Из боя в бой

ЖАРКОЕ ВРЕМЯ

Методы борьбы с гитлеровцами не только совершенствовались, но и разнообразились. Летом сорок третьего, когда с Большой земли в бригаду доставили партию винтовок и оптических прицелов, в батальонах получало распространение снайперское движение. В нашем отряде стало несколько таких групп. С каждым днем рос боевой счет у партизан, а среди гитлеровцев, осевших в гарнизонах, распространялась паника.

— Федор Степанович, есть предложение созвать в вашем батальоне совещание снайперов и подрывников. Сейчас самое время подвести первые итоги, поделиться опытом, — предложил нашему комиссару Ф. С. Гусеву Е. П.Василевич, приехав однажды к нам.

Идею быстро подхватили комсомольцы. Совещание состоялось 23 июня 1943 года. С большим вниманием слушали мы простые, бесхитростные рассказы Петра Крамущенко, Георгия Ворохобова и других выступавших. Шел деловой, конкретный обмен опытом, накопленным батальоном в борьбе с фашистами. С интересом знакомились с особенностями ведения разведки в сильно укрепленных вражеских гарнизонах отрядом имени К. Е. Ворошилова.

Хорошо говорил помощник комиссара батальона по комсомолу Дмитрий Кравцов о дружбе, сплачивавшей разведчиков, снайперов, подрывников, о том, как здорово они действовали в течение всего времени. Выразил надежду, что не снизят боевую активность.

Совещание приняло обращение ко всем комсомольцам и молодежи бригады. Помнятся такие слова обращения: «…делай так, чтобы враг боялся каждого куста, бугорка, постройки, чтобы фашист всегда был в животном страхе за свою голову, чтобы он боялся высунуть ее из своей норы… Так иди же, уничтожай фашистского зверя, этим ты приблизишь день нашей победы над врагом!»

Обращение было встречено в отрядах с большим воодушевлением, вселяло новые силы в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Доведение его содержания до каждого молодого партизана взял на себя подпольный райком партии. Он опубликовал обращение в своем печатном органе газете «Сацыялiстычная праца».

Боевые будни продолжались.

Взяв начало на земле Невельского района, река Дрисса торопливо несет свои воды, чтобы отдать их красавице Западной Двине. Преодолев лабиринт голубых озер, попутно напоив их свежей прозрачной водой, река замедляет свой бег у деревни Перевоз. В предвоенную пору здесь был мост, имевший хозяйственное значение. Он связывал восточную часть Россонского района с Калининской областью. На левом берегу раскинулись заливные луга — основные поставщики сена для колхозов правобережья.

В июле 1941 года отходившие части Красной Армии мост взорвали. Приплывшие из верховья бревна вплотную прижались к остаткам свай. Бревна громоздились в два, три наката, образовав затор. Им не преминули воспользоваться партизаны. На сооружение переправы пошли доски. Их набросали поверху и схватили скобами или связали проволокой. По настилу свободно переходили пешеходы и проезжали верхом на конях.

Мы крайне нуждались в переправе на левый берег реки, откуда открывался путь к Невелю, к железной дороге, к фашистским гарнизонам.

Летом 1943 года внимание разведгрупп 2-го батальона было приковано к невельскому направлению. Предполагалось, что именно в этом районе россонские партизанские формирования соединятся с наступавшими частями Красной Армии. И то, чем были заняты в это жаркое лето разведчики, можно выразить кратко: сбор сведений о передвижении вражеских войск и техники по железной и шоссейным дорогам, выявление численности, действительных и условных номеров частей и соединений, размещения штабов, складов, установление мест строительства оборонительных сооружений, намерений фашистского командования по проведению карательных операций против партизан и населения. Кроме того, нам вменялось в обязанность изучение подступов к железной дороге, чтобы командование могло посылать в самые уязвимые места группы подрывников, а также следить за действиями противника в его гарнизонах.

Противоборствовавшие разведки держали друг друга в постоянном напряжении, пытаясь захватить "языка». Будни разведчиков были полны драматизма и тревог, физического и нервного напряжения, изобиловали частыми схватками с противником. Вооруженные столкновения испытывали наши характеры, проверяли крепость духа, верность долгу, партизанскому братству и товариществу. Ведь, пожалуй, только в разведке в человеке быстро и рельефно высвечиваются хорошие и негативные стороны характера. Задания получали трудные и сложные, зачастую такие, что шансов остаться в живых было мало. Легких заданий не существовало.

Начальником разведки у нас тогда был Константин Антонович Багрецов — выпускник школы младшего начсостава, по званию старшина. Храбрый и волевой человек, бывалый воин. С особой заботой относился к молодым партизанам, учил нас военному делу.

Было теплое июльское утро, когда мы приехали на переправу, что напротив деревни Перевоз. Над рекой кое-где курились остатки легкого тумана, дремали ивы на берегу. День вступал в свои права. Из-за кромки леса на востоке вставало солнце. Его лучи отражались бликами в реке, окрашивали воду и деревья в розоватый цвет. Здесь расположился наш передовой пост, выставленный для прикрытия разведывательных и диверсионных групп, которые действовали у вражеских гарнизонов, и для предупреждения внезапного вторжения гитлеровцев в партизанскую зону.

