История одного полка

Глава шестая. Год 1985-й

Живым живое: обед по распорядку и Новый год никто не отменял!! Правда, этот Новый 1985 год я встретил не как мечтал: за праздничным столом дома с женой и дочерью, а с товарищами по несчастью в палате инфекционной больницы поселка Усть-Ижора, пригорода Ленинграда. Догнал Афган своим гепатитом и на родине. 28 ноября был уволен в запас и улетел с Шиндандского аэродрома в Ташкент, оттуда поездом до Москвы и потом до Ленинграда. Приехал на Московский вокзал уже ночью, поездов и электричек в сторону Кириши уже не было и преодолел я оставшиеся до дома 180 км в автомобиле частника, заплатив ему последние свои 80 рублей.

Помню, как застучало сердце, когда подъезжал к городу, и скрип снега под сапогами, и заспанный настороженный голос жены после звонка в дверь: «Кто там?». 23 декабря лежал уже в городской больнице, а так как болезнь прогрессировала, и мне становилось все хуже, то был переведен в специализированную клинику в Усть-Ижору. Лежа в больнице, я и начал делать свои первые наброски стихов. Потом все эти свои творческие начинания забросил, надо было думать о хлебе насущном, работать и решать массу всяких житейских проблем, весной 1986 г. родился сын Дмитрий. Добивался, выбивал квартиру в строительном управлении, в котором работал (помог военком района полковник Матанов, написал ходатайство). Втягивался, так сказать, в мирную гражданскую жизнь. Свой воинский и интернациональный долг я выполнил, в августе 1985 года на стройке очередного дома собрался наш строительный участок и майор из военкомата подтвердил это, торжественно вручив мне медаль «ЗА БОЕВЫЕ ЗАСЛУГИ». Награжден ею Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 апреля 1985 года. В 1985 г. и в последующие годы стало больше публикаций в прессе и репортажей по телевидению об Афганской войне, и я стал собирать вырезки из газет и журналов. Далеко остался Афганистан, но частицу моей души дракон Гиндукуш держал крепко и не отпускал. Мне было интересно знать, что происходит Там, как развиваются события. А Там продолжалась жестокая борьба между находившейся у власти НДПА и оппозицией, поддерживаемой из-за рубежа. В противоборстве СССР и капиталистических стран в Афганистане вопрос решало оружие.

В 1985 г. были проведены две операции в Панджшерском ущелье, в марте в Кунарском и в июле-августе Хостинская. По количеству и размаху их было не меньше, чем в прошлом году. Наши потери составили 1868 человек. Безвозвратные потери нашего полка ‒ 3 человека, погибли л-т Смыслов А.Н., рядовые Воронов С.Б. и Хлопочкин И.В. (о рядовом Гуцеве Сергее Геннадиевиче, погибшем 12 января в провинции Газни, я не нашел подтверждения того, что он проходил службу в нашем полку).

Сержант Виктор Ильченко, командир БМ РСЗО «Ураган»:

"После Нового года у нас началось: Джелалабад, Асадабад, Суруби и не по одному разу. В Джелалабаде весной нас хотели оставить, но почему-то не оставили, там у нас Юрка Нуйкин механик-водитель второй БМ подорвался на противопехотной, мы поехали рядом с Джелалабадом, в горах есть место там наша подбитая техника, ну поехали туда посмотреть металл, вроде как, чтобы из него сделать для своей техники ангар. Я с друганом Саней Пелютой полез на одну горку в охранение, а Юрка Нуйкин с Игорем Петровым на другую, вот там он на мину и попал, потерял зрение и ногу. Оказывается, там когда-то пехота стояла, охранение, потом они с горы ушли на дорогу, а минные поля остались. После подрыва Юрку пацаны по минному полю несли. Были на Суруби, заняли огневую под вечер, а утром прошли саперы царандой с нашим офицером-советником и на огневой сняли десяток мин ‒ маленьких итальянок, опять нам повезло. На свою стодневку (сто дней до приказа об увольнении) мы были на Панджшере, перед Рухой в каком-то разбитом кишлаке остановились и нас маленько бабаи обстреляли, обошлось все нормально, без потерь. В Рухе расстреляли весь боекомплект, не помню, сколько мы там стояли на горке, ждали колонну из Кабула с боекомплектом, ее недалеко от Рухи бабаи обстреляли, мы видели, как вертушки работали. Когда привезли боекомплект, мы зарядились и ушли на Базарак, а потом еще немного выше по ущелью, там разбитый кишлак, а дальше ущелье уже, горы круче. С Панджшера шли, остановились в Джабале на точке у пушкарей, ночью мы стреляли в сторону Панджшера, а по нам под этот шум духи из «зеленки» на крайней машине направляющие из стрелкового повредили. Я со своей машины тогда не стрелял, она стояла в ряду с ТЗМ, на ней подгорел жгут проводов, сзади под пакетом сгорела металлооплетка. Когда духи обстреливали, я выгружал объемные с ТЗМ на землю, двигатель работает, стрелковое не слышно, через одну ТЗМ от меня в машину попала мина, тогда услышал, в кабине спал мехвод ‒ получил ранение в ногу, первую помощь ему, на «шишарик» и к докторам увезли".

Воин интернационалист Андрис Криминс:

" У нас в 1985 г. в полк заехали три машины! Было около 5 часов утра, команды «подъем» не было! И тут такой грохот, что мы вскочили из кроватей! Я думал, что наш модуль сейчас рухнет, когда они залпом работали по «зеленке»! Через какое-то время у нас там была операция! Когда проезжали мимо кишлака в «зеленке», было видна вся «красота»! Вот тогда и задумался, на что способен «Ураган»! От Баграма до гор приблизительно 8 км. На севере проводилась расчистка перевала, чтобы самолеты спокойно в Союз летали! Может кто и вспомнит. Но грохот конкретный был! Наши модули последними тогда были! Штаб, плац, клуб и ПМП, колючая проволока и взлетка! 345 гпдп 3 б.".

Однополчанин Алексей Рукавицын одно время открыл сайт полка. Как и я собирал информацию. Сайт просуществовал недолго, по причине малой заинтересованности и участия однополчан Алексей закрыл его. Когда я начал писать книгу, то попросил его, чтобы он мне выслал то, что ему удалось собрать. Он выполним мою просьбу, но в присланном материале не везде есть фамилии, звания и должности рассказчиков. Вот один из таких рассказов.

