блеском оружия. Гавань по всей окружности была заполнена кадилами и серебряными чашами, из которых люди делали возлияния богам, моля их об успехе предстоящей экспедиции. (3) По выходу из Пирея они поплыли вокруг Пелопоннеса и достигли Коркиры, поскольку имели приказ оставаться там до подхода сил союзников из этих мест. Когда все собрались, то поплыли через Ионический пролив и достигли мыса Япигий[4], откуда пошли вдоль побережья Италии. (4) Их не приняли тарентцы, так же они проплыли мимо Метапонта и Гераклеи и прибыли в Фурии, где были радушно приняты. Оттуда они отплыли в Кротон, жители которого продали им все необходимое. Затем поплыли мимо храма Геры Лацинии[5] и обогнули мыс именуемый Диоскурий. (5) После этого они прошли так называемый Скилациум и Локры и, бросив якорь возле Регия, постарались убедить регийцев стать их союзниками. На что те ответили, что будут советоваться с другими греческими городами в Италии.

Рис. Осада Сиракуз афинянами.

4. Когда сиракузане прослышали о том, что афиняне со своими войсками прибыли в пролив[6], они назначили троих стратегов-автократоров[7]: Гермократа, Сикана и Гераклида. Они принялись набирать солдат и отправили послов в сицилийские города с призывом принять участие в деле всеобщего освобождения, так как афиняне, начав войну, заявили, что намерены покорить весь остров. (2) Тогда акрагантяне и наксосцы заявили, что примыкают к афинянам; камаринцы и мессинцы заверили, что будут придерживаться мира и отложили ответ на просьбу о союзе, но гимерийцы, селинунтцы, гелийцы и катанцы пообещали, что будут воевать на стороне сиракузян. Города сикелов, будучи миролюбивыми по отношению к сиракузянам, все же проявляли нейтралитет, ожидая результат событий. (3) После того как эгестинцы отказались выдать более тридцати талантов, афинские стратеги, обвинив их в предательстве, вышли из Регия со всем флотом в море и отправились в Наксос на Сицилии, где были любезно приняты жителями этого города; откуда затем отплыли в Катану. (4) Хотя катанцы и отказались впустить в город солдат, они позволили стратегам войти и созвали общее собрание, на котором афинские стратеги обратились к гражданам с призывом вступить с ними в союз. (5) Но пока Алкивиад выступал перед Собранием, часть солдат ворвалась через боковые ворота в город, что привело к тому, что катанцы были вынуждены присоединиться к афинянам в войне против сиракузян.

5. Пока происходили эти события, в Афинах те, кто ненавидел Алкивиада, желая найти виновников порчи статуй, выступили на общем собрании, обвиняя его в заговоре против демократии. Это обвинение было поддержано, так как подобное случилось недавно в Аргосе, где часть горожан, обладающих властью в городе, сговорилась со своими друзьями свергнуть демократию, но все были преданы смерти гражданами. (2) Поэтому народ со всей серьезностью отнесся к обвинениям и подстрекаемый демагогами, отправил корабль "Саламинию"[8] на Сицилию с приказом Алкивиаду вернуться для судебного разбирательства. Когда корабль прибыл в Катану, Алкивиад, ознакомившись через послов с народным решением, взошел на борт своей триеры и отплыл совместно с "Саламинией". (3) Как только они достиг Фурий, Алкивиад, то ли будучи посвященным в дело о святотатстве, то ли опасаясь угрожающей ему опасности, бежал вместе с другими обвиняемыми. Послы, прибывшие на "Саламинии", сначала пытались было настигнуть Алкивиада, но не найдя его, отправились в Афины и сообщили их жителям о происшедшем. (4) Тогда афиняне представили имена Алкивиада и бывших с ним беглецов перед судом и осудили их на смертную казнь. Алкивиад же из Италии пробрался на Пелопоннес, где, найдя убежище в Спарте, убедил лакедемонян напасть на Афины.

6. Оставшиеся на Сицилии стратеги со всеми афинскими силами приплыли к Эгесте и захватили Иккару, маленький сицилийский городок, где добычей стали 100 талантов. Тогда, имея вдобавок к этим 30 талантов, полученных от эгестинцев, они прибыли назад в Катану. (2) Желая без риска овладеть Большой гаванью Сиракуз, они послали верного себе жителя Катаны, который имел доверие у сиракузских стратегов с тем, чтобы тот сказал начальникам сиракузян, что группа катанцев готова ночью внезапно напасть на афинских солдат, которые стали проводить ночи в городе, и сжечь стоявшие в порту корабли. Но они просили, чтобы стратеги прибыли со всем своим войском для того, чтобы они не потерпели неудачу в своем предприятии. (3) Когда катанец прибыл в Сиракузы и передал свое сообщение, стратеги, поверив его рассказу, назначили ночь, когда они поведут свое войско, и отправили этого человека назад в Катану. (4) В назначенную ночь стратеги повели свое войско к Катане; тогда афиняне в полной тишине завели свой флот в Большую гавань Сиракуз, захватили Олимпейон и прилегающую к нему местность и разбили там свой лагерь. (5) Тогда сиракузские стратеги, узнав о постигшем их обмане, быстрым маршем вернулись и напали на афинский лагерь. Когда противник вышел им на встречу, завязался бой, в котором афиняне убили 400 своих противников и вынудили сиракузян пуститься в бегство. (6) Затем афинские стратеги, видя, что неприятель превосходит их в кавалерии и желая подготовится к осаде города, отплыли назад в Катану. Они отправили послов в Афины с письмом к народу, в котором просили выслать кавалерию и деньги, ибо они считали, что осада будет долгим делом. Тогда афиняне проголосовали отправить на Сицилию 300 талантов и отряд кавалерии.

(7) Пока происходили эти события, Диагор[9], именуемый "Безбожником", был обвинен в непочтительности к богам, и, боясь народа, бежал из Аттики, а афиняне объявили награду в талант серебра тому, кто убьет Диагора.

(8) В Италии римляне вступили в войну с эквами и штурмом взяли Лабики[10].

Таковы были события этого года.

7. Когда Тисандр стал архонтом в Афинах[11], римляне вместо консулов избрали четырех военных трибунов: Публия Лукреция, Гая Сервилия, Агриппу Менения и Спургия Ветурия. В этом году сиракузяне отправили послов в Коринф и Лакедемон с просьбой прибыть на помощь, а не оставаться безучастными, когда сиракузянам угрожает полное уничтожение. (2) Алкивиад поддержал их просьбу, и лакедемоняне постановили направить сиракузянам помощь, избрав Гилиппа стратегом. Коринфяне так же подготовили большой флот в помощь и отправили в сопровождение Гилиппу Пифена с двумя триерами. (3) В Катане афинские стратеги Никий и Ламах, после того как к ним прибыли из Афин 250 всадников и 300 талантов серебра, погрузили на корабли армию и отправились в Сиракузы. Они подошли к городу ночью и незаметно для сиракузян овладели Эпиполами. Когда сиракузяне узнали об этом, то поспешно прибыли, чтобы изгнать их оттуда, но были отогнаны за городские стены, потеряв 300 солдат. (4) После того как к афинянам прибыли 300 всадников из Эгесты и 250 от сикелов, они собрали всего 800 человек кавалерии. Затем, построив укрепления в Лабдале, они стали возводить стену вокруг Сиракуз, вызвав тем самым большой страх среди его жителей. Последние вышли из города, пытаясь помешать строителям, но в кавалерийском сражении понесли большие потери и были вынуждены бежать. (5) Тогда афиняне с частью войска завладели местечком, именуемым Полихна[12], лежащим выше гавани и укрепили его. Таким образом, они не только овладели храмом Зевса, но и осадили Сиракузы с обеих сторон. (6) Эти многие неудачи повергли сиракузян в уныние, но, когда они узнали, что Гилипп прибыл в Гимеру и набирает там солдат, они вновь воспряли духом. (7) Гилипп, прибывший в Гимеру с четырьмя триерами, после того как корабли пристали к берегу убедил гимерцев присоединиться к сиракузянам и стал набирать солдат среди них и гелийцев, а так же из селинунтцев и сиканов. И когда он набрал среди них 3000 пехоты и 300 всадников, то повел их через центр острова в Сиракузы.

8. Через несколько дней Гилипп вывел свое войско вместе с сиракузянами против афинян. Произошло жестокое сражение в котором погиб афинский стратег Ламах, и, хотя с обеих сторон было много убитых, победу одержали афиняне. (2) После сражения, когда прибыли 13 триер из Коринфа, Гилипп взял их экипажи и с сиракузянами атаковал лагерь неприятеля, стремясь овладеть Эпиполами. Афиняне сделали вылазку, но с большими потерями были отбиты сиракузянами, которые затем разрушили стену и укрепления по всей длине Эпипол. Афиняне были вынуждены покинуть Эпиполы и перевести армию в другой лагерь.

(3) После этих событий сиракузяне повторно отправили послов в Коринф и Лакедемон для получения оттуда помощи. Тогда коринфяне совместно с беотийцами и сикионцами послали им тысячу человек, а спартанцы — 600. (4) Между тем Гилипп, посещая города Сицилии, убедил многие народы присоединиться к союзу и, собрав 3000 солдат из гимерийцев и сиканов, повел их через центр острова. Когда афиняне узнали, что эти войска находятся рядом, то напали, убив половину из них, но уцелевшие благополучно добрались в Сиракузы.

(5) По прибытию союзников, сиракузяне, желая испробовать свои силы в морском сражении, вывели корабли, которые у них уже имелись, снарядили дополнительные и провели их испытание в Малой гавани. (6) Афинский стратег Никий направил в Афины письмо, в котором извещал о том, что у сиракузян имеется множество союзников и, что они снарядили немалое число кораблей и желают вступить в морское сражение. Поэтому он просит неотлагательно прислать как триеры, так и деньги и стратегов для оказания ему помощи в ведении войны, пояснив, что с бегством Алкивиада и смертью Ламаха он остался единственным командующим, да еще с подорванным здоровьем. (7) Афиняне во время зимнего солнцестояния направили на Сицилию 10 кораблей, стратега Эвримедона и 140 талантов серебра, затем занялись подготовкой к отправке весной большого флота. В связи с этим они повсюду от своих союзников набирали солдат и собирали деньги. (8) На Пелопоннесе лакедемоняне, побуждаемые Алкивиадом, нарушили перемирие и начали войну, которая продолжилась 12 лет[13].

9. По окончанию этого года Клеокрит стал архонтом в Афинах[14], а в Риме вместо консулов были назначены четыре военных трибуна: Авл Семпроний, Марк Папирий, Квинт Фабий и Спурий Навтий. (2) В этом году лакедемоняне совместно со своими союзниками вторглись в Аттику под руководством Агиса и афинянина Алкивиада. Захватив Декелию[15], они устроили там крепость для нападения на Аттику. Поэтому эта война получила название Декелийской войны. Афиняне на время направили 30 триер под руководством стратега Харикла в Лаконию, и постановили отправить 80 триер и 5000 гоплитов на Сицилию. (3) Между тем, сиракузяне решив вступить в бой на море, оснастили 80 триер и пошли на противника. Афиняне отправили против них 60 кораблей, и, когда бой был в самом разгаре, все афиняне, находящиеся в укреплении, спустились к морю, так как одни из них желали лицезреть битву, а другие надеялись оказаться полезными своим соотечественникам в случае их отступления. (4) Но сиракузские стратеги, предвидя случившееся, отправили из города войско для нападения на укрепления афинян, которые были полны денег и военно-морского снаряжения. Сиракузяне, прибыв на место, нашли укрепления слабо охраняемыми и захватили их, убив многих вышедших к морскому берегу на помощь своим товарищам. (5) А поскольку в укреплениях и лагере возник большой шум, афиняне, участвовавшие в морском сражении, в смятении направились в сторону последнего оставшегося за ними укрепления. Сиракузяне преследовали их в беспорядке, но афиняне, видя, что на суше им не найти спасения, поскольку сиракузяне контролировали два их укрепления, повернули и возобновили морское сражение. (6) И, так как, сиракузяне нарушили свою боевую линию и расстроили ряды, афиняне, атакуя их своими кораблями, потопили 11 триер, преследуя остальные до острова[16].

10. После того как морское сражение окончилось так, как мы описали, афиняне, узнав, что флот, возглавляемый Демосфеном, прибудет к ним в течении нескольких дней, решили более не рисковать до тех пор, пока к ним не присоединятся дополнительные силы. Сиракузяне же наоборот, желая достичь окончательного решения до прибытия Демосфена и его армии, ежедневно показывались перед афинским флотом, вызывая его на бой. (2) И когда Аристон Коринфянин посоветовал сделать корабельные носы короче и ниже, сиракузяне последовали его совету и пользовались в связи с этим большим преимуществом в последовавшем сражении. (3) Ибо аттические триеры строились со слабыми и высокими носами. И по этой причине, когда они шли на таран, то вредили только ту часть корабля, которая возвышалась над водой, так что враг не получал больших повреждений. Тогда как корабли сиракузян, имевшие более короткие и сильные носы, часто при первом ударе топили афинские триеры.

(4) Теперь сиракузяне изо дня в день атаковали лагерь противника как с суши, так и с моря, но все было напрасно, так как афиняне не двигались с места. Но когда некоторые триерархи, устав терпеть дерзость сиракузян, атаковали врага в Большой гавани, завязался морской бой, в который вступили все триеры. (5) Афиняне превосходили скоростью своих триер и имели преимущество многолетнего морского опыта, а так же мастерством моряков. Но сражение происходило в узком месте, и сиракузяне, подойдя вплотную, не давали противнику никакой возможности произвести таран, а копьями и камнями вынуждали покинуть носы кораблей. И в большинстве случаев таранили встречные корабли и высаживались на них, вступая в сражение на палубах. (6) Афиняне, теснимые со всех сторон, обратились в бегство, а сиракузяне, пустившись в погоню, не только потопили 7 триер, но и сделали большое их число непригодными к использованию.

11. В то время как сиракузяне приобрели уверенность в связи с победами на море и на суше, из Афин прибыли Эвримедон и Демосфен с большой армией и многочисленными союзными войсками от фурийцев и мессапиев[17]. (2) Они привели более восьмидесяти триер и 5000 солдат, не считая экипажи, также они привезли на грузовых судах оружие, деньги и прочее снаряжение, необходимое для осады. В результате надежды сиракузян вновь не оправдались, поскольку они считали, что им нелегко будет найти силы, чтобы достичь равного с врагом уровня. (3) Демосфен убедил своих коллег-командиров напасть на Эпиполы, ибо невозможно было иным способом отрезать город, и с десятью тысячами гоплитов и стольким же числом легковооруженных он ночью напал на сиракузян. Поскольку нападение было неожиданным, они захватили несколько крепостей и, преодолев укрепления Эпипол, разрушили часть стены. (4) Но, когда сиракузяне сбежались к месту происшествия, к тому же на помощь с отборными войсками пришел Гермократ, афиняне были оттеснены, поскольку не ориентировались в темноте в незнакомом им месте и оказались разбросанными по округе. (5) Сиракузяне и их союзники, пустившись в погоню, убили две с половиной тысячи врагов, немало ранили, захватив большое число оружия. (6) После сражения сиракузяне направили Сикана, одного из своих стратегов, с двенадцатью триерами[18] в другие города, чтобы сообщить там о победе союзников и просить о помощи.

12. Теперь, когда дела афинян приобрели такой плохой оборот, их лагерь поразила чума, поскольку область вокруг была болотистая, и они стали решать, что им делать. (2) Демосфен предлагал безотлагательно вернуться в Афины, заявляя, что рисковать своей жизнью против лакедемонян, защищая отечество, более предпочтительно, чем оставаться в бездействии на Сицилии. Но Никий заявил, что они не должны отказываться от осады таким постыдным образом, в то время как они хорошо обеспечены триерами, солдатами и деньгами. Кроме того, он добавил, что если они заключат мир с сиракузянами без разрешения афинского народа и отплывут обратно на родину, то подвергнутся опасности со стороны тех, кто выдвинет ложные обвинения против стратегов. (3) Из участвовавших в совете, некоторые были согласны с Демосфеном и желали возвратиться, другие поддерживали мнение Никия. Так они, не приняв никакого решения, оставались в бездействии. (4) И, поскольку к сиракузянам подошла подмога от сикулов, селинунтцев, гелийцев, гимерцев и камаринцев, они приобрели больше смелости, а афиняне пали духом. Кроме того, чума настолько разрослась, что большая часть армии погибла, что заставило всех раскаиваться в том, что они не вернулись прежде. (5) Поэтому, в силу того, что армия пребывала в возбуждении и горела желанием сесть на корабли, Никий был вынужден уступить и согласиться на возвращение домой. Когда оба стратега пришли к единому мнению, солдаты стали поспешно грузить на триеры свой багаж и снаряжение, ибо стратеги заявили, что по сигналу ни одного человека не должно находиться в лагере, а опоздавшие будут оставлены. (6) Но накануне отплытия ночью произошло лунное затмение[19]. Тогда Никий, будучи от природы не только человеком суеверным и набожным, но и опасаясь эпидемии в лагере, стал советоваться с предсказателями. И когда они заявили, что отплытие должно быть отложено на три дня, Демосфен и другие были вынуждены с ним согласиться.

13. Когда сиракузяне от некоторых дезертиров узнали причину отсрочки отъезда, то снарядили все свои 74 триеры, вывели сухопутные войска и атаковали противника с суши и с моря. (2) Афиняне вывели 86 триер и поручили командование правым крылом Эвримедону, против которого находился сиракузский стратег Агатарх. Другим крылом командовал Эвтидем, напротив которого был Сиан, командир сиракузян; и центром линии командовали у афинян Менандер, и Пифей из Коринфа у сиракузян. (3) И, хотя линия афинян была гораздо длиннее сиракузской, так как у них триер было больше, но как оказалось, это преимущество способствовало их поражению. Эвримедон, пытаясь окружить находящееся напротив него крыло противника, оторвался от общей линии. Тогда сиракузяне повернули к нему лицом, и он оказался запертым в бухте Даскон. (4) Будучи окруженным в узком месте, он был вынужден сойти на берег, где пал, получив смертельную рану, а семь его кораблей были здесь же уничтожены. (5) Когда оба флота вступили в сражение, и распространилась весть о том, что стратег убит и несколько кораблей уничтожены, то те корабли, которые были ближе к потерянным, стали уступать. А когда сиракузяне устремились вперед, и, ободряемые своим успехом, надавили со всей яростью на афинян, то принудили их к повальному бегству. (6) И, так как преследование происходило в мелководной части гавани, множество кораблей село на мель. Когда это произошло, сиракузские стратеги приказали наполнить хворостом и сухим сосновым лесом торговое судно, поджечь его и направит на севшие на мель афинские корабли. (7) И хотя пламя разгорелось, афиняне не только быстро его гасили, но и, видя, что никаким другим путем им не избежать опасности, активно отбивали наседавшие на них корабли врагов, а между тем, сухопутные войска поспешили на помощь стоявшим на отмели кораблям. (8) Так все они, проявив доблесть и презирая опасность, обратили сиракузян в бегство на суше и на море. Последние отплыли назад в город. Потери сиракузян были небольшими, а афиняне потеряли не менее 2000 человек и 18 триер.

14. Теперь сиракузяне, видя, что их город вне опасности, и главной задачей является захват лагеря неприятеля и его уничтожение, заблокировали вход в гавань. (2) Для этого они поставили на якоря небольшие корабли и триеры с торговыми судами, соединили их между собой железными цепями и перекинули досчатые мостики. Все это они сделали за три дня. (3) Афиняне, видя как рушатся их надежды на спасение, решили вывести все свои триеры, посадив на них лучшие войска, таким образом используя множество кораблей и отчаяние людей, которые будут сражаться за свои жизни, они хотели вселить ужас в сиракузян. (4) Для этого командиры выбрали из всей армии и посадили на триеры лучших воинов, укомплектовали, таким образом 115 триер, остальных воинов они разместили на земле вдоль берега. Сиракузяне вывели свою пехоту из города и укомплектовали 74 триеры. Совместно с триерами вышли легкие суда, на которых находились юноши, готовые прийти на помощь своим отцам. (5) Стены гавани и все высокие места были переполнены людьми. Женщины, дети и все негодные для службы в силу возраста, с большим беспокойством и дрожью в сердце ожидали начала сражения, которое станет исходом всей войны.

15. В это время стратег афинян Никий, рассматривая флот и видя всю величину предстоящей опасности, покинул свой пост на суше и, сев в лодку, поплыл вдоль линии афинских триер. Называя каждого триерарха по имени и вознося руки к небесам, он искренне заверял их, что теперь как никогда прежде, остается надеяться только на них и на доблесть тех, кто готовится вступить в бой на море. И от них зависит судьба каждого человека и всего отечества. (2) Тем, кто были отцами, он напоминал о детях, тех, кто являлся сыновьями выдающихся отцов, он призывал не опозорить подвиги предков, тех, кто пользовался уважением сограждан, он призывал быть достойными похвал. И всем он напоминал о трофеях, поставленных на Саламине, и искренне умолял не опозорить славу отечества и не стать рабами сиракузян. (3) Окончив речь, Никий возвратился на сушу к армии; находившиеся на судах запели пеан и устремились на сделанную из лодок преграду, желая ее прорвать прежде, чем враг успеет им помешать. Но сиракузяне быстро вышли в море, построили свои триеры в боевой порядок и атаковали неприятеля, заставив его отойти от ограждения и вступить в бой. (4) В беспорядке одни корабли поплыли к берегу, другие оказались посреди гавани, третьи направились к укреплениям. Таким образом, все триеры оказались рассеянными, и, когда стало ясно, что через ограждение прорваться нельзя, афиняне продолжили бой отдельными разрозненными группами. (5) Но борьба была упорной с обеих сторон. Афиняне, превосходившие числом кораблей, потеряв надежду на спасение и презирая опасность, отважно сражались, ища смерти в бою. Сиракузяне же, зная, что их родители и дети наблюдали за боем, соперничали друг с другом, так как каждый прикладывал все усилия для того, чтобы завоевать победу для своей родины.

16. В результате, многие перепрыгивали на вражеские корабли, когда их собственные оказывались поврежденными, и оказывались в гуще врагов. В некоторых случаях они бросали крючья, вынуждая врагов вступать на своих кораблях в бой, подобный сухопутному. (2) Часто люди, чьи собственные суда были уничтожены, перебирались на корабли противника и, перебив их защитников и скинув в море, становились обладателями триер. Таким образом, над гаванью стоял треск ломающихся кораблей и крики отчаяния людей, убивающих друг друга в сражении. (3) Так, когда один корабль был захвачен несколькими триерами, вонзившими в него свои тараны, вода, поступающая в него, неминуемо погружала корабль в море со всем экипажем. Те, кто смог выплыть после того, как судно затонуло, были изранены стрелами и убиты ударами копий. (4) Между тем, кормчие, пораженные неразберихой, творившейся во время сражения из-за шума, не в силах были выполнять необходимые действия, да и отдаваемые приказы были не к месту, так как множество снарядов не давали гребцам выполнять отдаваемые келевстами[20] распоряжения. (5) Так, ни один человек не мог расслышать отдаваемые приказы из-за шума сражавшихся на кораблях людей и криков их ревностных товарищей на суше. (6) Весь берег был занят в одной части — афинянами, в другой — сиракузянами: солдаты выстроились для поддержки тех, кто участвовал в морском сражении. (7) Расположившиеся на стенах зрители, всякий раз, видя как их солдаты одерживали верх, издавали одобрительные крики, но наблюдая их отступление, наполняли воздух печальными стонами и с молитвами и слезами обращались к богам. Иногда некоторые сиракузские триеры гибли под самыми стенами, и их экипажи гибли на глазах их родных, так что родители становились свидетелями смерти своих детей, а жены и сестры — несчастной кончины мужей и братьев.

17. Долгое время, не смотря на множество смертей, борьба не подходила к концу, и никто, даже те, кто находился в отчаянном положении, не осмеливались отступать на сушу. Афиняне обращались к тем, кто выходил из битвы и направлялся на берег: "Вы думаете проплыть в Афины по суше?" А пехота сиракузян спрашивала тех, кто подводил к ним свои корабли: "Почему, когда мы хотели подняться на борт триер, вы не позволили нам участвовать в бою, а сами теперь предаете отечество? Вы перекрыли выход из гавани, чтобы не дать врагу ускользнуть и после этого сами хотите бежать на берег? Тогда как все вокруг гибнут, нельзя желать более благородной смерти, чем смерть за отечество, которое вы позорно предаете". (2) Когда солдаты, находящиеся на суше, подобным образом упрекали бежавших на берег, те возвращались, хотя корабли их были разбиты, а сами они тяжело изранены. (3) Но когда афиняне, стоявшие у города, подались назад, тогда находившиеся позади тоже стали отступать, и так весь флот обратился в бегство. (4) Тогда сиракузяне с криками пустились в преследование за отступающими к суше кораблями. И те афиняне, которые не были убиты на море, добравшись до мелководья, соскакивали с кораблей и бежали к сухопутной армии. (5) Гавань была полна оружия и обломков кораблей, поскольку аттических кораблей погибло шестьдесят, а у сиракузян — восемь были уничтожены полностью, а шестнадцать сильно повреждены. Сиракузяне привели на берег все триеры, какие смогли и, собрав тела погибших граждан и союзников, устроили им общественные похороны.

