Главным источником сведений о том, какие народы населяли наши земли в древности, откуда и когда эти народы появились здесь, является археология. Данные, полученные в результате раскопок, дополняются анализом языковых фактов и свидетельствами письменных источников: исторических и географических сочинений античных, европейских и восточных авторов, а также русских летописей.
Практически повсеместно на территории нынешней Ленинградской и соседних с ней областей обнаруживаются многочисленные археологические памятники — остатки поселений, оборонительных сооружений, могильники, культовые камни. Все это следы нескольких древних культур, соседствовавших и взаимодействовавших друг с другом в течение многих веков.
Стоянки неолитического периода (V–III тысячелетие до н. э.) найдены в Выборгском, Приозерском, Всеволожском, Волховском, Бокситогорском, Тихвинском районах. В пределах современной городской черты Петербурга, в Лахте, в 1922 году обнаружили стоянку первобытного человека примерно первой половины — середины II тысячелетия до н. э. Там были найдены каменные орудия труда, обломки керамических изделий и куски железных шлаков, образующихся при выплавке металла.
Каменные орудия, найденные на раскопках стоянки первобытного человека в Лахте. Рис. Б. Ф. Землякова. 1923 г.
Отдельно следует сказать об этническом облике древнейших обителей Невского края.
С глубокой древности на всем обширном пространстве Северо-Восточной Европы от Рижского залива до Среднего Поволжья обитали финноугорские племена. По свидетельству археологов, их культура отмечена своеобразной, так называемой текстильной керамикой, с орнаментом, напоминающим отпечатки грубой ткани. О широком расселении финноугров свидетельствуют и данные топонимики[27]: огромное количество географических объектов, в первую очередь рек, на всей этой территории имеют названия, восходящие к финноугорским корням.
На землях, примыкающих к Финскому заливу и Ладожскому озеру, также имеются признаки очень давнего пребывания финноугорских племен. Правда, археологические данные об этом немногочисленны: финноугры не отмечали свои захоронения курганами приблизительно до рубежа I–II тысячелетий н. э. Затем они переняли этот обычай у своих соседей — славянских и скандинавских племен. Прежде останки умерших сжигались ими на погребальных кострах, а пепел после кремации оставлялся на поверхности земли и лишь обкладывался камнями. Поэтому древнейшие финноугорские могильники почти всегда обнаруживаются случайно, во время каких-либо земляных работ. Большое число их, по-видимому, уничтожено при распашке полей.
О выделении из общего финноугорского массива отдельных этнических образований судить по археологическим находкам невозможно. Однако к тому времени, когда финноугорские племена начинают фигурировать в русских летописях и других письменных документах, это были уже, очевидно, сложившиеся народности.
На южном берегу Финского залива обитала водь (другое название упоминается в «Повести временных лет» — нарова или нерева, происхождение которого связывают с названием реки Наровы и Неревского конца в Великом Новгороде). Первоначально областью расселения води была территория от устья Наровы до Ладожского озера, а на юге — до среднего течения Луги. Однако с продвижением славянских племен эта область несколько уменьшилась и стала ограничиваться Ижорской возвышенностью.
Начиная с середины XII века, а возможно и раньше, водь попадает в зону влияния Новгорода, платит ему дань, водские рати участвуют в военных походах новгородцев, а к XIII веку водские земли уже входят в состав Новгородского государства. Одновременно водское население втягивается в систему внешних торгово-экономических связей: через посредство новгородских купцов сюда поступают изделия из цветных металлов, украшения, оружие и орудия труда из Византии и стран Востока, включая далекую Индию. Активно идет торговля и со скандинавами.
