История Цейлона. 1795-1965

Развитие плантационного хозяйства

Вторая половина XIX в. ознаменовалась расширением и укреплением в экономике Цейлона плантационного сектора. Сначала основной плантационной культурой продолжал оставаться кофе. Уже в начале 50-х годов производство кофе не только сумело оправиться от последствий кризиса, но и получило возможность развиваться быстрыми темпами. Владельцы новых кофейных плантаций имели ряд существенных преимуществ перед своими предшественниками. Так, в период кризиса они сумели купить по низким ценам старые кофейные плантации, и это избавляло их от значительных первоначальных капиталовложений. Поэтому новые кофейные плантаторы могли обходиться без займов и были свободны от долгов. Кроме того, в начале 50-х годов резко сократились издержки в производстве кофе, главным образом за счет падения цены рабочей силы.

Рыночная конъюнктура также благоприятствовала расширению производства кофе. Увеличение спроса на кофе на лондонском рынке привело к быстрому росту цен. Отмена экспортной пошлины на цейлонский кофе еще больше укрепила позиции цейлонских плантаторов. В 1857 г. на Цейлоне были 404 кофейные плантации, принадлежавшие европейскому, в основном английскому, капиталу, а площадь под ними составляла 32 380 га, тогда как цейлонцы владели 19 200 га под кофе. Особенно быстрый рост площадей под кофейными плантациями, принадлежавшими европейцам, наблюдался в последующие годы: в 1867 г. под этими плантациями было 57 200 га, а в 1878 г. — 110 тыс. га

В 60—70-х годах производство и экспорт кофе стали ведущей отраслью цейлонской экономики. Расширение площадей под кофейными плантациями привело к продаже крупных массивов земель в горных районах острова. С 1869 по 1879 г. государство продало свыше 160 тыс. га 64 коронных земель, из которых 40 тыс. га были использованы под кофейные плантации. Доходы от продажи этих земель превысили 1 млн. ф. ст.

Новые кофейные плантации возникли в районе Нувара Элин, в долинах Димбулы, Дик-Ои и Маскелии, и на склонах Адамова пика. На обширной территории, которая прежде была покрыта джунглями и не использовалась для хозяйственных нужд, стали возникать кофейные плантации, проводиться дороги, появляться населенные пункты. Строительство дорог в наиболее крупных масштабах велось в районах плантационного хозяйства. Доставка кофе в Коломбо для многих плантаторов была более сложной проблемой, чем его выращивание. Часто плантации находились в стороне от дорог и плантационные кули несли мешки с кофе до тех мест, где их можно было погрузить на телеги, запряженные волами, или до самого Коломбо. На перевозку кофе в Коломбо по старым дорогам, по которым медленно тянулись упряжки волов, уходило много времени. К тому же владельцы плантаций должны были платить значительные суммы контракторам, собственникам средств транспорта. В октябре 1867 г. была открыта железная дорога Коломбо — Канди, и вскоре она была продолжена до Навалапитии, Матале и других важнейших районов плантационного хозяйства.

Продолжавшаяся благоприятная рыночная конъюнктура приносила значительные доходы кофейным плантаторам, стимулировала увеличение производства и экспорта цейлонского кофе. Так, за 15 лет (с 1851–1855 по 1866–1870 гг.) средний ежегодный вывоз кофе вырос почти в 2,5 раза в количественном отношении и более чем в 3 раза в стоимостном. Основная часть этих доходов оседала в карманах владельцев крупных кофейных плантаций, управляющих агентств и компаний.

В развитии плантационного хозяйства на Цейлоне в середине XIX в. большую роль стали играть инвестиции крупных английских фирм и управляющих агентств. Важнейшим коммерческим центром на Цейлоне стала созданная в 1845 г. Восточная банковская корпорация, которая не только осуществляла различные финансовые операции, но и являлась собственником многих кофейных плантаций. Восточная банковская корпорация имела свои отделения во всех значительных городах и центрах плантационного хозяйства.

По данным цейлонского исследователя С. Раджаратнама, в 1878 г. в стране действовало 37 управляющих агентств, из которых 28 имели интересы в кофейном производстве. Эти управляющие агентства контролировали 91 % всех площадей под кофе. Крупнейшими из этих агентств были: «Сабонадире энд К⁰», «Дж. М. Робертсон энд К⁰», «Джордж Стюарт энд К⁰», «Алстон, Скотт энд К⁰», «Джордж Уолл энд К⁰». Таким образом, большую роль в укреплении и развитии плантационного хозяйства на Цейлоне сыграли английские управляющие агентства. Многие из них не исчезли окончательно после гибели производства кофе, а приняли заметное участие в налаживании производства чая.

В 1854 г. была создана Ассоциация плантаторов Цейлона, которая с 60-х годов стала играть важную роль в экономической и политической жизни острова. Основной целью этой организации была защита интересов плантаторов. Ее создателями были Джордж Уолл и его партнеры по фирме «Джордж Уолл энд К°» — крупные английские кофейные плантаторы К. Джолли, А. Браун и Р. Б. Тэтлер. Центром деятельности Ассоциации плантаторов Цейлона стала тогдашняя столица плантационного района — город Канди. Сознаваякакой большой процент в налоговых поступлениях с Цейлона дает кофе, члены Ассоциации потребовали дальнейшего увеличения средств на дорожное строительство, проведение железных дорог и реконструкцию портов Коломбо и Галле. Много внимания руководители Ассоциации уделяли проблемам, связанным с вербовкой и доставкой плантационных рабочих из Южной Индии.

Расширение производства кофе на крупных плантациях, принадлежавших английскому капиталу, шло параллельно с развитием производства кофе, которое базировалось на местном капитале. Цейлонские плантаторы кофе были в основном выходцами из равнинных районов острова. Выше уже упоминалось семейство де Сойза, владевшее большими участками земли в Хангуранкете, на которых возникли кофейные плантации. Число крупных плантаторов кофе среди цейлонцев было невелико; большинство цейлонцев занималось разведением кофе на мелких участках. Но доля цейлонских производителей была довольно значительной: так, в период между 1849 и 1869 г. они поставляли от четверти до трети всего экспортируемого кофе.

Обычно в литературе о Цейлоне 70-е годы XIX в. называют «золотым веком» для кофейных плантаторов. Действительно, в это время значительно возросли цены на кофе, увеличились его производство и экспорт. Во второй половине 70-х годов доходы от экспорта кофе составляли 75–80 % всех экспортных поступлений страны. Но производство кофе на Цейлоне подстерегала страшная опасность.

Еще в 1869 г. на некоторых плантациях появилась болезнь кофейных листьев (Hemeleia Vastatrix). Одним из первых обратил на нее внимание Рид, управляющий плантацией Галлула. Он послал несколько поврежденных листьев для обследования директору ботанического сада в Нерадении Твэйтису. Последний признал болезнь очень опасной и потребовал, чтобы были сожжены все заболевшие растения. Но многие плантаторы отказались выполнить указание Твэйтиса. Распространение болезни и гибель растений не были предотвращены. Первыми погибли старые кофейные плантации. Новые посадки в районе Нувара Элии и на склонах Адамова пика дольше других сопротивлялись болезни. Они продолжали приносить владельцам значительные доходы в начале 80-х годов, когда уже погибли кофейные плантации в других округах. Но ничто не могло уберечь их от гибели.

На смену производству кофе пришла новая плантационная культура — чай. Первые эксперименты с выращиванием чайного куста на Цейлоне начались после того, как в 1839 г. ботанический сад в Перадении получил партию семян. Опытные посадки семян и саженцев в начале 40-х годов были сделаны на ряде плантаций. Одними из первых посадки чая произвели в 1841 г. братья Г. и М. Вормс на плантации Ротшильда в Пусселлаве, а затем на плантациях Согамма и Конде-галла. Сначала братья Вормс использовали китайские сорта чая, но вскоре они предпочли ассамские сорта, которые, по их мнению, были лучше приспособлены к условиям острова. Примерно в 1842–1843 гг. главный судья Цейлона Олифант заложил две чайные плантации около Нувара Элии. До 1867 г. в различных районах острова производились опытные посадки чая и велась селекционная работа. Центрами ее стали посадки чая в ботанических садах Перадении и Хокгале.

В 1867 г. Дж. Тэйлор расчистил на плантации Лулекондера около 8 га и засадил их чайным кустом. К 1869 г. посадки чайного куста на плантации Лулекондера составляли уже 100 га. В 1871–1872 гг. первый урожай был продан в Канди, а на следующий год 23 ф. чая с плантации Лулекондера были проданы на аукционе в Лондоне за 58 рупий. 1867 год принято считать годом зарождения цейлонской чайной промышленности.

Чай очень быстро превратился в важнейшую плантационную культуру Цейлона. Этому способствовал ряд обстоятельств. Прежде всего, благоприятные климатические условия — постоянное тепло и обильное увлажнение позволяют собирать чай в течение всего года. В отличие от кофейного и хинного деревьев (последнее пытались разводить после гибели кофейных плантаций) чайный куст может расти на отвесных склонах и на большой высоте. Кроме того, чайный куст хорошо развивается на относительно бедных каменистых почвах, непригодных для выращивания других культур. Большое преимущество для разведения чая на Цейлоне заключалось в наличии железных дорог и густой сети шоссейных дорог, связавших район чайных плантаций с Коломбо. Выгодное расположение порта Коломбо на морских торговых путях, в свою очередь, облегчало экспорт цейлонского чая в Англию, которая была и остается основным рынком сбыта цейлонского чая.

После гибели кофе, в начале 80-х годов, площади под чайными плантациями начали стремительно расти. С 1873 по 1883 г. площади под чайными плантациями увеличились со 100 до 14 тыс. га, а в 1893 г. они составили уже 102 тыс. га. Столь же стремительно росло и производство чая. Увеличение спроса на чай на английском рынке и высокие цены на него стимулировали дальнейший рост производства этой культуры.

Сначала цейлонский чай продавался на лондонских аукционах вместе с индийским, который конкурировал с китайскими сортами. Впервые цейлонский чай появился самостоятельно в каталогах лондонского аукциона в 1881 г.; это был чай с плантации Лулекондера. В 1885 г. доля цейлонского чая в импорте этого продукта Англией составляла всего 2 %, тогда как Китай поставил 62 % чая, а Индия — 36 %. Хотя китайский чай был дешевле цейлонских и индийских сортов, последние были лучшего качества, и с усовершенствованием процесса производства легко оттеснили китайский чай с английского рынка. Уже в 1892 г. закупки цейлонского чая Англией превзошли китайские. С этого времени началось резкое падение экспорта китайского чая в Англию. С конца 90-х годов господствующее положение на английском рынке наряду с индийским чаем захватил цейлонский.

Создание чайных плантаций на Цейлоне в 80—90-х годах имело свои особенности. В развитии производства чая значительно большую роль, чем при закладке первых кофейных плантаций, играли инвестиции английского капитала, предоставляемые банками, управляющими агентствами и компаниями с ограниченной ответственностью. Именно эти капиталы помогли отдельным английским плантаторам и ряду новых управляющих агентств и компаний, возникших на месте тех, которые действовали в «золотой век» производства кофе, создать чайную промышленность. «Быстрое развитие на Цейлоне чайной промышленности за последние четыре-пять лет, — писал в 1893 г. большой знаток цейлонской экономики Дж. Фергюсон, — является наиболее интересным и важным фактором в истории острова в настоящее время. Теперь будущее колонии зависит от этого основного товара больше, чем от любой другой отрасли сельского хозяйства».

При создании чайной промышленности на Цейлоне использовался не только английский капитал, но и тот опыт, который накопили английские плантаторы, занимаясь выращиванием чая в Индии. Некоторые компании и управляющие агентства действовали на Цейлоне и в Индии. Управляющие и помощники управляющих цейлонскими чайными плантациями, непосредственно занимавшиеся всеми делами, связанными с выращиванием и переработкой чая, иногда до прибытия на Цейлон уже работали на индийских чайных плантациях. Вместе с тем более благоприятные климатические условия на острове для разведения чая, чем в Индии, позволили цейлонским плантаторам добиться быстрого удешевления себестоимости чая и наладить его производство в больших количествах.

Местный, цейлонский капитал также принимал участие в производстве чая, но имена крупных плантаторов-сингалов почти не встречаются среди владельцев чайных плантаций в высокогорных районах. В конце XIX в. почти все земли этого района, пригодные для выращивания чая, сосредоточились в руках английских плантаторов. Лишь несколькими плантациями владели крупные индийские фирмы, такие, как Ковасджи Эдулджи и Баннаджи Джиджибхой.

