Принятое снарядом направление, как мы уже заметили раньше, влекло его к северному полушарию Луны. Путешественники давно пролетели тот пункт, в котором снаряду следовало упасть, если бы линия его полета не потерпела отклонения.
Было уже за полночь. По мнению Барбикена, снаряд находился на расстоянии 1400 километров от Луны — расстояние, немного превышающее радиус Луны; оно должно было уменьшаться по мере приближения снаряда к северному полюсу.
Снаряд в это время пересекал десятую параллель северной широты; от этой широты и до самого полюса Барбикен и оба его товарища могли наблюдать Луну при самых благоприятных условиях.
И действительно, при наблюдении в зрительные трубы Луна казалась от них в расстоянии всего 14 километров. Телескоп Скалистых гор мог бы еще сильнее приблизить Луну, но земная атмосфера значительно ослабляла его оптические свойства.
Барбикен, усевшись с зрительной трубой в руках, успел уже заметить некоторые подробности, почти не доступные для земных наблюдателей.
— Друзья мои, — сказал председатель Пушечного клуба серьезным тоном, — не знаю, куда мы несемся, не знаю, удастся ли нам увидеть еще когда-нибудь наш земной шар… Тем не менее мы будем вести дело так, чтобы трудами нашими могли воспользоваться соотечественники. Оставим в стороне все, что нас может ожидать. Мы, прежде всего астрономы. Снаряд — это тот же кабинет Кембриджской обсерватории, только перенесенный в пространство. Примемся за наблюдения!
Сказав это, он взялся за работу с удвоенным старанием и, насколько возможно верно, зарисовал различные детали лунной поверхности.
В это время снаряд все еще держался десятой параллели северной широты и, по-видимому, шел по меридиану 20° восточной долготы.
Здесь будет, кстати, сделать одно важное замечание по поводу карты, которой путники пользовались при своих наблюдениях.
На лунных картах, вследствие обратного изображения всех предметов в зрительных трубах, юг надо считать вверху карты, а север внизу. Казалось бы, что по той же причине восток должен находиться налево, а запад направо. На самом же деле этого нет. Если какую-нибудь лунную карту перевернуть так, чтобы тот край, который прежде был внизу, сделался верхним, то изображенная на ней Луна представилась бы в таком виде, как и при наблюдении простым глазом, и тогда, следовательно, восток был бы налево, а запад направо — в противоположность тому, как это бывает на земных картах. И вот причина этой неправильности: наблюдатели, находящиеся в северном полушарии, положим в Европе, видят полную Луну в южной части неба. Наблюдая ее, они спиной обращены к северу — положение обратное тому, какое они занимают, рассматривая земную карту. Так как они обращены спиной к северу, восток у них слева, а запад — справа. Для наблюдателей же, находящихся в южном полушарии, — в Патагонии например, — запад оказался бы, конечно, слева, а восток справа, потому что они обращены лицом к северу, а спиной к югу.
Такова причина кажущегося перемещения востока и запада, и надо это всегда помнить, чтобы, не сбиваясь, следить за наблюдениями Барбикена.
С помощью карты путешественники безошибочно могли распознавать ту часть Луны, которая находилась в поле зрения их трубы.
— Что мы видим в данную минуту? — спросил Мишель.
— Северную часть «Моря облаков», — ответил Барбикен. — Мы еще слишком далеко от него, и поэтому трудно определить его природу. Состоят ли эти равнины из сыпучих песков, как утверждали первые астрономы, или это обширные леса — все это мы после узнаем. Но оставим в покое догадки, тем более, что они всегда могут быть ошибочны…
«Море облаков» довольно неопределенно обозначено на картах. Полагают, что это обширная равнина, покрытая массами лавы, извергнутой соседними вулканами, которые лежат на западном берегу этого моря.
Снаряд подвигался и заметно подступал ближе к Луне: уже можно было заметить вершины, составляющие границу этого моря с северной стороны.
Впереди во всей красе возвышалась блистающая гора; верхушка ее словно утопала в море ярких солнечных лучей.
— Это что? — спросил Мишель.
— «Коперник», — отвечал председатель Пушечного клуба. — А! Ну, посмотрим, что за «Коперник»!
Эта гора возвышается на 3440 метров над уровнем лунной поверхности. Она хорошо видна с Земли и доступна изучению, особенно когда наблюдения производятся между последней четвертью и новолунием; в это время отбрасываемые ею тени тянутся далеко от востока к западу, и поэтому очень удобно измерить их длину.
После горы «Тихо», лежащей в южном полушарии, «Коперник» представляет самую величественную вершину на всем лунном диске. Он стоит одиноко, как исполинский маяк, на границе «Моря облаков» и «Океана бурь» и своим ярким блеском разом освещает обе равнины. Ничего нет великолепнее его длинных светоносных полос, особенно ослепительных во время полнолуния, — полос, которые, переходя к северу за пограничные горные цепи, гасли, наконец, в «Море дождей». В час земного утра снаряд, словно аэростат, унесенный в пространство, парил над этой живописной горой,
Барбикен с точностью мог разглядеть ее очертания, «Коперник» принадлежит к разряду кольцеобразных гор первого порядка, то есть больших цирков. Подобно «Кеплеру» и горам, которые господствуют над «Океаном бурь», он кажется иногда блестящей точкой, почему его считали действующим вулканом. Но это вулкан угасший, так же как и все другие вулканы, лежащие на этой стороне Луны. Окружность его имеет около 80 километров в диаметре.