18. Афиняне столпились у палаток стратегов и просили их задуматься о спасении не кораблей, а их самих. Демосфен заявил, что поскольку заграждение не прорвано, необходимо немедля посадить людей на триремы, и он выражал уверенность, что если они неожиданно атакуют, то легко добьются успеха. (2) Но Никий советовал оставить корабли и пройти в глубь страны, в города союзников. Этот план был всеми одобрен, и они, спалив корабли, стали готовиться к отступлению. (3) Но, когда стало известно, что афиняне собираются выйти ночью, Гермократ посоветовал сиракузянам вывести вечером всю свою армию и заранее перекрыть все дороги. Но стратеги не одобрили это потому, что большинство солдат были ранены и утомлены сражением. Тогда он отправил нескольких всадников в лагерь афинян, чтобы сообщить им о том, что сиракузяне уже отправили людей для захвата дорог и наиболее важных позиций. (5) Была уже ночь, когда всадники исполнили этот приказ, и афиняне, полагая, что это были люди из Леонтин, которые по доброй воле предупредили их, обеспокоившись, отложили отправление. Если бы они не были таким образом введены в заблуждение, то благополучно ушли бы этой ночью. (6) На рассвете сиракузяне отправили солдат, чтобы те заранее заняли узкие проходы на дороге. Афинские стратеги разделили армию на две части. Вьючных животных и больных поместили в центре, а здоровых и способных сражаться разместили по фронту и в тылу. Демосфен возглавил одну часть, а Никий другую, и, таким образом, они пошли к Катане.

19. Между тем, сиракузяне отбуксировали в город 50 брошенных кораблей[21]. Затем сняли с триер и вооружили команды и стали преследовать афинян, непрерывно досаждая им и препятствуя продвижению вперед. (2) В течении трех дней, преследуя их по пятам и заняв все проходы, они преградили им путь к Катане. Таким образом, они вынудили неприятеля идти по долине Элорий[22], и, окружив у реки Энар, перебили 18 тысяч и взяли в плен 7000 человек, среди которых были стратеги Демосфен и Никий. Остатки были захвачены солдатами как добыча[23]; ибо афиняне, видя, что путь им отрезан, вынуждены были отдать и оружие и самих себя врагу. (3) Сиракузяне сразу же установили два трофея, на которые водрузили оружие каждого из двух стратегов, и возвратились в город.

Главы 19.4-33. Последствия поражения афинян в Сиракузской войне.

Переводчик: Мещанский Д.В. Agnostik.

19. (4) Тогда же весь город Сиракузы предложил жертву богам, а на следующий день было созвано Собрание, где решали как поступить с пленными. Человек по имени Диокл, наиболее выдающийся народный вождь, выразил мнение, что афинские стратеги должны быть преданы смерти под пытками, а другие пленники в настоящее время все должны быть брошены в каменоломни; но потом союзников афинян нужно продать как добычу, а афиняне должны работать как арестанты под стражей, получая две котилы[1] ячменной муки. (5) Когда это мнение было зачитано, Гермократ взял слово и старался показать, что наилучшая победа, это победа перенесенная с умеренностью[2]. (6) Но когда народ закричал о своем несогласии и не позволил ему продолжать, человек по имени Николай, который потерял двух сыновей на войне, проследовал к трибуне, поддерживаемый рабами по причине преклонного возраста. Когда народ увидел его, то перестал кричать, полагая, что тот будет обвинять пленных. Как только наступила тишина, старик начал говорить.

20. (1) "Несчастий войны, мужи Сиракуз, я получил свою долю, и не самую последнюю; будучи отцом двоих сыновей, я послал их сражаться за отечество, и получил обратно вместо них весть об их гибели. (2) Потому как я каждый день скучаю по их обществу, и всякий раз вспоминаю, что они мертвы, я считаю их счастливыми, но сожалею о своей участи, полагая себя самым несчастным из людей. (3) Ибо они, отдав ради спасения отечества жизнь, которою род человеческий наделила Природа, оставили после себя бессмертную славу, а я, лишенный на склоне своих дней тех, кто служил бы моей старости, несчастлив вдвойне, потому что потерял как своих родных детей, так и их доблесть. (4) И тем более прекрасна их смерть, чем острее воспоминания о них. У меня есть веская причина ненавидеть афинян, так как из-за них здесь меня сопровождают не мои сыновья, но, как вы видите, рабы. (5) Сейчас, как я понимаю, мужи Сиракуз, обсуждается лишь только вопрос о том, как поступить с афинянами, и я по уважительной причине, как из-за несчастий нашей страны, общих для всех, так и из-за своего личного горя, должен разделять ожесточение против них; но, поскольку, наряду с соображениями сострадания, которое должно проявить к несчастным, исход обсуждения относится как к благу государства, так и к славе народа Сиракуз, которая широко распространится среди всего человечества, и я буду руководствоваться в своих предложениях исключительно вопросами целесообразности.

21. (1) Народ афинян понес заслуженное наказание за свое безрассудство, прежде всего, из рук богов, а потом уже от тех, кого он обидел. (2) И в самом деле, божество вовлекает в непредвиденные бедствия тех, кто начинает несправедливую войну и не выдерживает собственного превосходства, как подобает мужам. (3) Ибо кто мог ожидать, что афиняне, изъяв десять тысяч талантов[3] из Делоса в Афины, и отправив на Сицилию двести триер и более чем сорок тысяч бойцов, перенесут бедствия такой величины? Ибо после столь масштабных приготовлений ни один корабль и ни один человек не вернулся на родину, так что никто из выживших не смог принести весть о катастрофе. (4) Зная, таким образом, мужи Сиракуз, что высокомерие ненавистно среди богов и людей, смирите себя перед Фортуной, не совершайте дел, которые находятся за пределами сил человека. Сколь благородно убийство человека, который лежит у твоих ног? Сколько славы в том, чтобы мстить ему? Тот, кто придерживается неизменной свирепости среди человеческих несчастий, также потерпит неудачу, приняв в расчет общую слабость[4] человеческого рода. (5) Ибо нет человека столь мудрого, чтобы его сила возобладала над Фортуной, которая по своей природе находит удовольствие в страданиях людей и способствует быстрым переменам в процветании.

Некоторые, вероятно, скажут: "Они совершили преступление, и у нас есть силы наказать их". (6) Но вы разве не нанесли во много раз большее взыскание на афинский народ, и вы не удовлетворены вашим наказанием пленных? Они и так сдались вместе с оружием вам в руки, надеясь на благоразумие своих победителей, и, следовательно, нечестно будет то, что они окажутся обманутыми в надежде на милосердие. (7) Так, те, кто был неизменно враждебен к нам, погибли в бою, но те, кто передал себя в наши руки, больше не враги. Ибо в бою они отдали себя противнику, сделав это в надежде на спасение жизни; и если люди покажут, что доверие так строго наказывается, хотя жертвы были приняты в несчастье, то наказующих следует назвать жестокосердными. (8) Но те, кто притязает на лидерство, мужи Сиракуз, не должны стараться сделать себя сильнее вооружением, тогда как они должны проявить благоразумие в своих качествах.

22. (1) Дело в том, что подвластные народы ждут своего часа против тех, кто господствует над ними посредством страха, потому как ненавидят их, но они стойко хранят верность тем, кто осуществляет свое руководство гуманно и тем самым всегда помогают им в укреплении превосходства. Что уничтожило царство мидян? Их жестокость к слабым. (2) Ибо после того как персы восстали, их царство так же подверглось нападению со стороны большинства других наций. Иначе как бы Кир[5] возвысился от частного лица до повелителя всей Азии? Своим обходительным обращением с побежденными. Когда, например, он взял царя Креза в плен, далекий от мысли поступить с ним несправедливо, он фактически стал его благодетелем; (3) и таким же способом он обходился со всеми другими царями и народами. Как следствие, когда слава о его милосердии повсеместно распространилась, все страны, все обитатели Азии соперничали друг с другом в деле вступления в союз с царем.

(4) Но почему я говорю о вещах далеких как в пространстве, так и во времени? В нашем городе не так давно Гелон[6] возвысился от частного лица[7] до повелителя всей Сицилии, города охотно передавали себя под его власть, ибо справедливость человека, в сочетании с сочувствием к несчастным, привлекали к нему всех людей. (5) И поскольку с тех времен наш город претендует на главенство в Сицилии, давайте не омрачать прекрасное имя побед наших предков, показав себя жестокими и непримиримыми к человеческой беде. Действительно, не подобает давать зависти повод критиковать нас, говоря, что мы недостойно пользуемся нашей удачей; ибо прекрасная вещь случилась с нами, когда Фортуна была неблагоприятна и вдруг обернулась нашим успехом. (6) Преимущества добытые оружием часто решаются Фортуной и благоприятным случаем, но милосердие посреди постоянного успеха является отличительным признаком добродетельных людей, чьи дела процветают. Не следует, поэтому, нашей стране упускать случая стать известной всему роду людскому и превзойти афинян не только ратными подвигами, но и человеколюбием. (7) Ибо обнаружится, что народ, который хвастался своим превосходством над всеми другими в цивилизованности, получит от нас доброжелательность и уважение, и те, кто первыми воздвигли алтарь Милосердию[8], обнаружат милосердие в городе сиракузян. (8) Из этого станет ясно, что они потерпели справедливое поражение, а мы наслаждаемся заслуженным успехом, и так же то, что они несправедливо хотели причинить зло людям, которые позже проявили милосердие к своим врагам, мы же наоборот, нанесли поражение людям, которые отважились вероломно напасть на народ, проявивший милосердие к жестокому врагу. И потому афинян станут обвинять не только всем миром, но даже они сами осудят себя за то, что предприняли неправое дело против таких людей.

23. (1) Прекрасное дело, мужи Сиракуз, руководствоваться установлениями дружбы и проявлять милосердие к несчастным, дабы улаживать ссоры. Ибо добрая воля к нашим друзьям должна быть нетленна, но ненависть к врагам быстротечна; такая практика будет способствовать увеличению числа союзников, и уменьшению числа врагов. (2) Но для нас поддерживать беспрестанно ссору, и передавать ее детям детей ни полезно, ни безопасно, так как иногда случается, что те, кто сейчас сильнее, в решительный момент оказываются слабее, чем их прежние подданные. (3) И свидетельство тому только что завершенная война: люди, которые пришли сюда осадить город и, по причине превосходства сил, окружили его стеной, по капризу судьбы стали пленниками, как вы можете убедиться. Прекрасная возможность, таким образом, проявить свою снисходительность среди несчастья других людей, чтобы обеспечить себе на будущее надежду на милосердие от всех людей, в случае, если зло, какое приходит к смертным, постигнет нас. Ибо много неожиданных вещей имеет место в жизни — гражданские раздоры, разбой, войны, среди которых никто не может с легкостью избежать опасностей, бытующих среди людей. (4) Следовательно, если мы исключим мысль о милости к побежденным, то на долгое время вперед учредим суровый закон против самих себя. Ибо невозможно, чтобы люди, которые не проявили сострадание к другим, сами пользовались гуманным обращением со стороны других и, чтобы с людьми, которые оскорбляют других, обращались снисходительно, или, что мы, после убийства такого большого числа людей, вопреки обычаю греков, в перипетиях, которыми полна жизнь, призывали к обхождению общему для всего рода людского. (5) Ибо какой грек когда-либо считал, что тот, кто сдался и вверил себя милосердию победителя, непременно заслуживает наказания? или кто и когда считал милосердие менее действенным, чем жестокость, а осмотрительность — чем опрометчивость?

24. (1) Всякий мужчина отважно выступает на врага, который построен для битвы, но отступает, когда тот сдался, умеряя дерзость первого и показывая жалость к несчастью последнего. Поскольку в одном случае напор остановлен, а в другом — осуществлено милосердие, а наш гнев охлажден, когда мы видим как бывший враг лежит у наших ног, предавая себя победителю. (2) И дух цивилизованных людей, я думаю, в наибольшей возможности заражен милосердием, из-за сострадания, которое природа посеяла во всех. Афиняне, например, в ходе Пелопоннесской войны блокировали лакедемонян на острове Сфактерия[9], и, взяв их в плен, вернули спартанцам за выкуп. (3) В другом случае, когда лакедемоняне взяли в плен много афинян и их союзников, поступили подобным образом. И при этом те и другие действовали благородно. (4) Ибо ненависть между греками должна проявляться лишь до тех пор, пока не будет одержана победа, а наказание — пока враг не будет подчинен. И тот, кто идет дальше в своей ненависти и мстит побежденным, просящим милосердия, наказывает не врага, а скорее, злобно надругается над человеческой слабостью. (5) Ибо против такой жесткости можно вспомнить изречения мудрецов древности: "О человек, не поступай сгоряча!", "познай себя", "зри как Фортуна правит всем!" Не потому ли прародители всех эллинов воздвигали трофей в ознаменование победы не из камня, но из первого попавшегося дерева? (6) Не для того ли, чтобы памятник вражды, прочный, как они думали, лишь краткое время, исчез в скором времени? Таким образом, если вы хотите увековечить вашу ненависть, научитесь сначала пренебрегать человеческой слабостью. Часто небольшой поворот судьбы низвергает высокомерных.

25. (1) И если, что вполне вероятно, вы намереваетесь положить конец войне, какое время вы найдете лучше, чем сейчас, чтобы проявить гуманность и получить повод для дружбы? Ибо не допускайте мысли, что народ Афин полностью истощен бедствием на Сицилии, видя, что они имеют власть, практически, над всеми островами Греции и сохраняют гегемонию над побережьями Европы и Азии. (2) В самом деле, не так давно они потеряли 300 триер вместе с экипажами в Египте[10], но, все же заставили царя[11], который, казалось, был хозяином всего мира, заключить мир на позорных для него условиях, и опять-таки, когда Ксеркс стер их город с лица земли, они, победив его через некоторое время, снова стали гегемонами всей Греции. (3) Ибо этот город имеет хитроумный способ в разгар величайших несчастий добиваться величайшего роста мощи и никогда не проводит подлую политику. Поэтому было бы хорошо вместо того, чтобы усиливать вражду, заиметь афинян в качестве союзников, освободив пленных. (4) Ибо если мы отправим их на смерть, то просто дадим волю своему гневу, насыщая бесплодные страсти, тогда как, если поместить их под стражу, мы будем иметь признательность людей, нами поддержанных, и одобрение всех других народов.

26. (1) Да, возразят некоторые, но есть греки, которые казнили своих пленных. Что из этого? Если они получили за это дело похвалу, давайте все-таки подражать тем, кто тщательно следит за своей репутацией; но если мы будем первые кого они обвинят, давайте сами не будем совершать те же преступления, как те, кто, по нашему мнению, их совершил. (2) До тех пор пока люди, которые доверили свои жизни нашему ручательству, не пострадали от непоправимого наказания, все люди справедливо осудят афинский народ; но если они прослышат, что, вопреки общепринятому обычаю человечества, доверие пленных было нарушено, они переложат свои обвинения на нас. Ибо воистину, это может подтвердить любой другой народ, престиж города афинян заслуживает нашего почтения, и мы вполне можем отплатить им нашей признательностью за благодеяния, оказанные роду людскому. (3) И в самом деле, они первые разделили с греками пищу[12], получаемую при обработке почвы, которую они, хотя и получили от богов[13] для своего исключительного использования, сделали доступной всем. Они были теми, кто открыл законы, применение которых подняло образ жизни людей от дикого и несправедливого существования до цивилизованного и справедливого общества. Именно они первые, щадя жизнь всякого, кто искал убежища у них, изобрели законы о просителях, торжествующие среди всех людей, и так как они авторы этих законов, мы не должны лишать их защиты. Вот и все; но некоторым из вас я должен напомнить о требованиях человеколюбия.

27. (1) Все, кто в этом городе являются ораторами и учеными, проявите милосердие к людям, которые выдвигают свою родину как школу всеобщей пользы человечества. Все вы, кто принимал участие в самых святых мистериях[14], сохраните жизнь тем, кто вас посвящал в них; таким способом выразят свою признательность за любезные услуги те, кто их уже получил, и другие, кто с нетерпением ожидает в них участие, но в гневе лишает себя этой надежды. (2) Где тогда иноземцы смогут приобщиться к свободомыслию, если город афинян будет разрушен? Коротка ненависть, вызванная преступлениями ими совершенными, но важны и многие достижения, которые притязают на благожелательность.

Но безотносительно заслуг города, очень может быть, выясняя личности военнопленных, найдем тех, кто справедливо получил помилование. Ибо союзники афинян, находясь под властью своих повелителей, были вынуждены присоединиться к походу. (3) Из этого следует, что если справедливо мстить тем, кто имел преступный замысел, то было бы уместно рассматривать как заслуживающих снисхождения тех, кто грешил против своей воли. Что я могу сказать о Никии, который с самого начала, после вмешательства его полиса в интересы сиракузян, был единственным человеком, противостоящим экспедиции против Сицилии, который постоянно заботился об интересах сиракузян, проживающих в Афинах и служил им проксеном[15]? (4) Было бы действительно странно, чтобы Никий, который покровительствовал нашим делам как политик в Афинах, должен быть наказан, и что ему не должно быть предоставлено гуманное обращение за расположение, проявленное к нам, но из-за службы на благо своей родине он должен понести неумолимое наказание, и что Алкивиад, человек, который породил войну против Сиракуз, должен избежать заслуженного наказания, как от нас, так и от афинян, в то время как тот, кто зарекомендовал себя, по общему мнению, самым человеколюбивым из афинян, даже не должен познать милосердие, предоставляемое всем людям. (5) Поэтому, что касается меня, когда я вижу изменения в его положении, я премного сожалею. Поскольку еще недавно он был одним из самых выдающихся из всех эллинов, и его уважали в каждом городе за благородный характер; (6) но теперь он предстает с руками, связанными за спиной, в грязной тунике, познав достойное сожаления состояние плена, как если бы Фортуна хотела жизнью этого человека дать пример своей власти. Преуспевание, которое Фортуна дает, надлежит нести как свойственно человеку и не выказывать варварскую жестокость по отношению к людям нашей нации."

28. (1) Таковы были доводы Николая, предъявленные народу Сиракуз и, прежде чем закончить, он завоевал сочувствие слушателей. Но лаконец Гилипп[16], который все еще придерживался непримиримой ненависти к афинянам, взобравшись на трибуну, вступил в спор на эту тему. (2) "Я очень удивлен, мужи Сиракуз, видя, что вы так быстро, в вопросе, в котором прискорбно пострадали от деяний, изменили свое мнение, убежденные словами[17]. Почему же вы, спасая свой город от разорения, лицом к лицу сражаясь против людей, прибывших уничтожить ваше отечество, вдруг стали кроткого нрава? Почему тогда мы, кто пострадал, не можем сами причинить зло? (3) Именем небес, мужи Сиракуз, прошу простить меня за изложение своего совета со всей откровенностью, ибо, будучи спартанцем, я придерживаюсь спартанской манеры речи. И в первую очередь можно было бы спросить, как Николай может говорить о "милосердии к афинянам", которые сделали его старость жалкой в виду бездетности, и как, придя на Собрание в траурном платье, он может плакать и говорить, что вы должны оказать сострадание к убийцам своих детей? (4) Ибо человек, который перестает ценить своих ближайших родственников после их смерти, но предпочитает спасти жизнь своих злейших врагов, больше не является справедливым. Сколькие из вас собрались здесь, чтобы оплакивать сыновей, убитых на войне?" По меньшей мере большинство слушателей подняли громкий крик. (5) И Гилипп, прервав шум, сказал: "Видишь, Николай, тех, кто криком заявляет о своем несчастье? А сколькие из вас отчаялись увидеть братьев, родственников или друзей, которых вы потеряли?" Гораздо большее число слушателей закричали в знак согласия. (6) Затем Гилипп продолжил: "Ты видишь, Николай, множество тех, кто пострадал от афинян? Все они, хотя и не совершали преступлений перед афинянами, лишились своих ближайших родственников, и они обязаны ненавидеть афинян в той же великой мере, как они любили своих близких.

29. (1) Разве это не странно, мужи Сиракуз, если те, кто погиб, избрали смерть ради вас по собственному согласию, но вы ради них не должны строго наказывать хотя бы ваших злейших врагов? И что, хотя вы будете восхвалять тех, кто отдал жизни ради спасения свободы своей отчизны, вы делаете вопросом величайшей важности сохранность жизней убийц, но не обеспечение почестей этим мужам? (2) Вы проголосовали украсить за счет государства могилы павших; но что вы найдете более справедливым украшением, чем наказание убийц? Кроме того, клянусь Зевсом, это выглядит так, словно зачислив их в число своих граждан, вы желаете оставить в живых добычу покойников. (3) Но, можно было бы сказать, они переменили название врагов и стали просителями. На каком основании, скажите на милость, им должно быть предоставлено гуманное обращение? Ибо те, кто первые учредили наши обряды относительно этих материй, предписывали милосердие к несчастным и суровое наказание для тех, кто из явной порочности практикует беззаконие. (4) К какому разряду теперь мы должны отнести пленных? К неудачникам? Потому что Фортуна заставила их, кто не страдал от несправедливости, начать войну с Сиракузами, отказаться от мира, который восхваляют все люди, и прибыть сюда с целью уничтожить ваш город? (5) Поэтому пусть те, кто добровольно выбрал несправедливую войну, несут ее тяжелые последствия с мужеством, а иначе, если бы они победили, то придерживались бы непримиримой жестокости по отношению к вам, но теперь, когда их цель пресечена, добиваются смягчения наказания, обращаясь к человеческой доброте, причитающейся просьбам умоляющих. (6) И если они признаны виновными, понеся серьезное поражение из-за злобы и жадности, пусть они ни винят Фортуну, ни призывать на помощь от имени "просителей". Ибо к этому понятию люди прибегают для тех, кто чист сердцем, но нашел Фортуну не доброй. (7) Эти люди, однако, чья жизнь была полна злодеяниями всякого рода, не оставили для себя места в мире, которое приняло бы их из милости и дало убежище.

30. (1) Ибо какое крайне постыдное деяние они не замышляли, какой поступок, самый ужасающий, они не совершали? Это отличительный признак жадности человека, который не довольствуясь собственными дарами Фортуны, жаждет те, которые далеки и принадлежат кому-то еще; и эти люди так поступают. Ибо, хотя афиняне были самым процветающим греческим народом, недовольные своим счастьем, словно тяжким бременем, они очень хотели выслать колонистов на Сицилию, отделенную от них огромным морским простором, а ее обитателей продать в рабство. (2) Ужасно начинать войну, когда человек не был первым обижен; но они так сделали. Ибо, хотя они были до тех пор друзьями, внезапно, без предупреждения, с крупными вооруженными силами они осадили Сиракузы. (3) Для гордецов характерно предвосхищать решения Фортуны, принимать решения о наказании народов еще непокоренных; и это они также не оставили без внимания. Ибо перед тем как афиняне высадились в Сицилии, они одобрили постановление о продаже в рабство жителей Сиракуз и Селинунта и наложении на остальных сицилийцев дани. Когда можно найти в одном и том же человеке жадностью, вероломство, высокомерие, кто в здравом уме проявит к нему милосердие? (4) Как, заметьте, афиняне обошлись с митиленянами? Почему после завоевания, хотя митиленяне не собирались совершать никаких преступлений против них, но только желали себе свободы, они проголосовали предать мечу всех жителей города?[18] Жестокий и варварский поступок. (5) И что еще, преступление они совершили против греков, своих союзников, против людей, которые часто были их благодетелями. Пусть теперь не жалуются, если, после того как они совершили такие дела против остального человечества, сами получат подобное наказание; ибо это справедливо, что человек принимает свою судьбу безропотно, когда он сам затронут законом, который установил для других. (6) Что я должен сказать и о мелийцах[19], которых они взяли осадой и умертвили цветущую молодежь? А о скионцах[20], которых, хотя они их родственники, постигла та же участь, что и мелийцев? (7) В результате два народа пали от подлой аттической ярости, и не осталось никого, чтобы исполнить обряды над телами мертвых. Не скифы совершили такие деяния, но народ, который утверждает, что преуспел в любви к роду человеческому, своими указами полностью уничтожил эти города. Рассмотрим теперь, что бы они сделали, если бы захватили город сиракузян; ибо люди, которые обошлись со своими родственниками с такой свирепостью, придумали бы более суровое наказание для людей, с которыми не имеют кровных уз.

31. (1) Следовательно, едва ли существует мера милосердия в запасе для них, к которой они могли бы призвать, так как, в отношении их случая, своими собственными неудачам они уничтожили ее. Куда им стоит бежать за спасением? К богам, которых они выбрали, чтобы лишить традиционных почестей? К людям, к которым они прибыли, чтобы поработить? Они призывают к Деметре и Коре и к их мистериям, теперь когда они опустошили священный остров[21] этих богинь? (2) Да, некоторые скажут, но не весь народ афинян виновен, но только Алкивиад, который предложил эту экспедицию. Мы видим, однако, что в большинстве случаев их советники оказывают всяческое внимание к пожеланиям своей аудитории, так что избиратель подсказывает ораторам слова, которые удовлетворяют его собственным целям. Ибо оратор не является хозяином толпы, но народ, принимая откровенные меры, направляет ораторов предлагать наилучшее. (3) Если мы должны простить виновных в непоправимой несправедливости, когда они возложат ответственность на своих советников, мы, на самом деле, предоставим нечестивцам простое оправдание! Понятно, что ничего в мире нет более несправедливого чем то, что, пока дело благоприятно, не советники, но народ, принимает благодарность получателей, в вопросах же несправедливости наказание перекладывается на оратора.

(4) Тем не менее, некоторые утратили силу разума до такой степени, что утверждают, что Алкивиад, над которым мы не властны, должен быть наказан, но что мы должны освободить пленных, которые в настоящее время получили заслуженное наказание, и таким образом станет известно всему миру, что у народа Сиракуз нет праведного негодования против подлых людей. (5) Но если сторонники войны на самом деле были её причиной, пусть народ порицает ораторов за последствия обмана, но вы по справедливости накажите народ за преступления, от которых вы пострадали. И, вообще говоря, если они совершили преступления с полным пониманием того, что они делают, потому что в этом было их намерение, они заслуживают наказания, но если они вступили в войну без обсуждения плана, то даже в этом случае их не следует отпускать, для того, чтобы они не привыкли действовать без подготовки в вопросах, которые влияют на жизнь других людей.