Чайные плантации плантаторов-сингалов располагались на средней высоте и в низменных районах, где рос чай более низкого сорта. Среди крупных сингальских плантаторов встречаются имена Амарасурия, Пирис, Диас, Раджапаксе, де Мел и семейство де Сойза. Один из сыновей основателя этой видной цейлонской буржуазной семьи, С. X. де Сойза, начал заниматься выращиванием чая на ряде своих плантаций. Крупные сингальские плантаторы к концу XIX в. уже располагали достаточными капиталами и подходящими земельными владениями, чтобы наладить чайное плантационное хозяйство. Согласно расчетам цейлонского экономиста С. Раджаратнама, в период создания чайной промышленности расходы на организацию чайной плантации составляли 250–300 рупий на каждый акр.

Чай является не только трудоемкой культурой и требует большого числа рабочих рук, но также нуждается в быстрой переработке собранного листа. Строительство механизированных чайных фабрик было под силу только крупным плантаторам. Многие цейлонские мелкие плантаторы, и особенно владельцы небольших участков под чаем, вынуждены были продавать сырье на английские чайные фабрики. Такое положение еще больше укрепляло позиции английского капитала в чайной промышленности Цейлона.

Некоторые затруднения со сбытом чая и падение цен на него на лондонском рынке совпали с ростом спроса на каучук в связи с быстрым развитием автомобильной промышленности в США. Хотя первые каучуковые плантации были заложены англичанами, вскоре и цейлонцы стали проявлять большой интерес к этой культуре.

Представители цейлонской буржуазии охотно вкладывали капиталы в создание каучуковых плантаций, ибо их организация требовала меньших расходов, чем закладка чайных плантаций. Каучуковые плантации располагались в тех районах, где значительная часть земель принадлежала цейлонцам. За 1901–1910 гг. площадь под каучуконосами возросла с 1 тыс. до 80 тыс. га. Переработку латекса в каучук удалось наладить на полукустарных предприятиях.

Каучуковые плантации закладывались в густонаселенных районах, поэтому разорявшиеся сингальские крестьяне охотно шли работать на них. Часто этими плантациями владели их прежние помещики — ведь характерной чертой цейлонской буржуазии была ее тесная связь с землевладением. Совмещение в одном лице помещика-землевладельца, плантатора-капиталиста и собственника предприятия по переработке плантационной культуры было обычным для Цейлона явлением. В производстве каучука местный капитал обладал значительно более прочными позициями, чем в производстве чая. Местный капитал закрепился также в производстве продуктов кокосовой пальмы, экспорт которых вырос с 9 % в стоимости всего экспорта страны в 1880 г. до 24,5 % в 1910 г. В конце XIX — начале XX в. определяющую роль в цейлонской экономике стало играть производство на экспорт чая, каучука и продуктов кокосовой пальмы.

С укреплением плантационного сектора развитие экономики острова шло в интересах прежде всего колонизаторов, производство в значительной степени было ориентировано на английский рынок. Основные капиталовложения направлялись в плантационный сектор. Английские колониальные власти стояли на стороне крупных английских предпринимателей и допускали создание и развитие лишь тех новых отраслей хозяйства, которые были связаны с переработкой и экспортом трех важнейших плантационных культур. Перед английскими плантаторами снова очень остро встала проблема рабочей силы.

Главной рабочей силой на цейлонских плантациях были выходцы из Индии. Близость Цейлона к округам Южной Индии способствовала тому, что ежегодно большие группы обедневших индийских крестьян отправлялись на Цейлон в поисках работы, причем основной приток плантационных рабочих шел из Тамилнаду; подавляющее большинство их составляли тамилы из низших каст. Переход к производству чая резко увеличил спрос на рабочую силу. В отличие от сбора кофе, который имел сезонный характер, сбор чая требовал постоянного присутствия большого числа плантационных рабочих. Поэтому многие индийские кули не возвращались в Индию, а оседали на Цейлоне; в начале XX в. примерно 30 % всех прибывших из Индии плантационных рабочих осталось на Цейлоне. В эти годы наблюдался быстрый рост населения, особенно в горных округах, где были созданы чайные плантации. Наиболее заметный прирост дало тамильское население, которое с 1891 по 1901 г. увеличилось на 230 тыс., а с 1901 по 1908 г. — еще на 200 тыс. за счет оставшихся на острове плантационных рабочих. Таким образом, подавляющая масса плантационных рабочих, занятая производством чая, была не цейлонского, а индийского происхождения.

В отличие от времени кофейного бума, когда сингальское крестьянство упорно отказывалось работать на плантациях, обстановка теперь существенно изменилась. Разоряющееся цейлонское крестьянство нанималось работать на плантации, но предпочитало продавать свой труд на плантации, расположенные по соседству с его собственной деревней. Сингальские крестьяне рассматривали труд на плантациях как источник получения дополнительных средств, в качестве отхожего промысла. Поэтому они нанимались на работы, связанные с расчисткой джунглей под плантации чая, даже в высокогорные районы, но не желали становиться постоянными плантационными рабочими и селиться на территории плантации.

Комиссия, которая в 1908 г. расследовала положение с использованием сельскохозяйственных рабочих, отмечала, в частности, что сингалы работают хорошо, опровергая высказывания ряда английских авторов о неспособности сингальского населения работать на плантациях. На каучуковых и кокосовых плантациях сингальский труд применялся в больших масштабах, но лишь на плантациях, которые не были расположены высоко в горах. Однако английские предприниматели предпочитали использовать труд индийских плантационных рабочих, которым платили меньшую заработную плату. Оторванность индийского кули от дома позволяла использовать его труд в любое время года, что особенно важно в чайном производстве. Индийские плантационные рабочие были изолированы от других групп цейлонского общества, в частности от зарождавшегося цейлонского рабочего класса.

Тяжелое положение прибывавших плантационных рабочих, представителей низших каст, использовали кангани-вербовщики для еще большего их закабаления. Формально кангани заключал контракт с каждым нанимаемым на работу и выплачивал завербованным рабочим аванс в несколько рупий, обычно до 10. Контракт заключался на один или два года, но мог быть расторгнут, если плантационный рабочий делал специальное заявление за месяц до этого и выплачивал сумму долга. Фактически же рассчитаться с долгами было трудно. Неграмотные плантационные рабочие обычно на длительный срок становились должниками кангани, который уже при выплате первоначального аванса обманывал нанимаемого рабочего.

Заработная плата выдавалась кули раз в два месяца. Часть суммы шла на уплату аванса, а затем и долгов. Кроме того, значительную часть заработка кули получал в натуральной форме (рисом). Цены на рис, которые устанавливала администрация плантации, были очень высоки, так же как и цены на другие необходимые товары, приобретаемые плантационными рабочими в лавках при плантациях. Почти сразу же после получения заработной платы кули вновь шел за авансом к кангани. Подобная кабальная система вербовки и оплаты труда превращала многих кули в неоплатных должников.

На плантациях Цейлона существовала поденная система учета труда рабочих. Обычно из заработка кули вычиталось 16 %, если он работал пять дней в неделю вместо шести. Женский труд, который широко применялся при сборе чайного листа, оплачивался значительно ниже мужского. Еще меньше получали дети, работавшие на чайных и каучуковых плантациях наравне со взрослыми. Эксплуатация женского и детского труда служила дополнительным источником обогащения плантаторов. Многие плантационные рабочие в течение всей жизни не могли избавиться от долгов, долги переходили из поколения в поколение, они крепко привязывали кули к плантации.

Развитие плантационного хозяйства увеличило приток индийских кули. В 1904 г. английские колониальные власти создали специальное агентство, субсидировавшее индийских иммигрантов и контролировавшее их число. Это диктовалось нуждами новых плантаторов, которые испытывали большие трудности в получении рабочих рук. Но создание агентства не ликвидировало злоупотреблений кангани-вербовщиков. По окончании контракта плантационный рабочий обычно не был в состоянии покинуть плантацию из-за долгов. Главный кангани и управляющий плантацией решали вопрос о возобновлении контракта или передаче (вернее, перепродаже) плантационного рабочего новому хозяину. Новый хозяин, а это был чаще всего молодой плантатор, испытывавший огромную нужду в рабочей силе, соглашался уплатить сумму долга. Сделка оформлялась документом, получившим название «тунду». Система тунду еще больше закабаляла плантационных рабочих. Кангани получили возможность торговаться с новым хозяином за продажу каждого кули. Плантационные рабочие полностью лишились возможности самостоятельно переходить с одной плантации на другую, ибо это зависело от воли кангани и управляющего плантацией.

Жилищные условия плантационных рабочих были крайне тяжелыми. Они селились в так называемых «линиях», каждая из которых состояла из барака, имевшего от 6 до 12 маленьких комнат с земляным полом. Как правило, каждая семья занимала отдельную комнату, но иногда в комнате помещались две семьи. Обычно «линии» тесно примыкали одна к другой, образуя длинные кварталы. Водопровод отсутствовал, и люди были вынуждены пользоваться грязной, непроточной водой из прудов. Плантационные рабочие обычно не наделялись участками земли для разведения огородных культур. Плантаторы были заинтересованы постоянно иметь свободные руки, поэтому они не позволяли рабочим заводить собственное хозяйство. К тому же плантаторы стремились занять посадками максимальную площадь.

Чрезвычайная скученность «линий» и отсутствие элементарных санитарных условий вызывали частые эпидемии. Многие плантационные рабочие страдали от малярии и туберкулеза, а также от желудочно-кишечных заболеваний, на которые приходилось 48 % общего числа смертных случаев. Смертность среди плантационных рабочих была выше, чем среди других групп населения Цейлона, особенно высока она была среди детей. Некоторые крупные плантации имели собственные лечебницы, но обычно заболевшего рабочего отправляли в государственную больницу. Плантаторы должны были выплачивать на содержание больницы определенный процент от стоимости каждого фунта экспортируемого чая. Хотя этих средств было недостаточно, чтобы покрыть расходы на нужды больниц, плантаторы всячески стремились уклониться от уплаты даже этих скромных сумм.

В столь же плачевном состоянии находилось дело просвещения рабочих. В 1905 г. были опубликованы предложения по проблеме образования детей индийских плантационных рабочих на плантациях Цейлона. Владельцы плантаций, на которых имелось свыше 25 детей в возрасте от 6 до 10 лет, были обязаны открывать начальные школы и обеспечить их помещением и учителями на всех плантациях. Но это положение часто нарушалось, плантаторы открыли гораздо меньше школ, чем было необходимо. Многие дети плантационных рабочих вообще не получали образования, так как им приходилось с малых лет работать.

Индийские плантационные рабочие были лишены элементарных политических прав. Им не разрешалось покидать территорию плантации без специального указания ее владельца или управляющего. Рабочие не имели права созывать собрания без уведомления администрации. Для посещения плантации посторонним лицом также необходимо было добиться разрешения у ее владельца или управляющего; последние стремились изолировать плантационных рабочих от других групп цейлонского рабочего класса. Используя живучесть различного рода предрассудков в среде забитых и безграмотных индийских кули, их принадлежность к низшим кастам, английские и прочие плантаторы препятствовали росту организованности и сознательности плантационных рабочих. Плантаторам с помощью кангани и специальных агентов удавалось узнавать о настроениях плантационных рабочих, а затем избавляться от недовольных. На долгие годы индийские плантационные рабочие оказались изолированными от других групп цейлонского общества.

Развитие плантационного хозяйства во второй половине XIX в. тяжело отразилось на положении цейлонского крестьянства. Все большее число крестьян и деревенских общин лишалось своих земельных владений. С 1855 по 1866 г. было продано 107 395,5 га земли. Основная часть этих земель лопала в руки английских кофейных плантаторов. Но продолжавшийся кофейный бум заставлял английских плантаторов изыскивать дополнительные способы для захвата земель цейлонского крестьянства. Многие крестьяне владели землей на основе дарственного документа (саннаса), который они получили от прежнего правителя государства Канди или других крупных феодалов. В 1866 г. был издан указ, обязывавший всех владельцев саннаса перерегистрировать их или каким-либо другим образом доказать свое право на владение землей. За годы многочисленных войн многие саннаса были уничтожены или потеряны, тем самым крестьяне лишались возможности доказать свое право на владение землей. Другие саннаса были признаны при перерегистрации недействительными. Таким образом, указ 1866 г. привел к экспроприации владельческих прав цейлонского крестьянства.