***

Неизвестный автор:

"Проходила операция в районе Асадабада, 1985 год, месяц не помню. Наша батарея «Ураган» шла в составе армейской колонны, прибыла к месту зачистки из Кабула. Расположились в районе вертодрома, рядом с танковым батальоном сарбозов (солдат правительственных войск Афганистана). Все как обычно, БМ на огневой позиции, ТЗМ в сторонке с обозом. Руководил всей операцией лично командующий 40-й армией, если не ошибаюсь, генерал Родионов. Его штаб располагался в паре километров от нас ‒ «Уралы» с жилыми модулями. Пошла боевая работа, десант с пехотой дают цели, БМ стреляет, мы заряжаем. Все по накатанной. Пришла беда, откуда не ждали, при очередном пуске попали, куда не надо. Что тут началось, генерал в ярости, ногами топает, но с комбатом ему разбираться не по чину, из Шинданда был вызван командир полка. Полковник на попутном самолете до Кабула, дальше на перекладных вертолетах к нам в Асадабад, получив люлей от генерала, принял командование батареей на себя. Как он имел нашего капитана, история умалчивает. Полковник ходит красный от гнева, капитан синий от страха. Сразу строевой смотр, а мы поизносились, пообросли, подшивы нет, лезвий нет. Подшились бинтом из индивидуального пакета, лезвие выцыганил у комвзвода, одно на все отделение. Машинку с собой не взяли, кое-как покромсали волосы ножницами. Прошло несколько дней, ночью ‒ тревога, приказ ‒ зарядить три БМ кассетными снарядами. Новая цель, огонь. Утром полковника вызвали в штаб армии, когда садился в «шишигу», все попрятались, прямо как в фильме ДМБ. Вернувшись, объявил общее построение, выходит к нам полковник веселый, каждому бойцу руку пожал, сказал: "Все ребята, уезжаю, сначала в полк, потом в Союз". Оказалось, у него замена, а тут у нас залет. Полковник отчалил, мы к комбату: "Что случилось? " Он: "Не знаю", поехал сам в штаб. Выяснилось, несколько банд духов объединились для совместного прорыва в Пакистан, около полутора тысяч штыков. А мы их накрыли одним залпом. Десант сказал, что мало осталось в живых, и те практически не сопротивлялись. Это был единственный раз, когда мы узнали результат своей стрельбы".

***

Прапорщик Ольга Лаптева (Панченко), фельдшер 3-го дивизиона:

"12 мая 1985 года я прибыла в часть. «Ураганы» моего дивизиона стояли в разных местах: в Шинданде ‒ 9-я батарея, в Кандагаре ‒ 8-я батарея, в Кабуле ‒ 7-я батарея. Командир дивизиона ‒ майор Федченко, начштаба ‒ майор Марецкий. Я прослужила в полку 14 месяцев, но в самом полку редко находилась, то в колонне, то на батарее. Мне повезло: 2 колонны в Турагунди (все вернулись живыми), колонна в Лашкаргах (все живы), в Кандагар шли после снятия охраны, после 18 часов тоже все хорошо. Операция под Джебалем: проехали от Кабула через «зеленку», Баграм, Черикар, встали под Джебалем и все хорошо у нашей батареи. Потом был Старый Шинданд, весна, грязь почти по пояс и опять без потерь. А вот потом узнала, что погиб майор Марецкий Владимир Ильич (уже после того, как его перевели в другой полк, в Герат). Погиб в 1986 г. осенью, снайпер ранил в брюшную полость. Я когда уезжала, он мне говорит: "Прощай". " Вы что" ‒ говорю. "У вас родители в Тирасполе, приедете к ним и к нам зайдете". Он мне рассказал, что еще был курсантом, и цыганка нагадала, что в 36 лет погибнет на войне. Курсанты обсмеяли цыганку, но так и случилось.

Летала и на транспортнике, когда высоту набрали, я сознание потеряла, не успела подышать через кислородную маску, очнулась, десантник из Капчагая (Казахстана) держит у меня на лице маску, ну потом, как только голова болеть начинала, сразу маску. Боль жуткая была, потому что кислород в крови убывал. А на вертолете вообще атас, голова мутная и этот долбаный тремор, но ребята меня отвлекали и НУРСки дали выпустить, с пулемета пострелять по горам, ну я, балда, и постреляла, может в кого и попала. А вот кнопку на пульте «Урагана» отказалась нажать, правда, мне сказали, что все равно руки в крови, коль с ними на операции.

Я всегда в колонне в техзамыкании шла, водителя Серебрякова из Андижана помню, он всю дорогу от Шинданда до Кандагара рассказывал об «Алисе в стране чудес». В Турагунди на «КамАЗе» с водителем Гамазовым Сергеем ехали, как вспомню бетонку перед Гератом, жуть ‒ терка. Петя водовозчик, с ним чуть не уехали на Кушку, пограничники на мосту остановили, это мы за водой так поехали. Где все эти пацаны?

Помню кабинет начмеда Акимова с колодой, красной тряпкой застеленной и топор из толстого картона вырезанный. Любил почудить Александр Иванович. Акимов при мне заменился, приехал Васильев начмедом. Из медпункта я всех помню: Олега Кузнецова стоматолога, Колю Гасанова (ст. врач-начальник ПМП), мл. врача Мишу Шакирова, аптекаря Еремеича (Находку), фельдшера Свету Декальчук. Помню, как санинструктору дала почистить автомат, а там патрон был загнан, хорошо он заметил, до сих пор жутко. Света осенью 1985 года замуж вышла за ст. л-та Юру Бойко, регистрация была в Кабуле в Советском консульстве. Я и майор Марецкий были свидетелями на регистрации у Светы и Юры.

В отпуске я вышла замуж за ст. л-та Лаптева, он 07.10.85 г. заменился и служил в Союзе в Одесском округе в Тирасполе. В апреле 1986 года я приехала домой в отпуск в Алма-Ату, с Сережей мы переписывались, он прилетел в Алма-Ату и 25 апреля мы поженились. Потом вернулась в полк и написала рапорт о переводе по месту службы мужа, правда, командование полка мешало, спасибо сержанту из штаба полка (фамилию не помню) и еще помог ст. л-т Дмитриев, но это другая история.

А полк наш называли дисбатом, так мотострелки, нас охранявшие на операциях, называли. Командиром полка был Рогозин, он вскоре заменился и вместо него стал Сердитов, до этого он был заместителем командира полка.

