История города Афин в Средние века

Глава XIII

Вальтер де Бриеннь, герцог Афинский. — Матильда Геннегау. — Положение Фессалии. — Предприятия каталанцев. — Теобальд де Сепуа и Рокафорте. — Каталанцы в Фессалии. — Они поступают на службу к герцогу Вальтеру. — Его поход в Фессалию и разрыв с каталанцами. — Они становятся лагерем у озера Копаиды. — Завещание Вальтера. — Гибель герцога Афинского

1. По смерти Гвидо II, герцога Афинского, в Греции были еще, правда, представители рода ла Рош в боковых линиях Велигости и Дамала, но в источниках нет указаний на то, чтобы Рено, тогдашний владетель этого лена, изъявлял какие-либо притязания на наследство. Ближайшим наследником покойного герцога признан был сын его тетки Изабеллы ла Рош и Гуго де Бриеннь, Вальтер V граф бриенский и леччский.

Этот рыцарь по смерти своего отца принимал участие в войне Неаполитанской династии с Арагонским домом и отличился во многих сражениях. Весной 1300 года в битве при Гильяно в Сицилии, он, находясь в засаде, был после геройского сопротивления взят в плен каталанцем Бласко де Алагона, и лишь мир в Кальтабелотте возвратил ему свободу[431]. В 1306 г. Вальтер вступил во Франции в брак с Жанной де Шатильон, дочерью коннетабля Гоше де Сен-Поль-Порсьен, мать которого, Изабо де Вилльгардуен, была дочерью знаменитого маршала шампанского. Теперь смерть Гвидо призывала его на престол герцогства афинского; притязания других претендентов были для него не страшны. Французская хроника Морей упоминает, правда, об одной претендентке, которая пыталась защищать свои права на герцогство перед Ахайским баронским судом в Кларенце, но получила отказ. Это была Эскива, синьора ди Барут, дочь той Алисы де ла Рош, которая была замужем за Жаном д’Ибелэн. Так как последняя была старше своей сестры Изабеллы, матери Вальтера де Бриеннь, то Эскива основывала на этом свои притязания. Права другого родственника дома ла Рош погашены были смертью Карла Лагонесса, сенешаля сицилийского. Этот неаполитанский дворянин — сын Филиппа Лагонесса, который с 1280 по 1282 год был морейским байльи (представителем Венецианской республики); он был женат на Катарине, второй сестре Алисы, но скончался еще в 1304 году, а вскоре после него умер и сын его Джиованни.

В начале лета 1309 года Вальтер де Бриеннь пристал с двумя галерами в Кларенце; он привез письма короля и Филиппа Тарентского, в которых было приказано морейскому байльи, Бертину Висконте, признать его государем афинским и ввести во владение страной[432]. Беспрепятственно воцарился он в герцогстве. Молодую вдову своего предшественника он застал невестой неизвестного ей неаполитанского принца Карла Тарентского, старшего сына Филиппа. К этому браку принудили Матильду представители Анжуйского дома, чтобы перевести в свой род ее права на Ахайю. Обручение было торжественно совершено 1 апреля 1309 года в Фивах архиепископом Генрихом Афинским. Отсутствующего принца представлял ахейский байльи, а первые сановники княжества Морейского и герцогства Афинского были свидетелями обряда. Редко случалось видеть городу Фивам столь блестящее собрание франкской аристократии. Никому в это время не могла прийти в голову мысль, что всего через каких-нибудь два года окровавленные трупы большинства этих гордых рыцарей будут валяться в Кефисских болотах. Но брак Матильды с Карлом не состоялся. Юный принц не явился в Грецию; через шесть лет, 5 августа 1315 года, он пал в знаменитом Гибеллинском сражении при Монтекатино.

