В первой главе мы уже говорили, что представители семейства лошадиных родом из Нового Света, но на своей родине они вымерли много столетий назад. Однако им было суждено вернуться туда — пусть уже в совершенно новом качестве с точки зрения биологии и в совершенно другой роли, на этот раз с точки зрения истории.
В XV веке горизонты привычного для европейцев мира расширяются — наступает эпоха Великих географических открытий. Эти открытия совершали португальские и испанские мореплаватели, искавшие морские пути в богатую пряностями, драгоценными камнями и прочими сокровищами Индию. Лошадь и тут сослужила большую службу человеку, ведь рано или поздно корабль пристает к берегу — а покорять сушу в те времена можно было только на лошадях. Иберийские мореплаватели прекрасно это понимали.
Христофору Колумбу не удалось, как он надеялся, открыть западный морской путь в Индию — однако он нашел совершенно новые, не известные европейцам земли. Было очевидно, что их освоение невозможно без основного помощника человека, поэтому в свою вторую экспедицию (1493–1496) Колумб взял 25 лошадей. Даже в наши дни перевозить таких животных на большие расстояния трудно — что уж говорить о тех временах! Плавание через Атлантический океан под парусами продолжалось чуть больше двух месяцев. Животных везли в трюме, они стояли в узких стойлах с низкими потолками: пространство на корабле ограничено. Они получали мало еды и недостаточно воды — всегда существовал риск попасть в глухой штиль, и воды могло не хватить на людей. Недаром пояса устойчивых антициклонов со штилями между 30 и 35 градусами северной и южной широты получили названия «конских широт». Попав в устойчивый штиль, моряки иногда были вынуждены выбрасывать лошадей за борт, чтобы просто сэкономить воду. Есть версия, что, если это происходило относительно недалеко от берега, некоторые лошади могли доплыть до него и положить начало нескольким и поныне существующим диким популяциям на восточном побережье Северной Америки (например, лошадям Внешних Отмелей или популяции острова Ассатиг между штатами Виргиния и Мэриленд). Хотя, на наш взгляд, вероятнее, что эти лошади произошли от особей, спасшихся после кораблекрушений вблизи берега, — вряд ли моряки стали бы выкидывать за борт животных, видя впереди землю.
Для перевозки через Атлантику выбирали лошадей небольшого размера — им было легче поместиться в тесных стойлах и требовалось меньше корма. Это одна из причин, по которой все породы лошадей, выведенные в Новом Свете до XX века, отличаются маленьким ростом по сравнению с европейскими. О первых лошадях, привезенных Колумбом, говорят, что их просто подменили — денег на экспедицию было выделено достаточно для покупки хороших испанских верховых коней (все-таки они предназначались для завоевания новых земель, а потому должны были быть боевыми конями). Но моряки, которым была поручена покупка живого стратегически важного груза, решили сэкономить, а сэкономленные деньги прогуляли, устроив прощальный пир. Если это правда, моряков можно понять: все же они отправлялись в путь, как тогда казалось, на край света и могли вообще не вернуться. Как бы то ни было, в трюмы кораблей Колумба вместо крупных благородных боевых коней попали мелкие лошадки грубого сложения, ростом примерно 134–144 сантиметра в холке. Конечно, сейчас уже невозможно в точности установить их породную принадлежность, так как на Пиренейском полуострове есть несколько аборигенных пород с такими характеристиками, однако сравнительные анализы ДНК лошадей показывают родство современных пород США и Латинской Америки с гаррано — аборигенной породой из Галисии и Северной Португалии. Это аллюрная порода — равно как и многие породы Западного полушария, поэтому можно с определенной долей уверенности сказать, что хотя бы некоторые лошади, прибывшие на кораблях Колумба в Новый Свет, тоже были аллюрными.
В XV веке в Испании ездили верхом только на жеребцах, но Колумб взял с собой и кобыл: нельзя было ставить наличие лошадей на островах Карибского моря в постоянную зависимость от импорта из Испании, нужно было заняться их разведением на месте. Из 25 лошадей добрались до Гаити лишь 20, но через пять лет на Гаити их было уже 60. С этого острова коней начали развозить по соседним островам Карибского моря. Уже в 1505 году первый губернатор острова Коста-Рика Хуан Понсе де Леон лошадей для своих нужд и последующего разведения привез с Гаити. Впрочем, ввоз лошадей из Европы тоже не прекратился, — напротив, импортное поголовье становилось все более разнообразным. К лошадям испанского происхождения (включая аллюрных) добавились берберийские, арабские и представители других пород.
После открытия Колумбом Нового Света началась испанская колонизация Западного полушария, или Конкиста. Этот процесс ассоциируется прежде всего с именем Фернандо Кортеса (1485–1547), военного, вошедшего в историю благодаря покорению Мексики, генерал-капитана колонии Новая Испания (1522–1526). Этому человеку принадлежит интересная для нас оценка Конкисты: «После Бога победой мы обязаны нашим лошадям». Считается, что, увидев всадников верхом на лошадях, не знакомые с этими животными индейцы принимали их за единое целое с человеком, а когда один из всадников упал с лошади, обратились в паническое бегство, крича, что неведомое чудовище разорвалось надвое. На наш взгляд, это неправдоподобно: вряд ли индейцы могли соединять в своем восприятии человека с лошадью. Однако нет сомнений, что кони произвели на них большое впечатление, а во время военных конфликтов конкистадоров с местным населением служили в качестве серьезного боевого преимущества.
Нам не удалось найти в исторической литературе рассмотрение вопроса, как отсутствие лошадей повлияло на цивилизации доколумбовой Америки. Великие пирамиды, которыми мы восхищаемся теперь (и иногда даже создаем о них новые легенды вроде истории о пришествии предков индейцев майя из космоса), были построены человеком без участия лошади. В то же время известно, что на полуострове Юкатан земледелие было затруднено, а к моменту появления конкистадоров пришло в полный упадок из-за истощения и без того скудных горных почв. Как знать, быть может, наличие коневодства у индейцев (и, соответственно, наличие хорошего навоза) могло решить эту проблему… но история не имеет сослагательного наклонения.
Кортес впервые оказался в качестве колониста на новых землях в 1504 году в Санто-Доминго, затем в 1511 году участвовал в завоевании Кубы. В Мексику он приплыл в 1519 году уже как завоеватель, командовавший отрядом из 508 пехотинцев и 16 всадников. С конкистадорами было семнадцать лошадей, причем одна из кобыл ожеребилась на корабле на пути в Мексику.
В 1524 году Кортес предпринял экспедицию в Гондурас. Во время экспедиции его конь по кличке Эль Морсильо занозил ногу. Уговорив местного вождя признать себя вассалом испанского короля, Кортес со своим отрядом отправился назад, а раненого коня оставил у майя. Обещал он вернуться за своим боевым товарищем спустя какое-то время или же оставил его индейцам навсегда, не ясно. Известно, что майя очень ответственно отнеслись к порученному им заданию: они украшали Эль Морсильо цветами, кормили мясом и экзотическими фруктами. Увы, их неумение обращаться с лошадьми привело к ожидаемому результату: от неподходящей пищи конь вскоре пал. Испугавшись, индейцы постарались всячески загладить свой проступок и поставили в одном из своих храмов статую коня в полный рост. Эль Морсильо они отождествили с Циминчаком (дословно «громовой тапир»), повелителем грома и молнии: дело в том, что индейцы считали, будто так пугавшие их выстрелы из пушек и ружей происходят от ржания испанских лошадей. Майя поклонялись коню Кортеса вплоть до 1617 года, а именно до того момента, когда в эти земли впервые прибыли францисканские миссионеры, которые уничтожили идол. Возмущенные этим и другими святотатствами, майя изгнали миссионеров из Гондураса. В 1696 году монахи-францисканцы снова проникли во владения индейцев майя, и в главном храме им довелось увидеть ящик, где хранилась кость ноги Эль Морсильо, а в другом храме к потолку были подвешены останки коня, уже истлевшие — с момента его гибели к тому времени прошло почти два столетия. В Гватемале до сих пор рассказывают легенду о статуе коня, что покоится на дне озера Петен-Ица, окружавшем когда-то Тайясаль, последний из городов майя, завоеванных испанцами.
