Из боя в бой

В КРАЮ БОЕВОГО СОДРУЖЕСТВА

В конце октября 1942 года стояла не самая лучшая погода. Темно-серые свинцовые тучи, казалось, цеплялись за верхушки деревьев, уплывая куда-то на север. Отряд «За свободу» перебазировался в деревню Новосельцы Россонского района. Утомленные переходами, схватками с противником и ночевками у костра, мы отдыхали, залечивали раны.　

Утром 1 ноября я отправился в санчасть на перевязку. На улице случайно встретил комиссара отряда имени В. П. Чкалова С. А. Петраченко. Он ехал в легкой тележке — дробинке.　

— Здравствуйте, товарищ комиссар! — несмело поприветствовал его в предчувствии нагоняя за самовольный уход в другой отряд.　

— А, это ты! Ну, здравствуй, беглец, — с усмешкой ответил он. — Как воюется?　

— Неплохо.　

— А где остальные ребята?　

— Мы сейчас в разных отрядах.　

— Ну, об этом поговорим после. А сейчас покажи-ка, где тут ваш командир отряда устроился.　

— Да вон в крайней хате.　

Выйдя из санчасти, я увидел бегущего навстречу посыльного Леонтия Лосева.

— Иван, тебя срочно к командиру, — едва переведя дух, выпалил он.　

Переступив порог хаты, отрапортовал командиру И. А. Мартынову о прибытии.　

— А ну-ка, пройдись по хате, предложил он. — Хромаешь?　

— Чуточку, товарищ командир, — притопнул я каблуками.　

— Какое там чуточку! Тут вот что, — мягко продолжал он. — Мы посоветовались между собой и решили удовлетворить просьбу товарища Петраченко о переводе тебя в местный отряд. Нашему отряду предстоят большие переходы, поэтому раненых и больных придется оставлять здесь. Ну как, согласен?　

Командир замолчал, внимательно вглядываясь мне в лицо.　

Жаль было расставаться с ребятами, с которыми подружился. Но, помня, что решение командира оспаривать не полагается, я согласился.　

— Ну, рассказывай, что видел, что испытал? — спросил С. А. Петраченко, когда выехали из деревни.　

Я повел рассказ о своих друзьях и знакомых ребятах, земляках, которые сражались в рядах калининских партизан, о боевом крещении, принятом на берегу озера Язно, о рейде по ряду районов. Комиссар задумчиво слушал, вздыхал.　

Некоторое время ехали молча. Вскоре показалась деревня Локти.　

— Денька два-три отдохни, подлечись дома, а потом приходи в наш отряд.　

Незаметно пролетели дни краткосрочного отпуска. 5 ноября я направился в соседнюю деревню Межегость, в отряд имени В. П. Чкалова. Стоял неяркий зимний день. Шел тихий и редкий первый снежок. Он падал на прихваченную морозцем жестковатую землю. Миновав пригорок, напрямую, огородами пришел в деревню, расположенную в лощине, как бы зажатую с двух сторон возвышенностями. Встречавшиеся на улице партизаны были молчаливыми, суровыми на вид. Из одного дома слышались стоны раненых. Я уже знал о беде, которая случилась в отряде. 28 октября во время учебных стрельб неисправная мина разорвалась в стволе миномета. Погибли минометчики Федор Константинович Герасимович и Иван Афанасьевич Бахвалов. Тяжелые ранения получили командир отряда С. М. Якушев, начальник разведки Л. К. Прилепин, пулеметчик В. Н. Поплетен».　

Я представился Ивану Федоровичу Бондаренко, исполнявшему обязанности командира отряда. Рядом с ним сидели комиссар С. А. Петраченко и начальник штаба Н. К. Кузьменко. Бондаренко я знал хорошо. Мы прожили　

прошлую зиму рядом. Выходя из окружения, он получил ранение и вынужден был укрываться в нашей деревне. Я часто забегал к нему, делился новостями, предупреждал его о появлении в деревне карателей.　

Иван Федорович — сибиряк, широкоплечий, сдержанный, несколько флегматичный человек. Он подробно расспросил меня о боевых делах калининских партизан, об их тактике и быте. А тем временем Н. К. Кузьменко подготовил приказ и внес меня в списки отряда.　

— Для начала первое тебе задание, — сказал Бондаренко. Сходишь в отряд имени Ворошилова. Передашь донесение в штаб батальона.　

Взяв пакет, я бодро зашагал по дороге. Через некоторое время уже оказался у соседей. И какое же было мое удивление, когда там в одном дворе увидел танкетку!　

Возле нее хлопотал механик-водитель Григорий Седельников.　

— Где вы ее раздобыли? — спросил я Григория.　

— Выпросили у фашистов.　

— Нет, серьезно, откуда она у вас?　

— Отбили возле Каменного моста.　

Машина была готова к боевому применению, но Григорий продолжал ковыряться в ней с таким усердием, что я даже удивился.　

— А как же иначе? — улыбнулся он. — Всякую работу надо делать на совесть. Эту — особенно. Тогда в бою надежней.　

Хотя танкетка была не таким уж сильным оружием, но мне она казалась тогда очень грозной бронированной силой.　

К исходу дня я познакомился со многими партизанами отряда, вернувшимися с боевых заданий. Встретил своего отца Порфирия Егоровича — пулеметчика.　

В нашем отряде было два стрелковых и один пулеметный взводы, диверсионная и разведывательная группы, хозяйственный взвод и санитарная часть. Такую же структуру имел и соседний отряд имени К. Е. Ворошилова, только с несколько большей численностью людей. Отряды входили во 2-й батальон. Стояли в разных местах, но неподалеку друг от друга. Штаб батальона постоянно находился в отряде имени К. Е. Ворошилова.

Несмотря на все превратности партизанской жизни, в отряде имени В. П. Чкалова поддерживался внутренний порядок, приближенный к армейскому, были созданы необходимые бытовые условия для жизни и боевой деятельности личного состава. Во всем чувствовалась твердая рука командира отряда С. М. Якушева. Я услышал о нем немало добрых слов.　

На вооружении отряды батальона имели все виды стрелкового оружия, а также минометы и по одному 45-миллиметровому противотанковому орудию.　

В ноябре 1942 года обстановка в Россонском районе благоприятно сложилась для партизанских формировании. Гитлеровцев прижали к железнодорожной магистрали Полоцк — Невель, и они вынуждены были держать вдоль нее крупные гарнизоны.　

