Из дневника "Попаданца". Необычный попаданец в 1941г.

4 июля 1941 года где-то в Белоруссии (точнее, в 50–70 км от Брестской крепости)

Утро… птички чирикают, июль епрст, они то лету радуются мелочи ВВС-ные, и конечно им наплЯвать что война идет. Так думаю я лежа под деревом, вокруг тишина, крепость мы вчера деблокировали, конечно, танками на пехтуру (пусть и вермахтовскую) это круто. Сперва шарахнули по немчикам из минометов, вот вою-то было, они недоумки подумали, что кто-то из своих шандарахнул их. Даже послов посылали, то есть посыльных, тем более рации мы первыми выстрелами накрыли, нечего стучать, козлы морзяночные. Посыльных причесали снайпера Никодимов, с поляком сибирским. Пока немчура очухалась, наши из крепости тоже саданули, кто из чего мог, короче фестиваль полный, плюс танки рванули вперед.

Ну и достигнув позиций, начали из фрицетушек делать тушенку сорта "раздавленная", плюс, прикрываясь танками, пехота тоже рванула шинковать немцев. Веселья немцам добавили снова из казематов, защитники крепости, они наверно подумали, что регулярная армия на помощь подошла. Час полтора длился бой, оба батальона немцев мы изрубили в салат; "окрошку" и "оливье" (а так же "селедка под шубой", "нежность", "греческий" и т. д.) Потом еще полтора часа вытаскивали из подвалов и казематов крепости, наших братьев пограничников и других бойцов, всего в живых оказалось около 700 человек (693 бойца, от рядового до майора и один полковник).

Все бойцы истощены, ранены (большинство) но рады нам до невозможности, и их всех погрузили на машины (танки, БТР-ы которые ганомаги) и увезли за полста-сотню километров, в лес. Там уже ждали подготовленные дежурным взводом ложа, местами прикрытые шалашами. Недельку надо на реанимацию, и потом немцам кранты, ребята очень обозлены на немцев. Тем более взаимопонимание, и чувство локтя в подвалах развили бешеное.

А мы убрались, собрали оружие, которое пригодно (особенно два Небельверфера, и дохерадзе выстрелов к ним), и танковопехотной колонной рванули вперед, к месту затайки. Когда прошли километром 15 (3 часа) грузовики вернулись обратно, и пехота погрузилась в машины, и с громадной скоростью аж до 40 км в час мы поехали на место новой дислокации. Там где мы тусовались в ночь перед рождеством, едрид мадрид, перед нападением на нападающих (тавтология, но факт) на крепость.

И часика через полтора мы уже были на месте, в лагере тишина, крепостники отдыхают, врач им какие-то диеты назначил, чтоб, постепенно к жрачке привыкли. Некоторые по трое суток оказывается не ели, и даже больше, и плотный обед их бы погубил. Обидно столько терпеть, не сдаваясь немчуре, воюя геройски и умереть от переедания.

Ну это все что касается вчерашнего дня, а сегодня с утра все бойцы ДОН-16, как положено занялись физподготовкой, затем завтрак, и потом командиры повели свои взводы на подготовку. Дежурный взвод вчера оборудовал стрельбище, ну поляну в лесу расчистили от деревцев. И взвод Никифорова отправился на стрельбище, надрачивать технику отстрела гансонациков. Танкисты само собой начали свои танки ласкать, Ивашина ваще от четверки немецкой хер отгонишь, даже ночью умудрился в ней спать скотина. Разведчики со своим командиром Онищуком ушли в лес, да поглубже, чтоб технику скрадывания (или подкрадывания) отточить. Саперы во главе с преподобным Прибыловым свалили тоже подальше мастрячить свои антигерманские подляны, опять наверно запчасти к "Аццкому Лисапету" готовят. Кстати у крепости вчера целых три взрывсистемы они инсталлировали, и штук десять шрапфугасов, на память, типа носи Адик на здоровье.

Даже Эрисханов себе занятие нашел, забрал с собой немецких партизан (ну бывших гитлеровских вояк) и муштрует их реалиям РККА, и партизанской войны, фотки того как эти эксвермахты мочили своих непримиримых, каждый видел, на крючке каждый капитально.

