История лошади в истории человечества

Глава 6 Новое время — новые лошади

В 1453 году под ударами турок-османов пала Византия. Эту дату принято считать условным началом Нового времени. Жизнь в Европе стремительно менялась. В конце XV века начинаются Великие географические открытия, в начале XVI века происходит Реформация христианской Церкви, а в его конце в Нидерландах — первая буржуазная революция. В XV веке входит в употребление огнестрельное оружие. Доспехи становятся бесполезны, и тяжелая кавалерия — рыцари — уходит в прошлое. Нужды человечества меняются, и, подстраиваясь под них, меняется конное дело. Именно в этот период коннозаводство обретает ту форму, в какой оно существует и в наши дни.

В Новое время в Европе постепенно возрождается традиция писать трактаты о верховой езде. Особенно популярны были сочинения итальянцев Федерико Гризоне («Ordini di cavalcare» — «Наставления по верховой езде») и Клаудио Корте («Каваллериццо»). Итальянские всадники считались лучшими мастерами верховой езды, а первая школа, где системно обучали этому искусству, была основана в Неаполе еще в XII веке.

Федерико Гризоне, создавший в 1532 году в Неаполе свою школу, считается вместе с Чезаре Фьяччи и Джамбатистой Пиньятелли основоположником итальянской классической выездки. По мнению Гризоне, главным назначением выездки была подготовка лошади и всадника к ведению ближнего боя. Для этого отрабатывались специальные приемы, прежде всего так называемые школьные прыжки. Удила в школе Гризоне были очень большими и тяжелыми, с рычагами длиной до 30 сантиметров и лопатками, давившими на язык лошади. Жесткость железа должна была уравновешиваться легкостью воздействия руки всадника. Эта легкость могла быть только результатом тщательной, длительной подготовки всадника, а потому езду по Гризоне следует признать искусством не для всех, элитарным. Посадка, которую рекомендовал Гризоне, предполагала чуть выдвинутые вперед ноги и упор в стремя. Итальянская школа в раннее Новое время сохраняла немало черт средневековой верховой езды и тяготела к рыцарским традициям. Вряд ли такое искусство езды могло стать основой подготовки массовой кавалерии нового типа.

Мост между традициями, старой рыцарской и нарождающейся новой, навел мастер Пиньятелли, который ввел в обиход менее строгое железо. Его учеником был Антуан де Плювинель де Бом, основатель французской школы, главный берейтор герцога Анжуйского, впоследствии короля Генриха III. В 1594 году Плювинель основал академию верховой езды для отпрысков дворянских родов в Париже. Впрочем, занимались там не только верховой ездой, но и танцами, учились красиво одеваться. Еще одним венценосным учеником Плювинеля был король Людовик XIII, которому мастер посвятил свой труд «Наставление королю в обучении верховой езде», ставший одним из самых популярных трудов по выездке в XVII столетии. Метод Плювинеля основан на обучении лошади путем поощрения. По мнению мастера, лошадь должна не просто правильно выполнять команды всадника, но и получать удовольствие от работы, а чтобы достичь этого, всадник должен понимать ее психологию. Для своего времени это был настоящий прорыв в отношении к животным.

От Италии и Франции старались не отставать и другие европейские страны. В 1572 году возникла существующая и поныне Венская школа верховой езды. Была академия выездки и в Дании, в Христиансборге.

Из французских следует упомянуть еще Версальскую академию выездки, открытую 1680 году. В ней работал Франсуа Робишон де ля Гериньер, внесший, пожалуй, наиболее ощутимый вклад в развитие выездки в XVIII веке. Его труд «Школа выездки» (1729–1731 годы, публиковался по частям) содержит, помимо описания методов работы с лошадью и первого систематического описания школьных прыжков, также и сведения по ветеринарии, содержанию и разведению лошадей.

В XVII веке Генрих IV Французский создал в Сомюре Протестантский университет и при нем академию верховой езды. Но после победы католичества университет и манеж закрыли. Высшая школа верховой езды, впрочем, вернулась в эти места, но для этого потребовался целый век. Во время Семилетней войны (1756–1763) стало очевидным, что французская кавалерия — особенно на фоне прусской — слаба. Чтобы исправить ситуацию, французы создали пять новых кавалерийских школ, в том числе и возродили школу в Сомюре. В 1762 году во Франции также была открыта первая ветеринарная школа в Лионе. Она — правда, перемещенная в Марси д’Этуаль — существует и в наши дни.

Школы верховой езды, созданные прославленными итальянцами и французами, ставили целью подготовку всадника и лошади к бою. Поэтому большое внимание в ней уделялось специальным элементам. К таким элементам относилась, например, пезада — подъем лошади на задних ногах, так что корпус лошади образует угол 30 градусов к горизонту. В 1523 году герцог Милана Франческо Сфорца получил на улице удар кинжалом в плечо и остался жив лишь потому, что его лошадь встала на дыбы — по сути, выполнила пезаду. В XX веке в некоторых школах ее стали выполнять почти вертикально. С терминами, обозначающими прыжки, меньше ясности: они различались в зависимости от школы. Самым трудным прыжком был каприоль, высокий, до 180 сантиметров над землей, и эффектный — при нем лошадь подпрыгивает вверх и вперед и отбивает в воздухе задними ногами, подогнув передние. В трактатах XV века каприоль описывают как боевой прием — он позволял лошади нанести противнику сильный удар задними ногами. Другой разучиваемый обычно прыжок — курбет, с приземлением на задние ноги. В школе, созданной на острове Менорка (Балеарские острова, Испания), практиковался уникальный элемент под названием «ботт» — хождение лошади под всадником на задних ногах.

Выполнение школьных прыжков требует от лошади большого физического напряжения и нескольких лет обучения; этим элементам нельзя обучать молодых животных. В наши дни в школах верховой езды, сохраняющих традиции старинной выездки, конкретные лошади специализируются только на определенных элементах, в то время как боевой лошади логичнее было бы владеть всеми или почти всеми «боевыми приемами». Еще одно условие успешного выполнения элемента — сильная концентрация и всадника, и лошади. В условиях реального боя технически сложный прыжок может «смазаться» и получиться не столь эффективным, каким он кажется в манеже. С учетом всего этого вряд ли можно вести речь о том, что школьные прыжки систематически использовались в бою. Скорее всего, высшая школа верховой езды была чем-то вроде моды, в которой концепция важнее, чем практичность конкретного изделия. Впрочем, обучение школьным элементам сильно развивало физически и лошадей, и всадников.