Как всегда, дежурил расчет станкового пулемета и группа стрелков. Расседлали коней и пустили их пастись на луг, а сами по настилу перешли на левый берег. Миновали деревню. Лес начинался сразу за ней. Воздух был напоен ароматом смолистой хвои, земляники и мяты. На опушке свернули на свою привычную тропу. Разведчикам и подрывникам она известна. И не только она, а почти каждый куст.

Путь наш лежал к вражескому гарнизону, расположенному в деревне Дудчино. Шли молча, друг другу в затылок. Впереди Cepгей Самуйлов, парень среднего роста, отличавшийся отвагой и упорством в бою. На опушке леса остановились. Осмотрелись: впереди поляна с посевами. Выбрали место для наблюдения. На краю пашни легли на траву.

Перед нами на высотке деревня Дудчино. Гитлеровцы укрепились там, превратив высотку в сильный опорный пункт. Опоясали ее колючей проволокой в несколько рядов, вырыли траншеи, построили дзоты, бункера. Расположили огневые точки так, что могли простреливать все подступы к гарнизону.

— Да-a, орешек… Попробуй разгрызть его, зубы искрошишь, — досадливо поморщился Константин Багрецов, рассматривая гарнизон в бинокль.

Из предыдущих наблюдений мы многое знали о нем. Известны были все огневые точки, численный состав, вооружение. Однако предстояло еще раз перепроверить все данные и выяснить, почему противник активизировался здесь в последнее время. Почему наши подрывные группы, выходившие к «железке», стали часто попадать на вражеские засады, причем в самых неожиданных местах.

— Хлопцы, лучше маскируйтесь, — потребовал Багрецов. — И намечайте подходы к гарнизону сейчас, днем, чтобы не путаться ночью, когда будем вести сюда штурмовые группы. При этом имейте в виду, что местность вокруг пристреляна. Но пристрелять абсолютно все невозможно. Будем этот проход искать.

Через несколько минут он задумчиво сказал:

— Думаю, что лучше всего ворваться в гарнизон через центральные ворота.

— Да здесь же не за что зацепиться. Фашисты перестреляют ребят на подходе! — возразила Лидия Никуленко, миловидная и обаятельная девушка, единственная в разведгруппе. Недавно она прибыла вместе с Иваном Усвайским из отряда имени М. И. Кутузова. Наравне с мужчинами участвовала во всех схватках с врагом.

— Не перебьют, если скрытно подползти к воротам, бесшумно снять часового и стремительным броском ворваться в гарнизон.

Мы молча оценивали предложенный вариант, приглядывались к местности.

Солнце поднималось все выше и выше. Пора возвращаться назад. Но Багрецов почему-то медлил, все прислушивался и приглядывался к окружающей местности, что-то его беспокоило.

Вдруг на дороге появилась колонна гитлеровцев.

— Или пополнение, или смена нынешнему составу идет, — заметил Афанасьев. — Вот бы врезать им сейчас, пока они не вошли в деревню.

— Нашими-то силами? — удивился Штыков. — И думать нечего. Они из нас сделают котлету.

— Ребята, помолчите! — шикнул на них Багрецов.

Но Володя и Петр не слышали. Они продолжали спорить. Афанасьев яростно защищал свою точку зрения, Штыков — свою. Человек, не посвященный в их отношения, мог подумать, что они — непримиримые враги, ибо всегда спорили, причем по любому поводу. На самом же деле, несмотря на различие характеров, они были хорошими товарищами.

Петр Штыков — мой земляк из деревни Голубово. Ему шел двадцатый год. Среднего роста, худощавый, но ловкий и физически выносливый парень. Редко когда поддавался унынию, в самых сложных ситуациях умел разрядить обстановку меткой шуткой, поднять настроение ребят.

Когда гитлеровцы вошли в деревню, мы подались домой. Лес сомкнулся за нами. Самуйлов впереди шагал легко и бесшумно, внимательно вглядываясь в просветы между деревьями.

Солнце стояло над головой. Ничто не нарушало покоя леса. Но как порой обманчива эта тишина. Неожиданно из-за деревьев на тропу впереди Самуйлова вышли гитлеровцы. Кажется, протяни руку, и достанешь. На какое-то мгновение мы опередили их, резко бросились в стороны и открыли огонь. Самуйлов дал длинную очередь. Ухнул взрыв гранаты. За соснами кто-то пронзительно завопил. Кричал раненый.

— Отходите в сторону! — опасаясь окружения, подал команду Багрецов.

Перебегая от одного дерева к другому и сменив направление, мы все дальше и дальше уходили от врага. Наконец вырвались из зарослей. Шум погони слышался в стороне. Оттуда доносились короткие автоматные очереди, приглушенные расстоянием гортанные выкрики. Мы, усталые от продолжительного бега, упали в траву.