Постепенно на водские земли, обладавшие сравнительно неплохими условиями для земледелия, перемещается много славянских поселенцев. Водские и славянские археологические памятники этого времени встречаются на Ижорском плато вперемежку. От славян водь перенимает ремесленные технологии, связанные с обработкой металла. Также происходят заимствования и в сфере культурно-бытовых традиций — в курганных погребениях, в некоторых деталях национального костюма. Но при этом нельзя сказать, что происходило полное стирание культурных различий. Водские курганы, скажем, резко выделяются среди славянских специфической чертой — ритуалом захоронения умерших в сидячем положении. Тем не менее ассимиляция води все же происходила, и численность этого племени уменьшалась.
Нашествие немцев и чуди на водь. Миниатюра Лицевого летописного свода (XVI в.). Изображены события 1240 г.: князь Александр Невский в Новгороде (правый верхний угол); нападение немцев (слева); вожане, изменившие Новгороду, встречают завоевателей (в центре)
Сильно сократилось водское население в начале XIII века, в голодные годы, из которых самым тяжелым был 1215 год, когда, согласно летописи, «вожане помроша, а останъке разидеся» (то есть вожане перемёрли, а оставшиеся рассеялись). В дальнейшем часть водского народа была насильственно переселена ливонскими рыцарями в Курляндию, другая часть была ассимилирована русскими, ижорой и корелами. А. И. Гиппинг[28] в середине XIX века писал: «Еще и в настоящее время в одном уголку Ингерманландии обитают остатки народа, известного у русских под именем чудьи, которые, по некоторым свидетельствам не далее как в конце прошлого столетия <то есть XVIII века> заметно отличались еще и языком, и обычаем от всех своих соседей. Они справляли особые торжества в честь коня и какого-то морского чуда, вроде тритона, воздавая их изображениям божеские почести; питали также глубокое уважение к колдунам, прибегая к их советам во всех важных случаях; женщины их, вступая в замужество, брили свои головы и отличались от всех особого покроя головным убором и одеждою. Ныне эти так называемые чудья, которые на своем языке называют себя, „wadjalaiset“ <то есть „водь“>, живут в окрестностях Ямбурга <ныне Кингисепп>, преимущественно в селениях Каттила, Бабино, Мукова, Великие Извозы и Мармовка».
По данным всероссийской переписи населения в 2002 году, в Ленинградской области и Санкт-Петербурге проживало 24 человека водской национальности (всего в России — 73 человека).
Карельский перешеек и северо-западное побережье Ладожского озера населялось издревле крупным племенем, или точнее сообществом племен, называвшимся корела[29]. Древнейшие археологические памятники, относимые учеными к культуре корелы, датируются VI–VIII веками н. э. Уникальным культурным феноменом является корельский эпос, созданный в условиях первобытно-общинного строя и распространившийся затем среди соседних финноугорских народов. Этот эпос известен сейчас в виде собрания древних рун «Калевала», записанных и обработанных в XIX веке финским фольклористом и поэтом Элиасом Лённротом.
Среди занятий, характерных для древней корелы, следует назвать земледелие (первоначально в подсечно-огневой форме, а позднее — в пашенной), охоту и бортничество, которые с глубокой древности обеспечивали местное население товарами для обмена или торговли (меха, кость, воск), а также рыболовство. Производство железа было освоено корелой во второй половине I тысячелетия, хотя и впоследствии в большом ходу были орудия из кости и камня. В XI–XII веках в кузнечном искусстве корелы достигли высокого уровня. Торговые отношения связывали корелу со Скандинавией и Новгородом, а через него — с Востоком. Большая роль отводилась пути на север по Вуоксе, бывшей до XVII века вполне судоходной. Этот путь связывал Приладожье с Финляндией и Лапландией, а также имел выход в Балтику в районе нынешнего Выборга.