2-й батальон занимал рубеж по правому берегу Дриссы. Река от деревни Перевоз до поселка Краснополье служила препятствием для проникновения гитлеровцев в партизанскую зону. За Дриссой находилась нейтральная полоса в несколько километров шириной. Партизаны ее не занимали: невыгодно. На «нейтралке», в населенных пунктах Короли, Стайки, Дудчино, Топоры, Мякинчино и других гитлеровцы разместили свои гарнизоны, вокруг них возвели оборонительные укрепления. Между гарнизонами на путях, удобных для подхода к транспортным магистралям, гитлеровцы делали засады, оборудовали минные поля, устраивали другие препятствия. Этим они пытались закрыть доступ партизанам к железной дороге и шоссе, тянувшемуся параллельно ей.　

На вражеские гарнизоны, на железнодорожную магистраль и шоссе и были нацелены силы партизанских отрядов 2-го батальона Россонской бригады имени И. В. Сталина. Незадолго до того, как я пришел в отряд, партизаны 1-го батальона покончили с двумя вражескими гарнизонами: в Королях и Мякинчино. Гитлеровцы так и не восстановили их. Командовал батальоном в то время Леонид Федорович Рябинин, уроженец Шарьинского района Горьковской области, человек решительный и храбрый.　

Россонский подпольный райком партии и штаб бригады со своими подразделениями — разведкой, связью, боепитанием, службами снабжения — обосновались в Гольнице, неприметной деревеньке, каких много разбросано в нашем краю. Отличалась она от других, подобных ей, пожалуй, только тем, что размещалась на берегу озера Нещердо, вытянувшегося с севера на юг на пятнадцать километров. Ширина его местами доходила до пяти километров. Гольница стала нашей временной «партизанской столицей». Отсюда штаб бригады управлял батальонами и отрядами, раскинутыми вкруговую по границам партизанского края.　

К нам пришла в то время печальная весть. Возвращаясь с Большой земли, в потерпевшем аварию самолете погиб секретарь Россонского подпольного райкома партии, он же комиссар бригады Варфоломей Яковлевич Лапенко. Безвременно ушел из жизни один из видных организаторов и руководителей партизанского движения в Россонском районе, щедро наделенный житейской мудростью и обаятельный человек. Тяжелой оказалась эта утрата. Болью отозвалась в сердцах партизан. Подпольный райком партии принял специальное постановление об увековечении памяти В. Я. Лапенко, присвоив его имя комсомольскому отряду, которым командовал Степан Ильич Голубев. Секретарем райкома партии избрали Ефрема Петровича Василевича, человека степенного и в годах, бывшего председателя райисполкома. Он же стал и комиссаром бригады.　

Тяжелые утраты понесли также наши братья по оружию: не стало командира Калининского партизанского корпуса Василия Васильевича Разумова. Смертельное ранение получил он, когда корпус выходил из окружения. А тремя днями позже во время бомбежки немецкими самолетами Юховичей погиб полковник Романов…　

В начале ноября из штаба бригады поступила информация о намерении противника вторгнуться в партизанскую зону. От нас требовали усилить боеготовность и вести непрерывную разведку в направлении немецко-фашистских гарнизонов. В эти дни активизировались действия вражеской авиации. Воздушные пираты бомбили многие населенные пункты, в которых, по предположениям гитлеровцев, должны были базироваться партизанские отряды.　

В связи с осложнением обстановки торжественное собрание, посвященное 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, в нашем отряде перенесли. Оно состоялось через несколько дней. Александр Петрович Ширянов — повар и пулеметчик — приготовил хороший обед. За сколоченными из досок столами царило праздничное настроение. На торжества к нам прибыл комиссар батальона Федор Степанович Гусев. Он зачитал доклад, сделанный И. В. Сталиным 6 ноября 1942 года на торжественном собрании трудящихся Москвы. Текст его приняли в райкоме партии по радио. Отпечатала на машинке Ольга Литвинова (теперь Иванова).　

Доклад произвел сильное впечатление на нас. В нем содержалась твердая уверенность в нашей победе. Гул одобрения и гром аплодисментов сопровождали заключительные слова доклада. Только они утихли, как возле Гусева появился начальник штаба нашего отряда Николай Кузьменко.　

— Товарищ комиссар! Тревога! — взволнованно доложил он. — Гитлеровцы ворвались в Краснополье. Отряд имени Ворошилова уже ведет бой. Комбат приказал немедленно направить туда всех наших бойцов и станковые пулеметы.　

Гусев скомандовал:　

— Всем в ружье!　

Отряд собрался быстро. Нам предстояло совершить марш-бросок. Путь не близкий — пятнадцать километров, и время ограничено.　

День был хмурым. Густые, черные тучи нависли над нами и грозили снегопадом. Мы бежали. Пулеметные очереди, винтовочные и орудийные выстрелы, треск автоматов и разрывы мин, раздававшиеся вдали, торопили нас. Только бы успеть, не допустить врага на наш берег реки.　

Тяжело давался марш-бросок пожилым партизанам.　

У некоторых силы оказались почти на пределе. Слышалось их частое дыхание. Спортивного склада компанейский парень, известный в отряде шутник Павел Шутов, оглянулся на отстающих.　

— Пришпоривай, не отставай, — заторопил он небольшого роста, средних лет Прохора Андреевича Студенкова.　

— Э, любезнейший, какие тут шпоры! Давно они не звенят.　

— Видно, в молодости излишне звенел ими?　

— Так когда это было!　

— Ладно, давай помогу, — и Павел Шутов подхватил винтовку Студенкова.　

А погода совсем испортилась. Снег крупными хлопьями закружил в воздухе и ложился на землю. Вечерело, когда мы добрались до Краснополья. До войны здесь, на живописных берегах Дриссы, стоял красивый поселок с магазинами, хлобопекарней, колхозным рынком, школой-десятилеткой, больницей и МТС. Теперь, сожженный, брошенный жителями, которые переселились в партизанскую зону, он одиноко смотрел на водную гладь реки пустыми глазницами окон и дверей редких уцелевших хат. А недалеко там и сям высились курганы — могилы отвоевавшихся гренадеров Наполеона. Поросшие вековыми соснам и елями, выглядели они сурово, будто были равнодушными к драматическим событиям, разыгравшимся здесь. С курганов вели огонь партизаны отряда имени К. Е. Ворошилова, сдерживая натиск противника, не давали ему возможности переправиться через реку.　

В сосняке за одним из курганов стояла укрытой танкетка. Возле нее нетерпеливо топтался Григорий Седельников, поджидая своего часа. Расчеты станковых пулеметов Александра Якушенко и Петра Данченко с позиции на правом фланге, возле бывшего здания больницы, вели огонь. Сюда и привел основные силы отряда имени В. П. Чкалова Иван Бондаренко.　