Итак, лошадей довольно быстро начали разводить на островах Карибского моря, причем поголовье пополнялось животными, импортируемыми из Испании. С островов лошади отправлялись в другие испанские колонии — Пуэрто-Рико, Кубу, Колумбию, Мексику. Некоторые лошади с испанскими предками в родословной попадали и на полуостров Флорида. Таким образом в Западном полушарии сформировался целый поток лошадей испанского происхождения: сперва на острова Карибского бассейна, затем оттуда на север (в Мексику и Флориду) и на юг (в страны Мезоамерики).
Из Мексики и Флориды лошади попадали на Великие равнины. Уже в 1539 году с Кубы на территорию нынешнего штата Джорджия было завезено 300 лошадей. Все существующие сейчас верховые породы США восходят к лошадям с островов Карибского бассейна.
Несмотря на то что открытая Колумбом часть света оказалась вовсе не желанной Индией, она вознаградила колонистов за их усилия по покорению новых земель. Примерно в 1560 году невдалеке от современного Мехико испанцы открыли крупное месторождение серебра, что и предопределило дальнейшую судьбу региона: в него потянулись как те, кто стремился открывать новые земли и со всей искренностью нести местному населению Благую Весть, так и искатели наживы. Всем им были нужны лошади — как для повседневных хозяйственных работ, так и для того, чтобы продвигаться в глубь континента.
Центральная Мексика — это обширные равнины, покрытые густой травой, идеальные для разведения крупного рогатого скота. Люди, для которых скотоводство стало профессией, в Мексике называются чарро. По происхождению это были испанцы: работа чарро требовала верховой езды, а королевский указ от 1528 года запрещал индейцам ездить верхом под страхом смертной казни. Испанцы не забыли, какой страх наводили лошади на коренное население Новой Испании, и понимали, что исчезновение у индейцев пиетета перед помощником человека представляет в будущем угрозу власти колонистов. Поэтому выпасом скота верхом занимались только белые.
Индейцы, поначалу мирно сосуществовавшие с белыми колонистами, со временем стали угонять у них скот и лошадей. Однажды они угнали за один раз 250 лошадей, а в другой раз, осмелев, украли верховую лошадь губернатора Франциско де Ибарры, который занимался распространением крупного рогатого скота в подведомственном ему регионе. Современные мексиканские чарро — потомки таких индейцев и белых испанских колонистов. Однако чарро не остались просто мексиканским аналогом американских ковбоев — они также хорошо зарекомендовали себя как кавалеристы. В войне с французами (1838) они прославились тем, что на галопе набрасывали свои лассо на легкие пушки и переворачивали их.
В наше время чарро не только пасут скот, но и проводят чарреады — показательные выступления конных пастухов, демонстрирующих ловкость в обращении со скотом и специальные приемы, помогающие в работе. Одним из таких специфических приемов является колеадерос — подсечка бычка за хвост.
Конное освоение южноамериканского континента происходило аналогично тому же процессу в Мексике. Испанский конкистадор Педро де Мендоса (1487–1537) в 1534 году был назначен первым губернатором испанской колонии Новая Андалусия (территория современного севера Чили и Аргентины, юга Бразилии, а также Уругвая и Парагвая). В 1536 году он основал город Буэнос-Айрес в устье Ла-Платы и привез с собой туда около ста лошадей испанского происхождения. В 1540 году индейцы изгнали испанцев из этих краев, после чего часть лошадей осталась в пампе (степь на юго-востоке Южной Америки). Когда сорок лет спустя испанцы вернулись, они обнаружили в пампе уже сотни лошадей — потомков оставленных ими животных. Эти лошади дали начало породе, которая сейчас называется креольской. Название происходит от слова «креол» — так называли в Южной Америке потомков испанских и португальских переселенцев. Скорее всего, среди предков креольских лошадей настоящих рыцарских коней Андалусии было мало, в основном они были аборигенными лошадками с Пиренейского полуострова. В XIX веке к ним прилили кровь чистокровных верховых лошадей.
Как и в Мексике, в таких странах Южной Америки, как Аргентина, Чили, Колумбия, Уругвай, и в южной части Бразилии развивалось скотоводство. Конные пастухи в этом регионе, однако, назывались уже по-другому — гаучо. Другим их занятием была охота в пампе. Их верными спутниками и помощниками были именно креольские лошади. Здесь бытовал и свой аналог чарреады. В числе специфических трюков гаучо демонстрировали метание копья с седла — прием, необходимый уже не пастуху, а охотнику.
На территорию Перу лошади попали в 1531 году с отрядом Франциско Писарро, конкистадора, завоевавшего империю инков и основавшего Лиму. Импорт лошадей активизировался одновременно с образованием вице-королевства Новой Кастилии, которое потом получило название Перу. Ввоз новых лошадей продолжался и потом, однако лошади на землях инков практически сразу оказались в изоляции от других южноамериканских популяций.
Природные условия и, соответственно, хозяйство этой страны неоднородны: на севере расположено много сахарных плантаций, юг же засушливый и для земледелия непригодный. Животноводство практически отсутствовало, и лошади пастушеского типа, как в Мексике или Аргентине, не были востребованы. Перуанцам были нужны лошади для дальних поездок верхом, особенно на севере страны — для объездов и наблюдения за обширными плантациями. В 1823 году Перу получила независимость от Испании. Это сказалось и на импорте лошадей: начался ввоз представителей таких пород, как чистокровная верховая, хакне, арабская, фризская. Постепенно в стране сформировалось три типа лошадей: аллюрная лошадь для объезда плантаций, порода для работы со скотом высоко в горах и андская — для долгих путешествий по горам.
Поскольку в Испании были широко распространены ослы и мулы как более дешевая замена лошади, этих животных завозили и в испанские колонии, и они также сыграли важную роль в освоении Нового Света. Крупный коневодческий и муловодческий центр возник в Никарагуа.
В XVI веке в процесс колонизации новых земель включилась Португалия, сосредоточив свои усилия на восточном побережье Южной Америки, Индийском океане и Африке. В 1500 году португальский мореплаватель Педру Алвареш Кабрал, искавший морской путь в Индию, сильно отклонился от курса на запад и вышел к побережью Бразилии, на которую и заявил португальские претензии. В конце XVII века в Бразилии были открыты месторождения золота и алмазов, что способствовало быстрой колонизации региона.
Как и испанцы, португальцы привозили лошадей из Европы. На развитие бразильского коневодства повлияли события, развернувшиеся в ходе наполеоновских войн. В 1807 году французы вступили на территорию Испании, намереваясь в дальнейшем захватить Португалию, которая была на тот момент союзником Британии. В скором времени у берегов Португалии появился английский флот. Португальский король Жуан VI вместе со своей семьей погрузился на английский корабль и отправился в отдаленную колонию — Бразилию. С собой они взяли лучших верховых лошадей из королевских конюшен Альтер Реал. Так гены благородных потомков рыцарских коней попали в генофонд лошадей Бразилии — в отличие от соседних испанских колоний, куда лучшие иберийские кони практически не попадали.