С Филиппом Тарентским герцог Вальтер был связан старинным братством по оружию еще с Сицилии. Как и предшественник его, Гвидо, он, кажется, даже занимал должность ахайского байльи, потому что дож Петр Градениго однажды прямо обратился к нему с приказом добиться освобождения и вознаграждения за убытки венецианских купцов, которые были ограблены и взяты в плен в Кларенце, Корфу и иных местностях, принадлежавших княжеству. Неудобства доставляли новому герцогу только отношения с Фессалией, унаследованные от его предшественников. Греческий император старался вытеснить франков из этой страны, ставшей при последних представителях рода ла Рош афинской провинцией. Как мы видели, уже герцогу Гвидо императрица Ирина предлагала выдать его сводную сестру Жанетту де Бриеннь за ее сына Феодора и совместно с ней завоевать для последнего Валахию[433].

Молодой болезненный себастократор неопатрейский Иоанн II после смерти своего опекуна Гвидо был объявлен самостоятельным, и император Андроник поспешил положить конец притязаниям герцога Афинского, помолвив этого государя со своей побочной дочерью[434]. Отсюда возникли недоразумения, которые послужили началом связи герцога Вальтера с каталанским отрядом («компанией») и в конце концов погубили его.

Это «счастливое войско франков в Романии» было тогда еще расположено лагерем в развалинах Кассандрии. Номинально и юридически оно состояло под предводительством Теобальда де Сепуа, которому оно присягнуло как представителю принца Карла де Валуа, но фактически предводителем этой банды был маршал Беренгар де Рокафорте. Смелый испанский дворянин строил обширные планы, которые прежде всего направлены были на завоевание Фессалоник, где в это время имели жительство две греческие императрицы — Ирина, жена Андроника II, и Мария, жена его сына и соправителя Михаила IX. В отряде его ненавидели не только за убийство Энтенцы, но, главным образом, за его невероятное распутство и деспотическое обращение; с Сепуа он враждовал и пал жертвой заговора, устроенного французским адмиралом среди недовольных элементов в войске наемников. Подкрепленный шестью галерами, приведенными ему из Венеции его сыном, Сепуа в один прекрасный день захватил во время смут в лагере маршала и его брата, посадил на корабль и отправил в Неаполь. Оба храбреца по воле короля Роберта умерли голодной смертью в темнице в Аверзе. Таков был конец Беренгара де Рокафорте, одного из самых выдающихся военачальников Испании, последнего предводителя каталанской компании из геройской кучки Рожера де Флор.

Став, таким образом, бесспорным начальником отряда, Сепуа получил в свое распоряжение готовое к бою войско, которое могло серьезно угрожать Константинополю. Но вместо того чтобы двинуться из Кассандрии на Константинополь с севера, он, по некоторым обстоятельствам, вынужден был взять южное направление. Попытки завязать сношения с венецианцами на Эвбее, с герцогом Афинским и даже с королем Армянским, не привели ни к чему. Беспомощный и доведенный нуждой до крайнего отчаяния, отряд наемников покинул Кассандрию и пробивался через Македонию, жестоко теснимый греческими войсками, которые под предводительством даровитого стратега Хандреноса удачно и неустанно преследовали их[435]. Чтобы отрезать им отступление во Фракию и путь к Босфору, греки загородили проход у Христополиса от гор до моря. Это заставило наемников двинуться по дороге в Фессалию. Там они рассчитывали прежде всего отдохнуть в ее роскошных долинах и затем снова искать счастья на юге. Их было тогда в отряде, пеших и конных, больше 8000 человек; это была смесь всевозможных народностей. Перезимовав у Пенее, между Олимпом и Оссой и расставшись с частью своих турецких союзников, они двинулись весной 1309 года, в южную Фессалию. Иоанн Ангел, бессильный государь Великой Валахии, бывшей некогда под охраной герцога Гвидо Афинского, был вынужден по настоянию своих испуганных сановников заключить договор с этим разбойничьим войском, и этот союз заставил Хандреноса отказаться от преследования каталанской банды[436].

