Изгой

Глава 7

7,1

Вороны — вообще занимательные собеседники. Джек и Нора, меня отлично приняли, особенно, узнав, что я не претендую на их территории и еду. В этот знойный полдень у них было полно дел — таскать в гнездо ветки и конфетные золотинки, перекаркиваться с соседями, но они с удовольствием уделили мне время чтоб поболтать и поиграться. Джек натаскал под ворота орехов, и мы втроем брали внизу в клювы камни, взлетали на ворота и сбрасывали, стараясь попасть камнем по ореху и расколоть скорлупу. Орехи были вкусные, а игра веселая и увлекательная — попасть «выроненным из клюва камнем» по ореху с высоты 7 метров — нелегко, требует тонкого расчета и везения.

Мы сидели на воротах кладбища, блестя черным опереньем, смеясь хитрыми глазами, обсуждая проходящих живых, недавно заехавших мертвых. Кладбище не большое, и на этой неделе были только двое. Дед, который довольно быстро отправился по потустороннему маршруту и особо не мелькал тут, и мадам средних лет, которая тупила, не знала, куда, что и как, и хныкала до сих пор у своей могилы. У нее на могиле было полно цветов, но ничего полезного. Вот у деда правильные родственники выложили печенье — вороны, перекусив у него в гостях, подсказали ему много всего полезного, а у этой венки, да крест, даже монетки блестящей не бросили. Вон она — серым пятном маячит у высокого уже подсохшего черного холмика.

Мы познакомились с Джеком и Норой у могилы маленькой девочки. Когда я входил на кладбище, я поздоровался с хозяином — у которого могила была прямо на входе, на памятнике было фото офицера в морской форме, с погонами каперанга. Я изложил ему свое дело, сославшись на авторитет Женщины в Черном Пальто с Собакой, спросил, как быть, положил конфет. В ответ пришла мысль «Читай буквы» и подул ветерок. Я пошел, куда клонило ветром ветви деревьев, как по компасу, читая фамилии на памятниках. Свернул между оград, прислушиваясь к ощущениям, вышел к заросшей бурьяном могиле с ржавой оградой. Облупившаяся краска на памятнике, желтое фото маленькой милой девочки, годы жизни говорили, что ей всего и выпало в этом мире побыть только восемь годиков. «Леночка» — 30 назад с ней что-то случилось… Похоже за могилой давно никто не ухаживал. Я оборвал бурьян, вытер пыль, протер фото, разложил конфеты пестрой кучей, поделился по одной с ее соседями.

Тут-то и прилетели Джек, Нора и с ними Дарел, который и согласился мне помочь, временно «впустив» к себе. В шкуре Дарела я вместе с новыми знакомыми полетел к воротам, где мы и уселись, развлекаясь орешками в ожидании. Странное дело, до чего живуча и всепроникающа квадратная параллельно-перпендикулярная схема мира. Эта двоичная система координат с ячейками-клетками оживала везде, где появлялся человек. Вот у нас, у ворон, вообще у живых тварей в лесу, вся эта квадратность исключена, кратчайший путь по прямой никогда не является самым эффективным. В лесу всякая веточка, каждое дерево само решало, как расти, формируя уникальные стратегии и линии развития.

У людей же, что карта города, что схема дома, все в квадрате и кубе. Я вспоминал городской рынок, где по квадратам жили лотки торговцев с мясом и картошкой, зрительный зал на 45-й, везде узнавая эту декартову плоскость с нишами и номерами мест-координат. Теперь передо мной пышно сверкало пестрыми разноцветными оградками, памятниками и венками такое же квадратное кладбище с четкими рядами и линиями, номерками на оградах. Джек считал, что в этой привычке людей строиться в колонны и шеренги — сила и слабость человеческого рода. «Вы лучше нас приспосабливаетесь к сложившейся обстановке, организованнее захватываете позиции, эффективнее используете возможности соединения усилий своего племени. Но, если, обстановка меняется, то вам, конечно, труднее выжить, ваши теряются, когда система вдруг не работает. Особенно здесь».

Джек объяснял, как раз, что сюда приносят и складывают строем, организованно, а отсюда путь у каждого свой, и его еще надо уметь найти. Всякая живая тварь твердо знает, что делать после смерти, а человечий народ, бывает, по несколько дней сидит тут и тупит… Бывает, начинают безобразничать от страха. И бывают такие тупари, что еще и не слушают доброго совета — ни ворон, ни собак, никого не слышат. «Старшие» с ними парятся. Разговор пришлось прервать.

По центральной аллее в сторону ворот подходил «объект». Шел, как обычно идут по таким дорогам, слегка сгорбившись, ссутулившись, опустив голову под ноги, изредка исподлобья поглядывая вперед на дорогу и в небо. Крейб, шел, не торопясь и задумчиво, предупрежденные Джек и Нора улетели, не мешать, но не далеко. Любопытные новые друзья уселись на ветке с другого края площади перед воротами и смотрели, как я «буду работать». Я приготовился, подгадав, где сесть, чтоб быть максимально освещенным, чтоб черные мои перья играли на солнце, чтоб были видны сверкавшие черные глазки, клюв, лапы. Врата этого представительства Царства Мертвых были железные, с резной аркой цвета темной ржавчины. Узоры — цветочки да ягодки, без изысков, хорошо хоть не квадратные, их округлые линии стебельков на фоне яркого синего неба хорошо цепляли внимание, если что. Когда Крейб был почти под аркой ворот, я что было мочи каркнул, он вздрогнул и вздернул ко мне свое лицо. Я встретился с ним глазами на секунду, а потом широко махнув крыльями, взлетел и с затяжным каа-а-арр! Пронесся прямо у него над головой, обдав ветром от крыльев… Я видел то мгновенье, когда у него дернулось сознание, и вскочил в него — дальше уже летел черным вороном над могилами по своим делам Дарел сам.

А я, сидя в чем-то вроде мешочка прямо за затылком Крейба, как мог успокаивал его растревоженный ум, поясняя, что ничего не случилось — «просто ворон пролетел и каркнул, что в этом необычного, ты чего, вороны испугался чтоле?» Человек вроде пришел в себя и опять занялся мыслями о своем покойном отце. Я тем временем обратился к его телу, расслышав ропот разных его органов, мышц и прочего, обеспокоенного внедрением нечисти. Я поклялся, что не принесу вреда организму Крейба и не навлеку на него досрочной погибели — мне нужно только кое-что посмотреть на его рабочем месте. Собеседников моих это не убедило, но я нашел для них и более веские доводы:

— Если все пройдет ОК, я, когда буду уходить, выдам вам инфу, которая позволит ему один раз спасти жизнь. Но если вы меня заложите кому-то, я успею перед тем, как меня сцапают, ему развалить, например, сердце…

На том и договорились, я спокойно устроился «за спиной» у Крейба. Меня распирало от гордости и чванства. Я «такое» провернул впервые в жизни, и все прошло «как по маслу». Какой еще джедай может похвастать такими оперативными навыками? Но нужно было глушить все свои чувства — они меня могли выдать. Ведь не только я сейчас слышал Крейба, но и он меня. Превозмогая приступы пафосного самоуважения, я, в конце концов, вышел в «нейтрал», растворившись в медитации и наблюдении за дорогой, по которой ехал «объект» на своей машине домой.

Мы находились на 7-й А Цефея, ехали по окрестностям столицы Вазуды. Предместья Демира — ухоженные двухэтажные домики, палисадники, аккуратные заборчики, все это разрезала полоса пепельно-черного идеально ровного асфальта. Машину не то, что не трясло, было скорее ощущение полета — ровного и тихого. По мелькавшим указателям я понял, что едем не в Демир, а скорее всего в Коинс, пригород, в котором жил Грог.

У меня-то помимо восхищения пейзажами, были еще дела, но было нужно, чтоб Крейб хоть на что-нибудь отвлекся и сосредоточился. Дорога его явно не напрягала, он был слишком расслаблен, чтоб не почувствовать, как я буду в нем копаться. Пришлось посмотреть на его карту ближайших возможных событий, чтоб какое-нибудь из них хоть чуть-чуть ускорить. Над ним висел входящий звонок по телефону, и я его немножко подтянул. Телефон, вставленный в гарнитуру на водительской приборной доске, забасил блатной песней, Крейб таким же басом, нажав кнопку приема, сказал «Да». Звонок был хороший — со службы, группа бойцов личной охраны хреново отстрелялась на зачете, и боссу пришлось ругаться и решать вопрос с проведением повторного зачета. Еще выяснилось, что Грог собрался куда-то ехать на машине через час, и нужно было подготовить «выезд». Разговор занял внимание Крейба на три минуты, мне этого оказалось достаточно.

Помня, условие «его тела», занялся сначала подготовкой уплаты за мое самовольное подселение. Вошел в его «черный ящик», просмотрел ближайшие серьезные угрозы. Всякая маловажная хрень и субъективные его страхи мне были не интересны. Я «скролил» этот его своеобразный внутренний чат, пока не наткнулся на то, что надо.

Он лежит у колес автомобиля, на котором мы сейчас ехали. На спине, голова на асфальте, задран подбородок, не дышащий рот раскрыт, глаза стеклянные смотрят в небо перед собой. Ребята в черной униформе накрывают его простыней. Я увеличил картинку — у него три или четыре пулевых в грудь и живот — похоже на очередь из автомата или пистолет-пулемета в упор. Переломы костей, разрыв кишечника, повреждение легкого, большая потеря крови. Зацепился на этой картинке и попробовал «промотать» чуть назад — что случилось. Но там было ничего не понять, воздух через который я смотрел был какой-то «поврежденный», яркие черные помехи — как паутина, расходились кругами и радиусами. Пули пришли оттуда из-за этих помех, но было не видно, кто стрелял, где это случилось. ОК, тогда отмотаем еще, посмотрим предшествующие события. Вот, класс! Он в это утро встал не в 7−00, как всегда заводил будильник, а в 6–46. Залаяла на улице собака, он проснулся и первое, что увидел — цифры 6–46 на часах. Сойдет.

Мы подъезжали, и я стал смотреть и запоминать систему охраны дома Грога. Первый пост был уже на повороте с трассы на узкий проезд через сад, ведущий к коттеджному поселку. В саду были секреты, если бы я не был сейчас «Крейбом», я бы их не заметил. Но босс машинально ехал и отмечал мысленно, все ли на месте. Бабуля на скамейке у дома, дед во дворе другого дома, и, конечно же садовники.

На въезде в поселок обычный КПП с шлагбаумом, в будке трое охранников с оружием. Поселок патрулировался охраной на авто. Мы прокатили через весь этот городок роскошных вилл, и поехали чуть дальше к берегу реки, угадывавшейся за кипарисами. Здесь еще один КПП, въезд во двор. Особняк Грога я узнал сразу по картинке. Три этажа, белый мрамор, колоннада у крыльца, пристань у реки, мансарда с минипальмами, огромные окна на первых двух этажах и маленькие, как бойницы, на третьем.

Крейб вышел из машины и двинулся внутрь, давая указания выскакивавшим навстречу подчиненным. Поднялся на крыльцо, прошел по лестнице на второй этаж и попал, видимо в гостиную, где сидел, похоже, сам Грог. Супербосс сидел к нам спиной, что-то шурша бумагами на маленьком столике, собирая их в папку.

— Готовы? — спросил он не оборачиваясь.

— Да, босс, можем ехать, — ответил Крейб.

Справа на ковре сидел большой черный дог, который, увидев меня вдруг встал и тихо зарычал.

— Успокойся, Лацио, что ты? — Грог поднял руку вверх, и дог затих, улегся на ковре, продолжая не отрываясь смотреть на Крейба, а точнее прямо на меня.

Этот пес был в этом доме, похоже, один, вел себя по-хозяйски. Есть надежда, что это личная домашняя собака Грога, тогда он — тот, кто мне нужен. Я ответил на его взгляд и дал себя «прочитать». Лацио, оказывается знал о моем приходе и был готов помогать — принять временно «к себе». Правда, оговорил условие:

— Ты должен будешь потом выслушать моего босса.

— Нет проблем, я и пришел сюда слушать твоего босса, — сразу согласился я.

— Не этого, а моего собачьего босса. Ты ничего не обязан ему обещать, но должен будешь выслушать.

Это не звучало, как предмет для торга, а было однозначным условием, и я согласился. Грог застегнул папку и встал с кресла, мне пора было прощаться с Крейбом.

— В день, когда он проснется от лая собаки и первое, что увидит — цифры 6–46 на электронных часах на столике у кровати, — пусть в это утро наденет броник, — сказал я в подсознание Крейба, и услышал, что мы в расчете. Грог уже шел к дверям, Крейб тоже повернулся на выход. В этот момент Лацио вскочил и, зарычав, подскочил к нему сзади. От неожиданности Крейб замер и обернулся, их глаза встретились, лапы Лацио уперлись ему в грудь. У Крейба на мгновение померкло в глазах — это я соскочил на собаку. Проморгавшись, Крейб пришел в себя и вышел из комнаты вслед за Грогом. Я стоял на четырех лапах, обнюхивая и осматривая комнату — большой зал, метров 15 на 15, с высоким потолком, камином и широченными окнами от пола до потолка.

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

У Гилаца была на удивление спортивная и упругая задница. Конечно, чиновник вселенского масштаба не брил ее, но волос был мягкий и даже шелковистый. Все случилось почти само собой. Все-таки, это был один из лучших дипломатов в галактиках. Вагнер гостил у него в загородном доме недалеко от Мановаха — столицы Восточного Берега, мощной финансово-индустриальной страны, входившей в СГЦ. Обсуждали вдвоем пиар-стратегии по некоторым направлениям — Вагнера отрекомендовали уважаемые люди, как одаренного и незашоренного спеца.