Обширные бразильские плантации сахарного тростника и кофе нуждались в наблюдении. Плантаторам требовались верховые лошади, достаточно выносливые, чтобы на них можно было ездить целый день, и желательно с мягкими аллюрами, чтобы не утомлять всадника. Лошади также вращали машины, используемые при производстве сахара. Скорость перемещения была не так уж важна: в Бразилии не было нужды в езде на большие расстояния, так как значительную часть ее площади занимали девственные леса, прорезанные удобными для судоходства реками. Так начали формироваться породы совершенно нового типа — плантаторские. От своих иберийских предков они унаследовали и нестандартные мягкие аллюры. Первыми таких лошадей стали разводить на гасиенде Кампу Алегри, основанной в 1740 году. Одному из ее владельцев император Бразилии подарил жеребца Сумблими из королевской конюшни Португалии. Жеребцом крыли кобыл креольской, испанской пород и испанских хеннетов. Часть поголовья Кампу Алегри приобретала гасиенда Мангаларга, которая не только продолжала селекцию, но и распространяла плантаторских лошадей среди местных мелких фермеров. Постепенно в Бразилии сформировалось несколько пород плантаторского типа. Они отличаются от плантаторских лошадей других южноамериканских стран, поскольку формировались главным образом на основе лошадей Португалии, а не Испании.
Конные традиции Бразилия заимствовала также из Франции и Италии: так, на рубеже XIX–XX веков в страну приезжали военные специалисты-берейторы из Франции, чьей задачей было помочь бразильцам создать кавалерию европейского образца.
Индейцы Северной Америки традиционно считаются конным народом. Однако не стоит забывать, что лошади появились у них только с приходом конкистадоров. Во многих индейских языках нет собственных слов для обозначения этого животного. Лошадей обычно называли «большая собака», «бог-собака» или даже «семь собак», просто уподобляя их другому домашнему животному, давно знакомому.
Мы привыкли встречать в кино и литературе всадников-индейцев, бесстрашных и ловких укротителей мустангов, и кажется, что мы знаем о них почти все… Однако в действительности исследования конной культуры индейцев начались лишь в XX веке, то есть когда индейские племена по большей части стали вести оседлый образ жизни и их самобытная конная культура была практически утрачена. Письменных источников, рассказывавших о ней, нет и быть не могло; сведения, которыми располагают современные этнографы, взяты из рассказов индейцев-стариков, успевших застать времена, когда их народ вел традиционный образ жизни.
Ближайшими соседями первых испанских колонистов были племена апачей, навахо (территория современного штата Техас), юты (штат Юта) и каддо (Техас, Луизиана, Арканзас и Оклахома). Были изданы законы, запрещавшие учить индейцев обращению с лошадьми, особенно верховой езде. Однако испанские колонисты нередко все же использовали труд рабов-индейцев, приставляя их к лошадям в качестве конюхов.
Если прислушаться к словам американских романистов, может создаться впечатление, будто индейцы, лихие укротители мустангов, всегда были такими: сразу могли ловко накинуть лассо на выбранную лошадь и, вскочив на нее без седла, за пару минут укротить и сделать послушной. Но это не так. Наивно думать, будто индейцы отловили первых своих лошадей из числа мустангов сами и самостоятельно научились на них ездить. Лошадь всегда крупнее и физически сильнее человека, и укрощать ее подобным образом, да еще и не имея опыта верховой езды, опасно для жизни. Возможно, у кого-то из читателей возникнет вопрос: а как же древние индоевропейцы? Все-таки лошадь не родилась сразу одомашненной, кто-то должен был первым и поймать живых особей, и попробовать на них ездить… Но здесь есть два возражения: во-первых, как мы уже говорили, предки домашней лошади сильно отличались от нее, в том числе были меньше ростом, меньше по массе и, следовательно, физически слабее. Мустанги же — это потомки сбежавших и одичавших лошадей испанских конкистадоров. По своему происхождению это лошади испанского корня. Конечно, жизнь на воле, отсутствие селекции и естественный отбор изменили их, и в действительности это не те изящные кони, каких показывают в кино, — но все же и до лошади Пржевальского как наиболее близкого дикого родственника домашней лошади им далеко. Во-вторых, наверное, не случайно первым типом использования лошади (кроме употребления в пищу) все-таки была упряжная езда, а не верховая. Попытке взобраться на спину лошади предшествовала попытка надеть на нее ярмо и привязать к нему постромками волокушу или повозку. В таком случае человек не доверяет лошади свою жизнь в такой степени, в какой это бывает во время езды верхом. Первые в истории человечества всадники, видимо, имели дело с домашними лошадьми — то есть менее агрессивными к человеку и, скорее всего, уже приученными как минимум к уздечке.
История конного дела американских индейцев в каком-то смысле повторила историю конного дела в Евразии. Изначально индейцы охотились на мустангов как на дичь и употребляли конину в пищу. В одной из легенд апачей рассказывается о том, как на подаренных им коней индейцы садятся задом наперед, — таким образом, коллективная память этого племени сохранила времена, когда езда верхом вызывала у них трудности. Примечательно, что даже позднее, освоив верховую езду, индейцы редко пытались приручать мустангов, хотя по приключенческим романам может создаться обратное впечатление. Скорее всего, индейцы-конюхи, знакомые с азами ухода за лошадьми, угоняли их у испанцев, но это были животные, наверняка прошедшие заездку. Поначалу с лошадьми у индейцев было много проблем: они часто болели, получали травмы по вине неумелых всадников, у кобыл нередко случались выкидыши. Но со временем индейцы научились и содержать животных лучше, и использовать бережнее, и лечить. Они практиковали табунное содержание, конюшен не было. Табуны обычно паслись в нескольких километрах от лагеря.
Строго говоря, и коневодство у индейцев тоже не было развито, а селекция сводилась к попытке выведения самых быстрых, самых выносливых лошадей или же к разведению по мастям. Самыми любимыми мастями были пегая и чубарая. Из всех племен Великих равнин только племя нэ персе вывело свою породу лошадей, которые почти все чубарой масти. Она получила название «аппалуза», так как племя проживало на берегах реки Палуза. В 1877 году американское правительство потребовало от нэ персе переселения в резервацию. Индейцы отказались подчиняться и отправились в Канаду. Американская армия окружила переселенцев и после серии жестоких боев почти уничтожила племя. Вместе с ними стали уничтожать и индейских лошадей. По счастливой случайности несколько особей удалось спасти, — возможно, их спрятали у себя владельцы ближайших ранчо. Небольшая часть поголовья успела попасть в Канаду. Порода аппалуза существует и сейчас, причем очень популярна среди любителей вестерна — езды в ковбойском стиле.
Методы заездки у индейцев напоминают методы кочевников Евразии и довольно жестоки: необученную лошадь долго держали на привязи на солнцепеке. Она страдала не только от жары, но и от насекомых. Это делалось для того, чтобы первого человека, который приблизится к ней и отвяжет, она запоминала как своего спасителя. Индейцы навахо какое-то время не давали пойманным лошадям пить: обезвоженное животное не может оказать всаднику яростного сопротивления.
Индейские уздечки были примитивнее европейских и часто состояли из одних только поводьев с петлей, которую надевали на нижнюю челюсть, а концы поводьев привязывали к поясу всадника, чтобы в случае его падения лошадь не убежала. Седла по своей конструкции делились на мужские и женские. Посадка, впрочем, в обоих случаях была мужская, если говорить с точки зрения европейской верховой езды. В женских седлах, отличавшихся более высокими луками, учили ездить всех детей независимо от пола; обычно это происходило, когда ребенку исполнялось пять лет. Вместо телег индейцы использовали волокуши.
Индейцы охотились на бизонов верхом, причем всадник вместе с лошадью сам был замаскирован под бизона — покрыт длинной шкурой. На охоту выезжали с копьями, они торчали из-под маскировочного костюма, но это, видимо, не смущало бизонов — зато смущало посторонних наблюдателей. Индейцы Канады, побывавшие в бассейне Миссисипи, рассказывали, что видели там единорогов. Это можно объяснить только тем, что они случайно становились свидетелями охоты своих южных собратьев. Интересно, что факт существования единорогов на Великих равнинах со слов канадских индейцев попал в книгу одного французского исследователя.
Из всех возможных видов конноспортивных состязаний индейцы практиковали только скачки.
Примечательно, что после освоения конного дела стычки между индейскими племенами стали более кровопролитными. Особенно героическим поступком считалось нападение с целью отбить у противника лошадей.