С появлением огнестрельного оружия неизбежно возникла необходимость в кавалерии совершенно нового типа. От боевых коней теперь требовались не сила, как от рыцарских дестрье, а маневренность и резвость, поэтому они должны были быть легкими. В XVI–XVIII веках по всей Европе распространяются лошади иберийского корня — в наше время их называют породами барокко, по названию направления в европейском искусстве, господствовавшего в XVI — первой половине XVIII века.

Чтобы представить себе лошадь барокко, достаточно посмотреть на конные портреты испанских монархов кисти Диего Веласкеса. Для этих лошадей характерны компактный корпус, сравнительно легкие, но крепкие ноги, высокий постав шеи и низко приставленный хвост. Все это вместе делает животное особенно сбалансированным и, как следствие, ловким. Нос у лошадей барокко часто с горбинкой, грива и хвост густые и волнистые, их оставляли длинными, а хвост иногда укладывали в мешочек. Такие нарядные лошади гармонично смотрелись как под всадником в камзоле и парике с пышными локонами, ниспадающими на плечи, так и запряженными в карету, везущую красавицу в кринолине и с высокой прической-помпадуром на голове. Лошади барочного типа — это удачное сочетание нарядности и практичности.

Была ли разница между испанскими и португальскими лошадьми? С одной стороны, внешне они очень похожи, и происхождение у них общее, а разделение двух племенных книг произошло лишь в середине XX века. С другой — между породами есть различие, которое объясняется историей их становления. Изначально эти лошади участвовали в корриде. В 1720-е годы король испанский Филипп V запретил конную корриду, и с тех пор ее стали проводить, если выразиться по-военному, в пешем строю. В то же время в Португалии конную корриду никто не отменял, и эта традиция сохранилась до наших дней.

Согласно правилам, в португальской корриде участвует всадник — кавалейру, который не атакует быка первым и дожидается, пока в атаку пойдет бык. Лошадь может исполнять элементы высшей школы (например, пируэты — быстрые развороты на месте) для привлечения его внимания. Кавалейру должен держать повод в одной руке. Он сидит в особом португальском седле, которое по конструкции близко к средневековому седлу для езды а-ла жинета, с небольшой спинкой вместо задней луки. Стремена имеют форму ящичков, которые надежно защищают ногу всадника. Лошадь для корриды должна была иметь крепкие, сильные ноги и отличную реакцию, чтобы уворачиваться от рогов быка. Примечательно, что в португальской корриде с XIX века быка не убивают (его отправляют в производители либо забивают на мясо после выступления), а сам он носит на рогах защитные приспособления, которые позволяют уберечь людей и лошадей от смертельных травм.

Лошадей барокко разводили не только в Испании и Португалии. Так, в Кампанье (Италия) стали скрещивать местных грубоватых лошадей, способных нести на себе тяжелого всадника, с легкими лошадьми, завезенными с Востока. Так сформировалась неаполитанская порода — одна из барочных пород, но, в отличие от испанской и португальской, главным образом не верхового, а каретного назначения. Неаполитанские лошади впоследствии оказали влияние на многие породы Европы.

Большой вклад в развитие коневодства Европы вносили монархи. Они основывали конные заводы, создавали новые породы лошадей сами или продолжали дело своих предков. Задачей королевских заводов было прежде всего обеспечение лошадьми двора, как для парадных выездов в каретах, так и верховых. Так, в 1748 году король Португалии Жуан V основал завод в местечке Виле-ди-Портел, который обеспечивал лошадьми королевский двор в Лиссабоне.

Граф Ольденбурга Иоганн XVI (1573–1603) создал несколько племенных хозяйств, разводивших боевых коней. Основой его заводов стали лошади Фрисландии, потомки знаменитых в прошлом рыцарских коней, а теперь лошади каретного типа. Его сын граф Антон Гюнтер (1603–1667) завозил в Ольденбург для разведения неаполитанских, польских, испанских, английских и североафриканских (берберийских) лошадей. Антон Гюнтер любил верховую езду, но не оставлял без внимания и езду экипажную; известно, что он подарил запряжку из серых ольденбургских коней Оливеру Кромвелю, лорду-протектору Англии, Шотландии и Ирландии. Крупные, каретного типа, но годные также под седло, ольденбургские лошади в XVII веке были популярны по всей Европе. Император Священной Римской империи Леопольд I Габсбург в день своей свадьбы с испанской инфантой Маргаритой-Терезой в 1666 году проехал по улицам Вены верхом на вороном ольденбургском жеребце, а восемь серых с черными гривами и хвостами ольденбургов везли карету невесты.

В середине XVI века в Кладрубах-над-Лабой (современная Чехия), принадлежавших роду Пернштейнов, был создан конный завод, разводивший барочных лошадей каретного типа на основе испанских и неаполитанских коней. Кладрубские лошади отличались высокой, эффектной рысью. При императоре Священной Римской империи Максимилиане II (1564–1576) поместье стало собственностью двора, и завод производил лошадей для императорских выездов. Особенно ценились светло-серые шестерики. Во времена Марии-Терезии (1740–1780) и Леопольда II (1790–1792) были в почете вороные лошади, которых предпочитало духовенство. Впрочем, кладрубы были не только придворными лошадьми — ими улучшали и местных крестьянских лошадей.

В Священной Римской империи, а позднее и в Австро-Венгрии существовал и другой знаменитый завод — в Липице (современная Словения, возле границы с Италией), где разводили верховых лошадей для конюшен эрцгерцога, архиепископа Триестского и королевского двора в Вене, а также для Венской школы верховой езды. Создание завода эрцгерцогом Карлом, сыном императора Фердинанда I, приходится на 1581 год — пик могущества империи. Основой племенного состава завода стали испанские жеребцы и кобылы, местные лошади, а также лошади из долины реки По, неаполитанские, фредериксборгские и кладрубские жеребцы. Липицианские лошади отлично показали себя в кавалерии Евгения Савойского в битвах с турками в 1680-е годы. Лошадей для императорских карет и кавалерии разводили также князья Кински в Богемии.

Заметный след в истории коневодства Европы оставили лошади Мекленбурга. Несколько заводов в этом герцогстве были основаны герцогом Иоганном-Альбрехтом I (1525–1576), который использовал турецких, испанских, итальянских и венгерских жеребцов и местных мекленбургских кобыл. Выведенные им мекленбургские лошади были универсальными и использовались под седлом и в упряжи, причем как в кавалерии, так и в крестьянских хозяйствах. Примечательно, что герой романа А. Дюма «Три мушкетера» Д’Артаньян во Франции ездил верхом на мекленбургском коне.

