История города Афин в Средние века

Глава XIX

Смерть Фредерика III Сицилийского. — Каталанцы избирают герцогом афинским дона Педро IV. — Появление наваррских наемников в Греции. — Они вторгаются в Беотию и Аттику и завоевывают Фивы. — Каталанцы защищают афинский Акрополь. — «Афинские главы» и признание Педро IV герцогом. — «Салонские главы». Лены Людовика Фадрике. — Педро IV и афинский Акрополь. — Дон Хуан Фернандец де Эредиа. — Дон Педро и знатные каталанцы в герцогстве

1. 27 июля 1377 года умер слабый, угнетенный своими баронами Фредерик III, король сицилийский и герцог афинский и неопатрейский, не оставив наследников, кроме побочного сына Вильгельма, графа Гоццо и Мальты, и пятнадцатилетней дочери Марии от своего первого брака с Констанцей Арагонской. По его завещанию ей были оставлены и Сицилия, и греческие герцогства. В случае, если бы она умерла без наследников, ее наследует Вильгельм; если же и он не оставит наследников, то земли эти переходят к арагонской короне. В Арагонии королем был дон Педро IV Эль Деремониозо, могущественнейший государь в Испании и славнейший представитель своего рода, под долгим правлением которого Арагония процветала. Он завоевал Майорку, Руссильон и Серданью у Хайме III, сына несчастного инфанта Фердинанда III и Изабеллы де Сабран; этот последний король Майорки пал 25 октября 1349 г. в бою за свою страну. Его постигла участь отца: свалившись с лошади, он попал в плен, где какой-то солдат отрубил ему голову[591] Педро IV тотчас же стал оспаривать права Марии, ссылаясь на завещание Фредерика II Сицилийского, по которому женщины его рода устранялись от наследства. Кроме того, он был зятем покойного короля в качестве мужа его сестры Леоноры. В Сицилии и в герцогстве Афинском образовалась партия, благоприятствующая притязаниям короля арагонского, который через своих агентов пропагандировал и деятельно поддерживал такие стремления[592].

Большая часть каталанских баронов, к которым присоединилось также высшее духовенство, не соглашалась признать права молодой принцессы. Интересно познакомиться с именами вожаков этой партии: это в то же время имена важнейших феодальных родов герцогства в эпоху падения испанского господства. Это — архиепископы афинский Антонио Баллестер, фиванский Симон, неопатрейский Маттео, Хуан Бойль, епископ завоеванной Нерио Аччьяйоли Мегары; затем генеральный викарий Людовик Фадрике с некоторыми представителями своего рода; Антон и Рожер, сыновья бывшего маршала Рожера де Лориа с родственниками; Перальта, из которых Кальцерано был афинским кастелляном, Альменара (Вильгельм был кастелляном Ливадии), Баллестеры (Педро, брат афинского архиепископа, был владетелем замков Кабрена и Париция); Вильгельм Фустер и Вильгельм де Вита, Царровира Салонские, Андрей Цаваль, кастеллян неопатрейский, Новеллес де Эстаньоль, оба Пюигпарадины, владетели Кардицы и Таланди, граф Митры или Деметриады и другие рыцари и бароны[593].

Эти знатные каталанцы и бывшие с ними заодно общины главных городов провозгласили на съезде Педро IV герцогом афинским и неопатрейским. Генеральный викарий Людовик Фадрике поднял арагонское знамя; его примеру последовали афинский Акрополь и другие крепости. Послы страны отправились в Испанию пригласить короля вступить во владение герцогством и назначить нового наместника. Педро IV с радостью принял это предложение. Он отослал обратно в Грецию одного из послов Беренгара Баллестера с письмами, где повелевал Людовику Фадрике исполнять свою обязанность до прибытия его преемника[594]. Вместе с тем он требовал присылки новых уполномоченных, которые принесли бы ему присягу. Своим вице-королем он назначил одного из своих главнейших ленников, Филиппа Дельмо, виконта Рокаберти, который в подходящее время должен был выехать в Грецию[595].

