Под таким уж небом и под такой звездой возник этот город, что как-то невольно здесь рождалось стремление к прекрасному. И нет ремесла, в котором львовянин не сумел бы совершенствоваться.
Дорога до Львова была долгой и тяжелой. В тот год по всей округе свирепствовала моровая язва; путники проезжали через вымершие или вымирающие селения, не решаясь просить пищи и останавливаться на ночлег. Ночевать же в чистом поле было опасно — на дороге пошаливали разбойники. «В путь шествующуми, многи скорби и беды обретоша мя», — вспоминал Иван Федоров.
Но, в конце концов, трудное путешествие благополучно завершилось. Через городские ворота путники въехали в преименитый город Львов, живописно возвышающийся на крутой Княжьей горе над рекой Полтвой.
Львов был основан в середине XIII века в галицко-волынских землях, входивших в состав Киевской Руси. Галицко-волынские земли отличались плодородием, на их территории располагались богатейшие соляные копи, удобные торговые пути соединяли их и с Западной Европой, и с Византией. Основал город галицко-волынский князь Даниил Романович, талантливый политик и полководец, объединивший под своей властью всю Юго-Западную Русь. Новый город он назвал в честь своего сына Льва. После смерти Льва Даниловича в Галицко-Волынском княжестве начались смуты, и в 1340 году бояре пригласили на престол литовского князя Любарта Гедиминовича. Галицко-Волынское княжество оказалось включенным в состав Великого княжества Литовского.
«Преименитый град» Львов, издавна получивший особые привилегии, управлялся магистратом, славился как город ремесленников и торговцев. Во Львове было много образованных людей, работали книжные лавки, торговцы привозили книги из Польши и Западной Европы. У многих львовян были хорошие библиотеки, причем в них встречались наряду с богословскими книгами труды античных авторов, произведения писателей-гуманистов.
Но собственной типографии в городе не было, Ивану Федорову предстояло ее основать.
По приезде в город первопечатник поселился в доме седельного мастера Семена Калениковича невдалеке от Пятницкой церкви. Семен Каленикович, или, как обычно его называли, Семен Седляр, занимался не только ремеслом, но и торговлей, сколотил немалое состояние, был человеком образованным, общался с представителями культурного кружка галицко-волынских магнатов и переписывался с ними по разным ученым и богословским вопросам. Так, князь Курбский в одном из писем к Семену Седляру писал: «О, прелюбезный мой брате, правоверием украшенный. Эпистолью твою приях и прочитох и выразумех и познах в тобе искры от божественного огня, возгоранием являемые». Неизвестно, как познакомились Иван Федоров и Семен Седляр, но седельный мастер стал искренним другом первопечатника, впоследствии много помогал ему в работе, ссужая деньгами на типографские нужды и не требуя возвращения долга.
Дом Семена Седляра находился в древнейшей части города — на Подзамчье. Когда-то Львов занимал пространство от северо-западных склонов Княжьей горы до берегов Полтвы. Но со временем центр города переместился на вершину горы, где была построена мощная крепость — «Высокий Замок», окруженный крепостной стеной и валами. Крепость стали называть Городом, а изначальную территорию — «Подзамчьем» или «Предместьем». На Подзамчье селились ремесленники и торговцы, там стояла древнейшая церковь Святого Николая — ровесница самого Львова и Онуфриевский монастырь.
Городская жизнь Львова поразила Ивана Федорова своей непохожестью на московскую. Львов был шумным, многонациональным торговым городом. Немецкий купец Мартин Груневег — современник Ивана Федорова — писал: «Здесь, как и в Венеции, стало привычным встречать на рынке людей со всех стран мира в своей одежде: венгров в их малых магерках[8], казаков в больших шапках-кучмах, русских в белых шапках, турков в белых чалмах <…> Эти все — в длинной одежде, а немцы, итальянцы, испанцы — в короткой. Когда увидишь, как на рынке <…> бурлит толпа критян, турок, греков, итальянцев, одетых еще по-корабельному, то кажется, будто здесь, сразу же за воротами города — порт».
Представители разных народов селились колониями, улицы Львова носили названия Русская, Армянская и т. д.
Архитектурной достопримечательностью города, кроме древнего «Высокого Замка», был «Нижний Замок», стоявший у подножия Княжьей горы. В нем находились резиденция старосты и канцелярия шляхетского (городского) суда. Современник Ивана Федорова, польский поэт Себастьян Кленович, писал о «Нижнем Замке»:
Это — украшение, достойное короля,
прекрасное и величественное.
Окна позолочены солнечным светом,
Стройная башня достигает облаков,
Подвалы уходят в преисподнюю,
А шпиль поднимается к звездам.