Вечером, глядя на закат, окрасивший небоскребы Сити алыми подтеками, на нежное бледно-синее небо и огромный золотой диск полной луны, пили вино, непринужденно болтая о том, о сем, сильно не углубляясь ни в какие политические темы. Разговор был похож на аккуратное знакомство. Гилац только затрагивал политические вопросы, внимательно слушал первые мысли Вагнера, мягко разворачивая разговор к другой проблеме и дискуссионной новости. И так, бегло, прошлись по всей актуальной тематике.

За окном было +40, кондей старался, но все равно было жарковато. Вино было офигенным, тихо играл музон. Также тихо и ненапряжно Гилац сунул руку Вагнеру по рубашку, приложив свою пятерню к его груди.

— Ты весь взмок, Вань, пошли в бассейн.

Гилац смотрел прямо в глаза — без угрозы или страха, скорее весело. Вагнер прислушался к себе. Он никогда раньше не занимался однополым сексом. Не думал об этом. Сейчас сканировал себя — какие ощущения? Точно не было отвращения или страха. Желания, правда, тоже не было.

— Ты не пробовал? Так попробуй. Мой тебе совет, Вань. Раз уж ты решил работать волком-одиночкой, и не хочешь идти в цепные псы корпораций, — пробуй все, ни от чего не отказывайся. Не хочешь жить чужим умом — набирайся своего. А ум — это опыт.

Повисла на секунду тишина, и Вагнер сказал «Не надо в бассейн», положив руку на талию Гилацу. Приблизился к нему и вдохнул горячий запах от его шеи и плечей. Повел рукой по спине под рубашкой, чувствуя крепкие мышцы, ямочки на позвоночнике…

Большие чиновники всегда представлялись обрюзгшими мешкообразными и бесформенными. Гилац был в меру подкаченным, рельефным. Волосатая спина переливалась то золотым, то седым в свете луны из окна. Четко выточенные, как у статуи, ягодицы белели, согнутые руки красиво выделялись плотными бицепсами на темном покрывале кровати. Вагнер, удивляясь сам себе, нависая сверху и сзади, повел рукой внизу Гилацу по твердой груди, по буграм пресса, спуская пальцы вниз, начиная ласкать твердо торчавший член. Гилац выгнул спину и обернулся. Его глаза были как у черта — с добрым лукавым подъ…бом, но ободрявшие и веселившие — «Типа ну и…?»

Вагнер до последнего момента не знал, встанет ли у него. Он не думал, нужно ли это для выполнения миссии, для карьеры, ему было даже все равно, чем это кончится. Но было интересно в принципе — встанет ли? Он не захотел обманывать сам себя, типа вспоминать какую-нибудь девушку, а прислушался к воздуху, запахам, всмотрелся в луну, искры небоскребов и небо за окном, в спину, ягодицы Гилаца, почувствовал его жгучий жар кожей на своих ладонях, животе и бедрах. Вошел мягко, снова и снова, сильней и сильней. Гилац привстал на коленях так что его горячие волосы на затылке оказались перед носом Вагнера, а спина прильнула к его груди. В комнате стоял тихий звон от остывавших от знойного дня стен и мебели, тихо играло из колонок что-то эпичное вроде саундтреков к фэнтези-фильмам.

Обнявшись, отвалились, остывая, на потные спины, окунувшись в мягкие простыни, вызвали чего-нибудь холодненького. Вошла девушка с подносом тоника со льдом.

— Как она тебе? — спросил Гилац, когда девушка топ-модель, улыбнувшись им, как инстаграму, вышла. Стройная блонди, на высоченных шпильках, в обтягивающем коротком золотом платье — мечта такого «простого парня». Гилац засмеялся, легонько хлопнув Вагнера по ставшему снова набухать члену Вагнера:

— Эта занята. Моя. Не боись, в Мановахе их пруд пруди — найдешь себе. Если что подскажу, где правильные. Такому поэту, как ты, муза нужна такая, чтоб кровь кипела по жилам. Вдохновение не купишь, оно только от них.

Глотая холодный тоник, Вагнер подставлял грудь прохладному ветру из окна и сопоставлял. У него был, хоть и не обширный, опыт с девушками. И ему нравилось с девушками, и сейчас хотелось, например, с этой в «золотом». Но то, что сейчас было — это не лучше и не хуже. Это совершенно другое, это ему тоже понравилось, и он мысленно благодарил богов, что ему было дано это испытать. Странное что-то, необычное. С девушкой все понятно, инь и янь, как говорится, плюс на минус. Ты сила, она красота. А тут, как будто две силы, два солнца, два огня… Слияние непротивоположностей.

Гилац размяк и начал философствовать:

— Был молодой, лез в политику, честно, хотел улучшить мир, наладить все, всех спасти. Думал, я герой, все смогу. А тут все так сложно, так увязано, каждая палка о двух концах. Если что-то одно исправил, что-то другое обязательно испортил. Система — очень неповоротливая машина. А главное, люди живут внутри этой машины. Дал по газам, миллионы людей в бензобаке сгорели. Надавил на тормоз, — на резине кто-то зажарился. Любой маневр, поворот, — кто-то выпадает из машины, сыпятся, как песок на асфальт. Идешь по улице, видишь бездомных, и понимаешь, что они выпали, когда я слишком резко руль завернул. За что ни возьмись — режешь по живому, по мясу.

— Не, ну жить то люди стали лучше в последние лет двадцать, — возражал Вагнер, — есть же статистика, все растет в процентах…

— Это смотря в чем мерять. Если бы мы были скотофермой, то, конечно, у нас ох…еть эффективная скотоферма. Привес, продолжительность жизни растет, заболеваемость сокращается, неестественная смертность снижается. В СГЦ особенно. Но мы же человечество… Человек для счастья рожден и для познания. А уровень счастья не растет. Субъективно все это, конечно, — я так вижу и слышу.

— Слушай, а счастье и уровень жизни, случайно, не обратно зависимы? Я только раз в жизни видел людей, которые искренне говорили, что были счастливы, — в Долине Чобан. До их освобождения, конечно.

Гилац задумался, встречал ли он в своей жизни счастливых людей:

— В армии. Дембелей, когда строили уже с вещами на центральном проходе в казарме. Ротный оглашал Приказ на ДМБ и прощался. И потом они толпой ломились грохоча сапогами по лестнице вниз, бегом бежали с этими тяжелеными своими баулами на плечах через плац и через КПП на «улицу», в город. Дневальные на КПП козыряли, а они бежали, хохоча и визжа от радости. Помню их глаза. Да, это были реально счастливые глаза. Больше нигде никогда таких глаз не видел. Такая вырвавшаяся на волю счастливая молодая энергия. Они были как солнечный свет.

Но так можно далеко заехать, потому что познание тоже активизируется в сложных условиях. Лишь одолением препятствий растет человек. Рискованный ты парень и разговоры у тебя рискованные.

50-летний Гилац накинул тунику, в ней он был вылитый римлянин, коротко стриженный, крепкий, с жилистыми широко расставленными ногами, широкими плечами, с открытым и строгим лицом, прямым взглядом синих глаз, и подошел к окну. Смотрел оттуда на Вагнера — худого, хотя не тощего, спортивного, высокого, с глубокими большими карими глазами, большим носом на узком выразительном лице, в меру обезображенном интеллектом, умением сомневаться и анализировать.

— Так можно далеко зайти, типа, чем хуже, тем лучше.

— Да нет, я не об этом, — говорил с кровати Вагнер, — наоборот, наверное, все можно сделать и исправить, если все, как следует рассчитать.

— Да, если, как следует рассчитать. Ты знаешь, с чего все началось в Долине Чобан? Там когда-то было довольно цветущее шахство. Аграрная специализация давала им возможность очень неплохо жить. Но доброму шаху хотелось развития, хотелось, чтоб Чобан перестал быть глухой провинцией, деревней. Он хотел для своих подданных хорошей медицины, технологий, науки, водопровода. А инвестировать в то время никто не хотел в монархию — демократы и огнепоклонники, боровшиеся друг с другом тогда за умы, одинаково не дружили с феодалами.

Тогда шах придумал революцию, вывез семью и немного денег сюда на Восточный Берег, подговорил близких друзей — командующего армией, шефа полиции и главу спецслужб. Во время его официального визита в СГЦ — они его «свергли», выведя на улицы народ, пару дней постреляли и привели к власти специального подготовленного народного лидера. Шах полгода поизображал обиженного мученика, но от предложения СГЦ организовать международную интервенцию для восстановления его власти — отказался. Сказал, что не хочет крови своего народа, уехал в уже построенную здесь виллу и отошел от дел.

Он с друзьями, организовывая демократию у себя на Родине, думал, что игра будет с СГЦ и огнепоклонниками. Но расчет сил оказался не полным. Оказалось, СГЦ — не один игрок, это разные партии, кланы, корпорации, и все это отдельные силы со своими интересами. То же самое и у огневиков. Потом оказалось, что кроме них есть игроки — соседи, оказалось, что без власти шаха, каждый местный бай становится самостоятельной силой, потом появились религиозные игроки. Тысячи разных сил порвали страну. Тридцать лет там война, уже не упомнишь, кого с кем — все против всех. Да, конечно, Долина много дала человечеству за эти годы с точки зрения познания, теперь это полигон для социальных экспериментов, как вся планета Васту. Но весь бардак на Васту, начался с Весенней Революции в Долине Чобан. Там поднесли спичку.

Да ладно, Васту. Все сейчас хором говорят, что Аргунский Фюрер, утопивший 60 лет назад в крови Большой Континент на 5-й Z Аполлона, — зло, маньяк и прочее. Это просто теперь олицетворение всех темных сил. А ведь тоже хотел творить «добро». Прочитай его план войны с Ордой. План «Барбарис», на котором его подпись — там нет никаких концлагерей, геноцида, программы оседлости… Просто план был на 5 месяцев войны, в рамках летне-осеннего сезона. План был на 300 тысяч пленных, на их содержание был направлен нормальный бюджет, не предполагавший никаких ужасов. А это аргуняне, которые, вроде хорошо умели считать и планировать. Но пленных оказалось полтора миллиона в первые же недели войны. Просто никто раньше не видел, чтоб сдавались целыми дивизиями, и не мог такого предположить. Пайку пленного делили на пятерых. А потом война продлилась до зимы, деньги кончились, пути назад не было, и понеслось…

— Слушай, другой бы человек отыграл бы назад, когда увидел, куда все понеслось. Он же решили, переть по мясу, несмотря ни на что. Это зло.

— В том то и дело, когда границу перешел, на самом деле путь обратно еще дороже. В момент, когда он напал на Орду, он уже погубил свою Великую Аргунию. Отступай, не отступай, сценарии были только на смерть его империи и гибель десятков миллионов. Я это к тому, что они свой план готовили год и были уверены, что все офигенно просчитали до мелочей. План занимал три комнаты шкафов с папками.

Я голосовал год назад за то, чтоб зачистить Долину Чобан от теократов, за ввод миротворческих международных сил. Хороший был продуманный план, все прошло как по маслу, в точном соответствии. Но вдруг появились кочевники, которых не брали в расчет. Нам вояки положили на стол план спасения Долины. Нормальный такой, в принципе, планчик, на полмиллиона трупов. Генералы говорили, что это меньше, чем если оставить все на самотек. Это я качал против. Я сделал так, чтоб произошло, все как произошло. Все, что ты там видел, я позволил этому случиться. Я просто в этот раз не поверил военным. Задавят кочевников, появится что-то новое. Просто если ты включаешь такую трупорезку, она потом не останавливается, она сама живет и растет. Я не суеверный, но такие машины смерти, как будто разумны, они начинают потом сами формировать события, толкать все вокруг себя к новой крови и войнам.

Вагнер неожиданно для себя улыбнулся. Он часто слышал, что у «голубых» преобладают «задние мысли», но впервые услышал настолько развернутую и убедительную декларацию «заднего» мышления — осторожного, нерешительного. Это контрастировало с римским решительным профилем Гилаца, стоявшего у окна и смотревшего на ночной Мановах.

— Что ты ржешь? Это ты молодой — у тебя все еще спереди. А у меня сзади 20 лет в большой политике. Действие — последствия, действие — последствия. Возьмешь себя в руки, ясность в голове, все хладнокровно решаешь, делаешь, а очко-то ноет, чует беду.

Гилац тоже засмеялся, брызнув счастливыми искрами из синих глаз, когда он смеялся — не раскрывал рот, а сжимал губы, но растягивал их широко — почти до сушей.

— Спит Мановах, люди думают, что все идет по накатанной, что все впереди ясно и понятно, — Гилац страдальчески, сжав губы и сощурив глаза, смотрел на погасшие бледные силуэты небоскребов. — А на самом деле, Вань, впереди у нас очень непростые решения. Очень непростые. А последствия — страшно думать.

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Хот вошел в Play Galaxy, как Реджи, который когда-то работал со Стивом, когда тот был еще молодым фрилансером — оторвой. Тогда, десять лет назад этот ушлый айтишник помог Реджи, под этим именем Хот протаскивал оружие в одну далекую кровавую глушь. Стив сделал для него схему обмана системы контроля военного экспорта из Лидернии. Теперь Стив крепко поднялся и работал начальником отдела в Play Galaxy и отвечал за отладку, доработку и обновления основных программ. Он обрел круглый животик и вообще надулся в объеме, но продолжал молодиться, одеваясь в грубый свитер, джинсы и кроссовки, тряся неухоженными патлами. Хот подъехал к нему с полукриминальным шиком — на дорогой тачке, в костюме и обильной бижутерии, хорошо имитировавшем дорогую классическую тройку и золотые браслеты, цепочки и перстни.