Между тем у арагонской партии явились противники в лице кучки дворян, оставшихся консервативными и признававших законность прав Марии. Главой их был, кажется, маркграф бодоницский, Франческо Джорджио, сын Вильгельмы Паллавичини и венецианца Николая Джорджио[596]. Джорджио с большим неудовольствием признали себя вассалами герцога афинского, хотя они не были обязаны ему никакой службой, кроме ежегодной поставки генеральному викарию четырех конных латников. Кроме того, одна ветвь арагонских Фадрике, а именно линия Бонифацио эгинского, который в 1366 году продал Капист венецианцам, была враждебна королю Педро. Вдова Бонифацио, донна Дульче и сыновья его Педро и Хуан враждовали с Людовиком Фадрике, который смирил первого в Эгине, как изменника, взял его в плен и завладел этим островом. Некогда отец дона Людовика, Хайме Фадрике отдал остров под известными условиями Бонифацию д’Арагона, от которого Эгина перешла к его сыну Педро. Сделавшись викарием, дон Людовик отнял у Педро остров.

Прекращение сицилийской династии, вызванные этим обстоятельством раздоры в компании и расшатанность всего общественного строя соблазнили Якова де Бо, принявшего титул императора константинопольского, попытаться добыть Афины, на которые он, как наследник княжества Ахайского, имел некоторые притязания. Для осуществления своего плана он воспользовался вновь возникшим отрядом наемников, которые называли себя наваррцами. Происхождение этой банды неизвестно; кажется, она возникла в войне между Карлом V Французским и Карлом II Наваррским. По заключении мира она служила инфанту дону Людовику д’Эврэ, сыну Филиппа IV Наваррского и брату короля Карла. В 1366 году он женился на Иоанне Сицилийской, дочери и наследнице Карла Дураццо, и на основании этого брака заявлял о своих правах на Албанию. Навербовав солдат в Наварре и Южной Франции, он соединил свои войска в Неаполе, чтобы оттуда двинуться в поход против вождя албанцев Карла Топиа. Дальнейшая судьба его неизвестна. Когда он умер около 1376 года, эта банда наемников, смесь испанцев, гасконцев и французов, поступила на службу к Иакову де Бо. Ареной их воинских авантюр сделалась вместо Албании Греция, разложение которой позволяло им воспроизвести пример солдатского счастья каталанцев в менее эффектном виде.

Внезапное падение Неаполитанской династии произвело глубокую смуту в положении Ахайи в тот самый момент, когда герцогство Афинское было лишено твердой власти. В 1378 году разразился великий церковный раскол; королева Иоанна стала на сторону французского папы Климента VII; Урбан VI лишил ее трона и передал его принцу Карлу Дураццо, который двинулся с войском на Неаполь.

Стесненное положение королевы, противник которой, герцог Андрия, в значительной степени способствовал ее низложению папой, дало возможность Иакову де Бо возвратиться из Греции в Италию, где он снова овладел Тарентом и другими своими апульскими городами. Наваррцы, состоя на его службе, выполнили уже успешно поход на Корфу, после чего Бо послал их в Морею. Они заняли большую часть этой страны под предводительством своего начальника де Кокереля, дворянина, которого Бо назначил своим байльи на время своей отлучки в Апулию. Став действительным князем ахайским, будучи наследником дома Куртенэ-Тарент и нося титул императора Константинопольского, честолюбивый феодал мечтал уже о восстановлении франкской империи на Востоке. Прежде всего он думал завоевать герцогство Афинское и соединить его с Мореей. Первое нападение наваррцев на герцогство относится, вероятно, к 1379 году. Кажется, маркграф бодоницский пропустил их в Беотию и Фтиотиду. Вообще наемники на службе Иакова де Бо нашли союзников и помощников в противниках короля арагонского как среди каталанцев, так и среди греков. Способствовал вторжению наваррцев также Никола далле Карчери, триумвир эвбейский и герцог Архипелага, который замышлял освободиться от подчинения Венеции[597].. Даже солдаты воинственного гроссмейстера Эредиа, походы которого в Албании и в Пелопоннесе не увенчались, впрочем, ровно никаким успехом, воспользовались удобным случаем для разбойничьих набегов в герцогстве, на что горько жаловался король Арагонский[598]. Неизвестно, как держался при этих обстоятельствах Нерио Аччьяйоли, владетель Коринфа и Мегары. Вероятно, он охранял свои владения, ничего не имея против вторжения наваррцев, наносившего тяжелый удар господству каталанцев.

