Иван Федоров

ТИПОГРАФИЯ В ОСТРОГЕ

Острожская типография стала четвертой типографией, созданной Иваном Федоровым. В ней он напечатал пять книг: в 1578 году — второе издание «Азбуки», в 1580-м — Новый Завет с Псалтырью и алфавитно-предметный указатель к Новому Завету («Книжка собрание вещей нужнейших, вкратце скорого ради обретения в книге Нового Завета»), в 1580–1581 годах — Острожскую Библию.

Типография располагалась неподалеку от замка — на Замковой улице у подножия Замковой горы. Рядом с типографией находились Успенский собор, Николаевская церковь и школа.

Второе издание «Азбуки» предназначалось для Острожской школы, которую сам Иван Федоров назвал в предисловии «детищным училищем». Новое издание по сравнению с предыдущим было расширено: дополнено пособием по изучению греческого языка, включавшим в себя греческий алфавит с русскими названиями греческих букв и тексты с переводом — в одной колонке по-славянски, в другой — по-гречески. Поскольку одинаковые тексты на разных языках имеют различное количество букв, их параллельный набор представляет собой большую техническую сложность. То, что Иван Федоров сумел напечатать и текст, и перевод так, что они занимают равное количество строк, еще одно свидетельство высочайшего мастерства нашего первопечатника.

В качестве приложения к новому изданию «Азбуки» Иван Федоров напечатал сочинение болгарского писателя, жившего в конце IX — начале X века, Черноризца Храбра — «Сказание, како составил святой Кирилл Философ азбуку по языку словенскому и книги переведе от греческого», повествующее о великих славянских просветителях Кирилле и Мефодии, создателях славянской письменности. Для только что освоившего грамоту ученика это сказание служило занимательным чтением, а кроме того, внушало юному читателю мысль о пользе просвещения и глубоких корнях славянской культуры.

Включение в «Азбуку» сказания о Кирилле и Мефодии было не случайным.

Со вступлением на престол Стефана Батория — ярого приверженца католицизма — в стране усиливается католическая реакция и особенно заметным становится влияние иезуитов. Орден иезуитов («Общество Иисуса») был основан в 1534 году в Париже Игнатием Лойолой для борьбы с Реформацией в странах Западной Европы. Но иезуиты имели далеко идущие политические планы, и через некоторое время их притязания обратились на Восток. Папа римский издавна хотел подчинить католическому влиянию Россию. Однако иезуиты, понимая, насколько трудно будет вести католическую пропаганду посреди такого крепкого оплота православия, как Московское царство, решили начать с окатоличивания русского населения Речи Посполитой. Этот путь представлялся им более легким, поскольку там у власти стояли паны-католики и правили католики-короли.

Иезуиты появились в Речи Посполитой около 1565 года, то есть всего за несколько лет до Ивана Федорова. В Остроге первопечатник увидел представителей ордена воочию. Хотя сам князь Острожский был православным, его жена-полячка придерживалась католической веры, дети воспитывались в католицизме, и среди княжеских придворных находились иезуиты. Острожский был хорошо знаком с прославленным иезуитским проповедником Петром Скаргой.

Скарга был поляком, уроженцем Груйца близ Варшавы, в юности окончил Краковский университет, в 1564 году стал каноником Кафедрального собора во Львове и в 1568 году побывал в Риме, где вступил в орден иезуитов. Фанатически преданный католицизму и ордену, умный, образованный, обладавший блестящими ораторскими способностями и большой внутренней силой, Скарга стал одним из наиболее опасных противников православной веры и много способствовал нетерпимости католического населения Польско-Литовского государства по отношению к православным. В 1577 году, то есть в то время, когда Иван Федоров уже находился в Остроге и готовил к печати «Азбуку», в Вильне был издан полемический труд Петра Скарги «О единстве церкви Божией под одним пастырем». Причем иезуитский проповедник посвятил свою книгу князю Острожскому — «пану, ко мне милостивому». В этой книге Скарга призывал к созданию унии — объединению православной церкви с католической под властью римского папы и обличал православие, указывая на три главных, с его точки зрения, «нестроения»: во-первых, разрешение православным священникам иметь семью, во-вторых, подчинение церкви государственной власти и, в-третьих, использование в богослужении славянского языка.