— Занимай оборону! — приказал он.　

Под свистом пуль мы быстро рассредоточились, залегли за естественными укрытиями и открыли огонь по карателям. С заречной стороны противно тявкала легкая пушка. Снаряды с воем пролетали над нами и с треском разрывались в кронах деревьев.　

Артиллерийскому расчету из отряда имени К. Е. Ворошилова приказали подавить огонь вражеской пушки. Метко пущенный из партизанской сорокапятки снаряд вскоре заставил ее замолчать. Но облегчения не наступило. Усилили огонь минометчики противника. Взрывы мин стали приближаться к нашей цепи.　

Рядом шмякнулась одна, подняв вверх комья лесного чернозема. Дождем посыпались сверху хвоя и кора с деревьев. Меня оглушило. Лежу у сосны и кашляю от едкого дыма. Вдруг потянул за рукав мой однофамилец Порфирий Иваненко. Он находился за поваленным деревом.　

— Ползи сюда! Здесь лучше можно укрыться, а то подстрелят.　

Слева лежали Павел Шутов, Александр Прудников и Владимир Жигачев, справа — Петр Медведев, Михаил Макаров и Леонид Мягкий. Они били из винтовок, едва успевая перезаряжать их. Чувствую, как у меня стучит сердце. Волнуюсь: не оплошать бы в первом бою в новом отряде. Тревожила мысль: выдержит ли чрезмерную нагрузку моя СВТ, переведенная на автоматический режим стрельбы.　

Я нарушил запрет оружейного мастера Е. А. Поплетеева и надел на шептало винтовки простое колечко. СВТ превратилась а ручной пулемет, имея в магазине 10 патронов. Стрельба из нескольких таких самозарядок вводила противника в заблуждение. У него складывалось впечатление, что у партизан стреляют десятки ручных пулеметов.

Бой требовал от партизан предельного напряжении моральных и физических сил. Гитлеровцы упорно лезли на наш берег. В нескольких местах, прикрываясь огнем и крутыми берегами, они пытались форсировать реку на самодельных плотиках, сколоченных на скорую руку из подручных средств. Чтобы сорвать замысел врага, Ф. С. Гусев, находясь в нашей цепи, приказал И. Ф. Бондаренко создать группу из добровольцев и послать ее в Заречье, в тыл карателям.

Группу возглавил Николай Кузьменко. На бревнах, воротах, плетнях, на всем, что могло поддерживать человека на воде, под огнем противника мы преодолели водную преграду и бросились в Заречье.

Обстановка быстро менялась. Противник продолжал делать попытки форсировать реку. Он перенес огонь на левый фланг, где занимали позиции партизаны отряда имени К. Е. Ворошилова, затем на центр нашей обороны.

Создалась критическая ситуации. С десяток гитлеровцев сумели зацепиться за правый берег. Тогда комбат Л. Ф. Рябинин решил ввести в дело свой последний козырь — танкетку.

Она стремительно вырвалась из сосняка и помчалась вдоль берега. Часто застучал пулемет, за которым сидел Л. Ф. Рябинин. Гитлеровцы но выдержали. В панике, с криками «Панцирен» (танки) кинулись в реку, пытаясь вплавь достичь левого берега. Однако спастись удалось немногим.

Партизаны, получившие бронированную поддержку, бросились в контратаку. Они преодолели реку и стали преследовать противника. Ветер разносил по полю эхо винтовочных выстрелов, пулеметных и автоматных очередей.

Наша группа на опушке леса в Заречье неожиданно наткнулась на минометно-артиллерийскую позицию противника. Произошла скоротечная схватка.

А погода резко ухудшилась. Пошел обильный снег и не утихал ни на минуту. Низко проплывавшие облака уменьшили видимость. Контратаковавшие от реки партизаны отряда имени К. Е. Ворошилова подогнали гитлеровцев к нам. Все перемешалось. Белые фигуры, словно привидения, возникали то тут, то там и быстро растворялись а снежной завирухе. Стреляя на ходу, мимо меня пробежал Архип Никитенко, партизанский снайпер из отряда имени К. Е. Ворошилова. Несдобровать тому фашисту, который попадет на мушку Архипа.

Гитлеровцы на опушке леса, прося помощи одну за другой пускали вверх красные и белые ракеты, но они с шипением тонули в снежной круговерти. Трудно было разобраться, где свои, а где противник. В азарте схватки партизаны рассеялись по всему полю. Создалась опасность попасть в своих. Откуда-то сбоку послышался голос Н. К. Кузьменко:

— Отходи к реке!

Мы стали звать своих, по в ответ поднималась стрельба. Пришлось молча выходить из боя. Вскоре стрельба прекратилась. Только продолжал шуметь ветер, бросая порывами в лицо хлопья снега.

— Вальдке… Вальдке, — вдруг услышал я слабеющий голос раненого гитлеровца, звавшего на помощь своего сослуживца.

«Надо бы взять его живым», — подумалось мне. Стал разыскивать раненого, но тщетно, не так просто найти в снежной мгле. Голоса он больше не подал, и я напрасно потерял время. Когда вышел к реке, на берегу в темноте слышалась возня партизан, всплеск воды и приглушенные голоса: люди переправлялись на правый берег. Кузьменко был здесь и распоряжался:

— Сбор в поселке Карпино! Всем выходить туда и обогреваться!

Пока я возился на берегу, связывая два бревна, ребята уже ушли в поселок. Работая вместо весла поленом, на середине реки наткнулся на что-то мягкое. Оказалось, зацепившись за корягу, вниз по течению плыл труп гитлеровца.

Своих товарищей нашел в Карпино, в жарко натопленной хате. Отряд имени К. Е. Ворошилова вслед за танкеткой ушел на отдых в деревню Дудки. Так, начавшийся празднично, завершился тот день.

Сутки потребовались командованию карателей, чтобы собрать в Дретунь своих заблудившихся в метель вояк.

В последующие дни обстановка на участке 2-го батальона в районе Заречье — Краснополье продолжала оставаться напряженной.