Хот рассказал Стиву, что давно завязал с рискованным и хлопотным оружейным делом и переключился на «девочек». Типа Реджи работает замом главного босса большой сети борделей в СГЦ и нескольких других странах, отвечает там за «развитие».

Реджи давно носился с идеей освоения борделями сектора виртуальных секс-услуг. Сошелся с интересными людьми из Galaxy, которые объяснили ему, что Play Galaxy, как раз давно хочет со своей стороны войти со своими вирт-бабами в реал. Реджи, якобы через них, пробил тему у самого верха Galaxy. Глава Play Galaxy Хулл Амокс был типа очень заинтересован возможным объединением усилий, но потребовал, чтобы компания официально нигде не фигурировала, а проект выглядел «чужим». Поэтому все пойдет под вывеской Сети, в которой трудился Реджи. А Стив и его друзья, если подпишутся под это дело, будут работать, как частные лица на фрилансе.

Озвучил цену работ, и Стив заинтересовался. Надо было сделать платформу, на которой клиент мог бы переписываться, общаться в видеочате с реальными девушками, и там же, если что, заказать встречу в реале. Платформу Реджи хотел до кучи наполнить порно-играми, фото и видео, где в качестве игровых персонажей и фото-моделей тоже выступали бы реальные девушки из его борделей. При чем в играх можно было зарабатывать бонусы — скидки на вирт и реал.

Все это Хот не выдумал, а узнал от доверенных лиц, что мастера в Play Galaxy давно хотели забодяжить нечто подобное, но у них не было собственных девушек, а руководство компании не решалось за это взяться и подключить организационные ресурсы Galaxy. Выдумал он только факт контактов через посредников с Амоксом и тайное от него «добро».

Правда, Хот не торопил Стива с ответом, говорил, что тему еще надо разминать, а главное решать сложный политический вопрос. До этого времени весь вирт крышевали в Galaxy Sec, а весь реал — спецслужбы или полиция территорий, на которых непосредственно оказывались услуги. По негласному договору «мясо» принадлежит земле, а значит государству. Реджи предстояло как-то свести две крыши и подтолкнуть к взаимовыгодному решению — денег-то всем хватит.

Стив попросил пару недель на «подумать», но перезвонил Хоту уже через неделю, позвав к себе в контору вечерком «по пивасику». Хот зашел после конца рабочего дня, но застал довольно оживленный офис, народ клацал по клавам, мониторы горели, трудились, как говорится, все в поте лица. «Я типа не вовремя?» — вежливо поинтересовался Реджи у Стива, стоя в дверях его кабинета.

— Да нет, комрад, все норм, не обращай внимания. У нас сейчас аврал небольшой. Обновляем алгоритмы игровых стратегий успеха. Сейчас заканчивается коридор затмений на 7-й А Цефея. Это лучший момент для установки обновлений всех ключевых алгоритмов игр. Все магнитные и информационные поля на пике. Надо до завтра закончить. Это планета у нас всегда первая в списке — там Мановах и другие основные центры цивилизации. Потом уже все галактики перепрошиваем…

— Что делаете с галактиками? Не понял, извини провинциального сутенера.

— Ну, если коротко и доступно для заслуженного секс-работника, во все игры заложены стратегии успеха, игрок совершает действия, соответствующие этой стратегии — набирает баллы. Делает что-то против этой стратегии — теряет баллы. По числу баллов игра дает игроку ту или другую вероятность выигрыша — достижения игровой цели. В каждой из миллиона игрушек есть тысячи стратегий, но они все сведены в несколько обобщенных алгоритмов. То есть, хоть ты продаешь девочек, хоть оружие, хоть ты клиент, и хочешь снять лучшую девочку, хоть ты гений-ученый и хочешь разгадать тайну химического процесса… Есть цель — есть игра, ее достижение, и есть алгоритм выигрыша.

Но, мир постоянно немножко меняется, на сотые доли градуса поворачиваются всякие оси, климат меняется, курсы акций… Похолодало, и чтоб добиться любви принцессы уже надо дарить ей шубу, а не босоножки. В общем, иногда в стратегии успеха надо вносить поправки на ветер. Мы полгода собираем данные о реализации стратегий и фактическом проценте успеха игроков, отбираем те, что изменились вверх или вниз, изучаем возможные причины, высчитываем их и вносим изменения в коэффициенты, а иногда и в сами формулы, иногда вводим в них новые величины. Человек же должен быть счастлив, или хотя бы рад? Значит, он должен уметь выигрывать в этой жизни. Человек, если он хороший и правильно себя ведет, должен в конце игры получить конфетку, а не по морде, из-за того, что правила поменялись, а ему их не вгрузили. Большая работа, но в принципе схематичная, комп ее делает почти сам.

А вот, когда начинаешь эти обновления подгружать в систему, тогда все начинает сначала слегка сбоить, вылезают проколы. У игроков все глючит и сыпется. Человек в эти дни все как бы делает правильно, но нарывается на косяки и проблемы, получает «не тот» результат. Мы эти косяки пасем и стараемся срочно поправлять. Сбои идут особенно по измерительным приборам, путается время, пространственные координаты, многие могут из-за этого принять катастрофические решения. Ну и при установке этих обновлений всегда должна дежурить группа экстренного реагирования, а то где-нибудь незапланированная война начнется, дефолт или еще что похлеще.

В зале за компами сидели три десятка человек и следили за потоками цифр, картами городов и стран, какими-то схемами и графиками. На общем столе внавал лежали коробки с пиццами, пакеты с бургерами. Тут разрешали пить пиво — бутылки стояли воткрытую на столах у «специалистов». У одного на экране вспыхнула красная плашка, он поднял вверх палец, и стал быстро открывать все новые окна в браузере. Стив оставил Реджи одного и пошел к нему в зал, встав за спиной и что-то подсказывая, тыча пальцем в столбики цифр.

Вернулся с улыбкой, рассказав Хоту о том, какие проблемы приходится разруливать. Сейчас, приколись, пришлось решать, кому баба достанется. Двое кандидатов на ее взаимность выполнили весь алгоритм и имели почти одинаковые права на встречу сегодня. Система глюканула и дала вызов на свидание обоим. Эти два перца должны были в 9 вечера лоб в лоб столкнуться у нее дома. Так и случается поножовщина на ровном месте. Перепроверили с новыми коэффициентами, одному дали отбой.

Усевшись в кресло, хлебнув с горла пиво, закусив пирожком, Стив вернулся к теме Реджи. Вроде его вдохновили и идея, и цена. Он сопел, глотая пиво, предвкушая большое бабло и радуясь, что оно вроде почти беспалевное:

— Что по срокам?

— Спешить некуда, если за полгода успеем, сойдет, — не торопил Хот до конца играя роль клевого клиента.

— Тут такая тема, — лучше по-быстрей тогда. У нас через пару месяцев может быть аврал грандиозный и надолго. Не в курсе, о чем именно речь, но будут внедрять какой-то супермасштабный программный комплекс. Его будут накладывать на действующие программы. Сам понимаешь, попрут баги, повылазят косяки, все системы будет надо совмещать и отлаживать. Нам сказали отпуска не планировать и на выходные не надеяться. И это будет продолжаться несколько месяцев.

— Не финансовый комплекс часом?

— Не в курсе, но если финансовый, то типа всеобъемлющий, вроде единых денег и торговой площадки

— Ну как это ты не в курсе? Слушай, если про деньги, то меня это касается, как бы. Вы трейдсервис закрывать не собираетесь вдруг?

— Не в курсе, сказал же. Galaxy только будет оказывать помощь в установке и отладке, разработчик — кто-то другой. И там что-то такое большое, что ты, может, и стороннего подрядчика себе не найдешь в этот период. Всех толковых мелких и фрилансеров подтянут под это. Большие деньги на этом подряде, туда все хотят. И вообще это тебе очень сильно по секрету, там программная оболочка будет перешиваться. Никому не трынди про это. Но если твой проект делать, то надо сейчас начать и за два месяца успеть.

— Слушай, но мне же надо это с Galaxy Sec утрясать. Я так быстро на них не выйду даже. Ты можешь тогда помочь с ними связаться быстрее? Есть там контакт нормальный?

— Блин, ты под монастырь подводишь в натуре, — напрягся Стив, посмотрел в пол и продолжил, — прямого нет контакта среди фюреров ихних. Так, полковничий уровень, с кем пересекался сам… Если я своего полкана подтяну, он в доле захочет быть — риск то большой.

— Полпроцента ему обещай — за глаза хватит. Согласен, если выведет как надо и куда надо.

— Сойдет. Тогда, что? Начинаем и гоним на всех скоростях?

— Давай.

— Ну ок, давай, не пропадай, будь на подхвате, детали утрясать, и чуть что, — сразу к безопасникам.

Хот, конечно, не собирался реализовывать «свой бордельный проект», но уже был доволен тем, что он узнал. Galaxy — реально готовит новую программную оболочку и будет подгружать ее через два месяца. Надо сопоставить с другими сведениями разведки, не тот ли это тазик, которым Грог собрался накрыть галактики?

Предстояло еще помочь Маат и Тору внедриться по ближе к генералу Уоллосу — там почему-то дело не двигалось. Вояки оказались слишком недоверчивы. Пока что, Маат и Тор даже не смогли добиться разрешения на запрос о помощи в организации поездки в Дерские скалы, где шла война Парты с Ордой и ожидалось подключение войск Северной Карфы. А Хот-то надеялся, что этот запрос, отправленный вроде, как надо и через кого надо, вызовет у Уоллоса желание вытянуть их к себе в пресс-службу межгалактических сил.

7,2

С непривычки сложно было управляться четырьмя длинными лапами, я проковылял к зеркалу и посмотрел на себя. Длинная черная морда с отвислыми щеками, острыми торчащими длинными ушами. Заглянул в свои карие неяркие глаза, мысленно посмеялся «Абрвалг», и занялся делом. За два часа, в буквальном смысле обнюхал весь дом. Хата почти соответствовала схеме Хота, но за стенкой в спальной Грога я вынюхал секретный ход, замаскированная ковром дверь вела куда-то вниз — из щелей веяло прохладой. У изголовья кровати хозяина учуял скрытый сейф, по запаху там были бумаги и кожа, наверное, папки.

Я старался тесно взаимодействовать с сознанием Лацио, хотя бы, чтоб научиться передвигаться на этих лапищах. Вообще, жизнь меня сводила с собаками намного ближе, чем многих. В Хомланде, когда ходили в караул, юные организмы курсантов, назначаемых часовыми-патрульными по внутренней территории, конечно, хотели по ночам спать. Но найти, где улечься хотя бы на полчасика, так, чтоб не увидел тебя там спящего офицер-контролер, было сложно. Как-то, проходя по маршруту, увидел, как из кучи собак, спокойно спавших посреди плаца, встал курсант-второкурсник и пошел по своим делам. Понял, что это лучшая нычка — в серой предрассветной хмари в этой куче разноцветной шерсти, закопавшийся среди трех десятков псов курсант в пятнистой мабуте совершенно не виден даже метров с пяти. Наши собаки были довольно крупные дворняги с рыжими, черными и белыми пятнами, мохнатые, мордатые, ушастые. В эту бесформенную кучу я шагнул и лег, поднырнув под соседей. Псы, похоже, были приучены к этой повадке людей, приняли меня спокойно, а потом прижались, накрыли лапами, хвостами, один положил мне морду на грудь, стало уютно, тепло и как-то очень спокойно, и мы вместе охрененно выспались, ни кем больше не потревоженные.

У меня даже было твердое ощущение, что это они меня вовремя разбудили, растолкав, глянув сонными глазами на меня и глухо коротко и тихо сказав в ухо «Гав». Я осторожно, чтоб не потоптать новых корешей, выбрел из этой теплой спальной под открытым небом, увидев на часах, что мне до пересменки оставалось как раз 10 минут. Эта команда четвероногих была чем-то вроде отдельного взвода. Комплектовала сама себя по своим неизвестным правилам — просто прибивались какие-то дворняги не пойми откуда и оставались жить на территории. Всегда выходили строиться вместе с нами на развод, садясь отдельной молчаливой кучкой в конце шеренги взводов. Сами они коробкой не вставали, принципиально не соблюдали шеренги и ряды, но их кучка всегда идеально точно стояла внутри общего квадратного построения. По окончании развода на торжественном марше они тоже всегда такой-же кучкой семенили прочь с плаца точно между вторым и третьим курсом. Преподы и офицеры никогда их с плаца не гнали и против их самовольного участия в марше не возражали. Мне иногда казалось, что они тоже чему-то у нас тут учатся в Академии, что-то вроде групп иностранцев, которые у нас тоже жили своей непонятной жизнью, появляясь только на разводах и в столовой и делая вид, что не говорят «по-нашенски».

Но не все советы Лацио доходили до меня вовремя — он советовал не пить много, а я вылакал всю воду из миски, и теперь страдал. Прогулка будет только вечером, а «тут» нельзя никак. Наконец, вернулся Грог, и я смог его рассмотреть. Ему лет 60, высокий, метр восемьдесят, крепкого телосложения, мощные ноги, широкие плечи. Овальное, в общем-то, мягкое лицо, крупный нос, каштановые длинные волосы, карие глубокие крупные глаза, розоватые щеки. Немножко холеный и даже добродушный образ на первый взгляд. На второй взгляд обращаешь внимание на твердый и ровный, как наковальня лоб. Морщин на нем много, но они не глубокие, а будто нарисованные, не мешают воспринимать лоб, как идеально ровную поверхность. Необычайно сильные челюсти и скулы, иногда неуловимо на краткие секунды сжимающиеся, как проволока, губы, и цепкие крепкие пальцы, любящие сжиматься в каменные кулаки.