32. (1) Но, клянусь Зевсом, кто-то скажет, Никий принял сторону сиракузян в спорах и был единственным, кто высказался против войны. Тогда как о его словах мы знаем понаслышке, его деяния здесь мы видели собственными глазами. (2) Ибо человек, который там выступал против похода, здесь был командующим вооруженных сил; тот, кто принял сторону сиракузян в прениях, обложил стеной ваш город, и тот, кто с человеколюбием относился к вам, когда Демосфен и все прочие хотели снять осаду, единственный заставил их остаться и продолжить войну. Поэтому со своей стороны я не думаю, что его слова должны для вас больше значить, чем его дела, слухи, чем пережитое, нечто невидимое, чем вещи, свидетелями которых мы все были.

(3) Но, клянусь Зевсом, кто-то скажет, что это хорошая возможность не делать нашу вражду постоянной. Очень хорошо; потом, наказав злоумышленников, вы сможете, если так решите, положить конец вражде соответствующим образом. Ибо это не справедливо, что люди, которые обращаются со своими пленными как с рабами, когда они являются победителями, должны, когда они в свою очередь являются побежденным, быть объектом сочувствия, как если бы они не совершали преступлений. И хотя они будут освобождены от уплаты взыскания за свои деяния благовидными мольбами, они будут помнить дружбу лишь постольку, поскольку это в их интересах. (4) Я не упущу упомянуть тот факт, что, если вы примите этот курс, вы погрешите не только против многих других, но также и против лакедемонян, которые ради вас вступили в войну там, а также послали помощь сюда; потому что они могли бы довольствоваться сохранением мира и наблюдать, как опустошается Сицилия[22]. (5) Следовательно, если вы освободите пленных и таким образом вступите в дружеские отношения с Афинами, вас нужно будет рассматривать как изменников ваших союзников, и, тогда как в ваших руках находится возможность ослабить общего врага, выпустив настолько большое число солдат, вы вновь сделаете нашего врага грозным. Потому что я никогда не смогу поверить, что афиняне, впутав себя в такую острую вражду, будут постоянно придерживаться дружественных отношений, но, наоборот, пока они слабы, они будут притворяться доброжелателями, но когда они восстановят свои силы, то обратятся к завершению своей первоначальной цели. (6) И поэтому заклинаю вас, во имя Зевса и всех богов, не сохранять жизнь врагам, чтобы не оставить своих союзников на произвол судьбы, и повторно не причинить опасность своей родине. Вы сами, мужи Сиракуз, если вы позволите этим людям уйти, а затем некая беда настигнет вас, не оставите для себя никакой порядочной защиты"[23].

33. (1) После выступления лаконца под влиянием его речи толпа внезапно изменила свое мнение и одобрила предложение Диокла[24]. В результате стратеги[25] и союзники[26] немедленно были преданы смерти, а афиняне были отправлены в каменоломни; и позднее, те из них, кто обладал наилучшим образованием, были освобождены оттуда молодыми людьми и, таким образом обрели спасение, но остальные, практически все, плачевно закончили свою жизнь среди тягот этого места заключения.

(2) После окончания войны Диокл установил законы для сиракузян, и так случилось, что этот человек испытал странный поворот судьбы. Ибо он, будучи неумолим в установлении взысканий и суровых наказаний преступникам, записал в законах, что, если какой-либо человек появится на рыночной площади под оружием, то наказанием будет смерть, и он не принимал во внимание ни неведение, ни любые другие обстоятельства. (3) И когда была получена весть, что враги напали на страну, он опоясался мечом; но, поскольку внезапно возникло столкновение граждан и был шум на рыночной площади, он неосмотрительно явился на рынок с мечом. И когда один из рядовых граждан, заметив это, сказал, что он сам отменяет свои собственные законы, тот закричал: "Нет, клянусь Зевсом, я даже защищаю их". И вытянув меч, убил себя[27].

Главы 34-63. Война между Афинами и Спартой. Деяния Алкивиада. Война Карфагена против Сицилии.

Переводчик: Мещанский Д.В. Agnostik.

34. Когда Каллий стал архонтом в Афинах[1], римляне вместо консулов избрали четверых военных трибунов: Публия Корнелия... Гая Фабия[2], и среди элейцев праздновалась 92 олимпиада, в которой Эксанет из Акраганта победил в беге на стадий. В этом году афиняне лишились своей гегемонии в связи с поражением на Сицилии. (2) Вскоре, после этого хиосцы, самосцы, византийцы и многие другие союзники перешли на сторону лакедемонян. В связи с этим афиняне добровольно отказались от демократии и избрали 400 граждан, передав им управление государством. Тогда олигархи, наделенные властью, после того как было построено множество триер, 40 из них отправили под руководством стратегов. (3) И хотя они были в противоречии друг с другом, они направились к Оропу, где на якоре стояли вражеские триеры. В произошедшем сражении лакедемоняне одержали победу и захватили 22 корабля.

(4) После того как сиракузяне окончили войну с афинянами, они поделили захваченную во время войны добычу с лакедемонянами, сражавшимися под командованием Гилиппа, и отправили совместно с ним в Лакедемон в качестве союзников отряд 35 триер под командованием первейшего из своих граждан Гермократа для помощи в войне с афинянами. (5) После, из своей доли добычи, захваченной во время войны, они украсили храмы, посвятив в них оружие, взятое у неприятеля, и удостоили подходящими дарами тех солдат, которые отличились в войне. (6) После этого Диокл, наилучший среди демагогов, убедил граждан сменить форму правления, при которой в администрацию будут избираться по жребию, также должны быть избраны законодатели для государственного устройства и написания новых законов.

35. Тогда сиракузяне избрали законодателей из числа своих граждан, из которых Диокл был самым выдающимся. Он был человеком таких превосходных качеств и такой репутации, что выработанные совместно законы были названы законами Диокла. (2) И не только сиракузяне восхищались этим человеком при его жизни, а когда он умер, они оказали ему почести, достойные героев и построили храм в его честь за счет государства, тот, который позже был разрушен Дионисием, когда он строил новую стену вокруг города[3]. (3) Этот человек был в почете и у других, ведь многие города острова продолжали пользоваться его законами до того времени, пока сицилийцы не стали гражданами Рима. Таким образом, когда много позже, при Тимолеоне, сиракузяне, приняв законы, опубликованные Кефалом[4], а при царе Гиероне[5] — Полидором, не дали ни одному, ни другому имя законодателя, а только имена толкователей законодателя; потому что в действительности они только и сделали, что истолковали законы, которые были написаны на древнем диалекте, трудном для понимания. (4) В этих замечательных законах отражены многие стороны, и законодатель проявляет себя особым ненавистником зла, поскольку устанавливает наиболее суровое наказание в отношении всех правонарушителей, чем любой другой законодатель, и более точен, по сравнению с предшественниками, в наказании каждого человека, согласно его проступку. Его большая ловкость в гражданских делах очевидна, когда он разбирает каждую жалобу, каждый спор, касается ли это государства или частного лица, чтобы определить необходимую меру наказания. Он лаконичен в изложении законов, заставляя читателя прибегнуть к размышлениям. (5) И драматический момент его смерти[6] ясно свидетельствует о прямоте и строгости его души. Я довольно подробно изложил эти качества Диокла по причине того, что большинство писателей пренебрегали им в своих трактатах.

36. Когда афиняне узнали о полном уничтожении своей армии на Сицилии, они были глубоко обеспокоены масштабами бедствия. Но это нисколько не ослабило их стремления к превосходству, и они приступили к строительству большого флота и сбору денег за границей среди своих союзников, оставшихся им верными. (2) Избрав 400 человек, они вручили им верховную власть для ведения войны, ибо полагали, что олигархия более подходящая форма правления, чем демократия, в критических обстоятельствах, подобных этим. (3) Но происходящие следом события нисколько не соответствовали их ожиданиям, так как эти 400 повели войну безграмотно. Они послали 40 кораблей и двух стратегов, которые, хоть им и было приказано быть в согласии, продолжали ссориться друг с другом. (4) И, наконец, они отплыли в Оронт, без подготовки вступили в морское сражение с пелопоннесцами, где, через свою небрежность в начале и невнимательность в разгар боя потеряли 22 корабля и, с большим трудом вывели остальные к Эретрее.

(5) После этих событий союзники афинян из-за поражения, которое те потерпели в Сицилии и заодно из-за безразличия командующих, отложились к лакедемоняням. И так как Дарий, царь персов, был союзником лакедемонян, Фарнабаз, осуществлявший командование в пограничных с морем районах, выделил лакедемонянам деньги, а так же вызвал 300 посланных из Финикии триер, чтобы направить их в помощь лакедемонянам в Беотию.

37. Теперь, когда афиняне одновременно испытали столько серьезных неудач, все решили, что война окончилась, ибо никто не ожидал, что афиняне смогут далее сопротивляться. Однако события не окончились так, как предполагало большинство, а наоборот, случилось так, что ситуация изменилась по следующим причинам. (2) Алкивиад, изгнанный из Афин, некоторое время воевал на стороне лакедемонян и оказал им большую помощь, поскольку был наиболее способным оратором и значительно превосходил остальных в смелости и, кроме того, происходил из благородного и богатого рода, бывшего первым среди афинян. (2) Желая получить разрешение вернуться в родной город, Алкивиад решил снискать расположение афинян, оказав им услугу в то время, когда они, казалось, были обречены на поражение. (4) Так как он был в дружеских отношениях с Фарнабазом, сатрапом Дария, и, видя, что тот готов отправить 300 кораблей в поддержку лакедемонянам, уговорил его отказаться от этого предприятия. Он заявил, что для царя будет небезопасным усиление лакедемонян. В интересах персов лучше будет сохранять нейтральные отношения к враждующим сторонам для того, чтобы эти два государства, будучи в равновесии, как можно дольше воевали друг с другом. (5) В этой связи Фарнабаз, считая, что Алкивиад дал ему хороший совет, вернул свой флот назад в Финикию. Тогда, по случаю того, что Алкивиад лишил лакедемонян помощи союзников, ему некоторое время спустя было позволено вернуться в Афины, и было поручено командование военными силами, и он победил лакедемонян во многих сражениях и полностью восстановил славу своего государства. (6) Но мы обсудим эти вопросы более подробно в соответствующее время, для того чтобы не нарушать естественный порядок событий.

38. По окончанию этого года Феопомп стал архонтом в Афинах[7], а римляне избрали вместо консулов четверых военных трибунов: Тиберия Постумия, Гая Корнелия, Гая Валерия и Цезона Фабия. В это время афиняне распустили олигархию четырехсот и сформировали правительство из своих граждан[8]. (2) Автором всех этих перемен был Ферамен, человек твердый и благоразумный, единственный, кто советовал вернуть из изгнания Алкивиада, который помог бы афинянам вернуть их силу. И, так как он был автором многих других решений в интересах своего государства, то пользовался большой популярностью. (3) Но эти события имели место немного позднее, а для настоящего времени афиняне назначили стратегами Фрасилла и Фрасибула, которые собрали флот на Самосе и занялись подготовкой солдат к бою на море, давая им ежедневные упражнения. (4) Но Миндар, наварх лакедемонян, в течение некоторого времени не проявлял активность, ожидая в Милете помощь, обещанную Фарнабазом. И, когда он узнал, что 300 триер прибыли из Финикии, то был уверен, что с таким большим флотом уничтожит гегемонию афинян. (5) Но позже, узнав от некоторых, что Фарнабаз, убежденный Алкивиадом, отослал флот обратно в Финикию, то отказался от надежды на его помощь. Самостоятельно снарядив корабли, полученные из Пелопоннеса и посланные союзниками из-за границы, отправил Дориэя с 13 кораблями на Родос, поскольку узнал, что некоторые из родосцев готовы к возмущению. (6) Эти корабли были посланы лакедемонянам в помощь италийскими греками. Что касается Миндара, то все остальные корабли, числом 93, он сам повел к Геллеспонту, так как узнал, что афинский флот без промедления плыл на Самос. (7) Когда афинские стратеги увидели плывущие мимо них корабли, то вышли против них в море с шестьюдесятью кораблями. Но, когда лакедемоняне достигли Хиоса, афинские стратеги решили плыть на Лесбос для того, чтобы собрать там триеры всех союзников, с тем, чтобы устранить численное превосходство противника.

39. Пока афиняне занимались сбором кораблей, спартанский наварх Миндар со своим флотом ночью поспешно отплыл из Геллеспонта и на второй день прибыл к Сигеям[9]. Когда афиняне узнали, что флот противника ускользнул от них, то, не дождавшись прибытия всех триер союзников, а добавив к общему числу только три, направились в погоню за лакедемонянами. (2) Когда они прибыли к Сигеям, то обнаружили, что флот уже ушел, но три оставшихся корабля сразу же захватили и после этого прибыли в Элей[10] и начали подготовку к морскому сражению. (3) Лакедемоняне, видя подготовку противника к бою, делали то же самое, потратив пять дней на подготовку судов и тренировку гребцов, а затем выстроили свой флот, насчитывавший 88 кораблей, для боя. Лакедемоняне разместили свои корабли у азиатской стороны пролива, в то время, как афиняне выстроились против них у европейской части, уступая при этом числом, но превосходя опытом. (4) Лакедемоняне поместили на правом крыле сиракузян, которыми командовал Гермократ и пелопоннесцев, а сами образовали левое крыло с Миндаром во главе. У афинян Фрасилл командовал левым, а Фрасибул правым крылом. С самого начала обе стороны стремились занять такую позицию, чтобы течение не мешало им. (5) Поэтому они долгое время плавали вокруг друг друга, пытаясь блокировать пролив и занять выгодную позицию. Ибо сражение происходило между Абидосом и Сестом, и течение в этом месте создавало большие неудобства тому, кто там расположился. Однако афинские кормчие, имевшие превосходный опыт, внесли большой вклад в предстоящую победу.

40. Не смотря на преимущество пелопоннесцев в числе кораблей и доблесть эпибатов[11], навык афинских кормчих не позволил противнику достичь результата за счет своего превосходства. Всякий раз, когда пелопоннесцы всей силой кораблей шли на таран, противник маневрировал своими судами настолько искусно, что они не могли ударить ни в каком ином месте, а только идти нос в нос. (2) Тогда Миндар, видя неэффективность таранов, велел своим кораблям группами нападать на одно судно противника. Но и этот маневр умение кормчих сделало безуспешным, а наоборот, умело избегая тараны приближавшихся судов, они атаковали их с боков, многие повредив. (3) И таким сильным духом соперничества они прониклись, что не ограничились таранной тактикой, но сцепившись друг с другом кораблями, пустили в дело эпибатов. Хоть течение и препятствовало достижению необходимых успехов, они продолжали борьбу в течении долгого времени, и ни одна из сторон не имела возможности одержать победу. (4) Пока, таким образом, бой продолжался на равных, из-за мыса появились 25 кораблей, отправленные к афинянам их союзниками. Тогда пелопоннесцы в страхе повернули к Абидосу, а афиняне энергично их преследовали. (5) Таким образом закончилось сражение и афиняне захватили восемь кораблей хиосцев, пять из тех, что были посланы коринфянами, два амбракиотами и по одному из сиракузских, пелленских и левкадских, а сами потеряли пять кораблей, которые все были потоплены. (6) После этого Фрасибул воздвиг на мысе трофей, там, где стоит памятник Гекабе[12], и отправил послов в Афины, чтобы донести весть о победе. Сам же со всем флотом направился в Кизик, ибо, прежде, чем произошло морское сражение, этот город перешел на сторону Фарнабаза, сатрапа Дария через лакедемонского стратега Клеарха. Обнаружив, что этот город не защищен, они легко его заняли и, взяв с кизикийцев дань, отплыли в Сест.

41. Между тем, лакедемонский наварх Миндар, бежавший после поражения в Абидос, починил поврежденные корабли, а за триерами, стоявшими в Эвбее, послал спартиата Эпикла, приказав ему привести их как можно скорее. (2) Прибыв в Эвбею, Эпикл собрал 50 кораблей и спешно вышел в море. Но, когда его флот подошел к Афону, разразилась буря, такая сильная, что все корабли погибли, а из команд спаслось только 12 человек. (3) Как утверждает Эфор[13], это видно из посвящения, сделанного этими людьми в Коронейский храм, на котором имеется такая надпись:

(4) Примерно в то же время Алкивиад с тринадцатью триерами подошел к афинянам, стоящим в Самосе, которым уже сообщили о том, что он убедил Фарнабаза не отправлять, как тот хотел, свои 300 кораблей в помощь лакедемонянам. (5) Будучи, поэтому, радушно принят войском на Самосе, он обсудил с ним вопрос о своем возвращении из изгнания, обещая оказать большие услуги своему отечеству. Он полностью отрицал преступления, в которых его обвиняли и, жалуясь на свое плачевное состояние и на то, что, благодаря козням врагов, был вынужден воевать против своей страны[14].

42. После того, как солдаты сердечно приветствовали предложения Алкивиада и по этому поводу отправили сообщение в Афины, граждане проголосовали за отмену всех обвинений против Алкивиада и постановили дать ему командование, так как видели результаты его храбрости и славы, которой он пользовался среди греков. И они не без основания полагали, что его присоединение к ним добавит немало преимуществ. (2) И кроме того, Ферамен, возглавлявший правительство и имевший репутацию человека проницательного и благоразумного, советовал вспомнить об Алкивиаде. Когда решение было доставлено на Самос, Алкивиад добавил девять кораблей к имевшимся у него тринадцати и, отправившись в Галикарнас, вынудил город заплатить ему большую денежную сумму. (3) Затем, опустошив Мероп[15], с большой добычей вернулся на Самос. А так как было накоплено большое количество трофеев, он разделил добычу между солдатами, стоявшими на Самосе и собственным войском, завоевав, тем самым, себе еще большее уважение со стороны облагодетельствованных.

(4) Примерно в это же время антандросцы[16] с помощью лакедемонян изгнали из города стоявший там гарнизон и, таким образом, вернули своей стране свободу; ведь лакедемоняне были рассержены на Фарнабаза из-за отправки трехсот кораблей назад в Финикию и поэтому оказывали помощь жителям Антандроса.

(5) Здесь писатель Фукидид заканчивает свою историю[17], описав дела двадцати двух лет в восьми книгах, хотя некоторые делят их на девять. Ксенофонт и Феопомп начинают с того места, на котором остановился Фукидид. Ксенофонт объял период в сорок восемь лет, а Феопомп изложил события греческой истории в течении семнадцати лет в двенадцати книгах и заканчивает историю морским сражением у Книда.

(6) Таково было состояние дел в Греции и Азии. Римляне вели войну с эквами[18], захватили их владения с помощью большой армии и, осадив город, именуемый Болы, взяли его.

43. Когда этот год закончился, архонтом в Афинах стал Главкипп[19], а в Риме консулами были избраны Марк Корнелий и Луций Фурий. В это время на Сицилии эгестинцы[20], вступившие в союз с афинянами против сиракузян, пребывали в большом страхе, поскольку ожидали, и не без основания, что придется понести расплату от сицилийских греков, так как нанесли им обиды. (2) Поэтому, когда селинунтцы из-за спора за землю, пошли на них войной[21], они добровольно отступили, из опасения потерять свою страну, дабы сиракузяне не воспользовались этим случаем и не присоединились к селинунтцам. (3) Но, когда селинунтцы вторглись дальше спорных территорий, эгестинцы отправили послов в Карфаген, просить там помощи и защиты для своего города. (4) Когда послы прибыли в Карфаген и передали Собранию поручение народа, карфагеняне оказались в затруднительном положении, не зная как им быть; они горели желанием занять столь удобно расположенный город, но в то же время пребывали в страхе перед сиракузянами, которые только что уничтожили столь сильную армию афинян. (5) Но когда Ганнибал, первейший из граждан, посоветовал занять город, они ответили послам, что направят помощь, а для управления этим предприятием, если дело дойдет до войны, избрали стратегом Ганнибала, который в то время исполнял обязанности главного судьи Карфагена[22]. Он был внуком Гамилькара, который погиб при Гимере сражаясь против Гелона[23] и сыном Гескона, который, из-за того что хотел убить своего отца, был изгнан и закончил свою жизнь в Селинунте. (6) Теперь Ганнибал, от природы ненавидевший греков и желавший собственной доблестью смыть позор, постигший его предков, жаждал приложить все усилия для того, чтобы добиться выгод для своей страны. Поэтому, видя, что селинунтцы не удовлетворены данными им уступками в территориальном споре, отправил вместе с эгестинцами послов к сиракузянам и, ссылаясь на решение спора, делал вид, что ищет возможность восстановления справедливости. На самом же деле он надеялся, что после того как селинунтцы отвергнут условия третейского суда, сиракузяне не присоединятся к ним в качестве союзников. (7) Поскольку селинунтцы также отправили послов, отклонив предложение и подробно возражая против заявлений послов, как эгестинских, так и карфагенских, сиракузяне проголосовали за сохранение союза с селинунтцами и за мир с карфагенянами.

44. После возвращения послов, карфагеняне направили эгестинцам 5000 ливийцев и 800 кампанцев. (2) Эти солдаты были прежде наняты халкидонцами для помощи афинянам против сиракузян, но после поражения отплыли назад и не знали, кому служить. Но карфагеняне купили для них лошадей и, дав высокую плату, послали в Эгесту. (3) Селинунтцы, чей город в то время процветал и был густонаселен, относились к эгестинцам с презрением. Сначала они, развернув боевым порядком армию, опустошили прилегающие к границе территории, а затем, видя превосходство своей армии и презирая противников, разбрелись по всей стране. (4) Стратеги эгестинцев, наблюдая за их действиями, напали на них совместно с карфагенянами[24] и кампанцами. Так как атака была произведена неожиданно, они легко обратили селинунтцев в бегство, убив около тысячи солдат и захватив весь их обоз. После этого сражения обе стороны отправили послов, селинунтцы к сиракузянам, а эгестинцы к карфагенянам, прося помощи и защиты. (5) Обе стороны пообещали свою помощь и это положило начало Карфагенской войне. Карфагеняне, предвидя величие войны, возложили ответственность за размеры вооружений на Ганнибала, назначив его полководцем и с воодушевлением помогая ему. (6) Ганнибал в течении всего лета и последующей зимы навербовал множество наемников в Иберии и призвал большое число граждан[25]. Он так же посетил Ливию, выбирая наиболее стойких мужчин из каждого города и приготовил корабли, намереваясь с началом весны переправить армию. Таково было положение дел на Сицилии.

45. В Греции родосец Дориэй, наварх триер, прибывших из Италии, после того, как подавил мятеж на Родосе[26], отплыл в Геллеспонт, желая присоединиться к Миндару, который в бездействии стоял в Абидосе и собирал отовсюду корабли союзных с пелопоннесцами государств. (2) Когда Дориэй приблизился к Сигеям в Троаде, афиняне, стоявшие в Сесте, узнав, что те плывут вдоль берега, вышли против него со всеми кораблями, которых было 74. (3) Дориэй шел своим курсом, оставаясь некоторое время в неведении о происходящем, но когда он понял, что к нему движется сильный флот, то испугался и, не видя никакого другого способа спасти свои войска, бежал в Дардан[27]. (4) Высадив на берег своих воинов, присоединив к ним гарнизон города и быстро раздобыв массу оружия, он расставил часть воинов на носах кораблей, а часть в надлежащем порядке на берегу. (5) Афиняне подплыли, с большим ожесточением пытаясь вырвать из строя корабли Дориэя; устремляясь большими массами со всех сторон, они держали противника в крайнем напряжении. (6) Узнав об этом, пелопоннесский наварх Миндар тотчас же отплыл из Абидоса со всем своим флотом и прибыл в Дарданскую область на восьмидесяти четырех кораблях, стремясь оказать помощь флоту Дориэя; сухопутное войско Фарнабаза действовало совместно, поддерживая лакедемонян.

(7) Когда флоты подошли друг к другу, обе стороны выстроили триеры для боя. Флот Миндара состоял из девяноста семи кораблей; на левом фланге он выстроил сиракузян, а правым предводительствовал сам. У афинян правым флангом командовал Фрасибул, а левым Фрасилл. (8) После того как войска приготовились таким образом, их командиры подали сигналы к бою: зазвучали трубы, давая приказ к нападению. Теперь, когда гребцы проявили все свое рвение, а кормчие умело управляли рулями, последовало потрясающее зрелище. (9) В тех случаях, когда триеры шли на таран, кормчие, в самый критический момент так умело разворачивали свои корабли, что удар приходился в нос. (10) Что касается эпибатов, то они, видя как к их кораблям несутся триеры противника, пребывали в ужасе за свою жизнь, но всякий раз, когда кормчие, используя навыки практики, срывали атаку, они, в свою очередь, пребывали вне себя от восторга, возвращая потерянную надежду.