Одним из красивейших зданий города была также ратуша с высокой башней и кровлей, покрытой желто-зеленой черепицей.
Незадолго до приезда Ивана Федорова в 1571 году во Львове случился ужаснейший пожар. Сгорело большинство строений Русской улицы, пострадали башня ратуши и Успенская церковь. Иван Федоров еще застал следы разрушения, причиненного огнем, и мог наблюдать, как львовяне восстанавливают свой город и делают его еще краше. Так, при Иване Федорове силезский мастер Мельхиор Тил установил на башне ратуши новые часы, была построена новая и очень красивая часовня Трех Святителей по проекту архитектора Петра Красовского, причем первопечатнику довелось познакомиться и с организаторами, и с руководителями строительства. Успенская церковь была лишь слегка подремонтирована, поскольку на ее месте собирались строить новый храм.
Там, где Русская улица подходила к городским стенам, за год до приезда Ивана Федорова на средства самого богатого львовского купца Константина Корнякта начали возводить грандиозную башню-колокольню, которая должна была служить и оборонным сооружением. Строительство продолжалось до 1578 года, так что во время пребывания первопечатника во Львове силуэт строящейся башни в лесах просматривался со всех концов города. Одновременно тот же богач Корнякт строил для себя великолепный дворец в стиле итальянского Ренессанса (впоследствии там располагалась экспозиция Львовского исторического музея).
Осмотревшись на новом месте, Иван Федоров начал думать об устройстве типографии. И в Москве, и в Заблудове он занимался только своим прямым ремеслом — печатал книги. Все организационные и финансовые вопросы решали другие. Теперь же ему впервые приходилось все брать на себя.
Первопечатник привез из Заблудова сделанные еще в Москве шрифты и гравировальные доски, но нужно было снять помещение, сделать станок. Для этого требовались деньги. Иван Федоров обратился с просьбой о ссуде к местным богачам и высшему духовенству — однако от всех получил отказ. Рассказ первопечатника о тягостном и унизительном хождении из одного богатого дома в другой исполнен подлинного драматизма: «И обрицах многих богатых и благородных в мире, помощи прося от них, и метание сотворяя коленами касаяся, и припадая на лице земном, сердечно каплющими слезами моими ноги их омывах. И сие не едино, не дважды, но и многажды сотворях <…> Не испросих умиленными глаголами, не умолих многослезными рыданиями, не исходатойствовах никакия же милости».
Помогли первопечатнику не «богатые и благородные», а «неславные в мире обретошася» — Семен Седляр, священник церкви Святого Онуфрия отец Леонтий (который, как и Седляр, на долгие годы стал другом Ивана Федорова), другие, подобные им простые горожане, бескорыстные любители просвещения.
В начале 1573 года он снял помещение на Краковской улице, вблизи Рынка, в доме мастера-бондаря Адама Торека и переехал туда от Семена Седляра. Дом был каменный, старый. Когда-то он принадлежал тестю Адама Торека — Андрею Кулганку. Дом этот в городе называли «Кулганкивская каменица». Пан Адам сдавал помещение многим жильцам. Вместе с Иваном Федоровым в Кулганкивской каменице жили и занимались своим ремеслом портной Матвей Осмольный, бондарь Мартин Страх, золотых дел мастер венгр Павло, органист Адам, часовщик Симон, шорники Станислав и Альберт, водопроводчик Юрий. Со всеми этими мастерами у Ивана Федорова завязалось знакомство, а с водопроводчиком Юрием — дружба.
Среди львовских знакомых Ивана Федорова был также известный в городе художник Лаврентий Пилиппович Пухало.
Иван Федоров нанял слугу Василя Лосятинского, который стал его помощником и дома, и в типографии.
При самом начале работы Иван Федоров столкнулся с неожиданной проблемой. У львовских ремесленников существовала цеховая организация. Ремесленники одной или нескольких родственных профессий объединялись в цехи, имевшие самоуправление, выбирали из своей среды старшин, которые следили за соблюдением цехового устава. Цехи осуществляли контроль за качеством работы, за сбытом изделий, ценами, обучением молодых мастеров. В цехах была организована взаимопомощь, существовала цеховая касса, каждый цех имел свою эмблему, своего святого-покровителя, свой праздник.