Быстрое покорение Беотии и Аттики этой бездомной бандой удальцов показало, до какой степени пала некогда столь страшная сила испанцев. Крепости были взяты штурмом или пали вследствие измены. Наваррцы вторглись одновременно в обе провинции. В Салоне, где они тоже пытали счастья, их постигла неудача, так как эту местность охраняли Людовик Фадрике и граф Митра. Испуганные обитатели Беотии спасались толпами на Эвбею. Кастеллян Вильгельм Альменара и барселонец Хайме Феррер долго и мужественно защищали крепость Ливадию; но кастеллян пал во время штурма, а тайный договор с греками дал врагу возможность овладеть и этой твердыней[599]. Фивы испытали ту же участь. Здесь были теперь, как некогда Сент-Омеры, богаты и сильны Лориа. Но уже с 1378 года Хуан де Лориа, сын Рожера, был в плену у графа Людовика де Конверсано. Так как он был дядей Вальтера III, то после смерти Фредерика III и аргосские Энгиены пытались извлечь пользу из смуты в герцогстве. Граф де Конверсано был еще императором Филиппом Тарентским послан наместником в Морею; он действительно двинулся походом на Афины и занял незащищенную часть города, но не мог взять Акрополя; к тому же он заболел и потому возвратился в Морею[600]. Вероятно, тогда и попал к нему в плен Хуан де Лориа[601].

Кадмею мужественно защищали два грека, преданные Арагонскому дому, Димитрий и Мигро, пока другие не предали крепость врагам. Таким образом и главный город герцогства, подобно Лебадее и другим местам, перешел в руки наваррской банды, которая могла держаться здесь целые годы[602].

Политический и военный строй Каталанского государства находился в это время в состоянии такого разложения, что каждая местность и каждый замок были вполне предоставлены самим себе. Со смерти Рожера I де Аориа в 1371 году в скудных данных по истории этого времени уже не встречается упоминания о маршале герцогства. Даже генеральный викарий Людовик Фадрике не встречается, и где могла быть речь о защите Фив или Афин. Он жил в это время, вероятно, в своем графстве Салона, которое он умело защищал при помощи графа Митра. Последний является в актах Педро IV всегда под этим названием в качестве выдающегося феодала, имеющего 1500 албанских наемников. Его графство Митра занимало, вероятно, область Деметриады у залива Воло в Фессалии; сам он, очевидно, принадлежал к дому Мелиссени. Каталанцы имели еще возможность держаться в своих владениях по ту сторону Отриса; за ними оставались также Неопат — рея в Фтиотиде, Цейтун и Гардики в Фессалии, а также Каландри (Аталанте) в опунтской Локриде, где господствовали Пюигпарадины.

2. Устойчивее Ливадии и Фив оказалась афинская крепость, вероятно, укрепленная во время долговременного господства испанцев новыми бастионами у западного входа. Викарием города был Кальцеран де Перальта, а кастелляном Акрополя Ромео де Веларбре. Когда летом 1379 года явились перед Афинами наваррцы, Кальцеран ринулся к ним навстречу; он был разбит и взят в плен[603]. Бежавшие каталанцы укрывались в Акрополе. Пока неприятель занимал и, конечно, грабил город, Ромео де Веларбре не только мужественно отражал приступы врагов, но и расстроил козни изменников, которые, будучи в связи с фиванскими мятежниками, пытались предать Акрополь наваррцам[604]. Наряду с ним отличался мужеством и энергией грек Димитрий Ренди, бывший нотариусом в Афинах; последний король, герцог Фредерик III, утвердил его в 1366 году в правах франкского гражданина[605]. Как при нападении Нерио на Мегару, где он отличился на службе компании, так и здесь он выказал себя одним из преданнейших приверженцев Арагонской династии.

