Итоги № 5 (2012)

Погода на завтра / Политика и экономика / В России

Чем ближе 4 марта, тем туже закручивается предвыборная пружина. Будет ли достаточно одного тура для выявления победителя, или понадобится второй? Возможно ли формирование коалиционного правительства с участием оппозиции? Да и вообще: есть ли риск переноса президентских выборов? Своими прогнозами на ближайшее политическое будущее страны с «Итогами» поделились известные политологи: Дмитрий Орлов, Владислав Иноземцев, Михаил Ремизов и Борис Макаренко.

— Возможен ли под давлением «улицы» перенос президентских выборов?

Дмитрий Орлов: «Улица» сегодня разделилась. Если «Лига избирателей» говорит лишь о контроле за законностью избирательной кампании, то радикальные игроки предлагают самые разные сценарии. Незаконный перенос президентских выборов — даже не самый страшный из них (если, конечно, речь не идет о введении для этого чрезвычайного положения). Надо опасаться прежде всего «профессиональных революционеров» — термин Ленина, между прочим. Они возвращаются в нашу жизнь, и возвращаются демонстративно. Вновь активно продвигается и сам термин «революция».

Владислав Иноземцев: Нет, я полностью исключаю такой вариант. Правящая команда неадекватно оценивает реальность. Она живет в мире мифов, в котором ее лидер побеждает в первом туре. Поэтому никакого переноса власть не допустит. Да и «улица» сейчас не давит на будущие выборы, а скорее страдает по поводу фальсификации прежних. Ее давление будет снижаться, а не расти по мере приближения 4 марта. Вот в случае очередной фальсификации мы точно столкнемся с революционным взрывом.

Михаил Ремизов: Даже если акция 4 февраля приблизится по массовости к предыдущим, ее лейтмотивом скорее станет тактика участия несистемной оппозиции в президентских выборах, а не требование их переноса. Вообще требования «улицы» пока не сконцентрированы. Она бьет пятерней, а не кулаком. Но после выборов ситуация может измениться. Если возникнут резонансные поводы к недовольству, то тема непризнания итогов голосования может прозвучать более весомо, чем в середине декабря.

Борис Макаренко: Думаю, что перенос президентских выборов под давлением «улицы» невозможен и не нужен. Если не будет выборов, 5 марта страна окажется без легитимной президентской власти. Но власть должна понимать, что ее фактическая несменяемость — ключевая проблема, с которой общество все менее готово мириться.

— Понадобится ли второй тур?

Д. О.: Намного вероятнее, что выборы пройдут в один тур. Путинское большинство проснулось, разбуженное московским протестом. Во-первых, его сторонники осознали, что начинается избирательная кампания. Во-вторых, очень многие представители консервативных групп поняли суть альтернативы (Зюганов и «уличные» лидеры) и потянулись к действующему лидеру.

В. И.: Если бы в штабе основного кандидата находились реалисты, то они, конечно, настаивали бы на втором туре.

М. Р.: Стратегия победы в один тур могла бы быть вполне оправданна только в случае проведения популистской кампании в жанре «подвигов Геракла». Прежние выборы, в которых побеждал Путин, аранжировались именно так (война в Чечне в 1999—2000 годах, «война» с олигархами в 2003—2004 годах). Сегодня в стране достаточно авгиевых конюшен (коррупция, массовая иммиграция, организованная преступность), чтобы снять все вопросы о честности победы. А вот в рутинном сценарии, который пока что и реализуется, победа в первом туре становится менее вероятной.

Б. М.: Да, на выборах Думы больше половины избирателей проголосовали против статус-кво, олицетворяемого «Единой Россией». В этом суть выборов в слабый парламент: ты не власть выбираешь, а меню из нескольких блюд. «Пирог победы» можно разделить между несколькими игроками, пропорционально полученным голосам. На президентских выборах победитель съест весь этот пирог. Если не разумом, то «спинным мозгом» избиратель это чувствует: не хватает ему фантазии представить в роли президента кого-либо из противников основного кандидата. Однако уровень конкурентности выборов-2012 уже выше, чем в 2008 и 2004 годах. Хотелось бы надеяться, что это последние президентские выборы в России, на которых победитель известен заранее.

— Войдут ли в новое правительство представители оппозиции?