46. При этом они проявляли не меньшую активность, поскольку, находясь на значительном расстоянии, осыпали врага потоком стрел, так, что все вокруг было полно снарядов. В то же время, другие каждый раз, как они приближались, бросали дротики, некоторые пытались пробить защиту эпибатов, а другие — кормчих. А когда корабли сближались, они сражались не только копьями, но и в момент касания, перепрыгивали на триеры противника и сражались мечами. (2) И поскольку каждый раз, то подходила подмога на крик о помощи, то спешили на победный клич, шум и беспорядок стояли над всем местом боя. Долгое время битва велась с одинаковым успехом для обеих сторон, так как ни у тех, не у других не было недостатка в честолюбии. Но через некоторое время неожиданно показался Алкивиад, прибывший из Самоса с двадцатью кораблями и как раз случайно плывший в Геллеспонт. (3) Когда суда показались вдали, обе стороны надеялись, что это к ним идет подмога; это внушило им больше уверенности и подняло мужество. Когда же прибывший флот приблизился, и лакедемоняне не получили никакого ответа на свой сигнал, а афиняне заметили поднятую Алкивиадом на его собственном корабле красную эмблему, которая была условным ответным сигналом — лакедемоняне были приведены в ужас и обратились в бегство, а афиняне, ободренные успехом стали энергично преследовать бегущих. (4) Им удалось тотчас же овладеть десятью кораблями, но поднявшаяся буря сильно затруднила преследование, ибо из-за высоких волн кормчие не справлялись с управлением кораблями, и попытки произвести таран неприятеля были тщетными, поскольку корабли, нацеленные на удар, относило волнами. (5) Наконец, лакедемоняне причалили к берегу и бежали в сухопутный лагерь Фарнабаза, а афиняне сперва пытались захватить корабли, причаленные к берегу, действуя с большей отвагой и решимостью, но затем, понеся тяжелый урон от персидского войска, отплыли назад в Сест. (6) Фарнабаз, желая защитить себя от обвинений лакедемонян, активно вступил в борьбу с афинянами, в то же время, в связи с отправкой трехсот триер в Финикию[28], пояснил им, что сделал это, так как узнал, что царь арабов и царь египтян имели планы на Финикию.

47. Когда морской бой закончился, афиняне уже ночью прибыли в Сест, а с наступлением дня, когда весь их флот был собран, они воздвигли трофей рядом с прежним[29]. (2) Миндар в первых часах ночи достиг Абидоса и принялся восстанавливать поврежденные суда. Кроме этого он послал к лакедемонянам за подкреплениями кораблями и солдатами, поскольку, пока его флот восстанавливался, он решил присоединиться к Фарнабазу для осады городов Азии, состоящих в союзе с афинянами. (3) Жители Халкиды и почти все остальные эвбейцы, покинувшие афинян, пребывали в большем страхе, так как, живя на острове, были бы вынуждены сдаться афинянам — хозяевам моря. Поэтому они просили беотийцев помочь им в строительстве дамбы через Еврип[30], чтобы этим самым соединить Эвбею с Беотией. (4) Беотийцы согласились с этим, так как Эвбея, став не островом, а частью материка, присоединится к ним. Поэтому все города приняли активное участие в возведении дамбы, и, соперничая друг с другом, распорядившись, чтобы участвовали не только граждане, но и иностранцы, жившие среди них, так что, по причине большого числа работников, эта задача была быстро выполнена. (5) Дамба к Эвбее была создана между Халкидой в Эвбее и Беотией в окрестностях Авлиды[31], так как это место было самым узким. В прежние времена течение в этом месте было очень сильным, но теперь его сила увеличилась, так как проход стал еще уже, и через него проходило только одно судно. По обеим сторонам были построены высокие башни, а через проход переброшен деревянный мост. (6) Ферамен, отправленный афинянами с тридцатью кораблями, сначала пытался помешать рабочим, но, будучи подавленным численным перевесом тех, кто строил дамбу, отказался от этой затеи и направился к островам[32]. (7) Желая освободить как граждан, так и союзников от контрибуций лакедемонян[33], он опустошил вражескую территорию, собрав большое число трофеев. Кроме этого, он посетил союзные города, наложил на них большие штрафы, видя, что их жители пытались изменить форму правления. (8) И когда он прибыл на Парос и обнаружил, что в городе действует олигархия, то вернул его жителям свободу и взыскал большой денежной штраф с тех, кто состоял в олигархии.

48. В это время на Коркире произошли жестокие гражданские распри, сопровождавшиеся резней, которые, как говорят, возникли в силу различных причин, но прежде всего поводом послужила взаимная ненависть между самими гражданами. (2) Ни в одном городе не было подобных смут, сопровождавшихся таким массовым убийством жителей, как здесь. Погибло полторы тысячи наиболее известных граждан. (3) И, хотя подобные беды имели место ранее, последующая была еще кровопролитнее, так как была усилена искрами старых разногласий. Одни коркирцы примкнули к лакедемонянам, а народные массы, желавшие демократии, были готовы вступить в союз с афинянами. (4) Эти два народа, боровшиеся за гегемонию в Греции, придерживались противоположных принципов. Так лакедемоняне строили свою политику, осуществляя контроль над правительствами своих союзных государств с помощью олигархии, тогда как афиняне устанавливали в государствах демократическое правление. (5) Соответственно, коркирцы, видя, что их наиболее влиятельные граждане намеревались предать город в руки лакедемонян, послали к афинянам за тем, чтобы те поставили свой гарнизон для защиты их города. (6) Тогда Конон, афинский стратег, отплыл на Коркиру и ввел туда шестьсот мессенян, привезенных из Навпакта[34], а сам отплыл со своими кораблями и бросил якорь у храма Геры. (7) Между тем эти шестьсот, прибывшие для установления демократии, в наиболее людное время прошли на рынок[35], выявили сторонников лакедемонян, арестовали многих из них, других убили, а более тысячи изгнали из города. Кроме этого, в качестве меры предосторожности против большого числа изгнанных и их влияния, они освободили множество рабов и дали гражданство иностранцам. (8) Тогда изгнанники бежали на материк, лежащий напротив. Но несколько дней спустя оставшиеся в городе и сочувствующие изгнанникам, вооружившись, захватили рыночную площадь и вызвали назад изгнанников для завершения борьбы. Когда ночь развела враждующих, они пришли к соглашению друг с другом, прекратили ссору и стали снова жить вместе как единый народ своего отечества. Так закончилась распря в Коркире.

49. Македонский царь Архелай[36] с большим войском пошел против жителей Пидны, восставших против него и осадил город. Он получил подкрепления от Ферамена с его флотом. Но осада затянулась, и тот возвратился во Фракию к Фрасибулу, главнокомандующему всем флотом. (2) Тогда Архелай, поведя осаду Пидны более энергично и, взяв город, перенес его от моря более чем на 20 стадиев.

Миндар по окончанию зимы собрал все триеры, которых много прибыло, как с Пелопоннеса, так и от других союзников. Но афинские стратеги в Сесте, узнав о большом размере флота, который собрал противник, сильно встревожились, боясь, что враг, напав всеми силами, захватит их корабли. (3) Поэтому стратеги стянули к себе все корабли, бывшие в Сесте, поплыли вокруг Херсонеса и встали на якоре в Кардии[37]. Оттуда отправили триеры к Фрасибулу и Ферамену во Фракию с призывом прийти на помощь со своим флотом как можно быстрее. Так же они призвали с Лесбоса Алкивиада со всеми имеющимися у него кораблями. И когда весь флот был собран в одном месте, стратеги с большим желанием стали ожидать решающего сражения. (4) Между тем лакедемонский наварх Миндар приплыл в Кизик, высадился там всеми своими силами и осадил город. К нему присоединился Фарнабаз с большой армией, и с его помощью Миндар, осаждавший город, взял его штурмом.

(5) Афинские стратеги, решив плыть в Кизик, вышли в море со всеми своими кораблями и поплыли вокруг Херсонеса. Сначала они прибыли в Элей, а затем собрались вместе, пройдя ночью мимо Абидоса, чтобы враг не узнал о большой численности их кораблей. (6) Когда они пришли в Проконнес[38], то провели там ночь, а на следующий день высадили на берег солдат близ Кизика и приказали Херею, одному из стратегов, вести армию на город.

50. Они разделили флот на три части: одною предводительствовал Алкивиад, другою — Ферамен, а третей — Фрасибул. Алкивиад со своей частью уплыл далеко вперед от остальных, желая вызвать лакедемонян на морской бой. В то же время Ферамен и Фрасибул замышляли обойти врага и отрезать уплывшим в море возвращение в город. (2) Миндар, видя только отряд Алкивиада, численностью двадцать кораблей, и не имея сведений о других, отнесся к нему пренебрежительно и смело вышел из города с восьмьюдесятью кораблями. Когда он приблизился к кораблям Алкивиада, афиняне, согласно данному им заранее приказанию, сделали вид, будто они обратились в бегство; это очень обрадовало пелопоннесцев, и они погнались за ними, чувствуя себя победителями. (3) Завлекши противников на значительное расстояние, Алкивиад подал условный сигнал и немедленно все его триеры одновременно повернули на врага, тогда как Ферамен и Фрасибул поплыли против города и отрезали лакедемонянам отступление. (4) Соратники Миндара, увидев многочисленность вражеских судов и, поняв, что они стали жертвой военной хитрости, пришли в ужас. Наконец, когда афиняне стали нападать со всех сторон, и отступление в город пелопоннесцам было отрезано, Миндар был вынужден бежать к берегу и высадился близ так называемых Клеров, где находилось также войско Фарнабаза. (5) Алкивиад, ведя энергичное преследование, часть кораблей потопил, другим нанес повреждения, после чего они были взяты в плен; однако большую часть кораблей Алкивиад застиг стоящими уже на якоре у самого берега. Он набросил на них железные абордажные крючья и пытался таким образом оттащить их от берега. (6) Но когда на помощь лакедемонянам подошла пехота Фарнабаза, началось кровопролитное сражение, причем афиняне, упоенные одержанной победой, проявили больше храбрости, чем здравого смысла, пелопоннесцы же превосходили их численностью, так как им помогало также войско Фарнабаза, которое, сражаясь с суши, имело гораздо более прочную позицию. (7) Видя, что врагам помогает пехота, Фрасибул высадил на сушу остальную часть своих эпибатов, спеша оказать помощь войску Алкивиада; Ферамена он так же понуждал, чтобы тот, соединившись с пехотинцами Херея, прибыл, как можно скорее на поле битвы и сразился на суше.

51. В то время как афиняне были поглощены боем, лакедемонский военачальник Миндар сам продолжал оборонять корабли, которые Алкивиад пытался сорвать с якорей, а спартанца Клеарха с частью пелопоннесцев отправил против войск Фрасибула. Вместе с ним он отправил и наемников Фарнабаза. (2) На первых порах Фрасибулу во главе эпибатов и лучников удавалось мужественно противостоять врагам: многих из их числа он убил, хотя ему и пришлось быть свидетелем смерти не малого числа своих людей. Однако вскоре прибыли наемники Фарнабаза, и им удалось окружить афинян, устремляясь на них со всех сторон огромными массами. Но в это время показался Ферамен во главе собственных пехотинцев и пехотинцев Харея. (3) Измученное и потерявшее всякую надежду на спасение войско Фрасибула, снова воспряло духом, узнав о прибытии такой подмоги. (4) Долгое время продолжалось кровопролитное сражение; первыми обратились в бегство наемники Фарнабаза, затем афиняне последовательно расстраивали ряды неприятелей в смежных частях; наконец, были выбиты с позиции и пелопоннесцы, руководимые Клеархом, которые держались дольше всех остальных и вели продолжительный бой с переменным успехом. (5) Теперь, когда пелопоннесцы были разбиты, войско Ферамена устремилось на помощь отважно сражающемуся отряду Алкивиада. Однако и теперь, когда все военные действия сосредоточились в одном месте, Миндар не потерял присутствие духа вследствие нападения войск Ферамена, но, разделив своих пелопоннесцев на две части, выслал одну из них против наступающих с суши, а сам во главе другой боролся с войском Алкивиада, увещевая каждого из солдат не покрыть позором славы Спарты, тем более, в сухопутном бою. (6) Находясь впереди всех и подвергаясь наибольшей опасности, он сразил в этой героической борьбе за корабли много противников, но, наконец, и сам был убит солдатами Алкивиада, приняв смерть, достойную своего отечества. Когда он упал, то пелопоннесцы и все их союзники сбежались в одно место и, приведенные в ужас, обратились в бегство. (7) Афиняне некоторое время преследовали врагов, но затем, узнав, что Фарнабаз с многочисленной конницей поспешно устремился на них, повернули назад к кораблям, захватили город и поставили два трофея в честь двух одержанных ими побед — трофей в честь победы на море был поставлен на так называемом острове Полидора, а трофей в честь сухопутной победы — на том месте, где враг впервые обратился в бегство. (8) Пелопоннесцы, бывшие в городе и все отступившие из сражения, сбежались в лагерь Фарнабаза. Афинские же стратеги овладели в этой битве всеми кораблями, большим количеством пленных и захватили неисчислимую массу добычи, так как они одновременно победили два таких больших войска.

52. Когда новость о победе достигла Афин, жители, видя неожиданное счастье, которое пришло в город после стольких бедствий, были очень обрадованы успехами. Повсюду приносились жертвы богам и проходили торжества. Одновременно для продолжения войны были выбраны тысяча лучших мужчин в качестве гоплитов и сотня для кавалерии. Кроме этого Алкивиаду отправили в качестве подкрепления 30 триер, чтобы, будучи хозяином моря, он мог безнаказанно опустошать союзные лакедемонянам города. (2) Лакедемоняне со своей стороны, узнав о постигшей их в Кизике катастрофе, отправили в Афины послов с предложением мира, возглавлял эту делегацию Эндий[39]. Когда ему было дано слово, он стал говорить кратко и лаконично, в манере, свойственной лаконцам, и по этой причине я решил воспроизвести его речь. (3) "Мы хотим быть в мире с вами, граждане Афин на тех условиях, что каждая сторона будет владеть городами, которыми обладает сейчас. Выведем гарнизоны с чужих территорий и обменяем военнопленных, одного лакедемонянина за одного афинянина. Ведь мы знаем, что война тягостна нам обоим, но в особенности вам. (4) Это я докажу, приведя очевидные факты, если вы меня выслушаете. Мы обрабатываем всю землю Пелопоннеса, а вы лишь небольшую часть Аттики[40]. Эта война дала лаконцам много союзников, а у афинян, напротив, забрала столько, сколько дала их врагам. Самый богатый царь мира[41] поддерживает нашу армию, а вашу — беднейшее население. (5) Следовательно, наши солдаты, в силу хорошей им платы, будут воевать охотно, а ваши, напротив, оплачивая бремя войны из собственных средств, постараются избежать обременяющих их расходов (6) Далее, когда мы ведем войну на море, то рискуем лишь кораблями, в то время как экипажи ваших кораблей состоят, по большей части, из граждан. И что наиболее важное, даже если мы потерпим поражение на море, то все равно будем доминировать на суше, так как спартанский солдат не умеет отступать, но если вы будете изгнаны с моря, то на суше вам придется бороться лишь за выживание. (7) Теперь мне остается объяснить, почему, не смотря на столь большие преимущества, какие мы имеем в войне, все же призываем вас к миру. Я не могу сказать, что война полезна Спарте, но она ей менее опасна, чем Афинам. Только безумцы находят удовлетворение от обмена несчастьями со своими врагами, когда в их силах этих несчастий избежать. Уничтожение врага не приносит радости, которая может удовлетворить горе, вызванное бедствием собственного народа. (8) Но не по этим причинам мы желаем положить конец войне, а потому, что следуя обычаю наших предков, когда видим многие ужасные страдания, вызванные войной, мы считаем, что следует заявить перед богами и всеми людьми, что не хотим быть причиной этого".

53. После того, как лаконец привел эти доводы, наиболее разумная часть афинян склонилась к миру, но те, кто жили войной и находили выгоду в общественных раздорах, высказались за войну. (2) Сторонникам этого мнения, среди других, был Клеофан, человек, пользующийся большим влиянием среди населения. Он взял слово и, приведя множество подходящих аргументов, воодушевил народ похвалой за недавние победы, как будто случайность потеряла привычку распределять свои дары попеременно. (3) Тогда афиняне, следуя неразумным советам, приняли мнение, наименее приемлемое для своих интересов. Соблазненные льстивыми речами, они пали так низко, что впредь никогда не смогли вернуть свой прежний блеск и великолепие. (4) Но эти события, которые произойдут гораздо позже, будут изложены соотносительно тому времени, которому они принадлежат. В настоящий момент афиняне, будучи в восторге от своих успехов и, возлагая большие надежды на Алкивиада, стоявшего во главе их армии, надеялись быстро вернуть себе гегемонию.

54. Когда завершились события этого года, Диокл получил власть в Афинах[42], а в Риме Квинт Фабий и Гай Фурий стали консулами. В это время Ганнибал, карфагенский военачальник, объединил солдат, прибывших из Иберии и Ливии, и приготовил 60 военных кораблей и полторы тысячи транспортов. (2) На них он погрузил войско, осадные машины, снаряды и все прочее вооружение. После того как с этим флотом он пересек Ливийское море, он начал высадку в Сицилии, на мысе Лилибей, противолежащем Ливии. (3) В то же самое время несколько селинунтских всадников, бывшие в этой местности и видевшие прибытие столь большого флота, с поспешностью направились прочь, чтобы сообщить своим гражданам о появлении неприятеля. Селинунтцы тотчас же отправили сиракузянам послание с просьбой о помощи. (4) Между тем Ганнибал высадил войска и разбил лагерь рядом с шахтой, называемой Лилибей, а спустя многие годы это название перешло к городу, основанному в этом месте[43]. (5) Армия Ганнибала, по свидетельствам Эфора, состояла из двухсот тысяч пехоты и четырех тысяч кавалерии, но, как сообщает Тимей[44], она не превышала ста тысяч. Свои корабли он перетащил по земле в бухту Мотии, чтобы заставить сиракузян поверить в то, что он не собирается идти против них войной, или плыть вдоль берега со своим флотом против Сиракуз. (6) После того как его армия пополнилась эгестинскими солдатами и другими союзниками, он снял лагерь у Лилибея и подошел к Селинунту. Прибыв к реке Мазара, он первым делом захватил находившиеся на ней склады. Затем, приблизившись к городу, разделил свою армию на две части, расположившись вокруг города и, выдвинув машины, принялся совершать энергичные нападения. (7) Он установил шесть башен исключительной высоты[45] и бросил против стен равное число окованных железом таранов, кроме того, использовав лучников в большом количестве, прогнал солдат, защищавших стены.

55. Селинунтцы на протяжении многих лет не испытывавшие осад, единственные из сицилийцев, сражавшиеся на стороне карфагенян против Гелона, никогда не думали, что будут находиться в таком страхе перед людьми, с которыми некогда дружили. (2) И когда они увидели размеры военных машин и множество врагов, то были наполнены страхом перед величиной надвигающейся на них опасности. (3) Между тем, они еще не полностью отчаялись в надежде на спасение, ожидая, что сиракузяне и другие их союзники прибудут в скором времени, и все население как один человек, сражалось на стенах с неприятелем. (4) Все мужчины, бывшие в расцвете лет, взявшись за оружие, отчаянно сражались, в то время как пожилые снабжали их всем необходимым, призывая более молодых не допустить врага. Женщины и девушки приносили еду и оружие тем, кто бился на стенах, отложив на время ту скромность, какая им была присуща в мирное время. (5) Страх был настолько велик, что к помощи призывали даже женщин. Ганнибал, обещавший своим солдатам отдать город на разграбление, придвигал свои машины к стенам и заставлял своих лучших солдат атаковать волна за волной. (6) Трубачи одновременно дали сигнал к атаке, и вся армия карфагенян одновременно поднялась, издав военный клич, тараны потрясали стены, а находящиеся на башнях воины, убили многих селинунтцев. (7) В течение длительного мирного периода, которым они наслаждались, осажденные не проявляли никакой заботы о ремонте своих стен, поэтому деревянные башни далеко превосходили их стены по высоте, и защитники были легко подавлены неприятелем. Когда образовалась брешь, кампанцы, желая проявить отвагу, ринулись в город. (8) Первым делом их поразило малое число защитников, которых они встретили. Но затем, когда к оборонявшимся подошла многочисленная помощь, они были изгнаны, потеряв большое количество своих солдат, так как брешь не была очищена от обломков, и они, застревая в развалинах, становились удобной мишенью. С наступлением темноты карфагеняне прекратили штурм.

56. Селинунтцы, выбрав лучших своих всадников, отправили их в Акрагант, Гелу и Сиракузы, чтобы те как можно быстрее оказали им помощь, так как город не мог более противостоять силе врагов. (2) Акрагантяне и гелийцы ожидали сиракузян, чтобы идти против карфагенян одним общим войском. Сиракузяне, узнав об осаде, первым делом прекратили войну, которую вели с халкидийцами, затем провели некоторое время в сборе войска из окружающих местностей, думая, что город может быть принужден к сдаче осадой, но никак не взят штурмом. (3) Тем временем Ганнибал, на рассвете начал наступление со всех сторон и машинами разрушил смежный с проломом участок стены. (4) Затем, очистив от обломков брешь, отправил вперед лучшую часть войска, поспешно оттесняя селинунтцев с их позиций, но ему не удалось полностью сломить людей, боровшихся за свое существование. (5) Обе стороны несли большие потери, но к карфагенянам подходили свежие войска, а у селинунтцев не было резерва, который пришел бы на помощь. Осада продолжалась в течении девяти дней с непревзойденным упорством, поэтому карфагеняне испытали многочисленные тяжести и несли большие потери. (6) Когда иберы преодолели обрушившуюся стену, женщины, находившиеся на крышах домов, подняли сильный крик, отчего селинунтцы, думая, что город взят, оставили стены, пытаясь занять узкие проулки и улицы, чем задержали врага на долгое время. (7) В то время как карфагеняне пробивались через преграды, женщины и дети, нашедшие убежище на крышах зданий, бросали в них черепицей и камнями. Так что в течение длительного времени карфагеняне пребывали в невыгодном положении, не имея возможности либо из-за стен домов, либо из-за тех, кто бросал в них с крыш камни, окружить противника и бороться с ним в равных условиях. (8) Так продолжалось до полудня пока снаряды у находящихся на зданиях не закончились, а карфагеняне продолжали наступление, меняя уставших свежими войсками. Наконец, силы осажденных были исчерпаны, и враги стали безостановочно проникать в город со всё возрастающей силой, так что селинунтцы были вынуждены оставить улицы.

57. Когда город был, таким образом, взят, слышны были только плач и стенания греков, смешанные с криками радости варваров. Первые, видя величие поразившего их несчастья, были охвачены ужасом, последние, воодушевленные своим успехом, понуждали своих товарищей к резне. (2) Селинунтцы собрались на рыночной площади и все, кто смог достичь ее, погибли, сражаясь там. Варвары рассеялись повсюду; одни грабили здания, сжигая их вместе с застигнутыми там жителями, другие шли по улицами и без всякого уважения к возрасту или полу, были то женщины или дети, молодые или старики, без малейшей жалости или сочувствия поднимали всех на меч. (3) И, следуя варварским обычаям своей страны, они уродовали даже мертвых — одни несли связки рук вокруг своего тела, другие головы, насаженные на мечи и копья. Они пощадили лишь женщин, укрывшихся в храмах со своими детьми и призвали товарищей не убивать их. (4) Сделали они это не из жалости к несчастным, а потому, что боялись, что женщины, отчаявшись за свои жизни, подожгут храмы, и, таким образом им не достанутся в качестве добычи большие богатства, хранящиеся там в качестве подношений. (5) Поскольку эти варвары настолько превосходят всех других в жестокости, что в то время как тех, кто укрылся в храмах, оставляют в живых из желания не совершать святотатства против богов, карфагеняне напротив, воздержались от наложения рук на неприятеля, с тем чтобы иметь возможность разграбить храмы богов. (6) Наконец, к ночи грабеж в городе прекратился. Дома были или сожжены, или разрушены, всё вокруг было покрыто кровью и трупами. Шестнадцать тысяч жителей были преданы смерти, а более чем пять тысяч взяты в плен.

58. Греки, служившие в армии карфагенян в качестве союзников, воочию увидели превратности, постигшие несчастных селинунтцев. Женщины, лишенные привычных жизненных наслаждений, проводили ночь в самой гуще солдат, терпя страшные унижения, а некоторые вынуждены были видеть, как их дочери, не достигшие брачного возраста, испытывали страдания, ненадлежащие для их лет. (2) Дикость варваров не щадила ни свободнорожденных юношей, ни девиц, а подвергала этих несчастных ужасным бедствиям. И когда эти женщины думали о рабстве, которое будет их участью в Ливии и видели себя со своими детьми, не имевшими никаких прав, подвергающихся жестокости и оскорблениям от своих хозяев, диких в обычаях и говорящих на непонятном языке, то оплакивали своих детей как мертвых. И, принимая каждый акт оскорбления, причиненный им и их детям, как удар кинжалом в сердце, матери стенали, горячо сожалея о своей судьбе, считая отцов и братьев, погибших в сражении за свою страну, счастливыми, поскольку они не лицезрели деяния, не достойные их доблести. (3) Селинунтцы числом в 2600 избежали пленения и безопасно добрались до Акраганта, где были радушно приняты жителями. Акрагантяне раздали им провиант из общественных нужд и развели на постой по домам, обязав хозяев предоставить беглецам все необходимое для жизни.

59. Пока происходили эти события, три тысячи отборных воинов, отправленных сиракузянами, прибыли в Акрагант. Узнав о падении Селинунта, они отправили послов к Ганнибалу, призывая его освободить пленных за выкуп, взятый из храмов. (2) Ганнибал ответил, что так как селинунтцы не смогли сохранить свою свободу, то должны пребывать в рабстве, и боги, рассерженные на жителей, оставили Селинунт. (3) Между тем, беженцы отправили к Ганнибалу в качестве посла Эмпедиона. Эмпедион всегда выступал в поддержку карфагенян и до осады советовал гражданам не начинать войну против них. Ганнибал любезно вернул ему его родных, бывших среди пленных, и разрешил бежавшим селинунтцам жить в городе и возделывать свои поля после уплаты необходимого налога карфагенянам.