Регулярно корела начинает упоминаться в новгородских летописях с 1140-х годов в описаниях военных походов новгородцев и союзных с ними племен. До начала XIV века корельские территории не являются полноправной собственностью Новгородской земли. Подчинение Новгороду выражалось, по-видимому, только в выплате дани. (Напомним, что сам Новгород в это время являлся данником монгольских ханов, но при этом, конечно, не входил в состав Золотой Орды.) Нет сведений и о том, что у корел были какие-либо административные органы, состоящие из новгородцев, или присланные из Новгорода эмиссары. Такой свободный характер отношений между «метрополией» и формально подчиненной ей «колонией» способствовал развитию местной культуры, которая в XI–XIII веках переживает период расцвета. Это особенно ощутимо в сопоставлении с более северными корельскими территориями, находившимися под господством шведов и сильно отстававшими в развитии. Правда, известно несколько случаев, когда, преследуя свои цели, новгородские князья подобно шведам осуществляли грубое давление на корелу, применяя и военную силу. Так было в 1227 году, когда князь Ярослав Всеволодович, противодействуя шведскому влиянию, принудительно крестил в православие основную часть корельского населения. Однако лишь в конце XIII века, видимо в результате каких-то осложнений между Новгородом и местной племенной знатью, корельская земля стала административной частью Новгородского государства, а в ее центре, городке Кореле (ныне Приозерск), были посажены «на кормление» князь и воевода с дружиной.
Находясь под властью Господина Великого Новгорода, а затем Московского государства, Швеции и России, корелы смогли сохранить свои этнические особенности и в результате сложных процессов взаимодействия с соседними народами образовали современный карельский народ.
Племя инкери, в славянском произношении ижора, — более молодое, чем водь и корела, этнообразование. Основываясь на языковых данных, исследователи считают ижору группой, отделившейся от корелы в конце I тысячелетия н. э. и обосновавшейся на берегах Невы и южнее. Это подтверждается и тем, что часть ижоры до сих пор называет себя карелами, несмотря на значительные отличия ижорского языка от современного карельского. В отличие от водских земель территория ижоры из-за своей аграрной непривлекательности долгое время не подвергалась колонизации со стороны новгородцев, хотя контакты со славянами, судя по всему, были тесными. Ижора, подобно води и кореле, платила Новгороду дань, выставляла ратников в новгородское войско и несла сторожевую службу на невском рубеже Новгородской земли. «Житие Александра Невского» сообщает об ижорском старейшине по имени Пелугий или Пелгусий: «Ему поручена была ночная стража на море. Был он крещен и жил среди рода своего, язычников, наречено же имя ему в святом крещении Филипп, и жил он богоугодно, соблюдая пост в среду и пятницу». Таким образом, хотя основная часть ижоры оставалась язычниками, вожди ее принимали православие, желая, возможно, сблизиться с влиятельными новгородцами.
Видение Пелгусия. Миниатюра из Жития Александра Невского. Лицевой летописный свод (XVI в.). Пелгусию представились св. Борис и Глеб, плывующие на помощь Александру в насаде (плоскодонном судне)
Несмотря на то, что в ижорской среде выделилась своя племенная знать, какие-либо устойчивые структуры самоуправления здесь не сформировались: вероятно, сказывалось давление Новгородского государства, постоянно боровшегося со шведами за господство на невских землях. Шведы стали называть Ижорскую землю и соседние территории Ингерманландией (от соединения финских слов Ingerin таа — Ижорская земля и шведского land — земля, провинция).
Согласно данным всероссийской переписи населения 2002 года, в нашей стране проживало 327 человек, считавших себя ижорами.
Завершая краткое рассмотрение финноугорских народов, населявших Невский край в древности, заметим, что в древнерусских летописях для обозначения этих народов и некоторых родственных им в совокупности применялось наименование «чудь» (см. документ № 2), кроме того, так называли эстов — предков современных эстонцев.
К окружающим Неву землям выходит ареал еще двух древних культур, получивших названия по их наиболее характерным памятникам: культуры псковских длинных курганов и культуры сопок. Обе эти культуры наравне с культурой финноугорских племен легли в основание Невского края.
