Из боя в бой

В ПАРТИЗАНСКОМ КОРПУСЕ

Пришла осень сорок второго, а существенных перемен в моей жизни не наступило. По-прежнему с ребятами- сверстниками, членами комсомольской группы, состояли в партизанском резерве. Собирали продукты и доставляли их в партизанский отряд имени В. П. Чкалова, базировавшийся в деревне Межегость.

А мечта звала к народным бойцам, в их ряды. Однако командование отряда неоднократно отклоняло просьбы, откладывало сроки, ссылаясь на нашу молодость и необходимость исполнять обязанности снабженцев. Выручил случай.

Тихим солнечным днем, одним из тех, которые еще бывают в начале осени, в нашей деревне Локти появилось трое всадников. Старший по возрасту и званию, одетый в красноармейскую форму, неторопливо оглядывался вокруг, похлопывал плетью по голенищу сапога, затем въехал на бывший колхозный двор и спешился.

— Здорово, миряне! — поздоровался он с нами, работавшими на веялке. — Я Горох.

Его спутники засмеялись. А он, немножко обождав, поправился:

— Фамилия моя Горохов. Что такие хмурые.

— А чему радоваться? — отозвался Поплетеев. Он вот при деле, воюет, — указал Степан рукой на веснушчатого, молоденького партизана, вооруженного кавалерийской винтовкой и шашкой в стертых от времени ножнах. — А тут… Э-э, да что там говорить! — И обиженно отвернулся.

— Почему такое недовольство?

— Не принимают в отряд. Вот он и злится, — ответил я за друга.

— Как же так? — удивился Горохов. — Тогда идите к нам.

— А возьмете?

— Непременно. Оружие есть?

— Найдется.

— Сделаем так. Улаживайте свои семейные дела, вооружайтесь и следуйте в деревню Мамоли. Там я вас встречу, — обнадежил Горохов и, одним рывком вскочив в седло, с места поднял коня в галоп.

За ним поскакали его спутники. Деревня Мамоли рядом с нашей, я там всех людей знал, и они меня. Выходит, в наши края прибыл новый, незнакомый нам отряд.

О своем решении идти в партизаны сказал матери. Оценивающе поглядев на меня, она спросила:

— А готов ли ты, сынок, к тому, что ждет тебя на войне?

— Давно готов, мама.

— Ну, если считаешь себя подготовленным, тогда иди.

Сборы были недолгими. Мать положила в сумку полотенце, белье, продукты на первый случай. За околицей оглянулся. Больно сжалось сердце: на пригорке неподвижно стояла мать. Возле нее — мои младшие братья Петр и Анатолий.

Вскоре со Степаном Поплетеевым, Иваном Кузяковым и Александром Петраченко мы пришли в Мамоли. Там базировались калининские партизаны. С нами — присоединившиеся знакомые ребята из соседних деревень: Николай Сидунов, Арефий Павлыго, Леонтий Баньков…

В деревне было людно. Возле хат группами и в одиночку стояли и сидели партизаны. Некоторые в красноармейской одежде. Возле хаты Егора Герасимовича Студенкова прохаживался часовой с автоматом на груди, над крылечком развевался флажок. Мы поняли — здесь штаб.

— А-а, пришли, голубчики! — такими словами встретил нас Горохов, выйдя из хаты.

Он записал в блокнот наши фамилии и тут же исчез. Через минуту-другую снова появился на крылечке и пригласил в штаб.

— Не дрейфь, хлопцы, с вами будет говорить сам Василий Васильевич, — подбодрил он нас.

— Кто такой Василий Васильевич? — поинтересовался Александр Петраченко.

— Командир корпуса. Сейчас познакомитесь.

С трепетным волнением вошли мы в хату. За простым деревянным столом, на широких скамьях, сидели командиры. Перед ними лежала топографическая карта. Они говорили о каких-то маршрутах. За их спинами, на подоконниках, в горшочках полыхали цветы «огоньки», выращенные заботливой хозяйкой Евдокией Егоровной. Один из командиров — рослый, стройный в звании капитана — пружинистой походкой мерил комнату, перекидываясь короткими фразами с остальными.

— Здравствуйте, товарищи! — приветливо встретил он нас.

Мы нестройно ответили и столпились у порога.

— Будем знакомы. Разумов — командир партизанского корпуса. Что же мы стоим? Проходите, хлопцы, садитесь. Не стесняйтесь.

Когда мы уселись на скамью, Василий Васильевич спокойным жестом руки указал на сидящих за столом командиров, назвал должность и фамилию каждого, сам же продолжал ходить по комнате. На его гимнастерке блестел орден Красного Знамени, от которого я не отводил взгляда.

— Как я понял, все вы добровольцы? — спросил Разумов.

Мы утвердительно закивали.

— Похвально. Тогда рассказывайте, кто вы и что вы, только не все сразу, а по одному.

Прохаживаясь по хате, Разумов легко повел беседу. В нее включились остальные командиры. Вопросов было много: откуда мы, сколько нам лет, есть ли среди нас комсомольцы, владеем ли оружием, которое держим в руках, где его приобрели, чем занимались в оккупации, какие виды спорта освоили в школе. По тому, как Разумов реагировал на наши ответы, мы поняли, что он доволен нами. Круто повернувшись к столу, он спросил у командиров:

— Ну что, возьмем их к себе?

Широкоплечий, с истинно русским лицом и хитроватым взглядом, комиссар корпуса Алексей Иванович Штрахов согласно закивал головой.

— Товарищ Мартынов! Принимай пополнение, распорядился Разумов. — Будем воевать вместе, хлопцы, до самой победы. В добрый путь!

— Надо же, как повезло! — ликовал позже Александр Петраченко. — Мы — партизаны! И приняты не кем-нибудь, а лично командиром корпуса.

Слушая восторги Александра, я не мог отрешиться от чувства виновности перед своим отрядом имени В. П. Чкалова, перед комиссаром: все же мы ушли к калининцам самовольно.