(4) Таким образом был захвачен город Селинунт спустя 242 года после основания. Разрушив стены Селинунта, Ганнибал со всей своей армией направился к Гимере, страстно желая ее разрушить. (5) Именно этот город явился причиной ссылки его отца, и именно при этом городе его дед Гамилькар пал жертвой военной хитрости Гелона, и с ним погибло сто пятьдесят тысяч солдат и не меньшее число было взято в плен[46]. (6) Таким образом, воспламеняемый местью, Ганнибал расположился лагерем не далеко от Гимеры, сорок тысяч солдат, а с остальной частью армии, к которой присоединились сикулы и сиканы, числом в двадцать тысяч, он окружил город со всех сторон. (7) Придвинув машины, он стал потрясать стены одновременно в нескольких местах и, побуждая солдат идти на штурм колонну за колонной, сильно утомил осажденных. (8) Затем он приказал подрывать стены, укрепляя их деревянными балками; когда балки были подожжены, большой участок стены неожиданно рухнул. Вслед за этим последовало кровопролитное сражение: одна сторона пыталась прорваться внутрь стены, другие пребывали в страхе, что их постигнет та же участь, что и селинунтцев. (9) Отчаянно сражаясь за своих детей, родителей и отечество, они отогнали варваров и быстро восстановили стену. К тому же подоспели на помощь прибывшие из Акраганта сиракузяне и некоторые другие союзники, в количестве четырех тысяч, под общим командованием сиракузянина Диокла.

60. Наступившая ночь остановила яростную атаку осаждающих. С рассветом гимерцы решили, что не будут трусливо прятаться за стенами как селинунтцы и, разместив защиту на стенах, остальными силами совместно с союзниками, общим числом в десять тысяч, совершили вылазку. (2) Напав на врага неожиданным образом, они повергли варваров в ужас, ибо неприятель подумал, что имеет дело со всеми союзниками, прибывшими на помощь осажденным. И поскольку они были полны отваги и возлагали на победу свою единственную надежду на спасение, то опрокинули передовые ряды противника. (3) Варвары, столпившиеся в беспорядке и пораженные тем, что осажденные осмелились на такой поступок, оказались в невыгодном положении. Ибо, когда восемьдесят тысяч человек оказались без приказа в одном месте, без порядка, результатом было то, что варвары столкнулись друг с другом и страдали в большей степени сами от себя, чем от противника. (4) Гимерцы, имевшие в качестве зрителей на стенах своих родителей и детей и прочих родственников, не жалели своих жизней для спасения их всех. (5) Они преследовали беглецов, которые в беспорядке бежали к войскам, расположенным лагерем на холмах, и призывали друг друга не брать пленных, убив более шести тысяч из них, как говорит Тимей, а, если верить Эфору, то двадцать тысяч[47]. (6) Но Ганнибал, видя, что его люди истощили силы, спустил стоявшие на холмах войска и, усилив ими своих отступавших солдат, атаковал наступавших в беспорядке гимерцев. (7) В последовавшем незамедлительно жестоком сражении часть гимерцев пустилась в бегство, а те три тысячи, которые пытались противостоять карфагенской армии, хоть и совершили чудеса храбрости, погибли все до последнего.

61. Бой уже подошел к концу, когда к Гимере прибыли 25 триер, ранее отправленных сицилийцами в помощь лакедемонянам[48]; в это самое время они вернулись из похода. (2) В городе быстро распространился слух о том, что сиракузяне совместно с союзниками двигаются на помощь гимерцам и что Ганнибал задумал посадить своих лучших людей на триеры, стоящие в Мотии для того, чтобы плыть в Сиракузы и осадить город, пока он лишен защитников. (3) Тогда Диокл, возглавлявший оборону Гимеры, посоветовал наварху с поспешностью отплыть в Сиракузы, чтобы предотвратить взятие города штурмом, в то время как его лучшие люди сражаются вдали от родины. (4) Он добавил, что считает полезным половину населения города погрузить на триеры, которые отвезут их за приделы гимерской области, а другую половину оставить для защиты, пока не прибудет подмога. (5) Гимерцы, огорченные этим предложением, все же последовали ему, так как не в их власти было сделать иначе, наспех загрузили триеры женщинами, детьми и другими жителями для того, чтобы отправить в Мессану. (6) Диокл же, взяв с собой своих солдат и оставив тех, кто пал в боях, направился домой[49]. И многие гимерцы с детьми и женами отправились вместе с Диоклом, так как триеры не могли вместить всех жителей.

62. Те, кто остался в Гимере, провели ночь на стенах с оружием в руках. С восходом солнца карфагеняне, плотно окружив город, начали неоднократные атаки, а осташиеся гимерцы сражались не щадя своих жизней, ожидая скорого возвращения кораблей. (2) Весь этот день они непрерывно держались, но на следующий, когда уже триеры показались в поле зрения, случилось так, что стена начала падать: машины пробили широкую брешь, и иберы всей массой проникли в город. Часть варваров оттеснила гимерцев, спешивших на помощь, другие стали занимать стены, обеспечив проход своим товарищам. (3) Когда город был взят приступом, варвары без сострадания в течении длительного времени продолжали убивать всех на своем пути. (4) Но когда Ганнибал приказал брать пленных, резня прекратилась, но жилища продолжали быть объектом для грабежа. Ганнибал, после того как ограбил храмы и вывел оттуда всех укрывшихся, приказал все поджечь, и город, спустя 240 лет после своего основания, был стерт с лица земли. Пленных женщин и детей он отвел в лагерь, но мужчин, числом три тысячи, привел к тому месту, где когда-то его дед Гамилькар был убит Гелоном[50] и, после пыток, всех предал смерти. (5) После этого он распустил армию и отпустил сицилийских союзников к своим очагам, а с ними и кампанцев, которые жаловались на несправедливость карфагенян, не вознаградивших их достойно, хотя они больше всех способствовали успехам. (6) Затем Ганнибал погрузил свою армию на военные корабли и транспортные суда и, оставив достаточно солдат для нужд союзников, отплыл из Сицилии. Когда он прибыл в Карфаген с огромной добычей, весь город вышел к нему навстречу, воздавая почести тому, кто за такое короткое время совершил больше дел, чем кто либо из главнокомандующих до него.

63. В это время сиракузец Гермократ возвратился на Сицилию. Этот человек, бывший стратегом в войне против афинян, оказал большие услуги своей стране и поэтому приобрел величайшее влияние среди сиракузян. Но впоследствии, будучи послан в качестве наварха с тридцатью пятью триерами в помощь лакедемонянам[51], был обвинен политическими противниками и после этого отправлен в изгнание. Тогда он передал командование флотом, стоявшим в Пелопоннесе тому, кто прибыл его заменить[52](2) и, поскольку он, в результате похода, завязал дружбу с Фарнабазом, персидским сатрапом, то принял от него большую сумму денег, на которую, после того как прибыл в Мессену, построил пять триер и нанял тысячу солдат. (3) Затем, добавив к этому отряду тысячу гимерцев, вынужденных покинуть свои дома, с этим войском он с помощью своих друзей попытался вернуться в Сиракузы. Но потерпев неудачу в этом предприятии, он пошел через центр острова, занял Селинунт, частично восстановил городскую стену и собрал там отовсюду оставшихся в живых селинунтцев[53]. (4) Приняв многих других, прибывших на это место, он собрал войско в шесть тысяч человек. Оттуда он принялся действовать, опустошив сначала территорию Мотии[54] и, напав на жителей, вышедших из города, многих убил, а остальных преследовал до городских стен. Затем он отправился грабить владения Панорма[55] и собрал большую добычу. А когда жители Панорма вышли из города для сражения, он убил около пятисот человек, а остальных прогнал за стены. (5) Опустошая подобным образом и другие земли, бывшие в руках карфагенян, он заслужил одобрение большинства сицилийских греков; тогда, видя это, сиракузяне стали раскаиваться в том, что изгнали Гермократа не смотря на его доблесть. (6) Таким образом, после долгих обсуждений в народном собрании, стало очевидно, что народ хочет вернуть из изгнания этого человека. Гермократ, узнав, что о нем говорят в Сиракузах, озаботился своим возвращением из изгнания, зная, что его политические противники будут действовать против него.

Таково было положение дел на Сицилии.

Главы 64-90. Алкивиад. Война карфагенян против Сицилии.

Переводчик: Мещанский Д.В. Agnostik.

64. В Греции Фрасибул[1], посланный афинянами с тридцатью кораблями, прибыл в Эфес. Он высадил свое войско в двух пунктах и пошел на город, но горожане сделали вылазку, и завязался ожесточенный бой. Не выдержав натиска всенародного ополчения эфесцев, афиняне отступили, потеряв четыреста человек, остальных Фрасибулл посадил на корабли и отплыл на Лесбос. (2) Афинские стратеги, стоявшие у Кизика, поплыли в Халкедонскую область и основали здесь укрепление Хрисополь, оставив в нем необходимое количество войск. Они назначили должностных лиц, поручив им взимать десятину со всех торрговцев, плывущих из Понта. (3) После этого они разделили свои силы; Ферамен был оставлен с пятьюдесятью кораблями осаждать Халкедон и Византий, а Фрасибул был послан во Фракию, где привел города этого региона под власть Афин. (4) Затем Алкивиад, выделив Фрасибулу отдельный отряд в тридцать судов, сам отплыл в земли Фарнабаза, где большую часть времени провел в грабеже и не только насытил солдат, но и сам взял большую сумму денег с добычи, желая уменьшить афинскому народу бремя налогов, идущих на ведение войны. (5) Когда лакедемоняне узнали, что все афинские силы находятся на Геллеспонте, они пошли походом на Пилос, который был занят мессенским гарнизоном. На море они имели 11 кораблей, из которых пять были из Сицилии, а шесть были укомплектованы собственными гражданами. В то время на суше они собрали достаточную армию и, после того, как окружили это укрепление, стали совершать грабительские набеги как с суши, так и с моря. (6) Узнав об этом, афинский народ послал на помощь осажденным 30 кораблей под командой стратега Анита[2], сына Анфемиона. Флот этот выплыл, но вследствие бурь, не смог обогнуть Маленейский мыс и поплыл назад в Афины. Народ, возмущенный этим поступком, обвинил его в измене и предал суду. Анит, находясь в таком опасном положении, спас свою жизнь с помощью денег, и, как считают, был первым афинянином, подкупившим судей. (7) Между тем, осажденные в Пилосе мессенцы удачно противостояли врагу, ожидая афинской помощи. Однако, вскоре их положение сделалось невыносимым, так как враги, разделившись на несколько смен, непрерывно атаковали крепость, а из осажденных часть умерла от ран, часть изнемогала от отсутствия пищи. Поэтому они были вынуждены сдаться, и получили возможность беспрепятственно удалиться. Так лакедемоняне овладели Пилосом, после того, как им пятнадцать лет владели афиняне, с того времени, как его укрепил Демосфен.

65. В то время пока происходили эти события, мегарцы[3] захватили Нисею[4], бывшую в руках афинян. Афиняне тот час же послали против них Леотрофида и Тимарха с тысячей пехоты и четырьмястами всадниками. Мегарцы вышли против них во всеоружии с присоединившимся к ним сицилийским контингентом и, направившись навстречу врагу, расположились у подножия высот, называемых Керата[5]. (2) Афиняне доблестно сражались и обратили противника в бегство, хотя тот значительно превосходил их числом. Мегарцы потеряли много народа, у лакедемонян[6] же было только 20 убитых, ибо афиняне, возмущенные захватом Нисеи, не преследовали лакедемонян, но в гневе на мегарцев убивали именно их. (3) Лакедемоняне, избрав Кратесиппида навархом и придав ему 25 кораблей и союзное войско, направили его на помощь своим союзникам. Кратессипид провел некоторое время в Ионии, не совершив ничего, достойного упоминания. Но позже, получив деньги от изгнанников с Хиоса[7], он вернул им их жилища, захватив хиосский акрополь. (4) Вернувшиеся хиосцы, в свою очередь, изгнали тех, кто изгнал их, числом около шестисот. Они заняли Атарней, расположенный на материке против Хиоса, очень сильную природную крепость, и с этого времени стали выступать отсюда против хиосцев, делая вылазки.

66. Во время этих событий Алкивиад и Фрасибул укрепили Лампсак, оставив там сильный гарнизон, а сами со всем войском отплыли к Ферамену, который опустошал Халхедонскую область, имея в своем распоряжении семьдесят кораблей и пять тысяч солдат. После того как оба войска собрались вместе, они загородили город деревянной стеной от моря до моря[8]. (2) В городе находился назначенный лакедемонянами военачальник Гиппократ или, как его называют лакедемоняне, гармост[9]. Он вывел в бой своих воинов и всех халхедонцев. Произошла кровопролитная битва; войска Алкивиада мужественно сражались. Наконец, пал Гиппократ, а из его воинов часть погибла, а часть, получив ранения, бежала назад в город. (3) После этого Алкивиад уплыл на Геллеспонт и Херсонес, желая собрать здесь контрибуцию, а Ферамен заключил с халкедонянами соглашение на условии уплаты дани в прежнем размере. Оттуда он привел свое войско к Византию и осадил город, прилагая большие усилия, чтобы обнести его осадными укреплениями. (4) Собрав деньги, Алкивиад убедил принять участие в походе большое число фракийцев и, захватив с собой также всенародное ополчение жителей Херсонеса. Со всей этой армией он сначала с помощью измены захватил Селибрию, где взыскал большую контрибуцию и, оставив гарнизон, поспешно двинулся в Византий на помощь Ферамену. (5) Когда все силы собрались вместе, то стали приготовлять все необходимое для осады, так как им предстояло победить значительный город, в котором находилось множество защитников: кроме многочисленных византийцев здесь находился лакедемонский гармост Клеарх с большим количеством пелопоннесцев и наемников. (6) Некоторое время они совершали приступы, не причинив осажденным никакого сколь-нибудь значительного ущерба. Когда же эпистат[10] отправился к Фарнабазу за деньгами, несколько человек византийцев, тяготясь его суровым управлением (он, действительно, был человеком крутого нрава) предали город войску Алкивиада.

Рис. Алкивиад.

67. Афиняне, сделав вид, что желают прекратить осаду и увезти войско в Ионию, отплыли после полудня на всех своих кораблях, а также отвели на некоторое расстояние от города сухопутное войско. С наступлением ночи они повернули назад и приблизительно в полночь подошли к городу. Они послали триеры с приказом взять на буксир корабли[11] и поднять такой крик, чтобы казалось, что все войско находится на кораблях; в действительности же морские воины вместе с сухопутным войском находились у стен города, ожидая, пока предатели подадут условный сигнал. (2) Когда гребцы на триерах поступили так, как им было приказано: одни корабли повредили таранами, другие вытащили на берег железными крючьями, подняв ужасный шум, пелопоннесцы и все прочие, находившиеся в городе, не зная об обмане, выступили против врага в гавань. (3) В это время предатели подняли на стене условный знак и впустили войско Алкивиада по лестницам в город; они были при этом в полной безопасности, так как весь народ сбежался в гавань. (4) Узнав о случившемся, пелопоннесцы первоначально оставили половину войска в гавани, а с остальной половиной поспешно бросились атаковать уже занятые стены. (5) Несмотря на то, что уже почти все афинское войско успело ворваться в город, они не отчаялись и долгое время мужественно противостояли афинянам, отражая их нападения при содействии византийцев. И вряд ли бы афиняне овладели городом с боя, если бы Алкивиад не проявил удивительной находчивости и не объявил, что против византийцев не будет принято никаких карательных мер. После этих известий горожане перешли на другую сторону и стали сражаться против пелопоннесцев. (6) В результате, большая часть последних пала, доблестно сражаясь, а около пятисот человек, оставшихся в живых, бежали к священным алтарям. (7) Афиняне передали город византийцам, заключив с ними союз, с теми же, кто бежал к алтарям как просители богов, афиняне заключили соглашение на условии, что они сдадут оружие, а сами будут отвезены в Афины и преданы суду народного собрания.

68. По окончанию года афиняне назначили архонтом Эвктемона, а римляне избрали консулами Марка Папирия и Спурия Навтия, тогда же была проведена девяносто третья олимпиада, в которой Эвбат из Кирены стал победителем в беге на стадий. Примерно в это время афинские стратеги, овладевшие Византием, вошли в Геллеспонт и подчинили все города региона за исключением Абидоса[12]. (2) Затем они оставили Диодора и Мантифея, обеспечив достаточными силами, а сами, совершив множество подвигов ради своего отечества, с флотом нагруженным добычей, отплыли в Афины. Когда они приблизились к городу, все население, переполняемое радостью, вышло на встречу, кроме того, в Пирей сбежалось много иностранцев, а также детей и женщин. (3) Действительно, возвращение стратегов представляло собою чрезвычайное зрелище: они вели за собой не менее двухсот захваченных судов и огромное количество пленных и добычи; их собственные триеры были тщательно разукрашены золоченым оружием, венками, добычей и всяким другим убранством. Огромные толпы сбежались к гаваням посмотреть на Алкивиада, так что город совсем обезлюдел, — даже рабы проявили не меньшую горячность, чем свободные. (4) Действительно, к этому времени этот человек окружил себя ореолом, и господствующие элементы в Афинах считали, что наконец-то им удалось найти человека, способного открыто и смело противостоять демократии; низшие же слои думали, что он будет их наилучшим соратником, с беззаветной решимостью будет потрясать основы государства и будет опорой нуждающихся. (5) Он, в самом деле, далеко превосходил остальных храбростью, был первым по красноречию и наилучшим стратегом, выделяясь своей предприимчивостью. Он далеко превосходил других также красотою тела, величием души и широтою замыслов. (6) Одним словом, почти все были о нем очень высокого мнения и думали, что вместе с его возвращением к ним придет и удача в делах; кроме того, они надеялись, что точно так же, как лакедемоняне взяли верх, когда он стал их соратником, и они снова станут преуспевать, заполучив в союзники этого человека.

69. Когда флот причалил к гавани, вся толпа устремилась к кораблю Алкивиада; когда же последний сошел на берег, все приветствовали его, радуясь одновременно и его успехам и его возвращению. Обратившись с ласковым приветом к толпе, он созвал народное собрание; здесь он выступил с длинной оправдательной речью по своему собственному делу и так расположил к себе толпу, что все признали государство виновным в вынесенных против него постановлениях. (2) Поэтому ему было возвращено его конфискованное имущество, были брошены в море стелы, на которых был вырезан обвинительный акт, и другие вынесенные против него решения; далее было постановлено, чтобы Евмолпиды[13] уничтожили проклятия, которые они произнесли против него в то время, когда он был обвинен в кощунственном оскорблении мистерий. (3) Наконец, его назначили стратегом автократором[14] — как над сухопутными, так и над морскими силами, вверив ему всё войско. Другие стратеги были выбраны по его указанию. Это были Адимант и Фрасибул. (4) Снарядив сто кораблей, Алкивиад поплыл на Андрос и, завладев сторожевым постом Гаврием, укрепил его. Андросцы выступили из города всенародным ополчением вместе с охранявшими город пелопоннесцами; произошла битва, в которой победили афиняне; из защитников города очень многие погибли, а остальные частью рассеялись по стране, а частью сбежались назад, в город. (5) Сделав несколько приступов к городу, Алкивиад уплыл со своим войском, оставив в занятом укреплении сильный гарнизон и назначив начальником войска Фрасибула.

70. Хотя лакедемоняне потеряли не только большую часть своего флота, но и командующего Миндара, они все же, не пали духом и избрали навархом Лисандра, человека, превзошедшего военными талантами всех прочих, обладающего отвагой и готового встретиться с любой опасностью. Приняв командование, он набрал необходимое число солдат из пелопоннесцев и оснастил столько кораблей, сколько было возможно. (2) Отплыв на Родос, он добавил к своему флоту все корабли, какие имелись в городе, а затем отправился в Эфес и Милет. После того, как он снарядил триеры в этих городах, он привел те, какими обладал остров Хиос и, таким образом, собрал в Эфесе флот численностью около семидесяти судов. (3) Услышав, что Кир, сын царя Дария, послан своим отцом для оказания помощи лакедемонянам, Лисандр прибыл к нему в Сарды и, возбудив в сердце юноши желание воевать с афинянами, получил от него немедленно десять тысяч дариков для уплаты жалованья солдатам. Кир предложил ему и в будущем обращаться с просьбами, не умалчивая ни о чем, так как он имел поручение от отца выдавать лакедемонянам денежную помощь по каждому их требованию. (4) Отсюда он вернулся в Эфес, созвал наиболее влиятельных граждан из соседних городов и заключил с ними договор, пообещав, что если предприятие будет успешным, то он поставит их во главе своих городов. Поэтому все, желая превзойти друг друга, оказали еще большую помощь, чем от них требовалось, в изобилии снабдив Лисандра всем необходимым для войны быстрее, чем он мог предположить.

71. Узнав, что Лисандр находится в Эфесе и снаряжается в поход, Алкивиад отплыл со всем своим флотом в Эфес. Он подплыл к самым гаваням, но никто не вышел ему навстречу; поэтому он большую часть своих кораблей поставил на якорь у Нотия[15], вверив команду над ними кормчему своего корабля Антиоху. Отдав ему приказание не вступать в бой до своего возвращения, он поспешно двинулся на Клазомены, взяв с собой транспортные корабли. Этот город, бывший в союзе с Афинами, находился в тяжелом положении, подвергаясь грабежам кучкой изгнанников. (2) Антиох, будучи по натуре легкомысленным человеком и горя нетерпением самостоятельно совершить какой-нибудь блестящий подвиг, пренебрег приказаниями Алкивиада и снарядил десять лучших кораблей, одновременно приказав триерархам быть готовыми на случай морского боя. Затем он вышел против врага, вызывая его на морской бой. (3) Узнав от каких-то перебежчиков об отбытии Алкивиада вместе с лучшими солдатами, Лисандр решил, что настало время совершить что-либо достойное Спарты. Поэтому он вышел против врага со всем своим флотом и потопил один из десяти подплывающих кораблей, на котором находился сам Антиох, а остальные обратил в бегство и преследовал до тех пор, пока афинские триерархи, срочно вызвав с берега матросов, не пришли к ним на помощь беспорядочной массой. (4) Произошел бой при полном составе обоих флотов в небольшом расстоянии от берега, и афиняне, вследствие беспорядочного расположения своих судов, были побеждены, потеряв двадцать два корабля; из их экипажей лишь немногие были взяты в плен, а остальным удалось выплыть на берег. Узнав о случившемся, Алкивиад поспешно вернулся в Нотий и, собрав экипаж для всех триер, подплыл к гаваням противника. Однако, Лисандр не решился выступить против него; поэтому Алкивиад уплыл в Самос.

72. Пока происходили эти события, афинский стратег Фрасибул пошел с эскадрой из пятнадцать кораблей на Фасос, победил в бою выступивших навстречу горожан и, убив около двухсот человек, заставил их вернуться в город. Затем повел осаду и, в конце концов, добился разрешения вернуться в город изгнанным сторонникам афинян; они должны были принять гарнизон и вступить в союз с афинянами. (2) После этого он поплыл к Абдере[16], городу наиболее сильному во Фракии и привел его на сторону афинян. Таковы были достижения афинских стратегов, которые они совершили с тех пор, как отплыли из Афин. (3) Но Агис царь лакедемонян, находился тогда со своей армией в Декелии. Узнав, что лучшая часть афинской армии участвует в походе Алкивиада, он ночью привел свою армию к Афинам. (4) У него было двадцать восемь тысяч пехоты, из которой половина была отборными гоплитами, другая часть состояла из легковооруженных. Помимо этого, с ним следовало 1200 всадников, из которых 900 были беотийцами, а остальные были посланы пелопоннесцами. Приблизившись к городу он наткнулся на аванпосты прежде, чем они были предупреждены о его приближении и, застав их врасплох, легко рассеял, убив часть, а остальных загнал за стены. (5) Когда афиняне узнали о случившемся, призвали к оружию всех стариков и наисильнейших юношей. Тот час же стена заполнилась всеми откликнувшимися, сбежавшимися со всех частей города для того, чтобы противостоять общей опасности. (6) Афинские стратеги утром увидев армию врага, построенную глубиною в четыре человека на 8 стадиев в длину, первое время были напуганы, видя, что примерно две трети протяженности стены окружены врагами. (7) Однако, они отправили свою кавалерию, примерно равную по численности кавалерии противника, и когда обе стороны встретились перед стеной, последовало кавалерийское сражение, которое продолжалось некоторое время. Линия фаланги находилась в пяти стадиях от стены, а конница сражалась под самыми стенами. (8) Беотийцы, победившие ранее афинян при Делиях[17], думали, что будет страшным позором оказаться хуже тех, кого они ранее победили, в то время как афиняне, знавшие, что свидетелями их доблести является население, стоявшее на стенах и знавшее каждого из них, были готовы на все ради победы. (9) Наконец, одолев своих противников, они убили большую их часть, а остальных преследовали до линии пехоты. И когда пехота пошла против них, они отступили в город.

73. Агис, решив на время отложить осаду города, расположился лагерем в Академии[18]. Но на следующий день, когда афиняне поставили трофей, он выстроил всю свою армию в боевом порядке и призывал отряды из города сразиться за право обладать этим трофеем. (2) Афиняне вывели своих солдат и выстроили их вдоль стены. Лакедемоняне выдвинулись вперед, чтобы начать сражение, но, когда в них со стены полетело бесчисленное множество стрел, они отвели свою армию от города. После этого они разорили остальную часть Аттики и возвратились в Пелопоннес.