По указу 1866 г. были изменены формы взимания и ставки налогов с земель под рисом. Английские колониальные власти считали необходимым поднять ставку налогов со всех земель под рисом в округах Центральной провинции, так как конкуренция крестьян и развитие торгового земледелия в этих районах привели к росту цен на землю. Вместе с тем колониальные власти стремились взимать земельный налог не в натуральной, а в денежной форме. Для многих крестьян уплата налога с рисовых полей в денежной форме несла дополнительные трудности. Часть крестьян перешла к разведению кофе на своих участках или занялась отхожим промыслом, чтобы получить деньги для уплаты налога. Гибель кофейного хозяйства привела к обезземеливанию и обнищанию значительного числа крестьян, которые были вынуждены заложить или продать свои земли. Так, в округе Матале, где крестьяне занимались выращиванием кофе, во многих деревнях крестьяне были вынуждены продать все свои владения и земли хена, а сами целиком зависели от работы на плантациях.

Цейлонское крестьянство все больше становилось жертвой земельных спекуляций. В роли перекупщиков часто выступали торговцы, лавочники и ростовщики. Они буквально за гроши скупали крестьянские земли и тут же продавали их за большие суммы крупным плантаторам. Некоторые английские чиновники принуждали крестьян почти бесплатно отдавать им часть своей земли, обязуясь в судебных органах отстаивать право крестьянина на остальную землю. Значительная часть беднейшего крестьянства в районе Канди прибегала к подобному способу, чтобы сохранить хотя бы часть своих владений. Забитый и неграмотный крестьянин был вынужден на это соглашаться, так как знал, что подобным образом он сможет сохранить хотя бы часть собственной земли, иначе, когда дело доходило до суда, его лишали всего имущества и земли. Ведь разбор дела в судах требовал больших денежных расходов и отрывал крестьянина на долгое время от сельскохозяйственных работ, что также подрывало его хозяйство.

Значительно ухудшилось положение крестьянства после создания чайных плантаций. В 80—90-х годах распродавались лесные угодья в горах, а также другие участки так называемых коронных земель. Так, с 1878 по 1902 г. было продано 204 522 га государственных земель, на большей их части были созданы чайные плантации. В 1897 г. английские колониальные власти вновь произвели захват земель хена, лесных угодий и пастбищ, которые еще оставались в ведении общин или отдельных крестьянских семей. По «Ордонансу о свободных землях 1897 г.» крестьяне опять должны были подтвердить свои права на владение этими землями. Экспроприированные земли были затем проданы английской администрацией чайным плантаторам.

В конце XIX в. процесс экспроприации владельческих прав крестьянства усилился настолько, что многие крестьяне полностью лишились земли и были вынуждены арендовать ее на кабальных условиях. Значительное число крестьян в провинции Ува было согнано с земли. Так, в Удукинде за 1882–1885 гг. было продано 22,5 % всех земель, на которых проживало около 49 % населения этой местности. Подавляющее большинство крестьян (80 %), лишившись земли, превратилось в арендаторов, а остальные покинули эти места. В районе Валапане (округ Нувара Элия) за 1882–1886 гг. было продано 15 % рисовых полей, принадлежавших крестьянам. Основной причиной продажи была неуплата земельного налога. Страшная участь постигла разорившихся крестьян: свыше 36 % их умерло, а остальные были вынуждены с семьями покинуть Валапане. Характерно, что новые владельцы, среди которых преобладали выходцы на равнинных районов и мусульманские торговцы, оставляли неиспользованной почти половину купленной земли. Сгон крестьян с земли в Валапане вызвал резкую критику политики английских колониальных властей на Цейлоне. Усилились требования отмены земельного налога, который тяжелым бременем ложился на цейлонское крестьянство. Ведь в районах плантационного хозяйства в Центральной провинции с одних и тех же земель, дававших одни и те же урожаи риса, за период с 1862 по 1888 г. земельный налог был увеличен более чем вдвое.

В результате в горных районах огромные массивы земель, принадлежавшие цейлонским крестьянам, были проданы новым хозяевам, которые превратили их в чайные плантации. Лишившись земли — основного источника существования, — крестьяне были вынуждены прибегать к аренде на кабальных условиях или становились наемными плантационными рабочими.

Захват под плантации экспортных культур земель цейлонского крестьянства подрывал продовольственный баланс страны. Производство риса — основного продукта питания населения — находилось в крайне тяжелом состоянии. Ведь часть земель, ранее занятых под рисом, оказалась под плантационными культурами. Примитивные способы рисоводства привели к тому, что по урожайности риса Цейлон занимал одно из последних мест в мире. Сокращение урожаев вело к нехватке риса и других видов продовольствия, к увеличению их импорта.

Наблюдался быстрый рост ввоза риса, тогда как увеличение местного производства шло более медленными темпами. Так, с 1885 по 1889 г. импорт риса возрос на 1 073 791 бушель, а местное производство поднялось лишь на 810 482 бушеля. После 1885 г. количество импортируемого риса превосходило местное производство.

С конца XIX в. определяющую роль в экономике Цейлона стало играть производство на экспорт продуктов плантационного сектора. Сначала это были чай и продукты кокосовой пальмы, затем к ним присоединился каучук. В 1895 г. доля чая во всем цейлонском экспорте составляла 63,5 %, а продуктов кокосовой пальмы — 13,6 %, в 1900 г. эти цифры были соответственно равны 59 и 17,9 %, а в 1905 г. — 58,3 и 22 %. В 1910 г. доля трех важнейших плантационных культур во всем цейлонском экспорте составила 88,6 %.

Таким образом, на рубеже XIX и XX вв. Цейлон превратился в аграрно-сырьевой придаток английской метрополии. Ключевые позиции в производстве и экспорте трех важнейших товаров плантационного сектора (чая, каучука и продуктов кокосовой пальмы) занимали английские колонизаторы, а местные, цейлонские предприниматели играли при этом подчиненную роль. Английские власти допускали развитие лишь тех новых отраслей хозяйства, которые были связаны с переработкой экспортных культур.

Изменение социальной структуры цейлонского общества

Становление на Цейлоне капиталистических отношений во второй половине XIX в. и колониальное порабощение страны способствовали глубоким социальным изменениям внутри цейлонского общества. Наверху социальной пирамиды стояли высшие колониальные власти — представители цейлонской гражданской службы. Высшую прослойку английского административного аппарата возглавлял губернатор Цейлона. Как отмечал известный русский востоковед И. П. Минаев, побывавший на Цейлоне в 70-х годах XIX в., «британская исключительность, сказывающаяся всюду резко, на Цейлоне… достигла крайнего предела. Здесь англичанин не только владыка, но человек избранной, высшей расы и между ним и чернокожим нет и не может быть ничего общего». Эта группа английских колонизаторов особенно тщательно оберегала свои привилегии, кастовость, всячески стремясь расширить пропасть между так называемыми белыми, европейцами-англичанами, с одной стороны, и местными, цейлонцами — с другой. «Чиновник гражданской службы был социально господствующей стороной во многих отношениях, — писал Л. Вульф, проведший долгие годы на цейлонской гражданской службе, — он получал высокий оклад, обладал значительной и широко распространенной властью, а также пользовался у сингалов и тамилов гораздо большим престижем, чем другие классы». Представители высшей прослойки английской администрации старались ограничить контакты с местным населением лишь официальными делами и, даже поддерживая отношения с другими группами своих соотечественников, всегда стремились подчеркнуть свое превосходство. Они жили в особых кварталах столицы и других крупных городов, посещали отдельные клубы, куда не допускались представители других групп населения. В провинциях узкий круг англичан возглавлял правительственный агент.

На высокое социальное положение также претендовала небольшая группа армейских офицеров. Если в первые десятилетия XIX в. их иногда использовали в Департаменте общественных работ и в медицинской службе, то во второй половине XIX в. их обязанности были весьма ограниченны. Как отмечал Л. Вульф, «на Цейлоне было слишком немного офицеров, имевших социальное значение».

Более широкую прослойку англичан-европейцев представляли плантаторы, а также предприниматели и торговцы. Прибывавшие из Великобритании молодые люди проходили длительную подготовку, прежде чем становились настоящими плантаторами. Наряду с приобретением профессиональных навыков они обязаны были овладеть тамильским и сингальским языками. Только спустя многие годы тяжелого труда на чайной или каучуковой плантации бывший новичок получал звание «Перия дурай», или «Большой господин» (этим именем обычно называли своего хозяина плантационные кули). «Перия дурай», плантатор, обладал в своих владениях почти неограниченной властью. Плантаторы-англичане жили в красивых бунгало, расположенных на склонах гор и окруженных садами. Рядом размещались площадки для игр (тенниса, крикета), а также бассейн для плавания. Центром общественной жизни плантаторов был клуб. Как и чиновники гражданской службы, плантаторы пытались во время жизни на Цейлоне копировать образ жизни высших слоев общества на своей родине. Так, в Канди и других центрах плантационного хозяйства устраивались скачки и соревнования по гольфу и различным играм. Плантаторы представляли особый, замкнутый мир, но они упорно стремились упрочить свои связи с представителями высшего административного аппарата. Многие плантаторы также являлись владельцами предприятий по переработке на экспорт продуктов плантационного хозяйства и участвовали в торговых и финансовых операциях. Английская буржуазия на Цейлоне была неизмеримо сильнее местной не только в экономическом, но и в политическом отношении. Представители влиятельных ее организаций, таких, как Ассоциация плантаторов и Торговая палата, назначались губернатором в качестве членов Законодательного совета.

Другую группу европейцев составляли христианские миссионеры. Хотя они и не были самой многочисленной и влиятельной категорией среди проживавших на острове англичан, им удалось заметно укрепить свои позиции и установить тесные связи с различными социальными слоями местного населения. Первыми христианскими миссионерами на Цейлоне были католики, сумевшие и в последующие годы добиться значительных успехов. Бога-80 тое поле деятельности нашли в стране также представители многочисленных протестантских сект. Колониальные власти, провозгласившие равенство всех религий, столкнулись с большими трудностями, так как они не могли одновременно покровительствовать христианским и местным религиям.

Социальные изменения, резко обозначившиеся во второй половине XIX в., коснулись всех социальных слоев цейлонцев. В эти годы заметно ускорилось формирование цейлонской буржуазии, которая не была однородна по своему имущественному положению и национальной принадлежности. Крупные (разумеется, в масштабах Цейлона) промышленники, владельцы графитовых рудников, хозяева предприятий по переработке экспортного сырья, верхушка торговой буржуазии составляли лишь малочисленную категорию. Основная часть представителей этой группы была тесно связана с плантационным хозяйством и сама занималась производством плантационных культур. В ее среде были люди, соглашавшиеся на роль младшего партнера английских хозяев.

Большая часть цейлонской буржуазии была мелкой и средней. Она жестоко страдала от экономической политики, проводимой английскими колониальными властями. Из среды мелкой и средней буржуазии вышли многие активные участники антиколониального движения, ставшие носителями буржуазно-демократической тенденции в национально-освободительной борьбе цейлонского народа.

Английские колонизаторы прибегали к многочисленным попыткам использовать национальную неоднородность цейлонской буржуазии для раздувания розни между ее различными группами. Однако эти попытки не увенчались успехом. Представители сингальской и тамильской буржуазии, а также буржуазные элементы более мелких национально-этнических групп совместно боролись за осуществление конституционных реформ, направленных на укрепление их позиций не только в экономической, но и в политической сфере.

Хотя формально кастовое неравенство было ликвидировано, фактически кастовая принадлежность оказывала большое влияние на социальный статут личности. Процесс изменения наследственных фамилий представителями низших каст начался еще при португальцах, когда члены каст карава и салагама брали такие фамилии, как Перера, де Сильва, де Мел или Фернандо. В последующие годы разбогатевшие представители касты гоигама для повышения престижа своих семейств стали брать имена влиятельных сингальских фамилий (Сенанаяке, Викремасингхе, Виджевардене, Вирасекера или Гунавардене).

Самый многочисленный класс цейлонского общества — крестьянство — находился в тяжелом экономическом положении. Развитие плантационного хозяйства ускорило процесс экспроприации крестьянских земель и привело к пауперизации значительной части крестьянства. Однако во многих районах острова крестьяне продолжали сохранять традиционные формы ведения хозяйства и образ жизни. Феодальные элементы и буддийское духовенство (а также индуистское духовенство) сумели удержать под своим влиянием основную крестьянскую массу, что тормозило ее участие в крепнущем национально-освободительном движении. Цейлонское крестьянство продолжало оставаться носителем отсталых традиционных форм мировоззрения и пережитков прошлого.