Нашему командованию стало известно, что гитлеровцам позарез нужна была шоссейная дорога Полоцк — Дретунь — Краснополье — Уклеенка — Литвиново — Невель. Ее построили в тридцатые годы на значительных участках с каменным покрытием. Для фашистских войск она приобрела стратегическое значение. Одноколейная железнодорожная магистраль Полоцк — Невель стала единственной для обеспечения столь необходимых вражеским войскам передвижений и перевозок. Но партизаны часто выводили ее из строя. А каждый час задержки на любом участке дороги существенно влиял на планы врага. Поэтому фашистское командование стремилось овладеть параллельной шоссейной дорогой, а для удержания ее разместить ряд гарнизонов на левом берегу Дриссы.

Нам чрезмерно надоели мелкие изнурительные стычки с противником из засад. Не имея в достаточном количестве теплой одежды, валенок и рукавиц, мы страдали от холода. Мерзли колени и локти, а еще больше пальцы, сжимающие оружие.

Вторая военная зима тоже выдалась снежной, часто кружили метели, сугробы перегораживали все дороги, леса стали непроходимыми. Отразив вместе с отрядом имени К. Е. Ворошилова попытки гитлеровцев овладеть шоссейной дорогой и установить гарнизон в Краснополье, наш отряд перебазировался в деревню Астратенки. Однако разведке по-прежнему вменялось в обязанность следить за действиями противника в районе Дретуни. Партизаны разместились в домах местных жителей. На берегу озера в большом сарае оборудовали кухню-столовую. Мы чинили одежду, приводили в порядок оружие. Благодаря заботам нашего помощника командира отряда по снабжению (он же командир хозяйственного взвода) Николая Васильевича Иванова, решительного и храброго в схватке с врагом, днем и ночью работали мастерские по изготовлению кожаной и вяленой обуви, шапок-ушанок, полушубков, маскировочных халатов, саней и санок — всего того, что необходимо на войне и что в партизанской жизни приходилось делать своими руками.

В доме моих родителей собралась почти вся довоенная райпромкомбинатовская сапожная артель во главе с бригадиром Федором Задвинским. Стучали сапожные молотки, шилась обувь, а из Покотино доносился звон наковальни и лошадиное ржание. Там кузнец Иван Николаевич Поплетеев подковывал партизанских коней, обтягивал железом полозья саней. Ему аккомпанировали визги рубанков и ножовок в привычных руках умельцев Антона Емельяновича, Ивана Марковича и Ивана Егоровича Поплетеевых, изготавливавших легкие санки-возки для разведчиков. В Мамолях катал валенки партизанский мастер Павел Андреевич Морозов, а в Дудках обрабатывал кожи на самодельном станке Николай Архипович Кутузов.

Большим подспорьем в питании партизан была рыба. Ловили ее в окрестных озерах. В партизанской артели собрались опытные рыбаки из деревни Червоная Лука (ныне Озерная). Возглавлял ее Иван Иванович Якушенко, опытный пулеметчик. Прошлой зимой вместе с Александром Харченко и другими рыбаками он спрятал невод от жадных до чужого добра фашистских мародеров-интендантов. И как он пригодился теперь!

Крупная рыба шла на горячее питание партизан. Удивительно вкусное блюдо под местным названием «поливка» из ржаной муки и рыбы готовила отрядная повариха Александра Семеновна Иваненко, проживавшая ранее в деревне Лабазиха. Мелкую рыбу женщины сушили в печах и хранили в корзинах. По мере надобности ее доставляли в отряды.

Однако партизанский отдых был относительным. Штаб бригады ставил перед батальоном все новые боевые задачи. Разведка не знала покоя. Командование требовало свежих данных о противнике, о его планах и намерениях. Разведчики все дальше и дальше уходили от границ партизанского края. Одна за другой направлялись группы к Невелю, Туричино, Клястицам, Дретуни. На них ложилась большая нагрузка. За одну ночь приходилось преодолевать большие расстояния, а к утру возвращаться в отряд.

Заботливые хозяйственники неплохо экипировали разведчиков. Каждого одели в полушубок, ватные брюки, валенки, шапку-ушанку со звездочкой. Из отбеленного полотна им сшили маскхалаты. Выделили лучших коней, а местные умельцы снабдили легкими санками, в которых вмещались два человека. Один правил конем, а другой наготове держал в руках оружие. Передвигались разведчики быстро.

Одновременно с боевыми делами в штабе батальона в конце года решали еще одну важную проблему. За счет притока добровольцев численность личного состава значительно выросла, что вызвало осложнения с размещением и питанием людей. Терялась мобильность отрядов. Выход напрашивался один: надо разукрупнить действующие отряды и создать новый. При этом вставали кадровые и другие вопросы. Разумеется, всю эту работу требовалось провести без затяжки на долгий срок и не в ущерб боевой деятельности батальона.

Однажды утром, когда партизаны шли в столовую, у штаба остановились санки, в которых сидели двое. Прибывшие поднялись и осмотрелись. Стали сбивать рукавицами иней с воротников полушубков. Один — невысокого оста коренастый, в белом полушубке и меховых унтах, другой более внушительный — статный, широкоплечий, в черном длинном полушубке и валенках. Это оказались комбриг Родион Артемович Охотин и его заместитель по разведке роман Егорович Королев. Легкий парок клубился от их дыханий в морозном воздухе. Из штаба быстро вышел И. Ф. Бондаренко, за ним, прихрамывая, комиссар С. А. Петраченко. Подав команду «Смирно!», как и полагается в таких случаях, Бондаренко кратко доложил комбригу о состоянии отряда. Поздоровавшись с личным составом подразделений, застывших по команде «Смирно!», Охотин с Королевым стали обходить строй партизан.

— Ну как, товарищи, дела, какое настроение? Обмороженных нет? — спросил комбриг.

— Так на печках уже успели отогреться, — отозвался кто-то из партизан.

Строй взорвался смехом.

— Ну что же, теперь, когда противник отброшен, можно и пошутить, — ответил Охотин, пристально вглядываясь в лица бойцов.

Дойдя до правого фланга, комбриг остановился напротив разведчиков и задумался. Что-то явно беспокоило его.

В строю стояло три человека, остальные находились на задании. Разведчики невольно подтянулись.

— Родион Артемович! — начал Королев. — Я уже говорил вам о необходимости увеличения численного состава разведгрупп и их подготовке. Как видите, здесь та же картина, что и в других отрядах.

— Да, ты прав. Надо готовить людей, — согласился комбриг.

Королев вышел на середину строя. Во всем его облике чувствовалась уверенность и собранность, он весь дышал силой и здоровьем.

— Хлопцы, есть среди вас желающие стать разведчиками? — спросил он.

— Есть! — послышались голоса.

— Желающие, два шага вперед!

Десяток молодых, рослых и крепких ребят стояли впереди отряда.