Итак, я — партизан отдельного диверсионного отряда «За свободу». Командиром у нас — Иван Андреевич Мартынов, комиссаром — Леонтий Алексеевич Лукин, начальником штаба — уже знакомый Анатолий Васильевич Горохов. Отряд состоял в основном из молодежи Великолукского района Калининской области, но находились в нем и видавшие виды фронтовики.

В тот же день новичков собрал комиссар отряда. Человеком он оказался разговорчивым, простым, поведал о 1-м Калининском партизанском корпусе, о его пути в тыл врага. Корпус был сформирован по инициативе оперативной группы, созданной штабом партизанского движения Калининской области и находившейся при Военном совете 3-й ударной армии. Состоял корпус из действовавших партизанских бригад и отдельных отрядов, которые вышли из тыла противника на довооружение и пополнение. Затем под прикрытием фронтовых частей перешел линию фронта в районе Невеля с целью нанесения массированных ударов по коммуникациям противника в его глубоком тылу.

В ночь на 18 сентября 1942 года корпус подошел к жизненно важным для гитлеровцев железнодорожным магистралям Невель — Полоцк и Невель — Витебск. Передовые отряды корпуса разгромили вражеские гарнизоны, расположенные в Новохованске, Белячине, Журавах, Железнице. Взорвали мосты, уничтожили телеграфную связь, сожгли казармы и другие сооружения, разрушили железнодорожные пути. Почувствовав в своем тылу грозную силу, гитлеровцы заметались, стали принимать меры, чтобы ликвидировать опасность. Но было поздно. Партизанские отряды стремительно продвигались в тыл. Переправившись через реку Дрисса, корпус вступил на территорию Россонского района.

Вначале я чувствовал себя в партизанах не совсем уверенно. Все было непривычным. Мои душевные переживания не остались для старших бойцов незамеченными. Доброжелательно и тепло отнеслись они к новичкам. Нас окружали добрые, внимательные люди: командир взвода Николай Яковлевич Данилов, командиры отделений Иван Филиппович Якимец и Александр Иванович Иванов, старшая медсестра Наташа Егорова. В отряде оказалось много моих одногодков, которые уже не раз побывали в боях. Мы быстро нашли общий язык с Александром Полетаевым, круглолицым, улыбчивым пареньком. Часто беседовали по душам.

На рассвете 24 сентября 1942 года отряд подняли по тревоге. Быстрым маршем знакомой мне по сорок первому году лесной дорогой прибыли к озеру Язно, одному из красивейших в Невельском районе. Оно растянулось с востока на запад на 17 километров. Тревога была вызвана тем, что около трех тысяч солдат и офицеров противника предприняли наступление на партизанские бригады, базировавшиеся в населенных пунктах на южном берегу озера. Получив данные разведки, В. В. Разумов ввел в бой сразу 4 бригады и наш отдельный диверсионный отряд.

Прикрываясь интенсивным артиллерийским огнем, гитлеровцы пытались высадиться из лодок и закрепиться на южном берегу. Однако это им не удалось. Партизаны, расположенные в засадах, встретили их пулеметным огнем. Гитлеровцы, бросив раненых и убитых, повернули назад. После небольшой паузы они повторили попытку высадиться на берег, но опять их постигла неудача.

Наступило затишье. Партизаны зарывались в землю. На высотках между населенными пунктами Лашково, Воробьи и Клиновое рыли окопы и траншеи, оборудовали огневые позиции для пулеметов и 45-миллиметровых орудий. Надо отдать должное калининцам: делали они это чисто военное дело умело, используя любую паузу между боями для улучшения своих позиций.

Прошла ночь. Бурные события развернулись утром 25 сентября. Гитлеровцы крупными силами пошли в обход озера Язно с намерением зажать партизанские бригады в клещи и уничтожить.

Отряд «За свободу» занимал оборону на северной окраине деревни Воробьи, на высотке возле одинокого сарая. Имел на вооружении ручные и станковые пулеметы, автоматы, винтовки и приданное 45-миллиметровое противотанковое оружие (сорокапятку). Необстрелянных новичков командиры отделений расположили в траншее и окопах между бывалыми партизанами. Между мной и Степаном Поплетеевым находился Александр Полетаев. Иван Кузяков стал подносчиком снарядов к орудию.

Завязался упорный бой. Первый в жизни моей и моих сверстников. Мы отражали атаку противника, пытавшегося перейти шоссе перед нашими позициями. Гитлеровцы словно взбесились. Их огонь был страшен. Земля содрогалась от разрывов снарядов. Высотку заволокло едким удушливым дымом. Рядом оглушительно стреляла наша сорокапятка. Звуки боя слились в один сплошной грохот. Вражеский снаряд угодил в крышу сарая. На десятки метров разбросало вокруг обломки стропил и гнилую солому. Пыль забивала горло и глаза.

— Людцы добрые, что ж это робится, — запричитал Александр Петраченко, сбрасывая с себя ошметки соломы. Он пытался выбраться из траншеи.

— Петраченко, назад! — закричал командир отделения разведки Алексей Байков. — Живо в траншею, укройся!

Петраченко, повинуясь команде, упал в траншею и закрыл голову руками.

Не передать словами, что творилось вокруг. Казалось, что враг обрушил на нашу высотку всю силу своего огня. Сознаюсь, скверно чувствовал себя в первые минуты боя. От страха тряслись руки. Появилось неодолимое желание выбраться из траншеи и бежать из этого ада без оглядки. Но нельзя покинуть свое место в бою, иначе именно здесь, казалось мне, и прорвется противник. Я прижался к стенке.

— Успокойся, дай время остынуть СВТ, — тронул меня за плечо Александр Полетаев.

В траншее кто-то вскрикнул и умолк. Обе стороны несли потери.

— Пристрелялись, фашисты! — услышали мы голос командира отделения Ивана Якимца.

В самый критический момент, когда появилась угроза окружения нас, неожиданно с левого фланга, перекрывая шум боя, раздался ободряющий возглас:

— Держись, хлопцы, держись! Скоро они выдохнутся. И мимо нас без пилотки, с автоматом в руке на правый фланг побежал комиссар корпуса А. И. Штрахов. Вслед за ним в траншею скатился командир отряда И. А. Мартынов. Осмотревшись, подал команду:

— Пулеметчики, сменить позицию!