В отставку я вышла в 2000 году, 26 лет выслуги. Перед выходом в отставку служила нач. хранилища склада авиационного вооружения и боеприпасов. На гражданке до сих пор работаю в поликлинике м/с дневного стационара. Работаю, потому что не умею сиднем сидеть. С мужем мы уже 37 лет вместе, как доча говорит: "Кому Афган принес горе, нам с братом жизнь"".

Февраль или март 1986 года. 9-я батарея, выход в район Старый Шинданд (из личного архива Ольги Лаптевой (Панченко))

Рядовой Александр Калявин, водитель-заряжающий, 5-я батарея:

"Проводы в армию были 18.04.84 г., потом учебный центр Гвардейск в г. Октемберян, Армянской ССР. В Шинданд в полк прибыли 1 августа 1984. После недельного карантина в полку распределили по подразделениям, несколько друзей попали в автороту, а меня и еще 7 человек в Джелалабад отправили. Комбатом там был Слава Колесниченко. Сначала на ТЗМ рулил, а потом водитель БМ-21. Болел, в Самарканде в госпитале лежал. По охране Джелалабадского аэродрома службу несли. В операции на Хайберском перевале участвовали, снаряды валялись как дрова, очень много стреляли. В Кабуле был в «полтиннике», когда перевооружали на самоходки, там технику получали. Летом 1986 г. была операция в районе Тора-Бора. После Панджшера земляку Виктору Иванову орден «Красной звезды» пришел. В Шинданде в расположении полка я был только неделю ‒ в августе 1984 и неделю в августе 1986. 7.08.1986 улетел домой".

Земляк Виктор Иванов. На память после награждения.

Операция в районе Тора-Бора. Блины печем. Слева направо: Я, (не помню, кто в шапке-ушанке добавляет в тесто сгущенку), Иванов В., Ревтов С… Начинается обстрел, Иванов смотрит на разрывы мин (из личного архива Александра Калявина)

Я не успел поговорить с Александром Калявиным об одном солдате, нашем однополчанине, проходившим службу в одно время с ним в 5-й батарее полка (Александр умер 29.08.2020 г.). Что произошло тогда в феврале 1985 года? Из имеющейся у меня информации по этому событию прихожу к такому выводу: Игорь Деркун, наверное, плохой был солдат, и служба ему была в тягость, а попинать таких (это мягко говоря) в армии всегда найдутся «герои». Он не смог найти правильного решения и ушел к местному населению (потом был переправлен в Пакистан). Кто он? Трус, предатель? Может и так, не зная лично человека, я не берусь точно утверждать. Но есть однополчане, кто так считает. Тогда я хочу спросить их, а кто тогда те, кто видел и не пришел на помощь экипажу нашей самоходки «Гиацинт» в сентябре 1986 г. в Кандагаре? Давайте будем осторожны в оценках людей и обстоятельств, толкнувших их на те или иные шаги или наоборот бездействие.

Деркун Игорь Анатольевич, рядовой, 1965 г.р., русский.

Призван 06.10.1983 г. Белокалитвинским РВК Ростовской обл. В ДРА с декабря 1983 г., проходил службу в 28-м РеАП 2-м дивизионе 5-й батарее. Пропал без вести 12.02.1985 г. в кишлаке Хувайзи провинции Нангархар. По данным МО на апрель 1990 г. находился в Пакистане.

Рядовой Деркун Игорь Анатольевич ‒ 5-я реаб 2-го реадн 28-го РеАП, пропал без вести в кишлаке Хувайзи провинции Нангархар ‒ захвачен в плен, дальнейшая его судьба неизвестна (информация из «Всесоюзной Книги Памяти» и Списка Эдуарда Береснева).

Подполковник Виталий Сердитов, зам. командира полка:

"Деркун дезертировал, в конце февраля переправлен в Пакистан. Поэтому справедливо будет о нем не вспоминать. В мае-июне 1985 года я принял полк у Рогозина. А в декабре пришел приказ МО о перевооружении полка. И с февраля 1986 г. мы начали получать новую технику".

Проводы в Союз четвертого командира полка п-ка Рогозина В.Ф. Он слева седьмой в фуражке и солнцезащитных очках (из личного архива Юрия Баранова)

В штабе полка с заместителем по политической части полковником Александром Сосняковым (из личного архива Виталия Сердитова)

Заместителя командира полка Сердитова я помню хорошо, да и как не запомнить человека с такой конкретной фамилией. В наш полк он прибыл осенью 1983 г. в звании майора, а к осени 1984 г. он уже был подполковник. Любимой командой при построении полка у него была команда: «Оправиться». Прежде, чем докладывать командиру, среди обычных команд, таких как: «Равняйсь», «Смирно», «Отставить» часто звучала именно эта команда. Это означало, что все, кто в строю, должны расправить гимнастерку или бушлат, застегнуть все пуговицы, поправить головной убор, подтянуть ремень, подтянуть сапоги, проверить шнуровку на ботинках, одним словом, принять бравый вид! И только после этого он маршировал навстречу командиру и докладывал. Уже многие однополчане сказали, и я, в том числе подтвержу, что дисциплину и Устав в полку Блюли, Уважали и Соблюдали! Говорят, слухами земля полнится, наверное, поэтому о таких порядках, царящих в полку, знали и наши соседи.

Афганец Александр Макаров:

"Нас пугали переводом к реактивщикам, потому что там жили по уставу. По плацу передвигались только бегом и, не дай бог, не отдал честь офицеру. Не завидовали реактивщикам мы. Которые на «Ураганах», так в рейдах от всех стояли на удаленке и когда работали, было, конечно же, красиво. Говорили, что у них все равно дедовщина была, но и устав офицеры заставляли исполнять через тяготы и лишения воинской службы… Артиллеристам всем слава и погибшим вечная память".

Торжественное мероприятие. Скорее всего, 23 февраля 1985 г., я уже зам. начштаба полка. Справа ‒ Побережный Сергей, командир огневого взвода 9-я батареи «Ураган», впоследствии СОБ. Ныне полковник МВД, кандидат наук, проживает в Калининграде. В центре ‒ Федор Литонов командир взвода автороты. Третьего не помню (из личного архива Павла Решетова)

На войне не бывает без погибших. Артиллеристы, конечно, меньше несли потери в Афганской войне, чем десантники, спецназ, пехота и водители автобатов, но если попадали в передрягу, то в грязь лицом не ударяли, а погибали с честью. Так вот геройски и с честью приняли свой последний бой наши однополчане Андрей Смыслов и Сергей Воронов.

