Спиноза Б. Избранные произведения

суждению правительства, как правительству же должны

принадлежать право и власть оценивать правонарушение, совершенное против общества, и карать это правонарушение

применением силы. И подобно тому, как частное лицо не обязано

приноравливать свое суждение о совершенном против общества

правонарушении к суждению правительства, но может пользоваться

своим собственным разумением, хотя в случае необходимости оно

обязано оказывать содействие приведению в исполнение решения

правительства, — точно так же автор считает, что частным

551

554

лицам предоставляется в государстве судить об истинности, ложности

и необходимости какого-нибудь учения и что их нельзя обязать

государственными законами к тому, чтобы они думали о религии

одинаковым образом, хотя от суждения правительства зависит, какие

учения должны проповедоваться публично, и обязанностью частных

лиц является хранить молчание о таких своих взглядах на религию, которые расходятся с воззрениями правительства, и не делать ничего

такого, что могло бы ослабить силу установленных правительством

законов относительно культа.

М

ожет, однако, случиться, что правительство, расходясь с

большинством из простонародья во мнениях на религиозные вопросы, желает публично проповедовать какие-нибудь такие учения, которые

чужды воззрениям народа и которые правительство тем не менее

считает нужным распространять в интересах благочестия. Такие

разногласия в суждениях правительства и народа, по мнению автора, могут повести к величайшим бедствиям для граждан. В связи с этим

ко всем изложенным принципам автор присоединяет еще один, который, по его мнению, может способствовать успокоению как

правительства, так и народа и обеспечить неприкосновенность

религиозной свободы. Правительство, говорит он, не должно

опасаться гнева божьего, если оно допустит в государстве формы

богопочитания, с его точки зрения неправильные, лишь бы последние

не были противны нравственным добродетелям и не подрывали их

значения. Основание такого суждения не может укрыться от Вас, так

как я достаточно распространялся об этом предмете выше. А именно: автор утверждает, что для бога совершенно безразлично и его мало

заботит то, какого рода религиозные воззрения люди исповедуют, одобряют и защищают и какого рода богослужение они публично

отправляют, так как все это должно быть причислено к вещам, не

имеющим никакого отношения к добродетели и пороку. Однако

каждый человек обязан так устраивать свою жизнь, чтобы иметь те

учения и тот культ, которые, по его мнению, лучше всего могут

содействовать его стремлению к добродетели.

И

так, высокопочтенный муж, вот Вам вкратце суть учения, излагаемого

в «Богословско-политическом трактате». Учение это, по моему

мнению, устраняет и до осно-

552

555

вания разрушает всякий культ и всякую религию и тайным образом

вводит атеизм или измышляет такого бога, божественность которого

не может вызвать в людях никакого благоговения, ибо сам этот бог

подчинен року (fatum). При этом не оставляется места ни для какого

божественного управления или божественного попечения и

устраняется всякое распределение наказаний и наград. Из книги

автора легко усмотреть по крайней мере то обстоятельство, что его

методом и его аргументацией подрывается авторитет всего

Священного Писания, которое если и упоминается у автора, то только

для виду, точно так же, как из положений автора вытекает, что и

Коран должен быть поставлен на одну доску со словом божьим. И у

автора не остается ни единого аргумента для доказательства того, что

Магомет не был истинным пророком; ибо [с его точки зрения] турки

тоже культивируют на основе предписаний своего пророка те

нравственные добродетели, относительно которых нет спора между

народами; и согласно учению автора бог нередко ведет по пути разума

и послушания — при помощи другого рода откровений — также и те

народы, которым он не уделил оракулов, данных евреям и

христианам.

И

так, я полагаю, что я не очень отклонюсь от истины и не проявлю

никакой несправедливости по отношению к автору, если заявлю, что

прикрытыми и прикрашенными аргументами он проповедует чистый

атеизм.

Л. в. В.

Утрехт, 24 января 1671 г. (старого стиля)

ПИСЬМО 43 233

Ученейшему и высокопочтенному

мужу Якову Остенсу

от Б. д. С.

Ученейший муж! 234

В

ы, конечно, удивляетесь тому, что я заставил Вас так долго ждать

ответа. Но, право, я едва мог заставить, себя ответить на присланное

Вами сочиненьице 235 этого мужа, да и теперь я делаю это только из-за

того, чтобы сдержать данное мною обещание. Но, чтобы по

возможности угодить также и себе самому, я выполню свое обеща-

553

556

ние в самых немногих словах и вкратце покажу, как превратно понял

мою мысль этот человек. Трудно сказать, сделал ли он это вследствие

злобы или же вследствие невежества. Однако к делу 236.

П

режде всего он заявляет, что его не интересует вопрос о том, к какой

национальности я принадлежу и какой образ жизни я веду. А между

тем, если бы он знал это, он так легко не убедил бы себя в том, будто я

проповедую атеизм. Ведь атеисты обыкновенно отличаются тем, что

превыше всякой меры ищут почестей и богатств 237, каковые я всегда

презирал, как это известно всем, кто меня знает. Далее, чтобы

подготовить путь к тому, что он желает доказать, он говорит, что я

неглуп, — именно с той целью, чтобы тем легче было заявить, что я

«искусно, изворотливо и злонамеренно написал книгу в защиту

сквернейшего учения деистов». Уже это одно в достаточной мере

обнаруживает его полное непонимание моих аргументов. Ибо можно

ли быть столь искусным и хитроумным, чтобы притворным образом

дать так много и столь веских аргументов в защиту того, что считаешь

ложным? И чье произведение, спрашиваю я, он признает после этого

искренне написанным, если он думает, что одинаково солидно может

быть доказана как истина, так и фикция? Впрочем, я уже не

удивляюсь этому. Ведь такому же публичному посрамлению

подвергся когда-то и Декарт со стороны Воэция 238 и подвергаются

многие другие лучшие люди 239.

З

атем он продолжает: «Чтобы избежать ошибку суеверия, он, как мне

кажется, отбросил всякую религию». Не знаю, что автор

подразумевает при этом под суеверием и что под религией? —

Спрашивается: неужели человек отбрасывает всякую религию, если

он утверждает, что бог должен быть признан за высшее благо и

должен быть любим, как таковой, свободной любовью, что в этом

одном состоит наше высшее счастье и высшая свобода, что награда

добродетели есть сама добродетель, а кара глупости и бессилия —

сама глупость и, наконец, что всякий должен любить своего ближнего

и повиноваться предписаниям высшей власти? Я не только ясно

высказал это, но и обосновал прочнейшими доказательствами. Но, мне

кажется, я понял, в какой тине погряз этот человек. Ничто не пленяет

его ни в самой добродетели, ни в разуме — он предпочел бы отдаться

влечению своих страстей, если

554

557

бы только не сдерживался страхом наказания! От дурных дел он

воздерживается, следовательно, как раб, — недобровольно, нетвердо и

нерешительно. И когда он следует божественным предписаниям, то он

ожидает от бога за этот рабский труд даров, более сладких для него, чем любовь к богу, и притом тем больших, чем более он тяготится

добром, которое против воли делает. Вот почему он и думает, что те, кто не удерживается этим страхом, должны быть вполне разнузданы и

отбрасывают всякую религию. Но оставляю это и перехожу к тем

доводам, которыми он хочет показать, что я «прикрытыми и

прикрашенными аргументами проповедую атеизм».

О

снованием для такого заключения автор считает то, что я будто бы

отнимаю у бога свободу и подчиняю его року (fatum). Все это

совершенно неверно. Ибо я точно таким же образом утверждал, что

все с неизбежной необходимостью следует из природы бога, как все

утверждают, что из природы бога следует то, что он самого себя

мыслит (intelligit) 240. Никто не станет отрицать, что это последнее

необходимо проистекает из божественной природы, и однако же

никто не скажет на этом основании, что бог принужден к этому

каким-то роком. Напротив, необходимо признать, что бог мыслит

самого себя вполне свободно, хотя и необходимо. Право, я не

усматриваю здесь ничего такого, что могло бы быть не понятно кому

бы то ни было. А если он тем не менее видит в этом какую-то

злонамеренность, то что же он должен в таком случае думать о своем

Декарте, который, говоря, что мы не делаем ничего такого, что не

было бы заранее предначертано богом, и даже что мы в каждый

данный момент как бы вновь создаемся богом, в то же время признает

за нами свободу воли? Вот это, действительно, никому не понятно, как, впрочем, признает и сам Декарт 241.

Д

алее, эта неизбежная необходимость вещей не устраняет ни

божественных, ни человеческих законов, ибо нравственные

предписания — получают ли они форму закона от самого бога или нет

— остаются тем не менее божественными и благодетельными.

Получаем ли мы благо, вытекающее из добродетели и любви к богу, от самого бога, как от судьи, или же это благо проистекает из

необходимости божественной природы, оно не будет от того ни более

ни менее желательным. И точно так же бедствия, которые

проистекают из дурных поступков,

555

558

не могут внушать нам меньшего опасения потому только, что они

проистекают из них с необходимостью. Вообще, действуем ли мы по

необходимости или свободно, мы во всяком случае руководствуемся в

своих действиях надеждой или опасением. Поэтому он совершенно

ложно утверждает, что я «не оставляю места никаким заповедям и

предписаниям» или, как он пишет далее, что «нельзя говорить об

ожидании наград или наказания, когда всё приписывается року и

когда утверждается, что всё с неизбежной необходимостью

проистекает из бога».

Н

е буду спрашивать о том, почему сказать, что все с необходимостью

вытекает из природы бога, — то же или почти то же, что сказать: сама

вселенная и есть бог. Но я хочу обратить Ваше внимание на то, что

автор письма с не меньшей досадой добавляет вслед за тем, — а

именно, будто я говорю, что «люди должны предаваться

добродетельной жизни не ради заповедей и закона божия и не

вследствие надежды на награду или из страха наказания, но...» и т.д.

Этого-то как раз Вы нигде не найдете в моем трактате. Напротив, в

главе IV я прямо высказал, что суть божественного закона

(божественным образом запечатленного в нашей душе, как сказано в

главе XII) и величайшая заповедь божия состоят в том, чтобы любить

бога, как высшее благо, т.е. не из страха перед какими-нибудь карами

(ибо любовь не может произойти из страха) и не ради любви к какой-

нибудь другой вещи, которой мы желаем насладиться (ибо в этом

случае мы любили бы не столько самого бога, сколько то, что

составляет в данный момент предмет нашего желания). В той же главе

я показал, что бог открыл тот же самый закон через пророков. И скажу

ли я, что этот закон получил форму закона божия от самого бога, или

же я его пойму так же, как и остальные предначертания (decreta Dei) бога, заключающие в себе вечную необходимость и вечную истину, он

тем не менее останется божьим предначертанием и благодетельным

предписанием. И буду ли я любить бога свободно или вследствие

необходимости божественного предначертания, я во всяком случае

буду любить его и достигну блаженства. Поэтому я уже и теперь имел

бы достаточное основание утверждать, что человек этот принадлежит

к числу тех, относительно которых я сказал в конце моего

предисловия, что я предпочел бы, чтобы они совершенно пренебрегли

моей книгой, чем, превратно

556

559

толкуя ее, как они обыкновенно всё толкуют, докучали и мешали

другим, не вынося для самих себя никакой пользы.

О

днако, хотя я считаю, что сказанного достаточно для того, чтобы

показать то, что я хотел, я нахожу нелишним отметить здесь еще кое-

что. А именно: автор совершенно напрасно полагает, будто я имел в

виду учение тех теологов, которые проводят различие между речью

пророка, поучающего и просто что-нибудь рассказывающего. Если он

подразумевает под этим учением то, что я приписываю в главе XV

некоему Р. Иегуде Альфахару 242, то спрашивается, каким же образом я

мог бы считать, что его мнение согласно с моим, если я сам в этой

главе опровергаю его, как ложное? Если же он думает о чем-либо

ином, то признаюсь, я этого до сих пор не знаю, а стало быть, я никак

не мог иметь этого в виду.

Д

алее, я также не вижу, почему автор утверждает, будто я думаю, что к

моему мнению примкнут все те, кто не признает, что разум и

философия являются истолкователями Писания. Ведь я опроверг как

точку зрения этих людей, так и точку зрения Маймонида.