Одет был Грог, как большой босс, в классический черный костюм с галстуком, лакированные черные же туфли, белые носки, запах оттуда шел от стирального порошка, похоже носки стирались после каждой ходки. От туфель исходил вкусный запах какого-то дорогого крема, и кожа на них была приятной, если дотронуться носом. Обнюхав ноги хозяина, я уселся, глядя ему в глаза и виляя хвостом, надеясь, наконец, сходить проссаться. «Лацио, потом», — сказал сука-мразь и пошел в рабочий кабинет. Я поковылял следом, может, будет чего болтать по телефону.

В кабинете сидел какой-то перец — а я и не видел-не слышал, когда и как он вошел. Грог сел за стол напротив него и ждал, что тот скажет. Перец, которого я пока не мог идентифицировать ни с кем из списка Хота, докладывал:

— Лотранда и Северная Карфа готовы выступать. Большая Карфа тоже перебросит во Флорину свой второй корпус, их удовлетворили Ваши гарантии ненападения со стороны Пилинии.

— Отлично, — проговорил Грог, — сливай эти данные Орде, пусть подтягивают резервы. Не давай им никаких секретов об оперативных замыслах противника, только время наступления. Мне не нужно, чтоб там кто-то победил. Нужно, чтобы обе стороны понесли максимальные потери и израсходовали силы.

— Понял Вас. С Ордой проблемы. Они, возможно, догадываются об Антее.

— Пусть догадываются, это ничего не изменит. Выбора у них нет. Будут решать проблемы по мере поступления. Что у антов?

— Все по плану. Антея готова, политики, которые могли бы мешать — не будут мешать. Все сделано.

— Еще раз донеси антам, что невмешательство Пилинии мы гарантируем, Антея может, не боясь за тылы, ударить по Орде всеми силами.

По коридору мимо кабинета кто-то шел легкой походкой, я услышал через дверь аромат девушки. Раньше я так далеко этот запах различить не мог. «Синди, зайди, пожалуйста», — крикнул Грог, голос у него мог быть, оказывается, довольно мощным и повелительным. Синди, его внучка, вошла и я обомлел. Девочка была как нежный ранний цветок. Уже созревшая, но тоненькая, «аристократочка», с благородным, но уже «заинтересованным» лицом, явно уже фантазирующая о «всяком». Среднего роста шатенка с тоненькими бледными ручками и острыми плечиками. Белые кроссовки были, чувствуется, после прогулки — там пахла пыль, трава, песок и, вроде, табак.

«Выгуляй Лацио, пока я тут поговорю с нашим гостем». Синди кивнула, воткнула наушники в уши и махнула мне рукой, типа идти за ней. Блин, за «такое» люди платят по двести-триста кредитов за час-два сессии. Мне, однозначно, начинала нравиться эта разведоперация. Я бежал, ловя глазами каждый ее шаг, когда у меня перед носом мелькали розовые нежные пяточки, за полупрозрачным, как тюль, платьем я видел мелькавшие силуэты тоненьких ног, а задирая голову мог, угадывать, как двигаются ее ровненькие ягодицы. Непривычной была бившая в нос гамма запахов, в том числе между ягодиц, а также запах травяной пыли от пяточек, пота от кроссовок и еще, что называется, целый букет ароматов, от каждой клеточки ее молодого тела и ее шмоток. Вдруг она остановилась, сняв с крючка на стене поводок с ошейником. Я привстал на задних лапах, бешено завилял хвостом и вытянул к ней морду, тяжело дыша ей в лицо. Она накинула ошейник, застегнула на нем мощный черный кожаный с металлическими бляхами поводок и пошла на улицу.

Во дворе я чуть не сошел с ума от шквала информации, шедшей в виде запахов от тысячи источников — все разные и разной силы. Цветы, деревья, сама земля, малейшие дуновения ветра — все это разговаривало со мной. Воздух оказался чем-то вроде еще одного пространства, где все объекты и события имели другие очертания. У запаха была своя скорость, отличная от звука и света, из-за этого получалось, что и время в этой реальности двигалось как бы медленней. Запах приходил позже света и звука, но держался дольше. Его информация как будто застывала, давала размазанный во времени отпечаток. Если свет и звук дают точные координаты событий — ясные точки, то запах — дает как-бы растянутые пятна, области. Я даже отвлекся от Синди, нюхая птиц в ветвях дерева и далекий дух кошки. Если бы я видел или слышал кота, это значило бы, что там кот. А пятно запаха только информировало о повышенной вероятности кота. Это значило, что кот, возможно, сейчас там, возможно, он там только что был, но ушел, возможно, он там бывает, но не факт, что он именно там сейчас. А Синди смотрела на меня в ожидании. Я стоял у дерева и не понимал, что ей надо, пока Лацио не зарычал на меня из подсознания: «Ссы давай, быстро!»

— Она что, не отвернется даже⁈ — напрягся я. Это уж слишком.

— Давай уже. Если она сейчас заведет обратно в дом, — терпеть до утра. Я тебя тогда выселю нахрен.

Наконец, осознав, что я все-таки, видимо, на самом деле не могу, Лацио, взял управление на себя. У меня что-то помутнело, я будто стал видеть все со стороны. Дог поднял заднюю лапу и дал тугой струей в лопухи, накренив и прижав их к земле. Мне было стыдно, но я почувствовал облегчение, а потом меня даже возбудила эта ситуация. Синди улыбнулась, сказала «Молодец!», и весело зашагала в дом, потянув меня за шею поводком к своим ногам.

Мы прошли с ней в ее комнату, она сбросила платье, одела короткие джинсовые шортики и обтягивающую тонкую майку. Широко раздвинув ноги, уселась на кровати, копаясь в телефоне, одетом в розовый кожаный короб. Я возбудился до предела и, несмотря на гневные протесты Лацио, бросился длинными мощными движениями языка (он был, как лопата, словно специально для этого такой огромный и длинный) вылизывать ей ноги от щиколоток до колен, потом перейдя выше. «Фу!» — с отвращением отодвинулась Синди, глядя мне между задних лап, откуда торчало похожее на раскрытую помаду.

«Животное — и есть животное, это ты еще мужиков не видала. Этот хотя бы честен и верен», — сказал из дверей вошедший Грог, уже в спортивном костюме, который он, видимо, носил дома, — «Странное с ним что-то. Недавно же на случку водили. Придется еще разок». Я побежал от греха за Грогом — прочь из комнаты Синди, на ходу успокаивая Лацио «Видишь, а ты не хотел, зато теперь еще раз на случку сводят».

Ей 16, и, конечно, это все не очень хорошо с моей стороны, — думал я, сидя в спальной у Грога, за его креслом, глядя из-за спины с кем и о чем он переписывается. С другой стороны, это нельзя назвать совращением несовершеннолетней. Ни чего же «такого» не было же? Да и вообще, какие ко мне претензии, я же собака. Нет, преступления тут нет. Даже умысла на преступление нет. Ведь нельзя же назвать умыслом то, что в голове у пса. Я тут не хочу умалять сознание собаки, но точно же нельзя называть умыслом то, что происходит в голове у пса с подселенным чуждым сознанием. Правда же, да?

Тут я увидел, что хозяин чатит что-то интересное. Какой-то Хайт писал ему о Вагнере и его команде.

— Документы и биографии у них чистые, даже слишком. У ментов на них ничего нет, у Galaxy Sec тоже. Хотя молодые, могут и вправду быть чистыми. Их привел Джек Лот из ИнтерМедиа, но он подтверждает, что они зеленые и свежие.

— Они зазвездились на Васту. Их там могли курировать либо кто-то из теократов, либо вояки.

— Наши теократы про них ничего не знают, а к воякам у меня нормального входа нет. Если это армейская креатура, мы это не раскопаем.

— Здесь, в СГЦ за них вписался Гилац. Он точно не был с ними знаком раньше?

— Вроде нет, но надо покопать глубже.

— Плохо, если это люди Гилаца или военных. Мы столько тратим на все эти медиа-империи, чтоб они держали журналюг на цепи, а тут в решающий момент на решающих направлениях начинают маячить чужаки с вычищенными биографиями. Почему Лот пролажал, я же сказал ему их купить?

— Джекки пробовал, но им «вдруг» перспективы открылись на самом верху, он такие ставки перебить не может.

— Они две недели назад не могли знать про свои перспективы. Или знали? Тогда, значит, их Гилац ведет. Копай мне про них все. Мне надо знать, за кого они будут качать, когда начнем.

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Волос и Лилит подрядились делать для Пауэлла фильм о достижениях и актуальных проблемах современного здравоохранения. Основная часть съемок велась в медицинском центре в Аламе на 4-й В Цефея. Это был, фактически, целый город-госпиталь со своим аэродромом, вертолетной площадкой, электростанцией. Здесь работали около 50 тысяч медиков и ученых, проходили лечение одновременно до полумиллиона пациентов. Центр был головной организацией для десятков других госпиталей, где лечились миллионы больных, и дистанционно консультировал пациентов и врачей на разных планетах во всех государствах, входивших СГЦ. Работал по коммерческим договорам и по программам государственной медицинской помощи.

Пауэлл в свое время и строил этот город, будучи здесь на протяжении 15 лет главврачом. Теперь, когда он ушел в большую политику, в Аламе оставалась его резиденция, где он проводил большую часть времени, где все вокруг его уважали и даже почитали. Здесь же он занимался научной работой, изучая способы борьбы с различными заболеваниями.

Отсняв за день несколько интервью с врачами и заведующими лабораторий, сюжеты о работе разных отделений, Волос и Лилит сидели в кабинете шефа реанимации с Пауэллом за столиком, пили чай, хрустели печеньем, переваривая съеденные в буфете мясные шницели. За окном резко упала ночь, город Алам светился синими огнями из окон сотен операционных, желтыми из тысяч палат корпусов, выстроенных вдоль ровных проспектов, игравших бледными отсветами от фиолетовых фонарей. На окраинах искрились разноцветными огнями кварталы гостиниц для родственников пациентов, еще дальше красным браслетом сверкал аэропорт.

Казалось бы, город, как город, но из-за того, что он весь был наполнен болезнями, иногда смертями, тревогами и страхами, безысходностью и чудесными спасениями, все его огни казались мистическими, каждая мелькнувшая на проспекте медицинская с мигалками машина казалась вестником судьбы. Одна из стен кабинета была сплошным большим окном в реанимационный зал, где лежали три десятка молчаливых мужчин и женщин, за чью жизнь сейчас боролись медики. Мигали лампы на умных аппаратах, мерцали мониторы, по которым ползли или скакали кривые, бегали цифры. И в каждом звуке, в каждом огоньке, в каждом взгляде врачей читался тайный знак, судьбоносный для кого-то из лежавших здесь или ждавших в зале ожидания или в отеле.

70-летний Пауэлл, сухой, но смешливый и живенький, старик с узким морщинистым лицом и большими серыми глазами, редкой сединой на висках и густой сивой шкурой на руках, травил ребятне местные байки. Одного здешнего конгрессмена из-за каких-то околокриминальных дел расстреляли на улице бандиты. Показательно расстреляли — два десятка пулевых, распотрошили всего, как дуршлаг. Его положили на стол реанимации в этом зале. Молодая врач Сия занялась им, потому, что все опытные не хотели — мало шансов, а общественный резонанс большой. Сия собрала мужика натурально по частям, как конструктор. Что-то зашили, что-то заменили донорскими органами, что-то искусственными. Через полгода политик вышел из Алама своими ногами. А еще через полгода все узнали, что он женился на Сие. История без фамилий и подробностей — мужик потом занимал видное место в истеблишменте межгалактических комиссий.

— Похоже на легенду об Исиде и Осирисе, — улыбнулась Лилит.

— А ведь правда, — засмеялся Пауэлл, — точно.

Трое сидели у столика в полутемном, едва освещенном красной лампой, маленьком кабинете, смотрели на ослепительно залитый светом реанимационный зал, на синие потусторонние бледные отсветы города за окном и удивлялись тому, как миф об этих древних богах идет из эпохи в эпоху, из культуры в культуру, из страны в страну. Сменив туники и парики на медицинские халаты и чепчики, эти двое опять нашли друг друга в Аламе и смогли быть вместе несмотря ни на что.

— Бандитов-то поймали? — спросил Волос.

— Какая разница? — удивился Пауэлл, — главное в этой вечной истории — всепобеждающая сила любви, а не то, какие именно преграды приходится преодолевать в тот или в другой раз, какие именно враги стояли на Ее пути. Вы верите, кстати, в любовь, ребята?

— Я ни во что не верю, — отозвался Волос, — про любовь читал в книжках, в жизни сам не видел, у близких друзей, которым можно доверять — тоже не было. К примеру, дружба есть. Вот есть сила тяжести, сила трения, электрические силы, которые реально и зримо могут воздействовать на события. И дружба тоже есть. Я видел ситуации, когда сила дружбы меняла ход событий, влияла на решения, на процессы. А везде, где полагались на любовь, оказывалось, что нет такой силы. Не работает. Если ты этот стакан с чаем поставишь на стол, стол его удержит. А если поставишь на любовь, то стакан пролетит как через пустое место и упадет на пол.

Лилит фыркнула, проворчав, что любовь — не подставка, а Пауэлл задумался, уставившись в лежавшую на одном из столов женщин.

— Любовь — это очень большая редкость. Она приходит к одному из тысячи и то раз в жизни. Древние вообще думали, что любить могут только боги. Люди смогли приручить огонь, а любовь — нет. Поэтому ею и нельзя пользоваться, как подставкой. Приручили слово «любовь», этим словом стали называть относительно долгосрочные отношения представителей разных полов. Но в тысячелетия патриархата это был сложный эшелонированный механизм принуждения к такой долгосрочности. Отношения держались на экономической целесообразности, юридическом принуждении, силовом даже давлении. Пары были основами семьи, а это ячейка патриархального общества. Основа того производящего хозяйства, которое и создало наш мир.