Иван Якимец с пулеметчиками кинулись в запасной окоп, предусмотрительно вырытый накануне на правом фланге, и с новой позиции открыли огонь.

К вечеру на нашей высотке появился В. В. Разумов. Стоя в траншее, он наблюдал за полем боя. Каким-то чутьем уловив изменения в обстановке, он ввел в бой группу резерва, состоявшую из автоматчиков. Они ударили во фланг противнику. Гитлеровцы не выдержали, дрогнули и начали отходить.

Преследовать их уже не было сил. Мы еле держались на ногах. Плечи сдавливала непомерная тяжесть. Девять часов пребывания под изматывающим обстрелом! Сильно захотелось есть. Без команды мы выбрались из окопов и траншей и устремились вперед к шоссе, через которое гитлеровцы так и не смогли перейти. По нему, осматривая поле боя, в окружении автоматчиков, своей излюбленной пружинистой походкой прохаживался В. В. Разумов. К нему спешили разгоряченные, возбужденные командиры.

Картина закончившегося боя выглядела внушительно: между сосен и елей, в зарослях папоротника, на откосах кюветов и прямо на шоссе валялись трупы врага. Пять пленных с вытянувшимися зеленовато-бледными лицами боязливо ежились под дулами партизанских автоматов, губы их нервно подергивались.

Собрав трофейное оружие и сложив его в груду, мы построились на шоссе.

— Ну, вот, — повел рукой В. В. Разумов в сторону поля боя, — выстояли. Да еще как! Драться так и дальше!

Во всех подробностях запомнился мне тот день. Многое я понял и, самое главное, убедился в том, что бить фашистов могут не только бывалые фронтовики, но и молодые партизаны.

С сознанием честно исполненного долга, довольные тем, что выдержали свой первый в жизни бой (понюхали настоящего пороха), возвратились мы на базу отряда в Мамоли.

На следующий день часть моих земляков, в том числе Степана Поплетеева, Ивана Кузякова и Александра Петраченко, направили в распоряжение штаба 2-й Калининской бригады. Грустным было расставание. Мог ли я знать тогда, что вижу друзей своего детства и юности Поплетеева и Кузякова в последний раз. В разное время они погибли в боях. Боль от этой утраты не утихает в моем сердце и сегодня.

В конце сентября дни стояли ясные и тихие. Воздух в деревне был насыщен запахом перезрелых яблок и слив, подсыхающей картофельной ботвы, свежеобмолоченной ржи. Листья на деревьях горели всеми красками золотой осени.

Тепло попрощавшись с гостеприимными хозяевами, отряд со всем своим походным хозяйством покинул Мамоли. По обе стороны от дороги тянулись убранные нивы с желтыми ржищами, пронизанными тонким светом неяркого солнца. Мы уходили в рейд в сторону Пскова, в край синих озер и голубого льна, зеленых лугов и лесов.

За один переход вышли на железную дорогу Полоцк — Россоны — Идрица, на участок у Дмитрова моста. Страшная картина предстала нашему взору. Огненным смерчем прошла здесь война. Дорога была разрушена до основания: взорваны все большие и малые мосты, разворочены виадуки, с насыпи свисали искореженные, перебитые рельсы. На дне кюветов и ручьев громоздились остовы товарных и пассажирских вагонов.

Вечерело. Солнце медленно садилось за лес. Его косые лучи, цепляясь за вершины деревьев, мягко стлались по земле, окрашивая в пурпурный цвет лица партизан, устало шагавших вдоль «железки». От непривычной ходьбы по шпалам гудели натруженные ноги, а мы все шли пи шли, и казалось, конца не будет нашему пути. Шли молча. Тишину нарушало только тяжелое дыхание людей да мерное шуршание подошв.

Поход новички переносили стойко. Наконец направляющий свернул с «железки», и через некоторое время мы ступили на ровную гладь шоссе.

На потемневшем небе зажглись редкие звезды. Потянуло прохладой. Медленно, но уверенно ночь вступала в свои права. И тут начались курьезы: мы шли и… засыпали на ходу. Скажи мне кто-нибудь раньше, что это возможно, никогда бы не поверил, принял бы за шутку. И тем не менее так было: идешь и засыпаешь, пока не уткнешься в спину впереди идущему. Очнешься на мгновение, и снова закрываются глаза.

— Подтянись, не спать! — часто слышался в темноте голос командира отряда.

Под покровом ночи отряд стремился как можно дальше проникнуть в Идрицкий район. По сведениям, которыми располагало командование отряда, обстановка там оставалась сложной. Не было партизанской зоны. Городской поселок Идрицу гитлеровцы превратили в сильно укрепленный пункт, вокруг него действовали оккупационные органы. Зверства чинили карательные отряды, а также прибывшие с фронта на переформирование регулярные войска. Обосновавшись в Идрице и других крупных тыловых гарнизонах, они совершали набеги на деревни с целью грабежа. Врывались в дома колхозников, отбирали хлеб, скот, теплые вещи. Убивали всех, кто им не понравился, хватали молодежь и угоняли на каторжные работы в Германию. Надо было пресечь злодеяния фашистов.

После короткого отдыха командир взвода Николай Данилов построил нас на лесной поляне. Каждый был нагружен полностью оружием, патронами, гранатами, взрывчаткой. Осмотрев наше снаряжение, командир отряда объяснил задачу. Нам предстояло совершать диверсии на дорогах, рвать телефонную связь, уничтожать технику врага, гитлеровцев, защищать население от их варварских набегов. Кроме того, вести разъяснительную работу среди жителей деревень и поселков, поднимать людей на борьбу с захватчиками.

— Задание, как видите, непростое, — продолжал И. А. Мартынов, путь вам предстоит нелегкий. Опасности могут подстерегать на каждом шагу. Находиться вы будете в отрыве от основных сил отряда, в незнакомой местности. Это усложняет дело. Действовать нужно хладнокровно, обдуманно. Желаю успеха, товарищи, и удачи в боях.