Неотложные дела в Сицилии и Сардинии препятствовали королю Педро IV послать Рокаберти с войском в стесненное до крайности герцогство. Здесь граф Митра и Людовик Фадрике все еще держались в Салоне, Фтиотиде и Неопатрее, и их твердость усиливала сопротивление крепости афинской. Уже до 20 мая 1380 г. наваррцы нашли необходимым оставить Аттику. Ибо в этот день уже была возможность собрать в Афинах совещание, а через одиннадцать дней таковое же было устроено в Салоне. Дело в том, что вторжение наваррцев разделило герцогство на эти две партии — на Аттику и Беотию с Салоной. Здесь нашли себе выражение натянутые отношения между Афинами и Фивами; муниципальная зависть первого города, вероятно, имела еще более раннее происхождение. Ибо, когда викарием в Афинах был еще Кальцеран, то он и афинские прокураторы вошли с Людовиком Фадрике и общинами фиванской и ливадийской в полюбовное соглашение, коим афинянам представлялись некоторые преимущества. Последние не перечислены, но указывают на самостоятельное положение афинского округа и его викария.

20 мая 1380 года синдики и городские советники афинские, собравшись под председательством Ромео, выбрали послов, которые уполномочены были отправиться в Арагонию представить Педро IV ряд статей, по утверждении которых они принесут ему присягу как своему герцогу. Эти «афинские главы» были написаны на каталанском языке и представлены королю двумя послами: Хуаном Бойлем, епископом мегарским, и Геральдом Родонелли. Удивительно, что требования, предъявленные афинянами к своему новому государю, касаются, главным образом, лишь внешних отношений и привилегий отдельных лиц. Ибо из этого акта не видно, чтобы прокураторы были снабжены какой-либо другой инструкцией. Люди, оказавшие какие-нибудь услуги арагонской короне во время партийных смут и вторжения наемников, спешили истребовать от короля и обеспечить себе награду, а именно: они желали получить конфискованные имущества и должности. Лишь одна корпорация, как таковая, требовала новых прав. Латинское духовенство герцогства требовало отмены воспрещения завещать церквям и монастырям колонов и рабов или освобождать колонов от повинностей. Это запрещение имело силу во все время господства каталанцев; в частности, в Афинах существовал закон, что имущества, завещанные церкви, составляют достояние замка Сетин, то есть Акрополя.

Педро отклонил ходатайство духовенства, заявив, что существующие законы, распространяющиеся также на королевство Валенсию и Майорку, не могут быть отменены ввиду того, что число обязанных военной службой латинян и так ничтожно в герцогстве и уменьшится еще более, если имущества их будут переходить к церкви, между тем как духовенство не несет военной службы и вообще не состоит под королевской юрисдикцией. Поэтому в герцогстве все должно остаться по-старому; но новый вице-король примет в соображение нужды церкви. Афиняне просили о назначении наместника, снабженного достаточной силой, чтобы восстановить в истерзанной стране порядок и безопасность, и Педро ответил, что этот пост вручен виконту Рокаберти. В ответ на выраженное ими желание, чтобы начальником у них остался Ромео де Веларбре, знакомый с условиями и нуждами их города, король утвердил его пожизненно в звании кастелляна, причем пожаловал ему имущество мятежников.