Иван Федоров был первым типографом, приехавшим во Львов, и, естественно, не принадлежал ни к какому цеху. Для работы в типографии требовался столяр, чтобы изготовить станок, наборные кассы, ящики для шрифтов и другое деревянное оборудование. Иван Федоров намеревался нанять мастера на постоянную работу. Но цех столяров запретил кому-либо из своих членов работать на чужака. Удивленный и возмущенный Иван Федоров обратился в городской совет. Совет поддержал цеховых старшин, но предложил Ивану Федорову обратиться в цех с просьбой выделить ему мастера для выполнения разовых заказов. Но, вероятно, первопечатник уже успел высказать старшинам все, что он думает о их организации, и обиженные столяры отказались иметь с ним дело. Иван Федоров снова пошел в городской совет. Городские власти обратились за консультацией в Краков к известным краковским типографам Матвею Зибенайхеру и Миколе Пренжине. Те не смогли посоветовать ничего нового. «В городе Кракове книгопечатники не держат в своих домах подмастерий столярного мастерства, а нанимают их для исполнения разовых заказов», — констатировали они.
Дело зашло в тупик.
Вероятно, в конце концов Иван Федоров сам сколотил печатный станок и оборудование первой необходимости, так что типография смогла начать работу. Но нужда в постоянном работнике-столяре все равно оставалась, и препирательства со столярным цехом продолжались еще долго. В декабре того же года Иван Федоров снова просит дать ему столяра «хотя бы на время, в связи с острой необходимостью в своей типографской мастерской», а городской совет извещает Ивана Федорова, что, стараясь «отнестись к пришельцу с необходимым вниманием и заботясь о том, чтобы он, не закончив начатой им работы, не имел по той причине какого-либо убытка», но в то же время «не нарушить ни в чем прав и привилегий столяров этого города и цеха», посоветовали ему найти работника «там, где он этого пожелает» и приписать его к столярному цеху. Решение, вероятно, всех удовлетворило.
Львовская типография — первая типография на Украинской земле — начала работать 25 февраля 1573 года. Первой вышедшей из нее книгой стал «Апостол» — повторение московского издания.
Как и к московскому «Апостолу», Иван Федоров написал к нему послесловие, которое назвал «Сия убо повесть изъявляет откуда начася и како сверится друкарня сия». Это послесловие — ценнейший исторический источник и великолепное литературное произведение. И еще — из него явственно видно, насколько совпадают история русского книгопечатания и история самого Ивана Федорова. Повествование о становлении печатного дела — по сути бесхитростные воспоминания первопечатника о собственной жизни. Иван Федоров рассказывает об основании Печатного двора в Москве, о своем изгнании из России, о работе в Заблудове и переезде во Львов, о своих мыслях, сомнениях и переживаниях. Энергичный, выразительный, обладающий внутренним ритмом язык, живая, искренняя интонация позволяют специалистам-литературоведам причислять Ивана Федорова к талантливым русским писателям.
Как и московское, так и львовское издание «Апостола» украшено гравюрой с изображением апостола Луки в декоративной рамке. Доску с московским Лукой, скорее всего, забрал с собой Петр Мстиславец, рамка же, выполненная по рисунку самого первопечатника, осталась у Ивана Федорова. В эту рамку теперь было заключено совсем другое изображение апостола, сильно отличающееся от московского. Московский Лука сосредоточен, напряжен, в нем чувствуются энергия и скрытый драматизм. Львовский — мягче, задумчивее. В. И. Свенцицкая в статье, посвященной этой гравюре, высказывает соблазнительное, но, к сожалению, ничем не подтвержденное предположение: «Реалистические тенденции нашли отражение <…> в неидеализированном, почти портретно решенном лике апостола, обрамленном буйной массой коротко остриженных волос и широкой окладистой бородой. Невольно даже возникает мысль — а может быть, это портрет самого Ивана Федорова?»
Искусствоведы высказывают различные догадки насчет того, кто был автором этой гравюры. Возможно, это Лаврентий Пилиппович Пухало, хороший знакомый первопечатника.
В оформлении львовского «Апостола» использована также гравюра, где рядом с гербом города Львова Иван Федоров впервые поместил свой типографский знак: S-образно изогнутая лента и стрела. Если значение герба Львова с изображением крепостной стены, в воротах которой помещен «шагающий лев», хорошо известно — лев намекает на название города, крепостная стена означает его неприступность, а ворота с поднятой решеткой — гостеприимство, то значение знака Ивана Федорова — еще одна загадка, связанная с первопечатником. В этом знаке видели намек на печатный знак Альда Мануция — дельфин, обвивающий якорь; видели сходство с гербом белорусского дворянского рода Рагоза, что позволило выдвинуть гипотезу о дворянском происхождении первопечатника. Высказывалось предположение, что изогнутая лента — это река, напоминающая об известном изречении: «Книги суть реки, вселенную напояющие», а стрела — устремленность вперед, указание на прогрессивную роль печатного дела. В стреле видели также изображение угольника, одного из типографских инструментов, или наконечника плуга — рала, что могло напоминать о словах Ивана Федорова о том, что ему надлежит «духовные семена рассеивати». Так или иначе, в дальнейшем первопечатник помечал этим знаком все свои книги.