Группа двинулась на север. Шли осторожно, избегали открытых мест, больше лесом и перелесками, прячась днем в зарослях олешника и обходя стороной попадавшиеся на пути населенные пункты. Шли долго, присматриваясь к следам машин на проселках. Командование решило — до выяснения обстановки в местах проведения диверсий в населенные пункты не заходить.

На рассвете подошли к шоссейной дороге Идрица — Пустошка. Однако участок дороги за деревней Лоино не устраивал подрывников. Они искали удобные места для минирования: крутые повороты и высокие насыпи. Остановились в мелколесье. Дорога делала изгиб и шла под уклон. С минами еще не имели дела, поэтому нас послали на фланги в засаду, чтобы прикрыть подрывников. А они, не теряя времени, приступили к установке мин. Тесаками долбили твердь шоссе, малыми саперными лопатками вынимали грунт и на плащ-палатках уносили в кустарник. Мы с повышенным интересом наблюдали за их работой. Без суеты, четко и слаженно действовали они. Установили рядом три мины. Расчет был прост: начнут вражеские машины объезжать подорвавшуюся, обязательно наскочат на другую мину.

Текли минуты. Прохаживаясь по обочине дороги и присматриваясь к работе подрывников, Н. Я. Данилов делился своими мыслями с новичками.

— В нашем деле всегда нужны разумный расчет, четкость и адское терпение. Одна неосторожность, одно неумелое движение — и загремишь на тот свет. Сапер, говорят, ошибается один раз в жизни. Верно говорят. Нам ошибаться нельзя.

Установив мины, подрывники замели следы веником.

— Ну, кажется, все в порядке. Ловись, рыбка, большая и маленькая! — послышался чей-то голос и приглушенный тихий смешок.

В это время поднялась за лесом сильная стрельба. Строчили пулеметы, бухали разрывы гранат. Горизонт озарялся светом красных и зеленых ракет.

— Похоже, наши соседи дерутся, — предположил Н. Я. Данилов.

Поеживаясь от свежести раннего утра, мы вслушивались в шум боя, который то разгорался, то затихал, и не заметили, как из-за поворота, натужно гудя двигателями, показались большие машины вместимостью по пятьдесят человек. Гитлеровцы с оружием и руках строгими рядами сидели в кузовах. Сидели, и никто из них не знал, сколько метров оставалось до смерти. Дальше все произошло так неожиданно, что мы сначала оцепенели. Раздался страшной силы взрыв. Содрогнулась земля, и прокатилось протяжное эхо в лесу. Я увидел: машина вместе с солдатами развалилась на части. В центре взрыва бушевало пламя. Вторая и третья машины, не успев затормозить, наскочили на обломки передней, и их занесло в кювет.

Послышались команды офицеров. Гитлеровцы посыпались на землю и открыли беспорядочный огонь. Кустарник простреливался насквозь. Одно спасение — рядом лес, если успеем добежать до него.

— Быстрее! За мной! — крикнул Данилов. — Не отставать!

Обгоняя друг друга, мы кинулись вперед. Теперь все зависело от нашей прыти. Над головами зацвинькали пули.

— Не отвечать! — бросил на ходу Данилов. — Они нас не видят.

Оказавшись в спасительном лесу, мы в изнеможении упали на землю. Все дышали часто, тяжело. Стали гадать, куда кинется противник.

— Сюда они не сунутся, — заверил Данилов. — Но и ввязываться в бой нам не с руки — не те силы.

Когда отрегулировалось дыхание, мы поднялись и пошли. Гитлеровцы продолжали обстреливать кустарник и опушку леса. Легкий утренний ветерок, набегая с шоссе, нес в нашу сторону удушливый запах гари. Это догорала автомашина.

— Вот так бабахнуло! До сих пор не могу опомниться от страха, — признался Леонтий Баньков, шагая рядом с командиром.

— Это от детонации взорвались боеприпасы в кузове и вспыхнул бензин, — объяснил Данилов чрезмерную силу взрыва мины.

На следующий день к вечеру мы вошли в другой осенний лесок и залегли возле шоссе. Когда наступила темнота, командир приказал подрывникам ставить мины, а остальным — разрушать телефонную связь. Несколько человек с ручным пулеметом расположились в засаде. Работали без отдыха, обливаясь потом. Рубили и выворачивали столбы, резали проволоку, относили и разбрасывали ее в кустарнике.

Дело было сделано.

— Ладно, хлопцы, пошли на отдых, — распорядился командир.

Утром подошли к деревне Гритьково Калининского сельсовета (ныне Красный сельсовет Себежского района). Не зная окружающей обстановки, войти в деревню не решились. Забравшись подальше в кусты, устроились на отдых. Меня назначили часовым. Однако спать ребятам долго не пришлось. Была половина одиннадцатого, когда в деревне послышались крики женщин, плач детей и грубые мужские голоса. Я насторожился. Спустя минуту-другую грохнули два винтовочных выстрела, снова послышались женские вопли, брань на немецком языке и короткие автоматные очереди.

Первым проснулся Данилов. Схватив автомат, он вскочил со своего места, стал определять, с какой стороны пришла опасность. В лесу из-за эха это не просто было сделать.

— Хлопцы, в ружье! — подал он команду.

Ребята быстро поднялись. В это время к нам подбежали две девушки, растрепанные, бледные. Увидев вооруженных людей, кинулись прочь. Но Данилов крикнул:

— Не пугайтесь, мы свои — партизаны!

Девушки остановились, но смотрели на нас все еще недоверчиво.

— Скажите, что произошло в деревне? — поинтересовался наш командир.

Из отрывочного и сбивчивого рассказа девчат мы узнали, что в деревню нагрянули гитлеровцы. Забрали у жителей овец, кур, домашние вещи, в том числе велосипед, нагрузили две подводы, арестовали девчат и повели с собой. По дороге приставали к ним, порвали платья, но девчатам удалось вырваться и убежать.