Во второй половине XIX в. ускорился процесс складывания рабочего класса. Своеобразие формирования рабочего класса Цейлона заключалось в том, что основной его отряд состоял из плантационных рабочих. Главную массу плантационных рабочих представляли выходцы из Южной Индии, тамилы низших каст, а не коренное население страны. Среди таких групп цейлонского рабочего класса, как портовый и железнодорожный пролетариат, муниципальные рабочие Коломбо и некоторые другие, также преобладали выходцы из Южной Индии. Английской и местной буржуазии удавалось использовать разобщенность рабочего класса по национальному, языковому, кастовому признакам, его текучесть, организационную и политическую слабость для того, чтобы предотвратить его активные выступления против экономического и политического гнета.

Выразителем складывавшейся идеологии национально-освободительного движения выступала новая цейлонская интеллигенция. Формирование этой социальной группы также шло довольно быстрыми темпами. Численность интеллигенции росла значительно быстрее, чем возможность найти для нее работу в соответствии с полученным образованием. Значительная часть интеллигенции состояла из людей, получивших образование на сингальском языке. Большинство их находилось в довольно трудных материальных условиях и было вынуждено довольствоваться скромными постами на государственной службе или работать служащими в цейлонских фирмах. Многие становились учителями начальных школ или врачами, практикующими методы народной медицины (аюрведа). Эта группа местной интеллигенции была тесно связана со средними слоями (и сама может быть включена в эту социальную группу цейлонского общества). Она боролась за ликвидацию колониального режима, тормозящего экономическое и политическое развитие страны.

Однако на Цейлоне существовала и другая группа интеллигенции, которая сильно отличалась от первой по уровню образования, характеру работы, имущественному положению и доходам, образу жизни. Представители этой группы интеллигенции были выходцами из верхушки местного общества. В эту группу входили крупные адвокаты, врачи, ученые, получившие образование в Англии, это была элита цейлонской интеллигенции. Большинство представителей элиты интеллигенции наряду с заработками от профессиональных занятий продолжало получать доходы от крупных земельных владений. Численность ее была совсем невелика, но ее влияние сильно ощущалось в различных сферах политической и общественной жизни страны. В основном представители элиты интеллигенции жили в Коломбо и Джафне. По национальной принадлежности это были сингалы, тамилы, бюргеры. Знание английского языка не только способствовало укреплению их материального положения, но также помогало их приобщению к современной культуре. Многие представители этой группы были знакомы с новейшими политическими теориями и достижениями в научно-технической области. Из представителей элиты интеллигенции, которые стремились к развитию своей страны, вышли лидеры национально-освободительного движения. Их умеренные, либеральные взгляды наложили отпечаток на характер антиколониальной борьбы цейлонского народа.

Деятельность первых просветителей и религиозных реформаторов

Формирование новых классов и укрепление национального самосознания народа под влиянием процесса складывания буржуазных наций во второй половине XIX в. привели к возникновению и развитию идеологии национально-освободительного движения.

Проникновению новой идеологии препятствовала живучесть старых воззрений, особенно в среде бывшей феодальной аристократии, значительной части буддийского духовенства и крестьянства. Идеологи и носители так называемого феодального национализма пытались использовать иллюзии кажущейся общности интересов феодалов и крестьянства, которое продолжало идеализировать доколониальное прошлое страны. Потерпев поражение в открытом военном столкновении с английскими захватчиками в 1848 г., они продолжали борьбу в защиту буддизма и традиционной культуры. Приверженность доктринам буддизма и стремление защитить свой духовный мир отождествлялись ими с выступлением против колониального гнета, с патриотическим движением за национальную независимость. Политика английских колонизаторов, направленная на поощрение деятельности на острове христианских миссионеров, также способствовала активизации борьбы за возрождение буддизма и индуизма.

Особенно возросла деятельность христианских миссий в 60-х годах XIX в., когда миссионеры отмечали 50-летний юбилей своего пребывания на Цейлоне. Пропаганда христианства велась в церквах, школах, во время публичных религиозных дискуссий, на страницах периодических изданий и литературных произведений. Среди первых христианских периодических изданий, увидевших свет именно в эти годы, преобладали католические журналы. В них печатались крупные религиозные деятели католической церкви, подвергавшие резкой критике буддийскую доктрину.

В свою очередь, буддийское и индуистское духовенство не оставалось пассивным. Хотя, как уже отмечалось, христианские миссионеры сумели занять господствующее положение в области распространения образования, они не сумели заглушить интерес к традиционным знаниям. Единственным в стране учебным заведением, где можно было получить глубокие познания в области буддийской философии, литературы, изучить языки пали, санскрит и сингальский, долгое время оставалась пиривена (нечто вроде буддийской семинарии), которую основал в Ратмалане еще в 1839 г. Валане Шри Сиддхартха тхера. Она являлась завершающим звеном в цепи традиционного образования. Пиривена в Ратмалане пользовалась большой популярностью благодаря широкой эрудиции ее основателя. В нее съезжались ученики со всех концов Цейлона. В Ратмалане получили образование такие крупные деятели буддийского возрождения, как Хиккадуве Шри Сумангала тхера, Ратмалане Дхармалока тхера, пандит Батувантудаве Деваракшита, Хиккадуве Шри Сумангала тхера и пандит Батувантудаве Деваракшита проделали большую работу по обработке и изданию палийских, санскритских и сингальских книг, что помогало пропаганде буддизма и пробуждало интерес к традиционным культурным ценностям.

Важное место в возрождении национального патриотизма и пробуждении национального самосознания отводилось сингальской периодической печати. Первыми газетами на сингальском языке были «Ланка локая» («Мир Цейлона»), «Лак риви кирана» («Солнечный луч Цейлона») и «Лак мини пахана» («Жемчужный светильник Цейлона»), увидевшие свет в 1860–1862 гг. На страницах этих газет печатались литературные произведения, пробуждавшие чувство патриотизма. Большую роль сыграла сингальская пресса в развитии сингальского языка, в становлении новых литературных жанров. Литературные споры часто перекликались с дебатами между различными сектами внутри буддийской сангхи по важнейшим аспектам буддийского учения.

Наиболее влиятельной и многочисленной буддийской сектой (никаей) была Сиамская. Она сумела поднять свой статут еще во второй половине XVIII в. В нее входили только представители высшей цейлонской касты гоигама (членами этой касты являлась примерно половина сингалов). Сиамская никая владела многими храмами и землями в Центральной провинции и была тесно связана с бывшей кандийской феодальной аристократией. Крупнейшие представители этой секты сумели сохранить значительную часть своих богатств, и прежде всего земельных владений. У важнейших буддийских храмов остались также права на эксплуатацию крестьянства, проживавшего на этих землях. Высшее буддийское духовенство использовало свои земельные владения и даровой труд крестьянства, обязанного выполнять традиционные повинности, для увеличения богатства буддийской сангхи, укрепления ее экономического и политического господства. Система церковного землевладения помогала закреплению социального неравенства крестьянства, в том числе кастового, была направлена на сохранение господства буддийской сангхи в социальной структуре цейлонского общества. Руководство Сиамской секты фактически сосредоточило все свои усилия на том, чтобы дать верхушке буддийской сангхи возможность играть важную роль в политической жизни Цейлона.

В 1865 г. между руководством Сиамской секты и группой буддийских монахов, сторонников решительной борьбы с кастовым неравенством и некоторыми другими консервативными обычаями, развернулась острая борьба, приведшая к созданию новой буддийской секты — Рамания. В середине XIX в. значительно укрепила свои позиции также секта Амарапура, боровшаяся за ликвидацию кастовых различий и кастового неравенства. Росту ее рядов весьма способствовало отсутствие кастовых ограничений при приеме в эту секту. Основная группа приверженцев Амарапура никаи проживала в юго-западных прибрежных районах Цейлона, которые раньше, чем районы Центральной провинции, были втянуты в процесс становления капиталистических отношений и подвергались влиянию буржуазной идеологии. В какой-то степени деятельность руководства секты Амарапуры против кастового неравенства являлась попыткой противостоять росту рядов сторонников христианства, поскольку христианские миссионеры особенно активно вербовали своих приверженцев среди членов низших каст, в частности среди родиев.

Буддийское духовенство сект Амарапура и Рамания резко обрушилось на верхушку духовенства Сиамской секты, отступившего от одной из главных доктрин буддийского канона — об имущественном и социальном равенстве всех членов буддийской сангхи. В дебатах о том, следует ли давать пожертвования буддийской сангхе, члены сект Амарапура и Рамания выступили против подобных дарений, которые фактически попадали в руки высшей прослойки духовенства, а не использовались на благо всех членов буддийской общины.

Важным фактором развития движения за возрождение буддизма и индуизма явился рост численности средних слоев сингалов и тамилов. Именно у представителей этой группы цейлонского общества находили отклик призывы к очищению буддизма и индуизма и приближению их к нуждам повседневной практики, к ликвидации схоластических религиозных догм, к борьбе за отмену кастовой дискриминации.

Лидерами и идеологами движения за возрождение буддизма выступали многие крупные цейлонские ученые, глубоко знавшие традиционную культуру и полагавшие, что развитие страны невозможно без морального самоусовершенствования сингалов на базе традиционных культурных ценностей. Они видели необходимость сочетания традиционного образования с изучением важнейших достижений современной науки, но решительно выступали против христианских догм. Глубокое знание буддийской философии позволило им в 60-х годах вступить в дебаты с христианскими проповедниками.

Уже во время первых дискуссий в Келании (1865), в Уданавите (1866) и в Гамполе (1871) победу одержали представители буддийского духовенства.

Широкую известность приобрела дискуссия 1873 г., состоявшаяся в г. Панадура, где в дебатах с протестантскими монахами принял участие руководитель буддийской сангхи Мигеттуватте Гунананда тхера. Тысячи буддистов из различных районов страны прибыли в Панадуру, чтобы послушать этого блестящего оратора. Цейлонская пресса подробно освещала ход дискуссии. Вести о победе буддийского духовенства над протестантскими монахами докатились до европейских стран и Северной Америки. О дискуссии в Панадуре узнал американский полковник Г. Олькотт, занимавшийся изучением религий Востока. Через несколько лет он приехал на остров и сыграл большую роль в пропаганде буддийских знаний.

Огромная заслуга в пробуждении интереса к традиционной культуре, к историческому прошлому цейлонского народа принадлежит Хиккадуве Шри Сумангале тхера. Он явился основателем пиривены Видьодая в местечке Малегаканда (около Коломбо) в 1873 г. В 1876 г. в Келании была открыта пиривена Видьяланкара. Ее руководителем стал другой крупный буддийский ученый, Валане Шри Дхармалока тхера. Большая часть учеников этих двух пиривен активно включилась в борьбу за возрождение буддизма на Цейлоне.

Наряду с движением за возрождение буддизма на севере Цейлона, в районах, бывших оплотом деятельности христианских миссионеров, также началось движение в защиту индуизма и тамильской культуры. Хотя процент принявших христианство среди тамилов был значительно выше, чем среди сингалов, многие представители тамильской буржуазии и других групп населения выражали недовольство широким распространением христианства и забвением традиций национальной культуры. Наиболее крупным центром возрождения индуизма на севере острова стала семинария Ваддуккодай. В этом учебном заведении талантливая тамильская молодежь обучалась индийской философии и логике, тамильскому языку и классической тамильской литературе, а также английскому языку. Из стен семинарии вышли будущие крупные тамильские ученые Тхамотхерам Пиллай и Кэрролл Виш-ванатха Пиллай, прославившиеся исследованиями древней тамильской истории и классической литературы.

Наиболее яркой фигурой индуистского возрождения на Цейлоне был Арумуга Навалар. Его блестящие способности проявились очень рано — еще в период обучения в христианской методистской школе в Джафне. Христианские миссионеры поручили Арумуга Навалару переводы на тамильский язык христианских религиозных трактатов. Но сотрудничество Арумуга Навалара с христианскими миссионерами было кратковременным. Вскоре он стал горячим поборником индуизма и традиционной тамильской культуры.

Большое место в деятельности Арумуга Навалара заняла просветительская работа. Так, в 1872 г. он основал в Джафне школу для обучения тамильских детей, где осуществлял новые методы преподавания. В этой школе воспитание детей в духе традиций индуизма и тамильского культурного наследия сочеталось с преподаванием английского языка и других предметов, необходимых для получения образования на уровне современных им научных знаний. Арумуга Навалар особенно заботился о расширении тамильских школ в деревнях, чтобы сделать образование доступным для основной массы тамильского населения Цейлона. Его страстные призывы нашли отклик у многих представителей тамильских имущих классов, жертвовавших деньги на строительство тамильских школ.