Но сейчас патриархат кончился. Женщина способна сама обеспечить себя и, если надо, потомство, ее свобода защищена законом. Поэтому семья и так называемая «любовь» трещит по швам, рассыпается. Но это рассыпается механизм, а не любовь. Любви там и не было, а если была, то случайно. Любовь — это вообще случайно, но там, где она появляется, она становится главной силой, способной перевернуть мир, противостоять всем другим силам.

— Любить, значит, могут только боги, — Лилит, снявшая с себя на Цефее готский образ вампирши, сидела на кушетке в синем сарафанчике, зеленых туфлях-лодочках на невысоком мощном каблуке. Ее волосы с темно-зеленого она перекрасила в свой естественный черный цвет, распустив волнами. Она грустно улыбнулась алыми пухлыми губками из темного угла, блеснув черными своими большими глазами.

— Можно и по-другому сказать, — ответил старик, — те, кто любят, становятся богами.

Волос, одетый теперь в черные джинсы, черные кроссовки и белую рубашку, почесал свои черные кудри и мечтательно вдохнул узким носом:

— То есть этим управлять нельзя. Эта сила сама тебя находит и тобой управляет.

— Да, управляет. Целиком перехватывает управление, подчиняет тебя и весь окружающий тебя мир, — Пауэлл вертел в руках раритетную ручку и задумчиво смотрел на Волоса — среднего роста спортивного парня, усевшегося на медицинской каталке, раскачивавшего ногами, на его видные через рубашку крепкие мышцы груди и плечей, на белое овальное лицо с яркими резко высеченными карими глазами, — управление вообще сейчас, как таковое, переживает кризис. Мы видим по всем каналам заседания наших межгалактических комиссий, эту видимость основательности и продуманности принятия и исполнения решений. Этот пафос управляемости, предсказуемости, порядка. Это только видимость. Хаос вокруг нас, он в любой момент ворвется в наш мир, а за ним придут разрушения, катастрофы или даже любовь, не к ночи будет она помянута.

Алгоритмы и правила достижения успеха, наработанные за тысячи лет производящим хозяйством — не работают, а новых еще нет. Пока не придумали, как сделать цифровой мир из дикого леса — плодородной и послушной пашней.

— Но разве нельзя это сделать просто по аналогии? — откинулся спиной к стенке Волос, — Любой сайтик, блог или типа того растут так же, как и растения. Сначала надо бросить семя-идею, потом поливать, соблюдая вполне понятные правила, наращивается аудитория, контент, посещаемость, пока не приносит плоды в виде рекламы и заказухи. Это все, кому надо, умеют делать. Конечно, трудно выбрать место. На одной и той же теме-пашне много урожаев не соберешь. Отработал одну — ищи другие. Но интерес аудитории к новым темам поддается прогнозу, спрос на те или иные услуги можно просчитать, как времена года. И высаживать сайтики под осень, под зиму, угадывая, чтоб плоды созрели как раз к моменту наивысшего интереса публики.

— Эта мысль уже в работе. Этой дорогой уже идут в Galaxy. Хотят сделать галактики грядками и сажать на них свою морковку. Аудитория, все человечество тоже в их планах — стадо, которое должно проходить свой путь от рождения, пастбища до бойни под их чутким руководством.

— Похоже, Вам идеи Galaxy не нравятся. Почему? Это порядок, удобство для клиента, доступность услуг для всех социальных слоев, новый шаг в возможностях обработки и использования огромных массивов информации.

— Вы очень правильно, Волос, подобрали слово «не нравится». Скажем так, не нравится стилистически, картинка не нравится. Осирис и Исида — красиво. Греческие боги и северные — красиво. А мир от Galaxy — так себе. И они очень повернуты на культуре единобожия, а мне эта картинка тоже не по вкусу. Мне бы не хотелось, чтоб они смогли создать какой-то единый алгоритм и создать культуру нового единого цифрового Вседержителя. Может, это вкусовщина, особенно, с учетом моего клинического во всех смыслах атеизма. Но я и не верю, что в сегодняшнем новом мире сработает какой бы то ни было единый алгоритм. Это тупик, в котором можно удержать человечество разве что только силой. Даже обманом не получится, только силой.

— Да нет, ну как сейчас можно человечество удержать силой? — сомневался Волос, — да нет таких сил, чтоб загнать всех в какой-то тупик и там держать.

— Это очень быстро делается. Оглянуться не успеешь, как окажешься за колючей проволокой.

— Вы сейчас серьезно? Скажите, хоть, что шутите, — сыграла роль встревоженной наивной девочки Лилит.

— Никаких данных у меня нет, и этот разговор только между нами. Но есть тревога. Что-то не так. Что-то готовится, не знаю, что. По линии нашей комиссии такие вопросы не проходят, а в других ведомствах у меня не так много близких знакомых. Я с военными дружу, но они только намекают, что где-то что-то слышали о скорых глобальных изменениях. Чуть ли не Второе Пришествие готовится. Без Судного Дня и апокалипсиса, но готовится проект по визуализации воплощения в цифровом мире нового Единого Бога с новыми заповедями.

Пауэлл глянул обоим в глаза по очереди, внезапно твердо и серьезно сказал:

— Только это строго между нами. Вы мне нравитесь, мне бы хотелось, чтоб мы были в одной команде. Но это вам решать самим. Пока продолжайте фильм, есть еще интересные темы по интервью с хорошими учеными — вам будет чем заняться в ближайшее время. Общайтесь, слушайте, думайте, обращайте на все внимание. Если придет час, вам придется решать, с кем вам по пути, что вам больше «нравится». Обещаю вам оставить свободу выбора.

Время было уже заполночь, пора расходиться спать. Пауэлл собирался остаться — поработать немного со своими научными изысканиями.

— Чем бы вас еще, ребятки, удивить, какое бы вам приключение организовать? Не хотите в морге переночевать? Там тихо, никто не потревожит и кроватки мягкие, — смеялся старик, — потом будете всем хвастать, что ничего не боитесь, что в морге спали.

Волосу идея понравилась, и он стал вспыхивать глазами. Лилит, подумав, молча согласилась. Пауэлл повел их по коридору — узкому длинному, освещенному синими галогеновыми лампами в потолке. По дороге он обещал утром хороший настоящий кофе в своем кабинете и интересную экскурсию в инфекционный корпус. Дошли до широких створок дверей и вошли в темное пространство территории смерти. Свет здесь все-таки был — из тусклых синих ламп и из больших окон. Рядами стояли каталки. Какие-то из них были пустые, на других под белыми простынями угадывались тела умерших, кого не откачала реанимация.

— Новых до утра скорее всего уже не привезут, а забирать на вскрытие начнут только утром. Так что вас никто раньше времени не разбудит. Спокойной ночи, ребятки, — попрощался Пауэлл и ушел, закрыв за собой плотно белые двери.

Волос, не раздеваясь, улегся на широкой каталке с удобным валиком-подушкой. Подумав, накрылся, как соседи, простыней, оставив только открытым лицо, и уставился в потолок. Лилит ходила между рядами в поисках пустой каталки, но ей что-то все не нравились свободные места, да и соседи. Наконец, она решительным шагом подошла к каталке Волоса и толкнув его бедрами, легла рядом, натянув на себя половину простыни. «С тобой, как-то теплее», — сказала она тоном, не принимающим возражений.

Двое лежали в темноте, прислушиваясь к окружавшей тишине, неизбежной суеверной жути, чувствуя неслышное присутствие мертвецов, едва уловимое дыхание смерти. Волосу казалось, что Смерть сейчас стоит где-то рядом и смотрит на них с интересом, слушает их дыхание, угадывает их мысли. Лилит казалось, что покойники смотрят на них и слушают исходящее от них тепло. Она не чувствовала от них какой-то враждебности или угрозы, только внимание. Когда входили в этот зал, она думала, что она будет здесь туристом и будет рассматривать мертвецов, как достопримечательности. Но сейчас сама себя чувствовала их достопримечательностью, объектом изучения и будущих обсуждений.

Волос подумал, что ей страшно и обнял ее, просунув руку под ее талией. Она повернулась на бок и уткнулась лицом ему в грудь, положив голову ему на плечо. Так и лежали эти двое живых среди мертвых, вслушиваясь в тишину, всматриваясь в пустоту, молча, думая о времени, смерти и хрупком чуде жизни.

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Полковник из Galaxy Sec Джейк Смит — моложавый гламурно одетый, ждал в кожаном большом кресле в итальянском ресторанчике в маленькой нише «на двоих» за занавеской. Пестрая рубашка с открытым воротом, зализанные гелем черные волосы, лицо в меру изможденное пороками и субординацией, приветливо улыбалось вошедшему Хоту. Широким жестом махнул рукой, поймав руку Хота и крепко ее пожав. В нем была странная смесь хакера, рок-н-рольщика и бандита, крепко сдобренная уверенным ощущением власти. Всю встречу говорил Смит, все время улыбаясь и широко водя руками:

— Ты молодец, Реджи, что к нам с этим делом пришел. Я со взрослыми пацанами обсудил — хорошая тема, пять баллов. С твоими условиями согласны и против базара с ментотней и бандюками на местах ничего против не имеем. Но есть, короче, момент, о котором ты не знаешь.

Полковник многозначительно отпил сок из стакана и продолжил:

— В ближайшие полгода будут очень серьезные перепальцовки на самом верху. Будут тереть по широкому кругу вопросов. Сложно сказать, как именно в итоге, но в любом случае сильно все изменится — законы, понятия, сектора ответственности, правила, — все в общем. Поэтому нам лучше с тобой повременить. Делать проект сейчас — значит или его потом через полгода сильно переделывать, или вообще закрывать. Согласись, так не надо, да?

Хот изобразил напряг, прихмурил лоб, спросив:

— Ну не настолько же сильно изменится все? Можно просто начать пока, в СГЦ-то ничего не изменится, а все готово может быть сразу.

— Да в том-то и дело, дружище, что и в СГЦ может все сильно перетрястись, тут вообще могут бордели запретить. Да не дрейфь, чувак. Нам надо только выждать момент. Даже если в СГЦ случится торжество духовности и воздержания, мы с тобой можем потом какой-нибудь остров на планете недалеко от Цефея отхватить или даже континент. Кризис — это возможности. Нормальный континент возьмем, сделаем там вселенский главный бордель, секс-государство, с базой и для всего вирта. Построим города разные по всем направлениям. Для геев тоже построим, для БДСМ, очистные для копрофилов, дома престарелых для геронтофилов, кладбища для некрофилов. Шлюхи же все равно мрут — так будем класть в мавзолеи — и вперед! Масштабней надо мыслить, товарищ!

— Круто было бы, конечно, — мечтательно лыбился Хот.

— А я тебе что? Держись к нам по ближе, чувак. Мы умеем делать круто. Скажи своему боссу, чтоб ждал, через полгода нормальное дело сделаем, а сейчас лучше зря не дергаться. ОК?

— Ну я так понял, что это не вопрос, а решение?

— Ну да, Стиву мы уже сказали пока не париться. Но ему и не до этого будет. Сейчас такая свистопляска начнется. Ему полгода от клавы не оторваться на роду написано. Это между нами, но реально всем будет не до того. Я тебе нормальный вариант предложил. Никому такой куш еще нахаляву в руки не падал.

Не ожидая ответа, Смит встал из-за стола, опять пожал Хоту руку, улыбаясь:

— Молодец ты, Реджи, мы с тобой делов понаделаем, все довольны будут, держись на связи со мной, я буду на сайте твоей бордель-сети под ником «Жирафчик». Если еще хорошие идеи будут, давай тоже к нам, сделаем все по уму.

Смит ушел за занавеску, было слышно, как он зацепился с официанткой, энергично хохоча и светясь, там как солнце. Хот выждал пять минут, расплатился за себя и полковника, и вышел через боковой выход ресторана на улицу. Взял такси и поехал на съемную хату, где ему мастера сделали нормальный целиком анонимный и не идентифицируемый вход в интернет.

Для начала связался с контактом в Военной комиссии, выясняя, почему тормозится внедрение Маат и Тора. Человек заверил, что сделано все, как надо. Но осторожничает лично Уоллос — заказал кучу проверок на обоих. Есть, конечно, риск, что по какому-нибудь каналу да и сыщет палево, но не большой. Скорее всего все будет ОК, надо только подождать. Хот чатнул «туда», что времени в обрез и надо быстрей.

После этого зарядил в кружку горячего крепкого кофе и включил видеочат с Масой. Она сидела на своей кухне, тоже пила кофе и гладила кота, лежавшего прямо перед ней на столе. Обменялись информацией и мыслями. В основном, все их домыслы и подозрения подтверждались. Грог, видимо, реально готовил вселенский переворот. Маса сообщила, что плотно общалась коллегами-магами, среди них растет беспокойство. Но есть и те, кто, похоже, уже участвуют в проекте Охотника. Возможен конфликт. Россомаха выкатила обвинения в убийстве Радости и попытке зачистки памяти планеты. По этому поводу и вообще для обсуждения сложившейся обстановки и перспектив решено в итоге собрать Совет Первого круга магов. Желательно, к совету собрать максимум сведений и доказательств, Маса будет выступать истцом против Охотника.

— Короче, Хот, дело идет к развязке, уже критически много людей в курсе дела и в игре, так что будь предельно сейчас аккуратен и смотри по сторонам, — подытожила она, поглаживая своего котика.

