В истории Эфиопии XV в. неизгладимый след оставила деятельность императора Зэра-Яыкоба. Мало правителей подобного масштаба было в истории этой страны. Он родился в округе Фэтэгар. Отцом его был император Давид I, матерью — Ыгзиы-Кыбра. Детство и молодость он провел на знаменитой горе Амба-Гышен, где, по-видимому, уже с XIII в. члены императорских семей, фактические и потенциальные претенденты на трон, проводили долгие годы, а иногда и всю жизнь в ожидании своей очереди на царствование. По утверждению легенды, император Бахыр-Ассэгыд, имевший много братьев, пришел к мысли заточить их всех вместе на вершине неприступной горы, чтобы обеспечить им жизнь, "лишенную политических забот". Однако кто-то проговорился, и о замысле императора стало известно одному из его братьев. Последний моментально понял бесценное значение проекта и, не мешкая, заточил в Амба-Гышен самого инициатора. Очевидно, с этого времени начало функционировать это единственное в своем роде учреждение. На плоской вершине недоступной горы принцам крови были созданы хорошие условия для жизни. У них были резиденции с богатыми библиотеками, где они могли в обществе церковных ученых вести длительные диспуты и постигать трудное искусство сложения стихов. Основным неудобством этой безоблачной жизни были усиленная охрана и отвесные склоны, делавшие побег практически невозможным. К тому же совершенно отрезаны были все связи с внешним миром.
Зэра-Яыкобу, заточенному в Амба-Гышен, пришлось долго ждать момента прихода к власти. Он переждал правление трех своих братьев и трех племянников. Наконец в 1434 г. он оказался в императорском шатре. Зэра-Яыкоб вступил на трон вполне зрелым человеком. У него уже были продуманная концепция управления государством. Основными были два положения: максимальная концентрация власти в руках императора и создание централизованной системы правления во всем государстве, а также расширение границ Эфиопии и укрепление ее позиций на севере. В течение тридцати четырех лет правления Зэра-Яыкоб с железной последовательностью осуществлял свой план, преодолевая массу препятствий, возводившихся как светской, так и духовной знатью. Несомненно, этот император был одним из самых дальновидных политиков, искусных дипломатов, а также человеком наиболее светлого и образованного ума в истории Эфиопии. Можно вполне согласиться с мнением некоторых историков, что сравнение этого правителя с многими тогдашними европейскими монархами оказывается в пользу эфиопского императора. Политические концепции Зэра-Яыкоба в последующие столетия развивались наиболее выдающимися правителями Эфиопии.
Вероятно, несмотря на долголетнюю изоляцию в Амба-Гышен, Зэра-Яыкоб умел поддерживать связи с внешним миром, благодаря чему он прекрасно ориентировался во внутреннем положении государства. Он также получил хорошее образование в области истории, религии и приобрел глубокие знания об обычаях и традициях различных этнических групп, населявших Эфиопию того времени. Все это в значительной мере облегчило ему осуществление его великих замыслов. До последнего времени имя Зэра-Яыкоба окружено в Эфиопии мифом о его величии. Действительно, история его правления относится к наиболее интересному и красочному периоду в средневековой Эфиопии, и тем более приходится сожалеть, что так мало известно еще сейчас об экономическом и общественном строе той эпохи.
В настоящее время трудно установить точную хронологию событий периода правления Зэра-Яыкоба. Эфиопские летописцы излагают истории правителей не в строгой последовательности, а часто прерывают повествование, чтобы, обратившись к минувшим временам, затем вернуться к прерванному ходу рассказа. И хотя составленные таким образом хроники иногда представляют собой прекрасно написанные литературные произведения, но по ним трудно правильно восстановить события во времени. Известная в настоящее время хроника Зэра-Яыкоба была составлена после его смерти, поэтому хронология периода его правления тем более осложнена.
К осуществлению своих политических концепций Зэра-Яыкоб приступил сразу же после прихода к власти. Вполне очевидно, что великий замысел объединения и централизации государства был реален только в том случае, если он совпадал с интересами определенного социального слоя. В Эфиопии же того времени наилучшим союзником для установления абсолютистской власти была церковь.
Сильная центральная власть была в интересах духовенства, так как позволяла ему сохранять значительное влияние. Светская же знать теряла при централизации самостоятельность и независимость, какой она пользовалась в своих владениях и округах, поэтому могла быть только противником подобных концепций.