— Это стреляли нам вслед. Житья нет от этих бандитов — возмущались они.

— Сколько их было? — спросил Данилов.

— Пятеро — отозвалась девушка с синяком под глазом.

— Они забрали двух наших стариков в подводчики, — добавила другая.

— Оставайтесь пока здесь, — распорядился Данилов. — Хлопцы, будем действовать. Задача: скрытно подобраться к дороге и уничтожить мародеров. Только не перестреляйте дедов. Вперед!

Вытянувшись в цепь, мы приблизились к дороге. Один из гитлеровцев сидел на телеге и пиликал на губной гармошке. Заметив нас, икнул со страху и с криком «Партизанен!» сиганул с повозки в кювет, но запутался в валежнике и упал. Остальные бросились в олешник. Только треск сухого хвороста да шелест кустарника указывал направление их бегства. Поднялась стрельба. В погоню кинулись Арефий Павлыго, Николай Сидунов и Иван Студенков. Не удалось уйти мародерам.

— Покончили с ними, — доложил, вернувшись, Николай Сидунов.

Возбужденный и раскрасневшийся, он азартно размахивал трофейным автоматом.

Старики повернули подводы в деревню.

— Добро верните людям, — попросил их Данилов. Надо бы и нам войти в Гритьково, побеседовать с жителями, успокоить, обнадежить, но обстановка не позволяла. В трех километрах отсюда, в селе Сутоки, в каменном здании бывшей школы расположен вражеский гарнизон. Из окон торчат стволы пулеметов, рядом несколько дзотов, а на окраинах села — блиндажи и окопы.

— Этот орешек нам пока не но зубам, но со временем мы его расколем, будьте уверены, хлопцы! А сейчас уходим отсюда, — заторопился командир взвода.

Из Суток доносилась стрельба.

Итак, еще пятеро фашистских вояк нашли себе могилу на древней псковской земле. Два трофейных автомата, три карабина, патроны, гранаты…

— В нашем хозяйстве пригодятся, — посмеивался Данилов, довольный успехом.

Он шагал впереди взвода свободно и неслышно, положив руки на автомат, который висел на груди. Николая Яковлевича отличала легкая походка, ловкость и сила в движениях, военные знания, мужество, храбрость и решительность в схватках с врагом.

Совсем немного времени прошло с тех пор, как мы ушли из Мамолей, но за этот небольшой срок всякое испытали на своем пути. Участвовали в диверсиях, засадах, налетах на гитлеровцев, удачных и неудачных, а главное — несли слова правды людям. Постигать науку войны на первых порах было нелегко. Оно и понятно: партизанами стали совсем недавно, а задания получали сложные. Группа наша была небольшая — двадцать человек — неполный взвод, но сильная духом, растерянности не знала, потому что среди нас находились опытные, надежные, мужественные бойцы, много повидавшие в жизни. Они заботились о новичках, учили воевать.

В этом походе нам пока сопутствовала удача. Это укрепляло у меня уверенность, будто нам все нипочем. Хотя иногда нет-нет да и закрадывалось чувство тревоги. Но оно было еще неосознанным, слабым, как тлеющий уголек.

Вскоре обстановка изменилась. Гитлеровцы, встревоженные смелыми действиями партизан, прибывших в Идрицкий район, стали принимать ответные меры. Усилили охрану гарнизонов и путей сообщения, перекрывали выходы из лесных массивов, на автомашинах и мотоциклах рыскали по проселочным дорогам, выслеживая мелкие партизанские группы, нередко привлекали для этих целей кавалерийские подразделения.

Наступила полоса неудач. Враг выследил нашу группу. Силы оказались неравными. Пришлось уходить от преследования. Маневрируя в районе деревень Клевцы, Заселехи, Мозои, Горюшино, мы делали все возможное и невозможное: отстреливались, переходили дороги пятками вперед, заметали свои следы ветками. Наконец, запутав противника, оторвались от него.

— Ускользнули, как вода из пригоршни, — заметил Н. Я. Данилов. — Только одно ясно: в покое нас не оставят.

В один из этих дней на опушке большого темного леса мы неожиданно встретились с разведкой отряда. Здесь находился и начальник штаба А. В. Горохов.

— Вот так встреча! — воскликнул Иван Якимец. — Рад видеть тебя, мой друг! — обнял он А. Г. Байкова.

А Горохов пошутил:

— Где двое собрались вместе, там и я.

Разведчики действовали самостоятельно. Их задачей было найти подступы к охраняемым объектам противника, выяснить систему охраны мостов, порядок смены часовых, численность солдат в гарнизонах, их вооружение, получить другие интересующие партизан сведения.

В отделение разведки подобрались ребята физически крепкие и выносливые, смелые и находчивые, решительные и неунывающие.

С их командиром Алексеем Григорьевичем Байковым человеком, обладавшим завидной силой и здоровьем, я впервые встретился в день своего боевого крещения на берегу озера Язно. Он произвел на меня благоприятное впечатление. Аналитический склад ума, знание дела, смелость, решительность, терпеливость, умение найти с каждым подчиненным душевный контакт выдвинули его в ряд лучших разведчиков отряда.

Бесстрашной разведчицей слыла Мария Киселева, обаятельная девушка. Не раз она смотрела смерти в глаза, добывая ценные сведения о противнике.

Выслушав Н. Я. Данилова и оценив сложившуюся обстановку, начальник штаба отряда А. В. Горохов решил на время объединить наши группы.

Передохнув, мы тронулись в путь. Во второй половине следующего дня случилось непредвиденное. По дороге к деревне Сукино, в которой мы намеревались провести беседы с жителями, а заодно и отведать горячей пищи, на нас неожиданно наткнулись четыре гитлеровца. Мы приготовились открыть огонь, но те, видя безвыходность своего положения, бросили винтовки и подняли руки:

— Нихт шиссен! Вир гебен зих гефанген![1]

Гитлеровцы и по росту и по силе не были хлюпиками. Чувствовалось, что они опытные, вымуштрованные вояки.