Еще одна барочная порода — это датские лошади, или, как сейчас называют их прямых потомков, фредериксборгские. Завод, где их вывели, был основан в 1562 году королем Дании Фредериком II (1534–1588) в поместье Хиллерёдсхольм, впоследствии Фредериксборг. При его сыне Кристиане IV (1588–1648) Фредериксборг стал резиденцией датских королей. Завод был укомплектован испанскими, неаполитанскими и восточными лошадьми. Вначале разведение было бессистемным, но при Фредерике III (1648–1670), который хотел иметь роскошные выезды не хуже, чем у других европейских монархов, лошадей стали подбирать по мастям, отметинам и росту.

В период расцвета барочных лошадей в почете были яркие, пестрые масти — пегие, чубарые, золотистого оттенка соловые и буланые. Чубарые были особенно популярны в Дании в XVII–XVIII веках, их разводили члены королевской фамилии. В день коронации датский король ехал верхом на чубарой лошади. В Нижней Саксонии и позднее в Англии, после воцарения на престоле в 1714 году Георга I, разводили загадочных кремовых лошадей каретного направления, предназначенных для королевского двора. Загадочных потому, что у них была уникальная масть. Прямых потомков этих лошадей не осталось, и мы можем судить об их масти лишь по сохранившимся живописным полотнам, рисункам (возможно, не очень точным) и черно-белым фотографиям конца XIX — начала XX века, разумеется не дающим точной информации о цветах.

Отдельно стоит сказать о белых лошадях. Когда современный человек начинает интересоваться лошадьми, он быстро узнает, что белой масти у лошадей не существует, что белых лошадей нужно называть серыми и что эта масть, по сути, — раннее поседение. Это правда и одновременно неправда. Иногда рождаются и настоящие белые лошади, с белым волосом и розовой кожей. Такая масть чаще всего появляется в результате спонтанной мутации. Не известно, когда и где в эпоху барокко родилась первая белая лошадь, но неудивительно, что именно в эти времена неравнодушные к необычным мастям европейские заводчики стали целенаправленно закреплять эту масть путем селекции.

Белых лошадей разводили в королевской конюшне в Мемзене (Нижняя Саксония) при курфюрсте Ганновера и короле Великобритании Георге II (на престоле с 1727 года). На гербе Ганновера (сейчас это административный центр Нижней Саксонии) и в наше время можно увидеть белую лошадь как напоминание о тех временах. В королевской конюшне разводили лошадей с прилитием крови восточных и испанских коней, и среди них однажды появились белые. Отделение белых лошадей было и во Фредериксборгском заводе в Дании. Будучи очень редкими, белые датские лошади импортировались и в другие страны. Впрочем, судя по имеющимся изображениям, не все из них были кипенно-белыми — у них встречались серые пятна на коже. С одной стороны, такое нормально для некоторых белых лошадей, но также наводит на мысль, что среди них могли затесаться и лошади редкого варианта чубарой масти, когда темных пятнышек на теле лошади очень мало, зато много белого волоса и кожа розовая. В Дании малопятнистых чубарых предпочитали брать для карет. Дело в том, что парадный выезд четверкой, шестериком или восьмериком смотрится лучше, если лошади не только одинакового роста и типа, но и подходят друг другу по масти. Чубарая же масть характеризуется хаотичным расположением мелких пятен, цветных или белых, и поэтому составить красивый парадный выезд из обычных чубарых лошадей непросто.

Довольно быстро в Европе поняли, что гораздо выгоднее разводить лошадей восточных пород, в частности арабских, чем завозить их издалека. Тем более что для легкой кавалерии их требовалось немало. В Польше арабских лошадей начали разводить еще в XVI веке князья Потоцкие, Браницкие и Сангушко. Речь Посполитая во времена своего расцвета простиралась «от моря до моря» и граничила с владениями Османской империи, что облегчало покупку восточных лошадей для коннозаводческих опытов польской шляхты. Другой способ получения арабских лошадей на племя — война. Мусульмане не ездили в бою на меринах, поэтому всех трофейных лошадей можно было использовать в разведении. Во второй половине XVI века король Зигмунт II Август основал конный завод, где разводили чистокровных арабских лошадей; этот завод был знаменит по всей Европе. В XIX веке, уже указом русского императора Александра I, был основан крупный завод в польской деревне Янув Подляски. «Арабские» заводы были в Англии, Франции и России (завод графа Строганова на Кавказе). Арабская лошадь, распространяясь по Европе, улучшила многие западные породы.

В XVIII–XIX веках в Европе господствовала арабомания — европейцы арабских лошадей не просто полюбили и оценили по достоинству, но и считали лучшими в мире и улучшали ими другие породы. Примесь восточной, возможно именно арабской, крови есть даже у гафлингеров — невысоких универсальных лошадок из Тироля. Негативным последствием чрезмерного улучшения европейских лошадей арабскими становилось уменьшение их роста — даже в наши дни арабские лошади относительно невысокие, 150–166 сантиметров в холке. Эту породу предпочитал Наполеон, ездивший верхом плохо, — невысокая, настроенная на послушание лошадь была наилучшим выбором для императора Франции. Среди его личных верховых лошадей больше всего известен серый Маренго, названный так в честь итальянского городка, рядом с которым в 1800 году Бонапарт одержал победу над австрийцами. Маренго был ранен в битве под Ватерлоо (1815) и оставлен лечиться на ферме, где его захватил в качестве трофея английский офицер Ангерстейн из свиты фельдмаршала Веллингтона и увез в Англию. Жеребец дожил в замке Глиссенбург до 1832 года и умер почти в 38 лет. Но Маренго не был единственным конем Наполеона: под Аустерлицем (1805) император ездил верхом на сером арабском Сириусе, под Бородино и в Москве (1812) — на Таурисе, кстати, подаренном ему русским императором Александром I, на Эльбе (1814) — верхом на Ваграме, который носил также клички Инженю и Мой Кузен и тоже был подарком, на этот раз от австрийского императора Франца II. Во времена своего правления Бонапарт поощрял ввоз арабских лошадей из Египта, куда их завезли для разведения сравнительно недавно, только в 1811 году, из Сирии. Было это во времена правления вице-короля и хедива Мухаммада Али-паши (1805–1849), который помимо всего прочего был еще и талантливым коннозаводчиком.

Арабомания сделала своего рода рекламу и другим восточным лошадям — персидским, туркменским, турецким, которых часто ввозили в Европу под видом арабских. В тот период европеец, отправившийся на Ближний Восток в поисках лошадей для своего завода, сталкивался со множеством трудностей. Во-первых, жители Аравии и Сирии не брезговали обманом и иногда продавали европейцам лошадей другого происхождения под видом арабских. Во-вторых, европейцу было очень сложно приобрести по-настоящему ценных кобыл, так как иностранцам их не продавали. С жеребцами ситуация была проще, так как бедуины родословную лошади вели по материнской линии и не придавали им большого значения. Поэтому в Европу значительно чаще попадали арабские жеребцы, которых за неимением арабских кобыл скрещивали с европейскими лошадьми. Лишь в конце XVIII–XIX веке европейцы получили относительно беспрепятственный доступ к арабским лошадям.