Отсюда Сепуа отправил послов к байльи и триумвирам эвбейским, чтобы склонить их к дружелюбному отношению к компании; они дали уклончивый ответ, что предполагают сообразоваться с тем, как поступят герцог афинский, триумвир Георг Гизи и маркграф бодоницкий, которые особенно заинтересованы в этом деле. Они известили дожа об этом, а также о том, что герцог ведет тайные переговоры с наемниками и с греками. Поэтому в Венеции беспокоились о безопасности Морей.

Между тем Теобальду де Сепуа надоела эта жизнь авантюриста в среде одичавших наемников, которые, несмотря на договор с государем страны, безжалостно жгли и грабили Фессалию. Он также не мог более действовать на Востоке в пользу Карла де Валуа, так как супруга последнего, императрица Катарина де Куртенэ, скончалась в январе 1308 года, а принц уступил свои права Филиппу Тарентскому.

Вероятно, французский адмирал был в отчаянном положении, потому что 9 сентября 1309 года он, как беглец, тайно покинул лагерь наемников и, сев в одной фессалийской гавани на свои галеры, возвратился во Францию[437].

Предательское бегство генерала привело банду, пожертвовавшую ему своим последним выдающимся предводителем, в такое бешенство, что каталанцы убили четырнадцать офицеров, принимавших особенное участие в восстании против Беренгара де Рокафорте. Так как старые их предводители погибли или, как Хименес Аренос и Рамон Мунтанер, оставили их, то положение каталанцев было совершенно подобно положению десяти тысяч греческих наемников Кира-младшего после предательского убийства их предводителей. Они изменили теперь свой устав и ввели более демократическое управление, избрав в правление — наряду с обычным советом двенадцати — двух кавалеров, одного альдалида и одного альмугавара[438]. Теперь этот лагерь, состоявший из испанцев, сицилийцев, греков и турок, еще решительнее, чем когда-либо, представлял собой независимую бродячую военную республику, которую наряду с привычной дисциплиной сдерживала необходимость. Банда называла себя, как и раньше, «счастливым войском франков в Романии» и имела на своей печати и гербе изображение своего покровителя св. Георгия. Каталанский отряд был образцом возникших в Италии наемных банд Гоквуда, Ландау, Альберта Штерца и других известных предводителей.

В продолжение целого года, как сообщает Никифор, это страшное войско оставалось в Фессалии, так как здесь оно имело жалованье, обильное пропитание и добычу, которую по-прежнему добывало грабежом незащищенных местностей. Наконец, однако, уже отчаявшемуся себастократору при помощи подкупа начальников и обещания дать проводников, которые приведут их в Ахайю и Беотию, удалось освободить свою страну от каталанцев. Отряд тронулся в путь весной 1310 года и с большим трудом пробился через Валахию, сильнейшую страну в мире, как называл ее Мунтанер, населенную народом, необузданную дикость которого заметил еще Вениамин Тудельский[439]. Затем отряд двинулся далее в Локриду и Фокиду. Хроника, составленная лишь в XVIII столетии, передает, что император Андроник предлагал войскам Наупактоса, Галариди и Андорики напасть на каталанцев, но рознь среди греков дала наемникам возможность завоевать Салону; подобные указания, однако, могут относиться лишь к позднейшему времени[440].