Ромео имел незаконных детей от своей рабыни мегарянки Зои; по ходатайству афинян он получил для матери права франкской женщины. Одно требование Афин было щекотливо, так как оно касалось признания того договора между Кальцераном и прежним викарием Фадрике, по которому город и его кастеллян имели некоторые преимущества перед представителями правительства в Фивах. Король отклонил это требование, объяснив, что все общины, бароны и рыцари герцогства образуют одно государственное целое; посему следует избегать всякого раскола и выделения; все, что в этом роде еще существует, будет устранено трибуналом виконта.

Склоняясь к просьбе афинян, Педро подтвердил пожалованные нотариусу Димитрию Ренди Фредериком III права франкского гражданства с участием во всех вольностях, почестях и должностях наравне с прочими «конквистадорами» афинскими[606]. Он укрепил за ним поместья Константина Каноника, подаренные ему Фредериком в городе, и освободил все его владения от всяких податей и повинностей[607]. Наконец, король даровал тому же Ренди и его потомству звание канцлера афинского, с чем была связана рента в 40 золотых денариев, выплачиваемых из торговых сборов и пошлин города Афин. Кажется, вообще не только в герцогстве Афинском, но и в других франкских государствах Греции должности городского канцлера, нотариуса и писца были единственными, которые предоставлялись туземцам. Так, венецианцы еще в 1420 году постановили, чтобы в Эвбее греки получали места только в нотариате (scribania)[608]. Из этого видно, что греческий язык стал употребляться в официальных отношениях.

Афиняне требовали, — что весьма удивительно, — чтобы каталанцу Педро Вальтеру, который попал в плен вместе с Кальцераном Перальтой, были пожалованы доходы со всех канцелярий обоих герцогств; король ограничил это одним герцогством. Отсюда видно, что Вальтер освободился из плена, между тем как Кальцеран продолжал томиться у наваррцев, так как большая сумма денег на его выкуп не могла быть собрана. Педро обещал, что Рокаберти позаботится об окончательном освобождении заслуженного мужа.

Заключением «афинских глав» служило требование от короля торжественного обещания, что он никогда не уступит города другому государю и не променяет его, но что город останется владением короны арагонской.

После того как Педро утвердил эти требования по статьям или изменил своими решениями, он поклялся, что будет соблюдать все свято; тогда оба прокуратора провозгласили его герцогом афинским и принесли ему ленную присягу. Таково было обыкновение феодального права: в ассизах Романии первые две статьи тоже определяли, что сперва государь клятвенно обещает баронам, вассалам и подданным соблюдать их права, а затем бароны приносят присягу. 1 сентября 1380 года по приказанию короля был совершен акт, куда вошли эти статьи.

3. Представители Фив, главного города герцогства, откуда многие граждане бежали на Эвбею, могли собираться только в Салоне, так как Кадмея была в руках наваррцев; 22 мая 1380 года они выбрали здесь своим уполномоченным Бернардо Баллестера. Так как и Ливадия была еще занята наемной бандой, то избрать того же Баллестера также в свои уполномоченные могли только беглецы из этой местности; Людовик Фадрике тоже назначил его своим прокуратором. Таким образом Фивы, Ливадия и граф салонский также предъявили к королю свои требования. Мы не имеем никаких указаний на соответственные действия других владетелей и общин, например, Неопатреи, Бодоницы, Деметриады, что, конечно, не доказывает, что они не заключили договора с арагонской короной. Сама форма этих трактатов указывает, что «счастливое товарищество войска франкского» уже не имело прежней сплоченности политического организма. Педро IV заключал лишь отдельные договоры с почти самостоятельными феодалами и обособленными городами, даже не думая обо всей компании.

Баллестер представил «салонские главы» королю, который утвердил их и закрепил присягой одновременно с «афинскими главами». Этот документ настолько сходен с афинским по языку и форме, что предварительное соглашение обоих вожаков арагонской партии, Людовика Фадрике и Ромео Веларбре, становится несомненным. Надо заметить, что в «салонских главах» не упоминается ни о Фивах, ни о Ливадии; речь идет исключительно о Людовике Фадрике. Весьма вероятно поэтому, что акт, весьма краткий, передан не вполне.