(3) Алкивиад, оставив Самос, со всем своим флотом отплыл в Кимы[19] и выдвинул обвинения против кимейцев, чтобы иметь оправдание за разграбление их владений. Он сразу же захватил множество пленных и отправил их на свои корабли. (4) Но, когда жители города вышли всей массой на помощь своим согражданам и неожиданно напали, войско Алкивиада какое-то время им противостояло, но когда из города и окрестностей к кимейцам подошла помощь, ему пришлось оставить пленных и бежать к кораблям. (5) Алкивиад, глубоко огорченный этой неудачей, привел гоплитов из Митилены и, выстроив армию перед городом, вызывал кимейцев на бой. Но, когда из города никто не вышел, он разорил владения и отплыл в Митилену. (6) Кимейцы направили посольство в Афины с осуждением Алкивиада, разорившего союзный город, не сделавший ничего дурного. Кроме этого было множество других обвинений, выдвинутых против него, потому что некоторые самосцы, бывшие с ним в противоречии, отправились в Афины и обвинили Алкивиада перед народным собранием в сочувствии к лакедемонянам и дружбе с Фарнабазом, с помощью которого он надеялся в конце войны захватить власть над своими согражданами.

74. Простой народ легко поверил этой клевете, и слава Алкивиада стала меркнуть, но, скорее, из-за поражения на море и ошибок под Кимой. Афинский народ, относясь с подозрением к нему, выбрал десять стратегов: Конона, Лисия[20], Диомедонта, Перикла, кроме того, Эрасинида, Аристократа, Архестрата, Протомаха, Фрасибула[21] и Аристогена. Из них первым был выбран Конон и отправлен к Алкивиаду, чтобы возглавить флот. (2) Алкивиад, после того как уступил командование Конону и передал армию, отказался от мысли о возвращении в Афины. На одной триере он ушел в Пактий[22] во Фракии, так как, кроме гнева народа, он боялся, что его обвинят во множестве преступлений. (3) Было много людей, ненавидевших его и выдвинувших множество обвинений, наиболее весомым из которых было дело о лошадях, ценою в восемь талантов. Диомед, по-видимому, один из его друзей, предоставил ему колесницу с четверкой лошадей для участия в олимпиаде. Алкивиад внес их в список как своих и, победив в скачках, не только присвоил славу победителя себе, но и не вернул лошадей человеку, любезно ему их предоставившему. (4) Поэтому, думая о всех этих вещах, он боялся, что афиняне, используя такой подходящий случай, накажут за все грехи, совершенные против них, и сам себя осудил на изгнание.

75. На этих олимпийских играх[23] была введена гонка на двуконных колесницах[24]. В тот же год у лакедемонян умер Плейстоанакт[25], процарствовавший пятьдесят лет, а на престол вступил Павсаний и правил в течении четырнадцати лет. Жители острова Родос оставили свои города Иалис, Линд и Камер[26] и поселились в одном городе, получившим название Родос[27].

(2) Сиракузянин Гермократ со всем своим войском вышел из Селинунта и подошел к Гимере и разбил лагерь в окрестностях города, лежащего в руинах[28]. Найдя то место, где стояли сиракузяне[29], он собрал их останки и, сложив на телеги, сооруженные для этого и богато украшенные, отправил их в Сиракузы. Сам он остался на границе сиракузской территории, так как изгнанникам запрещено ее пересекать, а заботу о телегах поручил другим. (4) Гермократ поступал так, чтобы Диокла, противившегося его возвращению, обвинили в пренебрежении к захоронению мертвых, а он, гуманно отнесшийся к павшим, вновь вернул любовь народа, которою обладал ранее. (5) Когда останки были привезены в город, среди населения возникли разногласия. Диокл возражал против похорон, но большинство высказалось за это. Наконец, сиракузяне не только похоронили останки погибших, но и привлекли всех для того, чтобы оплатить это мероприятие. Диокл был осужден на изгнание, но Гермократа не вернули обратно, так как опасались решительности этого человека и боялись, что, получив власть, он установит тиранию. (6) Тогда Гермократ, видя, что время для применения силы еще не пришло, удалился в Селинунт. Но спустя некоторое время его друзья послали за ним, и он с тремя тысячами солдат отправился через область Гелы[30] и ночью прибыл в назначенное место. (7) Хотя не все солдаты могли сопровождать его, Гермократ с малым числом подошел к воротам Ахрадины[31] и, обнаружив, что его друзья заняли отдельные места, стал ждать отставших. (8) Но когда сиракузяне услышали о случившемся, то во всеоружии собрались на рыночной площади, где, окружив большой толпой Гермократа, убили его и большинство его сообщников. Те, кто не был убит в ходе сражения, были привлечены к суду и приговорены к изгнанию. (9) Соответственно некоторые из них, кто был сильно изранен, через родственников пустили слух о своей смерти, чтобы избежать ярости толпы. Среди них был так же и Дионисий, ставший впоследствии тираном сиракузян.

76. Таковы были события этого года, в конце которого Антиген стал архонтом в Афинах[32], а римляне избрали консулами Гая Мания Эмилия и Гая Валерия. Примерно в это время Канон, афинский стратег, возглавив армию, собрал на Самосе все корабли и отправил за другими, от союзников, спеша собрать флот, способный противостоять флоту противника. (2) Спартанцы, по истечении срока навархии Лисандра, послали к нему преемником Калликратида. Это был еще совсем молодой человек, благородный и прямодушный, правда, не успевший еще познакомиться с бытом иностранных народов, но зато справедливейший из спартанцев. Находясь в должности, он, по единодушным свидетельствам, не причинил никакой несправедливости ни целому городу, ни частному человеку: он дал суровый отпор пытавшимся подкупить его деньгами, привлекши к суду. (3) Он прибыл в Эфес и объединил имевшийся там флот с кораблями союзников, так что общее число их, с кораблями Лисандра, достигло 140. С этим флотом он отправился против афинян, находившихся в укреплении Дельфиний на Хиосе, и запер их там. (4) Афиняне, гарнизон которых насчитывал около пятисот человек, сильно испугались величины флота и сдались, получив беспрепятственный выход. Калликратид занял крепость и сравнял ее с землей, а затем отплыл к Тиану[33] и, проникнув ночью за стены города, разграбил его. (5) Затем он поплыл на Лесбос и со всем своим войском пошел приступом на Мефимну, в которой находился афинский гарнизон. Он совершил подряд несколько приступов, на первых порах совершенно безрезультатных; только некоторое время спустя, благодаря содействию нескольких лиц, предавших ему город, он проник внутрь крепости. Он предал разграблению все имущество, но людям была дарована пощада, и управление городом возвращено гражданам. (6) После этих подвигов, он поспешил к Митилене и, передав командование над гоплитами лакедемонянину Тораксу, приказал ему идти туда со всей поспешностью, а сам с флотом поплыл вдоль берега.

77. Афинский стратег Конон имел в своем распоряжении семьдесят кораблей, снабженных всем необходимым для морского боя; в отношении боевой готовности он превосходил всех своих предшественников. Со всем этим флотом он двинулся на помощь Мефимне. (2) Но, найдя ее уже взятой, он причалил к одному из так называемых Ста Островов. На рассвете он заметил, что к нему приближается вражеский флот; он считал, что в том месте, где он находился, рискованно сражаться с неприятелем, вдвое превосходящим его числом триер, и решил избежать сражения, выйти в открытое море, увлечь за собой часть вражеских триер и дать им сражение у Митилены. В этом случае, по его мнению, он, одержав победу, мог бы перейти к преследованию, а, потерпев поражение, мог бы спастись в гавани. (3) Поэтому он посадил воинов на корабли и отплыл, дав команду медленно грести, чтобы пелопоннесские суда могли приблизиться. Лакедемоняне погнались за ним со все возрастающей быстротой, надеясь захватить крайние вражеские суда. (4) Конон все отступал; его изо всех сил преследовали пелопоннесские суда, снабженные наилучшими гребцами. Напряженная гребля совершенно измучила экипажи этих судов, а сами эти корабли далеко ушли от остального флота. Заметив это, Конон, находившийся уже недалеко от Митилены, поднял на флагмане красный стяг. Это было сигналом для триерархов. (5) Дав врагу приблизиться, все суда одновременно повернули на врага, команды запел пеан, а трубачи заиграли сигнал к атаке. Приведенные в ужас случившимся, пелопоннесцы пытались спешно выстроить свои корабли, но так как в их положении маневрировать было уже невозможно, они пришли в крайнее замешательство, тем более что опоздавшие корабли потеряли свои обычные места в строю.

78. Конон, искусно пользуясь создавшимся положением, тотчас напал на врагов и помешал им выстроиться, нанося повреждения одним и ломая весла у других. Из кораблей, противостоящих Конону, ни один не обратился в бегство: они стойко выдерживали натиск неприятеля, медленно двигаясь назад, причем носы были все время обращены к неприятелю, и поджидая опоздавшие корабли. (2) Но афинянам, которые стояли на левом фланге, удалось обратить в бегство противостоящего неприятеля и ожесточенно преследовать его продолжительное время, но к этому времени собрались уже все пелопоннесские суда; опасаясь многочисленности врага, Конон прекратил преследование и отплыл с сорока кораблями в Митилену. (3) На афинян, которые увлеклись преследованием, напал весь пелопоннесский флот, окружил со всех сторон и отрезал пути отступления в город; поэтому они были вынуждены причалить к ближайшему берегу; но и здесь, подвергаясь нападению неприятельского флота, они не видели никакого спасения. Поэтому они высадились на сушу и бежали в Митилену. (4) Калликратид овладел 30 афинскими кораблями и видел, что с вражеским флотом покончено; на суше он также надеялся одержать верх. Поэтому он поплыл против города; Конон также, как только прибыл в город, стал готовиться к осаде и делать соответственные приготовления для закрытия входа в гавань. На более мелких местах он потопил небольшие корабли, наполнив их камнями; в более глубоких он поставил на якорь груженые камнем транспортные суда. (5) В то же время афиняне и народ Митилены, сошедшийся в город с полей по причине войны, также стали поспешно готовиться к осаде. Калликратид высадил воинов на берег около города, выстроил их в боевой порядок и поставил трофей в ознаменование морской победы. На следующий день он выбрал лучшие из кораблей и, дав наставления морякам, чтобы они не отставали от адмиральского судна, вышел в море, спеша проникнуть в гавань и разрушить сооруженное врагами заграждение. (6) В то же самое время Конон часть своих воинов посадил на триеры, выстроенные носами, смотрящими на открытый проход; часть воинов он послал на транспортные суда, а часть — на волнолом, чтобы повсюду защитить гавань — и с суши, и с моря. (7) Сам Конон сражался во главе триер, защищая проход между заграждениями; солдаты, стоящие на транспортных судах, в то же время бросали камни на вражеские корабли, а занимающие позиции на волноломе — боролись со смельчаками, решившимися высадиться на берег.

79. Пелопоннесцы проявили не меньшую храбрость, чем афиняне. Они начали атаку по всей линии, а лучшие солдаты, выстроившись на палубах, одновременно с морским сражением начали сражение между пехотой. Они попытались разбить линию противника, убежденные, что люди, побежденные прежде, не выдержат подобного напора. (2) Но афиняне и митиленцы, видя, что их единственная надежда на спасение заключена в победе, решили умереть с честью, но не оставлять позиции. Благодаря такому упорству с обеих сторон, борьба продолжалась долгое время, последовало кровопролитное сражение, и его участники, без малейшего страха, подвергали себя опасностям. (3) Солдаты, стоящие на палубах, были ранены множеством летящих в них стрел. Одни, смертельно раненые, падали с палуб в море, другие же сражались, в пылу боя не чувствуя свеженанесенных ран. Многие были убиты камнями, которые афиняне бросали с высоких мачт. (4) Когда прошло уже много времени с начала битвы и с обеих сторон пало много народа, Калликратид созвал сигналом трубы своих солдат, желая дать им передышку. (5) Через некоторое время он снова укомплектовал корабли и после продолжительного сражения, благодаря численному превосходству и мужеству эпибатов, принудил, наконец, афинян к отступлению. И после того как те бежали в поисках убежища в городскую гавань, ему удалось преодолеть заграждения и стать на якорь вблизи города Митилены. (6) Нужно пояснить, что у входа, за обладание которым они боролись, есть удобная гавань, которая, однако, находится за пределами города. Старый город был расположен на небольшом острове, а новый город был основан недалеко от этого на противоположном берегу острова Лесбос. Между двумя этими городами был узкий пролив, дающий им дополнительную защиту. (7) Высадив на берег свои войска, Калликратид окружил город со всех сторон и принялся его штурмовать.

Таково было положение дел в Митилене.

(8) В Сицилии[34] сиракузяне отправили послов в Карфаген не только с осуждением последней войны против них, но и с требованием, чтобы те в дальнейшем придерживались мира, на что карфагеняне дали уклончивый ответ. Сами же они приступили в Ливии к сбору большой армии для покорения всех сицилийских городов. Но, прежде, чем отправиться в поход, они отправили добровольцев из своих граждан и других жителей Ливии и основали на Сицилии, недалеко от теплых источников город, названый Термы[35].

80. По завершении событий этого года в Афинах архонтом стал Каллий[36], а в Риме были избраны консулы Луций Фурий и Гней Помпей. В это время карфагеняне, окрыленные прошлыми успехами на Сицилии и, стремясь стать хозяевами всего острова, приняли решение подготовить большую армию и избрать главнокомандующим Ганнибала, сровнявшего с землей города селинунтцев и гимерцев, и наделили его всеми полномочиями для ведения войны. (2) Когда же он попросил освободить его от этого назначения, ссылаясь на почтенный возраст, ему придали в помощь Гимилькона[37], сына Ганнона, из той же самой семьи. Эти двое, посовещавшись, отправили некоторых наиболее уважаемых карфагенян с большими денежными суммами, одних в Иберию, других на Балеарские острова, с приказом навербовать там как можно больше наемников. (3) Сами они вели вербовку в Ливии, зачисляя в солдаты и ливийцев, и финикийцев, и наиболее отважных граждан. Кроме этого, они набрали солдат среди народов, чьи цари были их союзниками: маврусиев[38], номадов и даже некоторых народов, обитающих в области Кирены[39]. (4) Кроме того, из Италии они наняли кампанцев и привезли их в Ливию, так как знали, что их помощь будет большим подспорьем, потому что кампанцы, осевшие на Сицилии, из-за недовольства к карфагенянам[40], будут сражаться на стороне сицилийских греков. (5) Когда, наконец, все силы были собраны в Карфагене, общая численность армии, включая кавалерию, составила, по словам Тимея, около ста двадцати тысяч человек. Эфор же говорит, что было триста тысяч.

Для доставки этой армии карфагеняне вывели в море все свои триеры и, кроме этого, более тысячи транспортных кораблей. (6) И когда авангард отправился на Сицилию на сорока триерах, сиракузяне вышли к ним на встречу с равным числом кораблей в районе Эрикса[41]. В последовавшим за этим длительном морском сражении 15 финикийских судов были уничтожены, а остальные, при наступлении ночи, бежали в открытое море. (7) Когда весть о поражении дошла до карфагенян, командующий Ганнибал вышел в море с пятьюдесятью кораблями, стремясь лишить сиракузян их преимущества и обеспечить беспрепятственную высадку своей армии.

81. Когда новость о силах, какие собрал Ганнибал, распространилась по острову, все были обеспокоены, что он приведет их все одновременно. И города, узнав о больших масштабах этих приготовлений и поняв, что речь идет о решающей борьбе, стали готовиться к отчаянному сопротивлению. (2) Соответственно сиракузяне вели переговоры о союзе как с италийскими греками, так и с лакедемонянами, кроме этого они направили посланцев по городам Сицилии, чтобы пробудить массы к борьбе за общую свободу. (3) Акрагантяне, бывшие ближе всех к владениям карфагенян, решили, что первыми почувствуют тяжесть войны. Поэтому решили собрать не только зерно и другие посевы, но и прочее имущество из округи в пределы городских стен. (4) В это время город Акрагант и его область процветали, и мне кажется, кстати будет сообщить некоторые подробности. Их виноградники превосходили все прочие, а большая часть страны изобиловала оливковыми деревьями, плоды которых продавались в Карфаген. (5) Поскольку в Ливии в то время плодовые деревья не росли, то жители Акраганта, продавая свои продукты, собрали большие богатства. И существует множество доказательств этих богатств, о которых мы кратко поговорим.

82. Строительство священных сооружений, и, особенно храм Зевса, свидетельствуют об обильном великолепии, которым некогда пользовались жители. За исключением последнего, все другие священные постройки были сожжены или разрушены врагами, которые несколько раз захватывали город. Война помешала завершить храм Зевса, которому оставалось соорудить крышу, поскольку город был полностью разрушен, в последующие годы акрагантяне не нашли возможности завершить его строительство. (2) Этот храм в длину был 340 футов, в ширину — 60, а в высоту — 120, не считая фундамент. И будучи самым большим храмом Сицилии, это не такое уж необоснованное сравнение, насколько величина его основания соотносится с храмами за пределами Сицилии; поскольку даже при том, что, так уж вышло, замысел не мог быть исполнен, масштаб предприятия, во всяком случае, ясен. (3) И хотя все другие строят свои храмы или со стенами, образующими боковые стороны или с рядами колонн, ограждающих святилище, этот храм объединяет обе эти схемы; ибо колонны были встроены в стены[42], частью располагаясь во вне храма, будучи округлые, и те что внутри — прямоугольные; и окружность внешней части колонн, которые выходили из стены, составляла двадцать футов, и тело человека могло поместится в канелюре[43], в то время как окружность внутренней части составляла двенадцать футов. (4) Портики были огромного размера и высоты; на восточном фронтоне был изображен бой между богами и гигантами, скульптуры которых превосходили по размерам и красоте все прочие, а на западном — взятие Трои, где каждый из героев был изображен согласно своей роли. (5) Кроме этого, за приделами города было искусственное озеро, семь стадий в окружности и 20 локтей в глубину. В него искусно была проведена вода и разводилось множество рыбы, различного вида, для общественного употребления. В его водах плавали лебеди и множество других птиц, так что пруд был объектом всеобщего восхищения. (6) Свидетельствовали о богатстве жителей и роскошные могилы, некоторые из которых были украшены скульптурами скаковых лошадей и других домашних животных и птиц, которых дети держат в домах своих родителей. Об этом говорит, в частности, Тимей, видевший эти памятники в свое время[44]. (7) И во время Олимпиады о которой мы говорили, а именно девяносто второй, Эксэнет из Акраганта[45] выигравший "стадию", был провезен через город на колеснице, в этой процессии, не говоря обо всем прочем, участвовали еще 300 колесниц, и все они принадлежали жителям Акраганта. (8) Одним словом, они с юных лет привыкли к роскоши, носили одежды из тонких тканей, вышитых золотом, и пользовались в ваннах маслами из сосудов, сделанных из серебра или даже из золота.

83. Среди акрагантян был один, вероятно, самый богатый человек по имени Теллий, имевший в своем особняке несколько помещений для общественного развлечения. У ворот он разместил слуг, приказав им приглашать всех странников, проходящих мимо, для того чтобы те стали его гостями. Были многие другие акрагантяне, которые следовали такому поведению, общаясь в старомодной и дружеской манере. Поэтому Эмпедокл[46] говорит о них:

(2) Если верить Тимею, как он говорит в 15 книге, то однажды, во время зимней бури, из Гелы прибыли 50 всадников, и Теллий сам развлекал их и каждого снабдил нижней и верхней одеждой из своих собственных запасов. (3) И Поликлет[47] в своей "Истории" описал увиденный им винный погреб, когда был солдатом в Акраганте, в котором находилось триста бочек, каждая из которых вмещала в себя 100 амфор[48]. Там же была емкость, покрытая штукатуркой, способная вместить 1000 амфор, и из которой вино разливалось в бочки. (4) Говорят, что Теллий, столь радушный на прием, был чрезвычайно некрасив внешне. Будучи однажды послом в Кенторипах и выйдя перед собранием, он вызвал смех толпы, наслышанной о его репутации, но разочаровавшейся во внешности. Но он, прервав их, сказал: "Не удивляйтесь, ибо акрагантяне в известные города отправляют самых красивых граждан, а в города незначительные и ничтожные — людей соответствующего сорта".

84. И не только Теллий, но многие другие акрагантяне были очень богаты. Во всяком случае Антисфен, которого называли Родос, празднуя бракосочетание своей дочери, угощал всех граждан во дворах, где они жили, а невесту сопровождали более 800 колесниц; и не только всадники города, но и многих соседних городов были приглашены на свадьбу и, объединившись, составили эскорт невесты. (2) Но больше всего тех, кто говорит об этом, поразило освещение: все алтари в храмах и дворы по всему городу были снабжены поленницами дров. Лавочники получили поленья и ветки с приказом разжечь костры, как только они увидят огонь на Акрополе. (3) Когда они сделали так как им было сказано, в то время когда невеста подъехала к дому, сопровождаемая факелоносцами, весь город оказался наполнен светом, а главные улицы, по которым двигалась процессия, были заполнены толпой, желавшей увидеть зрелище и которую невозможно было сдержать. В то время в Акраганте граждан насчитывалось более двадцати тысяч, а вместе с проживавшими в государстве иностранцами было не менее двухсот тысяч человек. (4) Рассказывают, что однажды Антисфен, увидев, как его сын ссорится с бедным соседом, вынуждая продать небольшой участок земли, упрекнул сына и посоветовал воздержаться от этого. Но когда алчность сына возросла еще более, он сказал, что нужно делать все возможное, чтобы сосед не беднел, а богател, ибо тогда он захочет больше земли, и, когда он будет не в состоянии купить ее у соседей, продаст то, что ныне имеет.

(5) Наконец, в связи с накопившимся богатством, акрагантяне жили в такой роскоши, что позже, когда город оказался в осаде, был издан закон, запрещавший часовым, ночевавшим на своих постах, иметь более одного ковра, одного матраца, одного покрывала и двух подушек. (6) Когда такая строгость была проведена в отношении их постелей, то можно получить представление о их роскоши, которая существовала в повседневной жизни. Мы достаточно поговорили на эту тему и теперь вернемся к вещам, более значимым.

85. Карфагеняне, высадив свою армию на Сицилии, двинулись к городу Акраганту и разбили два лагеря: один на холмах, расположив там около сорока тысяч иберов и ливийцев, другой на небольшом расстоянии от города, окружив его глубоким рвом и частоколом. (2) Первым делом они отправили послов к акрагантянам с предложением стать их союзниками, или, по крайней мере, оставаться нейтральными и дружественными к карфагенянам, сохраняя, тем самым мир. Когда эти предложения были отклонены, то немедленно началась осада. (3) По этой причине акрагантяне зачислили в армию всех достигших призывного возраста и, разделив на две части, одну поместили на стены, другую оставили в резерве, для замены уставших солдат. Сражался вместе с ними лакедемонянин Дексипп, прибывший незадолго до этого из Гелы с пятнадцатью сотнями наемников. В то время, как говорит Тимей, пока он пребывал в Геле, он пользовался большим уважением по причине своего происхождения. (4) Поэтому акрагантяне пригласили его и наемников, столько сколько он мог навербовать. В это же время кампанцы, сражавшиеся ранее на стороне Ганнибала[49], прибыли на помощь, числом около восьми сотен. Эти наемники заняли высокий холм Афенеон, возвышавшийся над городом и имевший стратегическое значение. (5) Между тем, карфагенские командующие Ганнибал и Гимилькар, после того, как осмотрели стены, обнаружили, что в одном месте в город можно проникнуть наиболее легко. Тогда они построили две башни невероятных размеров и подвели к городским стенам. В первый день они начали штурм с помощью этих башен и, нанеся большей урон противнику, отвели своих солдат. С наступлением ночи защитники, совершив неожиданную вылазку, сожгли машины.

86. Ганнибал, желая произвести на город атаку в нескольких местах одновременно, приказал своим солдатам разобрать могильные памятники и заполнить им проходящие вдоль стен рвы. Но, когда эта работа была быстро завершена, вся армия оказалась охвачена суеверным страхом. (2) Случилось так, что памятник на могиле Ферона[50], бывший чрезвычайно большим, был поражен ударом молнии. Тогда предсказатели посоветовали не сносить этот памятник. Сразу же в армии разразилась чума, и многие, после долгих мучений и страданий, умерли от этой болезни. (3) Среди умерших был и стратег Ганнибал, а между часовыми распространилась молва, что кое-кто ночью видел души умерших. Гимилькар, видя, как толпа поражена суеверным страхом, первым делом запретил сносить могилы, затем принялся молить богов, по обычаю своего народа, дав Кроносу в жертву мальчика, а Посейдону множество скота, утопив его в море. Тем не менее он не остановил осадные работы и, заполнив ров, окружающий город, придвинул машины и принялся совершать ежедневные нападения.

(4) Сиракузяне, видя, что Акрагант находится в осаде, и, боясь, что этот город постигнет судьба Селинунта и Гимеры, решили отправить помощь, и когда прибыли отряды союзников из Италии и Мессены, они назначили Дафния стратегом. (5) Собрав свои силы и присоединив к ним по пути солдат из Гелы и Камарины, призвав дополнительные отряды от народов, живущих в середине острова, они двинулись к Акраганту, в то время как суда сопровождали их вдоль берега. Наличные силы насчитывали тридцать тысяч пехоты и не менее пяти тысяч кавалерии.

