Казалось бы, этим инцидентом должен был закончиться митинг. В самом деле, трудно было бы придумать более характерный конец, более хлесткое заключение к отчаянно смелым теориям Мишеля Ардана.
Однако, когда шум, наконец, улегся, послышались следующие слова, произнесенные сильным и суровым голосом:
— Теперь, после того как оратор уделил так много времени области фантазии, не согласится ли он вернуться к вопросу этого собрания? Нельзя ли поменьше вдаваться в теории и прямо перейти к обсуждению практической стороны путешествия, которое он намеревается совершить?
Взгляды первых рядов обратились на человека, решившегося выступить с таким заявлением. Это был истый американец — худощавый, сухой, с энергичным лицом, с бородой, подбритой с боков и особенно густой под подбородком.
Пользуясь различными перерывами и движениями в собрании, он мало-помалу пробрался к первому ряду слушателей. Скрестив гордо руки, он направил сверкающий и смелый взгляд на героя митинга. Высказавшись, он умолк и неуклонно продолжал мерить Ардана взглядом. Повидимому, его нисколько не смущали ни тысячи обратившихся на него взоров, ни ропот порицания, которым собрание встретило его слова. Не получив ответа на свое заявление, он снова его повторил теми же словами, тем же суровым голосом, и лишь добавил:
— Мы собрались здесь, чтобы говорить о Луне, а не о Земле.
— Милостивый государь, вы совершенно правы! — ответил Ардан. — Прения уклонились в сторону. Вернемся к Луне.
— Милостивый государь, — продолжал незнакомец, — вы утверждаете, что спутник Земли обитаем. Пусть так. Но если жители Луны существуют, то они живут не дыша, так как, — я прошу вас прежде всего принять это во внимание, — на поверхности Луны нет ни единой частицы воздуха.
Мишель Ардан встряхнул своей львиной гривой. Он сразу почуял, что имеет дело с сильным противником, который не пропустит ни одного спорного пункта. Он смерил незнакомца твердым взглядом и сказал:
— По-вашему, на Луне нет воздуха? А позвольте вас спросить: кто это утверждает?
— Ученые.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Милостивый государь, — возразил Ардан, — шутки в сторону. Я питаю глубокое уважение к ученым, которые знают свое дело, и полное презрение к тем, которые его не знают.
— А вы знаете и таких ученых, которые не «учены»?
— Знаю. Во Франции, например, есть сейчас один «ученый», который утверждает, на основании «математики», что птицы не могут летать; есть и такой, который доказывает, что организация рыб не приспособлена к жизни в воде.
— Милостивый государь, я не таких ученых имею в виду. Я готов привести имена, которые вы не можете не признавать.
— О, милостивый государь, в таком случае вы поставите в большое затруднение такого профана, как я. Впрочем, я рад буду случаю узнать что-нибудь новое.
— Зачем же вы вмешиваетесь в ученые вопросы, если вы их не изучали? — спросил незнакомец довольно грубо.
— Зачем? — отвечал Ардан. — Храбр тот, кто не подозревает опасности! Я ничего не знаю, это правда, но в этой именно слабости моя сила!
— Ваша слабость очень близко граничит с безумием! — крикнул с раздражением незнакомец.
— Э, тем лучше, — возразил француз, — если мое безумие доведет меня до Луны!
Барбикен и его товарищи пожирали глазами непрошенного гостя, который так смело осуждал Мишеля Ардана. Никто его не знал. Председатель Пушечного клуба казался немного смущенным и не без тревоги поглядывал на Мишеля Ардана, далеко не уверенный в научной подготовленности своего нового друга. Это настроение как будто передалось и собранию: все вслушивались внимательно и с заметной тревогой, понимая, что сейчас будут выявлены все опасности или даже полная неосуществимость предполагаемого путешествия Мишеля Ардана.
— Есть много доказательств, — снова начал противник Ардана, — притом до сих пор не опровергнутых, полного отсутствия атмосферы на Луне. Я мог бы даже доказать, что если и существовала когда-либо газовая оболочка вокруг Луны, то она уже давно исчезла. Но я предпочитаю предложить вам несколько неопровержимых фактов.
— Предлагайте! — ответил Ардан с самой любезной улыбкой. — Сколько угодно!