— Как же с ними поступить? — поинтересовались разведчики.

— Допросим и отконвоируем в отряд, — решил А. В. Горохов. — Там, может, они дадут ценные сведения.

Все, однако, понимали, что пленные свяжут нас по рукам, их придется охранять круглосуточно. А что в случае боя?

Взяв с собой пленных, их оружие, снаряжение, документы, мы направились к деревне Сукино. А судьба между тем готовила нам удар в спину…

Жители Сукино высыпали из хат, приглашали к себе, предлагали угощение. А. В. Горохов принял решение ночевать в деревне. Пленных увели к нему на допрос. Пока готовилась пища, за дело принялись наши агитаторы во главе с комсомолкой Надеждой Федянкиной, шустрой круглолицей девушкой с певучим голосом. Они разъясняли жителям смысл и значение происходивших событий на фронте и во вражеском тылу, вселяли уверенность в нашей победе

Ночь прошла спокойно. Мы хорошо отдохнули, впервые за много дней поели горячей пищи. Утром построились в походную колонну. Привели пленных. Они зло посматривали на нас, шарили глазами по сторонам.

Все последующие дни я не мог отделаться от непонятного беспокойства и предчувствия надвигавшейся беды.

Следующая ночь застала группу на узкой лесной дороге. Сосны и ели вперемешку с березой, ольхой, крушиной и кустами орешника плотно подступали к нам. В полночь А. В. Горохов объявил привал. погода для половины октября была на редкость сухой и теплой. Мы повалились в придорожную пожухлую траву, блаженно вытянув гудевшие от усталости ноги. А. В. Горохов с двумя ребятами ушел в разведку. Глаза смежились, налившись свинцовой тяжестью, и вскоре все уснули.

Пробудились внезапно, как от выстрела над ухом. Ребята повскакивали, схватили оружие, беспокойно оглядываясь вокруг. Пленных на месте не оказалось. В направлении, куда ушли разведчики, послышалось автоматная и винтовочная стрельба. Что там произошло?

Мы кинулись на выстрелы. В темноте бежать было трудно — мешал цепкий кустарник, местами непролазный. Заплутавшись в нем, остановились, прислушались. Больше ничто не нарушало тишины безветренной ночи. До рассвета искали мы ребят, но безуспешно. Они как в воду канули.

Позже узнали, что пленные, воспользовавшись нашей оплошностью, сбежали. Гитлеровцы немедленно перекрыли все выходы из леса, в котором мы находились. Фашисты напали на след разведчиков. В завязавшейся схватке погибли начальник штаба отряда А. В. Горохов и двое бойцов. Это случилось 13 октября 1942 года.

Утром мы наткнулись на гитлеровцев. Завязался бой. Пробиться вперед не могли и отошли. Заняли круговую оборону. А. Г. Байков направил своих ребят в разведку. Через некоторое время они вернулись и доложили командиру: лес окружен.

Над нами нависла серьезная угроза. Правда, здесь мы не были одинокими. В течение дня неоднократно слышали короткие стычки партизан с противником на опушках. Это подрывники и разведчики из других отрядов тоже оказались, как и мы, в окружении. Попытки встретиться с ними и объединиться не удались. Найти в такой обстановке большие группы непросто.　

Трое суток не могли выбраться из леса. Есть было нечего. Встречавшаяся кое-где костяника не утоляла голода, а, наоборот, вызывала сильный аппетит. Положение становилось все более трудным. Взрывчатка кончилась. Боеприпасы и свои и трофейные на исходе. Погода ухудшилась. Солнечные дни сменились дождливыми и холодными.　

После обсуждения пришли к выводу: рассчитывать не на что, надо любой ценой выходить из окружения. Но в каком направлении? Н. Я. Данилов присел на поваленную ветром сосну, вынул из сумки и расстелил на коленях карту-двухкилометровку. Водя по ней карандашом, простуженным голосом неторопливо заговорил:　

— Единственный выход — строго на запад. А в разведку пойдут, — он окинул нас взглядом, — Александр Студенков, Иван Иваненко и Леонтий Лосев. Сукино не забыли? — Он показал на карте лесную и проселочную дороги, по которым следовало идти, и обвел кружочком деревню.　

— Маршрут знакомый, — ответил Студенков.　

— Вот и хорошо. От вас требуется только одно — выяснить, есть ли противник в деревне. На рожон не лезьте. Мы пойдем за вами на некотором расстоянии. Если заметите противника, постарайтесь не обнаружить себя и немедленно возвращайтесь назад.　

День оказался промозглым. Свинцовые облака не покидали небо. Моросил холодный, назойливый дождь. Шли молча, внимательно посматривая по сторонам. Вот и опушка. Впереди показалось Сукино, а слева — речка Ливица. Дорога поднималась в гору. Оглядываясь, подобрались к крайней хате. Перелезли через низкий плетень. В центре деревни, на улице и во дворах, стояли автомашины, мотоциклы и оседланные кавалерийские кони.　

— Да их тут, как воронья на поле, — прошептал Студенков. — Назад, хлопцы!　

Пригнувшись, мы побежали вдоль плетня. Неожиданно что-то прошелестело надо мной.　

— Иван, ложись! — крикнул Студенков.　

Но было поздно. Граната с длинной деревянной ручкой отскочила от плетня, крутанулась на месте и взорвалась. Горячий осколок впился в правую голень моей ноги. Оглянувшись, увидел, как от изгороди, на которой просушивались связки гороха, метнулась низкорослая фигура гитлеровца. «Лакомился», — мелькнула у меня мысль.　

Мы кинулись в сторону леса. Бежать было тяжело. Теплая кровь стекала по сапогу и хлюпала под ступней. В деревне тем временем все пришло в движение: кавалеристы бросились к коням, водители — к машинам, затрещали мотоциклы, послышались команды.　

— Скорей, братцы, скорей! — торопил Лосев. — Сейчас начнется погоня.　