Во времена Зэра-Яыкоба церковь представляла собой настоящую независимую экономическую державу и имела большое влияние в государственной администрации. Однако внутри церковь не была единой. Напротив, в ее лоне появилось еще больше различных направлений и сект, которые боролись друг с другом, добиваясь исключительного влияния в государстве и подчинения себе всей церкви. Вполне вероятно, что великие унификаторские и централизаторские идеи Зэра-Яыкоба не были только его изобретением. Но как бы то ни было, можно с уверенностью сказать: в создании единой и централизованной Эфиопии в XV в. наиболее заинтересованы были император и часть духовенства. Светская знать ничего не приобретала от осуществления императорской программы власти.
В политическую концепцию Зэра-Яыкоба также входило упрочение позиций Эфиопии на севере, чтобы обеспечить стране выход к морю. Пожалуй, он был первым хранителем новой династии, происходившей из Шоа, т. е. с юга, который думал не только об укреплении родной шоанской провинции, но руководствовался интересами всей Эфиопии. Это был довольно существенный вопрос. Плодородная провинция Шоа в силу своего экономического положения была больше заинтересована в соседних юго-восточных, в основном исламизированных, областях, чем в далеко на севере расположенном побережье. Будучи экономически независимой, провинция Шоа в последующие века превратилась в удельное княжество, процветавшее и совсем не заинтересованное в северных территориях. Династия, находящаяся на эфиопском троне с XIII в., имела свою резиденцию в округе Тэгулет провинции Шоа. Правители этой шоанской династии в разные периоды проводили либо южную политику, т. е. политику, направленную на непосредственное укрепление родной провинции, либо северную политику, в основе которой лежало стремление расширить влияние Эфиопии до побережья. Сторонники северного направления эфиопской политики немногочисленны в этой династии, но все принадлежат к наиболее замечательным правителям этой страны. Представители "северной политики", обращаясь к исторической традиции аксумских времен, стремились к осуществлению идеи объединенной Эфиопии, к стиранию антагонизма между округами, населенными различными этническими группами. Правитель, который намеревался проводить северную политику, сразу же заявлял об этом фактом свершения коронационного церемониала в Аксуме.
Сразу же после вступления Зэра-Яыкоба на престол перед ним встала необходимость ликвидации внутреннего антагонизма в лоне церкви. На севере и на юге, в Тигре и в Шоа, силу представляли — как мы помним — две разные церковные группировки. На юге монастырь Дэбрэ-Асбо был центром толка тоуахдо, на севере же господствовали монахи Евстахиевого устава, которые своим значением были обязаны монастырю Дэбрэ-Бизэн. Император Давид I в свое время упрочил их экономическое положение крупными земельными пожалованиями. Обе группы различались трактовкой богословских догматов, и каждая из них стремилась к распространению своего учения.
Император Зэра-Яыкоб, нуждавшийся для осуществления своих намерений в поддержке по меньшей мере этих двух влиятельных групп духовенства, лично участвовал в решении их споров и улаживании многих противоречий в вопросах веры и литургии. Он ввел для всей страны строгие религиозные правила, придерживаться которых обязано было все эфиопское духовенство под угрозой утраты имущества в пользу местных управляющих, так называемых шумов. Эти догматико-литургические принципы были опубликованы в книгах, автором которых был сам Зэра-Яыкоб. Для народа Зэра-Яыкоб учредил обязательные церковные праздники: субботу, воскресенье, ежемесячные праздники Марии и Михаила, день победы над султаном Бэдлаем-Чудовищем и т. д. Он издал предписания и о праздниках для священников, о строительстве церквей, размещении в них алтарей, о купели, которая должна была находиться снаружи строения, и о прочих деталях. Он даже определял содержание проповедей, которые священники должны были произносить в дни праздников.