Культура, которую принято называть культурой длинных курганов, существовала примерно в V–X веках н. э. Ареал ее распространения широкой дугой охватывает восточную часть современной Псковской области, юг Ленинградской (район верхнего течения реки Луги) и часть Новгородской области, к югу и востоку от озера Ильмень. Длинные курганы — это погребения в виде протяженных земляных насыпей, имеющих высоту более 1 м и длиной от 10–12 до 100 м. Встречаются и круглые курганы, несомненно принадлежащие той же культуре. Останки умерших сжигались на погребальном костре и затем уже в виде пепла помещались в курган. Некоторые захоронения совершали в ямках, а затем курган насыпался над этой могилой. Тем не менее большинство погребений было устроено в разных местах уже готовых насыпей. Каждый курган может включать несколько, иногда более десятка захоронений. По большей части они не содержат ни погребальных урн, ни погребального инвентаря. Среди не сгоревших на костре останков обнаруживаются спекшиеся бусины, фрагменты металлических украшений, пряжки, ножи и т. п.
Следы поселений, относящихся к культуре длинных курганов, располагаются обычно невдалеке от могильников. Они представляют собой селища — небольшие, неукрепленные поселения, состоящие из нескольких наземных срубных построек с печами-каменками. Помимо селищ, известно и несколько городищ — укрепленных пунктов, возникновение которых относится к концу периода существования культуры длинных курганов.
Носители культуры длинных курганов занимались подсечно-огневым земледелием, скотоводством, охотой и рыболовством, а также ремеслами: обработкой бронзы и железа, ювелирным и гончарным делом. Большое количество находок иноземного происхождения в культурном слое поселений говорит о высоком уровне торговых связей.
Этническая принадлежность носителей культуры длинных курганов долгое время вызывала дискуссии. Не вызывает сомнения, что эта культура имеет местное происхождение. Однако зародилась она в среде славянских переселенцев, которых, по мнению ученых, следует отождествить с северной ветвью известных по летописным источникам кривичей, мигрировавших в эпоху Великого переселения народов из междуречья Вислы и Эльбы и воспринявших многие черты как местного финноугорского населения, так и соседних балтских племен. Так, площадка, предназначенная для сооружения кургана, предварительно выжигалась — «очищалась огнем». Как пишет авторитетный ученый-археолог В. В. Седов, «этот ритуал не свойствен другим регионам славянского мира начала Средневековья и находит параллели в погребальных памятниках ряда прибалтийско-финских племен и, очевидно, был воспринят населением, расселившимся в Новгородско-Псковском крае в условиях взаимодействия с аборигенами». Местным финским влиянием объясняются и некоторые формы керамических изделий, свойственные культуре длинных курганов. В свою очередь, как мы уже видели, славяне оказывали влияние на культуру финноугорских племен, в частности води.
В VIII веке кривичи распространили зону своего обитания на юг и населили территории будущих Смоленского и Полоцкого княжеств, где также получили распространение длинные курганы в варианте, несколько отличном от псковско-новгородского.
Погребальные сооружения, называемые сопками, распространены почти на той же территории, что и длинные курганы, но особенно их много в районах, примыкающих к озеру Ильмень и реке Волхов. Они представляют собой круглые в плане холмы с крутыми склонами и плоской или выпуклой вершиной. Размеры их различны: от 2–2,5 м в высоту при диаметре 10–14 м до 10 м в высоту и 40 м в диаметре. Во многих случаях сопки насыпались в два, три или четыре приема, причем захоронения совершались на каждом этапе. Подобно тому, как это делалось при сооружении длинных курганов, место для будущей сопки выжигалось. Основание насыпи почти всегда окружено кольцом из валунов, нередко в два или три яруса. Каменные выкладки встречаются не только в основании, но и внутри сопок на разной высоте.