Королев отбирал людей строго, придирчиво, оценивающе вглядываясь в лицо каждого.

— Комсомолец? — спросил он меня.

— Да.

— Хорошо, хлопцы. Скоро пришлем в отряд инструктора. Он займется вашей подготовкой.

Проверив организацию питания личного состава, отведав партизанских щей, Охотин с Королевым провели краткое совещание в штабе отряда. В тот день я был связным у комиссара С. А. Петраченко. Сидел в штабе, время от времени подбрасывал в печурку дрова, стараясь не стучать, не греметь дверцей печки, чтобы не мешать командирам, не отвлекать их от обсуждения серьезных вопросов. А у них за столом шел острый разговор. И. Ф. Бондаренко и С. А. Петраченко упрашивали комбрига оставить того или иного партизана, которого Р. А. Охотин предлагал передать во вновь формируемый в батальоне отряд имени М. И. Кутузова.

— Да вы поймите, товарищи, не за тридевять земель уйдут эти ребята. Они же будут тут, рядом с вами, сражаться, — доказывал комбриг.

— А как мы отчитаемся перед Якушевым за каждого человека, когда он вернется из госпиталя? — стоял на своем Бондаренко.

— Ничего, ничего, обойдетесь, — посмеивался Охотин, отмечая карандашом в списке фамилию партизана. — Якушев поймет нас правильно.

При рассмотрении очередного вопроса о подборе связных на «нейтралке» Королев высказал несколько неприятных для командования отряда замечаний.

— Нельзя, дорогие мои, дальше блуждать в потемках. Этак мы с вами доживем до того, что ничего не будем знать о противнике. Надо срочно исправлять положение.

— Наша вина, не успели, — признался Петраченко.

— Королев прав. Это большой просчет, товарищи. Поправляйте дело, — заметил хмурясь Охотин. — О порядке передачи людей в новый отряд и все остальные распоряжения получите от своего командира батальона Л. Ф. Рябинина. Мы едем к нему…

— Ну что, друзья, будем приниматься за работу, сказал Петраченко после отъезда Охотина и Королева, обращаясь к Бондаренко и Кузьменко. — Я еду на «нейтралку», проведу собрание с народом.

Надев полушубок, он распорядился:

— Запрягай моего коня и гони к штабу. Будешь со мной.

Признаться, мне и другим ребятам не очень нравилось сопровождать комиссара в поездках по населенным пунктам.

Там он подолгу беседовал с жителями, проводил собрания, а нам приходилось томиться без дела. Но, справедливости ради, надо сказать, что комиссары были желанными гостями в деревнях. Люди радовались их приезду, хотели услышать новости из первых уст. В этот день мы побывали за рекой в деревнях Залещенки и Нивье. После собраний комиссар беседовал отдельно с жителями,

переходя из одного дома в другой. Выйдя из последнего, он о чем-то задумался, постоял возле коня, а потом спросил:

— Ты на хуторе давно был?

— На каком?

— В Видусово.

— Два дня назад.

— Как там поживает Иван Иванович Пахомов? Давненько не встречался с ним.

— Бодрый старичок. Наши разведчики часто навещают его.

— Едем к нему.

Я стал разворачивать коня. В это время в трех санках, нахлестывая лошадей, промчались наши разведчики. Они направлялись на задание. Мы поехали вслед за ними и вскоре были в Видусово. Здесь, в заснеженной усадьбе, возле чистого соснового бора, где вековые сосны заглядывали в окна, с женой и младшей дочерью Татьяной проживал старик Иван Иванович Пахомов — специалист на все руки. Он мог выполнять и токарные, и слесарные, и столярные работы. Он обучил этому мастерству своих сыновей. Они стали одними из первых строителей города Комсомольска-на-Амуре. Теперь все сыновья и дочь- лейтенант находились в Красной Армии.

С. А. Петраченко хотел договориться со стариком о связях с нами. Хутор находился на восточной окраине партизанской зоны, недалеко от крупных вражеских гарнизонов.

Старик приветливо встретил комиссара. Гостеприимная хозяйка накрыла на стол и накормила нас ухой, тушеным картофелем и солеными рыжиками. Когда хозяйка убрала посуду, Петраченко попросил старика предупреждать партизан о появлении гитлеровцев вблизи хутора и в соседних деревнях.

— Хорошо. Сделаю все возможное. Не сомневайтесь. Но я готов и на большее. Например, сходить в гарнизон, разузнать, что там и как.

— Нет, нет, Иван Иванович, этого от вас не требуется.

— Почему же? Я стар, достаточно пожил на этом свете и бояться мне нечего, — настаивал старик.

— Главное для вас, Иван Иванович, — предупреждать партизан, чтобы они не попали в лапы фашистов, а остальное — дело других, — твердо ответил комиссар

Во время беседы к столу подошла дочь хозяина Татьяна. Красивая, небольшого роста шестнадцатилетняя девушка с открытым и смелым взглядом черных глаз. Она с любопытством рассматривала наше оружие, а потом обратилась к комиссару.

— Возьмите меня с собой. Все мои братья и сестра воюют, а я сижу дома, прячусь и никакой пользы не приношу. Я хочу быть партизанкой, — просила она Петраченко.

— Нет, Танюша, в отряд тебе рано, — ответил комиссар и по-отечески провел рукой по ее косам. — Ты нужна нам здесь. Помогай отцу. К нему будут заходить наши ребята. Только чтобы ни одна душа не знала об этом.

Договорившись с Иваном Ивановичем о сигналах, мы уехали в отряд.

— Хорошая семья, — задумчиво произнес комиссар под скрип полозьев.

Как и договорились, при опасной ситуации И. И. Пахомов выставлял возле сарая длинный шест, что означало: на хуторе появляться нельзя. Благодаря этим мерам за все время партизанской деятельности мы ни разу не наткнулись здесь на засады, которые гитлеровцы часто устраивали на партизанских тропах.

Несмотря на запрет комиссара, И. И. Пахомов не раз на свой страх и риск под разными предлогами наведывался во вражеские гарнизоны. Сведения о противнике, которые он оттуда приносил, были для нас весьма важными.

Через два дня И. Ф. Бондаренко вызвал в штаб ребят, отобранных для обучения на краткосрочных курсах разведчиков. В штабе сидел молодой, подтянутый парень в гимнастерке без знаков различия.

— Инструктор Серебряков, — назвал его И. Ф. Бондаренко. — Направлен к нам штабом бригады. Он будет обучать вас.

