История аварцев

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ФИЛАН

Наряду с царством Серир, в древних источниках на территории Дагестана довольно часто упоминается и самостоятельное государственное образование под названием Филан. Интересно также, что в некоторых источниках правителя Серира тоже называют Филан-шахом. Очевидно, что новый титул царь Серира мог обрести с включением территории Филана в состав обширных своих владений. Подобное могло иметь место при непосредственном территориальном соседстве этих двух владений. По вопросу о месте расположения Филана исследователи выдвигают самые различные варианты его локализации (Шихсаидов А. Р., 1994). Однако ни одно из этих предположений не имеет соответствующих доказательств. Поэтому наиболее приемлемым вариантом его локализации представляется сопоставление Филана с территорией Андийского общества, которое в историческом плане представляет значительный интерес.

Суждения исследователей о происхождении андийцев также далеко не однозначны. Одни исследователи отмечают древние местные корни их происхождения. Другие, в частности Е. М. Шиллинг, сопоставляя культуру, психологию, а также на основании существующего мунинского предания, пришли к заключению, что вся территория по левому берегу Андийского Койсу якобы принадлежала жугьут-хану, и столицей ее выступало с. Муни. Известный востоковед В. В. Бартольд отмечает, что предки горских евреев, как они сами утверждают, были переведены сюда ассирийскими и вавилонскими завоевателями. К подобным утверждениям, вероятно, имеют прямое отношение и надписи ассирийских источников IX в. до н. э. На основании этих источников некоторые исследователи предполагают, что Андия (Андиу) в начале VIII в. до н. э. находилась под эгидой восточных владык (юго-западнее Каспия). В торжественной надписи ассирийского царя Саргона II говорится, что он «завоевал страну Телусина-андийца, захватил (в этой стране) 4200 жителей и их скот». Возможность южного происхождения андийцев и последующего их продвижения в районы горного Дагестана в начале

1-го тыс. до н. э., впервые высказанная исследователем Г. А. Меликашвили, получает подтверждение в исследованиях Играра Алиева, М. А. Агларова, Л. И. Лаврова и др. При этом прочная связь языкового материала андийцев с остальным кавказским миром обосновывается последующей языковой и культурной ассимиляцией их с местным населением (Агларов М. А., 2002).

Примечательно, что древние, восходящие к Передней Азии корни андийцев и их значительный вклад в историю региона находит подтверждение и в топонимических материалах, которые выходят далеко за пределы места их современного обитания. На их основании исследователь Е. М. Шиллинг приходит к выводу, что «гумбетовские аварцы — это бывшие андийцы». А профессор Ш. И. Микаилов отмечает, что почти все наименования аулов, расположенных вниз по среднему течению Андийского Кой су, вплоть до выхода Сулака с гор на равнину, свободно этимологизируются с андийского языка.

Эти факты могут свидетельствовать о том, что в историческом прошлом андийцы, возможно, занимали более обширную территорию, которая впоследствии и выступала самостоятельным политическим объединением, известным под названием Филан. Подобное предположение подкрепляется и археологическими исследованиями Андийского региона. Андийцы издревле населяют обширную котловину, образуемую отрогами Андийского хребта, которая изолирована от остальной части горного Дагестана и сопредельных областей почти отвесными склонами гор, достигавшими более 2000 м над уровнем моря, и была труднодоступна для неприятеля. Проникнуть в этот район было возможно тремя путями. Одним из них является Мунинское ущелье протяженностью до 5 км, которое прорезает отрог хребта с юга на север, со стороны Андийского Койсу. Река Унсатлен, протекающая по узкому ущелью, исключает возможность свободного проникновения в Андию этим путем. Мощная шестиэтажная сторожевая башня, возведенная у самого входа в ущелье со стороны с. Муни, давала возможность заблаговременно предупредить о вторжении неприятеля. Она являлась звеном в цепи сторожевых башен, возведенных местными правителями на расстоянии зрительной связи по всей длине Андийского Койсу, служившей одним из древнейших путей для проникновения в глубь Аварии.

Со стороны Ичкерии в Андию можно попасть через Хорочоевское ущелье протяженностью до 40 км. Как и Мунинское, оно имеет отвесные высокие склоны и незначительную ширину. В случае военной опасности доступ через ущелье также легко мог быть закрыт.