Арумуга Навалар был реформатором тамильского языка, он стремился очистить его от архаизмов и сделать язык литературных произведений и индуистских проповедей доступным для большинства тамилов. Он выступил как переводчик и комментатор тамильской классической литературы, стал основателем тамильской прессы. Распространение тамильских книг помогало Арумуга Навалару пробудить у тамилов чувство гордости своим богатым культурным наследием и способствовало возрождению тамильской культуры.

Знание методов миссионерской пропаганды позволяло Арумуга Навалару успешно бороться с христианскими проповедниками. Однако действия Арумуга Навалара не всегда были направлены в защиту подлинных ценностей тамильской культуры. Он выступал и в защиту многих реакционных черт шиваизма, в том числе кастового неравенства. Арумуга Навалару также была свойственна идеализация тамильского феодального общества, существовавшего на севере Цейлона до захвата его европейцами. Взгляды Арумуга Навалара по религиозным вопросам были изложены в «Шайва Вина Видаи», которую принято называть «катехизисом индуизма». Вдохновленные этой книгой, сторонники Арумуга Навалара создали в 1888 г. (уже после его смерти) Общество пропаганды шиваизма.

Большое влияние на членов этого общества оказало движение за возрождение индуизма в Индии. Члены Общества пропаганды шиваизма много сил отдавали просветительской деятельности, они пытались отстранить христианских миссионеров от воспитания тамильской молодежи.

Следует подчеркнуть, что Арумуга Навалар не только был крупным тамильским просветителем, но и активно выступал против английской колониальной эксплуатации. Он считал, что английские колонизаторы и сотрудничавшая с ними верхушка местного общества превратили тамильский народ в рабов английских захватчиков и заставили его забыть собственную культуру и язык.

Уже на первых этапах борьба за возрождение буддизма и индуизма сыграла важную роль в становлении национального самосознания цейлонского народа. Эта борьба и просветительское движение тесно смыкались с антиколониальной борьбой, с растущим национально-освободительным движением.

Борьба за конституционные реформы в 60—80-х годах

Нарождающаяся цейлонская буржуазия, оказавшаяся на втором плане, начала требовать предоставления ей больших экономических и политических прав. Ее требования поддержала значительная часть складывающейся цейлонской интеллигенции, которая жестоко страдала от господства английских колонизаторов и выступала с критикой колониальных порядков. «Образованные цейлонцы, естественно, негодовали по поводу того, что большинство высших постов в административном аппарате занимали англичане… Они чувствовали, что способные цейлонцы со связями и неизменным интересом к своей стране были бы более полезны, чем эти «перелетные птицы» — государственные служащие-англичане», — писал впоследствии об этом периоде один из известных цейлонских адвокатов, С. Намасаваям.

На страницах цейлонской прессы началась агитация за увеличение представительства цейлонцев, под которыми понимались представители имущих классов, в Законодательном совете и превращение этого института в орган контроля за бюджетом и финансами страны. Хотя с развитием плантационного хозяйства и экспортной торговли увеличилась доходная часть бюджета Цейлона, значительная доля этих средств тратилась на содержание английского государственного аппарата и на военные нужды. Расходы на содержание вооруженных сил, ложившиеся тяжелым бременем на население острова, диктовались интересами английских колонизаторов, стремившихся превратить Цейлон в одну из опорных баз, призванных охранять Британскую колониальную империю. Многие представители цейлонской буржуазии резко критиковали выплату огромных сумм на содержание английских войск и требовали увеличения ассигнований на строительство железных и шоссейных дорог.

Неофициальные члены Законодательного совета также выступили против чрезмерных расходов на военные нужды. Обвинения, прозвучавшие в выступлении неофициального члена Законодательного совета Дж. Уолла, нашли широкую поддержку в речах других неофициальных членов. Эти члены Законодательного совета проголосовали против одобрения политики английских колониальных властей на Цейлоне, что явилось полной неожиданностью для губернатора Цейлона и других членов Законодательного совета. Ведь сам губернатор подбирал назначаемых членов Законодательного совета из лояльных представителей верхушки цейлонского общества. Решение было принято только голосами так называемых официальных членов Законодательного совета, которым принадлежало большинство. Однако сам факт оппозиции со стороны назначаемых членов Законодательного совета получил широкий резонанс в различных кругах цейлонского общества и подробно обсуждался на страницах газет.

Все шесть неофициальных членов Законодательного совета отказались от своих постов. Они явились создателями первой цейлонской общественно-политической организации — Цейлонской лиги, основанной в ноябре 1864 г. В эту организацию вошли и другие представители местной буржуазии и буржуазной интеллигенции. Характерной особенностью этой организации было то, что она объединяла как цейлонцев различных национально-этнических групп, так и англичан, не связанных с колониальной администрацией. Основной целью Цейлонской лиги было осуществление конституционных реформ, направленных на предоставление верхушке цейлонских имущих классов больших возможностей для участия в управлении страной, в том числе предоставление Законодательному совету права контроля за бюджетом, сокращение расходов на содержание английских вооруженных сил и административного аппарата. Таким образом, требования членов Цейлонской лиги имели весьма умеренный характер, но некоторые ее участники выступали с резкой критикой отдельных представителей колониальной государственной машины.

Одним из основателей и руководителей Цейлонской лиги был бюргер Ч. А. Лоренц, крупный адвокат, сыгравший большую роль в пробуждении общественной мысли на Цейлоне во второй половине XIX в. Он был блестящим оратором и много сил отдавал просветительской деятельности. Ч. А. Лоренц и его сторонники активно боролись за осуществление реформы образования, с тем чтобы оно стало доступно для всех цейлонских детей независимо от их имущественного положения или национально-кастовой принадлежности.

Ч. А. Лоренцу принадлежит заслуга введения самого понятия «цейлонцы». В этот термин он вкладывал смысл общности всех жителей Цейлона, необходимость их сплочения и единства в борьбе за политические и социальные права вне зависимости от национальных или кастовых различий. Для пропаганды своих взглядов Ч. А. Лоренц использовал трибуны общественных собраний и страницы газеты «Экзамайнер», которую он издавал вместе со своими единомышленниками.

На страницах «Экзамайнера» часто печатались статьи Ч. А. Лоренца, резко бичующие английскую колониальную администрацию. Газета выступила в поддержку требования неофициальных членов Законодательного совета сократить ассигнования на военные нужды. Колониальные власти были вынуждены назначить комиссию по расследованию вопроса о военных ассигнованиях на Цейлоне, а затем, согласившись с доводами комиссии, сократить расходы на военные нужды. Вскоре Законодательному совету также было предоставлено право контроля над бюджетом. Ч. А. Лоренц и его сторонники потребовали заменить назначаемость членов Законодательного совета их выборами по территориальному принципу. В их намерении установить на Цейлоне выборные парламентские учреждения сказалось стремление создать в этой стране буржуазные формы управления. Ч. А. Лоренц сумел оценить исторически более прогрессивную роль буржуазных институтов по сравнению с феодальными. Он понял важность экономического развития Цейлона на базе достижений буржуазной научно-технической мысли, что, в частности, сказалось в агитации Ч. А. Лоренца за строительство железных дорог и промышленных предприятий.

Широкую популярность Ч. А. Лоренцу снискала его адвокатская деятельность. Он часто безвозмездно выступал в защиту представителей низших слоев общества, активно боролся за улучшение жизни огромного большинства цейлонцев. Имя Ч. А. Лоренца было известно во всех уголках острова, его стали называть другом народа.

Сподвижником и другом Ч. А. Лоренца был другой крупный просветитель и общественный деятель Цейлона — Джеймс де Альвис, по национальности сингал. Он осознал, каким серьезным препятствием на пути социального и экономического развития цейлонского народа является колониальное господство Англии. Его страстные политические речи раздавались в Законодательном совете и на митингах. В них де Альвис особенно гневно обрушивался на проявления кастовой дискриминации, культивируемой английскими колониальными властями.

Джеймс де Альвис стал горячим поборником реформы системы образования. Он стремился, чтобы большее число цейлонцев получило доступ к современным достижениям науки и смогло использовать эти достижения для развития собственной страны. Вместе с тем Джеймс де Альвис не отказывался от лучших завоеваний традиционной культуры. Он обращался к цейлонской истории и литературе как к источнику глубокого патриотизма. Научные труды Джеймса де Альвиса открыли для многих его соотечественников доступ к сокровищам традиционной культуры. Особенно широкую известность приобрели сделанные им перевод и комментарии средневековой сингальской грамматики «Сидатсангарава». Выводы цейлонского ученого явились важным научным открытием. Джеймс де Альвис был активным членом цейлонского отделения Королевского азиатского общества. Его блестящие исследования дали толчок дальнейшему изучению богатого наследия цейлонской культуры.

Ч. А. Лоренц, Джеймс де Альвис и их последователи выступали с критикой английской колониальной системы, так как видели в колониальной эксплуатации тормоз на пути социально-экономического развития Цейлона. Важным фактором для изменения существующего положения они считали просвещение цейлонского народа, борьбу за укрепление его национального самосознания. Они понимали необходимость сочетания современных научных знаний с достижениями собственной культуры.

В 80-х годах значительно возросла численность средних слоев. В борьбу против английского колониального режима стали втягиваться более широкие слои сингалов и тамилов — представителей основных групп населения острова. Новые социальные группы стремились расширить для цейлонцев возможности участия в управлении страной. Они поддерживали требование увеличить представительство цейлонцев в Законодательном совете. Все большее число цейлонцев боролись за предоставление им возможности выбирать членов Законодательного совета по территориальному принципу. Внутри и вне Законодательного совета развернулась ожесточенная борьба.

Колониальные власти стремились сохранить так называемый принцип общинного представительства, который позволял им разъединять население страны на отдельные национально-этнические и религиозно-кастовые группы, тем самым ослабляя его сопротивление английским колонизаторам. Поэтому в ответ на возросшие требования английские власти в 1889 г. решили увеличить на два места число членов Законодательного совета. Однако они предоставили эти места только для назначаемых членов: для одного кандийца (национально-этнический признак) и одного мусульманина (религиозный признак). Принцип выборности по территориальному принципу вызвал резкий протест английского губернатора Цейлона и был им отвергнут. Со столь же единодушным сопротивлением верхушки английской колониальной администрации столкнулись те цейлонцы, которые требовали, чтобы официальным членам Законодательного совета была предоставлена возможность выражать собственную точку зрения. Как и прежде, они были обязаны солидаризироваться со взглядами английского губернатора Цейлона. Таким образом, даже умеренные требования растущей цейлонской буржуазии встречали упорное сопротивление английских колониальных властей.

Представители цейлонской буржуазии и интеллигенции не могли смириться с той дискриминацией, которой подвергали всё цейлонское заносчивые английские колонизаторы. Некоторые цейлонские интеллигенты считали, что цейлонцы (под которыми подразумевались представители интеллигенции и некоторых групп буржуазии) должны получить такие же политические права, как и их английские коллеги, потому что все они являются гражданами единой Британской империи. Признание подобного равенства должно было ликвидировать все формы национальной, кастовой и религиозной дискриминации. Ведь среди участников крепнущего антиколониального, освободительного движения были люди различных национально-этнических групп, каст и вероисповеданий. В 80-х годах лидеры этого движения принадлежали к так называемым образованным цейлонцам. В эту группу в основном входила верхушка цейлонской интеллигенции, получившая образование в Англии. Большое влияние на развитие антиколониального движения на Цейлоне и становление идеологии этого движения оказала борьба народов Индии за освобождение от английского колониального гнета. Руководители цейлонского национально-освободительного движения находились в тесном контакте с многими лидерами и идеологами антиколониального, освободительного движения индийского народа. Лидеры национально-освободительного движения на Цейлоне часто апеллировали к мнению крупных английских политических деятелей, стремясь заинтересовать их цейлонскими проблемами и заставить выступить за осуществление конституционных реформ. Взгляды английских либералов умеренного толка также наложили определенный отпечаток на идеалы руководителей цейлонского национально-освободительного движения. Однако в 80-х годах XIX в. на политическую арену Цейлона наряду со сторонниками умеренных, конституционных реформ стали выходить носители более радикальных политических требований, а также деятели так называемого буддийского возрождения.

