Иван Федоров

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

В Остроге у Ивана Федорова были хорошо налаженная типография, круг друзей и единомышленников, но тем не менее в начале 1583 года он покидает Острог.

Причиной этого, вероятно, стал конфликт с самим князем Острожским.

Князь был человеком увлекающимся, поддающимся различным влияниям. Будучи православным, он искренне декларировал свою приверженность православной вере, ратовал за сохранение русского языка и развитие национальной культуры, выступал против окатоличивания и ополячивания русских, украинцев и белорусов на территории Речи Посполитой. Но в то же время его привлекал блеск польской шляхты, восхищало красноречие католических проповедников.

Как уже было сказано, при дворе князя Острожского бывали иезуит Петр Скарга и другие представители воинствующего католицизма, открыто оскорбляющие религиозные и национальные чувства православных и пытающиеся посеять рознь между православным населением Речи Посполитой, «западнорусским народом» — украинцами и белорусами — и русскими («москалями»). «Итак, чего ждать тебе, западнорусский народ! Брось греков и москалей, от них не будет добра, и обратись к Риму… Что же мешает соединению с нами? Полуязыческая и варварская Москва, которая держит тебя в схизме?

Но неужели не отвернешься от этой погибшей своей сестры?» — призывал Петр Скарга.

Несмотря на то что подобные призывы противоречили убеждениям князя, он много и охотно общался с католиками, подчас способствуя их разрушительной деятельности, что в конце концов коснулось непосредственно Ивана Федорова.

Князь Острожский был знаком с папским нунцием в Польше Антонио Поссевино. В феврале-марте 1582 года Поссевино побывал в Москве, встречался с Иваном Грозным, тщетно пытаясь уговорить его разрешить католическую проповедь в Московском государстве. Неудача не остановила папского нунция. Понимая, каким мощным орудием пропаганды является печатное слово, он задумал создать в Кракове типографию, где бы печатались католические книги для распространения в некатолических государствах, на разных языках, в том числе и на русском. 13 января 1583 года Поссевино отправил в Рим кардиналу Птолемею Галли письмо, в котором просил прислать ему в Краков кирилловский шрифт. Такой шрифт был отлит в конце 1581-го — начале 1582 года в Риме по заказу Ватикана известным словолитчиком-французом Робером Грансоном и отправлен Поссевино. Однако когда Поссевино сравнил его с изданиями Ивана Федорова, в частности, с Острожской Библией, то увидел, что присланный шрифт можно назвать кирилловским лишь с большой натяжкой.

Тогда папский нунций обратился за советом к князю Острожскому. Тот предложил отправить в Рим в помощь ватиканским мастерам русского типографа и, вероятно, сам взялся поспособствовать этому. Некоторое время спустя другой папский нунций, Альберто Болоньетти, сообщал в письме кардиналу Птолемею Галли, что князь Острожский передал ему для отправки в Рим в качестве образца Острожскую Библию, а кроме того, «предоставил в распоряжение Его Святейшества своего очень знающего типографа, чтобы оказать ему в этом деле посильную помощь».

Имя типографа не названо, но конечно же речь шла об Иване Федорове.

Первопечатник был удивлен предложением князя и с негодованием его отверг, вероятно, высказав свое мнение по поводу готовности князя способствовать противникам той идеи, которой, казалось бы, служили они оба.

После этого разрыв стал неизбежным.

В начале 1583 года Иван Федоров покинул Острог и вернулся во Львов. Первопечатник намеревался возобновить работу в своей Львовской типографии. Однако это было непростым делом, поскольку разгневанный князь проявил мелочность, запретив Ивану Федорову взять что-либо из типографского оборудования.

Кроме того, Иван Федоров лишился своего ученика и помощника Гриня. Как мы помним, первопечатник, еще находясь в Остроге, определил Гриня в учение к Лаврентию Пилипповичу Пухало. Пухало, по его собственным словам, «на протяжении двух лет подготовлял и учил живописному мастерству юношу Гринька Ивановича с подляского города Заблудова, отданного ему в науку типографом Иваном за назначенную соглашением награду». Но 19 марта 1582 года Лаврентий Пухало заявил в Совет города Львова, что Гринь «без какой-либо видимой причины тайно убежал и покинул его».

Позже выяснилось, что парня сманили виленские купцы Мамоничи (те самые, на службу к которым когда-то перешел Петр Мстиславец). Гринь «уехал до Вильны и у пана Кузьмы Мамонича, бурмистра виленского, изготовил два русских шрифта». Это было серьезным правонарушением, поскольку между Гринем и Иваном Федоровым было заключено официальное соглашение, по которому первопечатник оплачивал обучение Гриня у Лаврентия Пухало, а Гринь обещал без разрешения Ивана Федорова «нигде и никому не изготавливать литер для печатания и не устраивать типографий». Ему дозволялось исполнять на стороне работы по столярному делу, живописи, резьбе по стали, то есть всё, кроме резьбы литер. Договор был подписан в присутствии свидетелей.