Эту фотографию прислал для книги однополчанин Алексей Рукавицын. На обратной стороне фотокарточки надпись: «Л-т Смыслов Андрей Николаевич. КОВ-2. 9 бат.27.05.85 г. подорвался гранатой, когда был окружен душманами. Лашкаргах (за два дня до гибели). Гильменд (Муса-Кала)»

Воронов Сергей Борисович, рядовой, механик-водитель реактивной установки

Род. 30.10.1965 г. в г. Нефтегорск Куйбышевской обл. Русский. В ВС СССР призван 31.10.84 г. Усинским РВК Коми АССР.

В ДРА с марта 1985 г. В районе населенного пункта Гиришк 30.05.1985 г. транспортно-заряжающая машина, которой он управлял, при смене позиции была обстреляна противником. Воронов был смертельно ранен. За мужество и отвагу награжден орденом «Красной Звезды» (посмертно). Похоронен в г. Нефтегорск.

Рядовой Воронов Сергей Борисович ‒ 8-я реаб 3-го реадн 28-го РеАП, погиб в бою 30 мая 1985 года при отражении нападения на ТЗМ в районе кишлака Мусакала провинции Гильменд (информация из «Всесоюзной Книги Памяти» и Списка Эдуарда Береснева).

Смыслов Андрей Николаевич, лейтенант, командир арт. взвода.

Род. 22.01.1963 в г. Липецке. Русский. В ВС СССР с 05.08.80 г. Окончил Ленинградское ВАКУ.

В ДРА с февраля 1985. Во время боевой операции в р-не населенного пункта Гиришк 30.05.1985 при смене огневой позиции транспортно-заряжающая машина, старшим которой он был, попала в засаду. Отражая внезапное нападение, л-т Смыслов действовал мужественно и стойко. Несмотря на полученное ранение, продолжал сражаться. Израсходовав все боеприпасы, он, чтобы не быть захваченным в плен противником, подорвал себя гранатой. Награжден орденом «Красного Знамени» (посмертно). Похоронен на Центральном кладбище в Липецке. Там же его именем названа одна из улиц.

Лейтенант Смыслов Андрей Николаевич ‒ командир огневого взвода 8-й реаб 3-го реадн 28-го РеАП. Погиб в бою 30 мая 1985 года при отражении нападения на ТЗМ в районе кишлака Мусакала провинции Гильменд (информация из «Всесоюзной Книги Памяти» и Списка Эдуарда Береснева).

Прапорщик Ольга Лаптева (Панченко):

"Они в пыльной буре заблудились и отстали от колонны, а когда развеялось, оказались около кишлака, а там духи. Отстреливались и подорвались гранатой. А чтобы забрать тела, Сердитов приказал навести «Ураганы» на кишлак, только так отдали тела. Там был водитель с автороты, он говорил лейтенанту, что надо ехать в другую сторону, но л-т совсем молодой был и не послушал его, а боец уехал, машина, кажется, это водовозка была, и выехал к колонне, он потом и рассказал, где оставил их. Духи еще снаряд «Ураганов» уволокли, наши его так и не нашли. На стенде полка информация была".

Сержант Алексей Тугаенко:

"Помню немного ‒ это весна (апрель-май),1985 год, операция под Кандагаром, из старших был Сердитов. При переходе через пустыню, Смыслов и Воронов в пыли сбились с пути, приехали в кишлак и были атакованы. По рассказу местных жителей водитель (Воронов) погиб сразу, лейтенант (Смыслов) был ранен, пока были патроны, отстреливался, а потом взорвал ТЗМ-ку гранатой, сев за кабиной, у баков с бензином. Местные их обоих захоронили там же на месте боя, а мы уже через несколько дней узнали в полку. Прибыла вертушка, и вот точно я не помню, кто из офицеров Сердитов или комбат 8-й батареи, с 5-ю бойцами летали в кишлак (я был в их числе, а кто был из пацанов, фамилий не помню). На месте, местные все рассказали и показали место захоронения, откопали их и в мешки и полетели на место стоянки наших, там было прощание, из вертушки их не вынимали. И после этого вертушка ушла в Шинданд, куда точно, в госпиталь в морг или в полк, не знаю. 8-я батарея 3-го дивизиона (это «Ураганы»), машина ТЗМка".

Ст. лейтенант Алексей Саранцев:

"Я служил в должности КВУ 9 батр 3 реадн с мая 83 по июнь 85 г. СОБ — до последней операции В. Бурков КОМ 2-го ОВ В. Мальгин. В мае 85 г. СОБ — С. Побережный, ком 2-го взв. А. Смыслов. КД-3 Забродский. Андрей Смыслов вместе с водителем ТЗМ погибли в мае 85 г. Боевые действия велись в районе Мусакалы (вверх по течению р. Гильменд). Провинция ГИЛЬМЕНТ в районе горы Мусакала. К тому времени батарея сменила две огневые позиции, с каждой из которых производились залпы. На первой ОП батарея была обстреляна из безоткатного орудия, вследствие чего боевые действия перенеслись с гор в зеленую зону. КД Забродский с целью поступления в академию вертолетом заменен на НШ д-на (фамилию не помню, только прибыл в ДРА, а меня в полку уже ждал заменщик).

А. Смыслов был на своей первой боевой операции. Итак, батарее была поставлена задача совершить марш в район ОП-3 и назначено время 1-го и 2-го огневых налетов. Время начала марша совпало с началом марша общевойсковых подразделений. Я вел колонну на БТР, за мной машина СОБа, все БМ, потом ТЗМ и после них машины хоз. и тех. обеспечения. Часть маршрута проходила по сухому руслу реки, при подъеме из которого вышел из строя один двигатель на одной ТЗМ, в которой находились 4 ОФ снаряда. Эти снаряды после первого залпа должны быть перезаряжены в БМ для нанесения 2-го ОН, после чего батарея должна выводиться из боя. А. Смыслов был направлен на эту ТЗМ для устранения неисправности и прибытия на ОП. В то время еще была прямая видимость места ОП от выхода из русла. Через минут 10 ‒ сплошная пыль. По ветровой связи от «пехоты» начали поступать доклады, что видимость нулевая и они не представляют, в какую сторону продолжать движение. Первым ориентиром для них послужил залп нашей батареи. Сквозь пыль четко были видны летящие на активной трассе снаряды. Всей дивизии было назначено место сбора ‒ ОП реабатр. Ситуацию осложнило то, что кроме дороги, которую проложили наши машины при выходе из русла, под острым углом за день до этого еще проложили танки, которые блокировали кишлак, откуда был обстрелян афганский агитационный отряд. Вот по этой танковой дороге в условиях сплошной пылевой завесы и выскочила ТЗМ.