Изданием этих правил, охватывавших как крупные проблемы догмата, так и частные вопросы литургии, Зэра-Яыкоб стремился превратить эфиопскую церковь в идеологически единую организацию. Однако вполне вероятно, что для реализации этих планов мероприятий только законодательного характера было недостаточно. Зэра-Яыкоб должен был располагать средствами, которые позволили бы ему ввести в жизнь эти правила, часто огорчительные для разных толков духовенства. Ведь не могло же быть приятно монахам толка тоуахдо распоряжение о праздновании субботы, так же как Евстахиевым монахам было тягостно предписание празднования воскресенья, если это было предметом их спора между собой. Средством заставить духовенство принять навязанный им устав были в руках императора экономические и политические привилегии, возместившие духовенству его уступки догматико-литургического характера. Так, например, во время своего коронационного путешествия в Аксум — в начальный период правления — Зэра-Яыкоб значительно укрепил духовенство севера пожалованиями церквам, а также основал там несколько новых монастырей. Укрепление северного клира уравновешивалось почти одновременным обогащением южного клира — толка тоуахдо. На обратном пути из Аксума Зэра-Яыкоб заложил в округе Цэхая в Амхара два монастыря — Мэканэ-Гол и Дэбрэ-Нэгодгуад, поселил там много монахов, пожаловал им наследственные земли. В монастырь Дэбрэ-Нэгодгуад он приказал передать гроб с останками своего отца императора Давида, чем значительно поднял престиж нового монастыря. После чего богатый во всех отношениях монастырь он передал представлявшему толк тоуахдо ычэге Ындрыясу (Андрею). Как мы уже указывали, он поднял авторитет этой группы монахов, изменив название их центрального монастыря Дэбрэ-Асбо на Дэбрэ-Либанос, т. е. присвоив ему имя одного из наиболее известных в Эфиопии монахов, аббы Либаноса.
Таким образом император Зэра-Яыкоб поддерживал равновесие между враждующими группами, привлекал их на свою сторону и умело использовал антагонизм между ними для достижения собственных целей. Строительство каждого нового монастыря было связано с земельными пожалованиями, а монастырские владения становились неприкосновенной собственностью духовенства и освобождались от всяких налогов в пользу императора. Больше того, если не все, то по крайней мере принадлежавшие крупнейшим монастырям имения пользовались практически иммунитетом, т. е. даже войска императора не могли ни вступать в эти владения, ни кормиться в них. Монастыри, в которых покоились останки императора, дополнительно получали щедрые дары от царствующих правителей. Поэтому понятно сопротивление, оказанное монахами острова Дэга, где был похоронен император Давид, когда Зэра-Яыкоб забирал у них такой "доходный" гроб. Понятна также экономическая и моральная выгода, какую приобрели монахи тоуахдо, получив так щедро всем обеспеченный монастырь Дэбрэ-Нэгодгуад, который, впрочем, не был для них единственным императорским даром. И наконец, становится понятным, что за такую цену вполне можно было пойти на уступки в религиозных вопросах.
Наряду с экономическими средствами, использованными Зэра-Яыкобом в этой необыкновенно искусно проводимой игре, большую помощь императору оказала поддержка группы церковных сановников. Во главе этой группы стал всемогущий акабе сэат Амха-Ийесус.
Интересы сильных группировок духовенства совпадали с императорскими не только в экономическом плане. Император Зэра-Яыкоб стремился объединить эфиопскую церковь и искоренить при этом все местные культы и верования. Поэтому влиятельные монахи имели в то время попросту неограниченные возможности расправляться с каждым неугодным им лицом. Это были времена кровавой инквизиции, в которой активную роль играл ычэге Ындрыяс вместе с упоминавшимся акабе сэат Амха-Ийесусом. Последний был одним из наиболее доверенных лиц императора.
Настали времена, когда никто не был огражден от интриг и доносов монахов, в том числе и самого Ындрыяса. Незначительный донос влек за собой или публичное наказание розгами обвиненного в ереси, или ссылку, или жестокие пытки, в результате которых жертва чаще всего лишалась носа и языка. Император железом выжигал любой культ и любую другую, не им установленную форму веры. На севере кровавым образом были ликвидированы секты стефанитов (ыстифанос) и микаэлитов. Почитатели богов Десака и Дино под угрозой утраты имущества и публичного наказания розгами должны были прекратить отправление своих старинных культовых практик. Прощения не было никому, даже императорским детям. Никто не проверял, соответствует ли донос действительности, поэтому погибали доносчики, ставшие жертвой собственного оружия, погибали монахи, женщины, дети и мужчины. Три известных доносчика тех времен — Зэра-Цыйон, Тэаука-Бырхан и Гэбрэ-Крыстос — никем не проверявшимися обвинениями погубили много монахов, знати и чиновников, прежде чем меткий донос лишил их самих чести, имущества и жизни. И только трагический вопль, вырвавшийся из уст умиравшего Зэра-Цыйона, позволяет предположить, что эти три человека были орудием в руках монахов, которые творили расправу над каждым, кто стоял на их пути, что с их помощью монахи держали народ, знать и остальное духовенство в постоянном напряжении в обстановке террора. Смерть этих троих, трагическая и бесчестная, связана с важным политическим событием, в котором, по-видимому, были замешаны монахи из Дэбрэ-Либаноса. Однако сейчас перейдем к другой сфере деятельности Зэра-Яыкоба, касавшейся организации централизованного государства.