В 1873 году в пустыню Неджд предприняли путешествие супруги Блант, Уилфрид Скейвен и леди Энн (внучка поэта Байрона). Там им удалось приобрести в числе прочих рыжую кобылу Роданию, настолько ценную, что из-за нее происходили стычки между местными племенами. К Родании восходят многие арабские лошади европейского разведения.

С развитием скаковой индустрии европейцы увидели, что арабская порода, несмотря на свои многочисленные достоинства, все же не самая быстрая в мире, хотя и вынослива. В итоге как улучшатели арабы уступили пальму первенства чистокровной верховой породе.

Созданием скакового спорта и скаковой индустрии мир обязан англичанам. История скачек в том виде, в каком они существуют сейчас на ипподромах, тесно связана с историей чистокровной верховой или, как ее называли раньше, английской скаковой породы. Первые восточные лошади стали попадать в Англию еще в эпоху крестовых походов и англо-французских войн. От лошадей европейского происхождения они отличались утонченными чертами экстерьера и резвостью, благодаря которой хорошо проявляли себя в скачках.

Когда именно скачки начались в Европе, и, в частности, в Великобритании, точно не известно. Разведение же скаковых лошадей в Англии началось при Карле II (1660–1685), который собрал в своем заводе много ценных жеребцов и кобыл, преимущественно восточного происхождения, возможно берберийского, но были среди них и местные, английские кобылы. Почему же порода заведомо помесного происхождения называется чистокровной? Это традиционная условность: ведь арабская порода, считающаяся чистокровной, тоже, скорее всего, помесная. Термин «чистокровная» следует понимать не как «без примесей», а как «совершенная, порода, которую нельзя улучшить скрещиванием».

Отцами-основателями чистокровной верховой породы принято называть трех жеребцов. Первый из них, Бейерлей Тёрк, был отбит капитаном Робертом Бейерлеем у турок в 1683 году во время осады Вены. Второй, Дарлей Арабиан, был ввезен в Англию в 1710 году и изначально звался Рас Эль Федови, что можно перевести как Упорный или Настойчивый. В 1704 году его купил в Сирии Томас Дарлей, консул королевы Анны. Третий жеребец, Годолфин Арабиан, или Годолфин Барб, возможно, происходил из Северной Африки. Свое английское имя он получил в честь лорда Френсиса Годолфина, 2-го графа Годолфина.

В кличке каждого из жеребцов есть элемент, намекающий на турецкое или арабское происхождение. В то же время известно, что Дарлей Арабиан был высоким, ростом 152 сантиметра в холке, что нетипично для арабских лошадей того времени. Сомнения в арабском происхождении вызывают и прижизненные портреты жеребцов. Дарлей Арабиан похож скорее на туркменского (текинского) коня, чем на араба. Не исключено, что в действительности он был туркменским либо имел примесь туркменской крови. Примечательно, что анализы ДНК современных чистокровных верховых лошадей тоже говорят в пользу этой версии: скаковые лошади Англии генетически ближе к ахалтекинским лошадям, чем к арабским. Годолфин Барб, скорее всего, был берберийским жеребцом или, по меньшей мере, берберийской помесью. Что касается турецких лошадей, то в те времена, когда не было племенной работы в ее современном виде и ее учета (на Ближний Восток эта практика придет еще не скоро), под названием «турецкая лошадь» могла скрываться восточная лошадь любого происхождения, попавшая в Европу через Османскую империю, — собственно турецкая, арабская, сирийская, персидская, туркменская и т. д.

Англичане, однако, продолжают говорить об арабском происхождении основателей их главной национальной породы. Что является тому причиной, знаменитый английский консерватизм или опасение, что косвенным образом к славе британского коннозаводства окажется причастна Россия? Все же Туркмения исторически входит в ее сферу влияния, и именно советские специалисты смогли сохранить туркменских лошадей в XX веке, когда порода стала малочисленной, и не только сохранили, но и приумножили ее…

Все современные чистокровные верховые лошади восходят к прямым потомкам трех жеребцов-основателей — Хероду (праправнук Бейерлея Тёрка, родился в 1758 году), Эклипсу (правнук Дарлея Арабиана, родился в 1764 году) и Мэтчему (внук Годолфина Барба, родился в 1748 году).

В XVIII веке скачки в Англии проводились на длинные по современным меркам дистанции — 4–6 миль (примерно 6,5–9,5 километра по сравнению с современными дистанциями 1–3,2 километра). В них участвовали лошади в возрасте от шести лет и старше, а в качестве призов были серебряные блюда, позднее появились денежные премии. С 1750 года стали проходить скачки на 2 мили (3,2 километра), в них участвовали более молодые лошади, в возрасте четырех-пяти лет. С развитием скаковой индустрии увеличивались суммы денежных призов, и владельцы, стремясь поскорее возместить затраты на выращивание и тренинг лошадей, старались выставлять их на скачки как можно раньше.

1780 год ознаменован началом Эпсомского Дерби в Аскоте (графство Беркшир) — одного из крупнейших соревнований для чистокровных верховых лошадей, в котором участвуют трехлетние жеребцы и кобылы. Скачки проводились на дистанцию в 1 милю (1609 метров), в 1784 году она была увеличена до 1,5 мили (около 2414 метров). Годом раньше был учрежден приз для трехлетних кобыл, названный в честь расположенного неподалеку поместья Окс, принадлежащего учредителю скачек лорду Эдварду Дерби. С 1776 года в Донкастере разыгрывался приз Сент-Леджер (назван в честь жокея), также для трехлетних жеребцов и кобыл. Его дистанция, окончательно установленная в 1826 году, составляет 1 милю 6 фурлонгов 132 ярда, или 2931 метр. На ипподроме в Ньюмаркете традиционно разыгрываются призы 2000 гиней (для трехлеток на 1 милю) и 1000 гиней (для трехлетних кобыл на 1 милю). Лошадь, выигравшая Дерби, Сент-Леджер и 2000 гиней за один сезон, получала почетный титул трижды венчанной. Таких лошадей за всю историю скакового спорта было немного.

По сути, чистокровную верховую породу сформировала индустрия скачек: отбор по скаковым качествам повлиял на экстерьер. Чистокровные лошади — это лошади верхового типа, очень легкие и гармонично сложенные. Для серьезной племенной работы необходим точный племенной учет. Достоверные сведения о скаковых лошадях Англии начинаются с животных, рожденных в 1690 году. В 1793 году здесь был составлен первый том общей племенной книги чистокровных верховых лошадей. Второй страной, издавшей свою племкнигу чистокровных верховых, стала Россия. Для сравнения: племкнига ганноверской породы была открыта лишь в 1888 году, так как только в 70-е годы XIX века началась ее консолидация.

