Из дневника "Попаданца". Необычный попаданец в 1941г.

15 июля 1941 года где-то в Белоруссии (в 50–70 км от Бресткой крепости)

Подъем, мы планировали сделать в пять, но человек предполагает, а бог располагает, и бог расположил, что в два часа ночи пришла группа от Старыгина. Бойцов, конечно, не будили, но командирам встать пришлось, и разместившись, и сменив часовых все остальные, снова задали храпака. Дежуривший взвод имел приказ подъем произвести в пять утра, и дежуранты выполнили все как надо. В пять тридцать все уже были подняты, умыты, огимнастированы (озарядочены), и готовы к завтраку.

Но завтрак только в 6 30, потому пусть бойцы чистят-смазывают оружие, а мы командиры пошушукаемся, сводный отряд полковник отправил под командованием Ахундова, и если честно я рад ему. Незнаю в чем особенно радость, но он как-то более предпочтителен, что ли, более надежен, правда в бою придется одергивать, азербайджанец наш горяч, хотя его понять можно. И вот я, Ахундов, Полуэктов, Кравцов, Никифоров, Ивашин и Хельмут (да сегодня немецкие братья, впервые примут бой) сидим и обсуждаем-придумываем план нападения.

И после долгих споров, наш план стал вырисовываться, может он и не стал бы художествововать, но не дождавшись нас у мельницы, в полвосьмого пришел сам Арсений Никандрович. Он и дал наметки плана, а мы обсудив, само собой внеся изменения и дополнения, приняли данный план к действию. Затем специалисты уже накидали его на бумаге, и теперь, когда план стал наглядней, все поняли замысед старого приморского партизана, вот тут прикрепляю тот самый план.

Конечно, на плане у нас получилось не супер, но так и не спецура картографическая "писала", а простые командиры РККА (некоторые даже родом из вермахта). Кстати тот самый Хельмут и посоветовал, пехоту на левый берег реки не переводить, так как если противник ломанется в лес, задавят. Потому на левом берегу у нас будет только бронетехника, они сразу же (Ивашин, Абдиев и Нечипоренко) получили приказ, в случае наплыва пехоты, рвать оттуда когти. Одной вонючей, паршивой гранатки под гусянку хватит любому танку за глаза, и все целому экипажу трындюлец. Но это не значит, что от одного одиночного фашиста надо бежать всем танкам, нет, если рванет большая толпа. К тому времени бойцы, оказывается, позавтракали и готовы к труду и обороне, потому Ильиных и Полуэктов повели их рыть укрытия. Укрытия для трех 76мм пушек, для минометов (небельферы оба) плюс для наших родных РККАные минометов и ротных и батальонных (этих только две штуки).

Остальные командиры, неспеша, позавтракали, так как по сведениям Ильиных противник до нас дойдет только к полудню, и у нас есть время. Ну и начался гигантский кротовый сабантуй, холм на котором мы обосновались, был покрыт лишь кустами. И по мере готовности укрытия маскируются кустами, ну что бы немцы до последнего момента не заметили, вынутый грунт принимает гостеприимная к такому добру земля. Не должны нас фашисты раньше времени заметить, не должны и все. Танкисты (ну и броневики тоже) поехали к мосту (по плану он расположен на два километра ниже), то есть мы не допустим врага до моста, они должны переправится на тот берег и схоронится в лесу. Само собой, что не навсегда, а до поры, до времени. Противник придет пешком, за каждым батальоном будут двигаться повозки с более тяжелым имуществом.

Сижу, осматривая дорогу в бинокль, а бинокль-то хороший, цейсовский; покойный гауптман подарил, а я сволочь неблагодарная, мало того не сказал тому спасибо, даже имени не спросил. Пока тишина, и бойцы работают, наконец, на той стороне показались бронетанкисты, и через минут пятнадцать исчезли, все кроме БТ самого Нечипоренки. Экипаж Нечипоренки присобачили к своему колесногусеничному шкафу осинку и начали гастарбайтерить, ну то есть подмели дорогу и прилесок, наконец скрыв, насколько смогли, следы Нечипоренки тоже растворились в лесу.