По поводу последнего «нестроения» Скарга писал: «Еще хуже то, что греки передали славянам свою веру на славянском языке, а не на греческом. Какой же язык славянский? Способен ли он передать богословские и научные понятия? Всему свету известно, что наука преподается лишь на латинском языке, как прежде преподавалась на греческом. Не было в мире ни академий, ни коллегий, где бы науки, например, философию или богословие, излагали на славянском языке».

Иван Федоров, несомненно, читал это сочинение, и ему сразу же пришло на ум Сказание о Кирилле и Мефодии, Черноризца Храбра, в котором точно такие доводы приводили противники славянского просвещения, пытаясь помешать деятельности создателей славянской письменности. Проблемы, с которыми столкнулись Кирилл и Мефодий семьсот лет тому назад, вновь оказались злободневными.

Братья Кирилл и Мефодий жили в IX веке и были уроженцами византийского города Солуни. Вопрос о их происхождении окончательно не выяснен: некоторые ученые считают их греками, но многие склоняются к тому, что мать Кирилла и Мефодия была гречанкой, а отец — славянином-болгарином. Кирилл в миру носил имя Константина и уже в молодости получил за свою мудрость и ученость прозвание Философа, мирское имя Мефодия не известно.

В 863 году братья были отправлены с религиозно-просветительской миссией в Моравию — крупнейшее славянское государство того времени.

В предании о Кирилле и Мефодии рассказывается, что однажды к императору Византии Михаилу прибыли послы из славянских земель и привезли письмо от князя Моравии Ростислава. Моравский князь писал: «Хоть люди наши язычество отвергли и держатся закона христианского, нет у нас такого учителя, чтобы нам на языке нашем изложил правую христианскую веру. Так пошли нам, владыка, такого мужа».

Прочитав письмо, император призвал к себе Константина Философа и сказал: «Философ! Путь в Моравию долог и тяжек. Я знаю, что ты слаб здоровьем и изнурен трудами, но подобает тебе туда идти, ибо дела этого никто другой совершить не может — только ты».

Константин Философ ответил: «Я болен и утомлен телом, но с радостью приму на себя этот труд. Только есть ли у славян азбука, пригодная для их языка? Ведь излагать мысли, не имея букв, все равно, что писать на воде». Император сказал: «Ни дед, ни отец мой не слыхали, чтобы у славян была своя письменность. Но моли Господа, и Он даст тебе все, что нужно».

Константин Философ вернулся к себе домой и стал молиться. Бог услышал его молитву и вложил в его разум новое знание: Константин Философ взял перо и, по воле Божьей, стал писать славянскими письменами слова Священного Писания: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…»

Император обрадовался и отправил князю Ростиславу такое письмо: «Бог, который хочет, чтобы каждый пришел к познанию истины, увидев веру твою, сотворил чудо, явив буквы для языка вашего, чтобы и вы были причислены к великим народам, что славят Бога на своем языке. Мы посылаем к тебе того, кому Бог объявил их — мужа честного и благоверного, книжника и философа. Прими же дар этот, что ценнее серебра и золота, драгоценных каменьев и всего преходящего богатства».

В предании создание азбуки представлено как чудо, на самом же деле этому, конечно, предшествовала долгая работа.

Известны две славянские азбуки: кириллица, которой мы пользуемся до сих пор, и глаголица, вышедшая из употребления после XI века. Какая из этих азбук была создана Кириллом, является спорным вопросом в славяноведении. Обе азбуки созданы на основе греческого письма, однако в одном из житий Кирилла сказано, что он «дошед Корсуня, обрете же ту Евангелие и Псалтирь рускыми письменами писны, и человека обреете, глагоюще тою беседою». О том, что представляли собой эти «рускые письмена», ученые спорят. Одни считают, что это была древнейшая славянская азбука, другие — что имеются в виду славянские тексты, написанные греческими буквами, третьи — предполагают в них какое-то иноязычное письмо.

Моравский князь Ростислав принял Константина Философа и его брата Мефодия с великой честью. Братья перевели на славянский язык «весь церковный чин», и священники в славянских церквах стали служить по-славянски. Однако это нововведение вызвало протест со стороны многих представителей духовенства.