В те же времена в Англии развился жанр иппологического портрета — не портрета всадника рядом или верхом на лошади, а именно портрета коня. Фактически самостоятельным жанром его сделал художник Джордж Стаббс (1724–1806). Это не только изящное искусство, но и документ, свидетельство того, какими были уже ушедшие лошади. Нельзя забывать, что это было до изобретения фотографии, а без точного изображения экстерьера лошади, к которому стремились и который смогли получить заводчики предыдущих поколений, племенная работа затруднена.

Наряду со скачками в Англии развивалась парфорсная езда — по пересеченной местности, с преодолением естественных и искусственных препятствий, выросшая из особого рода охоты, когда зверей гнали до полного изнеможения. Охотники неизбежно встречали на своем пути не только овраги, поваленные деревья и ручьи, но и заборы и канавы. От охотничьей лошади требовалось не только хорошо скакать, но и высоко и стабильно прыгать, не боясь препятствий. Не все охотничьи лошади были чистокровными верховыми — чаще использовали так называемых гунтеров (от англ. «hunter» — «охотник, охотничий»). Они никогда не составляли отдельную породу, а были результатом скрещивания английских скаковых жеребцов с любыми упряжными кобылами. От отцов гунтеры наследовали легкость, резвость и верховой тип экстерьера, от матерей — мощные мышцы, которые позволяли прыгать выше и чаще. Парфорсная охота привела к зарождению стипль-чеза — скачек по пересеченной местности с препятствиями. Ориентиром обычно служил шпиль местной церковной колокольни, который было видно издалека, от чего и произошло название этого вида соревнований — от «steeple» («колокольня») и «chase» («гнаться, быстро скакать»). Первый стипль-чез состоялся в Ирландии в 1752 году.

Разведение английских скаковых лошадей не было ограничено, во-первых, пределами Великобритании, во-вторых, применением их в зарождавшемся в те времена конном спорте. В XIX веке их кровь приливали многим верховым и легкоупряжным породам Европы, стремясь облегчить их экстерьер и увеличить резвость, что было важно для кавалерии. В противоположность барочным лошадям английские скаковые лошади, пусть и не столь нарядные, были легче, а от арабов выгодно отличались более высоким ростом (средний рост в холке 160 сантиметров).

Относительно рано чистокровные верховые попали в Мекленбург и Нижнюю Саксонию, где как скрещивались с мекленбургскими и ганноверскими лошадьми, так и разводились в чистоте. Первый в Германии ипподром был открыт в окрестностях Целле в Нижней Саксонии. Крупный ипподром, на 8000 зрителей, также был создан в Париже. Он строился с 1806 по 1836 год, а первых зрителей принял в 1845 году. Здесь проходили как обычные скачки, так и состязания колесниц и другие показательные выступления исторического характера. В 1848 году он сгорел, и на его месте возникла городская застройка. Сейчас, впрочем, в Париже и его окрестностях восемь ипподромов.

В числе знаменитых чистокровных верховых можно назвать коня английского фельдмаршала герцога Веллингтона — рыжего Копенгагена. Он был ростом всего 152 сантиметра в холке — в те времена порода еще была в стадии своего формирования, и ее представители крайне редко достигали современных средних 160 сантиметров. В день битвы под Ватерлоо Веллингтон провел пятнадцать часов в седле, а после победы Копенгаген, имевший весьма строптивый нрав, сильно лягнул хозяина. Впрочем, это не повлияло на отношение герцог к коню: он не расставался с Копенгагеном до самой его смерти.

Вместе со скачками претерпевала изменение амуниция. В обиход вошли седла английского типа, к которым относятся и современные седла, используемые в классических видах конного спорта. Для скачек их старались делать как можно более легкими и плоскими. В 1895 году американский жокей Вилли Симс придумал новую скаковую посадку. До Симса жокеи сидели в седле прямо на длинных стременах. Симс же предложил езду на предельно коротких стременах, что позволяло встать на них на галопе, наклониться вперед, разгружая задние ноги лошади, от которых идет основной толчок, и уменьшить сопротивление воздуха. Первое время недоброжелатели называли это посадкой обезьяны на палке, но вскоре успехи Симса на скачках заговорили сами за себя.

Серьезный удар верховому коневодству всей Европы был нанесен в эпоху наполеоновских войн. Для масштабных боевых действий всем вовлеченным в них странам — Франции, Австрии, Англии, России, германским королевствам и княжествам — было нужно очень много лошадей, как для кавалерии, так и для обозов. Широкое применение артиллерии в бою увеличило потери, как человеческие, так и в конском составе. В результате боев выгорали целые гектары пастбищ. Перемещение линий фронтов вынуждало эвакуировать конные заводы, а лошади, особенно жеребята и жеребые матки, переносили эвакуацию плохо и часто гибли в пути. Так, знаменитый завод в Липице был эвакуирован трижды. Самые большие потери понесло коннозаводство западной части России и Польши.

Важным центром разведения лошадей для кавалерии и артиллерии была Венгрия. Первый крупный завод Бабольна был основан здесь еще в 1789 году и использовал восточных, липицианских, испанских, полукровных и чистокровных верховых лошадей. Венгерские лошади импортировались в другие страны. Но пожалуй, нагляднее всего можно проследить историю кавалерийской лошади на примере тракененской породы.

Король Пруссии Фридрих-Вильгельм I для коннозаводства выбрал болотистую и заросшую ольхой местность в Восточной Пруссии. Одно из двух купленных им для этой цели поместий называлось Тракенен. Окрестные земли были осушены, и в 1732 году все племенные лошади из королевских конных заводов — около 1100 голов, в том числе 513 маток, — были собраны в Тракенене. Жеребцы были польскими, литовскими, с примесью восточной крови. В 1739 году король подарил завод своему сыну, будущему Фридриху II Великому. Однако, взойдя на престол, Фридрих II не стал развивать завод, а брал из него четырехлетних жеребцов и лучших из них раздаривал своим придворным или даже продавал, причем все время угрожал заводу расформированием за отсутствие самоокупаемости. Легко понять, что завод и не мог быть самоокупаем, ведь для этого нужно было продавать молодых лошадей, которых из него забирали.

Во время Семилетней войны Тракенен был разграблен — через него проходила линия фронта. Многих лошадей в качестве трофеев захватили казаки. После войны территория, на которой был расположен завод, вошла в состав России. Однако Петр III, сменивший на российском престоле императрицу Елизавету Петровну, вернул Пруссии все, что русские получили по праву победителя, и тракененский завод возвратился в прусские руки.