Чтобы централизовать власть в одних руках и ввести единую систему управления округами, Зэра-Яыкобу прежде всего нужно было сломить сопротивление местных сановников и балаббатов, издавна там живших и господствовавших в этих землях фактически независимо. Знатные роды из местного населения, естественно, были связаны с обычаями, культами и традициями своих этнических групп и пользовались там властью и авторитетом. Такое положение вещей составляло для Зэра-Яыкоба одну из важнейших трудностей в деле объединения государства и укрепления авторитета центральной императорской власти. Эта независимость округов была причиной многочисленных заговоров и интриг против императора. Очевидно, с антиимператорским заговором именно такой подоплеки встретился в первые годы своего правления Зэра-Яыкоб. Во главе заговора стоял его зять Амдэ-Мэскэль, занимавший пост битуоддэда, который делал его ближайшей к императору фигурой. Он был инициатором — по утверждению летописца — "вероломных проектов, замыслов, о которых лучше не говорить вслух, достойных дьявольской, а не человеческой души". В заговоре участвовали монах Амха-Ийесус, ныбурэ ыд Ноб из монастыря Дэбрэ-Дамо, а также предшественник Амдэ-Мэскэля на посту битуоддэда — Исаяс. Обвинение Амдэ-Мэскэля в супружеской неверности было, несомненно, лишь мнимой причиной начала процесса и осуждения заговорщиков. Только император точно знал место в провинции Амхара, куда был сослан его зять, чье имя в результате процесса было изменено: вместо Амдэ-Мэскэль — "Столп Креста" — он стал называться позорным именем Амдэ-Сэйтан — "Столп Сатаны". Монах Амха-Ийесус и ныбурэ ыд Ноб, которому также изменили имя на Кэбэро-Сэйтан — "Дьявольский Тамбурин", — были сосланы в Гошыаро. Был изгнан бывший битуоддэд Исаяс, которого с позором проводили к месту ссылки, надев на него большой железный ошейник.
Этот процесс стал началом реорганизации правления. Был проведен большой "шум шыр" ("разжалован — назначен"), т. е. перераспределение должностей, придворных и провинциальных. Император Зэра-Яыкоб использовал представившийся ему случай, чтобы за один раз по всей стране лишить власти и влияния неугодных ему местных балаббатов, шумов, мэсафынтов и мэкуаннынтов, т. е. наиболее влиятельный слой знати. Желая обеспечить везде строгий контроль, он решил важнейшие посты отдать своим детям, и прежде всего дочерям, опасаясь наследников-мужчин, которым он доверил менее значительные функции.
Женщины в Эфиопии не раз оказывали существенное влияние на политические дела и играли важную роль в государстве, однако никогда не было в Эфиопии так много формально занятых женщинами придворных и государственных постов, как в правление Зэра-Яыкоба. Бырхан-Зэмэда, жена осужденного битуоддэда Амдэ-Мэскэля (Амдэ-Сэйтана), получила пост гыра битуоддэда, другая дочь императора, Мэдхын-Зэмэда, — пост кэнь битуоддэда. Во главе всех важнейших провинций вместо прежних родовых[42] правителей были назначены также его дочери. В провинции Амхара управляла Амэтэ-Мэших, в Тигре — Дыль-Сэмра, в Годжаме — Ацнаф-Сэмра, в Шоа — Ром-Гэнэйела, в Бэгемдыре — Цэбэле-Марьям (называвшаяся также Абале-Марьям), в Дамоте Мэдхын-Зэмэда, в Йифате — Амэтэ-Гийоргис, в Анготе — Бахыр-Мэнгыса, в Гыддыме — Софья, в Гень — Ацнаф-Сэгэду, племянница императора. Другие должности также заняли дети правителя.