Б

ыло бы слишком долго подвергать разбору все те [аргументы, с

помощью которых] автор показывает, что он выносил свое суждение

обо мне [находясь] в не совсем спокойном состоянии духа. Поэтому

перехожу прямо к его заключению, где он говорит, что у меня не

остается ни единого аргумента для доказательства того, что Магомет

не был истинным пророком. Это он пытается подтвердить моими же

взглядами, тогда как из них с полной очевидностью следует, что

Магомет был обманщиком, так как он совершенно отнимает у людей

ту свободу, которую признает за ними всеобщая религия (religio catholica), открываемая [людям] через естественный свет 243 и свет

пророческий, и которая [т.е. свобода], как я доказал, безусловно

должна быть признана. Но, даже если бы этого и не было, неужели, спрашивается, я обязан доказывать, что тот или другой пророк был в

действительности лжепророком? Сами пророки должны были

доказывать, что они истинные пророки. Если же он возразит, что и

Магомет учил божественному закону и дал известные доказательства

своей пророческой миссии, как это делали другие пророки, то, конечно, не будет никакой причины отрицать, что он был истинный

пророк.

557

560

Ч

то же касается самих турок и остальных [нехристианских] народов, то

я полагаю, что если они чтут бога культивированием справедливости

и любовью к ближнему, то они имеют в себе дух Христов и получат

спасение, каких бы убеждений они по невежеству ни придерживались

относительно Магомета и оракулов.

И

так, Вы видите, друг мой, что этот муж весьма сильно отклонился от

истины. Тем не менее я должен признать, что он проявляет

несправедливость не по отношению ко мне, а главным образом по

отношению к самому себе, когда он, не краснея, провозглашает, что

«прикрытыми и прикрашенными аргументами я проповедую атеизм». В

прочем, я надеюсь, что Вы не найдете во всем сказанном мною ничего

такого, что показалось бы Вам слишком суровым по отношению к

этому мужу. Однако, если бы Вы что-либо подобное встретили, то

прошу Вас или вычеркнуть это, или исправить по собственному

усмотрению. Я вовсе не намерен раздражать его, кто бы он ни был, и

наживать себе врагов. А так как последнее часто происходит из такого

рода споров, то я лишь с трудом заставил себя написать этот ответ, и я

не смог бы заставить себя сделать это, если бы не обещал [Вам]. Засим

желаю Вам быть здоровым и, поручая письмо это Вашей мудрости, остаюсь и т.д.

[Гаага, 1671 г.]

ПИСЬМО 44 244

Просвещеннейшему и благоразумнейшему

мужу Яриху Иеллесу

от Б. д. С.

Д

орогой друг!

П

осетивший меня недавно профессор NN 245 рассказал мне, между

прочим, что он слышал, будто мой «Богословско-политический

трактат» переведен на голландский язык, и что кто-то — кто именно, он не знает — собирается сдать его в печать 216. Ввиду этого

убедительно прошу Вас разузнать об этом деле и, если будет

возможно, воспрепятствовать этому изданию. Просьба эта не только

моя, но и многих моих хороших знакомых, которым было

558

561

бы весьма неприятно видеть эту книгу запрещенной, что, без

сомнения, произойдет, если она будет издана на голландском языке. Я

твердо рассчитываю на то, что Вы окажете мне и [нашему] делу эту

услугу.

Н

едавно один из друзей прислал мне книжку, о которой я уже раньше

много слышал, под заглавием: «Политический человек» 247. Прочитав

ее, я нашел, что это самая вредная книга, какую только могут

придумать люди. По мнению автора, высшим благом являются деньги

и почести. Сообразно с этим он строит свое учение и указывает путь, как этого достигнуть, а именно: отбрасывая внутренне всякую

религию и принимая внешним образом ту, которая лучше всего может

служить собственному преуспеянию, и, далее, не соблюдая никакой

верности по отношению к кому бы то ни было, за исключением тех

случаев, когда это выгодно. Что касается остального, то он весьма

расхваливает притворство, нарушение обещаний, ложь, клятвопреступничество и многое другое в том же роде. Когда я это

прочитал, у меня возникла мысль написать небольшую книжку, которая была бы косвенно направлена против этого автора и

трактовала бы о высшем благе, далее, о беспокойном и жалком

состоянии тех, кто жаждет денег и почестей, и, наконец, показывала

бы ясными доводами и многими примерами, что ненасытная жадность

к почестям и деньгам с необходимостью должна приводить к гибели и

действительно погубила целые государства 248.

Н

асколько лучше и превосходнее были мысли Фалеса Милетского по

сравнению с мнением названного писателя, видно уже из следующего

рассуждения Фалеса. У друзей, говорил он, все является общим.

Мудрецы суть друзья богов, а богам принадлежит все 249, следовательно, и мудрецам принадлежит все. Этот мудрейший муж

сделал себя богатейшим из людей тем, что благородно презирал

богатства, вместо того чтобы жадно гоняться за ними. Однако в

другой раз он показал, что мудрецы не имеют богатств не в силу

необходимости, но по свободному решению. А именно, когда друзья

упрекали его за его бедность, он им ответил: «хотите, я покажу вам, что я тоже могу приобрести то, что я не считаю достойным моего

труда, но к чему вы стремитесь с такой алчностью?». Получив

утвердительный ответ, он заарендовал прессовальни по всей Греции.

Будучи большим знатоком

559

562

движения звезд, он предвидел, что в этом году будет большой урожай

олив, в которых в предшествующие годы был большой недостаток, а

затем он сдал в субаренду по высокой цене те самые прессовальни, которые он заарендовал по дешевой цене, ибо теперь в них была

большая нужда для выжимания масла из олив. Так он приобрел

большое богатство, которое затем роздал с такою же щедростью, с

каким искусством он его приобрел. Я кончаю, заверяя и т.д.

Гаага, 17 февраля 1671 г.

ПИСЬМО 45 250

Знаменитому и славнейшему мужу Б. д. С.

от Готфрида Лейбница 251.

З

наменитый и славнейший муж!

С

реди прочих достоинств Ваших, о которых разносит славу молва, я

слышал также и о Вашей выдающейся опытности в области оптики.

Это и побудило меня направить Вам мою маленькую работу, ибо не

легко найти лучшего судью в этой области. Прилагаемую статейку, озаглавленную мною Notitia opticae promotae 252, я напечатал с той

целью, чтобы было удобнее предоставить ее на суд друзей и всех

интересующихся. Я слышал, что в этом деле преуспевает также и

высокопочтенный Гудде, я не сомневаюсь, что он очень хорошо Вам

известен. Поэтому если Вы доставите мне также и его суждение и

благосклонность, то Вы еще более увеличите Ваше благодеяние по

отношению ко мне.

О

чем идет речь, достаточно излагает сама статейка.

П

олагаю, что до Вас уже дошел написанный по-итальянски

«Предвестник» иезуита Франциска Ланы 253, где он, между прочим, выдвигает некоторые существенные положения из области диоптрики.

Швейцарец Йог. Ольций, еще молодой человек, весьма сведущий в

этих вопросах, также опубликовал свои физико-механические

размышления о зрении, где он обещает некоторую весьма простую и

универсальную машину для полировки стекол всех

560

563

видов и говорит об открытом им способе собирать все лучи, исходящие из всех точек объекта, в соответствии с числом других

точек, — правда, только на известном расстоянии и при известной

форме предмета.

В

прочем, то, что я предлагаю, сводится не к тому, чтобы собирать все

лучи всех точек, ибо это, насколько до сих пор известно, невозможно

при любом расстоянии и любой форме объекта, но лишь к тому, чтобы

лучи, исходящие из точек, лежащих вне оптической оси, собирались

точно так же, как и лучи, идущие из точек, находящихся на

оптической оси, и чтобы благодаря этому отверстия линз могли

изготовляться какой угодно величины без ущерба для ясности зрения.

Но этот-то вопрос я и представляю на суд Вашей проницательности.

Будьте здоровы и не откажите в своей благосклонности, славнейший

муж, Вашему ревностному почитателю.

Готфриду Вильгельму Лейбницу

доктору прав и советнику Курфюрста Майнцского

Франкфурт, 5 октября (нового стиля) 1671 г.

Р.S. Если почтите меня ответом, то благороднейший Димербрук

(юрист) возьмет на себя (надеюсь, весьма охотно) заботу о доставке

его мне. Вероятно, Вы уже видели мою новую физическую

гипотезу 254; если нет — не замедлю выслать ее Вам.

ПИСЬМО 46 255

Ученейшему и благороднейшему

мужу Готфриду Лейбницу

д-ру прав и советнику Курфюрста Майнцского

от Б. д. С.

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

У

ченейший и благороднейший муж!

С

татейку, присылкой которой Вы меня почтили, я прочел и в высшей

степени благодарен Вам за нее. Сожалею только, что я не мог вполне

уразуметь Вашу мысль,

561

564

хотя она и изложена Вами, как мне кажется, с достаточной ясностью.

Поэтому я прошу Вас ответить мне на следующие немногочисленные

вопросы: на каком основании Вы полагаете, что отверстия линз

следует делать не слишком большими, т.е. находите ли Вы этому

какую-нибудь другую причину, кроме той, что лучи, исходящие из

одной точки, не собираются вполне точно в другой точке, но на

маленьком пространстве, которое называют обыкновенно

механической точкой и которое, смотря по отверстию, бывает больше

или меньше? Затем спрошу Вас еще о следующем: исправляют ли этот

недостаток те линзы, которые Вы называете «всеприемлющими»

(pandochae), т.е. достигаем ли мы при посредстве этих линз того, что

механическая точка, или то небольшое пространство, куда собираются

после преломления лучи, исходящие из одной точки, остается

одинаковой по сваей величине, независимо от того, мало ли или

велико отверстие? Если это так, то отверстие может быть

увеличиваемо по произволу и, следовательно, эта форма стекол будет

превосходить все другие, известные мне формы стекол. В противном

же случае я не вижу, почему Вы так рекомендуете эти линзы

предпочесть обыкновенным. Ведь круглые линзы имеют везде

одинаковую ось, а потому, когда мы ими пользуемся, мы можем все

точки объекта рассматривать как расположенные на оптической оси.

И хотя не все точки объекта находятся на равном расстоянии, но

происходящая отсюда разница не может быть ощутительной, когда

предметы весьма удалены, потому что при большом отдалении

предмета лучи, исходящие из одной и той же точки, могут быть

рассматриваемы при своем вступлении в стекло, как параллельные.

Однако я полагаю, что когда мы желаем одним взглядом охватить

несколько предметов (что бывает в тех случаях, когда мы применяем

весьма большие круглые выпуклые линзы), то Ваши линзы могут

помочь более отчетливому восприятию всей совокупности этих

предметов. Впрочем, я воздержусь от суждения относительно всего

этого до тех пор, пока Вы не разъясните мне Вашу мысль более

подробно, о чем я убедительно прошу Вас.

В

торой экземпляр я послал по Вашему приказанию господину Гудде.

Он отвечает мне, что в настоящее время ему некогда рассмотреть

Вашу статейку, но что через неделю или две он надеется быть

свободнее.

562

565

«

Предвестника» Франциска Ланы я еще не видел, так же как и физико-

механических размышлений Йог. Ольция. Но еще более сожалею о

том, что мне не пришлось видеть Вашей «Физической гипотезы», которой здесь, в Гааге, вовсе нельзя найти в продаже. Поэтому, если

Вы пришлете мне эту работу, Вы доставите мне величайшее

удовольствие. Если и я в свою очередь смогу в каком-нибудь

отношении услужить Вам, то я не премину воспользоваться первым

удобным случаем. Засим остаюсь, славнейший муж, всецело Ваш

Б. Деспиноза

Гаага, 9 ноября 1671 г.

Г

осподин Димербрук не живет здесь, поэтому я принужден послать это

письмо с обыкновенной почтой. Но нет сомнения, что у Вас в Гааге

найдется какой-нибудь знакомый, который согласится взять на себя

заботу о наших письмах. Я хотел бы от Вас узнать имя такого

человека, чтобы наши письма могли пересылаться с большим

удобством и большей безопасностью. Если до Вас еще не дошел

«Богословско-политический трактат» и если только Вам не будет

неприятно, я пришлю Вам один экземпляр его. Будьте здоровы.

ПИСЬМО 47 256

Проницательнейшему и знаменитейшему

философу Б. д. С.

от И. Людвига Фабрициуса 257.

З

наменитейший муж!