Не теряя времени, Серебряков организовал жилье курсантам в доме Ф. Ф. Светлицкого, в прошлом председателя сельпо. Мы прихватили во взводе свои нехитрые вещички и лыжи и направились в отведенную хату.

Инструктор объявил программу и ознакомил нас с распорядком дня.

Обучить партизан разведывательному делу непросто, притом в ограниченное время. Высокие волевые и физические данные они должны были уже иметь. Это вырабатывается еще с детства. Теперь требовалось вооружить каждого необходимыми в разведке знаниями, развить у них инициативу, самостоятельность, способность правильно оценивать обстановку, ориентироваться на местности, стремление всегда искать и находить наилучшие способы выполнения заданий.

Начались учебные будни. В 5 часов утра раздавалась команда «Подъем!». Мы торопливо одевались, выскакивали во двор, становились на лыжи и, несмотря на мороз и ветер, в одних пиджачках вслед за инструктором мчались вокруг озера. Пробежав несколько кругов, умывались снегом и шли на завтрак. В первый день учебы после завтрака инструктор вытащил из-под кровати объемистый чемодан. Повозившись с замками, раскрыл его и стал извлекать содержимое: кусок зеленого сукна, топографические карты и какие-то игрушки, которые оказались миниатюрными макетиками орудий, пулеметов, минометов, танков. Последним на сукно уложил складной макет сильно пересеченной местности с болотцем, лесом, кустарником и пригорками, окопами и траншеями между ними. Расставив макеты оружия, инструктор назидательно сказал:

— Хорошая наблюдательность, глазомер, способность запоминать увиденное — этими и другими качествами должен обладать любой разведчик. Смотрите внимательно и запоминайте!

Через некоторое время все с макета убрал.

— Кто теперь покажет, где и что было размещено? Курсант Ворохобов, начинайте!

Георгий долго возился, расставляя макетики, кружил рукой над болотцем, что-то у него не ладилось.

— Курсант Ворохобов! Кончайте плавать в болоте — утонете!

Далеко не все запомнил и правильно расставил Георгий. Когда дошла очередь до меня, я тоже запутался.

— Курсант Иваненко! Куда вы упрятали одни пулемет?

Не найдя места для пулемета, я зажал макетик в руке. Короткие, резкие, как пистолетный хлопок, реплики инструктора сопровождали весь урок. С непривычки кружилась голова и к концу урока с нас лил пот. После перерыва началась работа с топографической картой.

Позднее я много раз убеждался: умение читать карту, безошибочно ориентироваться на местности — одно из слагаемых успеха в разведке.

Тяжело давалась нам эта наука. Мы учились ползать по-пластунски, маскироваться на любой местности, стрелять из всех видов стрелкового оружия, притом из любого положения. Осваивали приемы и правила рукопашного боя, снятия часовых. Мы старались вовсю, чтобы быстрее закончить учебу и уйти в разведывательные подразделения.　

Не все получалось сразу, не все шло гладко.　

— Терпение и выдержка для разведчика — это основа основ, — напоминал инструктор. И добавлял: — Тяжело в учении — легко в бою.　

Главное в обучении — личный пример. Так считал инструктор и мастерски показывал приемы рукопашного боя. Быстро, без суеты, ни одного лишнего движения. После этих приемов у нас появлялись синяки и ссадины на лицах, опухали носы.　

— Хлопцы, смирно! Первоклашки топают! — вытягиваясь в струнку, шутили над нами пожилые партизаны.　

— Смейтесь, смейтесь, но смотрите, чтобы потом жалеть не пришлось. Время покажет, кто и как будет действовать в бою, — отзывался из нашего строя Ворохобов.　

В конце второй недели учебная программа была завершена. Во второй половине дня инструктора вызвали в штаб отряда. Вернулся скоро. Расправил под ремнем гимнастерку, причесал густые черные волосы, оглядел курсантов и без лишних вступлений сказал:　

— Задачу срочную получил. «Языка» пойдем брать. Думается, важность задачи понимает каждый. Больных нет? — спросил он.　

— Нет! — раздались голоса.　

— Ну и прекрасно.　

К выходу на задание готовились тщательно. Шутка ли — взять «языка»! Чтобы его поймать, надо проникнуть в расположение врага. Оседлать дорогу между гарнизонами и ждать. А там как повезет.　

Надели маскхалаты, проверили оружие. Инструктор разъяснил каждому его задачу. И вот все детали обговорены. Закончен инструктаж.　

— Вопросы есть?　

— Нет!　

— Тогда но коням! 　

Вышли во двор, уселись в двое саней-розвальней. Шустрые лошадки, привычные к любой погоде, дружно рванули с места. День выдался холодным, ветреным. Полозья весело поскрипывали по снегу. Дорога была ровной, и сани быстро мчались среди одетых в снежный наряд сосен и елей.　

Остановились за деревней Перевоз, на развилке дорог. Инструктор вылез из саней, осмотрелся. От развилки извилистая проселочная дорога с отпечатками полозьев уходила строго на восток — там Невель, а прямо на юг — на Туричино, к «железке».　

Ворохобов пошутил:　

— Две дороги, как в сказке: налево пойдешь счастье найдешь, направо пойдешь — смерть найдешь.　

— Курсант Ворохобов! Надо по всем дорогам пойти и найти то, что ищешь, — засмеялся инструктор и, еще раз объяснив задачу, уселся в сани.　

Первая группа уехала с ним в направлении Невеля, а мы вчетвером — Георгий Ворохобов (старший у нас), Иван Андреев, Иван Хаврюченко и я — направились в южном направлении, к ближайшему вражескому гарнизону.　

— Надо бы осмотреться перед въездом в Нивье, — предложил я Ворохобову.　

— В деревне противника нет. Только время зря потеряем, — не согласился Георгий.　

— Ну, как знаешь.　

Проехали Нивье и лесок за деревней, приблизились к хутору Видусово. Тут спокойно, сигнала опасности не видно. Во дворе складывал дрова в поленницу Иван Иванович Пахомов, в коротком полушубке, подпоясанном полотенцем.　

— Здорово, дед! — широко улыбаясь, поприветствовал его Ворохобов.　

— Здорово, внуки, — отозвался старик. — И куда это вы на ночь глядя навострились?　

— Едем вот фашисту пятки пощекотать перед сном, а то он теперь капризным стал, без этого спать не может, пошутил Ворохобов.　

— Ишь ты, какой прыткий! Смотри, как бы самому пятки не прижгли, — в тон Ворохобову ответил старик.　

— Дед, а вражьей силы поблизости нет? — спросил Ворохобов.　

— Были в Заволчихе. Недавно убрались.　