Наиболее легким и удобным путем для проникновения в Андию, особенно при движении больших масс людей, служит дорога, проходящая через Андийские ворота. Ворота являются естественным проломом в отвесных отрогах хребта, ограждающего Андию с севера, со стороны Гумбета и Салатавии. Преувеличенное значение этих ворот, называемых местным населением знаменитыми, не лишено исторической основы, поскольку многие иноземные вторжения, отразившиеся в местных хрониках и народных преданиях, осуществлены этим путем. О важности этих ворот для судеб андийцев свидетельствуют и остатки мощных оборонительных сооружений, которые были возведены здесь в древности с целью закрытия входа в Андию.

О существовании остатков оборонительных стен у Андийских ворот известно давно. Они впервые упоминаются в исследованиях М. А. Агларова, посвященных поселениям андийской группы народов.

Тщательное изучение Андийских ворот и сохранившихся здесь остатков оборонительных сооружений показало, что от ближайшего с. Риквани к воротам ведет горная тропа протяженностью около 10 км. Она тянется по склонам пересеченного рельефа до перевала, достигающего более 2300 м над уровнем моря. В настоящее время тропа используется главным образом чабанами при перегоне скота с плоскости на альпийские луга.

Остатки оборонительных сооружений в виде нагромождений каменных развалов протянулись по самому гребню перевала, между боковыми склонами хребта, образовавшими пролом под названием Андийских ворот. Сразу же за остатками стен в сторону Гумбета склон довольно круто опускается вниз. Несмотря на значительную разрушенность бытовавших здесь в древности оборонительных стен и башен остатки их рельефа прослеживаются на всем протяжении. Отсутствие удобных подъездных путей для выборки скопившегося здесь строительного камня со следами легкой обработки и является причиной того, что после разрушения, учиненного врагом, их остатки были подвластны только времени и разрушительным силам природы.

Остатки стен берут начало от вертикального среза хребта с восточной стороны пролома. До противоположного среза хребта стена тянется, образуя три зигзагообразных отреза. На первом отрезке протяженностью 30 м она была возведена по относительно горизонтальной поверхности. Затем, свернув на северо-запад, она протянулась на 140 м между выступами скальных обнажений. И на последнем отрезке длиной около 50 м стена, вновь свернув на запад, тянется вверх и упирается в противоположный склон хребта. Общая ее протяженность составляет около 220 м, а высота на наиболее сохранившихся участках достигает 3 м.

Конструктивные особенности стены на всем ее протяжении определены оборонительными функциями того или иного отрезка. Наиболее уязвимым участком здесь является начальный отрезок стены, который не имеет перед собой естественных препятствий. На этом участке, по сведениям старожилов, находились и ворота, скрип которых якобы был слышен по всей Андии. Показательно, что и современная горная тропа со стороны Гумбета подходит к стене именно на этом участке. Стена на этом участке достигает 4-метровой толщины и возведена методом панцирной кладки без применения скрепляющего раствора. В 15 м от начала стены, на месте пересечения ее дорогой сохранились остатки кладки, выходящие за обе ее стороны на 2 м. В толще их прослеживается проход шириной в 2 м. Утолщение стены у прохода свидетельствует о важности этого участка обороны, где между башнями находились остатки укрепленного въезда. В конце отрезка стены сохранились остатки четырехугольного сооружения размерами 5 х 4 м, которое, видимо, служило караульным помещением или жилой привратной башней.

К северо-западу от остатков жилого сооружения оборонительная стена упирается в массивную скалу шириной около 8 и высотой до 4 м. Скала имеет отвесную наружную сторону и специально включена в общую линию обороны. По верху скальных обнажений стена тянется к боевой башне округлой формы диаметром около 10 м. Повторяя ломаные очертания наружных скал через 120 м, стена примыкает ко второй башне, также округлой формы диаметром 12 м. На всем протяжении стен перед ними сохранились следы добычи камня. Превратив этот участок в своего рода карьер, строители не только добывали здесь камень, но и искусственно увеличили высоту оборонительных стен. Использование защитных данных рельефа на этом направлении является свидетельством высокого мастерства строителей и умелого решения фортификационных задач в сложных условиях горного рельефа. Усиление обороны на этом отрезке, дополнительно укрепленного оборонительными стенами с двумя боевыми башнями, обусловлено требованиями защиты подступов к воротам. Для этого изменено и направление стены с тем, чтобы дорога к выезду шла параллельно оборонительным сооружениям. Это давало возможность обороняющимся держать дорогу под боковым обстрелом.