— Надеюсь, вы знаете, — продолжал незнакомец, — что, когда лучи света вступают в такую среду, как воздух, они отклоняются от прежнего прямолинейного направления, или, как говорят, преломляются. Вы так же должны знать, что Луна, перемещаясь между Землей и звездами, временно затмевает для нас — или, как говорят астрономы, «покрывает» — многие звезды. Перед началом такого «покрытия» лучи каждой из таких звезд проходят весьма близко к лунному диску, а при начале «покрытия» касаются его. И вот, несмотря на это, лучи эти никогда не отклоняются от своего направления, то есть не испытывают ни малейшего преломления, а это возможно только в том случае, если около лунной поверхности нет никакой газовой оболочки. Отсюда очевидное следствие: на Луне нет воздуха, нет атмосферы.
Все взоры обратились на Мишеля Ардана. Как он ответит? Действительно, если нет преломления лучей у краев Луны, то нет и преломляющей среды, то есть воздуха или иных газов…
— Действительно, — ответил Ардан, — преломления лучей не наблюдается около краев Луны. Это ваш самый сильный довод и почти единственный. Ученый, быть может, затруднится дать на него прямой ответ. Но для меня этот довод не имеет абсолютного значения. Скажите мне, любезный гражданин, допускаете ли вы существование вулканов на Луне?
— Потухших вулканов — да. Действующих — нет.
— Прекрасно. Но тогда можно ведь, не выходя за пределы логики, допустить, что вулканы эти были когда-то действующими?
— Разумеется, но прежние вулканические извержения на Луне не доказывают все же присутствия на ней атмосферы — ни в настоящее время, ни даже в весьма отдаленное.
— Пойдем дальше, — ответил Ардан, — и вообще оставим косвенные доказательства. Перейдем к фактам, к прямым наблюдениям. Но предупреждаю: мне придется ссылаться на ученые авторитеты.
— Ссылайтесь.
— Ссылаюсь. И прежде всего напомню старый факт. Наблюдая затмение 3 мая 1715 года, астрономы Лувиль и Галлей отметили необычные световые явления около краев Луны. Это были поблескивания, очень кратковременные и быстро повторявшиеся. Они приписали это явление действию грозы, разразившейся в атмосфере Луны.
— В 1715 году, — возразил незнакомец, — астрономы Лувиль и Галлей приняли за лунные явления такие явления, которые на самом деле происходили в высоких слоях земной атмосферы и производились болидами и метеорами. Вот что тогда же ответили ученые на сообщение Лувиля и Галлея и что теперь я вам повторяю!
— Пусть так! — спокойно отвечал Ардан, нисколько не смущаясь. — Теперь сошлюсь на авторитет Гершеля, который в 1787 году наблюдал множество светящихся точек на поверхности Луны.
— И этот факт верен, — возразил незнакомец, — но Гершель оставил его без объяснений. Он не решился вывести из него доказательства существования лунной Атмосферы. — Отличный ответ! — воскликнул с увлечением Мишель Ардан. — Вы, как я вижу, очень сильны в науке о Луне.
— Да, я ее знаю хорошо и добавлю вам, что самые искусные наблюдатели, Бэр и Мэдлер, — те именно, которые подробнее всех исследовали Луну, — пришли к совершенно твердому выводу о полном отсутствии на ней атмосферы.
В собрании почувствовалось движение. Доводы странного незнакомца начали, по-видимому, влиять на общее мнение.
— Пойдем дальше, — совершенно хладнокровно продолжал Мишель Ардан. — Что вы ответите на следующий довод? Совсем недавно, при затмении 18 июля 1860 года, один весьма искусный французский наблюдатель, известный астроном Лосседа, констатировал, что рога (концы) выступавшего солнечного серпа казались притуплёнными и закругленными., Такое явление могло произойти только вследствие преломления солнечных лучей в лунной атмосфере. Другого объяснения быть не может!
— Но достоверен ли факт? — с живостью переспросил незнакомец.
— Абсолютно достоверен!
Новое движение в аудитории, но на этот раз уже в пользу Ардана, успевшего сделаться любимцем толпы.
Незнакомец молчал. Ардан продолжал свою речь и, не кичась победой над противником, произнес самым простодушным тоном:
— Вы видите, что нельзя так решительно отрицать существование лунной атмосферы. Вероятно, эта атмосфера очень редка, обладает чрезвычайно малой плотностью, но и с научной точки зрения приходится признать ее существование…
— Только не на лунных горах, с вашего позволения! — возразил незнакомец, который еще не думал сдаваться.
— Быть может, на лунных горах и нет, — отвечал Ардан, — но в долинах она есть. Пусть даже ее высота не превышает нескольких сот метров.
— Во всяком случае, советую вам принять некоторые меры предосторожности, а лучше всего захватить с собою немного земного воздуха, потому что ваш лунный воздух — «в несколько сот метров высотой» — окажется чрезвычайно редким!