Индейцы раскрашивали не только лица и тела, но и боевых коней, причем для этого использовали специальные символы, имеющие фиксированный смысл. Например, отпечаток руки на крупе лошади означал, что всадник, сидящий на ней, убил в бою как минимум одного врага, квадрат был знаком отличия для коня вождя военного отряда, круг сообщал, что воин сражался в окружении врага. Знак в виде буквы П говорил, что лошадь была захвачена у врага в качестве трофея. Круг вокруг глаза коня должен был сообщить ему зоркость, зигзаг — силу и скорость молнии, четыре горизонтальных черты — удачу.
Интенсивная колонизация Северной Америки началась в XVII веке. В XVI веке здесь доминировала Испания, но после разгрома Непобедимой армады английским флотом в 1588 году лидерство в колонизации Нового Света перешло к Англии, Франции и Нидерландам.
Американцы отсчитывают свою историю от момента прибытия колонистов на корабле «Мейфлауэр» к побережью Массачусетса в 1620 году. Эти люди принадлежали к пуританам и бежали из Англии от религиозного преследования. В отличие от испанских конкистадоров они не были представителями высшего класса, и лошадей у них было очень мало. Не отличался первое время интенсивностью и импорт лошадей из Европы в Новую Англию; он был значительно меньше, чем в испанских колониях, так как по религиозным мотивам пуритане не ели конину и не использовали кожу лошадей. Поэтому в 1632 году единственной известной лошадью в колонии была верховая лошадь губернатора Брэдфорда. Однако спустя несколько очень морозных зим английские колонисты изменили свое отношение к лошадям: быки, которых они запрягали в телеги, передвигались медленнее лошадей и вязли в высоких сугробах.
К тому моменту в Новом Свете уже было много лошадей испанского корня. В начале XVII века в Новую Англию начали завозить лошадей из Англии, Ирландии и Шотландии.
Конное дело в Новой Англии развивалось иными путями, чем в испанских и португальских колониях, и, конечно, иначе, чем у индейцев Великих равнин. В этом регионе изначально было много лесов и отсутствовали дороги, а лесные тропинки были каменистыми и иногда проходили по болотистой местности. Все это тормозило развитие экипажной езды — и, соответственно, увеличение числа упряжных лошадей.
Лошади испанского происхождения сюда попадали, но в меньшем количестве, чем в Мексику, Техас или даже на Великие равнины — Новая Англия значительно дальше от Карибского моря. Основная часть поголовья поступала из Европы — лошади пород галлоувей (Шотландия), хобби (Ирландия), староанглийская и чистокровная верховая (Англия). Галлоувей и хобби были низкорослыми аллюрными лошадьми.
Как мы уже знаем, в Новое время с развитием экипажного транспорта лошади со специфическими плавными аллюрами в Европе уже начали исчезать — но в Новом Свете с его плохими дорогами или их полным отсутствием они оказались востребованы и в итоге сохранились.
Первой породой, выведенной в Америке, стал нарраган-сеттский иноходец — аллюрный потомок испанских, ирландских и шотландских лошадей. Самое раннее упоминание об этой породе датируется 1676 годом. Возможно, среди его предков были и чистокровные верховые, но сейчас это нельзя установить. Его родиной был город Наррагансетт (штат Род-Айленд), получивший свое название по наименованию одного из индейских племен, живших в тех краях. Этих лошадей разводили также в Виргинии и Пенсильвании.
В начале XVIII века для наррагансеттских иноходцев в Новой Англии появились первые ипподромы. Известно, что первый президент США Джордж Вашингтон владел выступавшими на скачках иноходцами. Современники упоминали лошадей, которые пробегали милю за две минуты с небольшим. Это наводит на мысль, что они шли иноходью, а не ходой, так как первый аллюр быстрее, пусть и не так удобен для верховой езды. Впрочем, в те времена не было четкого разделения понятий «идущий иноходью» и «идущий ходой», а потому по старинным источникам нелегко понять, о какой категории аллюрных лошадей идет речь в том или ином случае, особенно с учетом упоминаний о том, что наррагансеттские кони были очень приятны для седока. По отзывам современников, в целом эти лошади не отличались изящным телосложением, хотя в сохранившихся описаниях упоминается красивый лоб, узкий круп, высокий выход шеи и постав хвоста, часто светло-рыжая масть с большими белыми отметинами, энергичный темперамент и добрый нрав. Они были невысокие, 134–144 сантиметра в холке, но с крепкими ногами.
Порода была очень популярна в Новом Свете. Ее импорт в Канаду и Вест-Индию был настолько интенсивным, что на родине этих лошадей осталось очень мало. Массовые скрещивания с представителями других пород с целью передать помесям мягкий ход привели к уменьшению чистопородного поголовья. К 1880-м годам наррагансеттские иноходцы исчезли, но их потомками являются практически все современные аллюрные породы США, а также американские и русские рысаки.
Большое влияние на коневодство США оказала другая старая порода, родом из Массачусетса, — морган. Ее представители восходят к темно-гнедому без отметин жеребцу неизвестного происхождения по кличке Фигер. В 1792 году учитель музыки и по совместительству кузнец Джастин Морган получил Фигера в качестве уплаты долга. Жеребец был ростом около 142 сантиметров в холке, то есть невысокий, что затрудняло его продажу, и Фигера стали использовать в качестве производителя. Несмотря на свой рост, он хорошо ходил в упряжке, возил тяжести и хорошо передавал свои качества потомству. Однажды после тяжелого рабочего дня он на спор протащил бревно на милю, что говорит не только о его силе, но и о выносливости. Фигер был очень компактного телосложения, с короткими, но сильными мохнатыми ногами и глубоким корпусом. Попав к другим владельцам, Фигер получил кличку Джастин Морган в честь своего предыдущего хозяина (такое нередко практиковалось в те времена), а впоследствии это имя перешло на основанную жеребцом породу. Морганов можно назвать самой универсальной американской породой: эти лошади использовались под седлом и в упряжке, для работы на ранчо, во время Гражданской войны они возили кавалеристов и артиллерию северян, а в эпоху золотой лихорадки помогали осваивать Дикий Запад. В породе есть и аллюрные линии. Кровь морганов течет в жилах еще нескольких американских пород и даже у русского рысака.
Одними из потомков наррагансеттских иноходцев и морганов являются американские верховые лошади. В 1776 году американский посол во Франции написал в Конгресс США просьбу прислать королеве Марии-Антуанетте в подарок американскую лошадь, что служит первым свидетельством существования породы. Будучи относительно крупного роста (160–165 сантиметров в холке), в XIX веке американские верховые считались лучшими лошадьми для кавалерии, особенно на юге. К этой породе относятся боевые кони: Травеллер генерала Ли, Литтл Соррел генерала Джексона (армия Юга), Цинциннати генерала Гранта, Лексингтон генерала Шермана (армия Севера). Родиной породы является штат Кентукки — один из самых «конных» штатов, где скрещивались два исторически сложившихся потока лошадей в Северную Америку — поток лошадей испанского корня с юга и поток чистокровных верховых с восточного побережья. В Гражданской войне (1861–1865) огромную роль сыграла конница обеих армий: в центре США есть необъятные равнины, которые представляют собой идеальное место для кавалерийских атак. После капитуляции южанам разрешили забрать уцелевших коней домой, что и спасло от гибели породу, значительная часть поголовья которой пала на полях сражений.
В Соединенных Штатах активно развивалось скотоводство. Первый исторически зафиксированный перегон скота на продажу состоялся в Бостоне еще в XVII веке. Со скотом, как мы уже говорили, работали профессиональные конные пастухи. Если мексиканские пастухи назывались чарро, то английские колонисты стали называть их по-английски — ковбоями (англ. «cowboy», «коровий мальчик»). Из имеющихся лошадей испанского происхождения они отбирали наиболее быстрых и ловких, способных и бычка догнать, чтобы всадник успел набросить на него лассо, и быстро обежать вокруг стада коров, чтобы они не разбегались, и увернуться, если что, от удара бычьих рогов. Такие качества были присущи от рождения многим испанским и португальским коням — ведь недаром когда-то они участвовали в конной корриде, которая уходит корнями в повседневную работу пастуха с быком. Так помимо аллюрных плантаторских коней в Америке сформировались и лошади ковбойского, или пастушьего, типа.