Львовский «Апостол» вышел в свет 15 февраля 1574 года. Как и другие книги Ивана Федорова, он получил широкое распространение не только на территории бывшего Великого княжества Литовского, но и в России. Известен экземпляр, купленный в Москве в 1575 году англичанином Джеромом Горсеем и увезенный им в Англию. (Сейчас этот экземпляр хранится в Кембридже.) О том, что «Апостол» приобретали люди самых разных слоев общества, в том числе и представители простого народа, свидетельствуют владельческие записи на сохранившихся экземплярах. В 1574 году киевский мещанин Хоцко Балыка передал принадлежавшую ему книгу в город Коростышев, а на экземпляре, обнаруженном в Будапеште, есть запись о покупке «Апостола» в 1581 году крестьянином Семеном Загорецким.
Одновременно с «Апостолом» Иван Федоров начал печатать еще одну книгу — «Азбуку», в основу которой положил трактат о грамматике византийского писателя и богослова Иоанна Дамаскина, жившего в VII–VIII веках. Иван Федоров переработал ученый трактат «ради скорого младенческого научения» и создал первый русский (и восточнославянский) печатный учебник, ставший очередной вехой в истории русского просвещения. Четкая конструкция «Азбуки», учитывающая психологию детского восприятия, позволяет исследователям говорить об Иване Федорове как о педагоге.
Заканчивается «Азбука» обращением Ивана Федорова к читателям: «Возлюбленный честный христианский русский народе, греческого закона! Сия еже писах вам, не от себе, но от божественных апостол и богоносных святых отец учения, и преподобного отца нашего Иоанна Дамаскина от грамматики мало нечто. Ради скорого младенческого научения вмале сократив сложих. И аще сии труды моя благоугодны будут ваши любви, примите сия с любовью. А я и о иных писаниях богоугодных с вожделением потрудитися хочу, аще благоволит Бог, вашими святыми молитвами. Аминь!»
Ввиду все усиливающейся тенденции к ополячиванию обучение русских, белорусских и украинских детей грамоте и родному языку становилось одной из форм борьбы за сохранение национальной культуры. В начале 70-х годов XVI века, то есть как раз во время приезда Ивана Федорова, во Львове активизировалась борьба против польско-католического гнета. Движение возглавили Василь Теневич, Фома Бабич, Лесько Малецкий и др. В числе прочего велась подготовка к созданию украинской школы — «гимназиона» и «братства» — организации, одной из целей которой была забота о школьном образовании. Противники народного просвещения понимали: грамотность способствует росту национального самосознания. «Непокорны сами да и других пуще всего приохочивают к непокорности те украинцы из плебса, которые умеют читать свое письмо <…> Поэтому нужно <…> обязать управителей имений пристально следить за тем, чтобы мужицкие дети привыкали не к книгам, а к плугу, ралу, цепу!» — писал один из них.
Своей «Азбукой» Иван Федоров внес существенный вклад в борьбу за сохранение национальной культуры, причем сделал это вполне сознательно. В раздел, предназначенный для закрепления навыков чтения, он включил тексты не только на старославянском языке, но и на близком к белорусско-украинской живой речи. В заключении «Азбуки» приведен фрагмент из Библии — Молитва Манасии, в которой тот сожалеет, что в тяжкую годину отступился от веры своего народа. Для современников Ивана Федорова здесь было очевидно созвучие с современностью.
«Азбука» пользовалась огромной популярностью. Она не раз перепечатывалась позднее в Киеве, Львове, Чернигове и других украинских городах, по ней учили крестьянских детей «мандрованные дьяки» — учителя, странствующие от одной сельской школы к другой.
Известно, что книги, предназначенные для детей, чаще других зачитываются до дыр и растворяются в мировом пространстве. Долгое время исследователи даже не подозревали о существовании «Азбуки» Ивана Федорова — не было известно ни одного ее экземпляра. И лишь во второй половине XX века обнаружилось два экземпляра: один в библиотеке Гарвардского университета США, а второй — в Британской библиотеке в Лондоне.
Четыре года спустя, в 1578 году, Иван Федоров выпустил второе издание «Азбуки».
«Азбука» Ивана Федорова стала прообразом всех последующих Азбук и Букварей не только в России, но и в других славянских странах. В Болгарии фрагменты федоровской «Азбуки» без всяких изменений включались в учебники для начальной школы вплоть до середины XIX века.