Роль буддийских религиозных реформаторов в формировании идеологии национально-освободительного движения

Крупные изменения в социально-экономической структуре страны наблюдались в конце XIX — начале XX в., когда Цейлон окончательно превратился в аграрно-сырьевой придаток английской метрополии. Это были годы развития и укрепления новых общественных классов и социальных групп, годы формирования двух основных наций страны — сингалов и тамилов и становления новой идеологии и новых общественных норм. Все эти процессы шли параллельно, оказывая глубокое взаимное влияние. Наряду со складыванием национальной общности сингалов и тамилов шло укрепление национального самосознания всего цейлонского народа. Проникновению новой идеологии препятствовала живучесть традиционных воззрений, особенно в среде крестьянства, бывшей феодальной аристократии и некоторых представителей верхушки буддийского духовенства. Сама идея необходимости объединения народа на борьбу против колониального гнета чужеземных эксплуататоров, как и прежде, выступала в форме стремления к религиозной общности, а защита страны против английских поработителей отождествлялась с защитой веры и духовного мира, с возрождением норм буддизма. Большинство идеологов национально-освободительного движения цейлонского народа на его начальном этапе (вплоть до первой мировой войны) в пропаганде антиколониальных и антиимпериалистических идей использовало религиозные формы. На развитие общественной мысли на Цейлоне в конце XIX — начале XX в. большое влияние оказала борьба за возрождение буддийской (а также индуистской) религиозной традиции. Моральный кодекс и нормы буддизма и индуизма противопоставлялись христианским, которые были поставлены на службу английским колонизаторам.

Особое место среди тех, кто способствовал росту национального самосознания цейлонского народа и возрождению буддизма, занимает Анагарика Дхармапала. Его настоящее имя — Давид Хевавитарне. Он родился в 1864 г. в семье богатого цейлонского буржуа, поселившегося в Коломбо. Отец мечтал найти в сыне продолжателя своего дела, но тот не проявил к этому никакого интереса. Большое влияние на его развитие оказала мать, женщина крайне религиозная, хорошо знавшая буддийскую каноническую литературу. Она сумела привить сыну любовь к родному сингальскому языку и национальной культуре. Как большинство детей из буржуазных семей, мальчик обучался в миссионерских школах, но сохранил приверженность буддизму. Он был частым слушателем пламенных проповедей знаменитого буддийского оратора Мигеттуватте Гунананды тхеры. Последний познакомил его с трудами основателей Теософского общества — Г. С. Олькотта и Е. П. Блаватской. В толпе встречавших этих деятелей на Цейлоне в 1880 г. был и молодой Давид Хевавитарне. Их выступления произвели на него большое впечатление, и он на долгие годы связал свою деятельность с Буддийским теософским обществом. Давид Хевавитарне некоторое время работал в Департаменте образования, но вскоре отказался от государственной службы, целиком посвятив себя работе в цейлонском Буддийском теософском обществе. С этого времени он стал называть себя Анагарика Дхармапала (Анагарика, буквально «бездомный», — один из терминов буддизма; Дхармапала означает «хранитель веры», т. е. буддизма). Под этим именем он вскоре приобрел широкую популярность среди буддистов в различных частях мира.

Анагарика Дхармапала стал одним из самых ревностных пропагандистов догматов буддизма. Он объехал многие цейлонские деревни и города, выступая с лекциями, распространяя буддийскую литературу и собирая средства для организации буддийских школ, собрал множество буддийских рукописей на пальмовых листах, сделал копии древних буддийских надписей. Из-под его пера выходили страстные статьи, печатавшиеся на страницах различных буддийских изданий. Анагарика Дхармапала организовал перевод на сингальский язык знаменитого «Буддийского катехизиса», написанного С. В. Лидбетером, сподвижником Г С. Олькотта, и сам перевел первую часть этой книги.

Анагарику Дхармапалу все больше интересовали философские аспекты учения Будды. В начале 1891 г. он посетил Бодх-Гаю и другие святыни буддизма. Этот визит произвел такое глубокое впечатление на пламенного буддиста, что отныне одной из важнейших целей всей своей деятельности Анагарика Дхармапала считал сбор средств, для того чтобы выкупить храм в Бодх-Гае из рук иноверцев, и борьбу за возрождение буддизма в Индии. Осуществлением этих задач должно было заняться созданное им в мае 1891 г. в Коломбо Общество Великого дерева Бодхи («Maha Bodhi Society»). Президентом Общества стал Хиккадуве Шри Сумангала тхера. Вначале Общество не пользовалось популярностью на Цейлоне. Вскоре центр Общества Великого дерева Бодхи был перенесен в Калькутту, где и поселился Анагарика Дхармапала. Здесь начал выходить «Maha Bodhi Journal», редактором которого он стал. Основной задачей журнала была пропаганда идей буддизма, обмен информацией о положении буддизма в различных странах, объединение усилий по возрождению буддизма. Анагарика Дхармапала опубликовал на его страницах множество научных статей и рецензий.

Глубокие познания в буддийской канонической литературе помогли Анагарике Дхармапале стать крупным исследователем различных вопросов буддизма. Он разработал широкий круг проблем, связанных с морально-этическим аспектом буддийской философии. Анагарика Дхармапала был убежден в том, что гуманизм буддийской морали, ее превосходство над христианскими моральными нормами поможет моральному возрождению населения Цейлона, будет способствовать объединению сингалов и мобилизации их усилий на ликвидацию социальных и кастовых различий. Анагарика Дхармапала указывал на то, что Будда выступал против кастового неравенства, во имя братства всех людей.

Анагарика Дхармапала рассматривал буддизм тхеравады как научную философскую систему и доказывал ее научный характер тем, что буддизм отвергал идею существования творца (исвара) и большое место отводил наличию эволюционных циклов [168, 263; 324]. По его мнению, такие научные теории, как эволюционное учение Дарвина и закон сохранения энергии, не только не противоречат буддизму, но и целиком совпадают с его постулатами. Он старался найти в буддизме такие положения, которые якобы предвосхитили открытия современной науки.

Анагарика Дхармапала был убежденным защитником идеи морально-этического превосходства буддийской философии. В буддийской догме борьбы со злом и необходимости совершать хорошие поступки он видел указание на то, как важно уничтожить все, что мешает не только моральному возрождению, но и социально-экономическому прогрессу, препятствует развитию Цейлона. В буддизме он также видел символ единства всего народа.

Основной причиной нравственной деградации цейлонцев, по его мнению, являлось колониальное порабощение, совместные действия английских захватчиков и христианских миссионеров. Анагарика Дхармапала разработал морально-этический кодекс поведения для буддистов-мирян, содержащий около 200 правил. Хотя в основу этого кодекса были положены многие традиционные буддийские нормы, в него были включены под видом чисто буддийских некоторые положения буржуазных правил поведения. Да и обращался Анагарика Дхармапала с этим кодексом не ко всем сингалам-буддистам, а лишь к тем, кто получил образование и принадлежал к средним слоям (учителям сингальских школ, врачам народной медицины, мелким чиновникам-сингалам и т. п.). Иными словами, кодекс представлял свод буддийских предписаний, которые были трансформированы в соответствии с новыми потребностями жизни цейлонского общества.

По-новому проповедник толковал и буддийский термин «анагарика», который теперь символизировал промежуточное звено между буддийским монахом и буддистом-мирянином. «Анагарика» отходил от мирской жизни, но не покидал ее окончательно. Самым же существенным было то, что он наряду с обязательным выполнением основных предписаний буддийского канона мог заниматься широкой общественной деятельностью.

Вместе с тем Анагарика Дхармапала отдавал много сил популяризации буддизма. Его активная борьба за возвращение Бодх-Гаи в руки буддистов, страстные призывы к объединению всех последователей учения Будды сделали имя Анагарики Дхармапалы одним из самых известных среди сторонников движения за возрождение буддизма в различных странах. Он был приглашен в качестве делегата от буддистов хинаяны на Всемирный религиозный съезд 1893 г. в Чикаго. Свой первый визит в Америку Анагарика Дхармапала использовал для ознакомления местной интеллигенции с теми трудностями, которые испытывают буддисты на Цейлоне. Страстные речи Анагарики Дхармапалы помогли пробудить интерес к проблемам возрождения буддизма среди многих деятелей Теософского общества в Америке, Англии и других государствах. В Америке было создано «Maha Bodhi Society», которое занималось сбором средств для выкупа Бодх-Гаи и помощи Анагарике Дхармапале в других его начинаниях.

Анагарика Дхармапала посетил также Японию, Сиам, Бирму, и везде его лекции пользовались большой популярностью, снискав ему широкую известность среди приверженцев буддизма в этих странах и среди проживавших в них европейцев, интересующихся проблемами буддизма. Некоторые европейцы жертвовали значительные суммы в фонд «Maha Bodhi Society».

Но ни многочисленные поездки в различные государства, ни долгие годы жизни в Индии не могли оторвать Анагарику Дхармапалу от его родины, заставить его забыть о страданиях цейлонского народа. Возвратившись в 1898 г. на Цейлон, он продолжал вести большую просветительную работу. Много сил и энергии он вкладывал в создание специального колледжа, в программу которого были включены вопросы буддийской этики и истории буддизма. Для воспитания девочек в духе догматов буддизма Анагарика Дхармапала организовал конвент Санг-хамитты и создал при нем приют для сирот и школу. В эти годы Анагарика Дхармапала разрабатывал систему образования для цейлонских детей. Он ратовал за возрождение морально-этических принципов буддизма, гневно обрушиваясь на английские колониальные власти, насадившие в стране учреждения, которые подрывали моральные устои общества.

Анагарика Дхармапала неоднократно критиковал систему обучения в христианских миссионерских школах. «Что касается так называемого образованного сингала, продукта миссионерской цивилизации, то его бытие бесполезно и не способствует благосостоянию сингальской расы, — писал Анагарика Дхармапала. — Среди так называемых образованных сингалов не обнаружишь социальных и политических реформаторов. Мы не можем рассчитывать на какой-либо прогресс нашего народа, пока подобное положение сохранится». Однако, призывая к возрождению традиционной культуры, Анагарика Дхармапала прекрасно понимал необходимость для молодежи страны овладеть всем комплексом современных научных достижений. «Образование — вот единственное средство, которое может спасти наш народ. Но не образование, делающее нас тем, чем мы сейчас являемся, а высшее научное образование, которое сделает нас инженерами, архитекторами, специалистами в области сельского хозяйства». Анагарика Дхармапала с горечью писал о том, что около ста лет прошло с установления господства над Цейлоном одной из самых развитых в промышленном отношении наций, но до сих пор в стране нет ни одного технического или сельскохозяйственного колледжа.

Буддийские проповеди, с которыми Анагарика Дхармапала обращался к различным слоям населения Цейлона, он вскоре стал дополнять призывами развивать техническое образование на современном научном уровне. «Когда я вернулся на Цейлон, — вспоминал он впоследствии, — надежда возродить промышленность и пробудить интерес к образованию современного типа была столь же сильной, как и желание проповедовать буддизм». Анагарика Дхармапала сумел убедить отца пожертвовать деньги на посылку в Японию нескольких сингалов для обучения ткачеству и другим ремеслам. Технический прогресс Японии произвел на него огромное впечатление. Анагарика Дхармапала хотел увязать развитие собственной промышленности с возрождением традиционных ремесел. В 1906 г. им была создана первая школа профессионального обучения, в ней дети цейлонцев обучались ткачеству и другим ремеслам. Вскоре подобные школы возникли во многих районах острова.

Как и прежде, Анагарика Дхармапала вел большую работу по пропаганде буддизма. Но это уже не были проповеди, целиком посвященные разбору буддийских философских догм. Все чаще в них был слышен голос пламенного патриота и борца за интересы народа. К началу XX в. относится разрыв Анагарики Дхармапалы с теософами, которые обрушились с нападками на деятельность «Maha Bodhi Society». Его прежние друзья-теософы хотели, чтобы Анагарика Дхармапала все свои силы отдавал отвлеченным религиозным спорам и переводам буддийской канонической литературы; они весьма критически отнеслись к его активным выступлениям против английских колониальных властей.

Анагарика Дхармапала стремился пробудить у цейлонцев чувство гордости своей многовековой культурой. «Изучение истории я рассматриваю как крайне важное дело для развития патриотического сознания. Ни одна нация в мире не имеет такой блестящей истории… Грандиозные памятники, остатки которых до сих пор свидетельствуют о нашем прошлом величии, подтверждают данные наших удивительно точных письменных источников».