— На Луне много таких цирков, или круговых гор, — сказал Барбикен, — и весьма легко видеть, что цирк «Коперника» принадлежит к лучистым. Если бы мы еще ближе подошли, то можно было бы заметить конусы, торчащие из его внутренности и бывшие некогда огнедышащими кратерами. Вот еще одно весьма замечательное явление, которое встречается на всем лунном диске: внутренняя поверхность этих цирков гораздо ниже внешней равнины, в противоположность тому, что наблюдается в земных кратерах.
— В чем же причина такой особенности? — спросил Николь.
— Этого еще никто не знает, — ответил председатель Пушечного клуба.
— Какой чудесный блеск! — повторял Мишель. — Едва ли можно встретить где-либо зрелище более великолепное!
— Что-то ты скажешь, если какие-нибудь случайности увлекут нас к южному полушарию? — спросил Барбикен.
— Скажу, что там еще прекраснее! — ответил, не запинаясь, Мишель Ардан.
В эту минуту снаряд проносился над самым цирком «Коперника». Цирк имел форму почти полного круга, и его крутые края отчетливо выделялись. Можно было даже заметить двойную кольцеобразную гряду. Кругом расстилалась дикая на вид, сероватого цвета равнина, рельеф которой рисовался на желтом фоне. На дне цирка два или три конуса, подобные громадным брильянтам ослепительной игры, блеснули на мгновенье и снова исчезли, как бы запертые в ларчике. Края цирка к северу понижались. Пролетая над окрестной равниной, Барбикен мог отметить громадное число мелких гор. К югу равнина шла гладко, без всяких возвышений. К северу, напротив, до того места, где она примыкает к «Океану бурь», она была похожа на водную поверхность, взволнованную ураганом; верхушки гор и холмов казались на ней рядами вздымающихся волн. Везде и по разным направлениям бежали световые полосы, которые все сходились в одну точку на вершине «Коперника». Некоторые из них имели до 30 километров в ширину, а по длине занимали неизмеримые пространства.
Путешественники рассуждали о происхождении этих световых полос, но для них, так же как и для земных наблюдателей, причина этого странного явления оставалась необъяснимой.
— Но почему бы не допустить, что это вовсе не лучи, а отроги гор, способные ярче отражать солнечный свет? — спросил Николь.
— Нет, — возразил Барбикен, — если бы действительно было так, как ты говоришь, то эти отроги при некоторых положениях Луны относительно Солнца отбрасывали бы тень, чего на самом деле нет.
И действительно, светлые полосы появлялись только в то время, когда Солнце стояло прямо против Луны; при косых же лучах света они исчезали.
— Неужели не придумали еще объяснения для этих световых полос? — спросил Мишель. — Я не допускаю, чтобы ученые оказались вдруг бессильными разрешить этот вопрос.
— Да, — отвечал Барбикен. — Гершель высказал свое мнение об этом, но не выдает его за достоверное.
— Нужды нет. В чем же состоит его мнение?
— Он предполагал, что световые полосы не что иное, как потоки застывшей лавы, которые сияют в то время, когда Солнце бросает свои лучи прямо на них. Это, пожалуй, возможно, но ручаться за достоверность такого объяснения нельзя. Впрочем, если мы подойдем ближе к Горе «Тихо», то, может быть, нам и удастся открыть причину этого блеска.
— А знаете ли, друзья, на что похожа эта равнина, если глядеть на нее с высоты, на которой мы теперь находимся? — спросил Мишель.
— Не знаю, — ответил Николь.
— Со всеми этими обломками лавы, вытянутыми наподобие веретена, она кажется огромной грудой бирюлек, раскинутых в полнейшем беспорядке. Так и хочется крючком повыдергать их одну за другой!
— Достойный друг, — сказал глубокомысленно Барбикен, — что толковать о том, на что это похоже, если в настоящую минуту мы не знаем даже, что это такое!
— Основательный ответ! — воскликнул Мишель. — Вот что значит иметь дело с учеными.
Снаряд между тем двигался вдоль лунного диска с неизменной скоростью. Всякий поймет, что путешественники не думали в это время об отдыхе. Каждую секунду менялся ландшафт, проносившийся у них перед глазами. Утром, около половины второго, они заметили вершину другой горы. Барбикен справился по карте: оказалось, что это был «Эратосфен».
Эта кольцеобразная гора, высотой в 4500 метров, была одной из чрезвычайно многочисленных на лунной поверхности. Здесь, между прочим, Барбикен сообщил приятелям довольно странное мнение Кеплера р происхождении лунных цирков. Знаменитый астроном утверждал, что кратерообразные впадины — дело рук человеческих.
— С какой же целью? — спросил Николь.
— Цель-то понятна! — ответил Барбикен. — Селениты предприняли эти колоссальные работы и вырыли обширные пещеры, чтобы, укрываясь в них, предохранить себя от Солнца, которое жжет их по две недели сряду.
— Селениты совсем не так глупы! — заметил Мишель.
— По-моему, это странная мысль, — сказал Николь. — Надо полагать, Кеплеру неизвестны были действительные размеры этих цирков, потому что вырыть такие гигантские впадины — вещь положительно невозможная.
— Но ведь тяжесть-то там в шесть раз меньше, чем на поверхности Земли, — сказал Мишель.
— А ты забыл, что и селениты сами в шесть раз меньше жителей Земли, — возразил Николь.
— Да существуют ли еще эти селениты? — заметил Барбикен.
Слова председателя прекратили начавшийся спор.
«Эратосфен» исчез раньше, чем снаряд успел подойти к нему настолько, чтоб возможно было произвести более точное его исследование. Эта гора отделяла цепь «Апеннин» от «Карпатских гор».
Путешественникам удалось только мельком взглянуть на вершины «Апеннин».