— Красота какая! — пригнула к себе цветок Лидия Никуленко. Разве можно умирать в такой день и при такой красоте, мальчики?

— Ох, не до цветов нам сейчас, Лидия! — вздохнул Петр Штыков, вытирая потное лицо смятой кепкой. — Фашисты прекрасно обучают разведчиков бегу на короткие дистанции с препятствиями.

— Они научат, Петро, по только бегать, но и плавать всеми стилями, когда прижмут к реке, — заметил Володя Афанасьев.

И они заспорили.

— Хорошо то, что благополучно кончается, — поднялся Багрецов. — В подобном поединке, как этот, успех зависит от быстрых и решительных действий, от того, кто первым откроет огонь. Опоздай Самуйлов на какую-то долю секунды, не открой огня — не любоваться бы нам сейчас цветами.

Поднялись и мы. Окинули взглядом полянку, усыпанную цветами, и пошли.

Вечером в отряде подводились итоги дня. Багрецов подробно, не пропуская ни одной мелочи, докладывал командованию о действиях разведки.

— Много в тактике врага непонятного. Несомненно только одно — перед нами серьезный противник. Потребуется еще несколько дней, чтобы выяснить: кто он и что он. Пока не распознаем врага, подрывникам и другим группам придется пользоваться переправой в Ножницах, — излагал свою точку зрения Багрецов. — Неплохо бы заслать в гарнизон нашего человека, — несколько помедлив, добавил он.

— Заслать, говоришь? Пожалуй, верно, — вдруг оживился С. А. Петраченко, с января 1943 года — парторг отряда. Он внимательно слушал разведчика. — Надо обязательно это сделать. Но не посылать партизана, который окажется в гарнизоне белой вороной.

— А кого же тогда? — спросил Иван Филимонович Коваленко, новый комиссар отряда.

— Надо подумать. Тут с ходу не решишь, — продолжал Петраченко. — В прошлом году, Николай Васильевич, — обратился он к командиру отряда Комарову, — мы послали в Невель наших девчат Анну Лопатко и Анну Петраченко, а их схватили гитлеровцы и посадили в камеру, заподозрив в том, что они пришли из партизанской зоны в разведку. Девчата тогда чудом спаслись от гибели. Но то было в прошлом году. С тех пор много воды утекло, да и фашист стал не тот, приобрел опыт в таких делах.

Петраченко задумался, ероша волосы, а потом предложил:

— Придется попросить старика Пахомова навестить гарнизон. Мне известно, что он ходит туда за солью. В Дудчино знает всех и вся и сам знаком большинству жителей. Сочинить ему легенду не потребуется. Возьмет с собой несколько своих поделок для обмена на соль да связку свежей рыбы, и достаточно для отвода глаз. Гитлеровцы ведь падки на красивые изделия из дерева и жадны до продуктов питания.

— На том и порешим, — подвел итог Комаров.

Многое выяснил И. И. Пахомов. И не только то, что в гарнизон Дудчино прибыли свежие силы, но и настроение вражеских солдат, их возможности. Дал характеристику коменданту. Это был опытный фашистский офицер, получивший закалку на фронте, награжденный железным крестом.

— Фамилии у коменданта какая-то мудреная, с приставкой «фон», — рассказывал старик Иван Иванович. — Часто по его приказу жителей Дудчино сгоняют на лобное место для бесед о «новом порядке».

Разведчики нашего батальона все чаще проникали в расположение вражеских гарнизонов, добывали ценные сведения о замыслах фашистов, сеяли панику, деморализовали гитлеровских вояк. Редкие дни обходились без схваток с противником, но больше всего с вояками из дудчинского гарнизона.

— Хитер, очень хитер фон! Умный, вражина, — возмущался Владимир Афанасьев. — В коварстве и подлости ему не откажешь.

От коменданта не укрылось, что почти все партизанские тропы воли к переправе у Перевоза, что сюда, после выполнения боевых заданий, стекались усталые, порой потерявшие бдительность разведчики и подрывники, которых можно перехватывать на подходе к реке и уничтожать из засад. Тактика, что и говорить, коварная. Разведчикам из отряда имени В. П. Чкалова приходилось постоянно помнить об этом и, несмотря на то что здесь почти партизанская зона, вести себя осторожно. И все же иногда попадали в сложное положение.

Когда выпадала редкая передышка в боях и походах, перед партизанами отряда и местными жителями выступали секретарь подпольного райкома партии Е. П. Василевич, заместитель комбрига П. Е. Рубис, а также работники райкома Л. В. Волков, В. И. Коновалов, П. И. Сидоренко, Е. Т. Вечерский и другие. Они разъясняли обстановку на фронтах и в тылу врага, рассказывали о самоотверженной борьбе нашего народа против фашистских захватчиков. Называли много имен партизан бригады, которые совершили подвиги. Работники райкома партии были желанными людьми в партизанских отрядах и в населенных пунктах. Горячие, проникновенные выступления этих товарищей производили неизгладимое впечатление на слушателей. Осунувшиеся от усталости лица партизан после таких бесед озарялись улыбками.