М

ой всемилостивый Государь, Светлейший Курфюрст Пфальцский, поручил мне написать Вам — лицу, мне до сих пор незнакомому, но

весьма рекомендованному Светлейшему Князю, — с том, чтобы

спросить Вас: согласны ли Вы будете принять на себя должность

ординарного профессора философии в его знаменитом

университете 258. Годовой оклад назначается Вам такой же, каким

пользуются ныне все ординарные профессора.

563

566

Нигде в ином месте Вы не найдете Государя, в такой мере

покровительствующего всем выдающимся людям, к числу которых он

причисляет и Вас. Вам будет предоставлена широчайшая свобода

философствования, которой — он надеется — Вы не станете

злоупотреблять для потрясения основ публично установленной

религии. Я со своей стороны охотно взял на себя исполнение

поручения мудрейшего Государя. Посему самым настоятельным

образом прошу Вас как можно скорее ответить мне. Письмо Ваше

передайте или г-ну Гроцию, резиденту Светлейшего Курфюрста в

Гааге, или г-ну Гиллесу ван дер Геку для препровождения мне вместе

с письмами, посылаемыми ими ко двору, или же воспользуйтесь

какой-либо другой оказией, которая покажется Вам наиболее удобной.

Прибавлю еще только следующее: если Вы переедете сюда, Вы будете

иметь возможность вести приятную и достойную философа жизнь, —

если только, вопреки нашим надеждам и ожиданиям, все не обернется

иначе. Засим, будьте здоровы и примите привет, славнейший муж, от

покорного слуги Вашего

И. Людвига Фабрициуса,

профессора Гейдельбергского университета

и советника Курфюрста Пфальцского

Гейдельберг, 16 февраля 1673 г.

ПИСЬМО 48 259

Славнейшему и благороднейшему

мужу г-ну И. Людвигу Фабрициусу,

профессору Гейдельбергского университета

и советнику Курфюрста Пфальцского

от Б. д. С.

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

С

лавнейший муж!

Е

сли бы я когда-либо стремился занять кафедру на каком-либо

факультете, то, конечно, я мог бы желать лишь той, которую мне

предлагает через Вас Светлейший Курфюрст Пфальцский, особенно

ввиду свободы философ-

564

567

ствования, предоставляемой мне всемилостивейшим Князем. Не

говорю уже о том, что я давно мечтал жить под властью Государя, мудрость которого вызывает всеобщее восхищение. Но так как я

никогда не имел намерения выступать на поприще публичного

преподавания, то, как долго я ни раздумывал, я не могу побудить себя

воспользоваться этим прекрасным случаем. Ибо, во-первых, я думаю, что если бы я занялся обучением юношества, то это отвлекло бы меня

от дальнейшей разработки философии; а во-вторых, я не знаю, какими

пределами должна ограничиваться предоставляемая мне свобода

философствования, чтобы я не вызвал подозрения в посягательстве на

публично установленную религию. Ведь раздоры рождаются не

столько из пылкой любви к религии, сколько из различия

человеческих характеров или из того духа противоречия, в силу

которого люди имеют обыкновение искажать и осуждать всё, даже и

правильно сказанное. Испытав это уже в моей одинокой жизни, я

имею тем большее основание опасаться всего этого по достижении

высшего положения. Итак, Вы видите, славнейший муж, что не

надежда на какую-либо лучшую участь удерживает меня, но лишь

любовь к спокойствию, которое я надеюсь до некоторой степени

обеспечить себе воздержанием от публичных лекций. Ввиду всего

этого покорнейше прошу Вас попросить Светлейшего Курфюрста, чтобы мне было позволено подумать еще над этим делом, не лишая

благосклонности всемилостивейшего Государя, преданнейшим

почитателем коего я являюсь. Вы премного обяжете этим, славнейший

и благороднейший господин, всецело Вашего

Б. д. С.

Гаага, 30 марта 1673 г.

ПИСЬМО 48bis 260

Отрывки из письма Спинозы

к Яриху Иеллесу

У

помянутый Риувертс, когда я его снова посетил, между прочим, рассказал мне следующее... писем быль найдено больше, чем

напечатано, но они не имели существенного значения и потому были

сожжены, Однако

565

568

одно письмо он сохранил у себя, оно лежало у него наверху среди его

вещей. В конце концов я его уговорил достать это письмо и показать

мне. Это было коротенькое письмо, написанное по-голландски, на

пол-листе. Оно было датировано 19-м апреля 1673 г., из Гааги, и

адресовано Яриху Иеллесу, который прислал ему свое «Исповедание

универсальной христианской веры», прося сообщить ему суждение об

этом сочинении.

В

этом ответе Спиноза не хвалил его, а только указал ему, что

следующее место способно вызвать сомнения: на 5-й странице

рукописи сказано, что человек от природы склонен к злу, но что

посредством благодати божьей и духа Христова он становится

индифферентным к злу и добру. Это противоречиво, ибо тот, кто

имеет в себе духа Христова, с необходимостью должен стремиться

только к добру 261.

Далее в этом письме Спиноза упоминает о г-не Керкринке 262, враче, которому он давал какое-то поручение в области анатомии.

В

конце письма он писал Иеллесу следующее: «Познанную истину» 263 я

Вам пришлю, как только г-н Валлон 264 (относительно которого

Риувертс уверял, что он был близким другом Спинозы и сделался

впоследствии профессором в Лейдене) возвратит мне мою копию; если же он слишком долго будет медлить с этим, то я позабочусь о

том, чтобы Вы получили эту вещь через г-на Бронкхорста 265.

З

аключение письма гласило: Посылая Вам сердечный привет, остаюсь

Вашим преданным слугой

Б. Спиноза.

ПИСЬМО 49 266

Славнейшему мужу

Иоанну Георгу Гревиусу 267

от Б. д. С.

С

лавнейший муж!

П

рошу Вас прислать мне как можно скорее письмо о смерти Декарта 268, которое, как я полагаю, Вы уже давно списали; ибо г-н де В. 269

несколько раз просил меня возвратись ему это письмо. Если бы оно

принадлежало

566

569

мне, я не стал бы торопить Вас. Будьте здоровы, славнейший муж, и

не забывайте друга Вашего. Сердечно преданный Вам

Бенедикт Деспиноза.

Гаага, 14 декабря 1673 г.

ПИСЬМО 50 270

Просвещеннейшему и благороднейшему

мужу Яриху Иеллесу

от Б. д. С.

П

росвещеннейший муж! 271

Ч

то касается политики, то различие между мною и Гоббсом 272, о

котором Вы спрашиваете, состоит в том, что я всегда оставляю в силе

естественное право и что, по моему мнению, верховная власть в

каком-нибудь государстве имеет не больше прав по отношению к

подданным, чем в меру того могущества, которым она превосходит

подданного, а это всегда имеет место в естественном состоянии.

Д

алее, что касается доказательства, которое я развиваю в приложении к

моему геометрическому обоснованию «Начал» Декарта, относительно

того, что бог может быть назван единым или единственным лишь

весьма условно 273, то я отвечаю, что вещь может называться единой

или единственной лишь по отношению к своему существованию, а не

по отношению к своей сущности, ибо мы мыслим вещи под

[категорией] числа только после того, как они подведены под

некоторый общий род. Так, например, человек, держащий в руке

сестерцию и империал, не подумает о числе «два», если он не имеет

возможности назвать их одним и тем же именем, а именно:

«монетами» или «деньгами», ибо в этом случае он может утверждать, что имеет две монеты, так как этим именем он обозначает как

сестерцию, так и империал. Отсюда явствует, что вещь может

называться единой или единственной лишь тогда, когда мы можем

представить себе другую вещь, которая (как сказано) сходна с нею. А

так как существование бога есть сама его сущность и так как о

сущности бога мы не можем образовать универсальной идеи, то ясно, что тот, кто называет бога единым или единственным, не имеет о нем

никакой идеи или же говорит это лишь в условном смысле.

567

570

Ч

то касается того, что фигура есть отрицание, а не нечто

положительное 274, то ясно, что материя в целом, рассматриваемая

вообще (integra materia indefinite considerata), не может иметь никакой

фигуры и что фигура имеет место только в конечных и ограниченных

(determinata) телах. Ибо тот, кто говорит, что он перципирует какую-

нибудь фигуру, не выражает этим ничего другого, кроме того, что он

мыслит некоторую ограниченную (determinata) вещь и то каким

образом она ограничена. Стало быть, это ограничение (determinatio) не

принадлежит вещи согласно ее бытию (juxta suum esse), но, напротив

того, оно есть небытие (non esse) этой вещи. Так как, следовательно, фигура есть не что иное, как ограничение (determinatio), а ограничение

есть отрицание (determinatio negatio est) 275, то она, как сказано, не

может быть ничем иным, как отрицанием.

К

нигу, написанную против меня утрехтским профессором и

появившуюся в свет после его смерти 276, я видел выставленною в окне

лавки одного книгопродавца и из того немногого, что успел прочесть

в ней, убедился, что она не заслуживает не только ответа на нее, но и

того, чтобы ее прочитали. Поэтому я и оставил в покое как книгу, так

и ее автора, подумав с усмешкой о том, что люди, наиболее

невежественные, обыкновенно обнаруживают наибольшую смелость и

готовность к писанию книг. Невольно приходит в голову, что**** 277?

выставляют свой товар как лавочники, которые имеют обыкновение

показывать сначала то, что похуже. Они говорят о лукавстве дьявола, а мне так кажется, что эти люди в лукавстве далеко превосходят

дьявола. Будьте здоровы.

Гаага, 2 июня 1674 г.

П И С Ь М О 51 278

Проницательнейшему философу

Б. д. С.

от Гуго Бокселя 279.

Славнейший муж!

Причина, побуждающая меня писать Вам это письмо, заключается

в желании узнать Ваше мнение относительно видений и привидений

или домовых, а если таковые

568

571

существуют, то и относительно того, что они собой представляют и

как долго продолжается их жизнь (ибо одни считают их

бессмертными, другие же — смертными). Впрочем, сомневаясь насчет

того, допускаете ли Вы их существование, не стану далее

распространяться на эту тему. Несомненно, однако, что древние

верили в их существование, да и нынешние теологи и философы всё

еще признают существование такого рода созданий, хотя и не

сходятся в вопросе об их сущности. Некоторые утверждают, что они

состоят из особой тончайшей и нежнейшей материи; другие же

считают их духовными. Впрочем (как я уже сказал), в мнении на этот

счет мы с Вами сильно расходимся, ибо я сомневаюсь, чтобы Вы

допускали существование привидений, хотя Вы, конечно, знаете, что

древность дает весьма много примеров и историй этого рода, отрицать

которые или сомневаться в которых было бы трудно. Во всяком

случае не подлежит сомнению, что если даже Вы и допускаете

существование привидений, то Вы не думаете, чтобы некоторые из

них были душами покойников, как того хотят защитники римской

веры.

Н

а этом кончаю письмо в ожидании Вашего ответа. Не говорю ничего

ни о войне 280, ни о разных слухах, потому что мы живем в такие

времена, и т.д. Будьте здоровы.

14 сентября 1674 г.

ПИСЬМО 52 281

Славнейшему и благоразумнейшему

мужу Гуго Бокселю

от Б. д. С.

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

С

лавнейший муж!

П

исьмо Ваше, полученное мною вчера, было мне в высшей степени

приятно, как потому, что я уже давно жаждал получить о Вас какое-

нибудь известие, так и потому, что увидел из него, что Вы еще меня

не совсем забыли. Быть может, другие сочли бы за дурное

предзнаменование то обстоятельство, что поводом для Вашего

569

572

письма ко мне явились духи или привидения, однако я, напротив того, замечаю в этом нечто большее, полагая, что не только истинные вещи, но и пустяки и фантазии (imaginationes) могут послужить мне на

пользу.

О

днако вопрос о том, существуют ли привидения, призраки и фантазии

(imaginationes), мы лучше оставим; ибо Вам, как человеку

убежденному рассказами древних и современных авторов, кажется

странным не только отрицать, но даже и подвергать сомнению их

бытие. Глубокое уважение и почтение, которые я всегда питал и

продолжаю питать к Вам, не позволяют мне противоречить вам, а еще

менее льстить Вам. Поэтому средство, к которому я думаю

прибегнуть, состоит в том 282, чтобы Вы указали мне из всех

прочитанных Вами рассказов один или два, наименее сомнительных, которые бы яснее всего доказывали существование привидений. Ибо, говоря по правде, мне никогда еще не приходилось читать ни одного

достойного доверия автора, который с достаточной ясностью

показывал бы их существование. Мне до сих пор неизвестно также и

то, что они такое, и никто никогда не мог мне сказать этого. Между

тем несомненно, что о вещи, которую [согласно рассказам] столь ясно

показывает опыт, мы должны были бы знать, что она такое, иначе

едва ли возможно из какого-нибудь рассказа вывести то заключение, что существуют привидения; можно сделать лишь то заключение, что

существует нечто, но что никто не знает, что это такое. Если

философы пожелают назвать привидениями то, что нам неизвестно, то

я не смогу отрицать их, ибо существует бесконечно много таких

вещей, о которых я не имею никакого знания.