— О, мой дорогой, на одного человека хватит! К тому же, если я туда доберусь, то буду заботиться о возможной экономии воздуха: придется дышать лишь изредка — при больших оказиях…
Громкий всеобщий взрыв хохота разразился в ушах незнакомца. Он гордо, с вызывающим видом оглянулся на собрание.
— Итак, — непринужденно продолжал Мишель Ардан, — вы со мною согласились, что на Луне есть некоторая атмосфера. А если есть атмосфера, воздух, то должна быть и вода — ну, хоть «некоторая» вода, то есть очень мало воды. Это — обстоятельство, которое меня лично радует. Кроме того, любезный мой оппонент, позвольте вам сообщить еще одно соображение. Мы ведь знаем одну только сторону лунного шара — ту, которая обращена к Земле, — и если на этой стороне очень мало воздуха, то на другой, не видимой нами стороне, быть может, воздуха много.
— Это почему?
— А потому, что Луна под влиянием земного притяжения приняла форму яйца, которое обращено к нам своим более острым концом. С этим предположением согласуются вычисления Ганзена, показывающие, что центр тяжести Луны лежит в ее заднем, не видном для нас полушарии. А отсюда, в свою очередь, следует, что главная масса лунного воздуха и водяных паров — или лунной воды — должна была устремиться на противоположную сторону земного спутника.
— Чистейшая фантазия! — воскликнул незнакомец.
— Нет! Чистейшая теория, милостивый государь, непосредственно опирающаяся на основные законы механики, и я не вижу возможности опровергнуть такую теорию. А потому обращаюсь ко всем слушателям, — еще громче воскликнул Ардан, — и прошу поставить на голосование вопрос: возможна ли на Луне жизнь, подобная той, которая на Земле?
Долго не смолкавшие рукоплескания 300 тысяч человек встретили это предложение. Незнакомец хотел еще говорить, но никто его не слушал. Градом сыпались на него крики и угрозы.
— Довольно, довольно! Гоните его! Долой! — кричала рассерженная толпа.
Но незнакомец стоял неподвижно — только схватился за перила эстрады — и с вызывающим видом смотрел на разразившуюся против него бурю. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не вступился Мишель Ардан. У него был слишком великодушный характер, чтобы оставить своего соперника беззащитным перед толпой. Достаточно было Ардану поднять руку в знак того, что он намерен снова говорить, и огромная толпа быстро умолкла.
— Быть может, вы желаете еще сказать несколько слов? — обратился он к незнакомцу самым любезным голосом.
— Да! Сто, тысячу слов могу еще сказать! — ответил незнакомец с нескрываемым раздражением — Или, лучше, один еще довод! Рискнуть таким путешествием, упорствовать в своем намерении может только человек…
— Неосторожный? — быстро перебил Ардан, чтобы не допустить незнакомца до резкости, которая бы снова вызвала бурю. — Неужто вы будете считать меня неосмотрительным, меня, который первым делом потребовал от друга Барбикена замены круглой бомбы цилиндро-коническим ядром, чтобы в пути не вертеться, как белка в колесе!
— Но, несчастный, отдача ядра вас разнесет вдребезги!
— Дорогой мой оппонент, вот теперь вы попали в цель! Действительно, это самая настоящая и даже единственная опасность. Однако я слишком верю в изобретательный гений американцев и убежден, что они сумеют что-нибудь придумать. Время еще есть…
— Но вы забываете, что от сопротивления атмосферы, при страшной скорости снаряда, разовьется такое громадное количество тепла, что не только вы сами, но и снаряд ваш не выдержит…
— О, стенки снаряда достаточно толсты! К тому же я, можно сказать, мигом перелечу через атмосферу!
— Ну, а съестные припасы? Вода?
— Все рассчитал, дорогой! Припасов могу захватить хоть на целый год, а в пути я буду только четверо суток…
— А чем дышать в пути?
— Разве трудно химически очищать воздух?
— А удар при падении на Луну, если только ядро до нее долетит?
— О, этот удар будет в шесть раз менее силен, чем при падении на Землю, потому что лунное притяжение в шесть раз слабее земного.
— Но и этого удара хватит, чтобы разбить вас вдребезги, как стекло!
— Вообразите, я и это предусмотрел! Силу удара можно чрезвычайно ослабить при помощи ракет, которые я буду пускать в нужное время.
— Но, наконец, допуская даже, что вы преодолеете все затруднения, устраните все опасности и все сложится так невероятно удачно, что вы долетите благополучно до Луны здоровым и невредимым, — каким способом вы оттуда вернетесь на Землю?
— Я — не вернусь!