Хотя война и поломала привычный ритм жизни, но она не остановила саму жизнь. В нелегких, полных опасности и смертельного риска партизанских буднях всему находилось место. Мы по-хорошему дружили, любили, иногда случались ссоры. Вели разговоры о литературе, музыке, живописи, строили планы на будущее. Интересовались всем, чем полна была наша жизнь.

Хорошее воздействие на настроение людей оказывала художественная самодеятельность. Под аккомпанемент гитары, гармошки или баяна часто исполняли сатирические частушки на злободневную тему: высмеивали фашистских вояк и их бесноватого фюрера.

Как-то вечером, накормив партизан ужином, повар Яков Новиков из отряда имени К. Е. Ворошилова попросил разрешения у комбата дать концерт, исполнить под гитару куплеты своего сочинения. Р. Е. Королев разрешающе кивнул головой:

— Весели народ, но если хоть раз повторишься, дадим отбой.

Яков в тот вечер был, что называется, в ударе. Поминутно раздавался смех партизан и местных жителей, пришедших послушать партизанский концерт. После куплета:

комбат посмотрел на часы и, смеясь, заметил:

— Ну это ты, братец, хватил слишком. Сейчас лето в разгаре, а ты о снеге,

Яков сразу переключился на «Яблочко».

Нельзя сказать, что все мои боевые товарищи были безгрешными. Случались промахи, от которых никто на войне не застрахован. Многое могли простить нам, разведчикам. Но только не нарушение дисциплины, например, самовольную отлучку из расположения отряда или опоздание из увольнения без уважительных причин. А случай такой, к сожалению, произошел. Правда, он был первым и последним.

Однажды с разрешения командира отряда мы навестили наши семьи, помылись в бане, сменили белье. Настало время возвращаться в отряд, а в нашей деревне, как па грех, вечеринка с танцами.

— Зайдем на минутку, — предложил Петр Штыков, — Что вы, ребята, как можно! — запротестовала Лидия Никуленко.

Но искушение оказалось сильнее. Зашли в хату да и застряли там. Под гармонь парни и девчата танцевали. Запомнилась белорусская кадриль, исполнявшаяся в наших местах по-особому.

Потом и мы вышли на круг. Стали отплясывать «Барыню». Шли гусиным шагом, вприсядку, боком, стараясь перещеголять друг друга. Наливалась гармонь, скрипели половицы. Звенела посуда на кухне. Мы любовались, как легко и задорно отплясывал Штыков, по-кавалерийски скривив ноги.

Угасала короткая летняя ночь. Побледнело небо. Мы опомнились. Побежали в отряд. Ворвались в Березовку. Часовой на окраине деревни погрозил нам кулаком. И вдруг перед нами встал Ф. С. Гусев, одетый по всей форме.

— Эт-то что такое?! — нахмурил брови комиссар. — Марш под арест!

И направился в штаб отряда, размещавшийся в доме на пригорке. С виноватым видом мы понуро побрели на гауптвахту. Разместились на скамейках. Ребята скоро уснули, а я, пригорюнившись, уселся на порог у открытой двери. Свежий утренний ветерок доносил запах сена. Деревня просыпалась. В кустах щелкали и заливались соловьи.

Вскоре сон свалил и меня.

— Большой привет храброму воинству! — разбудил всех бодрый голос.

В проеме двери неожиданно выросла фигура коменданта отряда В. Н. Гурова.

— Соскучились по мне, не ждали?

— Глаза бы мои тебя не видели, — хмуро отозвался Илья Снотов.

Приход коменданта ничего приятного не обещал. Предстояла комиссарская проработка, и это не могло не действовать на нас удручающе. У входа в штаб ординарец комиссара Алексей Максименко сочувственно сказал:

— Как же вы так оплошали?

Всегда добрый и доступный, комиссар был неумолимо строг к нарушителям дисциплины. Он не делал длинных нравоучений, говорил кратко и ясно и в то же время не скупился на нелестные эпитеты и сравнения. Во время «беседы» мы стояли опустив головы, не смели поднять на него глаз, не знали, куда деть свои руки, вдруг ставшие лишними. Краска стыда заливала лица. За опоздание из увольнения мы получили изрядную взбучку. Да, строг комиссар, даже суров, но справедлив, взыскание заслуженное…

В Березовке, в просторной хате партизанского коменданта Стародворского сельсовета Федора Якимовича Гореликова, за широким столом, на котором стояли самовар и чашки, сидели двое — Р. Е. Королев и Е. В. Лысенко.

О чем они толковали, уединившись, того никто не услышал. Все наши догадки не привели ни к чему. Но уже сам факт появления в батальоне Ефима Васильевича Лысенко — заместителя командира бригады по диверсионной работе — говорил о том, что предстоит что-то значительное. По правде сказать, и сами собеседники в то июльское утро не могли себе четко представить, что они стоят на пороге события, которое войдет в историю как «рельсовая война». Спустя полчаса после их беседы последовало распоряжение командира батальона: хозяйственникам снарядить подводы и доставить в расположение отрядов куски рельсов, снятых с разрушенной дороги Полоцк — Идрица.

