Из пушки на Луну

ГЛАВА IX
Один недруг на двадцать пять миллионов друзей

Американское общество следило с напряженным интересом за малейшими подробностями предприятия Пушечного клуба. Читающая публика день за днем обсуждала прения его Исполнительного комитета. Вся подготовка к великому опыту, все цифры, все механические трудности, которые предстояло одолеть, — одним словом, весь ход дела в высшей степени возбуждал интерес 25-миллионного населения Соединенных штатов.

Целый год должен был пройти от начала работ до их завершения, но и этот продолжительный срок не грозил охладить внимание общества к предприятию Пушечного клуба. В самом деле, предстояло избрать место для производства работ; надо было соорудить громадную форму для отливки колумбиады; наконец, особые трудности и опасности должны были представить работы при заряде пушки огромным количеством пироксилина; этого было больше чем достаточно, чтобы непрерывно поддерживать любопытство и внимание общества.

Все знали, что снаряд, выпущенный из колумбиады, исчезнет из поля зрения в течение какой-нибудь десятой доли секунды. А как полетит он в пространстве? Как достигнет Луны?

Лишь немногие счастливцы увидят полет ядра собственными глазами.

Понятно поэтому, что для публики особенно интересны были приготовления к великому опыту; об этих приготовлениях можно было не только говорить и думать, но даже впоследствии видеть их собственными глазами.

Кроме того, очень скоро произошло совершенно неожиданное событие, усилившее общественный интерес к научной стороне дела.

Мы уже знаем, как восторженно был встречен проект Барбикена. Председатель Пушечного клуба сразу приобрел множество почитателей и даже друзей. Однако, несмотря на свою необычайную многочисленность, партия Барбикена, если так можно выразиться, не включила в свои ряды всех граждан Соединенных штатов.

Нашелся человек — правда, единственный на все Соединенные штаты, — который протестовал против предприятия Пушечного клуба. Он стал и говорить и писать наперекор общественному мнению, не упуская ни одного случая напасть на проект Барбикена. Он выступил с целым рядом горячих опровержений всех его частностей. А натура человека такова, что Барбикен был более чувствителен к нападкам одного этого человека, чем к симпатиям и шумным одобрениям всех остальных граждан Соединенных штатов.

Между тем ему отлично была известна причина вражды этого человека, так как она была давнего происхождения и носила личный характер. Он знал, что вражда, взаимная их вражда, зародилась из самолюбивого соперничества.

Однако председатель Пушечного клуба никогда не видел в глаза своего давнего ожесточенного недруга, и это — к счастью для обоих, потому что встреча их, наверное, повлекла бы за собою самые печальные последствия.

Этот соперник Барбикена был такой же ученый, как Барбикен, такая же гордая, смелая, горячая, упорная натура, — одним словом, такой же настоящий янки. Звали его капитан Николь, и жил он в Филадельфии.

Многие, вероятно, помнят, какое любопытное и горячее соперничество во время гражданской войны в Америке возникло между пушечным ядром и бронею военных кораблей: ядро призвано было пробивать всякую броню, а броня должна была с успехом противиться всякому ядру. Это, между прочим, повело к коренному преобразованию военного флота не только в Америке, но и в Европе. Ядро и броня объявили друг другу войну не на живот, а на смерть.

С беспримерной последовательностью ядро все увеличивалось, а броня все утолщалась. Известные военные суда американцев — «Мерримак», «Монитор», «Рэм-Тенесси», «Векгаузен» — метали огромные ядра в неприятельские суда, предварительно забронировавшись толстыми металлическими обшивками, а неприятельские суда, в свою очередь, отвечали им такими же любезностями.

Барбикен во время войны прославился как изобретатель и техник в отливке больших ядер, а капитан Николь — как изобретатель защиты от ядер, как мастер изготовления самой прочной брони. Барбикен день и ночь отливал в Балтиморе ядра, а Николь день и ночь ковал в Филадельфии брони. Каждый из них был занят мыслями и целями прямо противоположного направления.

Не успевал Барбикен придумать новый метательный снаряд, как Николь изготовлял уже новую обшивку, еще более толстую броню. Вся жизнь Барбикена имела целью пробивать насквозь броню своими ядрами, а вся жизнь капитана Николя — не допускать разрушений в броне. Отсюда и зародилось их страстное соперничество, которое скоро перешло в личную вражду.