Д. О.: Путин никогда не отказывался от включения в правительство эффективно работающих людей, если они принадлежали к другим политическим партиям. Достаточно вспомнить, например, «яблочника» Игоря Артемьева, главу ФАС. Но должно ли правительство официально быть партийным? Я думаю, что Дмитрий Медведев, став премьером, не захочет формировать кабинет по коалиционному принципу. Тем более что и Конституция этого не требует.

В. И.: Нет не войдут. В своей недавней статье в «Известиях» Владимир Путин, говоря о том, что к власти могли бы прийти «лучшие люди», взял эти слова в кавычки. Лучшие для него уже у власти. Зачем ему кто-то еще?

М. Р.: Шансы войти в правительство есть у Михаила Прохорова. Разумеется, при двух условиях — победе Путина и относительно успешном выступлении на выборах самого Прохорова. Все годы правления Путина, как президентского, так и премьерского, экономический блок правительства был либеральный. Это важная часть созданной им конструкции власти. Сегодня прежняя конструкция может быть воссоздана уже в новом виде — в виде псевдокоалиционной модели правительства. Говорю «псевдо», поскольку если бы речь шла о реальной коалиции, то партнерами по ней могли бы быть только партии парламентской оппозиции. То есть в нашем случае левые партии.

Б. М.: В парламентской оппозиции скамейка людей министерского масштаба крайне короткая. У коммунистов возраст уже не тот, у жириновцев — разве что вернувшийся в их ряды Сергей Калашников, только в «Справедливой России» можно поискать. Будущее правительство, скорее всего, будет технократическим — фигуры типа Михаила Прохорова в нем возможны. Если будет на то «царская» воля.

— Стоит ли ограничить полномочия президента в пользу парламента?

Д. О.: Россия — страна лидерская и республика президентская. Это основано на многовековой традиции сильной власти. Я считаю, что в правящей элите существует консенсус по поводу сохранения именно президентской модели.

В. И.: Я не уверен, что полномочия президента нужно ограничивать. Президент должен ими пользоваться, но он не должен нарушать дух Конституции. Не должен баллотироваться на третий срок прежде всего. Не должен отменять выборы губернаторов, ограничивать число партий и свободу собраний.

М. Р.: Наиболее насущная задача в сфере реформы политической системы — усиление полномочий парламента по формированию исполнительной власти и контролю над ней. При этом возможно сохранение сильного института президентства, в известной степени стоящего над разделением властей.

Б. М.: Нужен и парламент, мужающий в дискуссиях, и выбранный губернатор, и независимый судья. Без них президентская власть на самом деле не сильнее, а слабее. Можно ли победить коррупцию без беспристрастного суда? Можно ли избежать деградации чиновного аппарата, который не зависит ни от чего, кроме начальственной воли?

— Вам не надоело, что власть постоянно вспоминает лихие 90-е, сравнивая с ними свои достижения?

Д. О.: А какую иную точку брать в качестве отправной? Владимир Путин стал лидером страны в 1999-м — тяжелом году, завершившем ревущие 90-е. Для любого публичного политика абсурдно не вспоминать такой старт, тем более в период выборов.

В. И.: Конечно, надоело. Это напоминает сравнение с 1913 годом в позднесоветской статистике. Между тем общество вступило в интересный период: подросло поколение, для которых 90-е — это время, когда им было от 6 до 15 лет. Они не помнят, как тогда было трудно. Они не знают, как тогда делался бизнес, строилась политика. Поэтому стращать их 90-ми сложно — «выстрел» не достигает цели.

М. Р.: К сожалению, лихие 90-е обсуждаются не только потому, что правящей элите удобно работать на контрасте, а потому, что они по-прежнему актуальны. Действующая система власти является органичным продолжением системы власти позапрошлого десятилетия в двух своих главных элементах: сращивание власти и собственности и система фасадной демократии, исключающая возможность смены правящей команды.

Б. М.: Мне-то давно надоело, что люди, поднявшиеся только благодаря возможностям, открывшимся в то лихое десятилетие, поливают этот период грязью. Важнее, что основной массе нашего населения такие «напоминалки» становятся куда менее интересны, чем ответ на вопрос, а что будет в …цатые годы нашего века. А про это власть говорит крайне мало и общими словами типа «сохраним и приумножим».

— Чем третий срок Путина может принципиально отличаться от двух предыдущих?