Я 2 дня возглавлял группу поиска на 2-х БТР-70. Дивизия закончила боевые действия и мы объехали практически весь район, ничего не обнаружив. Из полка прилетел зам. КП В. Сердитов. Я пересел на вертушку и мы двумя вертушками целый день утюжили район БД на всех высотах, вплоть до бреющего полета по руслам. Ничего не обнаружили. На следующий день один полковник из дивизии сообщил ком. дивизии, что во время последнего марша видел из-за горы у кишлака черный дым. Там и нашли то, что осталось от ТЗМ. По следам я понял, что ТЗМ развернулась за кишлаком и шла в сторону ОП, но попала под огонь духов. Водитель был ранен или убит сразу (2 пробоины от пуль в дополнительном бензобаке за его спиной), еще одна в основном баке. ТЗМ сошла с дороги, ударилась колесами в арык и упала в высохшее русло реки с 2-х метровой высоты, завалившись на левый бок. Мы заранее для себя обговаривали возможность возникновения подобной ситуации. Предусматривалось взорвать гранату на бензобаках ТЗМ для уничтожения секретного вооружения. А. Смыслов так и сделал. От кабины ничего не осталось (у меня на память храниться слиток расплавленного алюминия от ручки дверцы) Двигатели снарядов струями раскидали стеклоткань от кабины метров на 50. Метрах в 50 в сторону на открытом месте в русле ‒ два больших кровавых пятна. Рядом мы откопали тела. Я видел три пулевых ранения на теле водителя. У Андрея Смыслова ‒ 2 пулевых ранения в левый бок. После ранения Андрей, чтобы не попасть в плен, подорвал себя гранатой ‒ на теле не было левой кисти, головы, ног ниже колена. На месте последнего его боя я собрал 30 стреляных гильз калибра 5.45. Позиция духов была за отдельным гранитным валуном, со стороны Андрея валун имел следы от пуль. Со стороны духов ‒ стреляные гильзы от АК-47 7.62 и «бура». За 3 дня я встречался с такой группой духов на мотоцикле, когда воду искали по кишлакам. Мотоцикл тогда мы спалили, а духи ушли горами. Нас было слишком много и в бой вступать они тогда не решились".

***

Информация из закрытого в 2016 г. сайта полка:

"Л-т Смыслов А.Н. погиб 30 мая 1985 года. Ехали с боевых в районе Кандагара. Андрей на ТЗМ в тех. замыкании. Пыль в пустыне ‒ мама не горюй. И заехал не туда куда надо. Пыль села, а впереди никого нет, думал, отстал, решил догнать и заехал туда, откуда спецназ накануне вышел с большими потерями. Развернулся, а его уже ждали. Решил прорываться, но попал в промоину и машина перевернулась. Отстреливался, предполагают, что водила был ранен и без сознания и Андрей его застрелил, чтобы не попал в плен, сам попробовал подорвать машину, она была с боеприпасами, не сдетонировала, и он подорвался на последней гранате. Вообще по этому поводу был большой кипиш. Его хотели сделать во всем виноватым. Хотя комбат написал представление на героя, как мне рассказывали, в полку вообще не хотели награждать. Тогда офицеры полка обратились к командованию армии, что если так все и останется, обратятся в Москву. В итоге Андрей посмертно награжден орденом «Красного Знамени», а боец ‒ орденом «Красной Звезды». В полку в Шинданде, там возле штаба было что-то типа памятника. Под заголовком ‒ «Подвиг коммуниста» ".

Письмо родителям А.Н. Смыслова от однополчанина.

"Здравствуйте, уважаемые Раиса Александровна и Николай Кузьмич, Сергей! Пишет вам лейтенант Скрипченко Игорь Павлович. Может, лучше, если бы это письмо написал политработник, но такого у нас нет, я такой же командир взвода, как и Андрей… В те дни я был с ним и один из первых все узнал и увидел…

Мы перегоняли по дороге в пустыне огромную колонну машин. Пыль была непроглядная. Колонна растянулась на многие километры. Машина Андрея была обстреляна душманами. Техника большая и секретная. Раненый водитель не справился с управлением и перевернул машину в пересохшее русло реки. Водитель был убит. Андрей продолжал вести бой. Но силы были неравными: душманы подъехали на пяти машинах. Расстреляв патроны, он подождал, пока эти сволочи подойдут поближе. У него было две гранаты. Одной он подорвал секретную машину. Второй… Когда они подошли, раздался взрыв.

Нам никогда не позабыть этот день. Вы можете гордиться своим сыном. Тела погибших товарищей мы переправили в полк, а оттуда на Родину.

Я знал Андрея с марта. Это был настоящий офицер, совершивший подвиг. Вы можете гордиться своим сыном. Посылаю вам фотографию, сделанную 27 мая утром.

С уважением лейтенант Скрипченко И.Л. "

***

Хлопочкин Игорь Владимирович, рядовой, водитель.

Родился 26.09.1966 г. в пгт Лиман Астраханской области. Русский. Работал трактористом в Лиманском жилищно-коммунальном хозяйстве. В Вооруженные Силы СССР призван 10.11.84 г. Лиманским РВК.

В ДРА с апреля 1985 г.. Погиб в бою 29.08.1985 г. при выполнении боевого задания. За мужество и стойкость награжден орденом «Красной Звезды» (посмертно). Похоронен на родине. Его именем названа одна из улиц.

Рядовой Хлопочкин Игорь Владимирович ‒ 28-й РеАП погиб 29 августа 1985 г. в результате неосторожного обращения с оружием (информация из «Всесоюзной Книги Памяти» и Списка Эдуарда Береснева).