Н

аконец, славнейший муж, прежде чем я приступлю к дальнейшему

изложению моих взглядов на этот предмет, я прошу [Вас]: скажите

мне, пожалуйста, что такое эти привидения или духи? Что это дети, глупцы или сумасшедшие? Ибо то, что мне приходилось слышать о

них, приличествует скорее безумцам, чем людям здравомыслящим, и, в самом лучшем случае, походит не более, как на шалости детей и на

забавы глупцов.

П

режде чем закончить письмо, обращу Ваше внимание еще только на

следующее обстоятельство: та склонность, которая имеется у

большинства людей, — переда-

570

573

вать вещи не так, как они существуют в действительности, а так, как

это почему-либо желательнее для рассказчика, — обнаруживается в

рассказах о домовых и привидениях больше, чем в каких-нибудь

других. Мне думается, что главная причина этого заключается в том, что так как этого рода истории не имеют других свидетелей, кроме

самих рассказчиков, то авторы их могут по произволу либо

прибавлять, либо опускать те или другие обстоятельства, как это им

кажется наиболее удобным, не боясь, что кто-нибудь будет им

противоречить в своих показаниях. Рассказчик такого рода историй

выдумывает те или другие обстоятельства в особенности для того, чтобы оправдать свой страх перед своими же призраками и

фантазиями, или также для того, чтобы подтвердить свою отвагу, свою веру и свое мнение. Кроме этих, есть и другие основания, заставляющие меня сомневаться если не в самих историях, то по

крайней мере в тех подробностях, с которыми они рассказываются и

на которые главным образом и опирается то заключение, которое

пытаются делать из этих историй. На этом, однако, прерываю письмо, пока не узнаю от Вас, какие именно рассказы настолько убедили Вас, что всякое сомнение в них кажется Вам нелепым, и т.д.

[Гаага, сентябрь 1674 г.]

ПИСЬМО 53 283

Проницательнейшему философу

Б. д. С.

от Гуго Бокселя,

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

П

роницательнейший муж!

Я

и не ожидал иного ответа, чем тот, который Вы мне дали; а именно

ответ друга и человека, придерживающегося другого мнения.

Впрочем, это последнее не должно меня тревожить, потому что в

вещах индифферентных друзья могут расходиться во мнениях без

малейшего ущерба для самой их дружбы.

Прежде чем изложить свое собственное мнение, Вы требуете, чтобы я сказал, что представляют собой привидения или духи, не есть

ли это дети, глупцы или сумасшед-

571

574

шие и т.д., причем прибавляете, что все, Вами о них слышанное, приличествует скорее безумцам, чем людям здравомыслящим.

Справедлива пословица, что предвзятое мнение препятствует

отыскиванию истины.

Ч

то касается меня, то я убежден в том, что привидения существуют.

При этом у меня имеются следующие основания. Во-первых, существование духов способствует великолепию и совершенству

вселенной. Во-вторых, создание их творцом весьма вероятно уже

потому, что они более похожи на него, чем существа телесные. В-

третьих, как тело может существовать без духа, так и дух может

существовать без тела. В-четвертых, наконец, я полагаю, что в

верхней атмосфере, или пространстве, не может быть ни одного

темного тела и вообще никакого места, которое не имело бы своих

обитателей; следовательно, неизмеримое пространство, отделяющее

нас от звезд, не пусто, но наполнено обитающими в нем духами, причем самые верхние из них суть настоящие духи, существа же, обитающие в низших слоях атмосферы, состоят, быть может, из

особой тончайшей и нежнейшей субстанции и тоже являются

невидимыми. Итак, я думаю, что существуют духи всевозможных

видов, за исключением, быть может, духов женского рода.

В

се это рассуждение, конечно, нисколько не убедит тех, которые

превратно думают, будто мир создался благодаря случаю (fortuito). Но

и помимо этих оснований повседневный опыт доказывает

существование привидений. О привидениях говорится во множестве

историй — древних, новых и даже современных. Такие рассказы

можно найти у Плутарха в его книге «О знаменитых мужах» и в

других его сочинениях, у Светония в его «Жизнеописаниях Цезарей», а также у Вируса 284 в его книгах о привидениях и у Лафатера 285, которые подробно разбирают все то, что они нашли по этому вопросу

у всевозможных авторов. Карданус 286, столь известный своей

ученостью, говорит о привидениях в книгах «De Subtilitate», «De Varietate», а также в своей «Автобиографии», где рассказывает о них

на основании своего собственного опыта, а также на основании опыта

своих родственников и друзей. Мелантон 287, муж мудрый и любящий

истину, и многие другие свидетельствуют об этом на основании

личного опыта. Один бургомистр, человек ученый и умный, и поныне

здравствующий, рассказывал мне когда-то о том,

572

575

что он слыхал по ночам в пивоварне своей матери такой же шум, как

днем во время приготовления пива; это случалось, по его словам, довольно часто. То же самое нередко случалось и со мною, что

никогда не изгладится из моей памяти. На основании всех этих

[свидетельств] опыта, а также вышеприведенных соображений, я

пришел к убеждению, что привидения существуют.

Ч

то касается дьяволов, терзающих бедных людей при жизни и после

смерти, то это другой вопрос. Точно так же как и все то, что относится

к колдовству. Я считаю баснями то, что рассказывают об этом.

В

трактатах, в которых речь идет о духах, Вы найдете великое

множество подробностей. Кроме вышеуказанных авторов, Вы можете, если угодно, обратиться к сочинениям Плиния младшего (книга

седьмая, письмо к Суре), Светония — в жизнеописании Юлия Цезаря

(глава тридцать вторая), Валерия Максима (глава восьмая первой

книги, параграф седьмой и восьмой) и, наконец, к Алессандро

Алессандри 288 — в сочинении его «Dies geniales». У Вас, вероятно, имеются эти книги.

Я

но говорю о монахах и других духовных лицах, которые

рассказывают множество всевозможных историй о видениях и

явлениях духов и дьяволов и столько, можно сказать, басен о всяких

привидениях, что от изобилия их читателю просто тошно становится.

Иезуит Тирэй 289 трактует об этих вещах и в своей книге «О явлениях

духов». Но эти люди делают все это исключительно ради своей

собственной выгоды и для того, чтобы доказать существование

чистилища, которое является для них как бы рудником, откуда они

выгребают целые клады золота и серебра. Ничего подобного Вы не

встретите у перечисленных выше авторов и у других современных

писателей, которые, будучи свободны от всякого пристрастия, заслуживают тем большего доверия.

В конце Вашего письма Вы говорите, что не можете без смеха

препоручить меня богу. Но если Вы еще помните ту беседу, которая

некогда имела место между нами, то Вы увидите, что не следует

пугаться того вывода, который я тогда сделал в моем письме. И т.д. 290

В ответ на ту часть Вашего письма, где Вы говорите о глупцах или

лунатиках, приведу следующие слова ученого Лафатера, которыми он

заканчивает свою первую

573

576

книгу о привидениях и духах: «Кто осмелится отвергать столь

единодушные свидетельства как древних, так и новых авторов, тот, мне кажется, сам недостоин доверия в отношении всего того, что он

утверждает. Ибо точно так же как немедленно верить всем тем, которые говорят, что они видели ночных духов, есть признак

легкомыслия, подобным же образом, с другой стороны, было бы

весьма большим бесстыдством легкомысленно противоречить столь

многим достойным доверия историкам, отцам церкви и другим весьма

авторитетным людям». И т.д.

21 сентября 1674 г.

ПИСЬМО 54 291

Славнейшему и благоразумнейшему

мужу Гуго Бокселю

от Б. д. С.

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

С

лавнейший муж!

О

пираясь на то, что Вы говорите в письме Вашем от 21-го числа

прошедшего месяца, а именно: что друзья могут без всякого ущерба

для своих дружеских отношений расходиться во взглядах на

индифферентные предметы, я выскажу Вам прямо все, что я думаю о

тех доводах и рассказах, из которых Вы выводите свое заключение, что существуют духи всевозможных видов, за исключением, быть

может, духов женского рода. Причина, по которой я не отвечал Вам

раньше, состоит в том, что я не имел под рукою названных Вами книг, да и достать мне удалось только Плиния и Светония. Но зато эти две

книги избавят меня от труда отыскивать остальные, ибо я убежден, что все они бредят на один манер и чувствуют пристрастие к

рассказам о необыкновенных вещах, которые ошеломляют людей и

вызывают в них изумление. Признаюсь, я не мало удивлялся, только

не самим рассказам, а тем, кто писал эти рассказы. Удивляюсь я тому, что люди, одаренные умом и рассудительностью, тратят свое

красноречие и злоупотребляют им для того, чтобы убеждать нас в

подобных пустяках!

574

577

О

днако, оставим авторов и приступим к самому делу. Прежде всего

проанализируем слегка Ваш заключительный вывод. Посмотрим: я ли, отрицающий существование привидений, недостаточно понимаю

вследствие этого авторов, писавших об этом предмете, или же Вы, признавая привидения, ставите этих писателей выше, чем они того

заслуживают?

Т

о обстоятельство, что, с одной стороны, Вы не подвергаете никакому

сомнению существование духов мужского пола, а, с другой стороны, сомневаетесь в существовании духов женского пола, кажется мне

более похожим на фантазирование, чем на действительное сомнение.

Ибо если бы таково было Ваше действительное мнение, то оно более

соответствовало бы воображению толпы, которая утверждает, что бог

мужского, а не женского пола. Удивительно, что те, которым

привидения являлись в голом виде, не бросили взгляда на их половые

органы, — из страха ли или, может быть, по незнанию, в чем состоит

это различие.

В

ы скажете, что это значит насмехаться, а не рассуждать, причем, я

вижу, доводы Ваши представляются Вам настолько солидными и так

хорошо обоснованными, что никто, по Вашему мнению, не может им

противоречить, разве только тот, кто превратно полагает, что мир

создался случайно. Вот это-то и заставляет меня, прежде чем я

перейду к рассмотрению других Ваших доводов, высказать вкратце

мое мнение относительно последнего вопроса, т.е. вопроса о том, случайно ли создан мир. Я отвечаю, что подобно тому, как

несомненно то, что «случайное» (fortuitum) и «необходимое»

(necessarium) суть два понятия, прямо противоположные, точно так же

очевидно и то, что тот, кто считает мир необходимым следствием

(effectus) божественной природы, вместе с тем безусловно отрицает, что мир произошел случайно (casu); тот же, кто говорит, что бог мог и

не создать мира, утверждает, хотя и другими словами, что мир

произошел случайно, так как это значит, что мир произошел из такого

акта воли, которого могло бы вовсе не быть. Так как, однако, такое

мнение и такая точка зрения совершенно абсурдны, то все

единодушно признают, что воля бога вечна и что она никогда не была

индифферентной; а потому они с необходимостью должны признать

также и то (обратите на это внимание), что мир есть необходимое

575

578

следствие (effectus) божественной природы. Пусть называют это

волей, интеллектом (умом, разумом) или каким угодно другим

именем, но в конце концов они придут к тому заключению, что одну и

ту же вещь они выражают различными именами. Ибо если спросить

этих людей, не отличается ли божеская воля от человеческой, то они

ответят, что первая не имеет с последней ничего общего, кроме

названия, а в большинстве случаев они даже согласятся, что воля бога, его разум, его сущность или природа — все это есть одно и то же. Так

и я, чтобы не смешивать божескую природу с человеческой, не

приписываю богу никаких человеческих атрибутов, как-то: воли, разума, внимания, слуха и т.д. Таким образом, как я только что сказал, я утверждаю, что мир есть необходимое следствие божественной

природы и что он не произошел случайно.