2. Поход наемников на Локриду вовсе не был следствием их соглашения с государем фессалийским, но был начат с согласия и даже по найму герцога афинского. Вальтер де Бриеннь имел притязания на некоторые части Фтиотиды и Фессалии, тем более что тамошний государь был бездетен, и со смертью его должна была угаснуть неопатрейская линия Ангелов. Но император Андроник, его зять Иоанн и княгиня Эпирская Анна выступили уже против таких притязаний. Весьма вероятно, что после смерти Гвидо эти союзники заняли местности Фессалии, некогда приобретенные домом ла Рош. Вовлеченный таким образом в войну с греками, Вальтер легко остановился на мысли взять к себе на службу свободный отряд наемников, с которыми к тому же уже его предшественник вел переговоры[441]. Сам он, по рассказу Рамона Мунтанера, был известен каталанцам и даже пользовался их любовью; он понимал их язык, так как вращался в их среде, когда еще мальчиком долго жил в крепости Агоста в Сицилии в качестве заложника своего отца. Страшнейшее войско своего времени, уже много лет наводившее ужас на всю Грецию, покорявшее города, разбивавшее неприятельские армии, опустошавшее целые области, в диких вспышках убивавшее своих офицеров, все еще было непобедимо и мощно, как во времена Рожера де Флора. А герцог Вальтер смотрел на него, как на продажную банду наемников, которую будто бы может купить всякий, с тех пор как бегство Сепуа освободило ее от всяких отношений к Карлу де Валуа.

Его уполномоченный, рыцарь из Руссильона Рожер Делор, вступивший на службу к нему или еще к Гвидо, заключил с каталанцами договор, по которому они обязались служить ему после года. Необычайно высокая плата, которую они потребовали и получили, может служить показателем как их гордого сознания своей ценности, так и богатства герцога афинского: каждый тяжеловооруженный всадник получал в месяц четыре унции золота, каждый легкий всадник — две унции и каждый пехотинец — одну унцию. Если считать численность отряда всего в 7000 человек, то ежемесячные издержки Вальтера равнялись 12 000 унций или 2 900 000 франков[442].

После заключения этого договора наемники соединились с войсками герцога. Нам неизвестно, где произошло это соединение. Мунтанер говорит лишь в общих чертах о прибытии каталанцев в герцогство Афинское, где Вальтер радостно принял их и тотчас же уплатил им жалованье за два месяца[443]. Многое говорит за то, что герцог не позволил этому необузданному народу проникнуть в глубь своей страны и до своей столицы, Фив, но счел более удобным встретить их на северной границе своего государства, вблизи театра войны. Той же весной и летом 1310 года открыты были военные действия против императора Андроника и союзников его, фессалийцев и эпирцев. В июне Вальтер был перед Цейтуном[444].

При помощи каталанцев он завоевал во Фтиотиде более тридцати крепостей, что сделало его господином пагазейского побережья[445]. Очевидно, война проникла в самую глубь Фессалии и была очень опустошительна, потому что впоследствии современник ее Марин Санудо замечал, что Валахия богата хлебом и другими продуктами и могла бы отпускать много товаров из гаваней Гальмира, Деметриады и Лады, если бы вернулась к тому благосостоянию, в котором находилась, прежде чем была опустошена графом де Бриеннь, когда у него служили каталанские наемники.

Победоносный поход Вальтера длился шесть месяцев. Выгодный мир, на который должны были согласиться император и его союзники, обеспечивал за ним все его приобретения в Фессалии. Достигнув таким образом быстрее и удачнее, чем он мог ожидать, цели своего договора с каталанцами, герцог афинский попытался поскорее отделаться от них по византийскому обычаю. Жалованье за четыре месяца не было уплачено. Он надеялся уклониться от уплаты следующим образом: он выбрал самых выдающихся в отряде воинов, двести конных латников и триста альмугаваров, уплатил им и дал им в собственность поместья, рассчитывая удержать их на своей службе. Всем остальным было приказано покинуть герцогство[446]. Но наемники не примирились с этой позорной неблагодарностью и не желали продолжать свою опасную скитальческую жизнь, а возвращались, снова пробиваясь без средств и надежд сквозь вражеские земли на север. Произошел разрыв. Так рассказывает Мунтанер. Но такой насильственный, беззаконный и в то же время неблагоразумный поступок герцога непонятен; поэтому заслуживает доверия сообщение Арагонской хроники, бросающее свет на раздражение и опрометчивость Вальтера. Дело в том, что компания наемников заняла многие покоренные ею крепости в южной Фессалии; герцог требовал выдачи их ему, каталанцы же желали получить эти места в лен, чтобы остаться здесь навсегда в качестве его служилых людей, так как им больше некуда идти. Так как несомненно, что Вальтер своих обязательств относительно жалованья не выполнил, то вполне естественно, что каталанцы удерживали занятые ими крепости в качестве залога. Герцог решительно отклонил их предложение и пригрозил силой заставить их подчиниться его воле[447].