Как ни странно, на формирование ковбойских лошадей повлияли и скачки. В штате Виргиния они проводились с 1656 года, причем прямо на улицах городов, где грунт был относительно ровный. Напоминанием о тех временах во многих современных городах США осталась Race street — Скаковая улица. Но города в Новом Свете были маленькими, и скачки проводились на очень скромную дистанцию — четверть мили, около 400 метров. Таким образом, в ковбойских лошадях поощрялись спринтерские качества, для чего к ним приливали кровь чистокровных верховых, импортированных из Англии с начала XVIII века. С начала XIX века, правда, в США появились обычные ипподромы и скачки европейского образца, и скачки на четверть мили отошли в прошлое, но свою роль в истории ковбойских коней они успели сыграть. Мало кто знает, но самыми резвыми лошадьми в мире являются не чистокровные верховые, а именно кватерхорсы (англ. «quarter» — «четверть (мили)»). В наши дни они тоже испытываются в скачках, хотя основная их сфера применения — работа на ковбойских ранчо и езда в стиле вестерн.
Название «вестерн» по-английски означает «западный». Это особый стиль верховой езды, выработанный ковбоями для работы со скотом на ранчо; он основан на стиле езды испанских и португальских пастухов-вакеро. Он отличается от более привычного нам английского стиля (на котором основаны современные классические виды конного спорта и скаковая езда) как особенностями посадки, так и принципами управления. Со стороны легко заметить, что корпус ковбоя сильнее отклонен назад, чем у всадника, едущего по-английски, а повод удерживается в основном одной рукой. Другая рука должна быть свободной, чтобы бросать или удерживать лассо. Различаются и некоторые команды. Лошадь, приученная к езде в одном стиле, не поймет всадника, который этим стилем не владеет. Такая ситуация описана в романе Майн Рида «Всадник без головы»: когда мустангер посадил обезглавленное тело на свою лошадь, потому что был больше уверен в ней, и сам сел верхом на лошадь убитого — чужая лошадь сбросила его, потому что была выезжена по-английски и не поняла команд мустангера, привыкшего ездить по-ковбойски. Седло у ковбоев длиннее по сравнению с седлами английского типа, с более широкими лавками. Его конструкция близка к конструкции седел кочевников Азии и принцип имеет тот же: при большей площади лавок седла на единицу поверхности приходится меньшее давление, поэтому лошадь может работать под таким седлом дольше, чем под английским. У ковбойского седла также высокие луки и часто рог на передней луке, на который вешали лассо. Стремена у ковбоев были деревянные и обтянуты кожей.
Два раза в год ковбои сгоняли стада для таврения. После удачной продажи скота на ярмарке душа жаждала развлечений и зрелищ, и ковбои создали знаменитое родео (от исп. «rodear» — «окружать, сгонять скот»), аналог мексиканской чарреады. Первое родео, проведенное по фиксированным правилам, прошло в 1872 году в городе Чийенн, штат Вайоминг. В XX веке родео становится видом спорта. Оно включает в себя несколько дисциплин — укрощение неоседланной лошади, укрощение быка, ловля бычков при помощи лассо, скачки на скорость вокруг бочек и так далее. Из родео со временем выделилась езда в стиле вестерн. Сейчас это полноценная группа спортивных дисциплин, соревнования по которым проходят в разных странах мира. В них преимущественно участвуют люди, никак не связанные с профессией ковбоя, но выступают они в ковбойских костюмах; седла и уздечки на лошадях тоже должны быть ковбойские.
Расцвет ковбойской профессии приходится на 60-е годы XIX века, но с развитием железных дорог она приходит в упадок, так как стада уже не надо регулярно собирать и перегонять на большие расстояния до мест проведения ярмарок.
Завершая рассказ о конных пастухах, следует сказать, что среди них были и такие, о которых мало кто знает за пределами США. Назывались они крэкерами и жили в штате Флорида. Происхождение их специфического названия спорное: то ли от староанглийского слова «crack» («шутка, непринужденный разговор»), то ли от звука «крэк» — щелканья хлыста, которым подгоняют коров. На старых изображениях можно увидеть, что костюм их отличался от ковбойского: крэкеры носили широкополые шляпы с полуопущенными полями, не столь узнаваемые, как ковбойские стетсоны, куртки простого покроя и башмаки вместо сапог. Луки седел были ниже, и на передней не было рога. Отличались и способы работы крэкеров со скотом: лассо не использовали, пастухи не накручивали круги верхом вокруг стада. Для работы у них были длинные хлысты и собаки, специально обученные пасти коров. Впрочем, и коровы во Флориде были другими — ниже ростом, чем в других штатах, и с очень длинными рогами. Крэкерам не были нужны четвертьмильные лошади-спринтеры, и они создали свою породу, которая так и называлась — флоридский крэкер. В отличие от четвертьмильных лошади Флориды были стайерами (нужно было водить стада на большие расстояния от дома до пастбища) и существенно отличались по типу.
Историю эту мы рассказываем в нашей книге потому, что она наглядно показывает, какая, казалось бы, мелочь может повлиять на историю конного дела. Во времена Великой депрессии (1929–1939 годы) во Флориду для поддержки местного скотоводства из западных штатов были завезены коровы. Конечно, они были совсем другого типа, не такими, с которыми привыкли работать крэкеры, но главная проблема была не в этом. Вместе с новыми коровами во Флориду были завезены личинки мушек Cochliomyia, паразитирующие на крупном рогатом скоте. В скором времени все местные коровы оказались заражены. Для их лечения нужно было отлавливать коров, сортировать, собирать больных в отдельные загоны для лечения, а новоприбывших на ранчо ставить на карантин. Все это требовало именно таких приемов работы со скотом, какие практиковали обычные ковбои Запада. Таким образом, и ремесло крэкеров, и их лошади оказались невостребованными.
В итоге профессия флоридского крэкера практически умерла, а одноименные лошади остались в очень малом числе. Породу поддерживают лишь энтузиасты. Примечательно, однако, что на показательных выступлениях этих лошадей демонстрируют всадники, одетые в стиле вестерн, а не как пастухи Флориды…
Начиная с середины XVIII века в Новой Англии стали появляться дороги. В 1763 году Бенджамин Франклин, один из отцов-основателей США, уже смог проехать из Нью-Йорка в Бостон на экипаже с одометром — прибором, отмерявшим расстояния.
Развитие хозяйственной жизни колоний требовало развития транспорта, в том числе для перевозки тяжелых грузов на большие расстояния. Аллюрные лошади не могли справиться с такой задачей. В 1700–1730 годах на востоке континента начала формироваться упряжная порода. Она получила название коунстогской, так как разводилась главным образом в поселении Коунстога (Conestoga) в Пенсильвании, и использовалась для транспортировки фургонов, курсировавших из Пенсильвании на запад. Лошадей запрягали в один фургон по нескольку пар, управлял ими не сидящий на козлах кучер, а форейтор. Лошади были украшены бубенчиками, предупреждавшими пешеходов о приближении фургона, который, в случае чего, не мог быстро затормозить или повернуть. Коунстогские лошади были очень крупными, около 162–172 сантиметра в холке, по типу близкие к европейским тяжеловозам; вывели их выходцы из Германии.
К 1817 году пенсильванские фургоны курсировали через Балтимор, Филадельфию и Питтсбург. В 1820–1830-е годы их модернизировали, сделав более комфортными для путешествий переселенцев на Запад всей семьей, хотя и в ущерб грузоподъемности. С развитием речного и железнодорожного транспорта в Северной Америке ко второй половине XIX века фургоны исчезли, а возившие их коунстогские лошади перестали существовать как самостоятельная порода.