87. Гимилькон, узнав о приближении неприятеля, выслал на встречу иберов и кампанцев, и более 40 тысяч других войск. Сиракузяне уже перешли реку Гимеру, когда встретились с варварами, и в завязавшемся упорном сражении, сиракузяне одержали победу, убив более шести тысяч человек. (2) Они разбили на голову всю армию и преследовали ее до самого города. Но, так как солдаты преследовали не соблюдая строя, командующий остановил их, убоявшись, что Гимилькар появится с остальной армией и нанесет ему поражение. Так как он помнил, что гимерцы были полностью уничтожены по этой самой причине. Однако, когда варвары сбежались в лагерь, расположенный подле Акраганта, ища там убежище, солдаты в городе, видя поражение карфагенян, стали просить своих стратегов вывести их, крича, что наступила возможность для уничтожения множества врагов. (3) Но те, как говорят, будучи подкуплены, или, боясь, что Гимилькон захватит город, если он лишится защитников, остудили пыл своих солдат. Таким образом, беглецы вполне благополучно достигли своего лагеря подле города. (4) Когда Дафней со своей армией прибыл в брошенный варварами лагерь, то расположился там. Сразу же солдаты из города смешались с его войсками, а также Дексипп, сопровождаемый своими людьми, и многолюдное сборище стихийно переросло в собрание, на котором большинство стало выкрикивать слова возмущения в адрес стратегов, которые не воспользовались случаем и не наказали варваров по заслугам и позволили мириадам врагов уйти безнаказанно. (5) Беспорядки и шум возобладали, когда Менес из Камарины, один из командиров, вышел вперед и выдвинул обвинения против акрагантских стратегов и так распалил страсти, что никто не хотел слушать их оправдания, а толпа была настолько рассержена, что стала бросать камни и убила четверых на месте, а пятого, по имени Аргей, пощадили в силу юного возраста. Лакедемонянин Дексипп, как говорят, так же был объектом обвинений, потому что он хоть и занимал начальствующее положение, был неопытен в военном деле и действовал предательски.

88. По окончанию собрания, Дафней повел свои войска с целью осадить лагерь карфагенян, но, увидев, что он превосходно укреплен, отказался от этого намерения. Тем не менее, он перекрыл все дороги кавалерией и стал перехватывать фуражиров, поставив врага в крайне тяжелое положение. (2) Карфагеняне, не отваживаясь вступить в решающее сражение и испытывая трудности из-за недостатка продовольствия, терпели чрезвычайные страдания. Ибо многие солдаты были на грани смерти от нужды, и тогда кампанцы и многие другие наемники ворвались в шатер Гимилькара и стали требовать обещанного пайка, в противном случае, обещая его убить. (3) Но Гимилькар, зная из некоторых источников, что сиракузяне по морю переправляют в Акрагант большое количество зерна, и, так как это была единственная надежда на спасение, убедил солдат выждать несколько дней, дав им в залог кубки, принадлежащие отрядам из Карфагена. (4) Затем, вызвав 40 триер из Панорма и Мотии, он замыслил напасть на корабли, перевозившие продовольствие, сиракузяне же, из-за того, что варвары не так давно потерпели поражение на море и по причине приближения зимы, держали карфагенян в презрении, полагая, что те не отважатся выйти против их триер. (5) В результате, поскольку караван сопровождался малым числом кораблей, Гимилькар, появившись на сорока триерах, потопил восемь военных кораблей, а остальные вынудил пристать к берегу. Захватив оставшиеся корабли, он так изменил ожидания сторон, что кампанцы, бывшие на службе в Акраганте, считая положение греков безнадежным, откупились от них пятнадцатью талантами и перешли на сторону карфагенян.

(6) Между тем, акрагантяне, поначалу, видя, что карфагеняне находятся в трудном положении и, думая, что осада будет вскоре снята, пользовались зерном и другими продуктами без ограничения. Но когда к варварам вернулись надежды, а в городе собралось бесчисленное множество народа, запасы зерна исчерпались прежде, чем это было осознано. (7) Также говорят, что лакедемонянин Дексипп был подкуплен взяткой в 15 талантов; потому что без колебаний ответил на вопрос италийских стратегов, что "Лучше пусть война переместиться куда-нибудь еще, чем нам голодать здесь". И тогда стратеги, приняв это как оправдание к окончанию кампании, ушли со своими войсками к проливу[51]. (8) После ухода этих отрядов, стратеги провели совещание с прочими командирами и решили провести ревизию оставшихся продовольственных запасов, и, обнаружив, что они достаточно малы, постановили оставить город. После чего распорядились, чтобы все были готовы уйти следующей ночью.

89. Многочисленные толпы мужчин, женщин и детей стали покидать город, и дома наполнились бесконечными причитаниями и плачем. Поскольку они пребывали в панике из-за боязни врага, в тоже самое время без необходимости в спешке оставили варварам в качестве добычи имущество, составлявшее основу их процветания. Но так как Фортуна лишила их всего комфорта, которым они наслаждались в своих домах, они мудро рассудили, что, по крайней мере, спасают свои жизни. (2) Можно было видеть не только отказ от изобилия, накопленного в городе, но и от множества человеческих существ. О больных не позаботились родственники, каждый стремился лишь к собственному спасению, и те кто был в преклонных годах, были брошены по причине старческого бессилия; но многие, считая даже предположение покинуть родной город равносильным смерти, наложили на себя руки из желания сделать последних вдох в жилищах своих предков. (3) Но то большинство, кто покинул город, шли под охраной солдат из Гелы, и вся дорога, ведущая к Геле, была заполнена женщинами и детьми. Среди них были девицы, сменившие свою избалованную жизнь на напряженное и крайне опасное путешествие, полное лишений, но страх закравшийся в их души, заставил перенести все с выдающимся терпением. (4) Так все они благополучно достигли Гелы, а впоследствии, сиракузяне предоставили им жилье в Леонтинах.

90. На рассвете Гимилькар, войдя со своей армией в город, предал смерти практически всех, кто там остался, не пощадив и тех, кто сбежался в храмы, ища там убежища. (2) Там говорят, был и Теллий, бывший первым в богатстве и почете среди граждан своей страны. С некоторыми другими он решил укрыться в храме Афины, надеясь, что карфагеняне не станут совершать беззакония против богов. Но, видя их безбожие, он поджег храм и погиб сам и погубил те сокровища, которые там хранились. Одним деянием он не допустил оскорбления богов, предупредил разграбление огромных сокровищ, и оградил себя от страданий. (3) Гимилькар разграбил дома и храмы, тщательно отыскивая сокровища, которых собрал такое большое количество, какое могло быть накоплено в городе, населенном двумястами тысячами человек, и никогда прежде, со дня своего основания, не захваченного врагом. Это был один из самых богатых греческих городов, чьи граждане проявляли любовь к роскоши, собирая произведения искусства различного рода. (4) И действительно, было найдено множество искусно выполненных картин и необычайно большое количество различных скульптур, сделанных с большим мастерством. Наиболее ценные вещи Гимилькар отправил в Карфаген, среди которых был бык Фалариса, остальную часть награбленного он продал как добычу. (5) Что касается быка, хотя Тимей в своей "Истории" утверждает, что тот никогда не существовал, он был опровергнут самой Фортуной. Так через 260 лет после захвата Акраганта, когда Сципион разрушил Карфаген[52], он вернул акрагантянам помимо прочего имущества, находившегося в руках карфагенян, и быка, который все еще был в Акраганте в то время, когда писался этот исторический труд.

(6) Я говорю об этом факте столь подробно потому, что Тимей рьяно критиковал своих предшественников, упрекая их в неточности, но сам был уличен в собственной некомпетентности. (7) Что касается меня, то я думаю, что авторам надо прощать ошибки, допущенные по незнанию, так как они, прежде всего, люди и не всегда могут найти истину, отделенную временем. Но авторы, которые умышленно искажают факты и, либо из любви, либо из ненависти к тому или иному скрывают истину, должны быть справедливо осуждены.

Главы 91-114. Дионисий — тиран Сиракуз. Афины побеждают в морском сражении при Аргинуссах; казнив стратегов, они терпят неудачи в последующих сражениях: конец Пелопоннеской войны.

Переводчик: Мещанский Д.В. Agnostik.

91. Так Гимилькар, после восьмимесячной осады, взял город незадолго до зимнего солнцестояния. Он не стал сразу же разрушать его, чтобы войско встало там на зимние квартиры. Как только весть о постигшем Акрагант несчастье широко распространилась, такой страх овладел островом, что некоторые сицилийские греки переехали в Сиракузы, а другие отправили своих жен, детей и имущество в Италию. (2) Избежавшие плена акрагантяне, прибыв в Сиракузы, обвинили своих стратегов, заявляя, что те вероломно погубили свое государство. Сиракузяне также подверглись обвинениям со стороны сицилийских греков в том, что избрали таких руководителей, по чьей вине Сицилия оказалась на грани уничтожения. (3) Тем не менее, даже на собрании народ Сиракуз, находясь под их влиянием и пребывая в страхе, никак не решался высказаться относительно войны. Тогда, при всеобщем молчании, слово взял Дионисий, сын Гермократа и, обвинив стратегов в измене в пользу карфагенян, предложил подвергнуть их наказанию немедленно, а не ожидать судебной процедуры. (4) И когда архонты, в соответствии с законом, наложили на Дионисия штраф, поднялся шум, и Филист, тот, который позже написал "Историю"[1], человек богатый, заплатил штраф и призвал Дионисия говорить все, что тот хотел сказать, обещая оплатить все штрафы, которые судьи наложат на него в течении дня. Поощряемый таким образом, Дионисий продолжил свое выступление и, взбудоражив толпу, перед собранием обвинил продажных стратегов в том, что они бросили акрагантян в опасности. Кроме этого он обвинил многих других знатных граждан в сочувствии к олигархии. (5) Поэтому он предложил избрать стратегами не наиболее влиятельных граждан, но предпочесть наилучше расположенных и наиболее благосклонных к народу; ибо первые, утверждал он, управляют гражданами деспотически, презирают народ и в несчастьях отечества видят источник собственной выгоды, тогда как люди наиболее скромные так поступать не будут, поскольку они страшатся своей собственной слабости.

92. Дионисий, тщательно подбирая каждое слово своей пылкой речи к народу, учитывал наклонности каждого слушателя и свои замыслы, тем самым возбудил гнев собрания до немалой степени; так что народ, ненавидевший стратегов, неудачно ведущих войну, тут же избрал других, среди которых был и Дионисий, уже отличившийся в нескольких боях с карфагенянами и пользовавшийся восхищением сиракузян. (2) Ободренный таким образом, он стал делать все возможное, чтобы стать тираном в своем отечестве. Так, после вступления в должность, он не принимал участия в совещаниях стратегов, распространяя слухи, что они ведут переговоры с врагом, надеясь таким образом отстранить их от руководства и самому стать единоличным стратегом.

(3) Пока Дионисий действовал в такой манере, наиболее почтенные граждане, подозревая то, что имеет место на самом деле, на каждом собрании порицали его, но толпа, не ведавшая о его интриге, расточала похвалы и кричала, что не найти более твердого защитника государства. (4) Между тем, на частых собраниях, созываемых для обсуждений приготовлений к войне, он, видя, что сиракузяне пребывают в большом страхе перед врагом, предложил вернуть изгнанников, (5) ибо, сказал он, было бы абсурдно обращаться за помощью к народам Италии и Пелопоннеса, не желая принять помощи собственных соотечественников, которые отклонили обещанные врагом награды за военное взаимодействие, предпочитая скорее умереть на чужбине как изгнанники, чем проявить враждебность по отношению к своему отечеству. (6) И действительно, заявил он, люди, изгнанные ранее за участие в гражданской распре, будут отважно сражаться в благодарность к своим благодетелям, вернувшим их к родным очагам. После того, как он привел множество доводов в пользу этого предложения, он приобрел голоса сиракузян, поскольку ни один из его коллег не посмел противоречить, боясь гнева народа и всеобщей ненависти, в то время как Дионисий будет осыпан благодарностями от тех, кто получил от него благодеяние. (7) Дионисий поступал так в надежде привлечь на свою сторону изгнанников, людей имеющих желание и симпатии к учреждению тирании; ибо они будут счастливы видеть смерть своих противников, конфискацию их имущества и возвращение своих владений. Наконец, предложение относительно изгнанников было принято, и они немедленно вернулись на родину.

93. Когда из Гелы было доставлено донесение с просьбой о подкреплении войсками, Дионисий воспользовался случаем для достижения своих целей. Будучи отправленным с двумя тысячами пехоты и четырьмя сотнями всадников, он быстро достиг Гелы, которая в то время находилась под надзором лакедемонянина Дексиппа, назначенного сиракузянами. (2) Когда Дионисий, по прибытию туда, обнаружил, что богатые граждане города находятся в распре с народными массами, то обвинил их в измене, привлек к суду и, предав смертной казни, конфисковал имущество. Вырученными от этого деньгами он расплатился с городским гарнизоном под командованием Дексиппа, своим же войскам, пришедшим с ним из Сиракуз, он пообещал жалование вдвое больше обещанного городом. (3) Таким образом он сделал лично преданными себе не только солдат в Геле, но и тех, кого привел с собой. Помимо этого он завоевал восторженное к себе отношение народа Гелы, видевшего в нем освободителя, так как, из зависти к наиболее влиятельным гражданам, народ называл их превосходство над собой деспотизмом. (4) Поэтому они отправили в Сиракузы послов, превозносивших его до небес и зачитавших декрет в котором чествовали его богатыми дарами. Дионисий попытался привлечь на свою сторону и Дексиппа, но, не возымев успеха, стал готовиться к возвращению со своими солдатами в Сиракузы. (5) Но гелийцы, узнав, что карфагеняне, возобновив военные действия, первым делом собираются идти на Гелу, стали умолять Дионисия остаться и не сидеть сложа руки, пока их не постигла та же участь, что и акрагантян. Дионисий же, пообещав вернуться в скором времени с большим войском, покинул Гелу со своими солдатами.

94. В Сиракузах происходило представление и Дионисий прибыл в тот момент, когда народ выходил из театра. Тотчас толпа окружила его и все стали расспрашивать о карфагенянах. На это он ответил, что у них есть враги более опасные, чем иноземцы — люди, которые в городе отвечают за общественные интересы; этим людям граждане доверяют пока они занимаются публичными празднествами, но эти люди тратят государственную казну, оставив солдат без жалования, хотя противник ведет масштабные приготовления к войне, каких ранее не было, и собирается вести свои войска на Сиракузы, их это никак не беспокоит. (2) Он и ранее знал почему они так поступают, теперь же он располагает на этот счет более точными сведениями. Ибо Гимилькон послал к нему глашатая, чтобы, якобы, договориться об обмене пленными, на самом же деле обратился с призывом, если не присоединяться прямо, то, по крайней мере, не мешать, как остальные его коллеги. (3) Следовательно, он не желает далее служить стратегом, ибо ему невыносимо, в то время как другие продают отечество, одному разделять опасности вместе с гражданами и рисковать прослыть участником этого предательства.

(4) Эти слова разгневали народ и распространились по всей армии, и каждый возвращался домой с тягостным чувством. На следующий день, когда было созвано народное собрание, он вызвал одобрение большинства, выступив с обвинениями против архонтов и возбудил народ против стратегов. (5) Наконец, кто-то из присутствующих закричал, что его надо назначить стратегом-автократором и не дожидаться, когда враг подойдет к стенам города. Величие войны требует стратега, способного ей противостоять, а что касается предателей, то их дело будет рассмотрено на другом собрании, так как это не имеет отношение к данной ситуации; в самом деле, в прежнее время триста тысяч карфагенян были разбиты под Гимерой[2] потому, что Гелон был стратегом-автократором.

Рис. Дионисий Сиракузский.

95. И вскоре народ, как это обыкновенно бывает, принял худшее из решений, и Дионисий был назначен стратегом-автократором. После этого первого успеха, он внес предложение о повышении жалования наемникам вдвое. Объяснил он это тем, что солдатам необходимо поднять дух накануне решающих схваток, что же касается средств, то на этот счет он советовал не беспокоиться: источник средств найдется легко.

(2) После того, как собрание было отложено, немалое число сиракузян осудило то, что было сделано, как будто у них самих не было своего пути в этом вопросе; поскольку их мысли вернулись к собственному государству, они смогли представить тираническую власть, которая должна была последовать. Вместо того, чтобы укреплять свободу, они невольно создали деспота над своей страной. (3) Дионисий, со своей стороны, желая предупредить раскаяние большинства, которого он опасался, стал думать о том, как обеспечить себе преданную охрану, и, если бы это ему удалось сделать, он легко бы установил тираническую власть. Тогда он отдал приказ всем военнообязанным гражданам до 40 лет явиться с оружием в Леонтины. Это город в то время был поселением сиракузян, заселенный изгнанниками и иностранцами[3]. Он надеялся привлечь на свою сторону этих людей, желавших перемен в государственном устройстве и, что большинство сиракузян не придет в Леонтины. (4) Несмотря на это, во время ночного привала, он с помощью своих слуг поднял шум, как будто на него было совершено покушение, затем оставил лагерь и укрылся на акрополе, где провел всю ночь, разжигая костры и призывая к себе наиболее надежных солдат. (5) На рассвете, когда ополчение граждан собралось в Леонтинах, он произнес длинную речь, в которой живописал опасность своего положения и убедил население дать ему охрану в 600 солдат, кого он сам выберет. Говорят, что Дионисий сделал это в подражание афинянину Писистрату. (6) Тот, преднамеренно ранив себя, явился на народное собрание, утверждая, что стал жертвой заговора, в связи с чем получил от граждан охрану с помощью которой установил тираническую власть. Таким же образом и Дионисий, обманув народ, стал действовать как тиран.

96. Например, Дионисий отобрал свыше 1000 граждан лишенных имущества, но дерзких, одарил их роскошным оружием и осыпал щедрыми обещаниями; также наемников он привлек на свою сторону, вызывая к себе и общаясь в дружеской манере. Кроме этого он внес изменения в военных должностях, назначив на командные посты людей, преданных ему лично. Лакедемонянина Дексиппа он отправил назад в Грецию, потому что опасался этого человека, боясь, что он, воспользовавшись благоприятным случаем, восстановит свободу сиракузян. (2) Он так же призвал к себе наемников из Гелы и собрал отовсюду изгнанников и отщепенцев, надеясь с их помощью сохранить тиранию. Войдя в Сиракузы, он занял район Большой гавани, открыто действуя уже как тиран. Хотя сиракузяне и были возмущены этим, но вынуждены были молчать, так не в состоянии были что-либо сделать, не только от того, что в городе было множество наемников, но и из страха перед карфагенянами, обладавшими сильной армией. (3) Дионисий немедленно женился на дочери Гермократа, победителя афинян[4], а за Поликсена, шурина Гермократа, выдал свою сестру. Сделал он это из желания породниться с влиятельной семьей ради поддержки своей тирании. После этого он созвал народное собрание, и наиболее влиятельных противников — Дафнея и Демарха — приговорил к смерти[5].

(4) Таким образом, Дионисий из писаря и обычного частного лица превратился в тирана самого крупного из греческих городов[6] и оставался им вплоть до своей смерти, правя как тиран 38 лет[7]. Но мы в свое время и в надлежащем месте подробно будем говорить о его делах, так как этот человек из всех тираний, память о которых сохранилась в истории, смог установить наиболее прочную и длительную.

(5) Карфагеняне, после захвата города[8], отправили в Карфаген священные памятники, статуи и другие наиболее ценные вещи. Предав огню храмы и разграбив город, они остались там на зиму. Весной они стали готовить машины и прочие боеприпасы, намереваясь, первым делом, осадить Гелу.

97. Пока происходили эти события, афиняне[9], ослабленные частыми поражениями, предоставили гражданские права метэкам[10] и вообще всем иностранцам, готовым сражаться вместе с ними; и когда огромная масса народа была занесена в списки граждан, стратеги освидетельствовали всех, годных к строевой службе. Они построили 60 кораблей и, оснастив их без существенных затрат, отплыли на Самос, где объединились с другими стратегами, которые собрали 80 триер с других островов. (2) Они также запросили у самосцев людей и дополнительно снарядили 10 триер, и всего на 150 кораблях вышли в море и направились на Аргинусские острова, намереваясь осадить Митилену. (3) Калликратид, лакедемонский наварх, узнав о приближении кораблей, оставил Этеоника с сухопутной армией позаботиться об осаде, а сам, укомплектовав 140 кораблей, поспешно вышел в море, по другую сторону Аргинусы. Эти острова в то время были обитаемы и на них был небольшой городок эолийцев, лежащий между Митиленой и Кимой, недалеко от материка и мыса Канис.

(4) Афиняне, немедленно узнали о приближении врага, поскольку неподалеку стояли на якоре, но отказались от битвы из-за сильных ветров и готовились к столкновению на следующий день; лакедемоняне поступили так же, хотя предсказатели с обеих сторон запрещали битву. (5) Так в случае лакедемонян, голова жертвы, положенная на берег, была неожиданно смыта волной, в связи с чем предсказатель заявил, что командующий погибнет в сражении. На это пророчество Калликратид, как говорят, заметил: "Если я погибну в сражении, то не уменьшу славу Спарты". (6) В случае афинян, стратег Фрасибулл[11], осуществлявший в тот день верховное командование, видел ночью следующее видение. Ему приснилось, что в Афинах в переполненном театре он и еще шесть стратегов играют трагедию Еврипида[12]"Финикиянки", в то время как их соперники исполняли "Просительниц"[13]; и что в результате "Кадмейской победы" он и все прочие погибли, как погибли те, кто вел войну против Фив. (7) Когда прорицатель услышал это, то сказал, что семь стратегов будут убиты, и, поскольку приметы предвещали победу, стратеги запретили говорить кому-либо о своей смерти, но предзнаменования победы были донесены до всей армии.

98. Наварх Калликратид собрал войско, воодушевил его подходящими словами и окончил речь так: "Я с нетерпением ожидаю начала битвы ради отчизны, что, хотя предсказатель объявил, что жертва предвещает победу для вас, но смерть для меня, я, тем не менее, готов умереть. Но, зная, что смерть командующего может привести к беспорядку в армии, я назначу того, кто заменит меня в этом случае — Клеарха, человека испытанного в делах войны". (2) Этими словами Калликратид вселил отвагу и воспламенил жажду скорейшего сражения. Лакедемоняне, ободряя друг друга, взошли на корабли, и афиняне, выслушав призывы своих стратегов к сражению, поспешно взошли на триеры и заняли свои места. (3) Во главе правого крыла стояли Фрасилл и Перикл, сын Перикла, который, в силу своего влияния получил прозвище Олимпиец. Он также привлек на правое крыло Ферамена, дав ему командование. На этот раз Ферамен в походе служил рядовым, хотя прежде часто командовал армиями. Остальных стратегов он разместил по всей линии у, так называемых, Аргинусских островов, раскрыв боевой порядок, поскольку хотел охватить своими кораблями как можно большее пространство. (4) Калликратид вышел в море, возглавляя свой правый фланг, левый же вверил беотийцам под командой Фрасонда из Фив. Будучи не в состоянии развернуть свой флот в линию, равную линии противника, потому что острова занимали большое пространство, он разделил свои силы на две части, каждая из которых должна была вести сражение самостоятельно. (5) Этим он вызвал великое изумление у сторонних зрителей, так как в сражение вступили четыре флота, а кораблей в одном месте собралось чуть меньше трех сотен. Это было величайшее морское сражение, в котором греки сражались против греков.

99. Как только навархи отдали приказы звуками труб, оба воинства ответили боевым кличем, подняв ужасающий рев; все как один, в едином порыве, налегли на весла, соперничая друг с другом из горячего желания первым вступить в сражение. (2) Большинство было испытанными бойцами, поскольку война шла уже давно, и они проявили невиданное воодушевление, потому что были отборнейшими воинами, собранными для решительного столкновении; все считали само собой разумеющимся, что победа в этой битве положит конец войне. (3) Между тем, Калликратид, знающий от прорицателя о конце, его ожидавшем, страстно желал достичь своею смертью великой славы. Поэтому он первым делом направился к кораблю стратега Лисия, и разрушив первым ударом наряду с сопровождающими триремами, потопил его. Точно также другие корабли, одни он таранил и лишал плавучести, у других ломал весла и делал небоеспособными. (4) Последним он протаранил судно Перикла и мощным ударом пробил большую дыру. Но, так как таран его корабля глубоко засел в пробоине, и его невозможно было освободить, Перикл бросил железную лапу[14] на корабль Калликратида, и когда тот был накрепко привязан, афиняне, окружив судно, перебрались на него и перебили всех, кто там находился. (5) Именно в это время, говорят, Калликратид, блистательно сражаясь и упорно сопротивляясь, в конце концов был преодолен численностью, так как он получал удары со всех сторон[15]. Как только гибель наварха стала очевидной, пелопоннесцы поддались страху. (6) Но не смотря на то, что правое крыло пелопоннесцев пустилось в бегство, беотийцы на левом фланге какое-то время продолжали отважно сражаться; так как они, как и эвбейцы, сражавшиеся на их стороне, так и прочие греки, восставшие против Афин, боялись того, что афиняне, вернув себе гегемонию, станут мстить всем, кто их покинул. Но когда они увидели, что большая часть их судов повреждена и, что основная часть победителей обращена против них, то были вынуждены обратиться в бегство. Пелопоннесцы нашли спасение, одни на Хиосе, другие в Кимах.

100. Афиняне преследовали врага на значительное расстояние и заполнили прибрежные районы трупами и обломками судов. После этого некоторые стратеги считали нужным собрать мертвых, потому как афиняне имели обыкновение строго наказывать тех, кто оставлял тела без погребения[16], но остальные стратеги утверждали, что они должны со всей поспешностью плыть к Митилене, чтобы снять осаду. (2) Между тем разыгралась сильная буря и так сильно раскачивала триеры, что солдаты, уставшие в бою, отказались бороться против волн, чтобы поднимать трупы. (3) Наконец, после того как буря усилилась, они не могли уже ни плыть в Митилену, ни собирать трупы, и были вынуждены укрыться от ветров на Аргинуссах. В сражении афиняне потеряли 25 кораблей с большей частью экипажей, а пелопоннесцы — 77. (4) В результате гибели такого большого числа кораблей и моряков, все побережье владений Кимы и Фокеи было усеяно трупами и обломками судов.