Автор «Сказания» подробно описывает вспыхнувшую полемику. Противники славянской письменности говорили: «Если бы Богу было угодно, он бы с самого начала дал славянам письмена, чтобы они на своем языке Его прославляли». Будто вороны на сокола, налетели они на Константина Философа и стали спрашивать: «Как осмелился ты создать славянские письмена, если от Бога дано лишь три языка, на которых с помощью письмен можно Его славить: еврейский, греческий и латинский?»

Константин Философ ответил: «Не идет ли дождь равно для всех, не сияет ли для всех солнце, не равно ли мы все вдыхаем воздух по воле Божьей? Так почему же вы говорите, что лишь три языка пригодны для прославления Бога?» И противники Константина Философа были вынуждены признать его правоту.

Константин и Мефодий побывали в Риме (в то время христианская церковь еще не разделилась на католическую и православную). Папа римский Адриан принял братьев с великим почетом, много с ними говорил, расспрашивал, как распространяют они слово Божье в славянских землях, благословил составленные ими книги и сказал: «А если кто станет порицать книги на языке вашем, да будет отлучен, пока не исправится». Он посвятил старшего из братьев, Мефодия, в сан епископа и повелел в течение нескольких дней проводить в римских церквах богослужение на славянском языке. Во время пребывания в Риме Константин Философ заболел и скончался. Перед смертью он постригся в монахи и взял себе монашеское имя — Кирилл. Мефодий один вернулся в славянские земли, продолжать служение, начатое вместе с братом. Многих славян привел Мефодий к христианской вере. В числе прочих он окрестил чешского князя Боривоя с его супругой Людмилой и болгарского царя Бориса.

Но некоторое время спустя в Моравии произошел государственный переворот, князь Ростислав был свергнут, а моравская церковь оказалась в зависимости от германского епископата.

Мефодий был арестован и предан суду. Германские священнослужители сказали: «Ты проповедуешь на нашей земле, не имея на то права». Мефодий ответил: «Если бы я думал, что это ваша земля, то не ступил бы на нее ногой, а прошел мимо. Но она принадлежит не вам, а Богу. Вы же, по своей жадности и зависти, препятствуете учению Божьему». В ярости закричали германские священники: «Будет тебе худо!» — и стали бить его кулаками. Мефодий же сказал: «Можете делать со мной, что хотите. И более достойные люди, нежели я, принимали мученический венец за правду!»

Его отправили в Швабию и заточили в темницу.

Прошло два года. Бродячий монах по имени Лазарь, странствуя по свету, узнал о печальной участи Мефодия и, оказавшись в Риме, поведал о ней римскому папе. Тот разгневался на самоуправство германских священников и приказал освободить Мефодия.

Мефодий был уже стар. Чувствуя, что жить ему осталось недолго, он призвал двух своих учеников-скорописцев и за шесть месяцев перевел на славянский язык все еще не переведенные библейские книги.

Окончив этот труд, он так ослабел, что лег и больше уже не мог подняться с постели. На исходе ночи, когда стало светать, он воскликнул: «В руки твои, Господи, душу свою влагаю!» — и скончался.

Вскоре после смерти Мефодия римская церковь изменила свою политику по отношению к просвещению славян. Богослужение на славянском языке было запрещено, дело Кирилла и Мефодия объявлено ересью, их ученики стали подвергаться жестоким гонениям. Вынужденные бежать из Моравии многие последователи Кирилла и Мефодия нашли приют в Болгарии.

В Болгарии было написано одно из первых произведений, посвященных деятельности Кирилла и Мефодия, — «Сказание» Черноризца Храбра.

Автор «Сказания» особенно подчеркивал, что знание корней национальной культуры — предмет национальной гордости. Он пишет: «Ведь если спросишь книжников греческих, говоря: кто создал вам письмена или книги перевел и в какое время, то мало кто среди них это знает. Если же спросишь славянских книжников, кто вам письмена создал и книги перевел, то все знают и, отвечая, говорят: святой Константин Философ, названный Кириллом, он и письмена создал, и книги перевел».