Э

того, я полагаю, будет достаточно, чтобы убедить Вас в том, что

мнение тех людей, которые говорят (если только такие люди

существуют), будто мир произошел случайно, прямо противоположно

моему мнению. Опираясь на это положение, я перехожу к

рассмотрению тех оснований, из которых Вы заключаете о

существовании духов всевозможных родов. То, что я могу сказать о

Ваших основаниях вообще, это то, что они имеют вид скорее простых

предположений (conjecturae), чем действительных оснований

(rationes), и что мне не верится, что Вы считаете их

демонстративными основаниями. Однако — предположения ли это

или основания — посмотрим, можно ли их принять за нечто

обоснованное.

П

ервое Ваше основание состоит в том, что существование духов

способствует красоте и совершенству вселенной. Но красота, славнейший муж, есть не столько качество того объекта, который

нами рассматривается, сколько эффект, имеющий место в том, кто

рассматривает. Если бы глаза наши видели дальше или ближе или

если бы наша [психофизическая] конституция (temperamentum) была

иная, то, что теперь кажется красивым, показалось бы безобразным.

Красивейшая рука, рассматриваемая в микроскоп, показалась бы

ужасной. Многое из того, что издали кажется нам красивым, оказывается безобразным, когда мы рассматриваем это на близком

расстоянии. Так что вещи, рассматриваемые сами по себе или будучи

576

579

отнесены к богу, не являются ни красивыми, ни безобразными.

Следовательно, тот, кто утверждает, что бог создал мир с тем, чтобы

он был красив, должен неминуемо признать одно из двух: или что бог

устроил мир применительно к желанию и зрению людей, или что

человеческое желание и зрение он приспособил к устройству мира. Но

примем ли мы первое или последнее, я во всяком случае не вижу, почему бог должен был бы создать духов и привидения для того, чтобы осуществилась та или другая из этих альтернатив.

Совершенство и несовершенство суть обозначения, немногим

отличные от обозначений красоты и безобразия. Поэтому, не вдаваясь

в излишнюю пространность, задам Вам только следующий вопрос: что могло бы более способствовать украшению и совершенству мира: привидения или же разнообразнейшие чудища вроде кентавров, гидр, гарпий, грифов, аргусов и других измышлений того же рода?

П

раво, мир был бы на славу изукрашен, если бы бог населил его по

прихоти нашей фантазии разными существами, которых всякий может

легко измыслить и вообразить, но никто не понимает!

В

торое [Ваше] основание — это то, что так как духи выражают образ

бога в большей степени, чем другие, телесные создания, то весьма

вероятно, что бог их создал. Я должен признаться, что мне до сего

времени неизвестно, в чем именно духи выражают бога больше, чем

другие создания. Знаю же я то, что между конечным и бесконечным

нет никакой соразмерности (proportia), так что различие между

величайшим и превосходнейшим созданием и богом не является

[принципиально] иным, чем то различие, которое имеет место между

богом и самым малейшим созданием. Этот Ваш аргумент, стало быть, ничего не дает по интересующему нас вопросу. Если бы о

привидениях я имел столь же ясную идею, как о треугольнике или

круге, тогда я нисколько не задумался бы признать, что они

действительно созданы богом. Но так как идея, которую я имею о них, вполне сходится с теми идеями о гарпиях, грифах, гидрах и т.д., которые я нахожу в моем воображении, то я не могу смотреть на

привидения иначе, как на сновидения, которые столь же отличны от

бога, как сущее (ens) отлично от несущего (non ens).

Т

ретье [Ваше] основание (которое состоит в том, что как тело может

существовать без души, так и душа — без

577

580

тела) равным образом кажется мне абсурдом. Скажите, пожалуйста, не будет ли в такой же мере правдоподобно заключение о

существовании памяти, слуха, зрения и т.п. без тела на том основании, что есть тела, не имеющие памяти, слуха и зрения, или заключение о

существовании шара без круга на основании того, что существует

круг без шара?

Ч

етвертое и последнее [Ваше] основание совпадает с первым, а потому

мне остается только сослаться на то, что я уже сказал по этому

пункту. Здесь же замечу только, что я не знаю, что в бесконечной

материи (materia infinita) должно называться, по Вашему, верхними

что нижним, — если только Вы не принимаете за центр вселенной

землю. Ибо если принять за этот центр Солнце или Сатурн, то самым

«нижним» местом будет Солнце или Сатурн, а никоим образом не

Земля.

Т

аким образом, оставляя без внимания этот аргумент и все остальное, я

заключаю, что эти и им подобные основания никого не могут убедить

в том, что существуют привидения или духи всевозможных видов, —

разве только тех, кто, зажимая свои уши перед разумом

(интеллектом), отдается во власть суеверию, которое настолько

враждебно правильному разуму (рассудку — Ratio), что для унижения

авторитета философов готово верить всяким сказкам старых баб.

Ч

то касается относящихся ко всему этому рассказов, то, как я уже

сказал в первом моем письме, я отрицаю целиком не самые рассказы, но выводимое из них заключение. К этому можно добавить, что я не

считаю эти истории настолько заслуживающими доверия, чтобы не

подвергать сомнению многие подробности, которые зачастую

прибавляются более для красного словца, чем для того, чтобы лучше

обосновать истинность данной истории или того заключения, которое

хотят из нее вывести. Я надеялся что из столь многочисленных

историй Вы укажете хотя бы одну или две, относительно которых

можно было бы менее всего сомневаться и которые бы яснее всего

доказывали существование духов или привидений. Но то, что

упомянутый Вами бургомистр желает заключить о существовании

привидений на том основании, что он слышал ночью шум в пивоварне

своей матери, подобный тому шуму, какой он привык слышать днем, кажется мне достойным смеха. Было бы слишком долгим [делом] раз-

578

581

бирать здесь все истории, написанные об этом вздоре. Поэтому для

краткости сошлюсь лишь на Юлия Цезаря, который, по свидетельству

Светония, смеялся над всем этим и был счастлив; об этом Светоний

рассказывает в жизнеописании полководца, в главе 59. Все те, кто

размышляет о действиях человеческого воображения и человеческих

страстей, должны смеяться над такого рода вещами, что бы там ни

говорили против этого Лафатер и другие, кто вместе с ним бредит на

эту тему.

[Гаага, сентябрь 1674 г.]

ПИСЬМО 55 292

Проницательнейшему философу В. д. С.

от Гуго Бокселя.

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

П

роницательнейший муж!

Я

несколько запоздал с ответом на Ваше письмо по той причине, что

небольшая болезнь лишала меня удовольствия занятий и

размышлений и мешала мне писать Вам. Теперь, слава богу, я совсем

поправился. В своем ответе на Ваше письмо я буду шаг за шагом

следовать порядку Ваших рассуждений, но буду перескакивать через

Ваши выпады против тех авторов, которые писали о привидениях.

И

так, я говорю, что, по моему мнению, духов женского пола не бывает, потому что я не признаю у них деторождения. Я опускаю вопрос о

том, какую фигуру и какое сложение имеют духи, так как это меня не

касается.

М

ы называем какую-нибудь вещь происшедшей случайно тогда, когда

она произошла помимо намерения того, кто произвел ее. Так, если мы, раскапывая землю, чтобы посадить виноградную лозу или чтобы

устроить колодезь или могилу, натыкаемся на клад, о котором никогда

раньше не думали, то мы говорим, что это произошло случайно. Но о

том, кто действует по своей свободной воле таким образом, что он

может либо действовать, либо но действовать, мы никогда не скажем, что он действует

579

582

случайно, когда он совершает те или иные действия. Иначе пришлось

бы называть случайными все человеческие действия, а это было бы

нелепо. Противоположностями являются необходимое и свободное, а

не необходимое и случайное. Далее, хотя воля бога вечна, но из этого

еще не следует, что мир вечен, потому что бог мог от вечности

определить, что он создаст мир в установленное время.

Д

алее, Вы говорите, что воля бога никогда не была индифферентной. С

этим я не могу согласиться. И я считаю, что нет необходимости

уделять этому пункту такое тщательное внимание, как Вы полагаете.

И вовсе не все говорят, что воля бога необходима. Ведь это заключает

в себе необходимость. Между тем тот, кто приписывает кому-нибудь

волю, подразумевает под этим, что он по своей воле может либо

действовать, либо не действовать. Если же мы приписываем ему

необходимость, то он необходимо должен действовать [и не может не

действовать].

Н

аконец, Вы говорите, что Вы не допускаете в боге никаких

человеческих атрибутов, чтобы не смешивать божественную природу

с человеческой. До этого пункта я [Вас] одобряю, ибо мы не знаем, ни

каким образом бог действует, ни каким образом он желает, понимает, рассуждает, видит, слышит и т.д. Однако если Вы совершенно

отрицаете за ним эти деятельности и наши возвышеннейшие

размышления о нем и утверждаете, что упомянутые деятельности не

существуют в боге в эминентном и метафизическом смысле, то я не

знаю Вашего бога или того, что Вы разумеете под словом «бог». То, что нам непонятно, еще не должно быть отрицаемо. Наша душа, которая есть дух и бестелесна, может действовать не иначе, как

посредством тончайших тел, а именно: посредством соков. Но каково

ее соотношение с телом? Каким образом она действует посредством

тел? Ведь без них она находится в состоянии покоя, а при нарушении

их порядка она поступает как раз противоположно тому, как она

должна была бы действовать. Покажите мне, каким образом все это

происходит. Вы не сможете точно так же, как и я. И, однако, мы

видим и чувствуем, что душа действует, и это остается истиной, хотя

мы и не знаем, каким именно образом происходит эта деятельность

души. Точно так же хотя мы и не постигаем, каким образом действует

бог,

580

583

и хотя мы и не желаем приписывать ему человеческих действий, однако мы но должны отрицать, что его действия эминентным 293 и

непостижимым образом согласуются с нашими, каковы — желание, понимание, зрение и слух, — только не при помощи глаз или ушей, но

посредством ума (интеллекта) (подобно тому, как ветер и воздух

могут разрушить и уничтожить горы и целые области без помощи рук

или каких-либо других инструментов, что, однако, для людей без

помощи рук и машин невозможно). Если Вы приписываете богу

необходимость и лишаете его воли или свободного выбора, то может

возникнуть вопрос, не изобретаете ли Вы в виде чудовища того, кто

является бесконечно совершенным существом? Чтобы достигнуть

Вашей цели, Вам нужны будут другие аргументы для возведения

Вашего фундамента, потому что в приведенных Вами аргументах, по

моему мнению, нет никакой солидности. И даже если Вы их докажете, то остаются еще другие аргументы, которые, быть может, будут столь

же вески, как и Ваши. Однако оставим это и пойдем дальше.

Д

ля доказательства того, что в мире существуют духи, Вы требуете

демонстративных (наглядных) доказательств. Такого рода

доказательств в мире немного, и все они, за исключением

математических, не настолько точны, как мы этого желали бы.

Поэтому мы довольствуемся вероятными и правдоподобными

предположениями. Если бы доводы, которыми мы что-нибудь

доказываем, были настоящими доказательствами, то разве только

глупцы или упрямцы могли бы противоречить им. Но в том-то и дело, дорогой друг, что мы не столь счастливы в этом отношении. В жизни

мы не особенно точны, в значительной мере руководствуемся

простыми предположениями и за недостатком доказательств

принимаем в своих рассуждениях то, что является лишь вероятным.

Это же самое явствует из всех наук, как божественных, так и

человеческих, полных всякого рода спорами и разногласиями, великое

множество которых является причиной того, что среди людей

встречается так много различных мнений. По этой-то причине

существовали некогда, как Вам известно, философы, называемые

скептиками, которые во всем сомневались. Эти скептики спорили за и

против каждого положения, чтобы за недостатком истинных

оснований принять то, что было по крайней мере

581

584

вероятным, причем каждый верил в то, что казалось ему более

вероятным. Луна находится прямо под Солнцем, поэтому на

определенной части Земли Солнце будет затмеваться ею. Если же

Солнце не затмевается днем, то это значит, что Луна не находится

прямо под Солнцем. Это демонстративное доказательство от причины

к следствию и от следствия к причине. Такого рода доказательства

существуют, но их мало, и, действительно, ни один человек, если

только он их понял, не может им противоречить.