— Куда ушли?　

— На Залоги.　

— Ну что ж, ребята, — огляделся Ворохобов, — значит, в дорогу.　

— Дед, присмотрите нашу лошадку, — попросил Андреев, — распрягать не надо.　

— Не беспокойтесь, коня пригляжу, — согласился старик.　

Зимний день короток. Начало темнеть, когда мы покидали хутор. Шли гуськом. Первым шагал Ворохобов, вслушиваясь в завывание ветра. Недалеко от деревни Залоги остановились. Решили не рисковать. Свернули с дороги и пошли по целине, с трудом переставляя ноги в тяжелых валенках. Используя складки местности и прикрываясь сугробами, приблизились к крайней хате и залегли. Осмотрелись, прислушались и стали наблюдать.　

Перед нами огород, изгородь с редкими жердочками, за ней — хата. Света в окнах нет. Во дворе топчется часовой, вооруженный карабином, в типичном для оккупантов того времени зимнем темно-зеленом одеянии: поверх шинели у него надет короткий крестьянский полушубок из черных овчин, от чего он похож на женщину в юбке. Сапоги всунуты в большие соломенные чуни. На фоне белого снега он очень заметен и смешон.　

— Чучело огородное, — приглушенно заметил Хаврюченко.　

Деревня курилась дымком печных труб. Он стлался низко. Ветер сносил его в нашу сторону. В соседних дворах стояли сани. Из хат, когда открывали двери, вылетали наружу сноп света и гул голосов.　

— Почему они остановились в Залогах, что им тут надо? — злился Ворохобов.　

— Черт их знает, похоже, что пьянствуют, а в этой хате, видно, никого нет. Надо «оседлать» часового и уходить отсюда, — отозвался Андреев.　

— Часовой — не та добыча, что от него узнаешь? Не торопитесь. Подождем немного, может, что-нибудь высмотрим еще.　

Усилились метель и ветер. Порывы его перекатывали снег через сугробы. Холод пробирал до костей.　

— Ну что ты дергаешься! — недовольно заворчал на меня Иван Андреев, по натуре скромный, спокойный хлопец. — Лежи спокойно.　

— Так я же замерзаю, — прохрипел я.　

Часового, видно, тоже крепко пробирал мороз. Он ходил вокруг хаты, как на привязи, постукивая чунями, все норовил повернуться к ветру спиной, а к нам лицом.　

— Георгий, решай, что будем делать, околеем же, лежа здесь, — не выдержал Хаврюченко.

— Ладно, братцы, прикройте меня, попытаю счастья, решился Ворохобов.　

Дождавшись, когда часовой скрылся за противоположной стеной, Ворохобов, сдвинув шапку на затылок, по-пластунски пополз к хате. Мы взяли на мушки винтовок окна и крыльцо. На пути Георгия стояла ветхая, покосившаяся от времени банька. Вокруг нее кустики сухого малинника, тоскливо качавшиеся на ветру. Ворохобов дополз до бани и затаился.　

Часовой обогнул крыльцо, медленно прошел вдоль стены и вновь скрылся за углом. Георгий поднялся, рывком метнулся к хате, ненадолго прижался к стене, осмотрелся и спрятался за углом. Гитлеровец, завершив очередной круг, вновь показался из-за крыльца и, ничего не подозревая, пошел вдоль стены.　

Текли напряженные секунды, гулко стучало сердце, вот-вот, кажется, вырвется из груди. Медленно ступая, часовой достиг угла, повернулся и… попал в объятия Ворохобова. Произошла короткая борьба. Гитлеровец закачался и упал. Мы с Андреевым поспешили на помощь Георгию. Быстро подхватили часового за плечи и поволокли за баню. Гитлеровец оказался длинным и тяжелым. Чуни слетели с ног и остались на снегу. За баней перевели дух. Прислушались. Тихо. Прибежал Хаврюченко.　

— Ну, братцы, берись всем миром, — прошептал Ворохобов. — Теперь ноги в руки и бегом отсюда.　

Мы медленно пошли по снежной целине к лесу. Нести гитлеровца было тяжело и неудобно. В пути он слабо шевелился, жадно хватал широко раскрытым ртом воздух, а через некоторое время затих.　

Добравшись до леса, мы перевели дыхание. Самое трудное осталось позади. Стали приводить «языка» в чувство, терли снегом лицо и уши, но безуспешно. Гитлеровец не подавал признаков жизни. Удар гранатой по голове оказался для него смертельным.　

— Что же ты натворил! Проломил ему череп! Такого «языка» загубил! Не мог стукнуть полегче, — набросился на Ворохобова Андреев.　

Георгий оправдывался:　

— Я же его слегка стукнул. Разве мог знать, что он такой слабак.　

— Теперь поздно спорить, хлопцы. Надо его куда-нибудь спрятать, примирительно попросил я разбушевавшихся ребят.　

Извлекли из карманов гитлеровца документы, сняли с него ремень с подсумком. Труп сунули под корни выволоченной ветром сосны и засыпали снегом.　

Хотелось посидеть немного, передохнуть. Но ветер буйствовал, и Ворохобов решил, пока есть силы, пробираться к хутору. Последние метры пути сквозь снежные заносы были самыми трудными. Но вот мы в Видусово. От нас, как от загнанных лошадей, валил пар. Старика беспокоить не стали, отвязали коня и уехали в отряд.　

Всю дорогу молчали. На душе было муторно, подступала злость и донимало отчаяние, что нас постигла неудача.　

В отряд приехали поздно. Группа, возглавляемая инструктором, вернулась раньше нас и тоже с пустыми руками. В отряде Серебрякова ждало распоряжение срочно выехать в штаб бригады. Не дождавшись возвращения нашей группы, он уехал.　

Поужинав, мы легли отдыхать. На горячей печи сон был чрезвычайно приятным. Но спать долго не пришлось. В полночь меня, Андреева и Хаврюченко разбудил комендант отряда младший лейтенант Владимир Гуров.　

— Что случилось? — протирая глаза и недоумевая, спросил я.　

— Комиссар вызывает.　

В штабе перед комиссаром навытяжку стоял Ворохобов. Петраченко был мрачным, смотрел на нас с укором. Он долго расспрашивал о подробностях захвата «языка». Вытерев платком вспотевшее лицо, сокрушенно заметил:　

— Дела-а. Может, к этому времени от деревни остались догорающие головешки. Вы же знаете, что делают фашисты, когда обнаруживают своих убитых солдат.　

И, немного помедлив, обратился к Бондаренко:　

— Что будем делать?　