Хот, выключил чат и собрался, было, ложиться спать, но решил выйти до магазина за сигаретами. Вечер был поздний и холодный, эти переулки почти не освещались, джедай едва различал на своем пути ямы и лужи. Чуялкой, краем подсознания услышал угрозу и какое-то движение сзади, почувствовал, что Смерть в полусекунде. Броском в сторону упал на асфальт и кубарем перекатился метра на два, услышав пистолетный выстрел и щелчок пули в стену дома. Прыгнул на силуэт стрелявшего, молниеносно вонзив ему нож в горло. В руку фонтаном ударила теплая липкая кровь, намочив рукав рубашки. Нападавший просипел и повис на руках Хота, сползая вниз. Хот отпрыгнул всторону, присел и осмотрелся — вокруг никого, тишина. Подхватив стрелка за плечи, поволок его в кусты, затащил за какие-то железные контейнеры вроде мусорных на тонувший во тьме, невидный снаружи, пятачок. Чувак был мертв, в руке у него был обычный пистолет, армейский, каких везде полно. Хот сидел на корточках рядом с трупом и думал, кто бы это мог быть. Человек от Грога или приветик от Волота? Но эти бы знали, что к джедаю лучше не подходить близко и сработали бы снайпером или граником в конце концов. Это могли быть представители любой из наркогруппировок, побитых Хотом, когда он работал в Краме Антинаркомом. Это могли быть ребята из какого-нибудь борделя, прознавшие о его «делах» с Galaxy и решившие избавиться от опасного «конкурента». Хот длинно вспоминал свои многие жизни, поминая то одних, то других врагов, которых он оставлял на своем жизненном пути не ведя счета. Это мог быть, наконец, обычный грабитель, позарившийся на его фуфловую бижутерию и «дорогой» прикид.

Стрелок быстро холодел на ночном прохладце и имел при себе местный паспорт на ничего не говорившее имя 29-летнего Джонса Келли, проживавшего в этом городе, в этом районе. Его глаза, выпученные, смотрели на кусты, лицо было чем-то похожим на Хота — худое, сухое, вымученное. Без усов, бородки и нестриженных патлов, Хот выглядел бы таким же несчастным бродягой, неудачливым толи грабителем, толи киллером, сдохшим внезапно, не успев сказать «прощай», как только что мог откинуться и сам Хот, если бы стрелок успел выстрелить на полсекунды раньше.

Хот продолжал перебирать в уме возможных заказчиков его убийства, они, как лопасти мельницы вращались у него перед глазами бесконечным хороводом. Он продолжал жалеть себя и этого мужика. Тоска вдруг стала неистовой, Хот не успел даже удивиться ей, нахлынувшей, как волна, с головой накрывшей так, что он не смог дышать, в носу засвербило, сердце заколотило, глаза не видели от слез, навернувшихся впервые с детства. У Хота тряслись плечи и он рыдал, взмахивая с воем головой над лицом придурка. Ударил его кулаком в грудь, ладонями стал оттирать кровь с его лица. «Что же ты, Сука, бл…дь?» — плача тихо говорил он беззлобно толи ему, толи себе, толи черному присутствовавшему совсем рядом в кустах небу. «Что же ты, Сука, бл…дь…» Хот не понимал, почему эта волна никак не отхлынет, а все держит и держит его, заливает чем-то горьким и невыносимым внутрь, в легкие, в вены. Он повалился набок рядом с чуваком и колотил кулаками по земле, рвал траву и лил слезы ручьями в черные комки земли, в листву, стыдясь этого и не умея ничего с этим сделать. Вспоминал ту одноклассницу в детстве и тех пацанов, что забрали ее у него «в шлюхи», что подрезали его в той подворотне и отправили в вечный путь по таким вот подворотням с ножом в руке, с ножом в груди, с мыслями о ножах в голове, с мечтой в подсознании вернуться хоть когда-нибудь к той девочке-однокласснице, которую не трахнул, и которая поэтому казалась навсегда для него ангелом, феечкой, идеалом, единственным, ради чего все это могло быть. «Что же ты, Сука, бл…дь», — обращался он к ней и к тому парню, что ткнул ему тогда ножом под ребро. «Сколько же, Сука, бл…дь, еще?»

«Нормально покурили, бл…дь», подумал Хот, отойдя от пережитого и вставая с земли. Не глядя, не прощаясь с трупом, живой вышел из кустов и побрел к дому. Завтра отсюда все равно уже сваливать и дальше жить под новыми документами на других планетах, а значит, можно не прибирать за собой, оставив копам на память висяк. «Я пережил и многое, и многих…» — напевал тихонько Хот, поднимаясь по лестнице — собирать вещи, которых он нажил за все жизни всего на две небольшие сумки.

7,3

Похоже, у людей это делается быстрей. Берта, вроде, как опытная немолодая самочка, неоднократно щенившаяся, все сразу поняла, встала ко мне задом и даже завернула хвост. Я, а точнее Лацио, ловко зажал ее туловище передними лапами, наскочил, навис над ней и начал. Вся округа хотела к себе в дом щенков от собаки Грога. Для них это было чем-то вроде новой ступеньки на неформальной социальной лестнице, поэтому у Лацио проблем «с этим делом» в принципе не было. Приводили невест регулярно, при чем отборных, породистых, готовых на все.

Я максимально абстрагировался от происходящего, чтоб не мешать товарищу «советами» или неподходящими эмоциями. Все-таки дело непривычное. Все бы куда ни шло, у людей это часто выглядит гораздо неприглядней. А мы были просто красавцы, длинные, гибкие, как две черные тени. Правда, мне показалось, что фрикции слишком частые и какие-то неловкие. Ну и, конечно, запах. Когда я был сзади и сверху, то нюхал ее загривок, тыкаясь носом в шерсть — пахло норм. Но когда Лацио брался лезть к ней носом между задних ног — слишком ядрено. Но я терпел, тем более, мне поначалу казалось, что это будет недолго.

Но сучка начала кобениться, взяла да и выскочила, внезапно и технично развернулась, и, кусанув меня в гриву, сама залезла сверху, я перевернулся на спину и ткнул ее мордой в морду, Берта подпрыгнула на все четырех, и, как мне показалось, улыбаясь, помчалась в другой конец двора. Я галопом погнал следом, взметнув брызги из лужи и тучу пыли из клумбы. За такое надрали бы уши, но случка и половые игры — святое, и нам разрешается в эти моменты все. Считается, что мы сейчас «не в себе от похоти», не можем себя контролировать и нас нельзя винить. 5-летняя Берта, опытная дама, похоже, любила пользоваться такими моментами. Добежав до забора, она оттолкнулась от него лапами, сделало что-то вроде сальто от борта и рванулась под машину. Я скакал, как конь за ней, только и видя перед собой, ее хвост и лапы. Они у меня были строго по центру обзора, как будто работал стабилизатор прицела. Зато весь мир вокруг скакал, как сумасшедший вверх-вниз. Прерванный половой акт — это точно не по-людски, у меня все гудело и прибавляло прыти. Нырнул стрелой под машину, скользя животом по мелким больным камням, она выскочила с другой стороны и кинулась в ноги к хозяйке — 30-летней соседке. Там, у ног этой женщины и стоявшего рядом Грога, я опять ее поймал, залез и начал входить частыми рывками. Она потерпела минуту, и опять вырвалась. В общем мы уже бегали 15 минут. Берта, устав, села на задницу и весело смотрела, как я кручусь вокруг, пытаясь ее свалить. Удары носом в бок и лапами в шею не помогали, она сидела, как гиря, и я сел рядом, вывалив язык и тяжело дыша.

Наконец, она сделала последний аккорд — побежала в сторону цветника, лихо перескочила ограду и нырнула в какие-то дорогие одуванчики, я прыгнул за ней. В куче белого пуха она «дала», а я уже «не плошал», держал крепко, навалившись изо всех сил и вцепившись зубами в загривок. Она поняла, что в этот раз все серьезно, и только глухо рычала. Я чувствовал челюстями, как она дрожит. Лацио кончал, трясясь всем корпусом. Мне, человеку, было не знакомо это странное сочетание нежности к ней и одновременно чего-то хищнического и свирепого. Я сжимал челюсти со всей дури, злобно, как насмерть, и при этом скулил от жалости. Она тоже скулила, но не пыталась вырваться, тихо клоня голову к земле. Почти прокушенная ее шея звенела страданием у меня в зубах. Мне самому было дико больно «там», это было какое-то очень больное счастье. Наворачивались слезы, было ощущение беспросветной тоски и непонятного успокоения. Хотелось выть и смеяться.

Хозяйка поняла, что все случилось и подбежала подержать Берту руками. Как это мило с ее стороны. Сучки, бывает, в этот момент вместо того, чтоб спокойно ждать, когда я выйду, начинают рвать прочь, а это очень больно и опасно для здоровья. Но Берта — молодец терпеливо ждала, пока я смог отсоединиться, встать рядом и перевести дух. Потом степенно подошел к Грогу, уселся у его ног, демонстрируя, кого я здесь люблю и уважаю по-настоящему. Берту повели к воротам, где-то у меня скоро будут дети, которых я никогда не увижу.

Когда Лацио пришел в себя, я деликатно, спросил, его о впечатлениях. Берту он, оказывается, уже «знал» — год назад ее приводили. Хорошая чистенькая самочка, воспитанная и без прибамбасов. Тут есть по соседству и конченные дуры. С ними «эти игры» могут продолжать много часов, а иногда еще и безрезультатно. «Суки — странные животные, вы очень обобщаете, когда нас всех вместе называете собаками. Они — реально другие животные, некоторые, похоже, с других планет. Я спросил про щенков, оказывается, Лацио вовсе не тосковал, что не встречается со своим потомством: 'У нас по-другому, не как у людей, семьи как таковой нет и потребности в ней нет. Щенка кормят хозяева, учит всему хозяин, командует хозяин. Роли для отца нет. Да и не хочется, если честно».

Так, рассуждая «сам с собой» я шел за Грогом в дом, — продолжать «глубокое погружение» в ближний круг Охотника. За месяц я досконально изучил дом и повадки Грога, его рабочий график и некоторых представителей ближайшего окружения. Фактически, теперь ясно, что он имеет прямое отношение к войне на 5-й Z Аполлона и погрому на Васту. В обоих случаях он намеренно вел дело к зачистке этих планет для создания там баз своего пока не известного «главного проекта», в рамках которого готовил политические, финансовые и медийные акции по всем галактикам.

Грога ждал в маленьком кабинете мужчина в строгом, почти похоронном костюме, черном с темно-золотой маленькой брошкой на высоком застегнутом вороте пиджака. Белое строгое узкое лицо скривилось в почтении, человек церемонно поклонился Грогу и остался стоять, когда тот уселся в кресле.

— Ну что у нас, — спросил Грог, гладя широкой ладонью деревянный стол.

— Операция «Новый Завет» готова. Программный комплекс готов и опробован. В игровом режиме новая оболочка масштабных сбоев не дает, щелей тоже не оставляет. Проверили еще раз — полное покрытие всех сфер, территорий и игровых ситуаций.

— Возможный противник?

— Пока нет сведений, чтобы кто-то знал о будущей инсталляции и готовил комплексное противодействие.

— Все равно готовьте щиты, резервные мощности и каналы. Операция на стадии готовности к старту, в любом случае прошли утечки информации, кто-то, возможно, готовит отпор. Кто-то вполне вероятно захочет воспользоваться и наварить на ней что-то для себя, а это внесет хлам и сбои, — недоверчиво смотрел в потолок Грог.

Бледный мужик сосредоточенно кивнул, а Грог продолжил:

— Спецобеспечение?

— Новых попыток внедрения не выявлено. Радость, пытавшийся выкрасть коды, назад не выбрался, ни с кем не контактировал. Выяснили, что следил за нашим беспилотником в точке 344/239/058 его однокашник — джедай Бр. Перед этим он с ним контактировал на 45-й. После событий улетел на 3-ю планету В Зеры, в Ман. Имел контакт с Магом Первого круга Россомахой, возможно имеет отношение к событиям в Краме, возможно, имел контакт с джедаем Хотом. Из Мана убыл в неизвестном направлении, выясняем, куда. Шифруется, на картах не светится, под своим именем на связь не выходит.

— Ищите, ищите его и тех, кто управлял макетом. Следите внимательно за магами и Россомахой, за их Советом. Что с Персонажем?

— Персонаж доработан и выведен на исходные позиции. Лишних людей и активности рядом с ним не выявлено. Локации и актеры в норме. Фото у Вас в почте.

Грог зашел в файл и стал разглядывать Персонажа. Я смотрел из-за кресла. Оттуда лыбился чувак лет тридцати, похожий на хиппи. Большие карие открытые глаза, большой рот, большой же нос и все это на узком сухом лице. Светло-каштановые волосы, почти блонди, широкими длинными волнами ниспадали на плечи. На фото в полный рост было видно, что он сухощав, не особо спортивен, хотя плечи широкие, а ноги жилистые. По виду толи любитель травки, толи лох, но толстым 50-летним теткам такие нравятся. «Милый», в общем.

— Ладно, — решительно встал с кресла Грог, — начинаем через три дня. Связь со мной — постоянно, по всем накладкам информировать немедленно, доклад каждый день.

Бледный кивнул и, пятясь, молча вышел. Грог подошел к окну и застыл, глядя на закат, размазавший красные пятна по небу и по верхушкам кипарисов, пустивший кровавые струи по воде в речке и по лобовым стеклам машин на стоянке. Я дернул ухом, услышав, как внизу слуга насыпает в миску корм, и понесся в холл, ловко перескакивая по несколько ступенек. Опустошив хрустящую кучу, улегся рядом, анализируя и сопоставляя. Мой «Филипп Филиппыч», как я его называл, однозначно подтвердил все наши на его счет подозрения, назвал цели и сроки операции, это не считая некоторых деталей. Также я составил полный обновленный план его дома и системы охраны.