Ч

то касается красоты, то существуют вещи, части которых

пропорциональны по отношению к другим и составлены лучше, чем

другие. Бог даровал человеческому интеллекту и суждению

соответствие и гармонию с тем, что пропорционально, а не с тем, что

лишено всяких пропорций. Так, слушая гармонические и

дисгармонические звуки, человек отлично может различить гармонию

и диссонанс, потому что гармония, доставляет ему наслаждение, диссонанс же вызывает неудовольствие. Совершенство какой-нибудь

вещи тоже является прекрасным, поскольку у такой вещи нет ни в чем

недостатка. Существует множество примеров всего этого, но я

опускаю их, чтобы не быть слишком пространным. Бросим взгляд

только на мир, обозначаемый словами «целое» (Totus) или

«вселенная» (Universum). Если все сказанное верно (а это, действительно, так), то существа бестелесные не могут унизить или

обезобразить вселенной. То, что Вы говорите о кентаврах, гидрах, гарпиях и т.п., не имеет сюда никакого отношения, ибо мы говорим о

самых общих родах вещей и о самых первых их градациях (gradus), которые охватывают собой бесчисленное множество разнообразных

видов, — а именно, о вечном и временном, о причине и следствии, о

конечном и бесконечном, об одушевленном и неодушевленном, о

субстанции и акциденции или модусе, о телесном и духовном и т.д. Я

говорю, что духи подобны богу, потому что бог сам есть дух. Вы

требуете столь же ясной идеи о духах, как о треугольнике. Но это

невозможно. Скажите, пожалуйста, сами: какую идею имеете Вы о

боге и настолько ли эта идея ясна Вашему разуму (интеллекту), как

идея треугольника? Я знаю, что у Вас нет [такой ясной идеи], и я уже

сказал, что мы не настолько счастливы, чтобы познавать вещи на

основании демонстративных доказательств, и

582

585

что в этом мире по большей части приходится иметь дело лишь с

вероятным. Тем не менее я утверждаю, что, как бывают тела, не

обладающие памятью и т.п., точно так же может быть и память без

тела и что, как существует круг без шара, так может существовать и

шар без круга. Однако это уже значит от самых общих родов

спускаться к частным видам, которых это рассуждение не имеет

непосредственно в виду.

Ц

ентром вселенной я считаю Солнце, причем неподвижные звезды

отстоят от земли дальше, чем Сатурн, Сатурн — дальше, чем Юпитер, а этот последний — дальше, чем Марс, так что в бесконечном

воздушном пространстве одни места более отдалены от нас, другие же

находятся ближе к нам, причем первые мы называем более высокими, а последние — более низкими.

Н

е защитники, а противники существования духов высказывают

недоверие к философам, потому что все философы, как древние, так и

новые, разделяют убеждение в существовании духов. Об этом

свидетельствует Плутарх в своих трактатах о воззрениях философов и

о демоне Сократа. О том же свидетельствуют стоики, пифагорейцы, платоники, перипатетики, а также Эмпедокл, Максим Тирский, Апулей и другие. Из новых писателей также никто не отрицает

привидений. Итак, отвергайте столь многочисленных мудрых

свидетелей, своими собственными глазами видевших и ушами

слышавших то, о чем они пишут, отвергайте столь многочисленных

философов и историков, рассказывающих об этом, утверждайте, что

все они — глупцы, заодно с толпою, и безумцы, хотя Ваши-то ответы

совсем неубедительны и даже абсурдны и зачастую не затрагивают

основного предмета нашего спора и Вы не даете ни одного

доказательства, которое бы подкрепило Ваше мнение. Что касается

Цезаря, то он осмеивал (подобно Цицерону и Катону) вовсе не

привидения, а предзнаменования и предчувствия. И, однако, если бы в

день своей гибели он не посмеялся над Спуриной 294, то враги не

имели бы возможность покрыть его тело столькими ранами. Но на

этот раз довольно. И т.д.

[Сентябрь 1674 г.]

583

586

ПИСЬМО 56 295

Славнейшему и благороднейшему

мужу Гуго Бокселю

от Б. д. С.

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

С

лавнейший муж!

С

пешу ответить на полученное мною вчера Ваше письмо, ибо, задержав

ответ теперь, я был бы принужден отложить его на более долгое

время, чем это было бы для меня желательно. Здоровье Ваше

причинило бы мне. беспокойство, если бы я не знал, что Вы уже

чувствуете себя лучше. Надеюсь, что Вы уже вполне здоровы.

К

ак трудно двум людям, которые следуют различным принципам, столковаться и прийти к одинаковому мнению о таком предмете, который зависит от многого другого, явствует уже из одного этого

нашего спора, даже если бы это не доказывалось никакими

аргументами. Скажите мне, пожалуйста, видели ли Вы или читали ли

Вы каких-нибудь таких философов, которые бы держались того

мнения, что мир произошел случайно, именно в том смысле, в каком

Вы это понимаете, т.е. что бог при создании мира поставил перед

собой определенную цель и, однако, сам же переступил ту цель, которую он предначертал? Мне неизвестно, чтобы нечто подобное

когда-либо приходило в голову какому-нибудь человеку. Точно так же

мне неизвестны и те доводы, которыми Вы стараетесь убедить меня, что случайное (Fortuitum) и необходимое (Necessarium) не суть

противоположности. Когда я говорю, что три угла треугольника

необходимо равны двум прямым, то этим самым я отрицаю, что это

происходит случайно. Точно так же, утверждая, что теплота есть

необходимое следствие огня, я вместе с тем отрицаю, что это

происходит случайно. Не менее абсурдным и противным разуму

кажется мне утверждение о том, что необходимое и свободное суть

[взаимоисключающие] противоположности. В самом деле, никто не

может отрицать, что бог свободно познает самого себя и все

остальное, и тем не менее все единогласно сходятся в том, что бог

познает себя необходимо. Мне кажется поэтому, что Вы не полагаете

ни-

584

587

какого различия между необходимостью и принуждением, или

насилием. Стремление человека жить, любить и т.п. отнюдь не

вынуждено у него силой, и, однако, оно необходимо; тем более нужно

сказать это о бытии, познании и деятельности бога. Если, помимо

этого, Вы примете во внимание то обстоятельство, что

индифферентность [воли] есть не что иное, как незнание или

сомнение, и что воля, всегда постоянная и во всем определенная, является добродетелью и необходимым свойством разума, то Вы

увидите, что мои слова вполне согласуются с истиной. Если сказать, что бог мог не пожелать какой-нибудь вещи, но не мог не познавать

ее, то что значит приписывать богу две различные свободы — свободу

необходимую и свободу индифферентную, — а следовательно, мыслить волю бога отличною от его сущности и его разума и таким

образом впадать во все новые и новые нелепости.

Т

о внимание [к указанным мною положениям], на котором я настаивал

в моем предыдущем письме, не показалось Вам необходимым, а

потому Вы и не сосредоточили Ваших мыслей на самом главном

пункте и пренебрегли именно тем, что было всего существеннее для

разрешения вопроса.

Д

алее, Вы говорите, что если я отрицаю относительно бога акты зрения, слуха, внимания, воления и т.п. и не признаю, что они эминентно

существуют в боге, то Вам непонятно, каким я представляю себе бога.

Это заставляет меня подозревать, что, по Вашему мнению, нет

большего совершенства, чем то, которое может быть выражено этими

атрибутами. Этому я не удивляюсь, ибо я думаю, что если бы

треугольник имел дар слова, то он таким же образом сказал бы, что

бог в эминентном смысле треуголен, а круг сказал бы, что

божественная природа эминентным образом кругла. И подобным

образом любая вещь приписывала бы богу свои собственные

атрибуты и делала бы себя похожей на бога 296, причем все остальное

казалось бы ей безобразным.

У

зкие рамки письма и недостаток времени не позволяют мне развернуть

перед Вами все мои воззрения на божественную природу и разобрать

все вопросы, которые Вы выдвигаете; к тому же выставлять трудности

еще не значит приводить доводы. Верно, что в жизни мы многое

делаем на основании [простого] предположения; но не-

585

588

верно, будто мы строим свои размышления на основе [простого]

предположения. В обыденной жизни нам приходится следовать тому, что наиболее вероятно, но в умозрениях (speculationes) мы должны

следовать [только] истине. Человек умер бы от голода и жажды, если

бы не захотел пить и есть до тех пор, пока у него не было бы

совершенного доказательства того, что пища и питье пойдут ему на

пользу. Но в сфере созерцания (in contemplatione) это не имеет места.

Напротив, здесь мы должны остерегаться принимать за истинное то, что является только вероятным, ибо стоит нам допустить одну

неверность, чтобы за ней последовало бесконечное множество других. Д

алее, из того, что божественные и человеческие науки полны

многочисленными спорами и разногласиями, нельзя делать

заключения, что все то, о чем они трактуют, недостоверно. Ведь

существовало много людей, которые до такой степени были

одержимы духом противоречия, что они осмеивали даже

геометрические доказательства. Секст Эмпирик и другие скептики, о

которых Вы упоминаете, считают ложным, например, то положение, что целое больше своей части, и точно так же они высказываются и о

других аксиомах.

Н

о, оставив это и согласившись, что за недостатком доказательств мы

должны довольствоваться вероятностями, я утверждаю, что вероятное

доказательство должно быть таким, чтобы хотя мы и могли в нем

сомневаться, однако мы не могли бы выставить против него

противоположного положения, ибо то, против чего можно выставить

противоположное положение, скорее невероятно, чем вероятно. Если

я, например, скажу, что Петр жив, потому что я видел его вчера

совершенно здоровым, то это весьма вероятно, поскольку никто не

может выставить противоположного утверждения. Но если другой

человек говорит, что видел вчера этого самого Петра в беспамятстве, и полагает, что Петр вследствие этого скончался, то тем самым он

делает мое утверждение скорее невероятным, чем вероятным. Что

Ваше предположение о существовании духов и привидений является

ложным и не может претендовать даже на вероятность, я показал так

ясно, что в Вашем ответе я не нахожу ничего достойного внимания.

Н

а Ваш вопрос: имею ли я о боге столь же ясную идею, как о

треугольнике, я отвечаю утвердительно. Но если

586

589

Вы меня спросите, имею ли я о боге столь же ясное образное

представление (imago), как о треугольнике, то я отвечу отрицательно, ибо бога мы не можем представлять образно (imaginari), но зато

можем понимать (intelligere). Здесь следует также заметить, что я не

говорю, что я познаю бога целиком и полностью (omnino), но говорю, что я постигаю некоторые из его атрибутов (не все и даже не большую

часть), причем несомненно, что незнание большинства их не

препятствует тому, чтобы иметь знание о некоторых из них. Когда я

изучал «Элементы» Эвклида, то я сперва узнал, что три угла

треугольника равняются двум прямым, и это свойство треугольника

было мне вполне ясно, хотя я и не знал многих других его свойств.

Ч

то касается духов и привидений, то до сих пор я не слыхал о них ни

одного удобопонятного свойства, а слышу одни только фантазии, которых никто не может понять. Когда Вы говорите, что духи или

привидения, находящиеся ниже (следую Вашему способу выражения, хотя я не понимаю, почему материя, находящаяся ниже, хуже

материи, находящейся выше), состоят из нежнейшей, разреженнейшей

и тончайшей субстанции, то мне кажется, что Вы говорите не то о

паутине, не то о воздухе или парах. Сказать, что они невидимы, на

мой взгляд, равносильно указанию на то, чем они не являются, а не

указанию того, что они такое; если только Вы, быть может, не хотите

этим намекнуть на то, что они по произволу делают себя то

видимыми, то невидимыми и что воображение не встретит никакого

затруднения в [представлении] такого рода невозможных вещей, как и

в [представлении] других невозможностей.

А

вторитет Платона, Аристотеля и Сократа не имеет для меня большого

значения. Я был бы удивлен, если бы Вы сослались на Эпикура, Демокрита, Лукреция или какого-нибудь другого из атомистов и

защитников атомов. Ибо неудивительно, что люди, измыслившие

скрытые качества 297, интенциональные образы 298, субстанциальные

формы 299 и тысячу других пустяков, выдумали также духов и

привидения и доверились бабьим сказкам, чтобы ослабить авторитет

Демокрита, славе которого они так завидовали, что сожгли все его

книги, опубликованные им среди таких похвал 300. Если Вы склонны

верить этим людям, то какие основания имеете Вы для отрицания

587

590

чудес божественной девы и всех святых — чудес, о которых писали

столько знаменитейших философов, теологов и историков, что я мог

бы насчитать их Вам по сто на каждого из признающих привидения. О

днако же, славнейший муж, письмо мое вышло длиннее, чем я думал.