Утром следующего дня их уложили на шпалы на окраине Березовки. Наступили горячие дни: партизан обучали подрыву рельсов. Общее руководство занятиями осуществлял Е. В. Лысенко. Ефиму Васильевичу было чуть больше тридцати лет, старший лейтенант по званию. Маленький, полный, краснощекий крепыш, опытный специалист по подрывному делу, мастер по изготовлению всевозможных мин-сюрпризов.

Энергичная, деятельная натура Ефима Васильевича не терпела покоя. Он колобком катился от одной группы до другой, и везде слышался его ободряющий голос.

2 августа целый день разведчики, втиснувшись в болотный мох, вели наблюдение за гитлеровцами на железнодорожном участке между полустанками Молокоедово и Брудово. Нестерпимо палило солнце, мучила жажда. Хозяйственники перестарались: накануне выдали сухой паек с сильно пересоленным мясом, а чистой воды в болоте не найти.

Остаток дня прошел в томительном ожидании вечера. Командование батальона все заранее и тщательно продумало. Разведчикам предстояло встретить отряды и вывести их к цели. Было тихо-тихо. Только со стороны вражеских постов на дороге изредка слышалось повизгивание сторожевых собак да покашливание патрулей.

Наступила ночь. Августовская сорок третьего. События ее до сих пор у меня перед глазами. Подошли отряды имени В. П. Чкалова и имени К. Е. Ворошилова. Теперь в составе 2-го батальона осталось два отряда. Отряд имени М. И. Кутузова в начале июля 1943 года ушел в Вилейскую область.

До начала операции оставались минуты. Нервы у каждого на пределе. Все мысли уже там, на железной дороге. Командир отряда Н. В. Комаров прошелся вдоль цепи, напряженно вглядываясь в лица партизан, словно еще раз хотел убедиться, сможем ли мы решительно броситься вперед.

Около трех часов больше сотни подрывников устремились к железной дороге, забрались на полотно и приступили к минированию.

Ровно в три часа окрестность огласилась частыми взрывами. Вырванные куски рельсов со свистом отлетали в сторону. Эффект был поразительным. Канонада не утихала полчаса. Гитлеровцы растерялись, не смогли вовремя открыть огонь. Батальон уже переправился через Дриссу и вошел в деревню Ножницы, когда вражеские артиллеристы начали обстреливать болото.

Операция прошла успешно, без потерь. Свыше трехсот взрывов сделали свое дело. Участок железной дороги на большом протяжении был выведен из строя.

— Молодцы! Всем спасибо! — громко, чтобы слышали все участники операции, сказал командир батальона. — А сейчас — на отдых.

Движение на железной дороге было парализовано на несколько суток. Гитлеровцы спешно подбрасывали со всех концов ремонтные бригады.

6 августа в лагерь отряда имени В. П. Чкалова примчался на коне комиссар батальона Ф. С. Гусев.

— Что-то случилось? — насторожился Н. В. Комаров.

— Ура, товарищи! — воскликнул Гусев, осаживая коня. — Вчера войска Брянского фронта освободили Орел, а Воронежского — Белгород. В Москве дан артиллерийский салют в честь победителей.

В батальоне состоялся митинг. По лесу разносились мощные крики «Ура!». Мы обнимались, смеялись. Понимали, что салют относится и ко всем партизанам, которые в период Курской битвы нанесли удар но железной дороге, порвали рельсы, нарушили снабжение войск противника. Победа наших войск на Курской дуге вызвала большой моральный подъем у всех, кто находился на оккупированной территории. Партизаны готовы были сражаться с врагом с удвоенной энергией.

Но не из одних побед складывалась партизанская борьба. Не все и не всегда получалось так, как хотелось бы. Приходилось испытывать и горечь поражений, и горечь утрат.

После первого удара по «железке» фортуна отвернулась от партизан батальона. Последующие операции по подрыву рельсов были неудачными. Гитлеровцы приняли дополнительные меры по усилению охраны дороги. Между станциями Новохованск и Клястицы курсировали два бронепоезда. Пришлось искать иные пути, менять тактику. Выход нашли.

Группы партизан стали расстреливать из засад проходившие вражеские эшелоны с живой силой и техникой, применяя бронебойно-зажигательные пули.

Одну из групп в количестве 30 человек возглавил Н. В. Комаров. Днем мы вышли на опушку леса. В нескольких километрах от нас виднелись башня водокачки на станции Клястицы и находившиеся там постройки. На путях дымил паровоз. К станции примыкали дома местных жителей. Незамеченные охраной, мы подползли к дороге и залегли в мелком кустарнике. Ждали недолго. Вдали послышался шум. Из леса, рассеивая по откосам клочья дыма, шел в сторону фронта поезд. Когда он приблизился к нашей засаде, командир подрывной группы Петр Серафимович двумя выстрелами из ПТР поразил паровоз. Из пробитого пулями котла вырвались тугие струи белого пара. Паровоз вскоре остановился. Комаров взмахнул рукой, и по вагонам ударили партизаны из пулеметов и винтовок бронебойно-зажигательными пулями. Ребята вошли в азарт, многие стреляли стоя. Загорелся один вагон, за ним другой — и пошло полыхать пламя огня и взрывов.