Как и в длинных курганах, в сопках захоранивали только после сожжений на погребальных кострах. Нередко вместе с человеческими костями в погребениях обнаруживаются и кости животных, чаще всего конские, а также коровьи, собачьи, бараньи, заячьи, птичьи. Ритуальное захоронение костей животных вместе с останками людей, как и выжигание места под курган, является финноугорской чертой. Обилие таких свойств в культуре сопок позволяет говорить не только о влиянии со стороны финноугорских племен, но и о включении местного финского населения в состав носителей культуры сопок. Форма каменных выкладок внутри нескольких сопок на Волхове, вблизи Ладожского побережья, говорит и о проникновении сюда скандинавских культурных элементов.
Поселения, относящиеся к культуре сопок, исследованы еще недостаточно. На самом раннем этапе существования данной культуры это были селища сравнительно небольшого размера, с наземными срубными постройками. Однако затем наступает период активного строительства более крупных и укрепленных поселений, в которых носители культуры сопок жили бок о бок с финноуграми и скандинавами.
К занятиям носителей культуры сопок, по мнению археологов, относятся охота, рыболовство, ремесла, торговля, скотоводство и земледелие, которое в этой культуре постепенно приобретало более совершенные формы: вместо подсечно-огневой системы обработки земли использовались пахота и перелог.
Возникновение культуры сопок причисляют к несколько более позднему времени, чем культуры длинных курганов, — примерно к началу VIII века. На землях к югу и востоку от Ильменя эти две культуры некоторое время сосуществовали, но постепенно «длинные курганы» были вытеснены отсюда «сопками». Археологические данные свидетельствуют, что носители культуры сопок, которых с достаточной уверенностью можно обозначить известным по летописям названием ильменские словене, были пришельцами на этой земле. Прародиной словен долгое время безосновательно считались берега Днепра, но уже в XIX веке, когда учеными было обнаружено сходство этнографических материалов (обычаев, верований, преданий), собранных от потомков ильменских словен, с одной стороны, и жителей польского побережья Балтики, с другой, — было выдвинуто предположение об их генетическом родстве. Впоследствии догадки о том, что ильменские словене (так же, как и близкие им в культурно-этнографическом отношении псковские кривичи) имели глубокие генетические связи со славянами низовьев Вислы и Эльбы, — получили надежные подтверждения. Было замечено большое сходство конструкций жилых домов и оборонительных сооружений древнего населения польского поморья и ильменской земли. Таким же сходством отмечены многие предметы керамики, металлические, костяные и деревянные изделия. Особенности строения черепов из могильников поморских и полабских славян, а также из новгородских сопок говорят о том, что их владельцы принадлежали к одному антропологическому типу, отличному как от других славянских типов, так и от финского и литовского. Анализ языка новгородских берестяных грамот позволил выявить существование новгородско-псковского диалекта древнерусского языка, который более чем по двадцати существенным признакам отличался от южнорусского и представлял собой самостоятельное ответвление от общеславянского праязыка. Вообще, господствовавшее в исторической науке в течение многих лет представление об изначальной этнической однородности восточных славян должно быть подвергнуто коренному пересмотру. Все большее число ученых склоняется к тому, чтобы относить ильменских словен и псковских кривичей, с одной стороны, полян, древлян, радимичей и пр., с другой, к разным этногенетическим ветвям.
Пришедшие с запада к восточному побережью Балтики и Ладожскому озеру славянские племена вошли в глубокое культурное взаимодействие с аборигенами. Ученые говорят об образовании на северо-востоке Европы славяно-финского культурного симбиоза[30], ставшего следующей ступенью в развитии здесь локальной цивилизации.
Немаловажную роль в ее формировании сыграло и присутствие в этих землях скандинавов-викингов.
Северогерманские племена, населявшие Скандинавский полуостров, а также полуостров Ютландия и острова Балтийского моря, отличались в VIII–XI веках необычайной активностью. Их набеги на прибрежные территории Британии и материковой Европы держали местное население в течение нескольких веков в постоянном страхе. Себя эти воины называли «викингами», подвергавшиеся нападениям европейцы называли их «норманнами». Проникли викинги и в восточноевропейские земли, где стали известны под именем «варягов».