Впрочем, развитие механизированного транспорта не означало, что лошади перестали быть нужны для дальних поездок. Еще в конце XVIII века в США появились суда, на которых лошади и мулы вращали гребные колеса. В 1791 году такое судно ходило по реке Делавэр. Мы уже рассказывали в одной из предыдущих глав о европейских баржах на конной тяге, но не упомянули, что в Старом Свете имелись суда, которые двигались благодаря колесам, вращаемым лошадьми. Например, в 1543 году как минимум одно такое судно было в Барселоне; его водоизмещение составляло 200 тонн. Чаще всего колеса, вращаемые лошадьми, ставились на паромах, которые называли тимботами. Обычно с работой справлялись две лошади, они могли везти 200 пассажиров со скоростью как минимум пять узлов. В некоторых случаях «конные» суда были до изобретения парохода незаменимы — например, на озере Шамплейн между штатами Нью-Йорк и Вермонт, где почти всегда штиль и ходить под парусом невозможно. Да и после появления пароходов «конные» суда какое-то время успешно конкурировали с ними. Просуществовали они еще очень долго — последнее «конное» судно исчезло лишь в 1929 году.
В 1848 году в Калифорнии открыли золото, и началась миграция населения к побережью Тихого океана. Сразу встала проблема связи между отдаленными регионами огромной страны. На быстрых лошадях дилижансом можно было доставить почту из Вашингтона в Калифорнию за 25 дней — но для дилижансов нужны дороги. Путь из Калифорнии пролегал через горы Сьерра-Невады, Скалистые горы, пустыню Мохаве и дикие, неосвоенные территории штатов Дакота, Юта и Вайоминг, где жили индейцы. Понятно, что доставлять почту в таких условиях можно было только верхом и связано это было с огромным риском.
Одними из первых создателей почтовой службы стали мормоны — последователи религиозного течения, основанного в 1820-е годы Джозефом Смитом-младшим. Основная масса мормонов проживала в штате Юта. У них было свое коневодство. Одним из заводчиков был Портер Роквелл, телохранитель Джозефа Смита-младшего и другого духовного лидера, Брайама Янга. Роквелл собирал у себя лучших лошадей, каких только мог найти, а некоторых будто бы даже завозил из Европы. Мормоны, живя закрытыми общинами и неохотно вступавшие в контакты с представителями других конфессий, старались не продавать посторонним своих лошадей. Если же кому-то удавалось сторговать у них лошадь, то это был мерин, которого нельзя было использовать в разведении. Мормоны хранили свои конные секреты, поэтому нельзя сказать, кем по происхождению были их лошади, — разве только с большой долей вероятности можно утверждать, что они имели испанскую кровь, как большинство лошадей на Дальнем и Среднем Западе. Это были очень хорошие, работоспособные лошади, и в 1856 году мормоны заключили с государством контракт на доставку почты из Солт-Лейк-Сити в Миссури.
Но как тщательно ни храни тайну, иногда она становится общим достоянием благодаря случайности. Однажды мормонский почтальон так спешил, что загнал кобылу и оставил ее на ближайшей ферме — как ему казалось, умирать. Фермер, однако, заплатил за умирающую кобылу деньги. Кобыла выжила и поправилась, к тому же оказалась жеребой. Впоследствии она принесла 16 жеребят, что для матки очень много и говорит о двух фактах: во-первых, она попала к фермеру очень молодой, во-вторых, была очень живуча. Одного из жеребят дали дочери фермера в качестве приданого, и ее муж Рекс Мойл занялся разведением новой породы, которую и назвал в свою честь. Мойлы малочисленны, это лошади испанского типа и примечательны тем, что у них есть маленькие рожки, какие, возможно, были у знаменитого Буцефала.
В 1860 году смельчаки Уильям Рассел, Александр Мейджерс и Уильям Вэддел решили заработать на доставке почты. Для этого они купили 150 лошадей (говорят, среди них было и несколько мормонских меринов), наняли 80 всадников и построили станции на расстоянии 16 километров одна от другой. Их фирма называлась «Central Overland California and Pikes Peak Express Company», но в историю вошла под названием «Пони-экспресс».
Почту возили в основном на индейских лошадях чуть выше 140 сантиметров, легких, с хорошими ногами. В англоязычных странах всех мелких лошадей называют пони (хотя в России традиционно пони — это самые маленькие лошадки для детей), отсюда и название почтовой службы. В почтальоны нанимали юношей, умеющих ездить верхом, не старше восемнадцати лет и не тяжелее 65 килограммов, так как пони нужно было нести не только всадника, но и сумку с почтой. Жалованье было по тем временам большим, 100 долларов в месяц, но и служба была очень опасной: за первые полтора года работы почты погибло семнадцать почтальонов. Поэтому при найме предпочтение отдавалось сиротам. С собой почтальоны имели два кольта, нож и специальную сумку, надежно закрепленную на теле лошади. Лошадей обязательно кормили овсом — очень энергетическим кормом, которого не было у индейцев, благодаря чему почтальоны часто уходили от погони. Интересно, что за все время работы «Пони-экспресса» была потеряна только одна сумка с корреспонденцией. Даже если всадники гибли, лошади, следуя по привычному маршруту, доставляли почту на следующую станцию.
«Пони-экспресс» прекратил существование после прокладки телеграфных линий в 1861 году. Дорогая и рискованная доставка бумажной корреспонденции стала нерентабельной, и компания разорилась. Но память о быстрых и бесстрашных почтальонах-всадниках жива, и сейчас название «Pony Express» носит американская курьерская компания.
До появления железных дорог стране была нужна своя легкоупряжная лошадь, достаточно сильная, резвая, способная к устойчивой рыси. Кроме названных выше верховых пород, в Новую Англию переселенцы из Голландии привозили рысаков-гардтраберов, английские колонисты — рысаков-родстеров. На основе этих пород с прилитием крови морганов, наррагансеттских иноходцев, чистокровных верховых и, возможно, берберийцев американцы создали своего рысака. Основателем породы считается Гамблетониан X, рожденный в 1849 году правнук чистокровного верхового жеребца, имеющий также норфолкских предков.
Первые рысистые бега с целью отбора самых резвых лошадей для разведения проводились на Лонг-Айленде в Нью-Йорке. Надо сказать, что рысистые испытания были придуманы в России, там же первыми начали работать с рысаками на заводах; в этом плане американцы уступали русским, но в отношении бегов начиная с XIX века они явно лидировали. В США очень рано превратили испытания для отбора племенного состава в чисто спортивное состязание с тотализатором.
В 1879 году в США был определен официальный стандарт резвости рысаков — 2 минуты 30 секунд на милю. С этого момента все рысаки, чтобы получить допуск в разведение, должны были показать резвость не хуже. Поэтому другое название американского рысака — стандартбредная порода, дословно «выведенная по стандарту» (standardbred). Второе название предпочтительнее, так как в породе есть немало иноходцев, которые, по сути, не являются рысаками. Для сравнения приведем цифры: в России орловский рысак Перец в 1878 году показал резвость 2 минуты 25,4 секунды на 1600 метров (миля составляет 1609 метров). Американский стандарт резвости не оставался неизменным; в 1944 году он был установлен на уровне 2 минуты 20 секунд для двухлеток и 2 минуты 15 секунд для трехлеток и старше.
В первых рысистых бегах участвовали относительно возрастные лошади, ранее уже использовавшиеся в езде по дорогам. Но постепенно ситуация изменилась: на бега стали выставлять самых молодых лошадей, беговые карьеры их становились короче, так как держать на ипподроме до старшего возраста лошадь, даже очень резвую и талантливую, нерентабельно. Ее нужно либо отправлять в завод для разведения, либо продавать. В 1903 году кобыла Лу Диллон преодолела двухминутный рубеж, показав резвость 1 минута 58,5 секунды. В России это произойдет лишь в 50-е годы XX века.