Я завершу эту главу рассказом Геннадия Пинясова. С Геннадием я познакомился 15 февраля 2021 года на встрече афганцев нашего Киришского р-на в поселке Будогощь. Разговорились и оказывается он тоже проходил службу в нашем РеАП в 7-й батарее полка. Начал службу в Шинданде в тот период времени, когда у меня уже был собран дембельский дипломат, и в мечтах я уже весь был дома, а ему было еще тянуть и тянуть солдатскую лямку. Гена участвовал в перегоне батареи в Кабул. Кабул помнит и знает хорошо, так как его машина была дежурная, и он часто ездил по городу по разным делам. Мне же за службу в Кабуле довелось быть всего один раз. Поездка была связана с сопровождением на обследование к психиатру в центральный Кабульский госпиталь нашего младшего врача лейтенанта Николая Шкабара, что-то в его поведении насторожило нашего начмеда полка м-ра Акимова А.И. (а по специализации, насколько я помню, он был психиатр), и он накатал бумагу, и отправил нас со стоматологом лейтенантом Олегом Кузнецовым в командировку показать его тамошним специалистам. В Кабул летели на транспортниках с пересадкой в Баграме. Обратно ‒ на отпускнике ИЛ-76 уже вдвоем, Николая положили на обследование. Больше всего мне запомнилось с той командировки то, что я в дорогу взял не свой автомат, а десантный вариант со складным прикладом, а номер не записал в записную книжку. А в отпускнике оказалось, что при посадке оружие сдают бортпроводнику, а при выходе каждый забирает свое. Летим, а я думаю: "А как же я свой автомат получу обратно, если я номера не знаю". Хорошо, что Шинданд был последней посадкой в Афгане и следующая ‒ уже в Союзе. Приземлились, думаю, надо посидеть в салоне подольше пока все, кто до Шинданда выйдут и заберут свое, а мне уж что достанется. Вроде все обошлось, свой полковой автомат привез, по крайней мере, когда сдавал его в оружейку автороты, претензий не было.

Пришло, наверное, время сказать и об употреблении наркотиков в Афганистане нашими военнослужащими, вскользь о них уже упоминалось и в рассказах однополчан и других воинов-интернационалистов, и Геннадий в своих воспоминаниях коснется этой темы. Ни для кого не секрет, что Пакистан и Афганистан являлись и являются лидерами по производству опиума и героина. Самым употребляемым нашими военнослужащими был так называемый чарс. Чарс (одна из разновидностей гашиша) ‒ это чистая необработанная смола листьев индийской конопли. Продавали его в основном мальчишки-бачата. Смешивалась эта дурь с табаком сигарет или папирос, а покурить его называлось «забить косяка». В большинстве курили те, кто был призван из среднеазиатских республик, но из тех, кто прибывал с России, Украины и Белоруссии тоже были его употребляющие, некоторые и на постоянной основе, а другие ‒ время от времени или просто попробовать, или, как говорится, за компанию. На постоянном месте дислокации частей все эти солдатские расслабухи жестко пресекались, да и скрытно что-либо делать там было сложно, а вот на выездах, на маленьких заставах и точках (блокпостах) в расположении батарей с контролем было сложнее. Опять же многое зависело от командиров ‒ офицеров и прапорщиков, как я говорил ранее: "Каков поп, таков и приход". Не вдаваясь в подробности, скажем, что некоторые из них тоже были не без греха. Сказать, что весь офицерский корпус и прапорщики 40-й армии соответствовали Моральному кодексу строителя коммунизма нельзя. Это будет неправдой.

Рядовой Геннадий Пинясов, водитель «Газ-66», 2-й взвод, 7-я бат.:

"Родился на свет божий 21 сентября 1965 года. Призывался в Армию из Мордовской АССР, Зубоволянский р-он, село Морд-Поляна. Призывной пункт был в г. Саранске. Потом нас призывников отправили в г. Саратов. Там нас собралось человек 500–600 из Чувашии, Мари-Эл, Башкирии и других мест. Там мы жили в спортзале курсантского военного училища. Потом нас отправили в Армению в г. Октемберян. Там в части прошли карантин и курс молодого бойца и обучались три с лишним месяца на водителей. Категории были разные, я обучался на водителя «Газ-66». После обучения перед отправкой был проведен марш по горной местности.

Ночью 1 августа 1984 г. из Еревана на самолете ТУ-134 нас отправили в Афганистан. В Шинданд прилетели утром. В Армении жарко, а там еще жарче! Нас построили на аэродроме, приехали представители из частей дивизии. Где-то человек 20 и меня, в том числе, отобрал офицер. Сказал, что будем служить в элитной части 28-го РеАП. Подъехал крытый тентом «КамАЗ» и мы убыли в часть. Неделя карантина в отдельной палатке и нас распределили по подразделениям полка. Я попал во 2-й взвод 7-й батареи дивизиона РСЗО «Ураган». Начали нас гонять по строевой и физподготовке, кроссы, перекладина… Закрепили за мной машину, а как закрепили, пришли в парк ‒ вот твоя машина ‒ расписывайся. Я ее заводить, а пык-мык, чих-пых и фиг вам. В чем причина ‒ непонятно. Бензин есть, искра есть, аккумулятор посадил. Подошел старослужащий, попробовали с ручки завести. Нет, не заводится. Водителя то этой машины я не застал, он уволился уже. Но все-таки я разобрался, в чем причина, это он мне специально такую подлянку сделал, чтобы я помучился. Может и ему, когда пришел молодым, предыдущий водитель такое же устроил, а он мне ‒ типа боевого крещения. Причина в чем была: на карбюраторе там тяга маленькая такая, она идет на ускорительный насос, а он на этой тяге снял шплинт. Она опустилась вниз и шплинт он вставил на место. Таким образом карбюратор перестал выполнять свою функцию подачи бензина, а с виду все вроде на месте и нормально.

Первая моя операция была за Герат, куда-то к иранской границе. Помню, нас тогда сняли с часовых вечером, а утром ушли в рейд. А потом почти сразу дали команду и начали готовиться ‒ собираться на передислокацию в Кабул. Мне новый тент для машины дали, две железные емкости для воды по 200 литров с краном внизу и пять колес. Старую резину снимал, а новую ставил. Пока заменил, накрутился гаек и кувалдой настучался от души. Потом загрузили кровати из офицерского модуля, матрасы, чемоданы офицерские, прицепили ПХД (полевая кухня) и где-то в сентябре мы пошли на Кушку. Дошли благополучно без обстрелов, поломок и происшествий. Таможню проходили долго, меня чуть эти пять колес по новой разбортировать не заставил таможенник. Слава богу, комбат Смолянкин, уж не знаю как, но договорился с ним. А с машины все равно все заставил выгрузить. В боевых то машинах и заряжающих расчеты, а я то один. Потом погрузились на ж/д платформы и надо было машину закрепить к платформе толстой проволокой. Закрепил ‒ да не так. Железнодорожник-обходчик все забраковал. Пришлось все обрубать и крепить по новой, набил мозолей. Офицеры ‒ в одном вагоне, мы ‒ в другом, сухпаек дали и ‒ эшелоном в Термез.