Николь мерещился Барбикену даже во сне в виде непроницаемой брони, о которую Барбикен разбивался на мелкие куски, а Барбикен являлся Николю во сне в виде страшного снаряда, который его, Николя, пробивал насквозь.

Хотя оба ученые стремились по двум расходящимся линиям, они, наверное, когда-нибудь встретились бы, наперекор всем аксиомам геометрии, и тогда эта встреча кончилась бы дуэлью. Однако, к счастью для этих выдающихся граждан Соединенных штатов, их всегда отделяло расстояние в добрую сотню километров, и друзья так заботливо за ними следили, что и после войны Барбикен и Николь ни разу не имели возможности увидеть друг друга.

Никто не решился бы дать определенный ответ, кто из этих двух изобретателей превзошел другого, так гак результаты их деятельности не могли еще получить точную оценку. Казалось, однако, что в конце концов броня должна была уступить ядру.

Впрочем, очень многие сведущие люди сомневались еще в этом. В последний период войны цилиндро-конические снаряды Барбикена не могли пробить броню Николя; они лишь немного вонзались в нее, как булавки в воск. В тот день филадельфийский кузнец громко праздновал свою победу, которую считал окончательною. Николь не скупился тогда на презрительные выражения по адресу своего соперника, но скоро должен был признать, что слишком поторопился. Барбикен заменил свои цилиндро-конические снаряды простыми бомбами весом в 600 фунтов, и эти бомбы, несмотря на их малую начальную скорость, пробили и разнесли в куски самую толстую броню Николя, выкованную из лучшего металла.

Так обстояло дело, и победа, казалось, должна была остаться за ядром, но вдруг война кончилась, — и кончилась в тот самый день, когда Николь доделывал новую броню из наилучшей кованой стали. Это был шедевр своего рода, образцовое произведение оборонительного искусства. Капитан Николь перевез новую броню на Вашингтонский полигон и послал Барбикену предложение пробить ее, но Барбикен отказался ввиду прекращения военных действий.

Взбешенный отказом, Николь послал новый вызов: испытать его броню какими угодно снарядами — круглыми, коническими, полыми, сплошными, — хотя бы самых чудовищных размеров. Председатель Пушечного клуба опять отказался, очевидно, не желая новым сомнительным опытом подорвать славу своего последнего успеха.

Упорство Барбикена вывело Николя из себя. Он предложил Барбикену неслыханно льготные условия: стрелять в его, Николя, броню с расстояния не более 400 метров. Барбикен снова отказался. Николь через газеты повторил свой вызов — на 200 метров. Барбикен ответил, что не желает даже и на 150 метров.

«В таком случае я предлагаю 100 метров, — объявил капитан через газеты. — Предлагаю даже 50 метров, и, кроме того, я сам буду стоять позади моей брони».

Барбикен ответил также через газеты, что он не будет стрелять даже в том случае, если капитан Николь станет не позади, а впереди своей брони.

После такого ответа капитан Николь счел себя вправе открыто выказывать свою вражду к Барбикену, не стесняясь и в личных нападках. Он писал, что человек, который отказывается выстрелить из пушки, несомненно, боится предлагаемого ему опыта и что вообще современные артиллеристы, которые стреляют друг в друга с расстояния в десять километров, подменили личную храбрость математическими формулами, а человек, который предлагает стать спокойно позади своей брони, выказывает не меньше храбрости, чем тот, который стреляет ядрами по всем правилам искусства.

Барбикен ничего не ответил на эти обвинения. Быть может, он даже не знал о них, потому что был тогда весь поглощен вычислениями для своего великого предприятия.

Но гнев капитана Николя дошел до предела, когда Барбикен сделал свое знаменитое сообщение Пушечному клубу. Тут сказались и острая ревность к успеху соперника и сознание полного бессилия перед ним,

Чем можно затмить колумбиаду в 300 метров длиной? Мыслимо ли выковать броню, которая задержала бы снаряд весом в девять тонн?

Капитан Николь почувствовал себя сперва приниженным, уничтоженным, пробитым этим чудовищным снарядом. Однако он скоро оправился, стал на ноги и решил раздавить проект Барбикена тяжестью своих опровержений.

Он ожесточенно напал на все труды Пушечного клуба. Он написал в редакции множество писем, которые газеты, конечно, помещали с удовольствием ввиду громадного интереса публики к вопросам, возбужденным Пушечным клубом. Он старался уничтожить научное значение проекта Барбикена, но при этом, нужно сознаться, не всегда соблюдал научную добросовестность: не брезговал никакими доводами, хотя бы самыми натянутыми и необоснованными, лишь бы уязвить врага и подорвать его репутацию.