Рысистое дело в США постепенно стало национальным видом зрелища и смогло пережить даже Великую депрессию. Рысаков испытывали в специальных беговых экипажах, сделанных без лишних деталей и предельно легких. Был даже создан экипаж с очень большими колесами, который в России называли американкой. Ее прототипом была одноместная двуколка начала XIX века под названием «sulky», что означало «мрачный, угрюмый». Эти эпитеты относились к седоку в таком экипаже, так как места для попутчика не было предусмотрено и он всегда ехал один. Однако на высоких колесах трудно проходить повороты, и в 1878 году была придумана гнутая ось, на которую можно поставить меньшие по диаметру колеса. В таком виде беговые экипажи существуют на всех современных ипподромах.
Итак, индейские, ковбойские, плантаторские, почтовые, фургонные, кавалерийские лошади… Соединенные Штаты создали очень много разных пород. Но мы как будто забыли упомянуть тяжеловозов… Нет, не забыли.
Со своими тяжеловозами в этой стране было непросто. Мы уже говорили, что тяжеловоз — это лошадь для работы на ферме в условиях развитого капитализма, когда фермы могут давать очень большой объем продукции. Но такого рода производство в США началось лишь после окончания Гражданской войны, то есть в середине XIX века. Еще одна причина — историческое отсутствие в Новом Свете рыцарских коней-дестрье, потомки которых и стали в Европе тяжеловозами. Лошади испанского происхождения бывают высокими и сильными, но в Новый Свет в трюмах кораблей попадали только те, кто был ниже ростом и требовал меньше корма. Возить тяжеловозов на кораблях через Атлантику стало возможным только во второй половине XIX века, когда сами корабли стали больше. Поэтому если и есть в США тяжеловозы, то это, за одним исключением, шотландские клейдесдали, английские шайры, французские першероны и бельгийские брабансоны, которых просто продолжили разводить на другом континенте.
Единственная «оригинальная» тяжелоупряжная порода в Штатах — это американский кремовый тяжеловоз. Создана она была очень поздно, уже в начале XX века, и восходит к кобыле по кличке Олд Грэнни (дословно Бабуля) неизвестного происхождения и необычной масти. Она была похожа на соловую, но с более мягким, кремовым оттенком волоса на теле, а кожа была не темно-серая, пигментированная, как у обычных лошадей, а темно-розовая с лиловым крапом, глаза не карие, а янтарные. Такая масть называется золотая шампанская и встречается лишь в некоторых породах Нового Света, но в те времена называлась просто кремовой. Есть версия, что именно такими были королевские кремовые лошади, возившие кареты британских монархов. Порода была выведена именно ради редкой масти, которую фермеры Айовы захотели закрепить в потомстве. Официально она была признана в 1930-е годы, но вскоре последовала механизация сельского хозяйства, поставившая все тяжеловозные породы под угрозу исчезновения… Впрочем, это уже другая история, к которой мы обязательно вернемся, но сейчас обратимся к конному делу другой крупной страны Нового Света — Канады.
Несмотря на то что Канада — ближайший сосед Соединенных Штатов, коневодство в этой стране совсем другое. Во-первых, природные условия, а следовательно, и нужды колонистов были другими, чем в США: большую часть территории Канады занимают леса. Во-вторых, Канаду осваивали в основном выходцы из Франции вместе со своими лошадьми, которые отличались от лошадей Испании и Британских островов. Иными словами, различался как исходный племенной материал, так и цели и задачи разведения.
Территория второй по площади страны в мире, как и территория США, изначально была заселена индейцами. Считается, что первыми европейцами, ступившими на канадскую землю, были викинги, достигшие острова Ньюфаундленд в 1000 году. Спустя без малого пятьсот лет, в 1497 году, на Ньюфаундленде по заданию английского короля Генриха VII высадился венецианский мореплаватель Джованни Кабото. Это впоследствии позволило Англии претендовать на канадские территории. Вслед за Кабото к берегам Канады потянулись англичане.
Первые лошади попали в Канаду в 1665 году на кораблях, отправленных в Новый Свет французским королем Людовиком XIV. Это были два жеребца и двадцать кобыл (восемь кобыл погибли в пути), посланные в подарок губернатору, — одни из лучших лошадей королевских конюшен Франции, которые, возможно, происходили из Нормандии и Бретани, тогдашних коневодческих регионов. Конечно, перевозить в XVII веке через Атлантику крупных лошадей было непросто, однако бретонские лошади тогда, во-первых, были небольшого роста и, во-вторых, отличались здоровьем и выносливостью. Нормандские лошади были близки к ним, но имели заметную примесь крови восточных лошадей (арабских, турецких, берберийских).
В конце XVII века губернатор Квебека решил, что лошадей в колонии уже наплодилось достаточное количество (более 600), и прекратил их ввоз из Европы. Почти не попадали в эти края и лошади испанского корня с островов Карибского бассейна. Так что колониальное поголовье длительное время развивалось без прилития свежей крови.
Пород в Канаде выведено значительно меньше, чем в Штатах, но здесь тоже сложились самые разные типы лошадей: тяжеловозы, рысаки и аллюрные, причем тяжеловозы как отдельная порода сформировались достаточно рано. Они были результатом скрещивания бывших под рукой лошадей с привозными шайрами и клейдесдалями. В концу XVIII века этот тип тяжеловоза исчез, и сейчас его заменяет массивный вариант канадской лошади. Труд тяжеловозов в то время был весьма востребован: они работали на фермах и трудились на трелевке леса. Колониальные власти часто отдавали тяжеловозов фермерам в аренду.
В 1709 году была введена в действие государственная племенная программа, по которой численность лошадей в Канаде ограничивалась и лишние подлежали уничтожению, так как площадь пастбищ была ограничена. Каждому фермеру полагалось иметь не больше двух лошадей и одного жеребенка. Это не могло способствовать развитию коннозаводства. Однако программа вряд ли выполнялась в точности. Лишних лошадей, чтобы не уничтожать, стали экспортировать в Соединенные Штаты.
Канадские иноходцы были результатом скрещивания канадских лошадей с наррагансеттскими. Впоследствии некоторые из них оказали влияние на создание американской стандартбредной породы. К тому же есть версия, что Фигер, основатель американской породы моргай, был канадской лошадью или по крайней мере имел примесь канадской крови. Анализ ДНК современных представителей этих пород показывает их тесную связь. Таким образом, канадская лошадь может считаться родоначальницей многих пород, в том числе и моргана, американской верховой, стандартбредной и русской рысистой. К концу XIX века канадская порода оказалась под угрозой исчезновения из-за слишком активного экспорта — чуть было не повторилась история с наррагансеттскими иноходцами. И хотя объединившиеся энтузиасты сумели ее сохранить, в 2015 году, в свой 350-летний юбилей, «канадцы» сменили свой статус с «находящихся под угрозой» на «критический».
Вообще анализы ДНК преподносят историкам коневодства интересные сюрпризы: в 2015 году было установлено, что близкими родственниками одной небольшой популяции аборигенных лошадей, изолированно проживающих в Западной Канаде на плато Чилкотин, являются… якутские лошади. Другими близкими родственниками лошадей с плато Чилкотин оказались крупные пони и тяжеловозы Британских островов. При этом задачей исследователей было подтвердить происхождение местных лошадей от испанских предков. Но если родство с британскими лошадьми выглядит логичным, то чем можно объяснить родство с якутскими? Предположительно, «якутские» гены попали в местный генофонд благодаря лошадям русских торговцев мехом.
Завершая разговор о Северной Америке, следует рассказать об одном событии, в широких кругах малоизвестном, — о Великой эпизоотии.
Она началась осенью 1872 года под Торонто (Канада). Какая болезнь ее вызвала, сейчас уже сложно понять, но, скорее всего, это был лошадиный грипп либо ринопневмония. Через девяносто дней был поражен весь континент — почти все поголовье Северной Америки. От болезни погибло множество лошадей.