На последнем отрезке стена тянется вверх по крутому склону и упирается в обрывистый противоположный срез хребта. Примечательно, что перед стеной здесь были сооружены земляные рвы и валы протяженностью 50 м, которые увеличивали глубину обороны на этом участке. Мощными узлами в обороне ворот выступают и боевые башни, которые, в отличие от общепринятых фортификационных норм, связаны со стенами единой кладкой. Возведенные на прочной скальной основе стены и связанные с ними башни не могли быть разрушены стенобитной техникой. Общая пересеченность рельефа перед ними исключала возможность доставки и использования здесь стенобитной техники.

К укреплениям Андийских ворот относятся и завалы еще одного сооружения жилого характера, сохранившиеся несколько в стороне от стен. По контурам сохранившихся стен его размеры составляют 10 х 5 м. Подобная площадь указывает на караульное его назначение, в нем, возможно, располагались стражники при непосредственной угрозе вторжения врага.

Источниками, дающими возможность судить о времени сооружения Андийских ворот, являются сам памятник, его фортификационные и конструктивные особенности, а также некоторые устные предания. Несмотря на противоречивый характер преданий, связанных с Андийскими воротами, они все же несут в себе отголоски исторических событий и поэтому представляют значительный интерес, тем более что других источников по древней истории Андии нет (Агларов М. А., 1988).

Некоторые устные традиции связывают строительство Андийских ворот с именем легендарного Шамиля. Однако Шамиль имел к ним лишь косвенное отношение. На всем протяжении в толще оборонительных стен и башен здесь сохранилось пять воронкообразных углублений, которые, по рассказам старожилов, служили своего рода ложами для шамилевских пушек, направленных против двигавшихся в Андию войск царского генерала М. С. Воронцова. Однако связывать их строительство с Кавказской войной, как это имеет место в некоторых устных традициях, будет неверно. Например Иван Загурский, проходивший через эти ворота, будучи пленным, в 1842 г. писал: «На следующий день мы двинулись по дороге, ведущей к границам Андийского и Гумбетовского обществ. Здесь непроходимые скалы, разделяющие эти два общества, представляют обширный пролом, сложенный завалами, так что в этом месте едва может пройти одна вьючая лошадь. Это исторические Андийские ворота, открывающие собой вход в ущелье».

Об этих завалах, но не о стенах и башнях, сообщает и граф М. С. Воронцов. Поэтому очевидно, что оборонительные стены Шамиль не сооружал, так как к началу Кавказской войны она уже была в развалинах.

Некоторые предания гласят, что ворота были якобы укреплены неким монгольским ханом Елуком. Став ханом Андии, говорится в предании, он покорил местную родовую знать Бичонал и укрепил Андийские ворота, построив крепостную стену против Тимура, двигавшегося со стороны Гумбета. Тимур якобы простоял у Андийских ворот семь дней. Противники Елука показали ему другую дорогу, и он, ворвавшись в Андию, единым ударом разрушил возвысившийся дом Елука. Андия не знала более могущественных правителей. С этого времени род Елуков получил иное название у окружающего населения — Вагъашадул, т. е. «потерпевшие».

Пребывание в Андии как ранних монгольских отрядов в XIII в., так и войск Тимура в конце XIV в. подтверждается письменными источниками (Магомедов М. Г., 1997). Если учесть характерную быстроту и внезапность движения войск Тимура и расстояние от Гумбета до Андийских ворот (30 км), то сооружение массивных стен Елуком за короткий промежуток времени было, очевидно, невозможно. Поэтому представляется, что Елук укрепил существовавшие до него оборонительные стены Андийских ворот. Об этом говорят капитальность и прочность остатков стен, в которых не чувствуется и намека на поспешность их строительства.

В предании, отражающем более древнюю и, по-видимому, более реальную историю строительства Андийских ворот, говорится, что основателем с. Анди были царь (шагьи-шагь) Ануш и Уллубий — Харчи. Из предания далее следует, что Ануш не только основал с. Анди, но и возвел вокруг него высокую белокаменную стену. У ворот установил высеченное из камня изображение орла и меча; камни с подобными изображениями были установлены и по границе Андийских владений (Агларов М. А., 2002).

Исходя из этих сообщений, можно заключить, что Ануш и был тем владетелем, который не только основал с. Анди, установил границы своих владений, но и укрепил Андийские ворота, воздвигнув здесь мощные оборонительные сооружения.