В 1757 году пост управляющего заводом получил Иоганн Фридрих фон Домгардт. С его именем связан план улучшения местных крестьянских лошадей заводскими жеребцами по французской системе. Фридрих II, уже давно показавший полное отсутствие интереса к заводу своего отца, отклонял все его проекты, и Домгардт на свой риск стал крыть заводскими жеребцами частных кобыл.

В 1786 году после смерти императора Фридриха II завод был передан из королевской собственности в государственную. Теперь доходы от продажи молодых лошадей шли на покупку новых производителей. Управляющим стал Карл фон Линденау, который поставил цель создать лучшую породу в стране — и, надо сказать, преуспел в этом.

В 1791 году в Пруссии появился золотисто-гнедой жеребец Туркмен-Атти. Его происхождение неизвестно. Говорили, что он был привезен из Дамаска, но ходили слухи, будто австрийский премьер-министр князь Кауниц, подаривший его немцам, сбыл таким образом с рук подарок Екатерины II. Имя свое он получил случайно: увидевший его в Берлине турецкий посланник воскликнул: «Туркмен-атти!» — что означало «туркменская лошадь». Видимо, посланник разбирался в лошадях, поскольку на гравюрах, изображающих Туркмена-Атти, явно лошадь туркменского типа, а не арабского. В Тракенен этот жеребец не попал, но на заводе были производителями его потомки.

В число производителей Тракенена Линденау включил также чистокровных верховых и арабов. В результате качество лошадей улучшилось, и спрос на них вырос даже за пределами Пруссии.

В 1806 году Наполеон разбил прусскую армию за один день. Началась эвакуация конных заводов, в результате которой тракены попали в Россию. После заключения Тильзитского мира в 1807 году домой вернулись лишь 180 лошадей, остальные погибли от болезней и голода. В 1812 году заводы были эвакуированы снова, на этот раз в Верхнюю Силезию, и вернулись в Восточную Пруссию в 1813 году.

В 1878 году была выпущена племкнига тракененских лошадей. Жеребятам, рожденным в заводе, начали давать имена. Сам завод превратился в маленькое государство со своей больницей, гостиницей, училищем, почтой, коровами. Здесь проводились испытания: трехлетние лошади участвовали в стипль-чезах и охотах. К концу XIX века все верховые лошади Пруссии имели примесь тракененской крови.

После Великой Французской революции в 1789 году во Франции закрылись королевские конные академии, где всадников обучали классической выездке, — эти заведения воспринимались французами как пережиток монархической эпохи. Но кавалерийские школы как заведения для подготовки кавалеристов не ушли в прошлое. В 1809 году Наполеон открыл такую школу под Парижем, а в 1814 году Людовик XVIII восстановил, уже не в первый раз, знаменитую школу в Сомюре, где стали готовить инструкторов для кавалерийских частей Франции. В 1823 году эту школу перенесли в Версаль, но Карл X Бурбон вскоре вернул ее в Сомюр. Лошадей для сомюрской школы закупали в Ирландии, а ездили кавалеристы не в старинных седлах испанского или португальского образца, как было принято в королевских академиях, а в английских, без высоких лук.

В XIX веке школьные прыжки, пируэты и пезады уже не были востребованы ни в бою, ни при подготовке всадников. Кавалерия встретилась с новыми реалиями, прежде всего с увеличением точности стрельбы из огнестрельного оружия и с возрастанием роли артиллерии в сражении. Кавалеристы и их кони учились атаке в строю, от лошадей требовалась большая резвость и умение преодолевать естественные препятствия, прежде всего на поле боя. Впрочем, искусство барочной выездки не исчезло. В некоторых школах, в первую очередь сомюрской и венской, барочным элементам продолжали обучать, но уже выборочно, не всех лошадей и всадников.

Соответственно по всей Европе сильно сократилась численность лошадей барочных пород. Даже в Испании, колыбели пород барокко, стали отдавать предпочтение английским скаковым и арабским лошадям. Одним из следствий перемен стало уменьшение мастевого разнообразия. Испанские, португальские, австрийские, фризские, датские лошади утратили свои яркие масти, большинство из них стали серыми или вороными. Такая же тенденция характерна и для других пород, верховых и упряжных, сформировавшихся в XVIII веке: к XIX веку почти все их представители стали вороными, гнедыми, рыжими и реже серыми. Чубарые лошади практически исчезли и к началу XIX века оставались лишь в Испании. Можно сказать, что эта масть сохранилась чудом. После потрясений, вызванных походами Наполеона, испанские кавалеристы, возвращаясь на родину, оставили своих лошадей в Дании. В их числе оказалась кобыла по кличке Флэбе, которая сначала оказалась у мясника, но затем была выкуплена майором Вилларсом Лунном, владельцем завода Кнабструпгаард в Северной Зеландии, где разводились датские лошади барочного типа. Есть, правда, версия, что Флэбе попала в Данию из Мекленбурга и была не испанской, а мекленбургской породы. Как бы то ни было, Лунн использовал кобылу в своем заводе, и она фактически дала начало кнабструпперам — отродью датской породы, визитной карточкой которых стала именно чубарая масть. Немало кнабструпперов участвовали в войне за Шлезвиг (1848–1850). Пестрая масть, однако, делала их хорошей мишенью на поле боя, и едва ли не все всадники, ездившие тогда на чубарых лошадях, были убиты в бою.

Более скромными в XIX веке стали и лошадиные «прически»: лошади с примесью восточной крови уже не могли похвастаться такими же богатыми гривами и хвостами, как лошади иберийского корня, к тому же в строевой кавалерии не было возможности ухаживать за длинными гривами. Их теперь стригли на ⅔ ширины шеи. В конце XVIII века скаковым, а затем и остальным верховым лошадям стали купировать хвосты — отрубать их почти полностью вместе с хвостовым отделом позвоночника, так что сзади оставался небольшой пенек, прикрытый короткими волосами. Это называлось англизированием, так как мода рубить лошадям хвосты пришла в Европу и Россию из Англии; она продержалась до середины XIX века.

В 1896 году было прекращено разведение белых лошадей в Нижней Саксонии. Одной из причин современные ученые считают саму природу белой масти. Проблема в том, что мутации, отвечающие за белую масть, часто связаны с пониженной плодовитостью, глухотой, врожденными проблемами со зрением и даже могут приводить к гибели жеребенка в утробе матери. А с учетом того, что при сокращении поголовья будет нарастать число близкородственных скрещиваний, процент животных с врожденными нарушениями неизбежно растет. В какой-то момент заводчики поняли, что сохранять эту популяцию далее нет смысла. Дольше, до начала XX века, продолжалось разведение кремовых ганноверанов. Ганноверские же лошади обычных мастей разводятся до сих пор.