А я сижу и думу думаю, на пожрамший желудок думы прут как мухи на… короче на объект достойный интереса, мушиных вонючих инстинктов. Кто я тут, кто мы для командования РККА, что делать, и почему Чернышевский. Млеать а при чем тут Чернышевский, хотя фиг с ним, он роман написал, а что делать тоже не знал. Прям так и написал роман "Что млеать делать". Ну, дивизия конечно хрен с ним, хоть я и в теле старлея, но я ж максимум в реале взводом командовал, мне ротный уровень как среднему американцу дифференциалы и интегралы решать (или их вычисляют?). Для меня командование полком уже как биполярная математика для чихуахуа, вот засада, тут люди в меня верят, и ждут откровений покруче, чем от Нострадамуса, ну или Ванги.

Тут подходит худой высокий дядя с петлицами полковника из деблокированных из крепости, встаю, как положено, козыряю, он говорит:

— Старший лейтенант, можно с вами поговорить?

— Да товарищ полковник, старший лейтенант Каримов командир сводного отряда из окруженцев и бывших пленных.

— По рассказам красноармейцев я понял, что ты командуешь отрядом?

— Да товарищ полковник, так получилось.

— Интересно получилось, у тебя под командованием даже капитан НКВД.

— Говорю же товарищ полковник, это сборная солянка.

— Старлей расслабься, я полковник Иван Онисимович Старыгин, и благодарен тебе и твоим ребятам за то, что помогли нам, мы как попали в ловушку 22 июня, так и думали все кранты нам. Но, слава богу, вы успели, у нас уже и боеприпасы кончались, да и маковой росинки два три дня не видели.

— Просто мы товарищ полковник, слыхали, как тут плохо, и поспешили на выручку.

— А мне ваша выдумка насчет ДОН-16 понравилась, представляю, что немцы думают, откуда ж взялась у них в тылу целая моторизованная дивизия. Нука расскажи, как это вы так умудрились, до жизни такой дойти.

И я рассказал полковнику, все начиная с 22 июня, само собой все что было от 22 и до 24 со слов Онищука.

— Ну пограничники, ну молодцы, почему же теперь к своим не пробиваетесь, как требует устав?

— Товарищ полковник, пробиться к своим не имеем возможности, из двух батальонов, имевшихся у нас, до наших дошел бы только взвод. Далеко и опасно, не думаю, что мы имеем право терять бойцов, тем более тут в тылу немцев мы уже положили их почти полк, плюс танковый батальон в довесок. Теперь начнем активные диверсии, попробуем перерезать транспортные пути, чтоб враг захлебнулся от недостатка необходимых припасов.

— Логично старлей, логично, пусть уставу противоречит, но это более реально, и более необходимо. У меня есть к тебе предложение.

— Да товарищ полковник.

— Расслабься, говорю, и давай просто Иван Анисимович я. Так вот Каримов, предлагаю, что бы не было разбродов среди красноармейцев, взять командование на себя. Но чисто свадебным пока генералом, ты пусть и старлей, но справился не хуже майоров. Ты станешь начальником штаба, но так-то командуешь всем сам, я тебя как бы званием прикрываю, как же так командир дивизии да старлей.

— Да мне кажется, вы правы, а то уже некоторые красноармейцы и командиры смотрят уже с неодобрением. И за то, что не прорываемся к своим, и про то, что старлей командую почти полком.

— Ну вот и молодец, а я пока пригляжусь к вашему быту, да и Онищук мне твой понравился, геройский парень, а когда там в крепости в атаку немцев твоих повел Бернхардт, мы не знали же что они теперь наши, ох и испугались, думали к фрицам помощь подошла. А это оказывается к нам помощь, и расчесали они австрийских фрицев. Бернхардт ваш тоже просто находка, теперь надо этих перекованных немцев как то прикрепить к РККА.

— Это как Иван Анисимович, записать в списки РККА, что ли?

— Нет, Каримов, типа повязать кровью что ли.

— Так мы уже, — говорю я и передаю полковнику пачку фото, расстрела непримиримых нациков, — все они фото видели, и знают Иван Анисимович, что назад дороги нет.

— Ну, все, я думаю молодцы, почаще используйте их, что бы крепче привязать, да и пропаганду и агитацию не забывайте. Ведь шантажируемый боец воюет хуже сознательного, надо им рассказать о идее коммунизма, о том как живет наша страна, и т. д.

— Да, тем более ими командует Бернхардт, старый коммунист с времен гражданской войны, и Эрисханов, сын старого партийца, они уж воспитают, им я верю.