Не хочу докучать Вам долее предметами, с которыми Вы, я знаю, не

согласитесь, потому что следуете принципам, весьма отличающимся

от моих. И т.д.

[Гаага, октябрь 1674 г.]

ПИСЬМО 57 301

Превосходнейшему и проницательнейшему

философу Б. д. С. от Эренфрида Вальтера

фон Чирнгауса 302 .

П

ревосходнейший муж!

.

..Во всяком случае, я удивляюсь тому, что тем же самым рассудком, которым философы доказывают ложность какого-нибудь положения, они показывают и его истинность. Декарт в начале своего

«Рассуждения о методе» полагает, что достоверность разума

одинакова у всех людей, а в «Метафизических размышлениях» он эту

мысль доказывает. То же самое признают и те, которые полагают, что

какое-нибудь достоверное положение они могут доказать таким

образом, чтобы каждым человеком оно принималось за несомненное. О

днако, оставив это, я апеллирую к опыту и смиренно прошу Вас

обратить особое внимание на следующее. Если из двух людей один

что-либо утверждает, а другой отрицает и притом каждый

высказывает то, что он думает, то получится, что (хотя по словам

своим они кажутся прямо противоположными друг другу, однако, если принять в соображение их мысли) оба они говорят истину

(каждый сообразно своему пониманию). Я упоминаю об этом потому, что это способно принести огромную пользу в общественной жизни, так как, приняв это в соображение, можно было бы предотвратить

бесчисленные разногласия и проистекающие отсюда споры; хотя эта

истина в мыслях

588

591

(veritas in conceptu) не всегда абсолютно истинна, но лишь при

условии принятия за истину того, что предполагается при этом в

разуме. Это правило до такой степени универсально, что оно имеет

место у всех людей, не исключая даже сумасшедших и спящих; ибо

все то, относительно чего они говорят, что они это видят (хотя, по-

нашему, этого и нет) или видели, несомненно обстоит так фактически. В

се это весьма ясно можно видеть и на том вопросе, о котором идет

речь, а именно на вопросе о свободе воли. Из обоих спорящих как тот, кто говорит за свободу, так и тот, кто — против, оба кажутся мне

говорящими истину, сообразно тому, как каждый понимает свободу.

Декарт называет свободным то, что не вынуждается никакой

причиной; Вы же, напротив, называете свободным то, что никакой

причиной ни к чему не детерминируется. Я признаю вместе с Вами, что мы во всех делах определяемся (детерминируемся) к чему-нибудь

той или другой определенной причиной и, следовательно, что мы не

имеем никакой свободы воли. Но, с другой стороны, я полагаю заодно

с Декартом, что в некоторых делах (я сейчас покажу это) мы

действуем отнюдь не по принуждению и, таким образом, обладаем

свободой воли. В качестве примера я возьму то, что я сейчас делаю.

П

остановка же вопроса может быть троякой. Во-первых, имеем ли мы

абсолютную власть над вещами, находящимися вне нас? Это

отрицается. Так, например, то обстоятельство, что я теперь пишу Вам

это письмо, абсолютно не зависит от моей власти, ибо несомненно, что если бы я не был задержан своим отъездом или присутствием

друзей, то я написал бы его раньше. Во-вторых, имеем ли мы

абсолютную власть над движениями нашего тела, происходящими по

определению нашей воли? Отвечаю на это ограничительно: да, если

мы физически здоровы. Если я здоров, то взяться или не взяться за

письмо всегда находится в моей воле. В-третьих, могу ли я, полностью владея своим рассудком (Ratio), пользоваться им свободно, т.е. абсолютно? На это я отвечаю утвердительно, ибо кто станет

отрицать, не впадая в противоречие со своим собственным сознанием, что я властен в моих помышлениях хотеть или не хотеть написать это

письмо? А что касается самого акта писания, поскольку внешние

причины (это относится ко второму пункту) дают мне воз-

589

592

можность как писать, так и не писать, то я признаю вместе с Вами, что

имеются причины, детерминирующие меня к тому, чтобы я писал

сейчас: то обстоятельство, что Вы раньше писали мне и просили меня

ответить Вам при первом удобном случае и что теперь представляется

такой случай и я не хотел бы упустить его. Но в то же время, основываясь на свидетельстве моего сознания, я признаю вместе с

Декартом, что все это еще не принуждает меня писать и что, несмотря

на все эти основания, я мог бы и воздержаться от писания (и отрицать

это кажется мне совершенно невозможным). Если бы мы

принуждались ко всему внешними обстоятельствами, то кто мог бы

сделаться добродетельным? Более того, приняв это, мы должны были

бы признать извинительной всякую низость. А между тем разве мы не

видим весьма часто, что, как бы ни детерминировали нас к чему-

нибудь внешние вещи, мы этому тем не менее сопротивляемся своим

твердым и непреклонным духом.

И

так, чтобы яснее представить вышеприведенное правило: вы оба

говорите истину, каждый сообразно своему пониманию; но если мы

имеем в виду абсолютную истину, то она принадлежит только

мнению Декарта. Вы предполагаете, как нечто достоверное, что

сущность свободы заключается в том, что мы ничем не

детерминируемся. При этом предположении будет верно как то, так и

другое мнение. Между тем сущность вещи состоит в том, без чего эта

вещь не может быть даже мыслима; свобода же может быть мыслима, хотя бы мы и детерминировались в наших действиях внешними

причинами, т.е. хотя бы всегда существовали причины, которые

побуждают нас действовать в определенном направлении, однако не

производят наших действий целиком. Но свобода совсем не может

быть мыслима, если предположить, что мы действуем по

принуждению. Впрочем, по этому вопросу смотрите у самого Декарта, т. I, письма 8 и 9, а также т. II, стр. 4. Но пока довольно. Прошу Вас

ответить мне на эти затруднения, и Вы найдете меня не только

благодарным, но и, по мере сил и здоровья, Вашим преданнейшим

слугой.

8 октября 1674 г.

NN 303

590

593

ПИСЬМО 58 304

Ученейшему и высокоопытному

мужу г. Г. Шуллеру

от Б. д. С.

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

В

ысокоопытный господин!

Н

аш общий друг И.Р. 306 переслал мне письмо, которым Вы удостоили

меня, вместе с рассуждениями Вашего друга 307 относительно моего и

Декартова мнения о свободе воли. И то и другое письмо были мне в

высшей степени приятны, и хотя в настоящее время я не совсем

здоров и меня весьма отвлекают другие дела, однако Ваша

исключительная любезность и — что особенно важно в моих глазах —

присущее Вам стремление к истине побуждают меня удовлетворить

по мере моих слабых сил Ваше желание. Но что хочет сказать Ваш

друг до того, как он апеллирует к опыту и просит о большом

внимании, я, право, не понимаю. Дальше он говорит: «Когда из двух

спорящих о какой-либо вещи один что-нибудь утверждает, а другой

отрицает» и т.д. Это верно в том случае, если он имеет в виду двух

людей, которые хотя и употребляют одни и те же термины, однако

думают о различных вещах. Несколько примеров такого рода я

прислал когда-то нашему другу И.Р., которому в настоящее время я

пишу, прося его сообщить Вам эти примеры.

П

ерехожу к определению свободы, которое друг Ваш приписывает мне, хотя я, право, не знаю, откуда он взял его. Я называю свободной

такую вещь, которая существует и действует из одной только

необходимости своей природы; принужденным же я называю то, что

чем-нибудь другим детерминируется к существованию и к

действованию тем или другим определенным образом. Так, например, бог существует хотя необходимо, но свободно, потому что он

существует из одной только необходимости своей природы. Точно так

же бог свободно познает себя и вообще все, потому что из одной

только необходимости его природы следует, что он все познает

(intelligere). Итак, Вы видите, что я полагаю свободу не в свободном

решении (decretum), но в свободной необходимости (libera necessitas).

591

594

Н

о перейдем к вещам сотворенным (res creatae), которые все

детерминируются внешними причинами к существованию и

действованию тем или иным определенным образом. Чтобы яснее

понять это, возьмем вещь, наиболее простую. Например, камень

получает определенное количество движения от какой-нибудь

внешней причины, которая толкает его, и благодаря этому количеству

движения он с необходимостью будет продолжать двигаться дальше, до тех пор пока не прекратится действие внешней причины. Это

продолжение движения камня является вынужденным не потому, что

оно необходимо, а потому, что оно определено толчком внешней

причины. И то, что сказано здесь о камне, имеет значение для любой

отдельной вещи, сколь бы сложной и ко многому способной она ни

мыслилась, а именно: каждая отдельная вещь необходимо

детерминируется какой-нибудь внешней причиною к существованию

и действованию тем или иным определенным образом.

Д

алее, представьте себе, пожалуйста, что камень, продолжая свое

движение, мыслит и сознает, что он изо всех сил стремится не

прекращать этого движения. Этот камень, так как он сознает только

свое собственное стремление (conatus) и так как он отнюдь не

индифферентен, будет думать, что он в высшей степени свободен и

продолжает движение не по какой иной причине, кроме той, что он

этого желает. Такова же та человеческая свобода, обладанием которой

все хвалятся и которая состоит только в том, что люди сознают свое

желание, но не знают причин, коими они детерминируются. Так, ребенок думает, что он свободно стремится к молоку, а

рассердившийся мальчик, — что он свободно желает мщения, робкий

же — что он желает бегства. Так, пьяный думает, будто он по

свободному решению воли разглашает то, относительно чего

впоследствии, протрезвившись, он хотел бы, чтобы это осталось

невысказанным. Так же и человек, находящийся в бреду или

болтливый по природе, и многие другие того же сорта полагают, что

они поступают по свободному решению своей воли, а не уносятся

порывом непреодолимого влечения. И так как этот предрассудок

врожден всем людям, то люди не так-то легко от него избавляются.

Ибо хотя опыт более чем достаточно учит, что люди весьма мало

способны сдерживать свои желания и что часто, волнуемые

противополож-

592

595

ными аффектами, они видят лучшее, а следуют худшему 308, однако

они считают себя свободными, и это потому, что некоторых вещей

они хотят не особенно сильно и стремление к этим вещам легко может

быть подавлено воспоминанием о какой-нибудь другой вещи, которая

часто появляется в нашей памяти.

Э

тими замечаниями я, если не ошибаюсь, достаточно разъяснил мое

мнение о свободной и вынужденной (coacta) необходимости и о

мнимой человеческой свободе. Из этого легко получить ответ на

возражения Вашего друга. Ибо если он (говоря вместе с Декартом, что

свободным является тот, кто не принуждается никакой внешней

причиной) под принужденным человеком понимает того, кто

действует вопреки своему желанию, то я согласен, что в некоторых

вещах мы нисколько не принуждаемся и в этом отношении обладаем

свободной волей. Но если под принужденным человеком он понимает

того, кто действует хотя и не против своего желания, но тем не менее

необходимо (как я объяснил это выше), то я отрицаю, чтобы мы были

свободны в чем бы то ни было.

Д

руг Ваш, напротив, утверждает, что «разумом мы можем пользоваться

вполне свободно, т.е. абсолютно», на чем он довольно самоуверенно, чтобы не сказать — слишком самоуверенно, настаивает. «Кто станет,

— говорит он, — отрицать, не впадая в противоречие со

свидетельством собственного сознания, что я властен в моих

помышлениях хотеть или не хотеть написать это письмо?» Хотел бы я

знать, о каком сознании говорит здесь Ваш друг, если не о том, которое рассмотрено мною на примере с камнем? Что до меня, то я, чтобы не противоречить моему сознанию (conscientia), т.е. разуму и

опыту, и чтобы не поощрять предрассудков и невежества, не признаю

за собой никакой абсолютной власти мышления, которая давала бы

мне возможность [по произволу] мыслить, что я хочу и что я не хочу

писать. Но я апеллирую к сознанию Вашего друга, который, без

сомнения, сам испытывал, что в сновидениях он не обладает властью

помыслить, что он желает и что он не желает писать, и что когда ему

снится, что он хочет писать, то он уже не имеет власти не видеть этого

во сне. Не менее известно ему из его опыта, полагаю я, и то, что душа

наша не всегда одинаково способна мыслить об одном и том же

предмете; но соответственно тому, в какой мере наше тело способно

593

596

к тому, чтобы в ном вызывался образ того или другого объекта, соответственно этому и душа (mens) в большей или меньшой степени

способна к созерцанию этого объекта.