(5) Когда Этеоник, осаждавший Митилену, услышал о поражении пелопоннесцев, то направил свои корабли в Хиос, а сам со своими сухопутными силами отступил в союзный город Пирра; он боялся потерять свою армию в ситуации, когда афиняне подойдут со своим флотом, а жители города произведут вылазку. (6) Афинские стратеги, прибыв в Митилену, забрали оттуда Конона и его 50 кораблей и отправились на Самос и, используя его как свой опорный пункт, принялись опустошать вражескую территорию. (7) После этого население Элиды, Ионии и островов, союзных лакедемонянам, собрались в Эфесе и, посоветовавшись, решили отправить в Спарту просьбу назначить Лисандра навархом, так как он, командуя флотом, добился множества успехов, и, как они считали, превосходит всех остальных в военном искусстве. (8) Но, лакедемоняне, имея закон, запрещающий дважды назначать одного и того же человека и, не желая нарушать законы отцов, назначили навархом Арака, но послали с ним Лисандра как простого гражданина, чтобы при командовании Арак следовал его советам по всем вопросам[17]. Назначенные командиры приступили к сбору максимально возможного числа триер как с Пелопоннеса, так и от союзников.

101. Когда афиняне узнали об успехе при Аргинуссах, они хвалили стратегов за победу, но гневались на то, что те оставили без погребения павших при защите отечества. (2) Поскольку Ферамен и Фрасибулл вернулись в Афины раньше, то остальные стратеги, предположив, что те обвинят их перед народом в непочтении к мертвым, отправили народу письма против них, в которых утверждали, что они и есть те, кому стратеги приказали собирать павших. Но именно этот поступок стал главной причиной их гибели. (3) Ибо в суде они могли бы найти помощь Ферамена и его товарищей, людей влиятельных и способных ораторов, и, что важнее всего, участников событий, связанных с битвой, но они, напротив, обвинив их, сделали своими врагами. (4) Когда письма были прочитаны перед народом, толпа сразу же ополчилась на Ферамена и его товарищей, но после того как те высказались в свою защиту, гнев вновь был направлен на стратегов. (5) Поэтому народ постановил, что им необходимо передать командование армией Конону, которого освободили от ответственности, а самим немедленно возвратиться. Тогда Аристоген и Протомах, опасаясь гнева народа, бежали, но Фрасилл и Каллиад, и кроме того Лисий, Перикл и Аристократ с большей частью кораблей возвратились в Афины, надеясь, что многочисленные корабельные команды помогут им на суде. (6) Когда народ сошелся на собрание, он с вниманием слушал обвинения и все речи по этому поводу, но дружно встречал шумом всякого, выступающего в защиту, не позволяя говорить. Кроме того, немало им навредили родственники погибших, которые, явившись в траурных одеждах, умоляли наказать виновных в том, что были лишены погребения те, кто погиб, сражаясь за отечество. (7) И, в конце концов, эти родственники, поддержанные своими друзьями и сторонниками Ферамена, будучи в большинстве, добились того, что стратегов приговорили к смерти, а их имущество конфисковано.

102. Когда обвинение было утверждено, и пока стратеги приготовлялись государственными палачами к смерти, Диомедонт, один из стратегов, человек решительного образа действий на войне, и известный всем выдающейся справедливостью и другими достоинствами, взял слово к народу. (2) И, когда все стихли, он сказал: "Афиняне, возможно, меры, которые были приняты относительно нас, пойдут на пользу государству; но что касается клятв, которые мы дали ради победы, поскольку Фортуна предотвратила уплату нами долга, было бы хорошо, чтобы вы позаботились об этом: отплатите Зевсу Спасителю, Аполлону и Святым Богиням[18]; ибо этим богам мы дали клятвы прежде, чем одолели врага". (3) После этой речи Диомедонт присоединился к остальным стратегам, чтобы вместе встретить приговор. И многие из лучших граждан оплакивали его судьбу, потому что этот человек, собиравшийся встретить несправедливую смерть, ничуть не жаловался на свою судьбу, а обратился к государству, поступившему с ним несправедливо, выполнить от его имени обеты, данные богам. Это только подтверждало набожность и великодушие этого человека, не заслуживавшего столь недостойной судьбы. (4) Затем эти люди были умерщвлены одиннадцатью магистратами[19], назначенными по закону, хотя они и не совершили никакого преступления против государства и победили в большой морской битве, когда-либо происходившей между греками, и героически сражались в других битвах, и по причине своих личных доблестных деяний ставили победный трофеи над врагами. (5) Так сильно было заблуждение народа, возбужденного демагогами, что он выместил свою злобу на людях, заслуживающих не наказания, а многих похвал и почестей.

103. Однако вскоре те, кто призывал к этому деянию, раскаялись, а с ними и народ, как будто божество разгневалось на них; ибо те, кто был обманут, получили возмездие за свое заблуждение когда недолгое время спустя попали под власть не одного деспота, а тридцати[20]; (2) а обманщик Калликсен, который также предлагал чрезвычайную меру, когда народ раскаялся, был привлечен к суду по обвинению в обмане народа, и лишенный возможности выступить в свою защиту, был закован в цепи и брошен в государственную тюрьму; но скрытно прокопав выход из тюрьмы с помощью нескольких других заключенных, он организовал свой побег к врагам в Декелею; итогом такого спасения от смерти стало то, что до конца жизни на него с презрением указывали пальцем как на негодяя не только в Афинах, но и по всей Греции.

(3) Таковы были события этого года, о которых мы рассказали. Из историков Филист[21] завершил первую часть "Истории Сицилии"этим годом и взятием Акраганта, охватив период более чем в 800 лет в семи книгах. Вторая часть продолжает первую и написана в четырех книгах.

(4) В это же время Софокл, сын Софила, автор трагедий, умер в возрасте девяноста лет, после того как 18-й раз завоевал приз. Об этом человеке говорят, что, когда он представил свою последнюю трагедию и завоевал приз, то ликование так переполнило его, что стало причиной смерти. (5) Аполлодор[22], который составил "Хроногию", сообщает, что и Еврипид умер в тот же год, хотя другие говорят, что он жил при дворе Архелая, царя Македонии, и, что, однажды, гуляя по округе, подвергся нападению собак и был разорван на куски незадолго до этого времени.

104. По окончанию этого года Алексид стал архонтом в Афинах[23], а римляне избрали вместо консулов трех военных трибунов: Гая Юлия, Публия Корнелия и Гая Сервилия. В это время афиняне, после казни стратегов, назначили Филокла главнокомандующим и, поручив ему флот, отправили к Конону, наказав им совместно исполнять руководство военными силами. (2) После того как он присоединился к Конону, стоявшему у Самоса, общее количество кораблей стало 173. Они оставили 20 из них, а с остальные направились к Геллеспонту под общим командованием Конона и Филокла.

(3) Лакедемонский наварх Лисандр, собрав от пелопоннеских союзников 35 кораблей, направился в Эфес. Также он вызвал флот, стоявший в Хиосе и подготовил его. Затем он отправился к Киру, сыну царя Дария, и получил от него большую денежную сумму на содержание солдат. (4) Кир, вызванный отцом в Персию, поручил Лисандру управление городами, находящимися под его властью, и приказал платить дань. Лисандр, тогда, получив средства на военные нужды, возвратился в Эфес.

(5) В это же время некоторые граждане Милета, стремящиеся к олигархии, с помощью лакедемонян свергли демократическое правительство. В то время когда отмечался праздник в честь Дионисия, они проникли в дома своих противников и перерезали их, всего около сорока человек. Затем, дождавшись, когда рыночная площадь была полна народа, они выбрали три сотни богатейших граждан и всех убили. (6) Наиболее почтенные граждане, из числа благоволящих к народу, примерно тысяча человек, напуганные обстановкой, бежали к сатрапу Фарнабазу, который их любезно принял и, дав каждому по золотому статеру, поселил в Блаиде, крепости в Лидии.

(7) Лиссандр с большей частью своих кораблей направился к Ясу в Карии и, взяв штурмом этот союзный Афинам город, перебил всех мужчин способных держать оружие, числом восемьсот, женщин и детей продал в рабство, а город сравнял с землей. (8) После этого он отправился против Аттики и других мест, но не добился ничего достойного упоминания, поэтому мы опустим эти событии. Наконец, захватив Лампсак, он позволил уйти афинскому гарнизону по условию перемирия; потом разграбил имущество горожан, после чего затем вернул им город.

105. Афинские стратеги, узнав, что лакедемоняне всеми силами осаждают Лампсак, собрали со всех стоянок триеры и поспешно выдвинулись против них со ста восьмьюдесятью кораблями. (2) Но, обнаружив, что город уже взят, они пришвартовали свои корабли у Эгоспотамы[24], откуда ежедневно стали показываться в виду врага, вызывая его на бой. Так как пелопоннесцы упорно отказывались отвечать на эти вызовы, афиняне оказались в затруднительном положении. Они не знали что делать, так как не могли добыть продовольствия для дальнейшего пребывания войска. (3) Алкивиад пришел к афинянам[25] и заявил, что его друзья фракийские цари Медок и Севф, обещали предоставить в его распоряжение большое войско, если он захочет воевать с лакедемонянами. Поэтому он просил допустить его к участию в командовании над войском, обещая афинянам одно из двух — или вынудить врагов принять морской бой, или сразиться с ними на суше, имея союзниками фракийцев. (4) Алкивиад, поступая так, имел в виду совершить славный подвиг для отечества и своею помощью приобрести прежнее расположение народа. Однако, афинские стратеги, считая, что за неудачи придется расплачиваться самим, тогда как все успехи будут приписаны Алкивиаду, приказали ему удалиться и впредь не приближаться к лагерю.

106. Поскольку враг отказывался принять морской бой, и голод охватил армию, Филокл, осуществлявший командование в тот день, приказал триерархам снарядить триеры и следовать за ним, тогда как он с 30 триерами, заранее подготовленными, вышел в море. (2) Лисандр, узнав об этом от каких-то перебежчиков, вышел со всеми своими кораблями в море и принудил Филокла повернуть к остальным кораблям и преследовал его[26]. (3) Так как афиняне еще не разместились на триерах, возникла полная неразбериха, вызванная неожиданным появлением неприятеля. (4) Лисандр, обнаружив смятение в стане врага, поспешно высадил на берег Этеоника с пешим войском, чтобы тот начал сражение на суше. Этеоник, живо воспользовавшись удобным моментом, захватил часть лагеря, в то же время сам Лисандр расположил все свои триеры в линию и стал бросать железные лапы на афинские корабли, стараясь оторвать их от берега. (5) Афиняне, охваченные паникой из-за неожиданного маневра, поскольку не имели ни передышки для вывода кораблей в море, ни возможности сражаться на суше, продержались недолго, но потом поддались отчаянию и все разом стали покидать кто корабли, кто лагерь, разбегаясь куда глаза глядят, и каждый думал лишь о собственном спасении. (6) Ускользнуть удалось лишь десяти триерам, на одной из которых находился стратег Конон; он решил не возвращаться в Афины, боясь народного гнева и бежал к Эвагору, правителю Кипра, с которым был связан дружбой. Что касается солдат, то большинство бежало по берегу и нашло спасение в Сесте. (7) Лисандр захватил остатки флота, взял в плен стратега Филокла, привез его в Лампсак и там казнил.

После этого он отправил самую быструю триеру в Лакедемон, чтобы доставить весть о победе, украсив перед этим судно наиболее дорогим оружием и богатыми трофеями. (8) Потом он пошел на афинян, укрывшихся в Сесте, взял город, а с афинянами заключил перемирие на условии, чтобы они удалились из крепости. Тотчас после этого он отправился со своим войском на Самос и принялся осаждать город. Оттуда он отправил в Спарту Гилиппа, того самого, который сражался на Сицилии в рядах сиракузян[27], чтобы тот доставил захваченные у врага трофеи и 1500 талантов серебра. (9) Деньги были в небольших мешках, в каждый из которых была вложена скитала[28] с указанием суммы. Гилипп, не зная об этом, тайком развязал мешки и вынул 300 талантов. Но когда, при прочтении записей, обман был раскрыт, он бежал из страны и был приговорен к смертной казни. (10) То же произошло и с отцом Гилиппа Клеархом[29], бежавшего из отчества много раньше, который, как полагали, получил взятку от Перикла, чтобы не совершать вторжения в Аттику. Он был осужден на смерть, и закончил свою жизнь в изгнании в Фуриях, что в Италии. Так эти люди, весьма способные, такими поступками навлекли на себя позор на всю оставшуюся жизнь.

107. Когда афиняне узнали о том, что их армия уничтожена, они отказались от политики господства на море и принялись укреплять стены и перекрывать порты в ожидании скорой осады. (2) Оба лакедемонских царя Агис и Павсаний вторглись одновременно в Аттику с большим войском и разбили свой лагерь под стенами, а Лисандр с более чем двумястами триерами подошел к Пирею. Афиняне, хотя подверглись суровым испытаниям, между тем не пали духом, и некоторое время не имели трудностей в защите города. (3) Так как осада предполагалась трудной[30], пелопоннесцы решили вывести свои войска из Аттики и установить морскую блокаду для предотвращения подвоза пшеницы населению. (4) Когда это было сделано, афиняне стали испытывать ужасные лишения, так как продовольствие им доставлялось, главным образом, по морю. Поскольку страдания увеличивались изо дня в день, город наполнился мертвыми, и тогда оставшиеся в живых отправили послов для заключения мира с лакедемонянами[31]. Мир был заключен на следующих условиях: афиняне уничтожат длинные стены и стены Пирея, будут держать не более десяти военных кораблей, уйдут из всех городов и признают гегемонию лакедемонян. (5) Пелопоннесская война, самая длинная из всех, какие мы знаем, длившаяся 27 лет, окончилась так, как мы описали.

108. Спустя некоторое время после заключения мира умер Дарий, царь Азии, царствовав 19 лет. Артаксеркс, его старший сын, вступил на престол и царствовал в течении 40 лет. В это время, по сообщению Апполодора из Афин[32], поэт Антимах был в самом расцвете[33].

(2) На Сицилии с началом лета Гимилькон, главнокомандующий карфагенян, стер с лица земли город Акрагант. В храмах, не уничтоженных полностью огнем, он разрушил скульптуры, выполненные с исключительным мастерством, а затем вторгся со своей армией в область Гелы. (3) Завладев всей этой территорий, а также территорией Камарины, он обогатил свою армию различной добычей. После этого он подошел к Геле и разбил свой лагерь вдоль реки одноименного названия с городом. (4) У гелийцев за пределами города была огромная статуя Аполлона, отлитая из бронзы, которая была захвачена и отослана в Тир[34]. Гелийцы создали эту статую в связи с пророчеством оракула, и тирийцы, в последствии, когда были осаждены Александром Македонским, отнеслись к богу неуважительно, так как он воевал на стороне врага[35]. Но когда Александр взял город, рассказывает Тимей, в тот же день и час, когда карфагеняне захватили Аполлона в Геле, греки принесли жертву этому богу и провели торжественную процессию, чтобы отблагодарить его за взятие города. (5) Хоть эти события и произошли в разное время, мы решили, что будет уместно рассказать о них одновременно в связи с их необычайностью[36].

Карфагеняне стали рубить растущие в округе деревья и вырыли ров вокруг лагеря, так как они ожидали прихода Дионисия с сильной армией на помощь осажденным. (6) Гелийцы, из-за величины ожидаемой опасности, первым делом постановили удалить из города всех женщин и детей в Сиракузы. Но когда женщины бежали к алтарям на рыночной площади и стали просить оставить их, чтобы разделить судьбу с мужчинами, то это им было позволено. (7) Вслед за этим, сформировав большое число отрядов, они отправили солдат рыскать по округе, и те, хорошо зная местность, стали нападать на бродивших мародеров, ежедневно приводя пленных и убивая большое число врагов. (8) И хотя карфагеняне, приблизившись к городу, стали разрушать стены ударами таранов, жители отважно защищались. Разрушенные днем участки стен, ночью, при помощи женщин и детей, они восстанавливали. Те, кто был в расцвете лет, держали оружие и участвовали в боях, остальное население с усердием выполняло прочую работу по обороне. (9) Одним словом, они выдерживали атаки карфагенян так стойко, что, хоть их город и не имел естественной защиты, и они были лишены союзников, кроме того, стены обрушились в ряде мест, они не были сломлены угрожающей им опасностью.

109. Дионисий, тиран сиракузян, вызвав помощь от италийских греков и других союзников, поставил их впереди своей армии; он также призвал большую часть сиракузян призывного возраста и навербовал наемников. (2) Эта армия, говорят, доходила до пятидесяти тысяч человек, но, согласно Тимею, насчитывалось тридцать тысяч пехоты, тысяча кавалерии и пятьдесят бронированных кораблей[37]. (3) Не желая разделять армию, он разбил лагерь на морском побережье, чтобы руководить как сухопутными, так и морскими силами. Легковооруженных он отправил досаждать неприятелю и мешать ему добывать провиант в округе, а при помощи кавалерии и флота пытался лишить карфагенян поставок, ожидаемых с их собственной территории. (4) Таким образом прошло 20 дней без каких-либо значительных событий. Тогда Дионисий разделил армию на три части. Одной, состоящей из сицилийцев, он приказал обойти город слева и стать лагерем, вторую часть, образованную союзниками, отправил вдоль моря, оставив город справа. Третью часть, состоящую из наемников, возглавил сам и двинулся через городскую агору[38] к месту расположения карфагенских сил. (5) Кавалерии приказал, как они только увидят движение пехоты, переходить реку и занять равнину, но вступать в бой, лишь увидев, что их товарищи одерживают победу, или оказывать помощь там, где происходит отступление. Флоту, с находившимися на нем войсками, он приказал, как только италийские греки начнут атаку, плыть против лагеря противника.

110. Когда флот в надлежащее время выполнил этот приказ, карфагеняне бросились в это место, чтобы помешать высадке войск, так как эта часть лагеря, расположенная вдоль берега, не была укреплена. (2) В это время италийские греки, преодолев пространство отделявшее их от моря, атаковали лагерь карфагенян, которые, в своем большинстве, были заняты отражением флота, и опрокинув, находившихся там защитников, ворвались в лагерь. (3) Тогда карфагеняне развернули большую часть своего войска и, после упорного боя, выбили прорвавшихся за рвы. Италийские греки, подавляемые численным превосходством варваров и не получившие подкрепления, были прижаты к частоколу, врытому вдоль рва. (4) Сицилийские греки, продвигавшиеся через равнину, прибыли слишком поздно, а наемники Дионисия, столкнулись с трудностями, проходя через городские улицы, и поэтому были не в состоянии прийти так быстро, как было запланировано. Гелийцы совершили вылазку, чтобы оказать помощь италийцам, но они выдвинулись на небольшое расстояние от города, опасаясь оставить стены без защиты, поэтому их помощь не подоспела вовремя. (5) Иберы и кампанцы, служившие в армии карфагенян, жестоко тесня италийских греков, убили более тысячи из них. Но поскольку команды кораблей осыпали преследователей ливнем стрел, то остальные благополучно отступили к городу. (6) В другой части поля битвы сицилийские греки атаковали выступивших протии них ливийцев, большую часть убили, а остальных преследовали до лагеря. Но когда иберы, кампанцы и карфагеняне пришли на помощь ливийцам, они потеряв около шестисот человек, возвратились в город. (7) Кавалерия, увидев поражение своих товарищей, также удалилась в город, преследуемая врагом. Дионисий, только что пересекший город, обнаружил свою армию разбитой и был вынужден остаться в пределах стен.

111. После этого Дионисий собрал своих друзей и стал с ними совещаться относительно военных действий. Когда они все высказались за то, что позиция неблагоприятна для решающей битвы с неприятелем, он отправил вечером вестника, чтобы на следующий день провести обмен мертвыми, но в первых часах ночи приказал всему населению выйти из города, сам же вышел в полночь, оставив две тысячи легковооруженных. (2) Им было приказано в течении всей ночи жечь огни и шуметь, чтобы карфагеняне думали, что он все еще в городе. На рассвете они быстро вышли и присоединились к Дионисию, а карфагеняне, узнав о произошедшем, вошли в город и занялись грабежом брошенных домов. (3)

Когда Дионисий прибыл в Камарину, то обязал ее жителей перебраться в Сиракузы совместно с детьми и женами. И так как вселившийся страх не допускал промедления, одни наспех собрали серебро и золото, и все, что можно было унести, другие бежали только с родителями и малыми детьми, не обращая внимания на ценности, третьи, ослабленные старостью и болезнями и не имевшие родственников или друзей, остались позади, так как прибытие карфагенян ожидалось в скором времени. (4) Судьба Селинунта, Гимеры и Акраганта приводила в ужас все народы, как будто они были свидетелями свирепости карфагенян. И действительно, те не щадили своих пленников и не проявляли никакого сострадания к жертвам, распиная[39] их или подвергая мучениям, на которые невозможно смотреть. (5) Таким образом, когда два города обратились в бегство, вся местность заполнилась женщинами, детьми и толпами черни. Солдаты, наблюдая это, были не только в ярости на Дионисия, но и преисполнись жалости к несчастным. (6) Они видели свободнорожденных юношей и девиц, достигших брачного возраста, спешивших в неразберихе вдоль дороги, не думающих о своем возрасте и лишенных внимания и забот, которые они испытывали в прошлом. Судьба стариков была так же достойна сострадания; они были вынуждены против природы идти так же быстро, наравне с подростками.

112. По этим причинам вспыхнула ненависть к Дионисию, поскольку народ думал, что он действует ради определенной цели: используя страх перед карфагенянами, стать властелином других городов. (2) Они обсуждали его задержку при оказании помощи[40], и то, что ни один из его наемников не пал, и, что он отступил без причины, не испытав серьезного поражения, и, главное, что враги не погнались за ним. Поэтому для тех, кто имел желание поднять мятеж, все эти обстоятельства, как будто, давались богами для свержения его владычества.

(3) Италийские греки оставили его и направились домой через внутренние части острова. Сиракузская кавалерия сначала выжидала, надеясь убить тирана, но, увидев, что наемники не собираются его покидать, они единодушно двинулись в Сиракузы. (4) И, обнаружив, что гарнизон порта[41] ничего не знал о событиях в Геле, без препятствий вошли в город, затем ограбили дом Дионисия, наполненный золотом, серебром и прочими богатствами. Затем, схватив его жену, всадники жестоко над ней надругались, желая тем самым дать выход своей злобе против тирана и надеясь, что этот акт насилия будет гарантией борьбы в дальнейшем. (5) Между тем, Дионисий по дороге стал подозревать о случившемся и, выбрав из кавалерии и пехоты наиболее верных себе людей, с ними спешно отправился к городу, убежденный, что сможет одолеть всадников лишь быстротой действий. Неожиданным прибытием он надеялся с легкостью осуществить свой замысел. (6) Так и случилось. Всадники думали, что Дионисий не осмелился бы возвратиться без армии и веря в свой замысел, объявили, что он оставил Гелу и бежал к финикийцам в то время как на самом деле он шел в Сиракузы.

113. Пройдя четыреста стадиев, Дионисий во главе ста всадников и шестисот пехотинцев к полуночи прибыл к воротам Ахрадины. Обнаружив, что ворота закрыты, он закидал их тростником, растущим в окрестных болотах, который сиракузяне обыкновенно используют для связки штукатурки. Пока ворота горели, подошли отставшие отряды. (2) Когда огонь уничтожил ворота, Дионисий со своими последователями прошел через Ахрадину. Некоторые всадники, узнав о случившемся, не дожидаясь остальных, хотя и в очень малом числе, поспешили оказать сопротивление. Они были окружены на рыночной площади наемниками и все до единого погибли. (3) Тогда Дионисий прошел через город, истребляя всех, кто пытался оказать сопротивление, затем, проникая в дома своих противников, одних убил, других изгнал из города. Уцелевшие всадники бежали из города и заняли так называемую Этну[42]. (4) На рассвете основная часть наемников и армия сицилийских греков прибыли в Сиракузы, но гелийцы и камаринцы, бывшие в противоречии с Дионисием, оставили его и ушли в Леонтины.

114. ...[43] Тогда Гимилькар, вынужденный обстоятельствами, отправил в Сиракузы посла для предложения мира побежденным. Дионисий с радостью согласился, и они заключили мир на следующих условиях. Карфагенянам принадлежат, вместе с первоначальными поселенцами, Элимия и Сикания; жители Селинунта, Акраганта, Гимеры, а так же Гелы и Камарины могут проживать в своих городах, которые не должны быть укреплены, и выплачивать дань карфагенянам. Жители Леонтин и Мессены и все сикулы должны жить по своим собственным законам, а Сиракузы остаются во власти Дионисия. Наконец, пленные и корабли должны быть возвращены тем, кто их потерял.

(2) Как только этот договор был заключен, карфагеняне отплыли в Ливию, потеряв более половины своих солдат от чумы, но мор продолжал бушевать и там не в меньшей степени, и большое число как карфагенян, так и их союзников, были поражены болезнью.

(3) Дойдя в нашем повествовании до конца войн Пелопоннесской в Греции и первой между карфагенянами и Дионисием на Сицилии, и выполнив, таким образом, намеченную задачу, мы думаем, что в следующей книге изложим дальнейшие события.