У нас тоже скоро будет все готово, кстати, почему командир (комиссар, неважно) должен валятся в тенечке, пока солдаты долбутся? И совесть заставила меня встать, и побежать к арене труда, попросил я у бойца Деревянкина малую сперную и тоже начал усиливать обороноспособность нашей группы. Да малой саперной, никогда не орудовал, все большой, да большой, это оказывается трудней, ну может я, просто не привычен к этой. Но ничего, прошло полтора часа, ходики натикали пол двенадцатого, а у нас все готово. Парни выкидывают остатки вынутого грунта в реку, маскируют кустами (кусты жаль, они не виноваты). Все, успели!

Дежурные разносят кашу гороховую по позициям, сам старшина оказывается с нами и умудрился сготовить офигенную кашу. В ней и консервированные сосиски и колбасная начинка вермахта, в ней тушенка из запасов РККА (совхоз помните?) а еще и кусок бычка, ну которого Машуня в самовольном походе притаранила. Короче не каша, а я какая-то амброзия, пища богов (а может я просто сильно проголодался?), затем после обеда все усилили бдительность. Пушкари начали вытаскивать и готовить снаряды, минометчики тоже типа того, пулеметчики и стрелки тоже прошлись по оружию. А кстати танкисты тоже не груши околачивают, во первых в лесу груш оказывается тут нет, да и заняты они другим делом. Кстати обе "косилки" и пушки 45мм с взводом саперов, стоят у моста, в резерве, саперы поставили весь имевшийся запас шрапфугасов (все 6 штук) на дороге, с причудливыми секторами "обстрела", ну и свалили к мосту. Если что, то они причешут сперва наступающих на мост фрицев (если те, конечно прорвутся), а затем в нужный момент рванут его, к чертям свинячим (собачим, вонючим, говнистым – нужное выбрать).

Ну и где же эти тевтонские сумрачные козлы, долго нам тут их ждать, кусты ж завянут скоро, да и тепло покоя не дает. Чу, слышны звуки, аха тевтоны приближаются к концу, фу опять как-то двусмысленно и грубо, но факт, причем в обоих смыслах.

Высовываюсь из крытия и наблюдаю через бинокль, в самом верху плана появляется колонна маршируюших фрицегансов, оттозигфриды своими копытцами топают к крындецу, но пока не спешим. Согласно задумке надо начать когда голова колонны дойдет до уровня самого нижнего Т-III (по плану), тогда и шарахем изо всех стволов, а сигнал, это конечно наш фирменный крик – "бей гадов".

Завоеватели, неспеша, затянули "Хорст Весселя", тоже мне хор Пятницкого, они ж с фронта, и им кажется, они в лотерею выиграли отдых в тылу, ну, ну, импрессионисты будет вам отдых, только навечно. Допев "Весселя" затянули еще какую-то песню, что-то типа "Весело мы идем в жопу камерады", до намеченной точки еще минут пятнадцать идти голове колонны. А мы не спешим, зачем и куда, нет-нет, капкан должен захлопнуться полностью. И в конце концов голова колонны противника все-таки достигают одиноко стоящую на краю леса мощную березу, все.

Бееееееееееей ГадоФФ, — кричу я, оставшийся взрывать шрапфугасы сапер, крутит "адскую машинку", БАБАХ, огромное количество бравых "певцов" валится, кто навсегда, кто только раненным. Все бойцы подхватывают этот крик (и взрыв) души, одновременно нажимая спусковые крючки, опуская мины, в минометы, дергая, что надо дергать в пушках и т. д. на дороге начался ад!

Синхронно с пулями из автоматов, пулеметов, винтовок и карабинов, на врага полетели мины и снаряды. За первые десять-двадцать секунд, ну пока фашисты опомнились, наш огонь наверно нанес не менее батальона безвозвратных потерь, а если добавить бабах от шрапфугасов, то и полтора. Для немцев (сори для гитлеровцев) это был звиздец полнейший, опомнившись, немцы залегли, но прямо на дороге, а куда же еще? Чай им-то, мы окопов не вырыли, как-то негостеприимно, так и гости незваные, тевтоны в рот драные

И враг пытается отстреливатся, но их огонь не доставляет нам сильного дискомфорта, трудно отстреливатся от окопавшегося на высоте неприятеля, тем более, когда ты на виду лежишь. Местами сохранившиеся офицеры и унтера пытались, как-то скоординировать отпор, но снайпера у нас не лыком подпоясаны (или не ломом шиты?), и снайпера и другие более менее меткие бойцы отстреливали сперва конечно тех, у кого погоны покруче.