В статьях Анагарики Дхармапалы, напечатанных на страницах журнала «Синхала Бауддхая» в начале XX в., много места заняла критика английского колониального режима. Сингалы «потеряли свою экономическую независимость, которую они сохраняли многие тысячи лет; и они лишились своей политической независимости, без чего нация не может совершать прогресс. Для рабов ни социальный, ни экономический прогресс невозможен». Чужеземные хозяева обвинялись в том, что они захватили обширные крестьянские земли и превратили их в плантации, уничтожили местную промышленность, отравляют население страны алкоголем и покровительствуют христианским миссионерам. «После ста лет английского господства сингалы как консолидированная раса деградировали, — писал он. — Преступления растут из года в год, невежество народа просто ужасающе; лишенный поддержки местной промышленности, крестьянин-собственник находится на краю голода; скотина умирает из-за недостатка кормов: пастбища и деревенские леса… стали собственностью короны (английской. — Э. Т.) и продаются европейцам для посадок каучуконосов и чая».

Однако, резко критикуя английские колониальные власти на Цейлоне за проводимую ими политику, игнорирующую интересы огромного большинства населения страны, Анагарика Дхармапала отнюдь не призывал к ликвидации английского колониального режима. Как и многие умеренные лидеры национально-освободительного движения, он ратовал за осуществление конституционных реформ. Свои взгляды Анагарика Дхармапала изложил в письме в адрес одного из высокопоставленных английских чиновников в Коломбо в июне 1905 г.: «Теперь, когда я собираюсь жить на Цейлоне, было бы хорошо, чтобы я не был понят неправильно. Я должен быть активным, а активность означает агитацию в соответствии с конституционными методами» [цит. по: 168, 753]. Анагарика Дхармапала считал, что добиться более широкого участия цейлонцев в управлении страной можно путем подачи петиций крупным английским чиновникам на Цейлоне и в Англии. Он вновь отправился в путешествие по Цейлону, призывая население принять участие в движении за конституционные реформы. «Мы на Цейлоне не должны сидеть сложа руки и молиться за изменение цейлонского правительства, мы должны поднять национальную агитацию и обращаться к англичанам в их собственном доме… Мы должны заботиться о будущем, так как нашим долгом является работа для благосостояния грядущих поколений сингалов», — писал он на страницах «Синхала Бауддхая».

Анагарика Дхармапала понимал необходимость изменения существующих форм английского управления Цейлоном, но еще не представлял отчетливо характер этих изменений, в его взглядах было еще много утопического. Начав как просветитель и буддийский реформатор, он все более активно втягивался в политическое движение, имеющее ярко выраженную антиколониальную направленность. Его речи и статьи были полны требований более широкого представительства цейлонцев в Законодательном совете, с тем чтобы они могли действительно работать на благо собственного народа. Анагарику Дхармапалу возмущало, что «назначаемые цейлонские члены (Законодательного совета. — Э. Т.) следуют официальному курсу, а национальные интересы постоянного населения находятся в руках одного избираемого цейлонца». Анагарика Дхармапала был другом многих известных лидеров национально-освободительного движения в Индии и на Цейлоне, которые оказали сильное влияние на формирование его политических взглядов и идеалов.

Национально-освободительное движение в начале XX в.

На рубеже XIX и XX веков движение за проведение конституционных реформ продолжало оставаться главным в политической жизни страны. Представители различных групп цейлонской буржуазии и буржуазной интеллигенции создавали политические организации, выдвигавшие требования более широкого представительства цейлонцев в Законодательном совете и замены принципа назначения неофициальных членов принципом их выборности на территориальной основе.

В начале XX в. возник ряд политических организаций цейлонской буржуазии, землевладельцев-цейлонцев (обычно они были связаны с предпринимательской или компрадорской деятельностью) и буржуазной интеллигенции: Национальная ассоциация равнинных сингалов, Национальная ассоциация Джафны, Политическая ассоциация Чилоу, а также Цейлонская национальная ассоциация. Члены этих организаций боролись за осуществление конституционных реформ, стремились к тому, чтобы представители цейлонской буржуазии и интеллигенции получили реальные возможности участвовать в управлении страной. Хотя эти организации были очень малочисленны и имели локальный характер, их члены считали себя выразителями интересов всего цейлонского народа.

В 1905 г. была основана Цейлонская лига социальных реформ. Ее создателями и руководителями были П. Аруначалам, Ананда Кумарасвами и другие крупные политические деятели страны. Главной задачей этой организации была борьба за создание таких социальных институтов, которые способствовали бы развитию всех классов и слоев цейлонского общества, включая крестьянство. Руководители Цейлонской лиги социальных реформ выступили против тех, кто пытался имитировать западные формы при создании новых социальных институтов. На страницах редактируемого А. Кумарасвами журнала «Цейлонское национальное обозрение» появились статьи, призывавшие изменить социальные институты, созданные на Цейлоне английскими колонизаторами. Новые формы социальной организации руководители Цейлонской лиги социальных реформ предполагали разработать на основе традиционных институтов.

Ананда Кумаоасвами считал, что из всех социальных традиционных институтов прежде всего необходимо возродить систему деревенских общин, бывших до завоевания страны европейцами важнейшей ячейкой цейлонского общества. Борясь со всеми формами идеализации прошлого, он, однако, отнюдь не стремился перенести в современное ему общество ту деревенскую общину, которая существовала в древнем и средневековом Цейлоне и в которой господствовало кастовое и имущественное неравенство. Ананда Кумарасвами хотел создать новую модель деревенской общины. Она должна была базироваться на социальном равенстве и имущественном равноправии, в ней должны были быть ликвидированы все кастовые различия, а усилия каждого из членов этой общины направлены на повышение уровня благосостояния всех членов деревенской общины. По мнению Ананды Кумарасвами, для создания системы подобных модифицированных общин достаточно было добиться просвещения народа и повышения уровня его культуры.

Разрабатывая формы новых социальных институтов, которые, должны были занять место разрушенных английскими и прочими колонизаторами, Ананда Кумарасвами подчеркивал необходимость отбросить все отжившее, что существовало в традиционных институтах, в частности все виды неравенства и эксплуатации, ограниченность мирка деревенских общин. Он пытался увязать систему деревенских общин нового типа с другими органами местного управления. Новая система социальных институтов должна была способствовать подготовке народа к самоуправлению.

Ананда Кумарасвами не касался многих важнейших вопросов создания новых социальных институтов и путей перестройки современного ему цейлонского общества, не указывал реальных возможностей ликвидации кастового и классового неравенства. Да и вся созданная им система деревенских общин, которая должна была послужить основой социально-экономического переустройства Цейлона и базой его развития, по существу носила утопический характер.

Знакомство с культурным наследием Цейлона, Индии и других азиатских стран настолько увлекло Ананду Кумарасвами, что заставило его отойти от активной политической деятельности и посвятить себя научной работе. Его исследования стали ключом к пониманию многих проблем искусства стран Южной и Юго-Восточной Азии. Они помогают изучению целого комплекса вопросов, связанного с идеологией и социальной структурой Цейлона и Индии в древности и средние века. Научная деятельность Ананды Кумарасвами служила интересам цейлонского и индийского народов.

Большое влияние на развитие антиколониальной борьбы на Цейлоне оказало национально-освободительное движение народов Индии, усилившееся в начале XX в. Многие лидеры цейлонских политических организаций находились в дружественных отношениях с лидерами индийского национально-освободительного движения. Их вдохновлял лидер умеренного крыла индийского национально-освободительного движения Г К. Гокхале. На формирование их взглядов оказали влияние также взгляды некоторых английских умеренных либералов. Вот почему они, несмотря на резкую критику английских колониальных порядков, так упорно стремились апеллировать к мнению ряда английских политических деятелей. Лидеры цейлонского национально-освободительного движения часто направлялись с визитами в Лондон, чтобы от имени цейлонских политических организаций и отдельных групп представить петиции и меморандумы секретарю по делам колоний и членам английского парламента. С подобными миссиями в метрополии побывали такие крупные цейлонские политические лидеры, как П. Раманатхан, Джеймс Пирис, X. Дж. С. Перейра, Э. В. Перера и др.

Так, обращаясь с письмом на имя заместителя секретаря по делам колоний, Джеймс Пирис в 1908 г. указывал на то, что доходы английского правительства от эксплуатации Цейлона возросли за 75 лет (после осуществления в 1833 г. социально-экономических реформ) почтив 9 раз. За этот период резко изменился социальный состав населения острова, вырос класс буржуазии и буржуазная интеллигенция, но они не участвуют в управлении страной, так как конституция Цейлона осталась без изменений, а Законодательный совет был увеличен всего на два члена. «Не удивительно, — писал он в заключение, — что просвещенные и думающие цейлонцы убеждены в необходимости безотлагательного проведения либеральной реформы конституции» [цит. по: 136, 151]. Подобные требования были выдвинуты в ряде петиций, в том числе в представленной английским колониальным властям X. Дж. С. Перейрой, под которой стояло 760 подписей. Другой крупный политический деятель Цейлона, Э. В. Перера, принял участие в делегации к секретарю по делам колоний в 1909 г., которая доказывала необходимость выборности членов Законодательного совета. На страницах журнала «Цейлонское национальное обозрение» и других местных периодических изданий появилась серия статей с призывом осуществить конституционные реформы. Таким образом, основным требованием буржуазно-националистических элементов было проведение конституционных реформ, с тем чтобы представители местных имущих классов получили более широкие возможности участвовать в управлении страной.

Бурные дебаты развернулись вокруг вопроса о. предоставлении цейлонской интеллигенции права посылать собственного представителя в Законодательный совет, т. е. выделить в этом органе место для так называемого образованного цейлонца (на это место могли претендовать лишь члены элиты интеллигенции, получившие образование в Англии или в привилегированных местных колледжах). Свидетельством единства сингальской и тамильской буржуазии в антиколониальной борьбе явилось избрание на это место одного из лидеров национально-освободительного движения, П. Раманатхана, тамила по национальности.

Поннамбалам Раманатхан был активным борцом за проведение политических и социальных реформ. Он решительно критиковал английских колонизаторов за отказ заменить принцип назначения членов Законодательного совета выборностью их по территориальному принципу. Сохранение назначения членов Законодательного совета и принципа общинного представительства помогало английским колонизаторам раздувать национальнорелигиозную рознь и препятствовать. единству действий борцов национально-освободительного движения. Именно широкое участие цейлонцев в выборах собственных представителей в органы местной власти, по мнению П. Раманатхана и других цейлонских националистов, должно было помочь процессу социально-экономического развития страны.

Самая резкая критика требований осуществления конституционных реформ исходила от английского губернатора Цейлона, который был убежден, что нет необходимости ликвидировать большинство официальных членов Законодательного совета и предоставлять различным группам цейлонцев право выбирать членов в Законодательный совет. Он соглашался лишь на то, чтобы один представитель от образованных цейлонцев назначался в Законодательный совет по его усмотрению. Даже секретарь по делам колоний Крью считал возможным увеличить число неофициальных членов Законодательного совета, предоставить право избирать своего представителя образованным цейлонцам (но только тем, кто получил образование в Англии или в самых привилегированных местных учебных заведениях), а также имеющим высокий ежегодный доход.

Под давлением антиколониального движения английские власти были вынуждены провести в 1910 г. реформы конституции, при этом право избирать своих представителей в Законодательный совет получили четыре социальные группы: община бюргеров и группа образованных цейлонцев избирали по одному человеку, европейские общины посылали по одному человеку от городских и сельских избирателей. Было увеличено также число назначаемых членов: отныне общины равнинных сингалов и цейлонских тамилов посылали по два человека, а от кандийцев и мусульман, как и прежде, назначалось по одному представителю. Тем самым общее число так называемых неофициальных членов было увеличено до 10, а число официальных членов (все они были высшими чиновниками английского административного аппарата) составляло 11 человек. Следовательно, существенного изменения в формах управления Цейлоном не произошло. Поскольку страна продолжала оставаться колонией Британской империи, вся полнота власти сосредоточивалась в руках ставленника английской короны — губернатора Цейлона, который не только был председателем Законодательного и Исполнительного советов, но и сохранил право вето по всем вопросам, касавшимся управления островом.

Для выборов двух европейских, т. е. английских, членов Законодательного совета, представлявших интересы постоянно проживавших на Цейлоне английских предпринимателей и плантаторов, а также члена от общины бюргеров были созданы специальные избирательные округа. Все те, кто обладали установленным имущественным и образовательным цензом, но не входили в европейскую или бюргерскую общину (специально созданный комитет определял, кто может считаться бюргером), посылали представителя от группы образованных цейлонцев.