Последняя часть предания, связанная со строительной деятельностью Ануша и восходящая к раннесредневековой истории Андии, вполне согласуется с археологическими и иными данными, отражающими возможное время строительства оборонительных стен у Андийских ворот.

Стратегическая важность этого прохода для судеб населения Андии находит отражение в массивности и тщательности возведенных здесь оборонительных сооружений. Выполнение такого объема работ с максимальным соблюдением норм древнего фортификационного искусства и в столь неблагоприятных естественных условиях могло быть осуществлено только при наличии в Андии достаточно сильной политической власти. После монгольских нашествий Андия не знает такой сильной власти, способной выполнить подобный объем строительных работ. Следовательно, стены могут иметь более древнее, скорее всего, раннесредневековое происхождение.

В какое же конкретное время они могли быть возведены? Изучение подобных памятников свидетельствует, что интенсивное их строительство в Дагестане относится исключительно к эпохе раннего средневековья, к VI–VIII вв. н. э. Их возводили для защиты раннефеодальных владений Дагестана от вторжения соседей, и особенно кочевых племен со стороны Прикаспийской низменности.

Андийские стены, по-видимому, и были возведены одним из владетелей раннефеодального Дагестана, возможно, AiryuieM, под властью которого, согласно преданию, находилась территория Андийского общества. К этому периоду относятся и сообщения источников о бытовании в Дагестане целого ряда самостоятельных раннефеодальных владений. В этой связи интересно отметить, что, наряду со строительной деятельностью Сасанидского Ирана по укреплению северных границ империи, источники указывают и на строительные мероприятия местных владетелей. Аббас-Кули Бакиханов пишет, ссылаясь на Омар бин-Верды, что, кроме ворот Баб-а ль-Абваб (Дербента), построенных Ануширва-ном в Прикаспий и преграждающих путь хазарам, абвабы (ворота) находятся и в ущельях Кайтагских (Кавказских) гор, как-то: Баб-Цул (Сул), Баб-Алан, Баб-Сарбан, Баб-Лазика, Баб-Себжен, Баб-Сагир, Баб-Филан-шах, Баб-Каруман-шах, Баб-Иран-шах и Баб-Миран-шах. А так как Дербент стоит на большой дороге и важнее всех укреплений, то поэтому он называется Баб-аль-Абваб («Ворота ворот»). Аналогичные сведения с небольшими изменениями мы встречаем и у древнего историка Ибн-Хордадбека в его «Книге путей и царств». И важно, что эти сведения находят подтверждение и в археологических исследованиях, позволивших выявить многочисленные остатки оборонительных сооружений и укрепленных пунктов, возведенных у естественных проходов, ведущих из Прикаспия в горные районы Дагестана.

Возведение подобных оборонительных сооружений и укрепление границ для местных владетелей было особенно необходимо в силу географического расположения Дагестана, где завязывался сложный узел взаимоотношений с объединениями кочевников. Поэтому Дагестан представлял собой важный рубеж в общей системе обороны региона. Являясь своего рода аванпостами в системе его обороны, раннефеодальные владения Дагестана в первую очередь были подвержены нашествиям кочевых племен, продвигавшихся по Прикаспию в страны Древнего Востока. Реальная опасность вторжения кочевников и диктовала необходимость тщательного укрепления возможных путей их проникновения в горы. Следствием этого были, как отмечают источники, повсеместные и фандиозные строительные работы по укреплению естественных проходов по всему Кавказу и в Дагестане в частности.

И не случайно, что, наряду со строительными мероприятиями иранских правителей, источники отмечают и укрепленные пункты Дагестана. Более того, они преподносят эти укрепления как Сасанидские творения. Очевидно, что подобные сообщения источников свидетельствуют о важной роли Дагестана в стратегической политике Ирана на Кавказе. Позиция местных владетелей в борьбе с кочевым миром имела важное значение в успехе политики Ирана. Источники не случайно указывают, что «Хосрои (персидские цари) прилагают большую заботу к этой пограничной местности и не ослабляют наблюдения за ее положением вследствие великой опасности с этой стороны и сильной боязни ее». Местные владетели занимали ключевые позиции на северных границах Сасанидского Ирана. Как пишет Истахри, «они многочисленны и сильны и есть у них как конница, так и пехота». Поэтому очевидно, что без дружеского расположения местных владетелей строительные усилия Ирана в Прикаспий не были бы успешными. Местные правители могли, преодолев горные тропы Дагестана, совместно с кочевниками появиться в тылу Дербента и вторгнуться в пределы Ирана (Минорский В. Ф., 1963).