Тут дисциплина и порядок в фашистких рядах рухнули ниже абсолютного нуля (ниже минус 273 по цельсию), и животной толпой жаждущей жизни любой ценой зольдатики рванули в лес. И тут их встретил шквал пулеметного огня, ну да в лесу у нас был припятан козырный туз, едрит мадрид осасуну через вальядолид, целая колода козырных тузов. Их втретило около двух десятков пулеметных струй, не выдержав напора "стали и огня" супостаты, рванули назад. Но и тут их ждала только смерть, с холма мы стали опять пулять во всю ивановскую. Группа ливонских оптимистов, попытались сгрузить с повозек минометы, но два осколочно фугасных снаряда, красиво уложенные меж повозками Полуэктовым, и тут наглядно показали гитлерне превосходство коммунизма, над национал-социализмом.

И тут у враг нашел единственный выход, войти в лес и затаится за деревьями, все таки из танка обзор не супер, даже из хваленых немецких танков. И потому остатки гитлеровских ублюдков стали растворятся в лесу, туда пулять пушками и минометами, мы побоялись, можно задеть свои танки. Поэтому устроили стрелкоую бурю, по моему приказу пулеметчики выпустили диски и ленты (те, что уже заряены были) до конца по следам немцев. Им помогли и остальные стрелки, до конца выпуская патроны из уже заряженных обойм и магазинов. Все на нас упала тишина, как снег на голову (или сосулька, у нерадивых комунальщиков), и в этой тиши стали слышны стоны раненных, лежавших на дороге немцев.

Ко мне, в наш окоп, пробрался Хельмут, и предлагает поговорить с немцами, пока они деморализованы. Ну что бы попробовать перетащить на нашу, сторону побольше простых немецких ребят охмуренных австрийским, однояйцевым челколобым ублюдком, и другими гиббонтропами.

Взяв рупор (я не знаю откуда он тут взялся, ну рупор), Хельмут направляет раструб в сторону левого берега и начинает (тельмановская школа):

— Камерады, с вами говорит бывший кандидат на офицерский чин 45 пехотной дивизии Хельмут Юргенс.

Ваше положение безвыходно, сейчас мы начнем зачистку силами всей дивизии, и каждый встреченный с оружием в руках, будет убит на месте. Все же, кто хочет жить, предлагаю сдать оружие и остановить бессмысленное кровопролитие. Советское командование, не хочет проливать бесцельно кровь немецких парней, те кто сдадут оружие, получат жизнь и свободу.

Даю вам пятнадцать минут, через мятнадцать минут закидаем вас минами и снарядами, затем начнем зачистку, если вы согласны принять наши условия, то знак – белый флаг. Время четырнадцать часов двадцать минут, время пошло.

Из леса стали доносится разговоры и крики, но кто, о чем, и зачем говорил и кричал, мы не знаем, у немцев идет обсуждение.

Через десять минут замечаем около восьми импровизированных белых флагов, ну и я говорю Хельмуту:

— Хельмут, командуй, тем, кто сдается идти к одинокой сосне, ну вправо.

Затем говорю радисту:

— Передай танкистам, пусть сгруппируются у одинокой сосны и принимают капитуляцию немцев, но близко к танкам не подпускать, не менее пятидесяти метров дистанции.

Радист открытым текстом передает сообщение танкистам, и Хельмт снова берет рупор:

— Камерады, идем к одинокой сосне, слева от нас, там кладем оружие и отходя строимся.

Немцы боязливо выбираются из лесу и идут к ориентиру, тут сзади по ним (из гитлеровских стволов) какие-то упорные верблядуны начинают шмалять по честным немцам, те залегают и тоже отвечают. По тому месту, где расположены "непримиримые", Полуэктов кладет несколько осколочно-фугасных прибабахов. Наши пулеметы бешено шмаляют в нациков (ну, вообщето в то место, где нацики) и те затихают.