Тогда испанцы решили защищать свои права, как свободные люди, с мечом в руке. Роковой разлад произошел в завоеванной Фтиотиде: герцог не мог быть неблагоразумен в такой степени, чтобы пустить эту опасную банду после заключения мира с императором в свою землю и уже здесь стараться избавиться от нее.

Так как в это время он сам уже не был достаточно силен, чтобы прогнать каталанцев из Фессалии, он возвратился в Фивы, и обе стороны осень и зиму 1310 года провели в приготовлениях к войне[448]. Вальтер де Бриеннь собрал свои войска. Все его ленники, даже эвбеотийские бароны, даже ахайские феодалы и неаполитанские рыцари охотно следовали его зову, так как уничтожение войска наемников представлялось всем общей задачей всей франкской Греции. И Венецианской республике это могло быть также лишь очень приятно. Эта синьория отказалась совершенно от союза с каталанцами и заключила двенадцатилетнее перемирие с императором Андроником, так как планы Карла де Валуа не были приведены в исполнение[449]. Всем своим ректорам и подданным она воспретила сношения с теми греческими местностями, где находились каталанцы.

Можно предполагать, что Вальтер получил от Филиппа Тарентского, владетеля Ахайи, позволение вызвать на войну с каталанцами также вассалов этой страны, а к баронам-ленникам этого княжества принадлежали, кроме него самого, владетеля Афин, еще герцог Архипелага, герцог левкадийский, граф кефалонийский, маркграф бодоницкий, владетель Салоны, негропонтские терциеры. Семьсот французских рыцарей стояли под знаменем Вальтера, а его вербовка среди франков и греков дала в общем 6400 всадников и более 8000 пехотинцев[450]. С этой сильной для того времени армией мечтал гордый де Бриеннь не только разбить испанцев, но и завоевать всю землю вплоть до Константинополя[451].

Силы каталанцев были слабее; их было всего 8000 человек пеших и конных, в числе которых находились фессалийцы и турецкие наездники[452]. Ядро их отряда составляли ветераны, закаленные в сотнях сражений, альмугавары, которые более чем за сто лет до швейцарцев поняли тактическое значение пехоты в военном искусстве. В то время как войско Вальтера блистало знаменитыми рыцарями и феодалами, у каталанцев не было ни одного начальника с именем, так как они потеряли всех своих выдающихся предводителей. Опыт заменял им эту потерю, а сознание, что они должны победить или умереть, вливало в них мужество отчаяния. Радостно приветствовали они возвращение тех пятисот товарищей, которых герцог хотел удержать на своей службе, но теперь с рыцарским презрением отпустил, так как они благородно воспротивились идти на своих братьев.

3. Вместо того чтобы ждать нападения неприятеля, каталанцы с смелой решимостью покинули свой лагерь в Фтиотиде и через Локриду двинулись в пределы герцогства, быть может, лишь для того, чтобы пробиться далее к югу. Они перешли через Кефисс у беотийской Копаиды и расположились на правом берегу этой реки. На северо-западе от Фив расположена низменность, на которой зимой и весной образуется система озер, от древней Копэ (теперь Тополия) получившая название озера Копаиды. Кефисс несет в него воды Дориды и Фокиды; Мелас и горные ручьи Геликона впадают сюда же. Длинные природные протоки, так называемые катаботры, в известковых горах дают этому бассейну исток в Ларимнский залив. Еще древние орхоменские минии пытались остановить наводнения плотинами и другими искусственными сооружениями, и еще Александр Македонский поручил своему инженеру Кратесу из Халкиды прочистить катаботры. Но его план осушения озера не был приведен в исполнение.