Только добежали до своих, как пулеметная очередь прошла выше наших голов. Вражеские мотоциклисты с пулеметами в колясках выехали из деревни и начали отрезать путь отхода группе к лесу. Вскоре прижали нас к Ливице — речушке хотя и неширокой, но полноводной. К счастью, гитлеровцы вели неприцельный огонь, что дало нам возможность скатиться под обрыв, к урезу воды, и пока избежать потерь.　

Однако беда не ходит одна. Оказалось, не все ребята умели плавать. Они стали метаться по берегу в поисках подручных переправочных средств, но их не было. В эту короткую минуту мне подумалось, что в жизни все надо делать вовремя: и грамоте учиться, и ходьбе на лыжах, и плаванию… Упущенное потом трудно наверстать, а теперь, в военное лихолетье, тем более.　

Где же выход? Положение, казалось бы, безвыходное. Как тут не растеряться, не поддаться панике?　

— В воду! — пронеслась по берегу команда А. Г. Байкова.　

— Цепляйся за мой воротник — довезу! — крикнул, прыгнув в воду, Николай Сидунов не умеющему плавать партизану.　

Его примеру последовали А. Г. Полетаев, А. Е. Павлыго, И. Ф. Студенков, И. Ф. Якимец, Л. Н. Лосев и другие ребята. Не оставлять же товарищей в беде.　

Через несколько минут все достигли берега и без промедления открыли огонь по врагу. Мотоциклисты повернули назад и скрылись в низине. Однако ненадолго. Вскоре снова появились. Из-за пригорка, огибая его слева и справа, вылетела лавина кавалеристов. С криками и улюлюканьем они неслись к речке. «Ливица для них не препятствие, зарубят», — пронеслось у меня в голове. Если их остановить, они проскочат речку и сомнут горстку усталых бойцов. Стоило больших усилий, чтобы удержаться на месте и не кинуться от речки прочь. Пожалуй, никто из нас, молодых партизан, не знал тогда, что кавалерийскую атаку следует отражать залповым огнем из всех видов оружия. Знал об этом лишь командир взвода Н. Я. Данилов. Он скомандовал:　

— Залпами — огонь!　

Мы дружно ударили из винтовок, пулеметов и автоматов. Закувыркались сраженные на скаку лошади, через их головы полетели на землю всадники. Грохот выстрелов, конское ржание и вопли раненых огласили окрестность. Кавалеристы не выдержали огня, повернули назад и умчались за пригорок.　

Мокрые, озябшие, мы присели на землю. Дождь перестал. Стало тихо. Противник больше не появлялся. Только за речкой носились перепуганные кони.　

Подбежала Наташа Егорова — медицинская сестра. В кургузом пиджачке, подпоясанная армейским ремнем, с санитарной сумкой в руках. С мягкой и доброй улыбкой, неутомимая труженица и хлопотунья, она была для нас панацеей от всяких ран и болезней. Отряд врача не имел, поэтому все заботы о раненых и больных лежали на хрупких плечах девушки.　

Увидев, что я силюсь снять сапог, из которого показалась перемешанная с водою кровь, она тут же стала помогать. Закатала штанину. На голени я увидел рваную рану. Осколок застрял в кости. Привычным движением Наташа раскрыла сумку, вытащила бинт в водонепроницаемой упаковке, вату, пинцет и какие-то пузырьки.　

— Тебе будет больно сейчас, но ты, миленький, потерпи, — ласково проговорила Наташа. — Я быстро.　

Пинцетом выдернула осколок — кусочек железа с острыми зубцами. Я вскрикнул.　

— Сиди спокойно. Надо еще перевязку сделать.　

Наташа разорвала индивидуальный пакет, обработала рану какой-то едкой жидкостью и стала перевязывать.　

Руки ее быстро и ловко крутили бинт. Закончив, отрезала голенище сапога начисто и сказала в утешение:　

— Походи несколько дней в этом опорке, и все забудется, только не лезь в болото.　

— Не лезть в болото не в моей власти. Прижмут — сиганешь куда угодно.　

Н. Я. Данилов присел возле меня и устало спросил: 　

— Идти сможешь?　

— Может, — огозвалась медсестра, закрывая сумку, — только бы не загрязнил рану.　

Мы ушли от Ливицы. Я брел пошатываясь, ноги казались свинцовыми, звенело в голове.　

Остановились в знакомом перелеске. Командир взвода послал группу ребят в соседние деревни за продуктами. Они быстро исчезли. 　

С этого привала А. Г. Байков увел от нас своих разведчиков.　

— Несмотря ни на что, задание мы должны выполнить, — сказал он на прощание.　

Мы попытались разжечь костер, но безуспешно. Сырые, набрякшие от дождя сучья не горели. Где же согреться, обсушиться? Настелили на землю веток и улеглись.　

Зябким было пробуждение.　

День выдался пасмурным. Около полудня в небе появился самолет. Рокот его мотора то удалялся, то приближался. Самолет описывал круги над болотом, которое нам предстояло преодолеть. Вдруг мы увидели красные звезды на крыльях.　

— Наш самолет! — радостно закричал Н. Я. Данилов.　

С противоположной стороны болота прогремели пулеметные очереди. Данилов поднял руку — мы остановились. Мотор несколько раз чихнул и замолк. Самолет резко пошел на снижение и сел на лесную поляну. Мы побежали к нему. Над головами пронеслись автоматные очереди. Данилов закричал:　

— Не стреляйте! Мы — свои! Поговорить надо!　

В ответ прогремела еще одна очередь, затем послышался голос:　

— Подходи кто-нибудь один. Остальным лежать, иначе будем стрелять.　

К машине пошел Данилов. Приблизившись к ней, о чем- то поговорил с летчиком, затем повернулся к нам:　

— Все сюда!　

Мы подошли. Это был самолет У-2. Из задней кабины на землю спрыгнул военный в длинной шинели с четырьмя шпалами в петлицах.　

— Полковник Романов, — назвал он себя, крепко пожал руку Данилову и, раскрыв планшет с картой, спросил:　

— Где мы находимся?　

Данилов показал квадрат на карте.　