Д. О.: Мы видим сегодня нового Путина. С одной стороны, он возвращается к истокам своей консервативной поддержки. С другой — это Путин, который способен к диалогу с самыми различными общественными силами. Думаю, он будет проводить курс реальной модернизации с опорой на большинство населения и создавать благоприятный интерфейс власти во взаимодействии с обществом. Уверен, что ценностным стержнем его политики станет справедливость. Чиновники должны будут стать действительно нанятыми налогоплательщиками и зависимыми от них или уйти.

В. И.: Все будет таким же, каким и было, только процессы в стране станут еще более медленными. Я не вижу перспектив для экономического кризиса в ближайшие три-четыре года, и цены на нефть, скорее всего, останутся довольно высокими. Поэтому стимулов напрягаться у власти не будет.

М. Р.: «Путинская стабильность» была (и остается) системой, выстроенной вокруг двух ключевых переменных: цена на нефть и «тефлоновый» (он же «заколдованный») рейтинг. Обе эти переменные мало зависят от управленческих усилий власти.

Б. М.: На новом сроке Владимиру Путину достанутся изменившееся общество и безнадежно устаревшая управленческая машина. В ржавом аппарате гайки не закрутишь — резьба слетит. Поэтому будет попытка проведения более современной социально-экономической политики и дозированного открытия системы для политической конкуренции. Этому благому намерению продолжат мешать и не блестящая, мягко говоря, экономическая конъюнктура, и косность бюрократической махины, и инерция прошлых решений. В общем, риски и неопределенности окажутся куда выше. Эх, если бы реформы начались в 2004-м, когда и экономика, и оптимизм общества не шли, а мчались вверх. Теперь же придется потратить время на то, чтобы чинить корабль посреди плавания.

— Когда в России появится работающий механизм сменяемости власти?

Д. О.: Такой механизм закреплен в Конституции и законодательстве, и он работает в каждом выборном цикле. Власть обновляется постоянно.

В. И.: Он появится в тот самый день, когда будут честно посчитаны голоса на любых выборах — парламентских или президентских.

М. Р.: Сегодня единственный конституционный механизм сменяемости власти — президентские выборы. Но поскольку на них действует принцип «победитель получает все», этот механизм оказывается заблокирован — слишком велики ставки, чтобы правящая команда могла оставить хотя бы гипотетическую возможность смены власти. Это, в свою очередь, повышает вероятность ее смены через «улицу» или иных сценариев глубокого политического кризиса, сбоя системы.

Б. М.: Данный механизм у нас, кстати, был. Губернаторы нередко проигрывали выборы, и революций областного масштаба не случалось. К сегодняшнему дню редкой новостью становится поражение мэра — да и самих выборных мэров остается все меньше. Так что цивилизованный механизм смены власти надо выстраивать снизу.

— Владимир Путин, судя по его программным статьям, намерен опереться на средний класс. А самому среднему классу какой лидер нужен?

Д. О.: Не думаю, что Путин будет опираться исключительно на средние слои. К диалогу с ними он готов. Однако речь идет о взаимодействии ответственной власти с ответственным обществом. Путин явно осознает сегодня, что нужны новые каналы коммуникации — не только со средним классом, но и с людьми, которых называют консервативным электоратом: с пенсионерами, бюджетниками, военнослужащими, жителями промышленных городов.

В. И.: Я не уверен, что власть может опереться на средний класс, так как сейчас средний класс требует не только экономических уступок, но и политических перемен. Электоральная база Владимира Путина — это бюджетники, госслужащие и те, кто верит, что Россия «встала с колен».

М. Р.: Средний класс, будучи детищем «путинской стабильности», стилистически отторгает нынешнюю систему власти. И вряд ли это положение можно в корне изменить. Однако детище пока выглядит крайне слабо. Массового и устойчивого среднего класса в России по-прежнему нет. Поэтому для Путина было бы логично опереться на потенциальный средний класс. То есть на тех, кто является средним классом по самоощущению и уровню квалификации — но не по имущественному положению и статусу. Именно для этих людей стратегия создания новых качественных рабочих мест, о которой говорит премьер, была бы наиболее важна.

Б. М.: Значительная часть среднего класса всегда поддерживала партию власти. Эти люди хотят большей свободы и конкуренции в экономике и политике, но и стабильность власти они высоко ценят: им есть что терять. Средний класс уже демонстрирует, что будущее страны зависит от того, как он будет жить и работать. С этим власть не может не считаться.

Александр Чудодеев