Прежде всего Николь пытался опровергнуть цифровые данные комитета Пушечного клуба. Он утверждал, что формулы Барбикена неверны или неправильно применяются им; Николь доходил до того, что прямо обвинял Барбикена в непонимании основных начал баллистики.

Среди различных будто бы ошибок Барбикена Николь прежде всего отметил, что совершенно невозможно сообщить какому бы то ни было земному телу скорость 11 километров в секунду; затем он утверждал, на основании собственных вычислений, что даже при скорости в 11 километров ядро колумбиады не вылетит за пределы земной атмосферы, потому что вес его слишком велик, и этот вес позволит снаряду подняться на высоту лишь 32 километров, после чего Земля снова притянет его к себе. Больше того. Даже при указанной скорости, если считать ее достаточной, снаряд не достигнет цели, потому что не выдержит огромного напора тех газов, которые сразу разовьются при воспламенении 1 600 тысяч фунтов пороха; наконец, снаряд будет подвержен действию такой высокой температуры внутри пушки, что при вылете из колумбиады он весь расплавится и упадет кипящим металлическим дождем на головы легкомысленных зрителей этого безумного выстрела.

Барбикен же продолжал свое дело, не обращая — или, по крайней мере, не выказывая — никакого внимания на эти нападки.

— Даже бровью не шевельнет! — восклицал пылкий Мастон, который, конечно, готов был вцепиться своим железным крючком в Николя за его яростные и очень часто недобросовестные нападки на Барбикена.

Тогда капитан Николь повел атаку с другой стороны. Он стал писать, что предприятие Барбикена не только бесцельно и бесполезно, с какой бы точки зрения ни смотреть на вопрос, но еще чрезвычайно опасно. Оно опасно как для граждан, которые почтят своим присутствием это предосудительное зрелище, так и для городов, лежащих вблизи места будущего выстрела. Кроме того, если только ядро не долетит до Луны, — что не подлежит сомнению, — то оно, очевидно, снова упадет на Землю. Но энергия падения такой массы равна величине этой массы, помноженной на квадрат скорости падения. Она произведет ужасный удар о Землю, который прямо грозит катастрофой для той местности земного шара, куда снаряд упадет.

«Я, разумеется, не желаю посягать на права свободных граждан Америки, — писал Николь, — но здесь возникает вопрос об общественной безопасности, и потому, безусловно, необходимо вмешательство правительства, так как нельзя рисковать жизнью множества американских граждан в угоду фантазиям одного человека».

Отсюда видно, до каких невозможных преувеличений дошел капитан Николь. Но, — как это ни покажется странным, — он оставался совершенно одиноким. Никто не разделял его мнения, никто не верил его зловещим пророчествам.

«Пусть капитан Николь пишет, что ему угодно, пусть выкрикивает на всех перекрестках свои мнения, если это ему нравится», так говорил почти каждый янки.

Капитан Николь очутился в положении адвоката, дело которого заранее проиграно. Его слышали, но не слушали, и он не отбил у председателя Пушечного клуба ни единого сторонника, а сам Барбикен не счел даже нужным возражать своему злосчастному сопернику.

В конце концов капитан Николь прибегнул к последнему средству. Не имея возможности лично сосчитаться с Барбикеном, он решил сосчитаться с ним своими деньгами. В один прекрасный день в ричмондской газете «Исследователь» появился, за подписью капитана Николя, вызов Барбикену на ряд пари с постепенно возраставшими ставками.

Предметы пари и ставки были следующие:

1) Пушечный клуб не соберет суммы, достаточной для осуществления его предприятия… 1000$

2) Отливка чугунной пушки в 300 метров длиной практически невыполнима и потому Пушечному клубу

не удастся… 2 000$

3) Невозможно будет зарядить колумбиаду, потому что вес ядра вызовет взрыв пироксилина… 3000$

4) При воспламенении пироксилина колумбиаду разорвет… 4000$

5) Ядро не пролетит даже шести миль в высоту и упадет на Землю через несколько секунд после

выстрела… 5000$

Отсюда видно, до какой степени азарта довело капитана Николя его отчаянное упрямство. Сумма всех пари достигала 15 тысяч долларов. Николь рисковал громадным для него капиталом — чуть ли не всеми своими сбережениями.

19 октября капитан Николь получил великолепную по своей краткости телеграмму:

«Балтимора, 18 октября. Держу. Барбикен»