Однако этот довольно необычный шум шыр не дал императору ожидавшегося укрепления центральной власти. Очевидно, в своих тенденциях к единовластию принцы и принцессы крови мало отличались от местных крупных феодалов. Поэтому вскоре состоялся следующий шум шыр, еще более жестокий и кровавый, чем предыдущий. Его проведению помогали, вероятно, и монахи толка тоуахдо по причинам, неизвестным нам в настоящее время. Упоминавшиеся выше знаменитые доносчики того времени — Зэра-Цыйон, Тэаука-Бырхан и Гэбрэ-Крыстос — обвинили принцев крови в переходе в языческую веру и поддержке местных, искоренявшихся императором культов и магий, особенно в почитании богов Десак и Дино. Они предъявляли также "много других обвинений, которые были известны только царю; но открыто только то, что они поклонялись Десаку". Обвинение не осталось без внимания. На многолюдном публичном собрании императорские сыновья и дочери, принцы Теодрос, Гэлаудеуос, Амдэ-Цыйон и Зэра-Абрыхам, принцессы Дыль-Сэмра и Ацнаф-Сэмра и многие другие на глазах народа истекали кровью под ударами розог. Над перепуганной толпой, со страхом наблюдавшей муки императорских детей, раздался голос самого правителя: "Смотрите, что сделали мы детям нашим. Мы не пощадили их, ибо они погрешили против бога. И ныне скажите и выскажитесь, достаточно ли этих пыток или мы должны прибавить еще?" Среди собравшихся раздался плач: "Да не прибавляйте им никакого наказания, ибо они близки к смерти, господин наш, царь!" Некоторые из императорских детей умерли сразу же на месте казни, другие скончались позднее в мучениях. Одновременно с ними были подвергнуты смертельным пыткам еще многие неизвестные люди, также обвиненные доносчиками. А вскоре погибли в мучениях и сами эти доносчики. Имя Зэра-Цыйон (Семя Сиона) распространялось среди народа в унизительной и позорной форме Зэра-Сэйтан (Семя Сатаны). Что все это было крупной политической интригой ычэге Ындрыяса (Андрея), мы можем только предполагать по последним словам умиравшего в мучениях Зэра-Цыйона-Сэйтана: "Смотрите, как пронзает меня огненным копьем абба Ындрыяс Дэбрэ-Либаносский!"
После неудачной попытки укрепить власть, опираясь на членов собственной семьи, император обратился к другому методу. Он состоял в смелой по тем временам мысли назначить на должности управляющих провинциями специально отобранных императором чиновников и присвоить им определенные титулы согласно исполнявшимся функциям. Таким образом, была сделана попытка отстранить от власти местные феодальные роды, управлявшие в силу традиционных прав целыми округами.
Пример судилища, которое император устроил даже над собственными детьми, служил убедительным предостережением каждому, кто попытался бы выступить против Зэра-Яыкоба. Вновь назначенные управляющие понимали, что в любой момент они могут утратить посты и титулы, присвоенные им волей их господина. Итак, в силу необходимости они были больше заинтересованы в сохранении верности Зэра-Яыкобу, чем в участии в заговорах против личности и воли железного императора. Правители провинций Дамот, Годжам, Бэгемдыр, Тигре, Ангот, Гень, Йифат, Шоа, Кыдда и Гыддым получили титул рак масэре, правитель Доуаро — титул аурари, управляющие Джыр, Гыббыр, Уодж — хегэно, управляющий провинции Амхара — цэхафе лам, а провинции Фэтэгар — аззаж. В результате этого последнего шум шыра все важнейшие должности в государстве были заняты людьми, верными императору и связанными с ним своими интересами. Но успех императорской политике обеспечили не только верные императору управляющие.