Иван Федоров был уверен, что никогда больше не увидит своего непутевого ученика. В Остроге у него было много помощников, и он смирился с отсутствием Гриня, хотя, конечно, был огорчен его бегством. Теперь же во Львове лишние руки были очень нужны. И вдруг 26 февраля 1583 года Гринь вернулся. В Львовском суде был составлен протокол, что беглый ученик «просил пана Ивана при добрых людях, чтобы он простил ему его провинности». Иван Федоров простил Гриня, «как молодого человека и порвал перед ним жалобы, составленные на него».

Можно было приступать к работе.

Но для восстановления типографии снова требовались деньги. Финансовое положение Ивана Федорова было достаточно запутанным. Он занимал деньги и сам давал в долг, закладывал и выкупал свое имущество, брал деньги под будущие издания и расплачивался книгами. Во львовском магистрате то и дело рассматривались жалобы на задержку выплат то самим Иваном Федоровым, то его должниками. Но, несмотря на разнообразие финансовых операций, их итог был одинаков — денег не хватало.

Неожиданно приятель Ивана Федорова, львовский пушкарь Данило Король, предложил ему взять заказ — отлить для города Львова малую войсковую пушку. Иван Федоров, несомненно, был знаком с литейным делом, поскольку сам отливал литеры. Выучиться этому ремеслу он мог в Москве, на Пушечном дворе.

Данило Король (или, по-польски, Круль) был известным и уважаемым мастером. Он отливал для города пушки, колокола, изготавливал порох и снаряды для фейерверков. Иван Федоров мог подружиться с Данилой Крулем в 1580 году, когда тот выполнял заказ князя Острожского на изготовление шестидесяти трех пищалей. Из разговоров с Иваном Федоровым Данило Круль вынес самое высокое мнение о познаниях печатника в литейном деле и о его профессиональном уровне и предложил ему столь ответственный заказ.

Заказчиком выступал польский король Стефан Баторий. Поначалу Ивана Федорова смутило предложение Данилы. Ведь Речь Посполитая принимала участие в Ливонской войне, Стефан Баторий — талантливый полководец, успешно вел военные действия против Московского царства, занял Полоцк и Великие Луки, а в 1581 году осадил Псков, намереваясь в случае успеха идти на Новгород и Москву. И лишь героическая оборона Пскова, в которой приняли участие не только войска, но и всё население города, остановила захватчиков. В 1582 году в Запольском Яме было заключено перемирие на десять лет. Тем не менее Иван Федоров опасался, что с возобновлением военных действий изготовленная им пушка будет использована против его родины.

Однако Данило Круль поклялся, что пушка будет оборонной, предназначенной лишь для защиты Львова, и Иван Федоров, в конце концов, согласился.

Вместе с Данилой Королем они отправились в Краков. Из королевской казны ему были выделены средства на приобретение меди и других необходимых материалов, Иван Федоров вернулся во Львов и принялся за работу.

Во время работы над пушкой он открыл в себе еще один талант — военного изобретателя и изобрел принципиально новое артиллерийское орудие: многоствольную «складную пушку», которая «позволяет из отдельных частей составить пушки, кои разрушают и уничтожают самые большие крепости».

Изобретение орудия массового поражения плохо сочетается с образом гуманиста-просветителя. Но Иван Федоров был человеком своего времени, когда войны велись непрерывно и были само собой разумеющейся частью жизни.

Изобретение сулило хорошие доходы, которые могли бы обеспечить типографию. Но, конечно, и речи не могло быть о том, чтобы вложить новое мощное оружие в руки Стефана Батория — врага России. Иван Федоров призадумался, куда можно пристроить своё изобретение, чтобы оно не нанесло вреда его родине. В конце концов он решил предложить проект новой пушки императору Рудольфу II — главе Священной Римской империи германской нации, включавшей в себя Германию, Австрию, Чехию, Венгрию и некоторые другие земли. В 1580-х годах между Москвой и императором Рудольфом намечалась военная коалиция.

Иван Федоров отправился через Краков в Вену, где находился императорский двор. Рудольф заинтересовался изобретением, но согласился заключить договор лишь после того, как пушка будет изготовлена. Поразмыслив, Иван Федоров рассудил, что венценосный заказчик скорее всего хочет воспользоваться его работой и уклониться от оплаты. Как и всякому живущему собственным трудом человеку, Ивану Федорову не раз приходилось сталкиваться с такой ситуацией, но возвращаться ни с чем ему не хотелось и он написал письмо другому европейскому венценосцу — курфюрсту саксонскому Августу.

Это письмо стало достоянием исследователей относительно недавно — в 1964 году его нашел в фондах Тайного архива земли Саксонии польский историк техники В. Губицкий.

Письмо это представляет огромный интерес в нескольких отношениях. Во-первых, это единственный известный на сегодняшний день документ, написанный рукой самого Ивана Федорова. Впрочем, E. Л. Немировский выражает сомнение, что письмо — автограф первопечатника: «Почерк письма тверд и хорошо отработан… Видно, что писал каллиграф-профессионал. Не писарская ли это копия?» Конечно, Иван Федоров мог заказать копию письма столь важному лицу профессиональному писарю. Но ведь и сам он наверняка владел ремеслом переписчика профессионально. Так что все-таки хочется думать, что мы можем видеть руку самого Ивана Федорова.