Ночь стояла чудесная, все пахло по-другому и загадочно, я увлеченно водил носом во все стороны, пока Лацио «вел нас» через темноту сада в условленное место встречи. На небольшой площадке у фонтана было светло — над нами горела серебряным диском полная луна, отражавшаяся в ванной фонтана и в его металлических трубах. Нас ждал здесь кобель немецкой овчарки. Старый, 20-летний пес, встал на лапы, завидя нас. Старик ухоженный, густая серая с рыжим шерсть переливалась под луной, глаза уставились на меня, проникая в душу и оценивая.

— Здравствуй, джедай Бр. Мне известно, что тебе предстоит принимать важные решения, которые могут на многое повлиять. Меня уполномочили напомнить лично тебе, чтоб ты имел это в виду и напомнил другим, об условиях Договора. Изначально, когда боги, назовем их так, предложили все ресурсы развития вложить в какой-то один вид, между всеми видами и родами живых разумных существ был заключен Договор. Все ресурсы и знания отдадут человеку, замедлив развитие остальных, на условии, что человек будет развиваться ускоренно, быстро дойдет до верхнего уровня и потом сможет возместить остальным существам ущерб, оказывая им помощь в развитии. Потом некоторые виды, как, например, собаки, подписали договор с человечеством, поступив на службу к нему, чтоб помогать развиваться и обеспечить скорейшее исполнение Начального Договора. Некоторые виды подписались стать для вас мясом и участвовать в скотоводстве. Но все эти соглашения подразумевали, что человек — локомотив развития жизни, который вытащит потом всех нас.

У договоров выходят сроки, их нужно пролонгировать, но у животных появились сомнения. У человека укрепляется идея отрицания развития. Много ваших лидеров говорят, что еды теперь много, медицина хорошая, и человек может просто есть и спать, не подвергая себя боли развития. Слишком много людей стали всего бояться, страшась неизведанного, опасного, нового. Если человек отступит перед страхом, откажется от познания и развития, то он не будет иметь больше прав, чем скот. И мы не будем служить животным, которые ничем не отличаются от нас, которые не имеют миссии. Договора могут быть расторгнуты или пересмотрены.

Грог и его люди готовят людям именно такое будущее. Хотят накрыть вас новой верой и страхом, как тазом. Он уже близок к этому. Если человечество согласится остановиться и перестанет быть локомотивом, животный мир расторгнет Договор и потребует неустойку за 50 миллионов лет. Это очень много, но есть способы, как это взыскать. Собаки и, на сколько я в курсе, кошки, а также все, кто был задействован в пищевой промышленности и в производстве кожи и шерсти, выдвинут дополнительно свои отдельные иски.

Не хочу пугать, поэтому и хочу сказать это именно тебе, джедай, сейчас, пока у вас, у человечества, еще есть выбор и вы можете остаться на пути развития, — тогда договоры все останутся в силе.

Пес стал смотреть поверх меня, упав на колени передних лап, и сказав «Здравствуй, Госпожа». Я увидел, что тени деревьев сада отодвинулись, луна осталась, где была, а вместо фонтана мерцал отражениями памятник вождю огнепоклонников. Мы были на той темной площади, Лацио и старый пес стояли рядом, а я стоял на своих двоих, глядя в замысловатый узор тонких красных нитей на воротнике и на обшлагах рукавов черного пальто. Женщина смотрела на меня и снова улыбалась то ли счастливо, то ли горько, глаза выражали и радость, и сострадание одновременно.

— Это еще не все долги, какие есть у человечества, Бр. Это очень малая их часть. Все, что у вас есть, что вы считаете своим по праву — все взято в кредит. Помните это, я очень не хочу опять увидеть коллекторов — это страшнее, чем все, что вы можете себе представить.

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Маат смотрела на Джонсона Уоллоса, растянувшегося на матрасе, лежавшем на полу в штабной палатке. Палатка без окон освещалась только экраном маленького нотбука, стоявшего на железной табуретке. На другой табуретке, в одной куче лежала пятнистая мабута с генеральскими звездами на погонах, армейская темно-зеленая майка, и ее, Маат, серый спортивный костюм, под табуреткой стояли рядом ее розовые кроссовки и его тяжелые берцы. На брезентовом полу были скомканы его плавки и носки, ее бежевый лифчик, черные трусики, белые гольфы.

Маат смотрела на 50-летнего вояку и видела мальчишку, какие жили в ее дворе в детстве. Задиристый, азартный, любопытный, безбашенный. Двоечник, хулиган, придурок. Он лежал на животе, и Маат разглядывала мощные мышцы спины, крепкие ягодицы, узлами натянутые мышцы привычных к бегу и ходьбе сильных ног. Загорелое безволосое тело напоминало сильное животное и римскую статую бога одновременно. Чуткий хищник почувствовал ее взгляд и перевернулся, показав реально мальчишеское лицо — с бледно-голубыми сощуренными глазами, широким смешливым ртом, большим твердым лбом, жесткими, как будто связанными из проволоки скулами, большими же ушами, плотно прижатыми к бритым вискам.

Маат удивлялась, что испытывала сейчас нежность к этому телу. Именно к телу, что за разум жил за этими мясом и костями, было ей пока не известно. Эти два дня, проведенные вместе, были похожи на встречу двух незнакомых зверей в лесу — аккуратное обнюхивание, прислушивание. Оба осторожничали, тихонько показывали себя, стараясь понравиться, но не показывая слабые места или истинные интересы. Разум Уоллоса был похож на красивого шустрого зверька, который прятался быстро в земле, наблюдал за тобой из укрытий, но иногда вдруг высовывался из норки — и тогда Маат казалось, что она видит настоящего Уоллоса, на секунду блеснувшего из его хитрых глаз, смеющихся сжатых губ, из жестов, вроде почесывания пятки, или способности вдруг на мгновение застыть как камень, и задуматься молча, скептично глядя в угол палатки.

Уоллос смотрел сейчас снизу вверх на сидевшую рядом с ним Маат. Девчонка, что надо, как говорится «той самой модели». Стройная, легкая, но не тщедушная худышка — спортивная, выносливая и крепкая, если надо, баба. Естественная блонди, с густой, блестевшей как тропическое солнце, шевелюрой, спускавшейся далеко, почти до середины спины. Нежная молодая кожа. Лицо — это отдельно. В ней было что-то одновременно и от пацанки-школьной подружки, и от заботливой доброй матери, и это было красивое «модельное» лицо, сухое, хорошо прорисованное четкими линиями света и тени, рельефное, живое, умное. Быстрая мимика увлекала смотреть как движутся ее черты, мелкие морщинки, как меняются глаза и играют губы.

Но вот беда, особист так и не дал толковых сведений по ее прошлому. На Васту к Эриху Клоссу ее и ее таких же малоизвестных друзей привел местный политик, снабдив рекомендациями, которые не понятно на чем были основаны — опыта работы у них не было. Правда, судя по уровню их репортажей, опыт был, и не малый, значит он скрыт. Политик тот сгинул во время нашествия кочевников, спросить его нельзя, а больше о них никто ничего не знает, включая Лотта из ИнтерМедиа, который выдал им журналистские ксивы.

Сначала, генерал думал, что они засланцы Грога, известного интригана под прозвищем «Охотник», но контрразведка ему сообщила, что Galaxy Sec на них выходила с запросом на любую инфу по этим пятерым. Также активно их пробивал по всем каналам и Пауэлл. Возможно, они от Гилаца, который и привел их на самый политический Олимп. Зачем бы этому пидору подкладывать своих девочек под Уоллоса?

С Гилацем у него были вполне доверительные и даже партнерские отношения. Его демарш против операции по кочевникам на Васту, был согласован — военные сами не хотели в это ввязываться. Но впереди такая кутерьма, что, возможно, сейчас все перестраховываются и усиливают свои агентурные позиции. Уоллос чувствовал себя котом, наблюдающим за мышкой, когда смотрел на Маат.

Три недели проверок не привели ни к чему, а Уоллосу была нужна в ближайшие месяцы «своя» журналистка. Наконец, он решил взять от ситуации то, что ему было нужно, и отбросить все, что точно не подходит, чтоб хотя бы не платить за лишнее. Он распорядился дать «добро» на оказание организационной помощи Тору и Маат с их поездкой к Дерским скалам, где в войну против Орды вступали войска Северной Карфы. А через пару дней, позвонил на мобильник Маат и позвал ее к себе — одну, предложив вместе посетить крупные учения на 6-й С Цефея. В итоге Тор сейчас летит военным бортом на Аполлон пылиться в пресс-центре объединенной группировки Парты и Северной Карфы в Дерских горах. А Маат здесь, в этой палатке.

Странное дело — счастье. Маат думала о том, что эта штуковина не подчиняется вообще никаким законам и прогнозам.

Думала ли когда-то Маат, что ей, готочке, панкушечке, пацифистке и феминистке, так понравится милитари? Ей было искренне по-детски весело среди этой стаи здоровых, игривых кобелей, особенно зная, что она под защитой вожака этой стаи. Она была несчастлива дома в детстве, в университете бывало иногда весело, но это не то же самое. Она мечтала о космосе, о перелетах, о невиданных планетах. Но космос оказался не похож на мечты. Пустота и тишина ей не понравились. Ей было не уютно не только на том вонючем транспортнике, но и на 45-й, и на планете геологов. А потом был ужас в Долине Чобан, потом скучные заседания межгалактических комиссий. Через месяц она рассталась со всеми своими друзьями, а когда расставалась с Тором — другом детства и садилась в звездолет, плакала. Она была несчастна в тот момент, летела к скоту в постель, чтоб выполнить какую-то скотскую миссию и участвовать в какой-то скотской чудовищно опасной игре этих е…нутых джедаев, магов, боголюбов и программистов.

И вдруг, здесь на 6-й С Цефея на нее вывалилось, как из мешка Деда Мороза счастье, окутало и держало в своем радужном шаре уже больше двух суток. До того она знала только два вида мужиков. Пьяное быдло, маскулины, безымянные мужланы, толпами бродившие по улицам городов, где она жила, иногда приставая со своими дебильными заманухами. И ее близкие друзья Вагнер, Волос и Тор — интеллигентные мальчики, умники, противоположные всему, что она понимала о «мужиках-скотах». У нее было несколько раз с Тором, он милый, сильный рыцарь, поэт, очень аккуратен и не прилипчив. Но эти маскулины в погонах перевернули все ее представления о мужественности. Ничем не скрытая телесная, животная энергия самцов у них уживалась с интеллигентной манерой, умными словечками. Они могли рассуждать о сложных вещах, не менее мудро, чем ее старые друзья, но со смехом, не «грузясь». Какая-то удалая легкомысленность при ясном понимании глубины проблем.

Ее привезли на вертолете на этот полигон. Посреди лесов была многокилометровая выжженная пустыня. Здесь много лет отрабатывали тактику звездного десанта. Она стояла рядом со своим генералом на вышке, когда с неба по песку и по макетам укреплений ударил огонь, разметав в стороны горящие покрышки и бревна, из синевы стремительно упали серебристые и нарядные, как банки из-под напитков, десантные корабли. Подняв тучи пыли, они горели жарким красным маревом, раскаленные при прохождении атмосферы. Не дожидаясь, пока остынет воздух и усядется пыль, у «банок» стали откидываться аппарели, и оттуда на бешенной скорости, как на пружине стали выскакивать в разные стороны боевые машины, побежали солдаты, стали выкатываться грузовики. Десантники в ту же секунду заполнили мир вокруг себя треском и грохотом, пыхали залпами пушки, бахали танки, стрекотали пулеметы. Солдаты бегом неслись вперед, расстреливая мишени, тыча штыками в чучела врагов, закидывая гранаты в блиндажи.

Офицеры по очереди объясняли девочке смысл десанта — нужно нагло и быстро вломиться на чужую территорию и захватить плацдарм, пока не пришли основные силы противника. Суть тактики — быстрота и ошеломляющая жестокость, концентрация всех сил на маленьком клочке земли, сминающая любое сопротивление. «У этих парней пути назад нет. Или вперед или смерть. Или ты убьешь или тебя», — говорили ей полковники, показывая руками все самое интересное, — где сейчас взламывают передний край противника, где крушат вражеские тылы, где пылит вдалеке разведка…

Они были гопниками-джентльменами, дворовыми пацанами, которые, казалось, сейчас шлепнут по заднице, но не шлепали. В каждой фразе, казалось, сейчас прозвучит мат, но не звучал. Чуть что — смеялись, все у них было легко, надежно, а если ломалось — сразу чинилось. Казалось, «эти» всегда добьются своего, их ничто не остановит. И ей было приятно, что они с ней так вежливы и предупредительны. Она чувствовала, ей приятно быть сучкой среди этих веселых и сильных кобелей, ей нравилось, как они крутятся вокруг нее, обнюхивают, играют с ней, затягивая в свой круг.

Потом Уоллос решил ее покатать на БМП, лихо запрыгнув на место водителя по-походному, торча плечами и затылком над броней, усадив ее на ребристом коробе двигателя. Она сидела, расставив ноги и держась руками за штыри, трясясь на ухабах и поворотах. Горячая машина рычала и сопела, взлетала на пригорках, тяжко падала опять на камни и песок, в лицо бил жгучий ветер с мелким песком, и они неслись, не обращая внимания ни на какие препятствия, напролом, сминая все на пути. В детстве она рисовала себя верхом на фантастическом драконе, мечтая приручить его силу и огонь. Сейчас она видела у своих ног хохочущую голову Уоллоса, чувствовала под собой 15 тонн могучего железа, упиралась плечом в смертоносную пушку, с радостью жарилась под палящим солнцем сидя на раскаленной железяке, видя за собой огромный шлейф пыли и песка, поднятого машиной.