Д

алее Ваш друг прибавляет, что причины, которые привели его к

решению написать письмо, хотя и побуждают, но не принуждают его

к этому. Если отнестись к этому беспристрастно, то это может

означать только одно, а именно: что душа его была настроена таким

образом, что причины, которые в ином случае — если бы он, например, находился во власти какого-нибудь сильного аффекта — не

могли бы склонить его к писанию письма, при настоящих условиях

легко заставили его сделать это; другими словами, причины, которые

при иных условиях не могли бы принудить его, при данных условиях

принудили его, но не к писанию вопреки его желанию, а к тому, чтобы

он с необходимостью захотел этого.

Д

алее, он говорит: если бы мы принуждались ко всему внешними

обстоятельствами, то никто не мог бы сделаться добродетельным. Но

я не знаю, кто сказал ему, что мы не можем достигнуть твердости и

постоянства духа, если все совершается по фатальной необходимости

(ех fatali necessitate), и что это возможно лишь из свободного решения

души?

Е

сли же он прибавляет, что, «принимая все это, пришлось бы признать

извинительной всякую низость», — то что же из этого? Ведь злые

люди не менее зловредны и не менее опасны оттого, что они злы по

необходимости. Но об этом, если Вам угодно, смотрите мое

«Приложение» к первой и второй частям «Начал» Декарта, изложенным геометрическим порядком, ч. II, гл. 8.

Н

аконец, я хотел бы, чтобы Ваш друг, делающий мне все эти

возражения, ответил мне на такой вопрос: каким образом он эту

человеческую добродетель, происходящую из свободного решения

души, согласует с предопределением божьим? Если он вместе с

Декартом признает, что он не знает, как примирить эти вещи, то это

значит только, что он замахивается на меня копьем, которое уже

пронзило ого самого. Но напрасно, потому что, если Вам угодно будет

внимательно рассмотреть мое воззрение, то Вы увидите, что все в нем

вполне согласно. И т.д.

[Гаага, октябрь 1674 г.]

594

597

ПИСЬМО 59 309

Превосходнейшему и проницательнейшему

философу Б. д. С.

от Эренфрида Вальтера

фон Чирнгауса.

П

ревосходнейший муж!

К

огда же, наконец, мы получим Ваш метод для руководства разумом

при познавании не известных еще нам истин, а также Вашу общую

физику (generalia in physicis)? Я знаю, что Вы за последнее время

продвинулись вперед в этих областях. Относительно первого мне это

было уже известно и раньше; о втором же свидетельствуют те леммы, которые приложены ко второй части Вашей «Этики» и которые легко

разрешают многие затруднения в физике. Если только Вы найдете

досуг и удобный случай, то убедительнейше прошу Вас дать мне

истинное определение движения вместе с объяснением его, а также

разъяснить мне: каким образом (раз протяжение, поскольку оно

мыслится само через себя, является неделимым, неизменным и т.д.) мы можем a priori вывести возможность возникновения столь многих

различных модификаций его (tot tamque multas varietates), а

следовательно, существование той или иной фигуры в частицах

какого-нибудь тела — частицах, которые, однако, во всяком теле

разнообразны и отличаются от фигур частей, составляющих форму

какого-нибудь другого тела?

П

ри личном свидании Вы указали мне метод, которым Вы пользуетесь

для нахождения истин, Вам еще не известных. Из своего опыта я

нахожу, что метод этот превосходен и в то же время весьма легок, насколько я его понимаю. Могу сказать, что его одного было уже

достаточно, чтобы сильно продвинуть меня в математике. В связи с

этим я хотел бы получить от Вас истинное определение адекватной, истинной, ложной, фиктивной и сомнительной идеи. Я сам

доискивался различия между идеей адекватной и истинной. Но до сих

пор я мог в этом отношении открыть только одно, а именно: исследуя

вещь и определенное понятие (conceptus) или идею (для того чтобы

затем выяснить, является ли эта истинная идея также и адекватной

идеей какой-нибудь лощи), я задавался вопросом:

595

598

какова причина этой идеи или понятия? Узнав это, я опять спрашивал

себя: какова причина этого понятия? И таким образом я не переставал

исследовать причины причин идей, пока, наконец, не доходил до

такой причины, для которой уже не мог отыскать никакой другой

причины, кроме той, что среди всех возможных идей, какими я

обладаю, существует также и эта идея. Так, например, когда мы

спрашиваем: в чем заключается действительный источник наших

заблуждений? — то Декарт ответит на это: в том, что мы даем свое

согласие в отношении того, что нами еще не постигнуто с ясностью.

Однако, даже если это и есть истинная идея о данном предмете, я не

смогу определить всего, что требуется для познания его, если у меня

не будет о ном также и адекватной идеи. Для того же, чтобы получить

адекватную идею о нем, я вновь задамся вопросом о причине этого

понятия, т.е. спрошу себя: отчего происходит, что мы даем свое

согласие в отношении того, что нами ясно не понято? — и отвечу, что

это происходит из-за недостатка знаний. Но далее уже невозможно

спрашивать о том, какова причина того, что некоторых вещей мы не

знаем. А отсюда я вижу, что я нашел адекватную идею наших

заблуждений.

З

десь, между прочим, я спрошу Вас о следующем: так как установлено, что многие вещи, выраженные бесчисленными способами, имеют

свою адекватную идею и что из каждой адекватной идеи может быть

выведено все, что только возможно знать о данной вещи, хотя из

одной идеи такое знание о вещи может быть извлечено легче, чем из

другой, то есть ли какой-нибудь способ распознавать, какой из этих

идей следует предпочтительно пользоваться? Так, например, адекватная идея круга состоит в равенстве его радиусов; но она

состоит также в равенстве между собой бесчисленных [вписанных в

круг] прямоугольников, образуемых отрезками двух прямых линий, и

т.д., так что круг имеет бесчисленные выражения, из которых каждое

раскрывает адекватную природу круга. И хотя из каждого такого

выражения может быть выведено все, что возможно знать о круге, однако из одного выражения гораздо легче сделать все нужные

выводы, чем из другого. Точно так же, рассматривая координаты

кривых, можно вывести много такого, что относится к изменению

этих последних; но то же самое будет еще легче вывести при

рассмотрении их касательных 310, и т.д.

596

599

Этим я хотел показать Вам, насколько я уже продвинулся в этом

исследовании. Жду от Вас разъяснений, которые бы могли улучшить

мое исследование, или — если я где-нибудь ошибся — поправки, а

также и просимого мною определения. Будьте здоровы.

5 января 1675 г.

ПИСЬМО 60 311

Благороднейшему и ученейшему мужу

Эренфриду Вальтеру фон Чирнгаусу

от Б. д. С.

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

Б

лагороднейший муж!

В

се различие между идеей истинной и адекватной я полагаю в том, что

название истинной имеет в виду только согласие (convenientia) идеи с

ее идеатом, название же адекватной имеет в виду природу идеи самой

в себе, так что в действительности нет никакого различия между

истинной и адекватной идеей, кроме указанного внешнего отношения.

Теперь, чтобы распознать, какая из всех идей о предмете может

послужить основанием для вывода всех его свойств, я замечу только

одно, а именно: что эта идея (или определение) вещи должна

выражать [ее] производящую причину (causa efficiens). Так, например, для изучения свойств круга, я задаюсь вопросом: могу ли я из той

идея круга, по которой он содержит в себе бесчисленные

прямоугольники, вывести все свойства его; другими словами, я

задаюсь вопросом: заключает ли в себе эта идея производящую

причину круга? И так как этого нет, то я ищу другое определение, а

именно: что круг есть пространство, очерчиваемое линией, одна точка

которой неподвижна, а другая движется. Так как это определение уже

выражает производящую причину, то я знаю, что из него я могу

вывести все свойства круга, и т.д. Точно так же, когда я определяю

бога как существо в высшей степени совершенное, то из этого

определения я не могу извлечь всех свойств бога, так как определение

это не выражает производящей причины (ибо я считаю, что

производящая причина может быть как внешней, так и

597

600

внутренней). Когда же я определяю бога как существо и т.д. (см.

опред. 6, ч. I «Этики»), [то я могу извлечь отсюда все его свойства].

Ч

то касается остального, а именно: движения и того, что имеет

отношение к методу, то, так как я еще не изложил этого письменно в

должном порядке, я оставляю эти вопросы для другого случая.

П

о поводу Вашего утверждения, что, рассматривая координаты кривых, можно вывести много такого, что относится к измерению этих

последних, но что то же самое будет еще легче вывести при

рассмотрении их касательных и т.д. 312, я замечу, напротив, что

посредством касательных многое другое выводится менее легко, чем

посредством координат, надлежащим образом примененных. И я

вообще утверждаю, что (какова бы ни была данная идея) из тех или

других свойств какой-нибудь вещи одно может быть выведено легче, другое — труднее (причем, однако, все это относится к природе этой

вещи). Но я считаю, что нужно соблюдать при этом только одно, а

именно: нужно искать такой идеи, из которой можно извлечь все, как

сказано выше. Ибо, когда мы из чего-нибудь выводим все возможные

свойства данной вещи, то очевидно, что дальнейшие выводы

необходимо будут труднее ближайших. И т.д.

[Гаага, январь 1675 г.]

ПИСЬМО 61313

Славнейшему мужу Б. д. С.

от Генриха Ольденбурга.

С

ердечный привет!

Н

е хочу упустить удобного случая, представляющегося с отъездом в

Голландию ученейшего господина Буржуа, доктора медицины в Кане

и приверженца реформатской религии, чтобы сообщить Вам, что

несколько недель тому назад я выразил Вам свою благодарность за

посылку Вашего «Трактата» 314 (который, однако, не дошел до меня), но что я питаю сомнение в том, что означенное письмо мое

надлежащим образом дошло до Вас. Я высказал в нем свое мнение об

этом «Трактате». Однако, лучше изучив и продумав этот «Трактат», я

должен признан, свое прежнее суждение о нем слишком поспешным.

Мне показалось

598

601

тогда, что кое-какие моста в нем направлены против религии, ибо я

мерил ее на обычный аршин теологов и принятых вероисповедных

формул (которые слишком уж дышат духом партийности). Но при

более глубоком размышлении многое убедило меня в совершенно

обратном: я увидел, что замыслы Ваши отнюдь не направлены во вред

истинной религии (Religio vera) и основательной философии, что, напротив того, Ваша работа направлена на то, чтобы выяснить и

утвердить настоящую цель христианской религии и указать на

божественную высоту и величие плодотворной философии. Так как я

теперь считаю, что таковы именно Ваши намерения, то я убедительно

прошу Вас почаще сообщать о том, что Вы теперь для этой цели

подготовляете и над чем размышляете, Вашему старинному и

искреннему другу, который от всей души желает самого счастливого

успеха столь возвышенным планам. Клянусь Вам, что ни одному

смертному не выдам ничего из сообщенного Вами, стоит Вам только

намекнуть мне, чтобы я хранил молчание. Я постараюсь лишь

постепенно подготовить умы добрых и проницательных людей к

принятию истин, которые Вы некогда раскроете в более полном свете, и позабочусь об устранении тех предрассудков, которые существуют в

отношении Ваших воззрений.

Е

сли я не ошибаюсь, Вы весьма глубоко проникли в понимание

природы человеческой души, ее сил и ее связи с телом. Настоятельно

прошу Вас не отказать мне в сообщении Ваших мыслей об этом

предмете.

Б

удьте здоровы, превосходнейший муж, и продолжайте питать

благосклонность к ревностному почитателю Вашего учения и Вашей

добродетели.

Генрих Ольденбург.

Лондон, 8 июня 1675 г.

ПИСЬМО 62 315

Славнейшему мужу В. д. С.

от Генриха Ольденбурга.

С

лавнейший муж!

В

виду столь приятного для меня возобновления нашей переписки я не

хотел бы нарушить обязанности друга задержанием ответа. Насколько

я понял из Вашего ответа

599

602

от 5 июля 316, Вы собираетесь издать Ваш «Трактат» 317, изложенный в

пяти частях. Позвольте мне ввиду того расположения, которое Вы ко

мне питаете, высказать Вам мой совет — не помещать туда ничего

такого, что могло бы показаться в какой бы то ни было море

подрывающим религиозную добродетель, тем более, что наш

извращенный и порочный век ни за чем не гонится с такой

жадностью, как за учениями, выводы которых могли бы служить к