«Азбука» Ивана Федорова вышла год спустя после трактата Петра Скарги. Включение в нее «Сказания о Кирилле и Мефодии», по сути, являлось открытой полемикой с иезуитским проповедником. Все высказывания Кирилла и Мефодия о славянском языке представляют собой возражения Скарге, аргументированные ссылками на Священное Писание. Так, отвечая на утверждение своих противников, что славянская письменность, в отличие от древнееврейской, греческой и латинской, «не от Бога», просветители напоминают слова из Псалтыри: «Хвалите Господа вси языци и похвалите его вси людие», а затем уточняют: «А не едиными тремя письмены и языки, яко ж они баснословят». Исследователи обратили внимание, что в других вариантах «Сказания» этой цитаты из Псалтыри нет. Возможно, ее (вместе с уточнением) добавил сам Иван Федоров.

Ну а кроме того, сам факт издания славянской «Азбуки» для славянских детей, включавшей в себя, как уже было сказано, и начальный курс грамматики, был весомым аргументом против утверждения ученого иезуита, что «правил и грамматик с толкованием для языка этого не имеется и быть не может».

В предисловии к «Азбуке» Иван Федоров не упоминает, что она была издана по распоряжению князя Острожского. На основе этого Я. Д. Исаевич высказал предположение, что «Азбука вышла не на средства князя, а как издание самого Ивана Федорова». Подтверждается это предположение еще и тем, что «первым овощем» типографии князя Острожского Иван Федоров называет следующую книгу — Новый Завет с Псалтырью.

Эта книга отпечатана в небольшом формате — в 1/8 листа. Такой формат говорит о том, что книга предназначалась не для использования при богослужении, а для чтения. Для ее набора потребовался соответствующей величины шрифт. До сих пор Иван Федоров пользовался шрифтами, привезенными из Москвы, в Остроге же он отлил новый, более мелкий, рисунок которого был близок к писарскому почерку украинских деловых бумаг. Предположительно в разработке этого шрифта принимали участие ученик Ивана Федорова Гринь и Герасим Смотрицкий — оба местные уроженцы, хорошо знавшие местную культуру.

Титульный лист украшен пышной декоративной рамкой, почти полностью скопированной с одного немецкого издания полувековой давности. Подобное заимствование элементов книжного оформления в те времена не считалось предосудительным, и то, что Иван Федоров воспользовался уже существующим рисунком, говорит лишь о его обширных познаниях в области западноевропейской книги и хорошей памяти. Однако первопечатник и в этом случае подошел к делу творчески: он сделал рисунок рамки более строгим и лаконичным, убрав отдельные мелкие детали.

Известный исследователь декоративного оформления книг Ивана Федорова А. П. Запаско высказал предположение, что рисунок рамки был выполнен и выгравирован учеником первопечатника Гринем. Поскольку Гринь проявлял явные способности рисовальщика и гравера, Иван Федоров определил его в ученики к своему львовскому приятелю, художнику Лаврентию Пухале, чтобы Гринь мог совершенствоваться в живописи, резьбе по дереву и по металлу.

А вот заставки, концовки и буквицы для Нового Завета с Псалтырью, как и для всех остальных своих изданий, Иван Федоров рисовал сам. Все эти декоративные элементы выполнены с учетом небольшого формата книги и отличаются особым изяществом.

В том же 1580 году, что и Новый Завет с Псалтырью, Иван Федоров выпустил «Книжку собрание вещей нужнейших», представляющую собой алфавитно-предметный указатель к Новому Завету. Это — самый первый справочник такого рода в русской библиографии. Составителем книги был Тимофей Михайлович Аннич, тот самый «служебник» пана Гарабурды, с которым Иван Федоров подружился еще в Заблудове.

В «Книжке» в алфавитном порядке расположены словосочетания, посвященные персонажам, событиям и явлениям, упомянутым в Псалтыри и Новом Завете (например, «Агнец Христов», «Август кесарь повеле написати всю вселенную», «Блаженный муж», «Павел с звери борется в Ефесе» и т. д.), с указанием, где их можно найти в тексте. Кроме того, составитель справочника включил в него многие крылатые слова из Библии, ставшие пословицами: «Сребролюбие корень всем злым есть», «Человек что сеет, то и пожнет».

Печатая «Книжку собрание вещей нужнейших», Иван Федоров ставил перед собою цель сделать ее как можно более удобной для использования. Первая буква каждой фразы выделена крупной прописной литерой, чтобы читатель мог легко отыскать нужную ему тему.