Во-вторых, письмо написано по-латыни. Это подтверждает то, что Иван Федоров был европейски образованным человеком.

И наконец, в письме Иван Федоров излагает сущность своего изобретения, которое, по мнению специалистов, будь оно осуществлено, произвело бы революцию не только в военной технике, но и в технике вообще. Таким образом, мы снова убеждаемся в многогранности и разнообразии талантов Ивана Федорова, характерном для людей эпохи Возрождения.

Иван Федоров с присущей ему обстоятельностью описывает свою неудачу при дворе Рудольфа. Не называя императора по имени, он пишет: «…некоторые вводили меня в заблуждение одними только посулами и одной только надеждой на выгоду, никакой платы не обещая, хотя и старались подсмотреть и раскрыть мое изобретение». Далее Иван Федоров описывает конструкцию своей пушки: «Такого рода пушку <…> можно разбирать на отдельные, строго определенные составные части, а именно, на пятьдесят, сто и даже, если потребуется, двести частей <…> Если бы такого рода орудие собирать и монтировать в безопасном и удобном месте, и ежели войско будет иметь его с собой в походе <…> то части или частицы такой пушки, пригодной для стрельбы, можно доделать и восполнить до числа пятидесяти за три дня и три ночи. Ежели бы, однако, такая пушка по какой-либо внезапной причине разорвалась, то только одна ее часть может быть повреждена, а не все орудие. Но такую малую составную часть можно доделать и присоединить за один день, конечно, если есть для этого необходимый опыт и знание. На обратном пути после победы над врагом можно такие пушки опять разобрать на части. Но если бы нужда была большая и неприятель очень теснил, то такого рода пушки за один день можно разобрать на части и разместить их отдельно. Кроме того, для подвоза и проверки такого орудия не требуются ни ящики, ни повозки на колесах, укрепленных железом. <…> Сто моих бомбард могут причинить неприятелю столько же вреда, сколько четыреста используемых до сих пор».

Иван Федоров запечатал письмо личной печаткой с изображением своего типографского знака и подписал: «Иван Федорович Москвитин. Типограф греческий и славянский».

«В исторической перспективе изобретение Ивана Федорова имело значение далеко выходящее за пределы военной техники. Уяснение смысла взаимозаменяемости способствовало созданию машиностроения, переходу от ручной техники изготовления машин к машинной», — пишет E. Л. Немировский.

Судя по всему, Ивану Федорову не удалось пристроить свое изобретение и Августу, вероятно, по той же причине, что и Рудольфу. Никаких сведений об изготовлении пушки нет.

Неизвестно даже, доехал ли Иван Федоров до Дрездена. Хотя косвенное подтверждение, что он там все-таки побывал, существует. Современник Ивана Федорова, известный немецкий востоковед Элиас Хуттер, живший при дворе Августа, в 1883 году пополнил свою библиотеку «Азбукой» Ивана Федорова и Острожской Библией, чему есть документальные свидетельства. Не исключено, что он получил их от самого Ивана Федорова, но, поскольку Хуттер поддерживал связь с волынским культурно-просветительным кружком, книги Ивана Федорова могли попасть к нему и другими путями.

Так или иначе, Иван Федоров вернулся во Львов.

Был конец месяца грудня, или, как называют его ученые люди, новембрия.

Иван Федоров побывал в магистрате, навестил Лаврентия Пухалу, обсудив с ним новые рисунки, договорился с торговцем бумагой и теперь возвращался домой.

Быстро темнело, в окнах загорались огни, отражаясь в мокрой булыжной мостовой. Иван Федоров подумал, что в Москве в это время улицы уже присыпаны первым снежком.

Дома Ивана Федорова ждали гости — Герасим Смотрицкий, пришедший со своим маленьким сыном Максимом[9].

Иван Федоров обрадовался приятелю. После приветствий и расспросов о здоровье и последних новостях Смотрицкий сказал:

— А ведь мы к тебе, Иван Федорович, по делу. Максиму моему минуло семь лет, в нынешний год пойдет он учиться в школу. И вот, пришли мы к тебе за Азбукой.

Иван Федоров удивился:

— Так в Остроге же Азбуки осталась не одна сотня экземпляров!

— Это верно, но я хочу, чтобы получил он ее из твоих рук и с твоим добрым напутствием.

— Что ж, будь по-твоему.

Иван Федоров достал из сундука Азбуку и протянул мальчику, думая, что бы такое сказать, торжественное и в то же время понятное малому ребенку. Но ничего не придумал и сказал просто:

— Учись хорошо.

Максим бережно взял книгу, поблагодарил и спрятал ее за пазуху.

Провожая гостей, Иван Федоров вышел на крыльцо и увидел, что выпал снег. Кругом было белым-бело, над заснеженными крышами к небу поднимались тонкие струйки дыма.

Совсем как в Москве…

Той же зимой Иван Федоров вдруг разболелся — и умер.