Сохранение за губернатором Цейлона права назначать представителей по общинному принципу давало английским колониальным властям широкую возможность осуществлять свою традиционную политику разжигания национальной и религиозной розни. Большое недовольство сингальской буржуазии вызвало то обстоятельство, что число представителей от равнинных сингалов и тамилов было уравнено, хотя тамилы составляли гораздо меньший процент населения. Из двух назначаемых сингальских членов один должен был принадлежать к касте гоигама, а другой — к касте карава. Два тамильских члена представляли различные религиозные группы: индуистов и христиан.

Таким образом, английские колониальные власти провели лишь незначительные изменения в составе Законодательного совета. Эти изменения были окончательно закреплены в новой конституции 1912 г., которая дала возможность верхушечным слоям цейлонского общества расширить свое представительство в Законодательном совете, но сохранила в неприкосновенности колониальный режим на Цейлоне.

Лидеры национально-освободительного движения не были удовлетворены новой конституцией. Хотя их требование выборности членов Законодательного совета было принято, принцип территориального представительства был полностью отвергнут. Английские колониальные власти, следуя своей традиционной политике «разделяй и властвуй», сумели добиться еще большего раскола членов Законодательного совета по национально-религиозному и кастовому признакам. Губернатор Цейлона мог рассчитывать как на голоса назначаемых официальных членов, имевших большинство в Законодательном совете, так и на голоса двух европейцев — неофициальных членов, которые стремились поддерживать политику колониальных властей, поскольку последняя все больше и больше соответствовала их интересам. В состав неофициальных членов Законодательного совета входили не только активные деятели национально-освободительного движения, но и те, кто охотно сотрудничал с английскими колонизаторами.

Вот какую отрицательную оценку дал членам Законодательного совета начала XX в. Т. Я. Райт, крупный цейлонский плантатор, который в 20-х годах сам был членом Законодательного совета: «Я не думаю, чтобы кому-нибудь нравился старый Совет, существовавший до 1923 г. Он состоял в большинстве из государственных чиновников, которые должны были голосовать за любое мероприятие правительства; таким образом, Совет в действительности был фарсом. Многие государственные чиновники, члены Совета, не проявляли никакого или очень мало интереса к его работе, так как они не имели возможности выражать свою собственную точку зрения, а должны были, подобно стаду овец, голосовать так, как им говорили».

Английским колонизаторам, однако, не удалось расколоть национально-освободительное движение и натравить друг на друга сингалов и тамилов. Представители сингальской и тамильской буржуазии выступали с требованием дальнейших конституционных реформ, они продолжали добиваться создания выборного большинства в Законодательном совете. Цейлонская буржуазия не только боролась с английскими колониальными властями за реформу управления страной, но и выступала против засилья на Цейлоне английской буржуазии, занявшей ведущие позиции в экономике страны.

На Цейлоне существовало несколько крупных организаций английской буржуазии, руководство которых тесно сотрудничало с колониальными властями. Одной из подобных организаций была Ассоциация плантаторов, объединявшая крупных английских производителей продуктов плантационного сектора, другой — Торговая палата, в которую входили английские предприниматели, торговцы и финансисты. Отношения между английской и цейлонской буржуазией все более обострялись, хотя на острове и имелась определенная группа буржуазии, соглашавшаяся на положение младшего партнера могущественных английских хозяев.

Заметное влияние на формирование цейлонского общественного мнения оказывали местные периодические издания. Цейлонская периодическая печать активно откликалась на важнейшие политические и культурные события. Ее выступления против засилья английских колонизаторов вносили существенный вклад в движение за проведение либеральных реформ и оказывали значительную помощь в формировании национального самосознания цейлонского народа.

В течение нескольких лет большой популярностью пользовалась газета «Монинг Лидер», принадлежавшая членам семейства А. де Сойза, активно участвовавшим в национально-освободительном движении. Столь же широкую известность имела издаваемая П. Раманатханом газета «Цейлонец». Одной из лучших газет на сингальском языке была «Сарасависандараса», много сделавшая для пробуждения интереса к цейлонскому культурному наследию и разработки нового стиля сингальской прозы. Благодаря сотрудничеству Анагарики Дхармапалы важное значение приобрела газета «Синхала Бауддхая». Борьбу Анагарики Дхармапалы за возрождение буддизма и национальной культуры также поддерживала газета «Синхала Джатия», издаваемая крупным писателем и публицистом Пиядасой Сирисеной. Наибольшую известность среди сингальской интеллигенции вскоре завоевала «Динамина», в которой длительное время публиковались Д. Б. Джаятилака и другие лидеры национально-освободительного движения. В северных районах страны значительное влияние на формирование идеологии национально-освободительного движения оказали газеты «Виракесари» и «Тхинакаран», выходившие на тамильском языке. Существовало также довольно много более мелких периодических изданий.

Одним из наиболее крупных деятелей движения за культурное возрождение сингалов был Пиядаса Сирисена. На формирование его взглядов большое влияние оказал Анагарика Дхармапала. У него Пиядаса Сирисена заимствовал глубокую любовь к сингальской традиционной культуре и буддизму, страстную ненависть к христианским догмам и нормам буржуазной морали. В своих литературных и публицистических произведениях Пиядаса Сирисена выступал против пагубных последствий подражания худшим сторонам буржуазной культуры и христианства. Своей целью он считал возвращение сингалов-христиан в лоно буддизма и борьбу с деятельностью христианских миссионеров. Защищая интересы сингальских средних слоев, особенно сингальской интеллигенции (но не ее элиты), Пиядаса Сирисена резко обрушивался на тех цейлонцев, которые во всем стремились подражать образу жизни английских колонизаторов, отказавшись от родного языка и национальных традиций. Эта тема легла в основу одного из самых популярных его романов — «Джаятисса и Розалинда, или Счастливое замужество», — опубликованного в 1906 г. Особенно резкой критике в романе были подвергнуты фальшивые христианские догмы. Положительный герой романа, характеру которого были приданы некоторые черты, навеянные автору общением с Анагарикой Дхармапалой, выступал в защиту традиционного уклада жизни и буддийской философии.

Пиядаса Сирисена был одним из тех, кто ввел в сингальскую литературу такие жанры, как роман и повесть. Уже первые его романы выделялись среди произведений традиционной сингальской литературы. На смену прежним литературным произведениям, комментирующим главным образом религиозные догмы, пришли романы и повести со светской тематикой. Пиядасе Сирисене принадлежит большая заслуга в разработке прозаического сингальского литературного языка.

Произведения Пиядасы Сирисены, особенно роман «Джаятисса и Розалинда», вызвали оживленную дискуссию. С резкой критикой некоторых его взглядов выступил Мартин Викрамасингхе, в те годы — молодой журналист. Его ответом Пиядасе Сирисене послужил роман «Лила». В нем Мартин Викрамасингхе попытался показать, что национальному возрождению может нанести одинаковый вред как огульное отрицание всего того, что принесла западная цивилизация, так и чрезмерная идеализация буддизма и традиционной сингальской культуры. В своих произведениях Мартин Викрамасингхе стремился создать образы современных ему людей, откликающихся на актуальные проблемы. Борьба за эмансипацию цейлонской женщины, развернувшаяся на Цейлоне в начале XX в., стала одной из ведущих тем его творчества. Мартин Викрамасингхе также выступил против социальной несправедливости и дискриминации, в защиту обездоленных, и прежде всего цейлонского крестьянства. Знакомство Мартина Викрамасингхе с английской классической литературой, с творчеством Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского и А. П. Чехова помогло формированию этого талантливого цейлонского писателя, оказавшего огромное влияние на развитие взглядов цейлонской интеллигенции, и навсегда связало его с реалистическим направлением в сингальской литературе.

Многие общественно-политические деятели Цейлона значительное место в борьбе за культурное возрождение страны отводили созданию национальной системы образования для просвещения всех слоев цейлонского народа.

С целью создания Цейлонского университета была образована общественная организация — Ассоциация Цейлонского университета, в которую вошли Ананда Кумарасвами, П. Аруначалам, В. А. де Сильва и др. Все они решительно выступали против того, чтобы программа цейлонских высших учебных заведений точно/копировала курсы английских университетов и была оторвана от национальных культурных традиций. «Главной задачей Цейлонского университета, — отмечал П. Аруначалам, — должно быть наряду с предоставлением широких возможностей для изучения английского языка и западной культуры стремление, чтобы наша молодежь не была воспитана людьми, чуждыми родному языку, своей древней истории и традициям» [цит. по: 167, 188]. Члены Ассоциации Цейлонского университета много сил отдавали созданию учебных пособий. Так, П. Аруначалам написал «Очерки цейлонской истории» и ряд научных статей по различным проблемам. В. А. де Сильва стал преподавателем колледжа и собирателем библиотеки, которую он впоследствии подарил Цейлонскому университету. Широкое движение за создание Цейлонского университета и за реформу образования вынудило английское правительство рассмотреть этот вопрос. Решение о создании Цейлонского университета было принято в 1912 г., но фактическое осуществление этого решения было отсрочено из-за начала первой мировой войны.

Борьбу за создание Цейлонского университета и за культурное возрождение вела также другая общественно-политическая организация — Цейлонская лига социальных реформ. Ее поддерживали многие буддийские общества. Движение за создание Цейлонского университета и реформу системы образования объединяло различные просветительные организации. Вместе с тем оно являлось составной частью борьбы за культурное возрождение страны.

Накануне и в годы первой мировой войны руководителями буржуазных политических организаций на Цейлоне выступали в основном те же лидеры, которые пришли на политическую арену на рубеже XIX и XX вв., однако число участников антиколониального движения значительно возросло. Большинство политических лидеров боролись за осуществление на Цейлоне тех конституционных изменений, которые уже были произведены в Индии. Кумиром руководителей антиколониального и антиимпериалистического движения цейлонского народа продолжал оставаться лидер умеренного крыла индийского национально-освободительного движения Г К. Гокхале. Широкую поддержку у цейлонских политических руководителей встретил лозунг борьбы за предоставление Цейлону самоуправления в рамках Британской империи.

На рубеже XIX и XX вв. началось зарождение рабочего движения. Первые выступления рабочего класса произошли в Коломбо, где были сосредоточены портовые рабочие, железнодорожники, муниципальные рабочие, печатники, рабочие ремонтных мастерских, строители, трудящиеся экспортных фирм по продаже продуктов плантационного сектора, а также возчики, занимавшиеся доставкой этих продуктов. Первая забастовка состоялась в 1893 г. в английской типографии «X. В. Кэйв энд К⁰, Лтд». Рабочие-печатники выдвинули экономические требования. Забастовщики продержались шесть дней. Их выступление окончилось поражением, а руководители были уволены. В январе 1898 г. произошла забастовка возчиков, занятых на работе в порту. Причиной забастовки послужило снижение заработной платы. Другая стачка произошла в январе 1899 г. В ней приняли участие 60 рабочих-печатников типографии газеты «Таймс оф Цейлон» Поводом к стачке послужила задержка в выплате заработной платы. Большую известность получила забастовка перевозчиков грузов в 1906 г., в которой участвовало 5 тыс. человек. Забастовка была вызвана принятым муниципалитетом Коломбо решением, запрещающим возчикам сидеть в какой-либо части повозки во время работы. Забастовка продолжалась три дня и закончилась успешно: постановление муниципалитета Коломбо было отменено.

Во время забастовки возчиков был создан профессиональный союз. Его организатором стал Дж. Коталавала, отец будущего премьер-министра Цейлона. Это был второй профсоюз на Цейлоне; первый несколько ранее был создан печатниками. На собрании, где было объявлено об организации Цейлонского союза печатников, председательствовал один из лидеров национально-освободительного движения страны, X. Дж. С. Перейра.

В 1912 г. на острове вспыхнула забастовка рабочих государственных железнодорожных мастерских. К этой забастовке примкнули другие группы рабочего класса. Выступление трудящихся было организованным. Эта забастовка, хотя и была подавлена английскими колониальными властями, оказала большое влияние на формирование цейлонского рабочего движения. Анагарика Дхармапала приветствовал первую крупную цейлонскую забастовку и считал ее «манифестацией национального пробуждения» [см. 143, 45]. Под влиянием забастовки 1912 г. один из лидеров национально-освободительного движения на Цейлоне, П. Аруначалам, писал в 1913 г.: «Нельзя полагать, что Цейлона не коснется волна недовольства мирового пролетариата». Однако это были лишь первые выступления рабочего класса.

Действия английской колониальной администрации вызывали рост недовольства различных слоев цейлонского общества и втягивали их в национально-освободительное движение. Но главную силу оппозиции английскому колониальному режиму пока еще представляла довольно узкая прослойка национальной буржуазии, которая не стремилась к открытому конфликту с английским империализмом, а выдвигала весьма умеренные требования проведения конституционных реформ.