Могущественный генеральный викарий последнего герцога афинского из Сицилийской ветви Арагонского дома не постеснялся требовать от нового господина вознаграждения за свои услуги. Его требования показывают, что в разлагающемся Каталанском государстве эгоизм сильных мира сего был главным мотивом всякой деятельности. Людовик Фадрике желал получить графство Мальту, отнятую у Новеллисов крепость Сидерокастрон, остров Эгину и все замки, которые он отнимет у изменников до приезда нового вице-короля. Чрезвычайные услуги родственника заставили короля даже признаться, что он обязан Людовику своим воцарением в герцогствах.

И сентября 1380 года новый государь известил кастелляна и совет города Афин, что он принял их присягу и удовлетворил их желания. С этим посланием должен был епископ мегарский возвратиться в Афины. Бойль просил короля дать еще солдат для усиления гарнизона городской крепости, и Педро отпустил с ним двенадцать стрелков. Из этого можно видеть, как ничтожны были до изобретения пушек гарнизоны городов. Так, бретонский гарнизон крепости Св. Ангела, в течение целого года (1378–1379) жестоко теснивший весь город Рим, состоял всего из 75 человек.

В приказе своему казначею Педро заметил, что он считает подкрепление необходимым по той причине, что крепость Сетин — лучшая драгоценность в мире, так что все христианские короли не могли бы создать ничего подобного.

Слово и понятие «Акрополь» были совершенно неизвестны этой эпохе. Так, поэт Ламбер ле Тор говорит в своей «Александреиде», что Афины неприступны, потому что лежат над морем; но об Акрополе он при этом упоминает столь же мало, как и Боккаччо в своей «Тесеиде», так как ни тот, ни другой не нашли в своих источниках античного имени. Испанцы, как и все франки, называли крепость афинскую Castell Serines. Чрезмерная хвала Акрополю в устах арагонского короля является после многих столетий первым доказательством, что на Западе вновь сознали его несравненную красоту. Ибо суждение Педро — исключительно эстетическое; таково было впечатление, произведенное на испанцев античными монументами Акрополя, в то время сохранившимися не очень хорошо. Несомненно, рассказывали королю о нем афинские послы; может быть, они даже привезли с собой рисунки.

Каталанский исследователь, которому мы обязаны сообщением этого и многих других сведений о Педро IV, как герцоге афинском, с полным правом выводит из этого изречения короля, что каталанцы в Афинах были вовсе уж не такие лишенные всякого чувства красоты солдаты, как это принято думать. Сам Педро IV был образованный человек, астролог и алхимик и превосходный трубадур. Подобно своему деду Хайме I, он также составил на каталанском языке хронику своего царствования. Так как в тот момент, когда он диктовал эти слова, он был в Лериде, то можно предполагать, что тамошние ученые имели некоторое участие в этом воззрении короля, являющемся точно внезапным проблеском начинающегося Возрождения. В Лериде был с 1300 года древнейший, основанный Хайме II и одаренный привилегиями Бонифация VIII каталанский университет, где преподавали наряду с юриспруденцией и медициной также философию и свободные искусства. Мы, правда, ничего не знаем о научных экскурсиях каталанских профессоров в Афины и не можем выяснить, какими темными путями прошла в Испанию весть об эллинской древности. Эпоха Педро IV была именно временем расцвета наук и поэзии в Каталонии и Арагонии.

Интересно, что одним из первых деятелей гуманизма был арагонец Хуан Фернандец де Эредиа, современник господства каталанцев в Афинах. Этот знаменитый гроссмейстер ордена иоаннитов был другом Педро IV, которого он поддержал в междоусобной войне против арагонской унии. Как ни кратковременно было пребывание Хуана на Родосе и в Греции, он, однако, успел, как видно, приобрести там некоторые познания в эллинской литературе. Он заказал родосскому грамматику Димитрию Тало дики перевод биографий Плутарха на новогреческий язык, с которого один доминиканец, епископ тудернопольский, перевел их на арагонский. Вследствие своих отношений к Пелопоннесу Эредиа приказал перевести французскую хронику Морей на арагонский язык. В своем авиньонском дворце он собрал целую библиотеку. Гуманитарное образование и ревностное стремление к возрождению классической литературы делают этого испанца одним из самых выдающихся представителей раннего Возрождения наряду с Петраркой, Боккаччо и Колуччио Салютато. С этим славным флорентинским канцлером с 1375 года Эредиа подружился еще ранее в Авиньоне[609].