В Новое время возрастает значение упряжных лошадей. Развивается торговля, и возникает необходимость перевозить большое количество товаров на большие расстояния. Вьючные лошади с такой задачей уже не справляются, поэтому все шире и шире используются экипажи.

Мы уже говорили о лошадях Фрисландии, повлиявших на создание ольденбургской породы. История этих коней тесно связана с историей экипажной езды. Фризские лошади были способны к мощной, резвой рыси, которую по-голландски называли «гардтраб». Это не такое уж распространенное изначально качество среди лошадей: в дикой природе они никогда не ходят рысью продолжительное время, а передвигаются чаще всего шагом либо, если нужно быстро бежать, галопом. В 1650 году в Голландии на льду замерзшего озера состоялись первые в истории бега лошадей, идущих рысью. Сначала они проводились под всадниками, сидевшими не в седлах, а на постеленных на спины лошадей ковриках. Впоследствии стали использоваться двуколки под названием «шез» на больших колесах, благодаря чему кузов был расположен очень высоко. В каждом заезде участвовало по два соперника, дистанция была 325 метров, а для победы нужно было прийти первым хотя бы дважды из трех заездов. За проскачку, то есть за переход в галоп, лошадь лишалась приза, которым служили серебряные и золотые бичи. Бега гардтраберов были очень популярны во Фрисландии в XVIII — начале XIX века, а сами голландские лошади стали широко известны в Европе и импортировались в другие страны, например в Англию, где в конце XVIII — начале XIX века при их участии была выведена упряжная порода норфолькский родстер. В Голландии же, где расстояния маленькие и хозяйственного стимула для выведения рысаков не было, фризская порода к концу XIX века оказалась в глубоком кризисе.

В Англии нужда в резвой, выносливой лошади для разъездов по хозяйственным делам, обладающей устойчивой рысью и годной под седло и в упряжь, была значительно выше. Отбирать таких лошадей помогали дорожные бега под тяжелым всадником; прежде всего в них участвовали родстеры. Самые резвые могли пробежать за час 15–17 миль, или 25–27 километров. Эпоха родстеров закончилась с появлением железнодорожного транспорта. Их потомки, лошади породы хакне, стали уже лошадьми паркового типа. В XIX веке в качестве экипажных лошадей были популярны ольденбурги.

Параллельно с упряжными породами развивались и сами экипажи. Еще в конце XV века в венгерском селе Кочи придумали легкую закрытую повозку. От названия этого села происходит как русское слово «кучер», так и английское «coach» (экипаж). Новая конструкция отличалась низким центром тяжести, меньшим диаметром передних колес, что упростило крутые повороты, подвешенным на ремнях или пружинных рессорах кузовом. Езда в таком экипаже была значительно удобнее, чем в повозках средневекового образца, передававших телу ездока толчки от каждой выбоины на дороге и попавшего под колесо камешка. Первое время считалось, что такое изобретение вредно, поскольку оно изнежит и приучит к комфорту мужчин. Но вскоре стало очевидно, что, кроме создания комфорта для ездоков, эта повозка благодаря плавающему на рессорах весу меньше утомляет лошадей; при этом у экипажа выше скорость, чем у телеги, и одновременно меньше риск перевернуться.

Середина XVIII века стала золотым веком карет. Все монархи стремились завести эффектный и солидный выезд, для чего нужны были роскошные экипажи и много красивых и сильных лошадей, которых запрягали парой, четвериком, шестериком и так далее. На изготовление золотой парадной кареты Георга III Английского ушло два года, весила она восемь тонн, и восемь лошадей могли везти ее только шагом. Этот экипаж сохранился до наших дней. В 1953 году Елизавета II ехала в нем на коронацию.

Увеличение оборотов скаковой индустрии привело в Англии к перепроизводству чистокровных верховых лошадей, и тех, кто не мог хорошо проявить себя на ипподроме, стали запрягать в экипажи. Транспортными средствами обзаводились частные лица разных сословий. Тип экипажа мог многое сказать о владельце, как о его социальном положении, так и о вкусах и привычках. Особым шиком в Европе считались ландо (название происходит от баварского города Ландау, где этот экипаж появился в XVIII веке) и баруши (от англизированного варианта латинского слова «birotus», «двухколесный»). Ландо вмещало четырех седоков и имело откидывающийся верх. Баруш, несмотря на свое название, был, как и ландо, четырехколесным, но с откидным верхом только над задней скамейкой, поэтому баруши использовались летом. Оба типа экипажей были довольно тяжелы, для них требовалась пара лошадей. Карет, полностью закрытых, в частном владении было мало — их могли позволить себе очень немногие. Существовал и аналог микроавтобуса для поездки большой компанией, он назывался «брек» и имел две длинные лавочки, параллельные движению. Для всех этих экипажей нужен был кучер.

Были и модели для самостоятельного, без кучера, управления — фаэтоны, двуколки всевозможных типов, дог-карты (экипаж для транспортировки собак, ружей и боеприпасов на место охоты). Производились и специальные легкие дамские экипажи, обычно двухместные, в которых можно было ехать с ребенком или подругой. В XVIII–XIX веках появились клубы любителей упряжной езды, большим поклонником которой был, например, английский король Георг IV (1820–1830), однажды проехавший из Лондона в Брайтон (расстояние около 80 километров) на рандоме — в упряжке из трех лошадей, расположенных друг за другом.

Составные, из нескольких лошадей, упряжки создавались для того, чтобы увеличить грузоподъемность и скорость. Широко были распространены пары в ряд и тандемы — пара цугом, или пара на вынос. Держать тандем, с одной стороны, было экономически выгодно, поскольку для него требовался такой же экипаж, как и для одиночной запряжки, и лошадей можно было по-разному комбинировать, но, с другой стороны, править им было непросто, особенно уносной (передней) лошадью. Еще сложнее было править четвериком, шестериком, восьмеркой. Для управления ими нередко привлекали форейтора, который сидел верхом на запряженной лошади, обычно на одной из передней пары. Форейторами обычно служили мальчики или мужчины мелкой комплекции, чтобы не слишком нагружать лошадь, которая и без того тянет большой экипаж.

Выезды из нескольких лошадей были редкостью из-за своей дороговизны и неудобства использования в городе. Дилижансы и почтовые кареты, курсировавшие между городами, запрягались четвериками. Чем больше лошадей в упряжке, тем меньше тяговое усилие каждой из них: в паре оно составляет 92 процента, в четверике — уже 79,5 процента.

