Из пушки на Луну

ГЛАВА XXII
Спасение

Место, где снаряд погрузился в волны, было известно в точности: недоставало только средств схватить снаряд и вытащить его на поверхность океана.

Надо было эти средства придумать, а потом смастерить.

Американские инженеры, конечно, не стали втупик перед такой безделицей. Стоило пустить в ход пар, и они были уверены, что снаряд, невзирая на свою тяжесть, которая, кроме того, значительно уменьшилась в воде, [38] будет вытащен.

Но недостаточно было вытащить снаряд. Надо было поскорее освободить путешественников. Никто не сомневался в том, что они живы.

— Они живы, живы! — повторял то и дело Мастон. — Наши приятели — люди толковые и сообразительные. Они не могли упасть, как дурни. Они живехоньки, но надо поторопиться… надо поторопиться. Пища и питье — пустяки; они всем этим запаслись надолго. Но воздух! Воздух! Вот в чем скоро окажется недостаток! Скорее, скорее! Не теряйте времени!

И времени не теряли.

Машины «Сускеганны» были соединены с подъемными лебедками. Снаряд был гораздо легче трансатлантического кабеля, который был вытащен со дна Атлантического океана при таких же условиях. Единственное затруднение состояло в том, что стенки цилиндро-конического снаряда были совершенно гладкие и ухватить его, следовательно, было нелегко.

Инженер Мерчизон прибыл немедленно в Сан-Франциско с целью устроить громадные железные лапы автоматической системы, которые если бы только зацепили снаряд своими могучими захватами, то уж не выпустили бы его. Мерчизон, кроме того, приказал приготовить скафандры, которые позволяют водолазам исследовать морское дно.

Камеры с сжатым воздухом тоже были доставлены на корвет. Это были настоящие комнаты, с отверстиями вместо окон. При наполнении их водой они могли опуститься на большую глубину.

В Сан-Франциско строили подводную плотину, и потому имелись все эти приборы.

Однако, невзирая на все остроумные приспособления, на все искусство и распорядительность лиц, принявшихся за это дело, успех оставался сомнительным.

Мастон, готовый сам нарядиться в водолазный костюм и испытать камеры с сжатым воздухом, торопил рабочих, не давая им покоя ни днем, ни ночью.

Как, однако, ни торопились, как ни старались и ни усердствовали, все-таки прошло пять дней — пять веков! — прежде чем все необходимые приготовления были закончены.

Наконец подъемные цепи, воздушные камеры, автоматические лапы были доставлены на корвет. Мастон, Мерчизон и уполномоченные Пушечного клуба заняли свои каюты. Оставалось отправиться в путь.

21 декабря, в восемь часов вечера, корвет вышел в море при благоприятной погоде; дул северо-восточный ветер, и было довольно холодно. Все население Сан-Франциско высыпало на набережную и с волнением провожало глазами отплывавших.

Корвет полным ходом понесся по волнам.

Не будем передавать всех разговоров между офицерами, матросами и пассажирами корвета. Говорили об одном, думали об одном, волновались одним: что сталось с Барбикеном и его товарищами? Живы ли они, или нет? Томятся или же успокоились?…

23 декабря, в восемь часов утра, корвет должен был прибыть на роковое место; надо было ожидать полудня для того, чтобы сделать точное определение местоположения корвета. Буй, к которому был прикреплен трос, еще не был виден.

В полдень капитан Блемсбери с помощью своих офицеров, проверявших наблюдения, определил географические координаты судна.

Томительная минута!

Корвет находился всего в нескольких километрах к западу от того места, где снаряд погрузился в волны.

Тотчас же двинулись в этом направлении.

В полдень и сорок семь минут увидали буй. Он был в совершенной исправности, и его почти не снесло с места.

— Наконец-то! — крикнул Мастон.

— Что ж, начинать? — спросил капитан Блемсбери.

— Не теряйте ни секунды, — ответил Мастон.

Приняты были все меры для того, чтобы корвет держался на воде неподвижно.

Прежде всего требовалось узнать, где именно лежит снаряд. Подводные камеры, снабженные воздухом, были спущены.

На шести тысячах метров под поверхностью воды и под значительным давлением эти аппараты небезопасны, потому что в них могут быть разрывы, которые грозят гибелью для их пассажиров.

Мастон, Блемсбери-брат, инженер Мерчизон, не думая об опасности, заняли места в подводной камере; капитан поместился на мостике корвета, наблюдая за операцией.

Винт корвета был выключен; вся сила машины была передана на лебедку, которая должна была спускать и подымать воздушную камеру.

Спуск начался в 1 час 25 минут дня; камера, увлеченная резервуарами, наполненными водой, исчезла под волнами океана.

Теперь волнение офицеров и матросов, так сказать, раздвоилось: волновались и по поводу узников в снаряде и по поводу узников в подводной камере.

Сами же узники совершенно забыли о собственной опасности и, прильнув к окнам камеры, тщательно всматривались в водяные массы, через которые спускались на дно океана.