Тема скандинавского влияния на развитие цивилизации в Восточной Европе была начиная с середины XVIII века предметом ожесточенных споров между сторонниками и противниками так называемой норманской теории. В этой полемике интерпретация научных фактов приобретала идеологическое звучание, а зачастую и сами факты искажались в угоду идеологии. Если же взглянуть на проблему дискуссии непредвзято, суть ее сводится к утверждению или отрицанию, во-первых, присутствия скандинавских пришельцев в Восточной Европе, во-вторых, их активного участия в формировании культуры и государственности восточных славян.
Серебряная позолоченная подвеска-лунница из скандинавского захоронения в урочище Плакун, Старая Ладога
Что касается присутствия викингов на восточноевропейских землях, населенных финноугорскими и славянскими племенами, то оно с абсолютной убедительностью доказывается материалами археологических раскопок. Вдоль всех крупных рек Восточно-Европейской равнины обнаруживаются курганы с характерными скандинавскими захоронениями. Предметы скандинавского происхождения находят при раскопках древних поселений на пространстве от Балтики до Черного моря. Однако наиболее глубокий след викинги оставили в культуре ладожского региона. Здесь среди археологических находок встречаются предметы, в которых отчетливо заметно сочетание местных и скандинавских черт. Например, вблизи деревни Заозерье в южном Приладожье были найдены характерные для финноугров бронзовые шумящие подвески, прикрепленные к овальным фибулам[31] скандинавского типа, а обнаруженная в одном из курганов урочища Плакун в Старой Ладоге серебряная позолоченная подвеска обладает формой, характерной для славянских изделий, но украшена скандинавским растительным орнаментом из зерни.
Финноугорские бронзовые подвески из кургана № 6, д. Заозерье, Южное Приладожье. Крепились цепочками к скандинавским овальным фибулам
Обменные контакты между северогерманским населением Швеции и племенами, жившими на побережье Финского залива, отмечены археологами еще применительно к V–VI векам. В последующий период контакты эти существенно возрастают, а их зона расширяется и начинает включать места расселения кривичей и ильменских словен. Многие из находок, относящихся к культурам длинных курганов и сопок, имеют скандинавское происхождение или демонстрируют заимствование технологий и традиций от заморских соседей.
Приблизительно в середине VIII века было основано поселение в Старой Ладоге. Находки археологов в нижних слоях староладожского городища свидетельствуют об этнической разнородности его жителей. Как пишет известный археолог А. Н. Кирпичников, «город в низовьях Волхова являлся новым для раннего Средневековья городом-космополитом, где произошла историческая встреча разных племен и народов Европы и Азии, включая славян, финнов, скандинавов. Сюда стекались воины, купцы, ремесленники, путешественники, переселенцы. Пришельцы из разных стран находили здесь приют, жили своими общинами, имели свои кладбища и мольбища, и все вместе образовывали своеобразный разноязыкий Вавилон. Разноэтничные коллективы, обосновавшиеся в Ладоге, отличались предпринимательской совместимостью и межобщинной уживаемостью».
Ладога IX — начала X века представляла собой типичное торгово-ремесленное поселение (протогород), подобное скандинавским викам (от древнегерманского wik — порт, гавань, бухта; слово «викинг», вероятно, произошло от того же корня). К числу наиболее известных виков относят Хедебю в Дании, Скирингссаль в Южной Норвегии, Бирку на озере Меларен в Швеции, Колобжег на южном побережье Балтики и др. Тот же тип поселений представляют Рюриково городище под Новгородом, Гнёздово возле Смоленска, Сарское городище у Ростова и другие археологические объекты. В пестром населении этих протогородов викинги составляли значительную часть; они, по всей видимости, представляли собой силу, которая обеспечивала оборону торгово-ремесленных поселений от внешнего врага и поддерживала в них внутренний порядок и самоуправление. Основными занятиями жителей протогородов считались торговля (зачастую весьма дальняя), ремесла и производства, обслуживающие мореплавание, вооружение, торговлю. Получили распространение грабительские походы, которые на Руси приняли форму регулярных поборов — дани. Принципиальное значение для существования торгово-ремесленных поселений имели трансъевропейские торговые трассы — путь «из варяг в греки» и Великий Волжский путь.