Хорошие немцы скапливаются у того самого ориентира и гора оружия сданного немцами растет, плохие немцы притаились.

— Кравцов, береш свою роту, бегом на грузовики, и вперед на тот берег, надо охранять сдавшихся в плен, ах да и Хельмута с его ребятами возми, пусть с хорошими немцами покалякают.

Крацов с Хельмутом, вызывая своих бойцов, уходят, нам, остальным тоже надо теперь, на тот берег переправится, командую всем собираться, и бегу догонять Кравцово-Юргенсов.

Бойцы сворачивают свои позиции, а я добегаю и ныряю в кузов грузовика, обалдеть вокруг одни немцы, я значит, к Юргенсу попал. Западло, Хельмут в кабинке, и я один на один с немцами, западло не в том, что я ссу, нет западло в том, что я не говорю по-немецки.

И мы, молча, едем, вниз с холма, потом к мосту и от моста вправо, к одинокой сосне.

Когда наш опель-блитц, доехав, глушит мотор, я в числе первых спрыгиваю с кузова, толпой в сто-двести человек стоят "хорошие" немцы, в десятке метров перед ними холмик из оружия, а вокруг немцы уже оцеплены кравцовской ротой.

Хельмут строит своих бойцов, и "хорошие" немцы фигеют слыша команды на родном языке и вооруженных немецким же оружием, немецких парней, в немецкой же форме, но на стороне РККА. Один из бойцов Хельмута кричит:

— Пауль, майне брудер, — и лезет обниматся к одному из озирающихся "хороших" немцев, офигеть, прямо индийский фильм, встреча братьев.

— Кравцов, Нечипоренко, Ивашин и Абдиев, идете к "плохим" немцам и зачищаете территорию, пехотя прикрываетесь танками и броневиками, вперед. Всех кто сдается не трогать, остальных нафиг, в корзину, то есть удалить. Хельмут, охранять со своими пленных.

Пехота с танками и броневиками, едет добивать остатки "непримиримых", но у тех пыл погас, и те тоже сдают оружие, причем попался даже гауптман, командир второго батальона. Остальные офицеры, уже накрылись медным ВАЗом, корче нет больше офицеров, только жалка командир полка с штабом задержались. И само собой под раздачу не попали, видимо с ветерком едут на машинах, то есть ехали, прослышав про случившееся, наверно повернули обратно. У немцев есть рации и давно значит, сообщили, то есть не значит, а точно сообщили, орднунг.

Всего выжило чуть больше 300 немцев, примерно батальон, остальные отравились к праотцам и к праматерям чертовым, то есть кончились. Начали прибывать наши с холма, и по моему приказу они стали загружать трофеи в грузовики. А с немцами беседовал наш командир немецкого взвода товарищ Хельмут. Около получаса (а может больше) продолжалась беседа, и в результате беседы к нам перешли еще 36 немцев, то есть теперь у нас будет два немецких взвода (первым само собой перешел Пауль, братец нашего Зигфрида).

Остальных немцев, без оружия, и без припасов, отправили восвояси, а что, убийствами мы насытились, тем более Хельмут обещал, жизнь. Кроме, того это теперь порция трупного яда в вермахт, почти триста немецких солдат, почувствовавших унизительнейшее поражение, теперь будут разносить слухи об этом. О силе бойцов РККА, о том, что бойцы РККА милосердны, и просто обезоружив, отпустили врага, даже не попинав, то есть реклама РККА на высшем уровне. Плюс расскажут о немецких бойцах в рядах РККА, ну в Шестандцатой Дивизии Особого Назначения.

Все собираемся, теперь можно (да и нужно) уходить, и все заняты обшариванием мертвых немецких солдатов, погрузкой оружия на грузовики и т. д. как говорится победные хлопоты. Прошел час, и колонна вышла в сторону места дислокации, можно ехать, неспеша, вокруг боеспособного врага нет (и в ближайшие два-три дня не предвидится).

Тем, кому не хватило места в машинах, едут на повозках (отбитых у врага), но из-за разницы скоростей, гужевой обоз двигается самостоятельной колонной. Тем более пять повозк присобачены к грузовикам, так как их двигатели (невинных лошадок) мы угандошили во время атаки.