Во времена Страбона плодородные равнины были залиты водой, а из древних знаменитых городов в округе сохранили некоторое значение лишь Танагра и Феспия, ибо в развалинах и запущенности лежали Орхомен, Херонея, Лебадея, Галиарт, Левктра, Платея — места, на равнинах которых не раз решались в великих сражениях судьбы Греции. Беотия вообще — кроме одних Фив — уже не воскресала в византийскую эпоху. Больше для страны сделали, кажется, франкские герцоги Афин. Новейшие исследования показывают, что во время их господства равнина Копай ды была свободнее от воды, чем позже, вплоть до нашего времени. Еще существует франкский мост через Кефисс в пять пролетов рядом с разрушенным древним. Средневековая башня у Тегиры и плотина у Тополии показывают, что во время франков проезжие дороги вели через область озера. И теперь еще над То-полией стоит франкская крепостца (называемая Гла) из каменных глыб на извести.

Ни герцоги афинские, ни их вассалы не пользовались орхоменским акрополем у нынешнего Скрипу, где давно разрушена великолепная сокровищница Миния, изумлявшая Павсания. Но один барон из дома ла Рош был господином неприступной Аебадеи, а в новогреческой Кардице, древней Акрефии, был ленником герцога афинского рыцарь Антонио де Фламан. В наши дни ландшафт Копаиды потерял навсегда свой исторический характер, так как в июне 1886 года знаменитое озеро после многовекового существования исчезло почти совершенно. Общество французских капиталистов осуществило план Александра Великого и, отведя воды Копаиды через канал у Кардицы в эвбейский залив, выиграло для земледелия участок земли в 25 000 гектаров[453].

Каталанцы с большим искусством заняли такую позицию у Кефисса, что река и озеро защищали их от нападения с тыла. Сражение нигде не называется по этому озеру, но носит названия по Кефиссу или по «одной прекрасной равнине у Фив» или месту Альмиро[454]. Так как наемникам, главную силу которых составляла пехота альмугаваров, была особенно страшна тяжелая кавалерия неприятеля, то они постарались обезопасить себя от последней, воспользовавшись для этого болотистым характером местности. Кроме того, они взрыхлили на равнине землю, провели из Кефисса канавы и таким образом устроили непроходимое поле, предательские трясины которого были скрыты весенней зеленью[455].

Между тем герцог Афинский расположился у Цейтуна. Полный надменной самонадеянности, он, однако, понимал, что ему предстоит бой со страшным врагом. Смерть на поле битвы была трагическим уделом и славной привилегией представителей рода де Бриеннь, и нечто вроде рокового предчувствия охватило, верно, мужественного Вальтера. Ввиду предстоящего сражения он сделал духовное завещание. Он выполнил все свои обязательства по отношению к своим близким родственникам, герцогине Матильде, вдове своего сводного брата и предшественника Гвидо, к своей сестре Жанетте и многим лицам своего двора, последовавшим в Элладу из Франции. Он завещал Парфенону (храму Богоматери) и миноритам в Афинах, храму Богоматери в Фивах и Негропонте, большим церквям в Коринфе и Аргосе по 200 гиперпер каждой и по 100 гиперпер Св. Георгию в Лебадее, церквям в Давалии и Бодонице. Супруге своей Жанне де Шатильон он поручил построить церковь Св. Леонарду в Лечче за упокой души его и его предков. Он назначил ее опекуншей своих детей Изабеллы и Готье во всех своих греческих, апульских и французских владениях. Он возложил на нее, как и на других душеприказчиков, среди которых был епископ давалийский, исполнение завещания. Тело его должно быть похоронено в дафнийском аббатстве подле Афин, в фамильной усыпальнице его предшественников из дома ла Рош. Свидетелями акта были ахайский байльи Жиль де ла Планш и эвбейские бароны Жан де Мэзи и Бонифаций Веронский. Акт совершен за пять дней до сражения, в среду 10 марта 1311 г. в Цейтуне[456].