Педро IV осыпал афинских прокураторов своими милостями; особенно внимателен он был к епископу мегарскому, которому подарил поместья изменника Оливери Доминго в Фивах и назначал ренту из доходов капеллы Св. Варфоломея, устроенной во дворце на Акрополе; это первое историческое известие о герцогском дворце в афинской крепости и находящейся в ней капелле. Кроме того, король предложил папе назначить Бойля архиепископом фиванским. По его просьбе он принял одного священника Скордиоло в число двенадцати афинских каноников. Быть может, также благодаря ходатайству Бойля, король пожаловал всему духовенству обоих герцогств и их франкских и греческих жителей все права и вольности, предоставленные арагонскому духовенству[610]. Вместе с тем он приказал своему вице-королю позаботиться, чтобы все незаконно отобранные у церквей владения были им возвращены. Так как привилегия эта была распространена и на греков, то их церковь должна была получать в этом новую силу.

Вообще король арагонский, как новый владетель герцогства Афинского, старался стать в лучшие отношения к грекам, среди которых он имел немало мужественных и верных приверженцев. В это время в обоих герцогствах было три архиепископства: афинское с четырнадцатью суффраганами (викарными епископствами), из которых четыре — Мегара, Даулия, Салона и Бодоница — находились в самом герцогстве; архиепископство фиванское, не имевшее суффраганов, и неопатрейское с епископством Цейтун[611]. По организации Иннокентия IV афинская епархия имела одиннадцать суффраганов; стало быть, с тех пор прибавилось еще три, а бывшие фиванские суффраганы, Касториа и Заратора, не упомянуты.

Педро наградил и других своих приверженцев, греков и франков, привилегиями и поместьями. Так, Бернардо Баллестер получил замок Стири в Беотии, а Якову Ферреру, который при покорении Ливадии потерял свои поместья, были пожалованы тамошние владения одного изменника. Гражданам Фив и Ливадии король выразил признательность за их мужественную, хотя и безуспешную защиту. Так как большая часть их находилась в Негропонте, то он обращался к этим беглецам, как будто к гражданам этих городов в изгнании. Он сообщил им о назначении Рокаберти генеральным викарием, предлагая подчиняться ему. Так как указ этот относится к последним числам апреля 1381 года, то очевидно, что Ливадия и Фивы были в это время еще заняты наваррцами.

Ливадия была первым завоеванием каталанцев в Беотии; ей было даровано франкское право. Быть может, поэтому ни в одном другом греческом городе не было таких хороших отношений между испанцами и туземцами. Граждане ее предпочли выселиться, чем подчиниться наваррцам. В награду Педро подтвердил все привилегии, дарованные им его предшественниками. В Ливадии, как и в Фивах, существовала церковь Св. Георгия, который с византийских времен был одним из самых почитаемых святых в Аттике и Беотии. Голова его, как драгоценнейшая реликвия, сохранялась в этой ливадийской церкви. Поэтому король Педро учредил там орден рыцарей Св. Георгия[612]. Этот военный орден был очень близок его сердцу. Предшественники его на арагонском троне основали его в Альфаме, в епископстве тортосском, а папа Григорий XI, снисходя к его просьбе, снова утвердил его своей буллой от 15 мая 1372 года. Педро пожаловал знаки ордена, белую мантию и красный крест, дону Людовику Федрике, Хуану Арагона Эгинскому и Хофре Зарровире[613].