И дальше ехали, молча, каждый переживал заново эти дни, бои, смерти товарищей, тем более даже в нападении с холма, противниу умудрился убить пятерых и ранить восемь бойцов.

Вот, наконец, показался родной наш лагерь, где нас не было пол недели, Машуня наверно меня ждет, да и полковник какие-то новости обещал. Раздается скрежет тормозов, все приехали, нас встречает целая толпа, спрыгиваю с Ганомага через вверх, потому что Машуня стоит в первом ряду.

— Маша, как ты милая? — и я прижимаюсь к ней как пиявка, полковник и Шлюпке, два взрослых дядьки смахивают с ресниц слезинки, блин немцы понятно сентиментальны, а вот Старыгин – то куда? Ну и я сразу отпускаю Машу, котороя только рыдает от счастья, и нифига членораздельного сказать не может, и иду строевым шагом к Старыгину.

— Товарищ полковник, вверенное мне подразделение прибыло с выполнения порученной командованием операции. В ходе боев уничтожены 38 танков противника, эшелон боеприпасов, взорваны один железнодорожный и один автомобильный мост, полтора полка солдат и офицеров противника.

— Хватит, мы все знаем, теперь построй своих бойцов, у меня для вас правительственное сообщение.

Бойцам даже не пришлось команду давать, они сразу выстроились, и все конечно ждем новостей (ой не все, по лицам вижу, те, кто оставались в лагере, знают).

— За героическую борьбу против гитлеровских захватчиков, объединение остатков разбитых частей РККА, НКВД и погранчастей НКВД, под названием Дивизия Особого Назначения зачисляется Дивизией Особого Назначения при НКВД СССР.

У нас от радости, ролики за шарики заехали и начали оттуда параллелограммики параллелепипедиками закидывать. А полковник продолжает:

— Старшему лейтенанту погранвойск НКВД Каримов Фарход Расулович, присваивается очередное звание, капитана. За активное руководство, и героизм в боях против вероломных гитлеровских оккупантов капитан Каримов награждается орденом "Боевого Красного Знамени".

И я чуть не упал, блин это же первый советский орден! И меня им наградили, и я теперь капитан. ЭКСТАЗ.

Потом был торжественный ужин, и там я узнал остальные новости:

Старший лейтенант Онищук – Орден "Боевого Красного Знамени"

Старший лейтенант Гогнидзе – медаль "За отвагу"

Старший лейтенант Ивашин – медаль "За отвагу"

Старший лейтенант Кравцов – медаль "За отвагу"

Старший лейтенант Никифоров – медаль "За отвагу"

Военврач первого ранга Калиткин – медаль "За боевые заслуги"

Военинженер первого ранга Прибылов – медаль "За боевые заслуги"

Генерал-майор Старыгин – Орден "Боевого Красного Знамени"

Капитан Абдиев – медаль "За боевые заслуги"

Старший лейтенант Нечипоренко – медаль "За боевые заслуги"

Майор Шлюпке – Орден "Боевого Красного Знамени", обалдеть Шлюпке стал майором, за каких-то двадцать пять лет, в 1916 был капитаном, а теперь бац и в майоры, прям головокружительная карьера.

Ну, ведь классную карьеру ребятки сделали а? Медалями и орденами боевыми разжились, опять же звания повышены.

Кстати, а как центр про нас узнал?

— Товарищ полковник, а как центр про нас узнал?

— Вспомни капитана НКВД, ну которого ты с часовым в плен всей группой взяли, так вот они сюда, если помнишь по спец заданию заброшены были. Они (с Онищуками) задание выполнили и позавчера еще отбыли в центр, а с собой мой отчет о деятельности ДОН-16 прихватили, и отчет Елисеева ло кучи отвезли, кроме того о наших действиях они осведомлены и по перехватам немецких переговоров и сообщений. И сегодня в полдень пришла радиограмма обо все этом. Все капитан, свободен, иди, ты, что не видишь, как Мария тебя заждалась, эъ я б в твои годы…

Что бы полковник (ой генерал майор) в мои годы творил, я уже не слышал, а пошел к любимой, и с Маней мы… нет, не скажу, короче мы пошли спать, и… нет все равно не скажу. И день на этом закончился.