Это не могло не сказаться на жизни людей. Лошади практически исчезли с улиц городов и деревень. Замер общественный транспорт, прервалось почтовое сообщение. Остановился и железнодорожный транспорт — некому было подвезти уголь к паровозам. На морских пристанях скопились горы грузов, которые не могли развезти по складам, а корабли стояли у причалов с пустыми трюмами, так как новые грузы тоже не подвозились. На реках перестали ходить суда на конной тяге и с гребными колесами, которые приводили в движение лошади.
Правительственной кавалерии США пришлось сражаться в пешем строю с апачами, которым, впрочем, тоже пришлось спешиться; ведь эпизоотия затронула и индейских лошадей. Немало ущерба принесли пожары в крупных городах, которые не успели вовремя потушить из-за того, что пожарные не прибыли вовремя, так как бочки с водой катили сами люди… 9 ноября в Бостоне сгорело 776 зданий на площади около 26 гектар.
Эпизоотии происходили и прежде, но никогда раньше инфекция не распространялась так широко и так стремительно. Если в древности скорость ее распространения была ограничена переменным аллюром животного, то в век научно-технического прогресса она стала равна скорости товарного вагона, в котором везли коней на продажу.
Австралийский континент был заселен людьми примерно 50 000 лет назад, но его задокументированная история начинается с открытия европейцами в XVII веке. Первая английская колония была основана в 1788 году на территории нынешнего Нового Южного Уэльса.
В Австралии хорошие условия для разведения верховых и легкоупряжных лошадей, несмотря на очень засушливый климат. Первые колонисты привезли сюда представителей разных пород Британских островов, включая чистокровных верховых, а также арабских лошадей, пони с острова Тимор, где их порода возникла на основе древних лошадей, завезенных из Индии, и лошадей с мыса Доброй Надежды (имеют иберо-берберийское происхождение). На основе этих пород были выведены австралийские уэлеры.
Уэлеры — это универсальные лошади, достаточно резвые, грузоподъемные и неприхотливые, что особенно важно для засушливого материка. На них ездили пастухи, кавалеристы, на них колонисты покоряли новые земли. Со временем уэлеров появилось так много, что их активно импортировали в другие страны, например в британские колонии в Африке. Представители этой породы к началу XX века были разного типа, что позволяло отбирать из их числа животных для самых разных нужд — для офицеров (покрупнее ростом), для рядовых (средних) и для артиллерии (пониже).
Уэлеры использовались британской кавалерией в англо-бурской и Первой мировой войнах. В ходе Первой мировой для военных нужд из Австралии было вывезено 160 000 голов, причем в британской кавалерии предпочитали в основном средних уэлеров (152–163 сантиметра).
Выносливость уэлеров не раз выручала кавалеристов. Пустынный конный корпус прошел верхом на них в Палестину через Синайскую пустыню. 31 октября 1917 года в битве при Беер-Шеве, которая началась сразу после ночного перехода (у лошадей не было времени передохнуть), австралийская кавалерия целый день сражались с турками — и в итоге смогла отбить у них город и колодцы. Конь майора Шэннахана вывез на себе из окружения еще четырех человек кроме своего всадника.
После войны уцелевшие лошади не вернулись на родину. 11 000 голов были проданы в Египет и Индию. В память о них, верно послуживших своей стране, но так и не вернувшихся, в Сиднее был поставлен памятник. Во время Второй мировой войны на побережье Северной Австралии на уэлерах ездили верхом разведчики.
Поскольку на континенте развивалось скотоводство, сформировалась и своя пастушеская порода, по происхождению и типу близкая к уэлеру, только помельче ростом (142–162 сантиметра). В Австралии появились и свои, схожие с американскими, ковбои, владеющие приемами работы со скотом, и даже родео.
Самые крупные лошади использовались в упряжи. До 1850-х годов все тяжелые сельскохозяйственные работы (пахота, перевозка крупных грузов) на австралийских фермах делали быки. Но с развитием сельского хозяйства к концу XIX века был выведен на основе английских, фламандских и других тяжеловозных пород австралийский тяжеловоз.
Когда в 40-е годы в Австралии началась механизация сельского хозяйства, многие конные заводы ликвидировали, а лошадей просто выпустили на волю.
Лошади появились на севере Африки, в Египте давно. Но долгое время ни одна лошадь не ступала на африканскую землю южнее Сахары, если не считать немногочисленные одичавшие табуны, например в Намибии, происхождение которых довольно загадочно и пока не исследовано. Осваивать тропическую и субтропическую Африку на лошадях было затруднительно прежде всего из-за мухи цеце, от укусов которой тяжело болеют. Единственный представитель семейства лошадиных, который устойчив к укусам цеце, — это зебра. В романе Майн Рида «В дебрях Южной Африки» есть эпизод, когда семья буров лишается всех своих лошадей, но буры отлавливают несколько квагг (подвид зебры, отличающийся коричневым «фоном» для черных полосок, а не белым; к концу XIX века истреблен), заезжают их и прибывают на них в город.
История, разумеется, вымышленная. Как мы уже говорили, дикие виды лошадиных очень агрессивны к человеку. Трудно представить заезжание настоящих квагг, вряд ли это вообще возможно. Другая проблема в том, что у зебр иная форма спины, чем у домашней лошади, и для них нужны специальные седла; если же неподходящее седло натрет спину, то ездить на животном долгое время будет нельзя. Были попытки получить приспособленную к условиям Африки лошадь, скрестив зебр и домашних лошадей. Потомство — зеброиды — получалось выше ростом, чем зебры, спокойнее относилось к человеку, спина его по форме ближе к спине домашней лошади, а к укусам мухи цеце у них врожденный иммунитет. Масть у зеброидов смешанная: поверх масти домашней лошади накладываются полоски. Однако эти гибриды так и не получили широкого распространения. В наше время зеброидов иногда получают в зоопарках; некоторых из них выступают в цирке и на конных шоу.
Задокументированная конная история Южной Африки начинается в 1652 году, когда голландец Ян ван Рибек основал недалеко от мыса Штормов, который позднее назвали мысом Доброй Надежды, первое европейское поселение от имени Голландской Ост-Индской компании. Впоследствии из этого поселения вырос город Кейптаун. Люди ван Рибека привезли с собой с острова Ява лошадей арабских и берберийских корней. Через несколько лет недалеко от мыса Доброй Надежды потерпел крушение корабль, на борту которого находилось четырнадцать арабских скакунов, которым удалось доплыть до берега. Эти лошади и положили начало капской породе, названной в честь Кейптауна, который на африкаанс, языке голландских переселенцев, назывался Kaapstadt. Впоследствии капских коней улучшали арабскими и персидскими. На основе капской — с примесью крови кливлендских гнедых, хакне, фламандских тяжелоупряжных и аллюрной породы басото, использовавшейся в кавалерии, — была выведена бурская порода.
Каждая из наций, участвовавших в колонизации Южной Африки, развивала ее конное дело по образцу своей метрополии. Так, во времена владычества англичан здесь стали популярными скачки.
В 1899 году началась англо-бурская война, ставшая поворотным моментом в истории коневодства всего мира. В этой войне широко применялись пулеметы. В результате только с британской стороны погибло 350 000 лошадей и 50 000 мулов из мобилизованных 520 000 и 150 000 соответственно — иными словами, погибло больше половины отправленных на войну лошадей и треть мулов. Точные потери со стороны буров не задокументированы; историки приблизительно оценивают их в 150 000 погибших лошадей. Неудивительно, что все это привело к уничтожению бурской породы.
Англо-бурская война показала, что основная, традиционная тактика конницы — открытая атака — более не имеет смысла. Вскоре это еще нагляднее продемонстрирует Первая мировая война. Кавалерии предстояло уйти с исторической арены — или менять тактику и переключаться на выполнение других задач.
Единственный континент, на котором не смогли обосноваться лошади, — это Антарктида. Они ступали на ее территорию несколько раз в составе разных экспедиций, например в составе Трансантарктической экспедиции Эрнеста Шелктона (1914–1917), но все пали, не выдержав слишком тяжелых условий.