— А ничего. Хватит терзаться, Сергей Александрович! Ты посмотри, погода на дворе какая. Лучшей и желать нечего. К утру заметет так, что и самой деревни не найдешь, не то что следы ребят и того фашиста, — успокоил он комиссара.　

— Ну хорошо, — согласился Петраченко, идите отдыхать.　

Осталось неизвестным, что подумали гитлеровцы в Туричинском гарнизоне об исчезновении часового. Жители деревни не пострадали. Так бы и забылся, наверное, этот эпизод, если б он не имел неожиданного продолжения.　

Ранней весной, когда подтаял снег и в лесу появились проталины, старик Пахомов во время поиска сухостойного дерева наткнулся на труп. Немало подивившись тому, как он сюда попал, старик сходил на хутор за лопатой и втихомолку прикопал его…　

В отряд имени М. И. Кутузова ушли Виктор Плюсков, Анатолий Юрьев, Константин и Лидия Никуленко, Иван Усвайский и другие наши ребята.　

— Ах как не хочется уходить от вас, хлопцы! — печалился Анатолий Юрьев.　

Однако дальнейшие события показали, что прав был комбриг, отобрав этих ребят. Хотя мы и оказались в разных отрядах, а сражаться с врагом приходилось вместе, бок о бок, локоть к локтю.　

Командиром отряда имени М. И. Кутузова назначили Дмитрия Ивановича Дерябина, уроженца Алтайского края. Ему исполнилось двадцать два года. Его открытый, общительный характер, бодрый, подтянутый вид всем понравился. Дмитрий Иванович, когда требовала обстановка, смело шел на риск. Он упорно искал пути повышения боевой готовности отряда. Под стать ему оказались комиссар Виктор Михайлович Перчаткин и начальник штаба Михаил Григорьевич Бовтенок. Бесстрашием, исключительной смелостью славился Михаил Григорьевич. В боях, где жарче, всегда находился он. Партизаны любили этого жизнерадостного, приветливого человека.　

Отряд имени М. И. Кутузова как боевая единица оформился к концу 1942 года. Вначале он был небольшим по численности личного состава. Когда встал вопрос, где базироваться отряду, Дерябин внес предложение избрать деревню Козырево на «нейтралке».　

— Есть резон расположить отряд под самым носом у врага и, что называется, держать его за горло, — обосновывал он свое мнение.　

— Слишком рискованно! — засомневался командир батальона Л. Ф. Рябинин.　

Козырево находилось вблизи вражеских гарнизонов, и при внезапном нападении противника отряд не смог бы вовремя получить подкрепление. В штабе батальона решили не рисковать. Отряд разместили в деревне Перевоз на левом берегу Дриссы. Он сразу же активно включился в боевые дела. В порядке усиления ему придали стрелковый взвод из отряда имени В. П. Чкалова.　

В конце декабря 1942 года командование батальона приняло решение совершить крупную диверсию на железной дороге: взорвать мост на речке Щадица и остановить движение вражеских поездов. Задумали на редкость дерзкое и рискованное мероприятие. Тут было над чем поразмыслить командирам отрядов. Главный медик батальона А. А. Дорогин попросил комбата позаботиться о средствах эвакуации раненых с поля боя.　

— А что ты, доктор, предлагаешь? Что в наших условиях можно применить? — спросил Л. Ф. Рябинин.　

— Надо изготовить побольше носилок.　

— Нет, доктор, это не то. Не каждый под огнем противника решится идти в полный рост и нести на носилках раненого. Тут требуется что-то другое, — не согласился с его мнением комиссар Ф. С. Гусев. — Есть у меня одна задумка, но надо посоветоваться с людьми, обсудить, взвесить все «за» и «против».　

В последующие дни Гусев стал часто наведываться к старожилам, к плотникам и столярам, о чем-то подолгу разговаривать с ними. А через некоторое время в отряде имени В. П. Чкалова демонстрировалась не то пирога времен Васко да Гама, не то сибирский обласок, белое и легкое, как пушинка, выдолбленное из липы корыто. К носу прикреплена веревочная лямка. Партизан впрягался в нее и свободно полз по снегу, увлекая за собой. Этому изделию тут же дали название «волокуша». С отшлифованным наружным днищем, она легко скользила по снегу. Волокуша прочно заняла свое место в арсенале средств спасения раненых партизан. Изготовил ее местный умелец, солдат первой мировой войны Иван Михайлович Мягкий.　

Но обстоятельства сложились так, что провести намеченную операцию не удалось.　

Разведка отряда имени К. Е. Ворошилова под командой И. А. Оськова, действуя между вражескими гарнизонами, установила, что гитлеровцы намерены дополнительно к имеющимся разместить еще два у восточной границы партизанской зоны, но где, в каких населенных пунктах, пока оставалось тайной. 23 декабря разведкой было замечено, что гитлеровцы выступили из ловецкого, новохованского и топорского гарнизонов и держат направление к партизанской зоне. Оценив обстановку, командование батальона решило выдвинуть навстречу противнику все три отряда и нанести ему упреждающий удар.　

Приказ не заставил себя ждать. Был поздний вечер, и над горизонтом начала выползать луна. В деревне топились печи, наполняя хаты теплом и уютом, а на дворе усиливался мороз. И. Ф. Бондаренко поднял отряд. Из деревни уходили молча. За Дриссой присоединились к отрядам имени М. И. Кутузова и К. Е. Ворошилова.　

Операцией руководил комбат Л. Ф. Рябинин. Вперед пошли разведчики трех отрядов. Через несколько километров пути приблизились к деревне Церковище. Комбат приказал отрядам остановиться и дождаться разведчиков.　

Вскоре из-за изгороди появились они. И. А. Оськов доложил, что деревня занята гитлеровцами. Часового сняли, можно действовать.　

Комбат тут же распорядился:　

— Отрядам тихо проникнуть в деревню, рассредоточиться и нанести удар. По хатам не стрелять, там женщины и дети. Вперед!　

Через несколько минут батальон был в деревне. Разгорелся бой. Он шел во дворах, садах и огородах. Фашисты, застигнутые врасплох, яростно сопротивлялись, но выдержать натиск партизан не смогли. Перебежками стали уходить в сторону озера.　

Бой закончился. Для двенадцати гитлеровцев эта ночь оказалась последней в жизни. У нас несколько раненых ребят, среди них тяжело — Николай Кухаренко из отряда имени К. Е. Ворошилова.　

Планы врага расстроились, но и нам помешали провести операцию на железной дороге.