Спуск совершился чрезвычайно быстро.

В 2 часа 17 минут Мастон и два его спутника достигли дна Тихого океана.

Но они ничего не увидели, кроме бесплодной пустыни, которую не оживляли ни морская флора, ни морская фауна. При свете ламп, снабженных сильными рефлекторами, они могли наблюдать темные слои воды на обширном пространстве. Снаряда нигде не оказалось.

Невозможно передать, какое нетерпение жгло этих отважных водолазов.

Камера имела электрическое сообщение с корветом. Подали условленный сигнал, чтобы «Сускеганна» провела их камеру, висевшую над дном океана, на милю дальше.

Они исследовали всю подводную равнину, ежеминутно обманываясь, что приводило их в отчаяние. Тут утес, там возвышение дна представлялись им снарядом.

— Где же они? Где же они? — выкрикивал Мастон. И бедняга начинал призывать громким голосом Николя, Барбикена, Ардана, как будто те могли его слышать среди непроницаемой водной массы!

Поиски продолжались до тех пор, пока в камере было достаточно кислорода. Когда трудно стало дышать, водолазам пришлось поневоле возвратиться на поверхность моря.

Они начали подниматься около шести часов вечера и были на палубе корвета только около полуночи.

— До завтра! — сказал Мчстон.

— Да, до завтра, — ответил капитан Блемсбери.

— Надо искать в другом месте.

— Да.

Мастон еще не сомневался в успехе, но его товарищи, успокоившись и обсудив дело, поняли теперь всю трудность предприятия. То, что казалось легким в Сан-Франциско, здесь — в открытом океане — являлось почти неосуществимым.

На другой день, 24 декабря, несмотря на утомление, снова принялись за розыски.

Корвет подвинулся еще немного к западу, и воздушный колокол, снабженный воздухом, снова увлек исследователей в глубь океана.

Целый день прошел в бесплодных поисках. Морское дно было пустынно.

В таких же бесплодных поисках провели 25-е и 26 декабря.

Можно было придти в отчаяние. Злополучные узники снаряда были уже заключены в нем 26 дней… Что с ними?

Может быть, они уже задыхаются?

28 декабря, после новых двухдневных поисков, всякая надежда была утрачена.

Надо было отказаться от бесполезной затеи, — этого требовало благоразумие.

Мастон и слышать не хотел о возвращении. Он настаивал на том, чтобы отыскать могилу друзей.

Но капитан Блемсбери не мог больше оставаться и, несмотря на вопли секретаря Пушечного клуба, отдал приказ готовиться к отплытию.

29 декабря, в девять часов утра, корвет снова двинулся к заливу Сан-Франциско.

Он шел не особенно быстро, как бы с сожалением покидая роковое место.

Вдруг, около 10 часов утра, матрос, наблюдавший море, крикнул:

— Буй под ветром!

Все глаза и подзорные трубы обратились в указанном направлении. Замеченный предмет, точно, похож был на буй, какие ставятся в проход заливов или рек.

Но — необъяснимая странность! — на верхушке этого буя развевался флаг.

Буй сверкал в солнечных лучах, словно стены его были сделаны из серебра.

Капитан Блемсбери, Мастон и все, кто мог, взобрались на мостик и жадно всматривались в этот колыхающийся на волнах предмет.

Корвет подходил все ближе, ближе и ближе.

Флаг был американский!

Раздалось какое-то рычанье, и достопочтенный Мастон повалился вдруг, как сноп.

Забыв, что правая рука у него заменена железным крюком, он хватил себя изо всей силы по лбу. К почтенному секретарю тотчас же кинулись на помощь, подняли его и привели в чувство.

Каковы же были его первые слова?

— Колпаки! Болваны!

— Что? Кто? Почему? — закричали со всех сторон. — Что такое?

— Что такое?!

— Да объясните же!

— А то, безмозглые головы, что снаряд весит всего-навсего восемь тонн! — проревел запальчивый секретарь.

— Ну, так что ж?

— А то, что он вытесняет 28 тонн воды и, следовательно, должен держаться на воде!

А какое ударение почтенный секретарь сделал на слове «держаться»!…

Почтенный секретарь был совершенно прав. Спасатели забыли основной закон, по которому снаряд, увлеченный падением в глубь океана, должен был всплыть на поверхность!…

Снаряд преспокойно колыхался теперь на морских волнах.

Тотчас же были спущены на море шлюпки; в одну из них кинулись Мастон и его приятели.

Волнение достигло высшей степени.

Шлюпки приближались к снаряду. Наступила глубокая тишина.

Одно окно снаряда было открыто. Осколки стекла, оставшиеся в отверстии, показывали, что оно было разбито. В настоящую минуту это окно находилось на высоте полутора метров над водою.

Шлюпка, в которой сидел Мастон, причалила.

Мастон ринулся к разбитому окну…

Из окна послышался веселый и звонкий голос Ардана, который победоносно восклицал:

— Беляки, Барбикен, беляки!

Барбикен, Ардан и Николь играли в домино…