Убранство «Книжки» простое и строгое. На обороте титульного листа — гравюра с изображением герба князя Острожского, титульный лист украшен виньеткой, на последней странице помещена концовка.

Однако главной книгой, ради которой князь Острожский и затевал типографию, должна была стать полная славянская Библия.

Подготовка к ее изданию началась еще до приезда Ивана Федорова в Острог. Из наиболее видных представителей литературно-научного кружка при Острожской академии был создан своеобразный редакционный совет. В него входили Тимофей Аннич, Герасим Смотрицкий и др. Иван Федоров, приехав в Острог, принял активное участие в работе совета. Параллельно с печатанием «Азбуки», Нового Завета с Псалтырью, «Книжки собрание вещей нужнейших» он занимался и подготовкой издания Библии.

Прежде всего нужно было найти полный и исправный оригинал, с которого можно было бы печатать. В предисловии к Библии сказано, что оригиналы для нее искали «во всех странах роду нашего, языка словенского». Согласно некоторым сведениям, Иван Федоров ездил в Болгарию и Сербию для поисков южнославянских списков Библии. В октябре 1579 года Иван из Сочавы — серб, живший во Львове и служивший у К. Корнякта, подал заявление львовским городским властям о том, что он отказывается от претензий, которые возникли у него к Ивану Федорову «в Валахии и турецких землях». (Турецкими землями тогда называли южнославянские страны, захваченные турками.) Из этого заявления следует, что Иван из Сочавы и первопечатник совершили совместное путешествие, во время которого между ними возник какой-то конфликт.

Еще одним, хотя и косвенным подтверждением того, что Иван Федоров побывал в южнославянских странах, является экземпляр Острожской Библии, доныне хранящийся в сербском монастыре Раваница на Фрушской горе. На этом экземпляре есть вкладная надпись, выполненная киноварью, в которой говорится, что 1 декабря 1583 года некий «слуга» князя Острожского «предах сию Библию… обители пречестного Вознесения Господня монастыря, прозываемого Раванице в земле сербской». Хотя даритель не называет себя по имени, E. Л. Немировский, обнаруживший этот экземпляр, предположил, что им был Иван Федоров. Княжескими слугами или служебниками официально назывались многие сотрудники князя Константина Острожского, в том числе и Иван Федоров. Кроме того, на Ивана Федорова указывает и то, что надпись сделана киноварью, которую любили в Москве, а в южнославянских землях использовали крайне редко. Вряд ли первопечатнику пришло бы в голову посылать книгу в далекий монастырь, если бы он сам там не побывал и не завел знакомых среди братии.

Различные списки Библии были доставлены в Острог также из Рима, из чешских земель, но наиболее полный экземпляр — Геннадиевская Библия — был привезен Михаилом Гарабурдой из Москвы.

Острожский научно-литературный кружок проделал огромную текстологическую работу по подготовке издания Библии. Тексты, переведенные с латыни, были сверены с греческими, часть их переведена заново.

Для печатания Острожской Библии первопечатник отлил новые шрифты, вырезал новые гравировальные доски.

Поначалу редакционный совет намеревался украсить Библию сюжетными гравюрами на металле. Эта сложная, трудоемкая и очень дорогая техника в те времена еще редко использовалась в Западной Европе, а в Восточной была практически неизвестна. Первопечатник начал переговоры с немецким мастером — гравером из города Вроцлава Блазиусом Эбишем. Между ними было заключено соглашение, по которому Эбиш обещал «Ивану Хведоровичу, проживающему в Остроге русскому типографу ясновельможного воеводы Киевского Константина», «вырезать на медных пластинах как можно лучше, насколько сумеет, изображения к истории святой Библии соответственно последовательности эпизодов и глав в количестве ста пятидесяти». За работу он запросил 700 золотых, а кроме того, наниматель обязывался все время, что мастер будет работать, обеспечивать его самого, его семью и подмастерьев питанием.