Для гитлеровцев нападение среди белого дня явилось полнейшей неожиданностью. Они растерялись. В первые минуты не показывались из вагонов, но, когда огонь и взрывы боеприпасов стали подбираться к ним, начали выскакивать и отстреливаться. На станции всполошилась охрана. С крыши водокачки застрочил пулемет. Он бил лихорадочно, длинными очередями. Гитлеровцы из гарнизона вышли на помощь своим.

— Отход! — подал команду Комаров.

В итоге этой диверсии сгорело 4 вагона с боеприпасами, погибло много гитлеровцев, не успевших убежать от огня и взрывов.

Снова мы за рекой. Мы — это Иван Усвайский, Сергей Самуйлов, Василий Петраченко, Петр Штыков, Владимир Афанасьев, Лидия Никуленко и я.

Разведчикам нужно многое успеть за день: выйти на подступы к гарнизону противника, проследить за поведением гитлеровцев, чтобы они не застали врасплох жителей деревень и не сорвали работы по уборке зерновых на заречных полях, попутно разведать новый маршрут для выдвижения подрывников к «железке».

Многое нам по силам, но не было, пожалуй, у нас тогда более важной задачи, чем оградить от опасности местных жителей, работавших на полях.

На подходе к деревне Нивье приостановились в кустарнике. Осмотрелись. Рядом с ее восточной окраиной лесистая горка, крутая, обрывистая, с грудой больших камней-валунов на вершине. Оттуда хорошо видна деревня и подступы к ней.

— Что-то там не то, — нахмурился Иван Усвайский, старший группы. — Солнце уже высоко, а хаты с закрытыми ставнями, как будто люди еще не проснулись.

Деревня казалась пустынной. На первый взгляд, никаких признаков опасности. Но мы знали, что тишина на «нейтралке» обманчива. Она часто таила в себе угрозу — можно наскочить на вражескую засаду. На душе стало неспокойно. Вся радость от прелести яркого дня вмиг улетучилась.

Афанасьев, рассматривая окрестности в оптический прицел снайперской винтовки, шумно втянул носом воздух, сказал внятно:

— Нюхом чую — фашистом пахнет. Убей меня гром — фашистом!

— Тишина и безлюдье — верный признак того, что где-то затаились гитлеровцы, — заволновалась Лидия Никуленко, — нарвемся на них, как в прошлый раз.

— Что б их на мине разнесло в клочья, если они и сегодня подставят нам ножку! — с возмущением заметил Самуйлов.

— Может, они, душегубы, смотрят на нас с верхушки какого-нибудь дерева и не стреляют, ждут, когда мы выйдем на открытое место, — высказал предположение я.

— От этого фона можно ждать любого подвоха, — отозвался Штыков, — Такое ощущение, что какой-то вражина все время целится мне в голову. Ты представляешь, Володя, в такую голову и шарахнуть куском свинца!

— Ужас! — согласился Афанасьев.

— Хлопцы, шутки в сторону, — перебил их Усвайский. Не будем рисковать. Обойдем горку, прикрываясь олешником, а потом свернем к болоту и по его кромке выйдем к деревне Заволчиха. По открытым местам передвигаться быстро, короткими перебежками. И хорошенько смотрите по сторонам.

Мы уже были близки к цели, когда с горки, из-за камней, стеганул свинцом замаскированный вражеский пулемет, затрещали автоматы. Стало ясно: нас заметили фашисты. К счастью, пули прошли выше наших голов, чиркнули по макушкам кустарника, срезая листву.

— Ложись! — подал команду Усвайский.

Реакция у него мгновенная, команда прозвучала вслед за выстрелами.

Мы скатились в старую, заброшенную канаву с затхлой, застоявшейся водой, с насыпью из глины и торфа по краям. И тут же увидели, что с горки по небольшому косогору бежали гитлеровцы. Было их много.

— Похоже, весь дудчинский гарнизон вышел на нас! — с досадой сказал Усвайский.

Враги наседали. Ползком и перебежками постепенно приближались к нашей канаве. Сквозь стрельбу слышались команды на немецком языке. Фашисты явно рассчитывали на свое численное превосходство. Они учли все: и малочисленность нашей группы, и предполагаемый небольшой запас патронов и гранат у нас, и отдаленность отряда. Помощь, понятно, не скоро придет.

Вот уже с полчаса продолжалась эта неравная схватка. Бой носил исключительно упорный характер. Пули поднимали фонтанчики пыли на гребне канавы.

Усвайский посмотрел в сторону леса.

— Поздно. Перехватят, — ответил он на наш немой вопрос. — Видите, сколько их собралось на опушке?

Отбиваться от наседавших врагов становилось труднее. Наши диски и подсумки быстро пустели. Гитлеровцы тем временем начали обходить с трех сторон.

— Живыми хотят взять, — забеспокоился Петраченко, вставляя в автомат последний магазин.