К тому времени пришел час обеда, и старшина пригласил нас на кухонную поляну, где за столом со скамьями уже сидели товарищи командиры (правда, не все). За обедом (чем вермахт послал) все перезнакомились с Иван Анисимовичем. И я представил его как нового командира ДОН-16, правда не всем понравилось, Онищук, Эрисханов, Ивашин и Абдиев скривили рожи, ну ничего потом объясню им, что и как. Иван Анисимович представил меня как начальника штаба, тут рожи моих друзей наполовину исправились.

После обеда Бернхардт и Старыгин ушли в лес, посекретничать, меня погнали, мол нечего молодой шелупони под ногами рассекать. Ну и я пошел к Онищуку, туда ж собрались все остальные, ну те кто кривил рожи от нового командира. Братве объяснил я рамсы, что за классный дядька Старыгин, и т. д., в результате взаимопонимание было достигнуто.

Затем вместе мы прошлись по госпитальной поляне (язык не повернется назвать ее полянкой, да прям полянище). За половину суток многие крепостники уже начали приходить в себя, заблестели глаза и более радостными стали лица. Правда нормальную жрачку дохтур наш пока запрещал и их кормили облегченным вариантом. Наваристым бульоном из коровы (бульон второго дня), овцы и трех кур (бульон третьего дня) ререквезированых у полицаев, сучье племя сразу на месте было интегрировано в мировую экономику (замочили сук). Коняшку освобожденного из полицаячих рук, оставили пока вместе с подводой, на бульон третьего дня (хотя нет подвода, старшина говорит, невкусная попалась).

Ох, натерпелись ребятки, из 21 июня райской советской жизни, бац и сразу транзитом в ад 22, но ничего, они и так уже немчуре на орехи дали, теперь они обстрелянные, непримиримые, и злые к немцам, теперь настучат по жопе и другим выступающим частям вермахта. Шли мы вроде, специально не направляясь куда, а инстинкт вывел к огороженному углу полянищи, вот сука инстинкт, там оказывается, человек двадцать женщин-военнослужащих было, из крепости.

Тут навстречу выходят из-за огороженнности две девушки, и у той, что повыше такое знакомое лицо. Кстати пока я сюда попал, мне было 38 лет, а тут 28 (по документам смотрел), перенос скостил десятку мучительно прожитых лет. Та, что повыше так похожа на мою Маняшу, я аж от удивления сказал:

— Маняша, ты?

— Фархоооод, — и Манька шандарахнулась в обморок, еле успел ее поймать, чтоб о землю не брякнулась.

Остохренеть, это она, пришла за мной в 1941, МОЯ МАРИША.

У Онищука с другими командирами, глаза стали квадратными, затем треугольными и после стадии пятиугольников, снова приняли вид нормальных человечьих глаз.

— Мань, Маняша, Машенька, — говорил я прижимая ее к себе, — Мань как ты нашла меня?

Маня открыла глаза, осмотрела всех вокруг, потом внимательно меня, и сказала:

— Фарход, любимый, как же я по тебе соскучилась.

Товарищи командиры синхронно выполнили команду кругом, и мерным солдатским шагом свалили нахрен, менее понятливая подруга Мани стояла рядом с разинутой пастью.

— Глафира иди, я потом приду, — сказала Маша, приходя полностью в себя, и Глафира сбрызнула с горизонта.

Маня оперлась на мое плечо, и я повел ее в ближайшее укромное место ведь нам надо много чего рассказать друг-другу.

Я ей рассказал все, что пережил за эти дни, и настала ее очередь колоться. Вкратце она сказала, что прождала меня до 28 июня, и рванула обратно в Ленобласть, к своим налогоплательщикам (местами злостным налогонеплательщикам). И уж там злясь и ненавидя меня, жила до 2 июля, когда плойка (электрофигня которой кудрявые выпрямляют волосы, а прямоволосые кудрявят) шваркнула ее током. Опомнилась уже тут, в крепости, и успела денек провоевать, а третьего мы напали.

Потом до вечера мы говорили с ней, я не хотел ее отпускать, да и она не горела желанием уйти, потом уже в темноте, мы опомнились и пошли к людям. Поужинав, чем вермахт послал, мы с Маней улеглись спать в кузове опель-блитца, согнав оттуда срезвычайно шустрого бойца. На этом кончился этот день и я обрел мою Марию уже в 1941 году.