Окончательный успех политике Зэра-Яыкоба обеспечили специальные воинские отряды "шоа". В предыдущем столетии название "шоа" (чоуа, цоуа) присваивалось придворным высокого происхождения, на которых возлагались высшие обязанности при особе императора. С течением времени их функции изменились. Из "шоа" стали формироваться привилегированные отряды, посылавшиеся главным образом в пограничные районы терзаемого постоянными войнами государства. Полки "шоа" подчинялись только императору. Они получали во владение захваченные округа и освобождались от платежей в пользу управляющих провинций, давая дань только императору. Следовательно, они были заинтересованы как в сохранении верности императору, так и в завоевании и удержании пограничных областей для него. Император Зэра-Яыкоб еще более укрепил экономическое положение и авторитет "шоа". После подавления бунта находившихся в Доуаро отрядов "шоа", которые вошли в контакт с враждебными силами мусульман, император закрепил за каждой провинцией и округом соответствующий полк "шоа", оберегавший интересы императора и только ему подчинявшийся. Формирования "шоа" в каждом округе имели свои названия, так же как и те, наиболее доверенные, которые несли службу при дворе и являлись личной охраной императора. Представляется вероятным, что Зэра-Яыкоб, значительно увеличив численность, авторитет и привилегии "шоа", намеревался противопоставить эту группу децентралистским и сепаратистским силам в лице прежде всего традиционных феодальных родов, которых новая политика императора лишила части прежних привилегий. Так же как и в церковных вопросах, Зэра-Яыкоб, применяя принцип равновесия сил между отдельными группами светской знати, успешно проводил свою политику.
Наряду с "шоа", значение которых выросло во всей стране, император Зэра-Яыкоб — в соответствии со своей, обращенной на север политической концепцией — поднял ранг и значение не только северного клира, но и управляющего приморскими территориями. Благодаря императорскому эдикту об изменении титула мэляке бахыр ("приморский наместник") на бахыр нэгаш ("царствующий в приморье") возрос моральный вес этого управляющего. Также в соответствии с общим унификаторским принципом объем власти бахыр нэгаша по приказу императора был расширен, и ему стали подчиняться управляющие Шире, Сэрае и Бур. Согласно документам того времени, должность бахыр нэгаша решением императора превратилась в одну из важнейших в государстве. В таком поднятии ранга бахыр нэгаша таился зародыш позднейших конфликтов между господствовавшими в центре императорами и царствовавшими в приморье правителями, стремившимися к независимости.
В период 1434–1454 гг. император Зэра-Яыкоб сумел осуществить все свои политические планы. Он подчинил себе земли на севере вплоть до побережья, с одной стороны, благодаря вручению правителю этой области привилегий, несравненно превосходивших престиж и положение управляющих других провинций, с другой стороны — благодаря упрочению позиций тамошнего клира. Он объединил государство путем введения централизованной системы управления и отстранения от власти местных родов, стремившихся к сепаратизму. Он дал эфиопской церкви единую организацию и определил единую форму верования, одновременно укрепив с помощью церкви культурную и политическую общность подвластных ему народов. В то же время он закончил более чем вековую войну с мусульманскими султанатами, утвердив превосходство империи знаменитой победой над мусульманами в 1445 г. при Ыгуббе.
Последние четырнадцать лет своего правления Зэра-Яыкоб посвятил продолжению начатого дела, почти совсем не покидая основанной в 1454 г. резиденции в Дэбрэ-Бырхане. Эфиопские императоры не строили столиц в европейском понимании этого слова. Обычно они выбирали какую-то местность в качестве центрального пункта, а сами большую часть времени проводили в военных походах или в поездках по стране с целью контроля. Императорская резиденция представляла собой скорее лагерь, выстроенный по правилам местной архитектуры, чем город — центр политической и культурной жизни государства. То, что Зэра-Яыкоб мог четырнадцать лет провести в основанной им резиденции, свидетельствует о стабилизации государства и настолько прочной его организации, что можно было обойтись без постоянного контроля правителей на местах.
Он избрал своим местопребыванием Дэбрэ-Бырхан, руководствуясь согласно легенде — "знамением божиим", озарившим огненным столбом эту гору. Отсюда же и название: Дэбрэ-Бырхан — "Гора Света". Там он повелел возвести частокол из стволов оливковых деревьев, с которых была ободрана кора, чтобы издалека они сверкали белизной. Эти стволы высотой в 20 локтей так тесно были поставлены друг к другу, что не оставалось малейшей щели. Частокол устанавливали только высокие придворные сановники, причем император запретил им облачаться в одежды, приличные их званиям и титулам, до тех пор, пока дело не было закончено. Внутри выстроили главную резиденцию императора, а на ее крыше установили огромный золотой крест, видный издалека. Императорская резиденция была огорожена еще одним частоколом и соединена с выстроенной ранее церковью Троицы, чтобы никто не мог видеть направлявшегося на обедню правителя. Лишь акабе сэат да несколько пажей во главе с блаттенгета сопровождали императора в его пути на богослужение.