О жизненно важном значении для Сасанидов союза с владетелями Дагестана видно из того, что они вводят местную знать в систему персидской иерархии, раздают им громкие титулы шахов. Вероятно, что правитель Андии также получил не только титул шаха, но и имя Ануш под влиянием Сасанидов. Добившись жизненно необходимого дружественного расположения местных владетелей, Сасаниды были, соответственно, заинтересованы и в укреплении проходов, ведущих в горы. О большом доверии владетелей Ирана и Дагестана друг к другу, а возможно, и о династических их связях, свидетельствует тот факт, что когда империя Сасанидов разваливалась под ударами арабов, последний их шах Ездеджерд, как пишет древний историк Масуди, отправил золотой трон и свое имущество в страну Сахиб ас-Серир для сохранения его там в безопасности.

Таким образом, судя по источникам, между Сасанидским Ираном и владетелями Дагестана существовал прочный союз, направленный против кочевников. Как свидетельствуют археологические исследования, в этот период в Дагестане также повсеместно возводятся крепостные сооружения с увеличенным запасом прочности, не характерным для последующих строительных традиций.

Судя но конструктивным особенностям, стены Андийских ворот были возведены одним из раннефеодальных владетелей, чтобы противостоять захватническим устремлениям кочевников и соседних правителей.

В целом изолированная и замкнутая Андия, очевидно, являлась одним из владений во главе с шахом Анушем, который устанавливал границы государства и возводил оборонительные стены у Андийских ворот. 200 лет его царствования (по преданиям), видимо, следует рассматривать как время правления династии дома Ануша, который, возможно, и носил титул Филан-шаха.

Общего мнения по вопросу о локализации Филана нет. Одни исследователи считают, что Филан — это общество Кель. В. Ф. Минорский и вслед за ним В. М. Бейлис помещают Филан в Южном Дагестане, в районе между Восточным Шекки и Саму-ром, где расположенно с. Филя, созвучное якобы с названием Филан. М. И. Артамонов полагает, что Филан — это Казикумухское владение. Ряд исследователей сопоставляет Филан с политическим образованием Шандан, известным впоследствии под названием Акуша-Дарго. Однако все эти версии не имеют под собой доказательной базы. Поэтому локализация Филана на территории Андии является более предпочтительной, поскольку это находит подтверждение в археологических материалах и в письменных источниках.

Следует также отметить, что в одних сведениях, например у Ибн-Хордадбека, Филан упоминается рядом с Сериром, что отражает территориальное соседство этих владений. А в некоторых случаях Филан располагают рядом с Сериром и Аланией. Если учесть, что аланы находились к северу от Серира, то Филан мог быть к северо-западу от него, т. е. на территории современной Андии. Подобная его локализация подтверждается, если проследить и маршрут посланца из Тифлиса к владетелю Серира. Интересно, что от аланов посланец по пути в Серир попадает сначала к Филаи-шаху, а затем к правителю Серира. А при локализации Филана в районе между Восточным Шекки и Самуром возникает вопрос: как мог царь Серира, который, как пишет Масуди, носит титул Филан-шаха, захватить владения, располагавшиеся к югу от самостоятельных государственных образований Табасарана и Кайтага?

Скорее всего, царь Серира мог овладеть территорией, располагавшейся рядом, в Андии, и принять, как указывают источники, титул Филан-шаха. Некоторые источники не проводят различия между ними и часто называют владетеля Серира Филан-шахом. В этой связи интересно отметить, что андийская группа населения, прекрасно владея аварским языком, употребляет в быту и свой андийский диалект, что также отражает былую, и, возможно, длительную, обособленность этого народа до присоединения к Сериру.

Таким образом, андийцы — выходцы из районов Юго-Западного Прикаспия — в начале 1-го тыс. до н. э. обосновались на территории современного их обитания. С образованием государства Кавказская Албания они являлись ее составной частью и, судя по топонимике, занимали более значительные территории. С распадом Кавказской Албании андийцы, как и другие народы Дагестана, создают собственное государство под названием Филан. С усилением царства Серир Филан как и другие владения, оказался в составе этого государственного образования, границы которого расширились в IX–X вв. и охватывали территорию, как отмечают источники, между Грузией, Кипчаком и Ширваном. С этого времени царь Серира и стал, очевидно, обладателем территории Андии и получил титул Филан-шаха.