Предполагалось, что Эбиш приедет во Львов ко дню святой Агнешки — 21 января 1579 года, — когда в городе устраивалась традиционная ежегодная ярмарка. Однако этот приезд был отменен, и Острожская Библия вышла без гравюр немецкого мастера. Почему издатели Библии отказались от первоначального замысла — неизвестно. Высказывались предположения, что плата, запрошенная Эбишем, показалась им слишком высокой. Однако издание финансировал князь Острожский, а для него уплатить 700 золотых не представляло никаких затруднений. Более вероятно, что у издателей вызвала сомнение сама идея оформить Библию сюжетными гравюрами. Возможно, они решили, что такое нетрадиционное для русских книг оформление, к тому же выполненное мастером-немцем, сделает Библию похожей на лютеранскую, и решили не рисковать. Острожская Библия была оформлена традиционными орнаментальными гравюрами-заставками на дереве работы самого Ивана Федорова.

В период подготовки Библии в жизни Ивана Федорова произошла непонятная и неприятная история.

14 мая 1577 года знакомый первопечатника, известный краковский врач Мартин Сенник, автор книг «Испытание лекарств», «Гербарий, или Описание здешних, иностранных и заморских трав, какую силу они имеют, и как ими пользоваться», послал во Львов ремесленнику Власу Замочнику письмо, в котором сообщал, что Иван Федоров должен был оставить Власу Замочнику и Семену Седляру 600 золотых для пересылки в Краков автору письма. «Вероятно, — писал Мартин Сенник, — он знал, что я на святого Станислава (8 мая) теперь уже прошедшего, должен был принимать гостей, которые по его надобности приехали из немцев на ту ярмарку. А так как посланная мне сумма от пана Ивана не дошла, а гости сами по моей просьбе, и полагаясь на мое слово, приехали, должен был я за собственный счет их вознаградить и в том понес немалый убыток».

Иван Федоров и Семен Седляр были вызваны в суд.

Иван Федоров «под присягой, подняв два пальца к небу, публично признал и сказал, что он дал 50 золотых Сеньке Седляру с тем, чтобы тот передал их краковскому бумагоделательному мастеру Лаврентию через доверенного Мартина Сенника, однако по причине слухов о татарском набеге доселе не выслал их и сберегает у себя». О 600 золотых «он с удивлением узнал из прочитанного письма». Первопечатник показал также, что «ничего не знает про каких-то людей из Германии, которые должны были прибыть в Краков по его делу». Никаких купцов из Германии он не приглашал и денег Сеннику не обещал. То же показал Семен Седляр, сказав, что сам он Мартина Сенника никогда не встречал.

На этом дело и закончилось. Я. Д. Исаевич высказал предположение, что эта история как-то связана с переговорами Ивана Федорова с Эбишем. Однако кто был виноват в недоразумении, из-за которого почтенный краковский врач «понес немалый убыток» и, вероятно, навсегда рассорился с первопечатником — неизвестно.

В работе над Библией принимал участие и сын Ивана Федорова — Иван Друкаревич, как называли его по отцу, или Иван Переплетчик — по ремеслу, которое он к тому времени освоил. Иван Друкаревич женился на дочери львовского горожанина Татьяне Анципорковне и в 1580 году с молодой женой переехал к отцу в Острог. Вероятно, Иван Друкаревич, несмотря на молодость, был искусным мастером, поскольку ему первопечатник поручил переплетать Острожскую Библию.

Острожская Библия вышла в свет в августе 1581 года. Ее издание часто называют издательским подвигом Ивана Федорова.

Выход в свет первой полной славянской Библии был делом огромного общественного значения. E. Л. Немировский пишет: «Острожская Библия сыграла исключительно большую роль в истории культуры восточнославянских народов. В свое время она явилась для Запада своеобразным свидетельством идеологической и нравственной зрелости русских, украинцев и белорусов. Перевод Библии на национальный язык и издание ее на этом языке говорили о росте национального самосознания, укрепления позиций родного языка».

Острожская Библия представляет собой книгу большого формата, состоящую из 628 листов с текстом, размещенным в два столбца. На обороте титульного листа помещены герб князя Острожского и торжественные, по-старинному тяжеловесные вирши, сочиненные Герасимом Смотрицким. Восхваляя князя Острожского как инициатора издания Библии, Смотрицкий подчеркивает значение этого издания в деле сохранения национальной самобытности и борьбы против католической экспансии:

Затем следуют два предисловия: одно на двух языках — церковнославянском и греческом, написанное князем Острожским (или, по мнению некоторых исследователей, членами литературно-научного кружка от его имени), второе — Г. Смотрицким. Авторы предисловий благодарят Бога за благополучное завершение работы, рассказывают историю издания, еще раз подчеркивая общественно-политическое значение первой полной славянской Библии.