История общественного городского транспорта начинается в XVIII веке, когда один француз основал в Париже постоялый двор для конных экипажей около часовни Св. Фиакра, покровителя садоводов. Это были первые в мире наемные общественные экипажи, которые так и называли фиакрами. Затем наемные экипажи появились и в других странах. Англичане отличились и в этой области, создав в XIX веке кеб — закрытый одноконный экипаж на двух колесах, с дверью спереди и местом для кучера высоко сзади. Вожжи протягивались через крышу. Пожалуй, именно такая модель городского экипажа, главный принцип которой предельная компактность, отвечала нуждам тогдашнего мегаполиса.

В Англии в XVIII веке получили распространение баржи на конной тяге. В упряжках здесь были лошади крупные, обычно помеси тяжеловозов, часто ирландского происхождения. Низкие мосты ограничили их рост 160 сантиметрами. В некоторых местах были специальные мостики, по которым тягловые лошади переходили с одного берега на другой. Грузоподъемность таких барж была под 200 тонн, и для самых тяжелых запрягали 14 лошадей парами. Русскому читателю наверняка вспоминаются бурлаки. Теоретически 14 лошадей можно было бы заменить 80 бурлаками, но судно в итоге будет двигаться медленнее.

Скорость барж составляла чуть больше 3 километров в час, но существовали и скоростные суда, проходившие 80–90 километров в день. В конце XIX века появились так называемые «летающие лодки» грузоподъемностью 16–17 тонн, двигавшиеся со скоростью 16–19 километров в час. Они запрягались парой, которая шла средним галопом, причем через каждые 5–8 километров лошадей меняли. Конные баржи просуществовали очень долго благодаря своей относительной дешевизне.

Потомки рыцарских дестрье в Новое время стали еще более массивными и сменили сферу применения — теперь их использовали в упряжке для тяжелых экипажей.

Возможно, ближе всего по типу к рыцарским дестрье першероны — тяжеловозы, выведенные во Франции в провинции Перш; у них есть примесь арабской крови. В XVIII веке они были разнотипными. Более массивные использовались для езды в городах, легкие — в кавалерии. В XIX веке их запрягали в дилижансы, затем в омнибусы. Спрос на першеронов был большим: в одном лишь Париже их закупали по 4000 голов ежегодно.

В Лондоне в XIX веке пивоваренные фирмы разводили дрейхорсов (от англ. «dray» — «телега») для перевозки бочек, но эти лошади были слишком крупными, и содержание их обходилось дорого, и поэтому порода вскоре исчезла.

Упряжные лошади требовались в шахтах — чтобы возить вагонетки с углем. Для этой цели в Уэльсе использовали пони, которые помещались в шахтах благодаря своему маленькому росту. Некоторые животные там же и жили, годами не выходя на поверхность.

Пожалуй, единственный тип лошадей, которым не нашлось применения в новой Европе, — это аллюрные лошади, потомки средневековых палефруа. Обладающие слабым галопом, они не могли конкурировать в резвости с чистокровными верховыми, арабами и полукровными лошадьми. Как упряжные они тоже не годились, поскольку с улучшением в Европе качества дорог стали востребованы лошади с хорошей и резвой рысью, в то время как плавность движения для упряжной лошади важна была не в первую очередь. Постепенно аллюрные лошади стали исчезать, оставшись лишь на европейских окраинах — в Исландии, в горных местностях Пиреней и Балкан, где почти не было хороших дорог. Впрочем, с эпохой Великих географических открытий для аллюрных пород началась новая жизнь в Америке — но об этом уже в одной из следующих глав.

В дамском седле образца второй половины XIX века можно ездить любыми аллюрами и даже преодолевать препятствия, что позволяло дамам участвовать в конной охоте. Изначально они сопровождали охотников лишь до начала гона, но эту традицию изменила австрийская императрица Елизавета (1837–1898), супруга императора Франца-Иосифа I.

Специальный костюм под названием «амазонка» появился лишь в XIX веке. Его конструкция постоянно изменялась. К концу XIX века юбка представляла собой уже скорее фартук с большим разрезом сзади, который не был виден, когда всадница спешивалась. Некоторые женщины в те времена уже стали ездить по-мужски. В Англии дамская езда была очень популярной в 20-е годы XX века.

Если в Средние века рыцарские турниры были как зрелищем, так и тренировкой и проверкой боевых навыков рыцарей, то позже они превратились исключительно в развлечение. Такие конные военные игры называли каруселями. Расцвет каруселей в Европе приходится на правление короля Людовика XIV, который и сам участвовал в них. Конноспортивные состязания чередовались с конным балетом и элементами маскарада. В каруселях участвовали и дамы на колесницах. Новшеством было состязание в управлении конем — прообраз современных соревнований по выездке. Оценивались посадка всадника и выучка лошади.

В начале XVIII века было изобретено устройство, также названное каруселью. Изначально это был тренажер для отработки приемов владения оружием: всадники ехали по кругу на деревянных лошадках и учились поражать копьем манекены. Крутили карусель настоящие лошади. Но постепенно тренажер превратился в аттракцион и в конце концов стал детской забавой.

В Дании от рыцарских времен до наших дней сохранился специфический вид состязаний под названием «рингриднинг» — попадание на скаку копьем в кольцо.

Лошади сыграли роль и в становлении цирка. Непременные участники цирковых представлений, акробаты и фокусники, были популярны на протяжении всего Средневековья, но в современном виде цирк возник только в XVIII веке в Англии. Он был создан отцом и сыном Астлеями как представление, состоящее из акробатических номеров на лошадях. Остальные виды программы — выступления дрессированных животных, пантомима — были лишь дополнением к конным номерам. В конце XIX века в цирке выступали прославленные мастера выездки, например англичанин Джеймс Филлис.

Можно сказать, что определенное отношение лошади имеют и к созданию кино. В 1872 году Леланд Стэнфорд, губернатор Калифорнии, поспорил с другом о том, что в галопе у лошади есть фаза подвисания, когда она не касается ногами земли. Чтобы проверить это, фотограф Эдвард Майбридж установил в ряд 24 камеры и пофазно заснял лошадь в галопе. Стэнфорд выиграл пари, а Майбридж настолько заинтересовался пофазной съемкой, что собрал целую коллекцию — прыгающие собаки, играющие дети… Но первой была лошадь. Некоторые искусствоведы говорят о том, что эти пофазные съемки можно считать предшественником кино.

Первым фильмом, публично показанным братьями Люмьер, было «Прибытие поезда». Но мало кто знает, что сначала братья сняли пони, везущего тележку. Вероятно, поезд был предъявлен на публичном показе потому, что он лучше отражал идею технического прогресса, одним из следствий которого и стало создание кинематографа.