Затем Вальтер двинулся с своим войском от Фив навстречу каталанцам. Не найдя их в Фессалии, он повернул за ними на юг. Несмотря на Сперхий и отроги Эты, через которые ему пришлось перейти, он мог легко пройти расстояние от Цейтуна до Копайды в несколько дней. Но сражение при Кефиссе произошло в понедельник, 15 марта 1311 года[457].

Альмугавары в твердом порядке ожидали приближения надвигавшегося на них неприятельского войска, но их турецкие союзники в недоверии стали в некотором отдалении, так как они, по словам Мунтанера, подозревали, что сражение между герцогом и наемниками — западня, поставленная для их уничтожения. Они вели себя здесь таким же хитрым образом, как и в сражении при Апросе. Горя нетерпением, герцог во главе 200 избранных рыцарей с золотыми шпорами бросился на испанскую фалангу. Но закованные в броню кони стали вязнуть в болоте; напрасно понукали их рыцари: как статуи, говорит Никифор, оставались они на месте. Эту сутолоку людей и лошадей осыпают дротики испанцев; львиное знамя дома де Бриеннь опускается; герцог пал. Подходящие войска вязнут в той же трясине; теперь турки приканчивают кровавое дело каталанцев. Панический страх охватывает лучшее войско, какое когда-либо видела франкская Эллада. Все, что может спастись от резни, бежит по дороге в Фивы.

На берегах Кефисса повторилась судьба войска Митридата, которое Сулла загнал когда-то в эти же болота[458]. Здесь же погибло бургундское герцогство афинское с самим герцогом, убитым по собственней вине[459]. Голову его испанцы с торжеством носили на острие копья. С полным правом можно назвать битву при Копаиде французским Азэнкуром в Греции. Ибо в этот день пал цвет латинского дворянства в Греции, потомство великих conquistadores, и страшное уничтожение франков франками же наполнило изумленных греков чувством удовольствия[460].

По рассказу Мунтанера, из 700 рыцарей, бывших в войске Вальтера, осталось в живых, точно чудом, всего двое: Рожер Делор и Бонифаций Веронский. Оба были любимы каталанцами; их поэтому пощадили; правда, взяли в плен, но обходились с ними почетно. Показания Мунтанера, однако, не верны, так между уцелевшими был также Николай Санудо, сын герцога Вильгельма I Наксосского[461]. Можно даже думать, что другие знатные рыцари были пощажены, так как они были достаточно богаты, чтобы выкупить свою свободу значительными суммами. Убиты были Альберто Паллавичини, маркграф Бодоницы и Негропонта; Георг Гизи, ставший вследствие своего брака с Алисой далле Карчери терциером на том же острове, господин Тиноса и Миконоса; Томас, владетель Салоны и маршал ахайский. Так как Рейнальд де ла Рош, сын Иакова Дамала и Велигости, исчезает с этих пор из истории, то весьма вероятно, что и он пал при Кефиссе. С ним угасла мужская линия греческого рода ла Рош, так как он оставил лишь одну дочь Жакелину, которая впоследствии вышла замуж за Мартино Цаккариа, господина Хиоса и Фокеи.

Джиованни Виллани, современник этой поразительной катастрофы, где игра счастья одним сражением бросила к ногам уже отчаявшейся банды наемников целое государство с бессмертным именем Афин, замечает: «Так разрушила необузданная орда ката-ланцев сокровища латинян, коими столь долго наслаждались французы, пользуясь там большим благосостоянием и роскошью, чем в какой-либо иной стране на свете».