Завершается книга кратким послесловием Ивана Федорова с традиционной благодарностью Богу и указанием: «Сия богоприятная и богополезная книга Ветхого и Нового Завета напечатана мною многогрешным Иоанном Федоровым сыном из Москвы в богохранимом граде Остроге».

Судя по тому, что до нашего времени сохранилось около 350 экземпляров Острожской Библии, тираж ее был достаточно велик. Часть тиража князь Острожский отправил в Москву. Библия быстро распространилась по всей России. Владелец одного из экземпляров, живший, по его словам, «на севере, близ студеного моря-акиана, в земле Двинской», сделал на книге такую надпись: «Напечатано быша множество сих книг и привезены быша в Великия Россию, в царствующий град Москву и рассеяша во все грады».

Отпечатанная с присущим Ивану Федорову мастерством, Острожская Библия почиталась образцом типографского искусства не только современниками, но и знатоками книжного дела, жившими в более поздние времена. Так, известный украинский проповедник и полемист XVII века Михаил Андрелла-Оросвиговский писал, что «един листок» Острожской Библии он не отдал бы за всю Англию, Литву, Прагу и еще десяток различных стран и городов.

Острожская Библия получила широчайшее распространение по всему миру. Ее экземпляры разошлись по славянским странам: Болгарии, Сербии, Черногории, Польше. Острожская Библия привела в восхищение и Ивана Грозного, и он подарил ее экземпляр английскому послу Джону Горсею. Другой ее экземпляр оказался в библиотеке шведского короля Густава II Адольфа.

В настоящее время Острожская Библия является гордостью крупнейших книгохранилищ России, Украины, Польши, Германии, Англии, США…

Почти сто лет издание Ивана Федорова оставалось единственной Библией, напечатанной кириллицей. Следующая была выпущена по ее образцу в Москве в 1663 году.

Наряду с книгами Иван Федоров печатал и мелкую продукцию — различные брошюры и листовки. Сохранилась лишь одна такая листовка, отпечатанная в 1581 году, озаглавленная «Которого месяца што за старых веков дело короткое описание», или, как называют ее исследователи, «Хронология» — перечень названий двенадцати месяцев по-латыни, по-древнееврейски и «просто», то есть по-славянски, в сопровождении двустиший белорусского поэта Андрея Рымши, посвященных библейским событиям, происходившим в тот или иной месяц. Так, июнь («по геврейску сыбан, просто чырвец») — месяц, в который, согласно Библии, начался Великий потоп — представлен такими стихами:

Эта листовка, напечатанная на разговорном русско-украинско-белорусском языке, стала первым русским печатным календарем и послужила прообразом многочисленных тематических календарей, любимых всеми и поныне.

Для оформления острожских изданий Иван Федоров впервые стал использовать готовые наборные элементы — отдельные декоративные мотивы простой формы, комбинируя которые, можно составлять разнообразные орнаменты. В отличие от гравюры, вырезаемой на деревянных досках, такие элементы отливались из металла, так же как и литеры.

Обычно Иван Федоров приобретал наборные элементы в одной из польских типографий. Большинство их были стандартными, представляли собой несложные растительные или геометрические мотивы — лист, розетка, ромб и так далее, и использовались многими типографами на территории Речи Посполитой. Но в изданиях Ивана Федорова встречаются и совершенно уникальные декоративные элементы: головки херувимов. Образ их довольно неожиданный: херувимы похожи на украинских крестьян — круглолицые, с насупленными бровями, длинными, висячими усами и чубами, спускающимися на лоб. А о том, что это всё же «силы небесные», свидетельствуют аккуратные крылышки, торчащие из-за ушей.

К сожалению, никто не исследовал происхождение этих херувимов-украинцев, но то, что они привлекли внимание Ивана Федорова, говорит еще об одной черте характера первопечатника — он явно обладал чувством юмора.