Пока стояли в районе Термеза, было несколько поездок в город с офицерами. Помню, начштаба Юрий Ползиков угостил морсом. Наверное, с неделю ждали, пока все согласуют и дадут добро на переход по трассе Хайратон — Кабул. Потом за службу мне еще пару раз пришлось по ней проехать. Один раз сопровождали битую БМ, а второй ‒ с прапорщиком Островским ездили новую ПХД в Хайратоне получать. Когда ехали туда, после Джабаль-Уссардж, перед Салангом, машина заглохла. Нас подцепил «КамАЗ» — зенитка из сопровождения колонны и дотащил до ближайшего поста охраны дороги. Начал искать причину. Думал, катушка зажигания полетела. Прапорщик принес новую, поставил, а все равно не заводится. Холодно, скурил две пачки сигарет за ночь. А оказалось, что зажигания контакты прилипли на трамблере и искры нет на свечах. Ну не буду я ему говорить, что дело не в катушке было. Он ходил-искал, а причина не в ней оказалась. Потом с одной из колонн доехали до стоянки в Пули-Хумри, а потом в Хайратон. Там получили ПХД и благополучно вернулись в Кабул.

Забежал вперед паровоза, идем дальше по порядку. Ну, так вот, в Кабуле батарея расположилась рядом с зенитным полком. Палатки были уже поставлены, но уголь, что привезли, быстро закончился. Доставай его, чтоб буржуйки топить, где хочешь ‒ старослужащие любят тепло. Скажу откровенно: дедовщина на батарее была и не слабая, и по делу и без дела получали. Короче, шуршали мы духами (дух на армейском жаргоне — это солдат отслуживший полгода).

Вот случай был, пошли один раз с Максимом Кухта уголь воровать в ЗРП, взяли носилки санитарные, а там часовой шум поднял ‒ «стой стрелять буду» и к нему помощь подоспела. Максим убежал, а меня отметелили и после отбоя отпустили. Машина у меня была транспортная, и было разрешение по Кабулу ездить. Я то в госпиталь, то в прачечную, то на аэродром, то в другие части, на вещевые склады и базы мотался с командирами.

Так вот еще случай был, поехали с замполитом Калининым в инфекционный госпиталь по каким-то его делам, а старослужащие наказали чарса купить. А на что? «Да ты там обменяй на какой ключик из ЗИПа». Ну вот, пока офицер там ходил по своим делам, я купил у бачат, что заказали дедушки. А бачата там, в Кабуле, оторви да брось, на ходу подметки рвут. Пока один отвлекает, другой и бензин сольет с бака. Ну так вот, подходит ко мне другой пацаненок и говорит: "Давай бакшиш, а то я твоему командору скажу, что ты ключ на чарс обменял". Я ему: "А ну пошел отсюда, а то по башке дам" и что-то в этом роде. Короче, он заложил меня офицеру. Тот меня колоть, я, конечно, не признаюсь. Приехали в расположение, он с другими офицерами всю машину обыскали, но ничего не нашли. На губу не посадили, а наказать наказали. Дали гаечный ключ большой накидной 27 на 30, и вот носи его постоянно за пазухой и чтоб торчал наружу из-под гимнастерки и в столовую, и на развод. Куда едешь там или что-то там делаешь по работе, можешь его убрать, конечно, а так постоянно, чтобы был, где приказано носить. Вот так и таскал, старики хихикают и прикалывают и похер им, что из-за них страдаю. А чарс, пока ехали, видать сполз аккурат в стойку, что стекла лобовые разделяет, она полая внутри, я его за обшивку кабины положил, как раз напротив стойки.

Климат там в Афгане разный, резко отличается. В Шинданде ‒ один, в Кабуле ‒ другой, в Джелалабаде ‒ третий. В Кабуле зимой снег выпадал, к обеду растает, слякоть, ночи холодные. В баню ходили в ЗРП. Запчастей не было, если у машины поломка какая, ищи и доставай где хочешь. Вот идешь в пехоту, в ЗРП там строго, а у них попроще было.

Перед операцией на Панджшер (летом 1985 это было), я уже груженый был, с прапорщиком поехали в Кабул, что-то там надо было нашим командирам в дукане в дорогу купить. Едет велосипедист, смотрит не в мою сторону, а вправо смотрит, а влево не смотрит, а я груженый, где-то 60 шел. По тормозам ‒ бесполезно. Я его решил обойти справа, а там бордюр и я велосипед за заднее колесо зацепил. Он упал. Дураку надо было остановиться, а прапор «гони», а впереди пост царандой. Он видел все и он по рации на другой пост. Впереди «УАЗик», ждут нас и машут. Мы не останавливаемся, они за нами. Прапорщик: "Гони" ‒ а там развилка. Я поворотник включил налево, а сам резко вправо, хотел обмануть, а там затор, у троллейбуса провода отцепились. Пришлось остановиться. Подошли, документы забрали и поехали мы в комендатуру в афганскую. Прапорщик ушел с ними, а я там на стоянке стою. Приходит он: "Сливай один бак в канистры". Если бы сдали нашим в комендатуру, там бы нам попало, конечно, а так он договорился, откупился. А тот велосипедист им пофиг, им надо было с нас что-то поиметь.

Приезжаем, а наши-то уехали. Мы в «Теплый Стан», где колонны формируются. Туда приехали, говорят недавно, с час как уехали. Пришлось там ждать, пока нам дали добро с какой-то небольшой колонной ехать. А потом не помню, куда они делись, и мы дальше ехали одни. Чтобы нас не тормознули, подъезжая к нашим постам, я номер с бампера снимал (у меня к бамперу деревянный брус был прикручен, ну мало ли, там толкнуть надо где, а к брусу номер гвоздями прибит), а к афганским постам наоборот на место ставил, чтоб видели, что советские едут. Около Баграма, чуть в стороне от дороги я увидел наш БРДМ-032. Остановились, подошли, постучали, вылезает механик-водитель Тарзимин Радик. Лицо красное в пузырях (оказывается он поломался в дороге, радиатор закипел, он пробку открыл и получил ожоги). Не знаю, почему наши его оставили, не дотащили до стоянки в Джабале. Мы ему подделали карданчик, который идет от помпы (шлицы срезало) и поехали, а через какое-то время опять срезало, и радиатор закипел. И он опять наступил на те же грабли ‒ открутил пробку и лицо сунул. Получил повторный ожог лица. Мы смазали ему лицо борным вазелином, а я прицепил его на трос и потащил до стоянки у Джабаль-Уссарж. Там сняли с подорванного БРДМ карданчик со шлицой и установили на наш. Дня через два-три организовалась колонна и мы с ней поехали на Панджшер. Приехали в Руху, наши на горе там стояли, где артиллерийская батарея закопана была. У них блиндажи, окопы, все как в фильмах о войне. Там обстрелы часто, поэтому они там под землей и жили. Там постреляли и поехали дальше, не помню, как кишлак назывался, стали на огневую. Помню, мы там с казахом пошли походить, посмотреть этот кишлак заброшенный и нарвались на комбата, получили люлей.