Нужно подчеркнуть отличие торгово-ремесленных протогородов от других древнейших восточнославянских крупных населенных пунктов. Последние были прежде всего племенными центрами и в дальнейшем, превратившись в собственно города, исполняли главным образом административную функцию — служили резиденцией князя и его дружины, пунктом сбора дани и местом народных собраний. Ладога и подобные ей полиэтнические образования являлись преимущественно центрами ремесла и торговли и в меньшей степени играли официальную политико-административную роль, при этом притягивая к себе наиболее подвижные и энергичные элементы любой этнической группы.
Открытость в сочетании с национальной, культурной и религиозной терпимостью, гостеприимство — вот черты, свойственные социуму ранней Ладоги, которые в конечном счете обуславливались геополитическим положением Балтийско-Ладожского региона. Эти же черты в дальнейшем будут характеризовать социально-культурную среду Невского края на протяжении всей его истории. Не случайно многие современные историки и культурологи видят в Ладоге прямую предшественницу Санкт-Петербурга.
С Ладогой связано и древнейшее письменное свидетельство о славянско-скандинавском взаимодействии. Это знаменитое летописное сказание о призвании варягов, содержащееся в «Повести временных лет» (см. документ № 2). При всей легендарности и возможной неточности содержащихся в этом тексте сведений, он тем не менее является еще одним подтверждением выводов, сделанных учеными при анализе археологических и лингвистических данных: во-первых, славянские (словене, кривичи) и финноугорские (чудь, меря, весь) племена составляли в раннее Средневековье некую общность и выступали заодно; во-вторых, несмотря на конфликты со скандинавскими пришельцами, порою переходившие в вооруженные столкновения («изгнали варягов за море»), местные жители умели договариваться со скандинавами и понимали свои выгоды от их присутствия здесь. В целом исследователи сходятся во мнении, что проникновение викингов в Восточную Европу носило значительно более мирный характер, чем их экспансия в Британии, Франции или Италии.
Призвание варягов традиционно считается вехой, обозначающей рождение нового государственного образования — Киевской Руси. Однако труды современных историков доказывают, что и в более раннее время на территории Новгородской республики существовала некая своеобразная «держава» — Верхняя Русь. Следует иметь в виду, что слово «русь» в тот период не являлось наименованием славянского племени или группы племен, а скорее всего, и вовсе не было этнонимом. Аргументы, наиболее подробно рассмотренные лингвистом Е. А. Мельниковой и историком В. Я. Петрухиным в работе, специально посвященной происхождению названия Русь, позволяют говорить о том, что первоначально «русью» назывались скандинавские дружины, приходившие на судах в восточноевропейские земли и сыгравшие здесь ключевую роль в образовании властных структур. Затем слово «русь» стало использоваться для обозначения территории, властители которой опирались на военную силу скандинавов, и лишь в значительно более поздние времена оно стало названием народа. Верхняя Русь, безусловно, являлась полиэтническим государственным образованием, включающим в себя несколько разнородных племен и племенных союзов, и, в свою очередь, была важнейшим звеном крупного транснационального единства, возникшего вокруг Балтийского моря во второй половине I тысячелетия н. э., — Балтийской цивилизации раннего Средневековья. В этом сообществе Верхняя Русь играла очень значительную роль, с одной стороны, контролируя важнейшие водные пути по Неве и Волхову, а с другой, предоставляя доступ к ресурсам важнейших для того времени сырьевых товаров — пушнины, воска и моржового клыка. Сбывая эти продукты в обмен на восточные товары, в первую очередь на арабское серебро, Верхняя Русь обеспечивала в период с конца VIII до середины X века весь балтийский регион средствами денежного обращения. Эта система экономических связей отчетливо прослеживается, в частности, по результатам находок раннесредневековых кладов на территории Северной Европы, от Дании до Волхова. Один из них, состоящий из арабских дирхемов и динариев IX века, был обнаружен в конце XVIII века на Васильевском острове в районе Галерной гавани; другой, относящийся к самому началу IX века, нашли в 1941 году в Петергофе.