— А-а, вот куда нас занесло! Мы попали в полосу сплошной облачности и тумана, потеряли основной ориентир — железнодорожную ветку и заблудились. Пришлось идти бреющим. И, как видите, фашисты приветили нас, — он кивнул на самолет.　

Мы увидели пробоины в крыльях, надломленную стойку шасси.　

Летчик, молодой коренастый парень чуть постарше нас возрастом, осмотрев машину, подошел к Романову и голосом, в котором чувствовалась тревога и озабоченность, доложил:　

— Товарищ полковник! Машине нужен срочный ремонт, иначе не взлетим.　

— Сколько на это потребуется времени?　

— Не менее часа.　

Много. Надо управиться за полчаса, сказал Романов и, чуть-чуть помедлив, обратился к Данилову:　

— Выручай, командир!　

— Что нужно сделать?　

— Занять круговую оборону и помочь взлететь.　

— Есть, товарищ полковник! — четко ответил Данилов и подал нам команду отойти метров на двести и занять оборону вокруг самолета.　

Летчик принялся за ремонт машины.　

Из разговора Романова с Даниловым мы поняли, что полковник летел в штаб нашего партизанского корпуса.　

Через некоторое время летчик закончил ремонт и занял свое место. В заднюю кабину забрался Романов, на прощанье помахал нам рукой. Мотор завелся сразу, и самолет, покачиваясь с крыла на крыло, двинулся по поляне. Летчик прибавил газу, и машина, подпрыгивая на неровностях, взяла разбег. Докатившись до болота, внезапно остановилась: заглох мотор.　

— Разгружайте машину! Гранаты возьмите себе! — распорядился Романов.　

За его кабиной, в хвосте самолета, находился драгоценный груз — новенькие, зеленой окраски гранаты РГД. Мы рассовали их по карманам, за борта пиджаков, голенища сапог, за поясные ремни.　

Заработал мотор. Освобожденная от груза машина, казалось, вот-вот взлетит и возьмет курс на запад. Но она немного пробежала и кувыркнулась носом в торфяник. Пропеллер сломался. Машину закидало грязью.　

— Легко отделались, — сказал полковник летчику, когда оба выбрались из машины и привели себя в порядок. — А теперь снимай пулемет — отлетались! И всем от машины!　

Вытащив из кобуры пистолет, он выстрелил в бак с горючим. Из отверстия тонкой струйкой потек бензин. Затем бросил зажженную спичку. Самолет вспыхнул факелом. Глаза у летчика увлажнились:　

— Жаль машину, на ней бы летать да летать…　

Через несколько минут стало ясно: полковник принял единственно правильное в данной ситуации решение. Обходя болото, к нам бежали гитлеровцы. Еле заметной тропинкой мы вышли на проселочную дорогу, избежав встречи с ними.　

С тяжелым авиационным пулеметом на плече летчик угрюмо шел за нами. В пути не проронил ни одного слова.　

Выбрались на поле. Впереди увидели пригорок, дорога тянулась через него. Что за ним?　

— Разведать бы, заметил Н. Я. Данилов.　

— Полагаешь, что там может быть противник? — отозвался полковник.　

— Кто его знает, но все же…　

— Давай рискнем, командир.　

Данилов пожал плечами.　

— Ладно, обойдемся без разведки. Семь бед — один ответ. Идем! — решил Романов.　

Поднялись на пригорок. Дорога ведет к лесу. Романов оглянулся назад.　

— Смотрите, нас преследуют!　

Действительно, по полю, которое мы только что прошли, колонной двигались гитлеровцы. Что делать? Времени для размышлений оставалось мало, надо действовать немедленно.　

— Товарищ полковник! Разрешите мне расквитаться с ними, — предложил летчик.　

Романов, видимо, не хотел ввязываться в бой с превосходящими силами противника. Он рассматривал его в бинокль и переговаривался с Даниловым.　

— Жаль, до леса идти далеко — не успеем скрыться. И патронов у вас, вижу, мало.　

— Поиздержались за время похода, — ответил Данилов.　

Романов некоторое время постоял в раздумье, потом внимательно поглядел на летчика, как бы взвешивая, на что тот способен, и решительно приказал:　

— Занимай, хлопцы, оборону! Надо отбить у противника охоту висеть у нас на хвосте.　

В считанные минуты мы укрылись в ложбинках, за камнями, раскиданными по пригорку. Летчик нашел обгорелую колоду, установил на нее пулемет, закрепил треногу и изготовился к бою. А гитлеровцы молча шли по кол полю. С тревогой в душе мы смотрели на приближавшихся фашистов. Пора бы ударить по ним! Но Романов молчал, ни единым движением не проявляя беспокойства. Удивительная выдержка у этого человека! Наконец, махнув рукой, подал команду:

— Огонь!　

Слишком громко и непривычно для нашего слуха зачастил авиационный пулемет. Скорострельность была поразительной. Патроны таяли на глазах. Гитлеровцы бросились врассыпную, залегли и открыли ответный огонь. Пули, натыкаясь на камни, рикошетили, со свистом уносились в сторону.　

— А ну, поддай им еще! — попросил Романов.　

Возбужденный летчик (ему, видимо, первый раз пришлось участвовать в бою на земле) азартно бил по противнику. Романов тоже стрелял, но короткими очередями из автомата. Вскоре гитлеровцы прекратили огонь и поползли назад. Расчет Романова оказался верным. Противник прекратил преследование.　

Наша группа полностью выполнила поставленную задачу и соединилась с основными силами отряда в деревне Вальково, расположенной на берегу одноименного озера. Полковник Романов с летчиком уехали в Черепето, что под Россонами, в штаб партизанского корпуса.　

— Как изменились вы, хлопцы! Возмужали и окрепли. Просто не узнать! — радостно встретил нас командир отряда Иван Андреевич Мартынов.　

Верно. Мы были уже не те, что месяц назад. Поход закалил нас физически, научил не пасовать перед трудностями. В схватках с врагом окрепли наши характеры. Мы приобрели опыт, который должен помочь нам в нелегкой партизанской борьбе.