Приближалась трагическая развязка. Шансов на то, чтобы уцелеть, не оставалось. Промелькнула мысль: «В безвыходную минуту не забыть оставить гранату для себя». Видимо, об этом подумал не только я.

— Нет, живым вы меня не возьмете! Дорого вам обойдется моя жизнь, — тихо произнес Самуйлов и положил перед собой гранату.

От его слов Лидия Никуленко зябко поежилась, как будто на нее дохнуло морозным воздухом, и закричала:

— Сергей! Не сметь! Мы должны жить!

— Иван! Патроны кончаются. Решай, что делать? Через минуту будет поздно, — обратился к Усвайскому Петраченко.

А вражеский пулемет на высотке не умолкал. Плотный огонь не давал возможности поднять голову над гребнем канавы. Пулеметчика можно было поразить лишь метким снайперским выстрелом. Очень удачную позицию он занимал.

— Володя, вся надежда на тебя, — повернулся Усвайский к Афанасьеву. — Сними пулеметчика.

Афанасьев приник к оптическому прицелу и замер. Пожалуй, никогда он еще не был так сосредоточен и внимателен, как в эту минуту. Ведь от его выстрела зависела наша жизнь.

Наконец прозвучал выстрел. Пулемет умолк. И тут же раздалась команда Усвайского:

— Броском в болото! Я прикрою огнем.

Это был единственный шанс, и, каким бы слабым он ни казался, его надо использовать. Лишь в нем наше спасение. Мы поднялись из канавы, стремительно пробежали с десяток метров открытого пространства и свалились в спасительное болото, заросшее кустарником и чахлыми сосенками.

Взяв на себя прикрытие группы, Усвайский короткими, прицельными очередями из автомата вел огонь по мелькавшим фигурам гитлеровцев.

— Иван, отходи! — позвал Штыков.

Через несколько минут Усвайский догнал нас. Прикрываясь кустарником лозы и ольхи, мы уходили в глубь болота. Ноги вязли в жидком торфяном месиве, каждый шаг давался с трудом. Во рту стояла противная горечь. Очень хотелось пить. Казалось, дальше идти нет сил, но не время думать об усталости, когда решался вопрос о жизни и смерти. Стрельба и крики гитлеровцев преследовали нас. Враги приближались. Уже отчетливо просматривались их возбужденные лица.

— По фашистам огонь! — подал команду Усвайский. Наши меткие очереди из автоматов и выстрелы из

снайперской винтовки последними патронами несколько поубавили прыть у преследователей. Их цепь в нерешительности остановилась, потом смешалась.

— Ага, не нравится! — торжествовал Штыков.

В это время, многократно дробясь, за болотом в перелеске раздался треск автоматных очередей, глуховатые разрывы гранат.

— Хлопцы, а ведь это наши соседи! — воскликнул Усвайский. — Узнаю их почерк.

Иван не ошибся. Спустя час стало известно, что разведчики из отряда имени К. Е. Ворошилова под командованием Михаила Бозылева обстреляли из перелеска гитлеровцев, гнавшихся за нами, заставили их повернуть назад.

Было душно. Одуряюще пахло болотными испарениями. Глаза заливал пот. К лицу и рукам липли комары и слепни. Мы с ожесточением отбивались от них ветками лозы. Под ногами все еще хлюпала вода и чавкал торф.

— И когда оно кончится, это чертово болото? — с трудом проговорил Афанасьев, шлепая себя ладонью по щеке, на которой сидело несколько комаров.

— Потерпи, Володя. До деревни Черемуха здесь недалеко, скоро выйдем, — постарался утешить его Усвайский.

Через некоторое время показался сухой островок. Мы устремились к нему.

— Ну все, отвоевались, — прохрипел Петраченко и упал на землю.

Весь вывалянный в болотной жиже, он был похож на старого медведя после зимней спячки. Лишь на лице белели зубы да зло сверкали глаза. Вид до предела усталый.

Перестрелка в перелеске стихла. И над болотом воцарилась тишина. На сердце стало спокойнее. Остывая от горячки боя и утомительного бега, стали приводить себя в порядок: очищать от грязи одежду, выливать воду из сапог, выжимать и перематывать портянки.

Посмотрев на Петраченко, все заразительно рассмеялись. Лидия Никуленко смеялась дольше всех. Глядя на нее, Василий попросил Штыкова:

— Петя, успокой ее, а то кончится от смеха. Придется выносить ее на подручных средствах.

Эти слова вызвали новую волну веселья. Улыбнулся и Василий.

Удивительно все-таки устроен человек. Ведь только недавно над нами висела смертельная опасность, а уже шутки и улыбки.

Посидев немного, Усвайский поднялся:

— Пора возвращаться в лагерь.

Скоро потянуло прохладой, донесся запах водорослей. Мы вышли к реке, к нашему передовому посту. От станкового пулемета поднялся мой отец: его расчет в этот день прикрывал переправу. Окинув взглядом группу и убедившись, что все живы, спросил:

— Что случилось? Кто вел бой за рекой?