Призвание варягов. Миниатюры Радзивилловской летописи (конец XV в.). Вверху: посольство к варягам и отъезд их на восток. Внизу: Рюрик на престоле в Ладоге (слева), Синеус — в Белоозере (в центре), Трувор — в Изборске (справа)
Ладога была важнейшим, но, безусловно, не единственным торгово-ремесленным протогородом Верхней Руси. Упомянутый в «Сказании о призвании варягов» Новгород (см. документ № 2) был на самом деле основан несколько позже (древнейший новгородский культурный слой относится примерно к третьей четверти X века). Однако в непосредственной близости от Новгорода находится городище середины IX века, отождествляемое историками с Холмгардом (или по-славянски Холмгородом), известным по скандинавским сагам. Вероятно, это укрепленное поселение и было тем «городом над Волховом», который «срубил», то есть построил Рюрик. За последние несколько десятилетий археологами было обнаружено и частично исследовано более тридцати поселений, как укрепленных, так и открытых (не имевших оборонительных сооружений), относящихся к VIII–X векам н. э. и расположенных на всем протяжении Волхова, вокруг озера Ильмень, на реках Мсте, Ловати, Луге, Оредеже и в районе Чудского озера. Это доказывает, что наименование «гарды» (gardar — города, вероятно, от древнерусского «грады»), которое дали викинги землям Северо-Восточной Европы, точно соответствовало действительности.
Итак, финноугры, славяне, викинги — эти разнородные этнические группы, взаимодействуя, создали в конце I тысячелетия на Балтийско-Ладожских землях особое государственное образование — Верхнюю Русь, являвшееся важнейшим элементом Балтийской цивилизации раннего Средневековья и обладавшее рядом специфических черт: высоким уровнем развития протогородов, хозяйственно-экономической ориентацией на торговлю, многокультурностью и полиэтничностью.
В лето 859. Взимали дань варяги, приходившие из заморья, с чуди, и со словен, и с мери[33], и с веси[34], <и с> кривичей. <…>
В лето 862. Изгнали варягов за море и не дали им дани. И начали сами собой владеть, и не было у них правды[35]. И встал род на род, и были у них усобицы, и стали сами с собой воевать. И сказали: «Поищем себе князя, который бы владел нами и управлял по ряду[36], по праву». Пошли за море к варягам, к руси. Те варяги звались «русь», как другие зовутся свей[37], другие урманы[38], англы и еще готы, так и эти. Говорили руси чудь, словени, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались три брата со своими родами и взяли с собой всю русь. И сперва пришли к словенам и срубили город Ладогу. И сел старший в Ладоге Рюрик[39], а другой, Синеус, на Белоозере, а третий, Трувор, в Изборске[40]. И от тех варягов прозвалась русская земля. Через два года умер Синеус и брат его Трувор и принял Рюрик всю власть один, и пришел к Ильменю, и срубил город над Волховом, и прозвали его Новгород, и сел тут княжить <…>
(Текст печатается в переводе на современный русский язык по изданию: Полное собрание русских летописей. М., 1962. Т. 2. В примечаниях использована статья А. Н. Кирпичникова «Сказание о призвании варягов. Легенды и действительность».)