При этом ответе, простота которого еще резче подчеркивала героизм Мишеля Ардана, все собрание точно онемело. Это молчание было красноречивее всяких криков восторга…
Незнакомец воспользовался всеобщим молчанием, чтобы высказать последний протест.
— Но вы неизбежно убьете себя, — выкрикнул он во весь голос, — и ваша смерть будет смертью безумца! Она даже ничего не даст науке!
— Продолжайте, великодушный незнакомец! — отвечал Мишель Ардан своим ясным и беззаботным тоном. — Признаться, у вас довольно приятная манера предсказывать.
— О, это уже слишком! — воскликнул противник Ардана. — Не знаю, зачем я продолжаю такой несерьезный спор. Летите себе, куда хотите! Вы в данном случае невменяемы…
— Пожалуйста, продолжайте. Не стесняйтесь.
— Но не на вас падет ответственность за это безумное дело! На другого!
— На кого же? Говорите!
Голос Ардана стал сразу резким, повелительным.
— На того невежду, который выдумал всю эту затею, который подбил доверчивую публику на предприятие нелепое, безумное!
Всем было понятно, в кого метил незнакомец. Барбикен уже давно делал страшные усилия — «пережигая свой дым», как говорят машинисты, — чтобы сдержать себя. Теперь, при прямом нападении, он быстро поднялся и бросился было на незнакомца, который не переставал сверлить его своим упорным взглядом. Но в эту минуту Барбикен вдруг почувствовал себя отделенным от незнакомца.
Толпа еще раньше ринулась к эстраде. Сотни дюжих рук сразу подняли ее на воздух. Барбикен должен был разделить с Мишелем Арданом почести триумфального шествия. Подмостки были очень тяжелы, но носильщики непрерывно сменялись. Каждый спорил, толкался, боролся за честь подставить свои плечи и руки под эту новую триумфальную колесницу.
Незнакомец не захотел воспользоваться происшедшим в первые минуты беспорядком, чтобы покинуть свое прежнее, далеко для него не безопасное место. Да и удалось ли бы ему пробиться через такую густую, напирающую со всех сторон толпу? Как бы то ни было, но он по-прежнему держался около перил, не переставая пожирать глазами Барбикена.
Барбикен также не терял его из виду. Взгляды этих двух людей, полные ненависти, скрещивались, как сверкающие шпаги противников на смертном поединке.
Восторженные, бурные крики толпы не ослабевали во все время этого триумфального шествия. Мишель Ардан предоставил себя толпе с очевидным удовольствием. Его широкое лицо так и сияло от радости. Временами эстрада подвергалась качке, — то сверху вниз, то с одного бока на другой, — словно корабль под действием сильных волн. Но оба героя митинга не боялись морской качки: подобно опытным морякам, они переступали с ноги на ногу и твердо держались на колеблющемся судне, которое в конце концов добралось без аварий до гавани Тампа. Тут Мишель Ардан сумел ловко отделаться от могучих объятий своих страстных поклонников. Он счастливо добрался до гостиницы «Франклин», укрылся в своем номере и тотчас же лег в постель, между тем как толпа, в добрую сотню тысяч людей, окружила гостиницу, заняла ближайшие части улиц и переулков и долго еще гудела под окнами Ардана.
В то же время непродолжительная, но очень серьезная и решительная сцена разыгралась между таинственным незнакомцем и председателем Пушечного клуба. Как только Барбикен освободился, он прямо направился к своему противнику.
— Идите за мной! — сказал он резким тоном. Незнакомец пошел за ним по набережной. Скоро они очутились одни на пристани, перед верфью. Тут враги взглянули друг другу в глаза.
— Кто вы такой? — спросил Барбикен.
— Капитан Николь.
— Я так и думал. До сих пор случай не ставил вас на мою дорогу…
— Поэтому я сам стал на нее.
— Вы меня оскорбили.
— Оскорбил. Оскорбил публично.
— И вы ответите за оскорбление!
— Хоть сейчас!
— Нет. Я хочу, чтобы это осталось тайной между нами. В трех милях от города есть лес Скресно. Вы его знаете?
— Знаю.
— Угодно ли вам войти в него с какой-нибудь стороны завтра, в пять часов утра?
— Да, если только вы в тот же час войдете в этот лес с другой стороны.
— И вы не забудете своего ружья? — добавил Барбикен.
— Как и вы своего, — ответил Николь.
После этих фраз, произнесенных ледяным тоном, Барбикен и Николь расстались. Председатель Пушечного клуба вернулся домой, но, вместо того чтобы отдохнуть хоть несколько часов, он провел всю ночь над решением трудного вопроса, поставленного на митинге Мишелем Арданом, — как найти способ ослабить удар, который получит ядро при извержении из пушки.