А с этим нашим БРДМ ‒ одни приключения. Когда стояли в Рухе, рация на нем сгорела. Прапорщик говорит: "Доставайте где хотите, попадетесь, я ни причем". Вот походили, нашли и сняли с какого-то ломаного. А потом, когда ехали обратно, Радик на большой камень наехал, а пулеметчик Романько на башне сидел, подумал, что сейчас перевернемся и прыгнул в речку. Обошлось, не утонул и не разбился, вытащили.

В Баграм раза три ездили стрелять. Новый 1986 год там на огневой встретили. Продуктов на выезд брали на определенное количество дней, а операция продолжалась дольше или переезжали в другое место, а продукты-то заканчиваются. Вот начинали искать где. Ездили в ближайшие части, в 66-й бригаде брали сухпаи, да и что еще дадут.

Помню, с какой-то армейской операции ехали уже в Кабул, в декабре или ноябре 1985 это было. Наводчик Кухта Максим со мной ехал тогда. Большая колонна была, то стоим, то едем, что там впереди мы ж не знаем. Остановились и стоим, ждем, начало рассветать, смотрим ‒ «сетка-рабица» и деревья небольшие, а на них какие-то желтые фрукты. Глядим, уже где-то затрещала «рабица», а мы голодные. Ну, мы взяли мешок и тоже набрали. Оказалось, это марокканские апельсины. Едем и едим, только корки летели со всех машин. На остановке офицеры построили и с каждой машине по 10 апельсинов, чтобы им выделили. У нас остался целый солдатский рюкзак. Когда приехали, привязали его под кровать, но кто-то видел и смотрим, худеет рюкзак. Ну, мы взяли и съели все.

Помню, авария была ‒ ехали на операцию, а пылища была такая, что не видно впереди идущую машину. На антенны вывешивают парашютики, чтобы видно было, хоть приблизительно, какое расстояние. В тот раз не помогло, БМ врезалась во впереди идущую машину ТЗМ ‒ та остановилась, а они не увидели. Мехводу органы брюшной полости повредило, селезенку вырезали, а другому ‒ ноги переломало, комиссовали. Машину потом отправили в Хайратон на ремонт, а нам другую дали. Я ездил тогда на своей, сопровождал. Кабина БМ разбита была, но шла своим ходом.

Приходилось мне и рисковать ‒ я говорил уже о случае с чарсом. Солдаты все что-то старались прикупить в дуканах и просто так и на дембель. Часы там или очки солнцезащитные, рубашку-батник, джинсы, зажигалку, платок матери… Вот и приносили разное, кто домкратик, кто фару, еще что-то, чтобы продать местным. А потом на вырученные деньги купить в дукане, что закажут.

Два года прослужил в Афгане. В госпитале не лежал, все болезни на ногах перенес. Наградами нас не баловали, может кто и получил уже потом, дома, а так чтоб на батарее кому-то вручали, такого не помню. Хотя был один случай. Генерал с армии лично вручил двум нашим с расчета БМ. Метров сто от батареи в сторону гор была огневая и там постоянно дежурила одна БМ. Приходит команда туда-то, туда-то, столько-то, столько-то, и расчет стреляет. Подъем в пять, идем к умывальникам. И тут они начали стрелять, а нам-то все видно. Смотрим, один снаряд упал за расположением пехотного полка, но не взорвался, а на БМ пожар ‒ огонь горит. Мы все перепугались, сколько заряжено снарядов, мы не знаем. А ну как сейчас взорвется ‒ тут мама не горюй, всем хватит. Как потом выяснилось, несколько снарядов оказались бракованные и один при пуске загорелся прямо в стволе. Один парень из расчета напугался и убежал, а другие двое не растерялись и бушлатами сбили огонь, затушили. Потом меня вызвал комбат Трушин, накидали мне песка в кузов и поехали на огневую. Снаряд, который горел, и еще один вытащили из ствола и погрузили в машину. Подъехали саперы и мы потихоньку поехали за пехоту в горы в ущелье. Там они сняли их и подорвали. А эту БМ загрузили на «МАЗ»-тягач и увезли в Хайратон.

С полка чины приезжали проверяющие, в дуканы их возил, затаривались, потом на аэродром. Один раз с начштаба ехали и начался обстрел. Одна мина ‒ с одной стороны дороги, другая ‒ с другой. Я ‒ газу, а мне резко скорость не набрать, машина же не легковая и не асфальт, дорога грунтовка-щебенка. Один снаряд смотрю, попал в расположение батальона связи и попал в вышку, и вышка упала, был ли там часовой, не знаю.

Погибших на батарее за время моей службы не было, разве что Игорь Хлопочкин. Так он сам стрельнулся. Не знаю, что на него нашло. Он младше меня на полгода призывом был, я ему машину не раз помогал ремонтировать. Он был водителем на «ГАЗ-66» КШМ Р-125МТ. Мы возвращались тогда с какой-то операции.

«Гиацинты» я помню, но где они дислоцировались в Кабуле, не знаю. На операциях у них своя была огневая, у нас ‒ своя, не близко друг от друга были. Вот и все, вроде. О службе в Афгане не жалею. Сейчас работаю в МЧС".

Расположение 7-й батареи в Кабуле. Справа наши палатки: офицерская, оружейная, каптерка, ленинская комната и личного состава. Слева располагался зенитный полк. Впереди на горах: посты охранения (из личного архива Игоря Шардакова. Комментарий к фотографии от Геннадия Пинясова)

Место расположение машин 7-й батареи (техпарк). Дальше видна та огневая, о ЧП на которой я упоминал в своем рассказе (из личного архива Игоря Шардакова). (Комментарий к фотографии от Геннадия Пинясова)