— Попали в засаду, — объяснил Усвайский.

Подошли разведчики отряда имени К. Е. Ворошилова.

Усвайский и Бозылев обнялись.

— Спасибо, Михаил! Отцепили хвост. Если бы не вы, не выбраться бы нам из болота.

Набив патронами диски автоматов и магазины винтовок, мы вновь ушли за реку. Летний день еще не успел перевалить на вторую половину. Уборка хлебов была в полном разгаре. Созревшая рожь млела под солнцем. Погода стояла такая, что для уборки лучшей желать не приходилось. В высоких густых озимых виднелись согнутые спины жней, на убранных участках — разбросанные снопы. На окраине поля партизаны помогали жителям складывать снопы в тарантасы и увозить на тока.

Много радости раньше приносила людям ранняя летняя страда. Теперь же жнеи часто поднимали головы от серпа, тревожились: не подан ли сигнал опасности?

Подпольный райком партии предупредил, что гитлеровцы намерены силой изъять хлеб у крестьян. Само собой понятно, что партизаны стремились не допустить, чтобы враг осуществил свои зловещие планы опустошения крестьянских полей, уничтожения населенных пунктов и жителей. Командование бригады приняло ряд мер к пресечению преступных замыслов врага. Немало партизан привлекалось для защиты жизни и имущества советских людей. Но и население не оставалось безучастным, оно организовывало свои посты наблюдения и предупреждения об опасности.

В августовский полдень, когда в природе все сверкало и благоухало, на берегу Дриссы, скрытые от посторонних глаз кустами тальника, сидели четыре девушки, сестры из деревни Залабавицы Лидия и Вера Петраченко, Александра и Антонина Пискуновы. Им была видна протоптанная в зеленой траве дорожка, уходившая от реки на восток. Партизанская тропа.

Неожиданно колыхнулся куст, и на берег осторожно вышел гитлеровец в пятнистой серо-зеленой накидке. Держа автомат наизготове, он обшаривал глазами противоположный берег.

— Девочки, смотрите! — толкнула подруг Лидия Петраченко.

За спиной гитлеровца показалось еще несколько фигур с автоматами.

Екнули сердца у девчат. Засада!

— Немедленно в лодку. Надо предупредить наших! — прошептала Александра Пискунова.

Проворно забравшись в лодку, Лидия и Александра сели на весла, Вера и Антонина им стали помогать. Некоторое время они плыли вдоль берега, прикрываясь зарослями. Но рыбацкая лодка была тяжелой, и течение сносило ее на середину реки. Когда до изгиба ее оставалось рукой подать, их заметили гитлеровцы и открыли огонь. Вокруг по воде зашлепали пули. Девчата подналегли на весла, и лодка пошла быстрее. Гребцы вкладывали в весла всю силу, весь порыв.

Неожиданно Лидия Петраченко вскрикнула и съехала со скамьи.

— Сестрица, что с тобой? — заплакала Вера.

— Я ранена! — прошептала Лидия.

Под градом пуль девчатам удалось проскользнуть за изгиб реки и спастись. Навстречу им бежали партизаны из отряда имени В. П. Чкалова. Тяжелораненую Лидию Петраченко с трудом спасли врачи.

Борьба за урожай приняла ожесточенный характер. Частые схватки с гитлеровцами происходили не только на участке нашего батальона, но и соседей — 1-го батальона и калининских партизан.

Трудное лето выдалось на Дриссе. Иногда, казалось, что на очередной выход в разведку просто не хватит сил, но долг звал идти на задание.

Во второй половине августа гитлеровцы опять предприняли воздушные налеты на населенные пункты, начали бомбить и обстреливать их. Особенно не щадили работавших на полях. Отряды 2-го батальона вновь перебазировались в лесной лагерь в урочище Закладье.

— На «зимние квартиры», — уныло шутили партизаны.

Быт личного состава в преддверии зимы стал проблемой номер один. Как его устроить в лесу, где не было ничего, кроме первозданной природы?

— С чего начнем, товарищи? — спросил Р. Е. Королев, собрав пожилых партизан, знатоков строительного дела.

— Без землянок не обойтись, товарищ комбат, — раздались голоса.

— Ну это само собой разумеется, — заметил С. А. Петраченко. — Я предлагаю разобрать и перевезти в лес колхозные постройки. Вкопаем их в землю. Чем не жилье? Этим самым мы сохраним их от пожаров, а после освобождения вернем все назад.

Предложение приняли. К 22 августа на месте бывших шалашей под зелеными шатрами раскидистых елей вырос новый городок отряда имени В. П. Чкалова. В двухстах метрах от него обосновался отряд имени К. Е. Ворошилова. В землянках были двери и окна, стояли столы, скамейки, глиняные печурки. У стены — пирамиды для оружия. Спали на нарах, покрытых соломой, накрывались трофейными плащ-палатками. Ламп не имелось. Их заменили трофейные плошки и другие светильники, которые мастерили партизаны из всего, что годилось для освещения землянок.

Шли дни. Борьба продолжалась.