Читая описания императорской резиденции и придворного церемониала, трудно освободиться от впечатления, что этот крупный правитель, сумевший диктовать свою волю всей стране, терроризировавший страну и державший всех в железных оковах страха, искоренявший все древние местные верования, сам был одержим паническим страхом перед земными и магическими силами, которым он объявил войну. Пажам из его ближайшего окружения не разрешалось стричь волосы, чтобы отрезанные локоны не попали в руки колдунов-магов, могущих с их помощью сглазить императора и его двор. Днем и ночью — чтобы отогнать злых духов — кружили по огражденным высокими частоколами дворам монахи, постоянно окропляя святой водой резиденцию, от сумерек до рассвета и с рассвета до сумерек распевая псалмы и гимны, и особенно сочиненный самим правителем гимн "Бог царствует". Опасаясь колдовства, император приказал выкопать внутри ограды глубокую яму, которую все придворные обязаны были наполнять святой водой. Этой водой, обладавшей якобы чудодейственными свойствами, снимали чары, крестили и лечили болезни. Внизу, у подножия главной императорской резиденции, куда имел доступ только акабе сэат Амха-Ийесус, располагался ряд строений. В них размещались резиденции тех монахов из различных монастырей, кому император разрешил находиться рядом с его особой. Это были монахи из Дэбрэ-Либанос, Дэбрэ-Бизэн, Дэбрэ-Марьям в Гэральта и из многих других монастырей; все они не ели мяса и не пили напитков. Одни из них допускались к участию в ежедневном императорском богослужении, другие — только по праздничным дням. Далее размещались казармы отрядов "шоа" из разных округов страны, затем кухни и кладовые, сокровищница, в которой хранилась вся получаемая императором дань, и, наконец, конюшни и пастбища для императорских лошадей были также защищены частоколом, дабы никто не мог бросить на них дурного взгляда. Аллеей из сикомор был окружен двор, где вершились суды и экзекуции. Строго определены были места, где придворные принимали пищу в соответствии с их рангом. Кушанья императору на его стол подавала только одна из его жен — гыра бальтихат Фыре-Марьям, называвшаяся также Жан-Хайла. Это ей в дар Зэра-Яыкоб построил церковь Мэканэ-Марьям в Тэгулете. Фыре-Марьям подавала императору пищу, окруженная свитой высших сановников, среди которых находилась другая жена правителя — кэнь бальтихат Ылени (Елена), называвшаяся также Жан-Зала. Охрана постоянно несла караул во дворах, освещавшихся и ночью. Каждый из придворных знал, до какой границы в императорской резиденции позволено ему ходить. Посторонний человек мог войти в пределы резиденции только с разрешения императора, акабе сэата или начальника охраны. Каждого, кто приближался без разрешения, немедленно убивали.
Когда император отправлялся на обедню, блаттенгета уведомлял об этом соответствующие отряды "шоа", которые трубили в рога и трубы, выстроившись до самых дверей церкви вдоль частокола, за которым шел невидимый император с немногочисленной свитой. И тогда вокруг императорской резиденции становились на стражу вооруженные саблями и мечами монахи из Дэбрэ-Бизэн, а также отряд лучников "шоа" под названием "Молния в Адале". Во время богослужений все отряды "шоа" получали хлеб и спиртное в большом количестве. Тайной дорогой в обществе акабе сэата и нескольких пажей Зэра-Яыкоб возвращался с обедни, а когда он входил в свою резиденцию, блаттенгета подавал знак движением руки и шоанские отряды пускались в бешеную пляску под пронзительные звуки барабанов, рогов и труб. Потом опять по сигналу все стихало, и каждый возвращался на свое место. Так проходило время в резиденции Зэра-Яыкоба, в Дэбрэ-Бырхане. Здесь он написал "Книгу света" и "Книгу рождений", в которых рассмотрел различные верования эфиопского народа и определил принципы ортодоксальных догматов и церковной литургии. Возможно, им были написаны и другие книги, авторство которых спорно. В период его правления эфиопская литература обогатилась рядом произведений, главным образом религиозного характера.
Умер Зэра-Яыкоб в Дэбрэ-Бырхане 26 августа 1468 г. Он умер, оставив в наследство сыну Эфиопию объединенную и организованную, правда только внешне примирившуюся с абсолютной властью императора. Первым шагом нового правителя было разрушение отцовского дела.