Теперь Уоллос и его товарищи, и вообще армия у нее накрепко ассоциировалась с этим жаром и огнем, раскаленным сияющим воздухом, горячим железом и мясом. Она чувствовала, что влюбляется в это. Она смущалась рядом с этим, краснела, искренне смеялась, а в ответ ей улыбались и хохотали эти сильные мужики со своими прирученными смертоносными железными монстрами и огнем. Странно, она видела все то же самое в батальоне Клосса на Чобане, но ничего подобного не испытывала. Там все это только пугало ее.

Вечером, выпустили стадо баранов и стали гонять по пустыне, расстреливая из автоматов — будущее мясо на шашлык. Офицеры с хохотом катались на джипах, целились, стреляли, оставляя на песке корчившиеся в агонии мешки шерсти. Маат передернуло, она вспомнила охоту кочевников на вдов в Нар-Амане. Будто она снова услышала тот же нечеловеческий смех, запах смерти и беззащитности. Уоллос с силой схватил ее за шею и прижал ее лицо к своей груди, не давая смотреть дальше:

— Прости, Мать, понял, на что это похоже. Смотрел твой репортаж про лагерь вдов. Извини, но так устроена природа, все время кто-то кого-то жрет. Тебе там было горько, потому что сожрали тех, кого тебе было жалко. Но сейчас охотники — мы с тобой, и это будет наш ужин.

Уоллос глянул ей в глаза серьезно, словно ударив электричеством из самой глубины своих серо-голубых глаз:

— Не знаю о тебе ничего. Не знаю, кто тебя ко мне привел. Прошлое очень важно, но будущее важней. И будущее определяется нами каждую секунду сейчас, ничего не предопределено, мы все выбираем сами. Мы — нормальные пацаны, где мы — там победа. Держись нас, будь с нами, и будешь с победой, и тогда ты никогда не станешь ничьим ужином, а будешь сама ужинать вместе с нами. Мы кого хочешь разделаем, но красивых девочек мы не кусаем и не обижаем, и своих в обиду никому не даем, — ласково, доверительно трепал ее за волосы генерал.

Теперь Маат удивленно вспоминала, что чувствовала в эти дни, сидя на матрасе в палатке, глядя на лежавшего с ней рядом Уоллоса. Он перевернулся на спину, нагло раскинув ноги, скрестив руки за головой, всматриваясь в темноту вверху палатки, играя кубиками пресса, смотрел на нее с прищуром и говорил:

— Короче, Мать, будет у тебя вот такое важное и очень секретное задание, смотри не проболтай раньше времени в своих чатах. Мы приготовили реформу межгалактических вооруженных сил. Помимо нынешних нескольких сводных международных бригад, мы создали округа резервистов. На сотнях планет, в десятках ключевых регионах сформированы батальоны и бригады добровольцев — местных жителей, которые по договору-найму, готовы по приказу нашей комиссии являться на военные сборы, проходить подготовку. А по решению совета комиссий — выполнять боевые миротворческие функции в рамках своих регионов. Это намного дешевле развертывания полноценной международной армии, но значительно усилит наше военное присутствие в галактиках. Тогда мы сможем лучше влиять на процессы, надежней защищать международное право и предотвращать катастрофы вроде того, что ты видела в Долине Чобан.

Эти батальоны и бригады готовились в полном секрете, но через месяц мы их покажем всему миру. Проведем первые всеобщие военные сборы. На два месяца мы мобилизуем по всем галактикам в общей сложности больше миллиона солдат и офицеров. Мы тебе дадим съемочную группу. Я пока не знаю, на какую планету тебе лучше будет отправиться. Там потом решим. Все СМИ будут об этом показывать — с пафосом и героизмом, с восторгом и так далее. Мне от тебя нужен очень вдумчивый и при этом эмоциональный репортаж об этих сборах.

Попробуй полюбить этих парней, показать, что они «наши», они надежные и сильные. Вспомни про вдов на Чобане, про всех слабых и беззащитных — эти парни те, кто им нужен. Объясни, за чем это нужно галактикам, почему такая организационная форма — оптимальная. Короче, покажи свой талант.

Пока морально настраивайся, думай, готовься. И внимательно следи за 5-й Z Аполлона, видимо, нам туда все-таки придется влезть, и мы туда с тобой полетим.

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Многие маги уже давно предлагали проводить неформальные совещания и тем более вот такие важные советы в режиме видеоконференции или вовсе в чате — надежно, просто и недорого. Но большинство требовали соблюдения древних традиций. Поэтому трое дежурных колдунов были вынуждены заморочиться с подготовкой локации для внеочередного Совета Магов Первого круга. Ворчали и хмурились, но запарились и сделали все, как требовал древний порядок. Выцепили кусок пространства — пустынный район на одной из планет, неважно какой. Вывели этот район в параллельный временной поток. В таком режиме, даже если их таки там кто-то увидит или услышит, все равно эти сведения останутся в другом времени и не проявятся у самого свидетеля в его «осознанной» жизни. Тем не менее кусок пустыни был еще и дополнительно оцеплен энергетическими полями, накрыт глушилкой и системой рассеивания любых электромагнитных волн. До кучи над всем этим был нарисован голографический шторм, гроза с сильным ветром и вихри пыли.

13 магов Первого круга, конечно, не слетались физически со всей Вселенной на эту планету, а явились на встречу только своими сознаниями. Над белым песком в темноте ночи появлялись вдруг небольшие, размером с китайский фонарик, светившиеся разными цветами шары. Выстраивались каждой на своей орбите и начинали свой неспешный полет вокруг светового сгустка в центре — информационно-энергетического блока, обеспечивающего режим этой пространственно-временной локации, а также ведущего протокол заседания и записывающего принятые решения.

Первое слово дали Россомахе с ее исковым заявлением к Охотнику. Маса решила вываливать все, что знает. Даже если доказательств не достаточно для решения Совета, она смутит Грога и доведет свои сведения до всех присутствующих, заставив хотя бы присмотреться к ситуации внимательней.

Маса заявила, что Охотник с помощью своей империи Galaxy готовит к внедрению программный комплекс «Новый Завет 2», целью которого является создание единого унифицированного алгоритма оборота информации и принятия решений, введение единого религиозного философско-мировоззренческого и социально-политического режима и всестороннее ограничение свободы информационного обмена, поиска и выбора.

Обвинила в попытке зачистки памяти 7-й планеты Х Гарпии и намерении проделать тоже самое на других планетах, в незаконном применении комплекса G- pulse в точке 342/238/056, незаконном смещении Радости опасным способом, а также в разжигании кровопролитной войны для зачистки территории на 5-й планете Z Аполлона и причастности к социально-политической катастрофе на Васту.

Представлявший интересы Охотника маг Кит поначалу явно был обескуражен ее информированностью, но быстро взял себя в руки. Его шар перестал идти пятнами, вновь засветился ровным желтым светом, и он начал ответную речь.

Кит заявил, что джедай Радость совершил попытку кражи у Galaxy, нарушил авторские права и не выполнил условия частного договора, на основании которого присутствовал в игровом пространстве в Скорпионе. Закон и имеющиеся договора не запрещают и вообще никак не регламентируют использование G — свойств, а значит Galaxy применило «право не запрещенности при наличии возможности». Причастность Грога к событиям в Краме назвал наглой клеветой джедая Хота — предавшего офицерскую присягу на службу этой стране, пытавшегося свергнуть законную власть и убившего того самого Харрала, со слов которого теперь утверждает о виновности Грога.

— Я понимаю, что современный мир, в том числе благодаря Galaxy, становится все более предсказуемым и безопасным, что оставляет джедаев не у дел. Их историческая миссия выполнена, мы уже вместе с вами приходили к этому выводу на Совете, когда решили закрыть их Академию на Хомланде. Жаль, что не все джедаи смогли найти себе место в новом мире, а вместо этого строят козни и пытаются мешать прогрессу, не говоря уже, что многие из них стали, фактически, разбойниками.

Далее Кит перешел к главному, напомнив, что Galaxy ведет работы над программными оболочками на основании Договора, заключенного всеми заинтересованными сторонами 30 лет назад. За этот период объемы обрабатываемой информации и принятия решений выросли в 6 раз, а их эффективность — в 3. Общий социально-экономический уровень в галактиках поднялся на 63%. Продолжительность жизни выросла на 22%. Преступность снизилась на 45%. Количество жертв вооруженных конфликтов сократилось в 5,1 раз. Внедрение нового программного комплекса кардинально усилит эффективность всех имеющихся программ, удешевит их в использовании и обслуживании, создаст возможности для того, чтоб на порядок увеличить объем обрабатываемой информации — а это и есть материальная основа будущих научных открытий, роста технологий и уровня жизни, разрешения конфликтов.

Маг Волк задал прямой вопрос, насколько новый комплекс ограничит свободу поиска и в чем причина того, что на различные грани в последние 20 лет вышли в 5 раз меньше сознаний, чем за любые 20 лет из прошедших последних 10 тысяч лет. Маг Тигр спросил о причинах замедления научных открытий в эти 20 лет. Маг Ворон отметил, что в эти 20 лет было создано в 4,2 раза меньше новых произведений искусства (ремиксы не в счет). Маг Медведь спросил, почему новый алгоритм предполагает религиозный фон, в частности единобожие, ведь ранее планировалось вернуться к обсуждению этого вопроса и оценке перспектив возрождения старых пантеонов или создания новых. Кит снова взял слово для ответов на вопросы:

Вопрос пантеонов и прочего отложен советом до суда по Огненному Проекту. Как только такой суд состоится, мы выполним его решение, сейчас используем «право не запрещенности при наличии возможности». С технической точки зрения единобожие оптимально накладывается на унифицированные алгоритмы. Непосредственно комплекс «Новый Завет» создан для работы с областью «известного», «изученного» и его задача — систематизация знаний, правил и кейсов. В этом смысле он никак не соприкасается со сферой «неизведанного», никак не регламентирует и тем более не затрудняет выход к граням. Работа программ Galaxy не может являться причиной замедления «открытий» и в целом торможения развития, ощущаемого некоторыми.

— Мне сложно говорить о причинах роста страха, останавливающего сознания в развитии. Лично я полагаю, что работает некий внешний неизвестный фактор — падает температура или напряжение. Сами понимаете, это все только образно, может, это временный фактор, может, нет. Но Вселенная остывает и замедляется. Нельзя винить в этом наши программы. Напротив, Galaxy позволяет консолидировать ресурсы, уверен, что это позволит в ближайшие годы добиться открытий и роста.

— Но вы же включаете Единый алгоритм, который даже просто в процессе работы будет вырабатывать страх в дополнительных объемах для поддержания системы в стабильном состоянии, — продолжал наступать Волк.

— Ну это страх в настолько технических объемах, что нельзя его брать в расчет, — Кит, вспыхнул и продолжил, — Нет, давайте все вместе сделаем замеры всех параметров Вселенной и вычислим в конце концом, кто ее морозит — мы, или она сама.

— Ну вы же проводили работы по укреплению защитных поясов вокруг граней, — напомнил Медведь.

— Работы проведены на основании законных договоров и решения Совета. Да, укрепили решетки, заменили на более прочный материал, но «частота и размер проволоки» не менялись. Доступ к Граням оставлен на прежнем уровне.

— Вы оборудовали решетки излучателями?

— Также согласно Договора, установлен новый отпугиватель на базе усовершенствованного импульса страха. Но мы не раз вместе приходили к выводу, что это необходимо с одной стороны, а с другой стороны — не остановит тех, кому надо.

Россомаха довела до Совета послание животного мира с напоминанием об условиях Договора о перераспределении ресурсов развития в пользу человека и договоров между человечеством и отдельными видами, передав сомнение собак и коров в надлежащем исполнении договоров со стороны человека. Трое магов-судей удалились для принятия решения.

Пока Совет думал и писал, Кит послал сообщение Охотнику: «Проверь охрану, тебя пасут, пишут, смотрят. Россомаха очень сильно в курсе». Тигр мигнул Россомахе и выкатил на своей полосатой атмосфере что-то вроде экранчика — там шли экстренные новости из СГЦ. Все каналы демонстрировали видео сопредседателя Судебной межгалактической комиссии со страпоном в заднице. Спалился в каком-то отеле с двумя шлюхами. Само по себе грехопадение Лоренса Доннаха — мелочь жизни, но в сложившейся внутриполитической обстановки в СГЦ — это могло по принципу домино вызвать тотальный кризис. «Похоже, они уже начали, — писал ей Тигр, кивая на Кита, — сейчас понесется».

Наконец, центральный шар вывесил в пустоте экран, по которому побежали строки с решением. Совет Магов Первого Круга постановил:

1.Признать работу Galaxy удовлетворительной, а внедрение комплекса «Новый Завет» целесообразным.

2.Личное мнение Россомахи о рисках, связанных с внедрением комплекса и Заявления животных принять к сведению и распространить среди магов для ознакомления.

3.Признать обвинения в адрес Охотника в попытке уничтожения или повреждения памяти 7-й планеты Х Гарпии, причастности к кризисам на Васту и 5-й Z Аполлона недоказанными.

4.Признать действия Galaxy Sec в отношении джедая Радости правомерными.

5.Проверить влияние защитных программ Galaxy на проходимость врат и граней. Поручить проверку Тигру, поручить Киту обеспечить согласие Galaxy Sec на проверку и содействие при ее проведении.

6.Приготовить к обсуждению на следующем заседании вопрос по религии и пантеонам отдельно от суда над Огненным Культом. Поручить подготовку вопроса Россомахе. Киту обеспечить Россомахе возможность работы на объектах Galaxy, связанных с хранением программных кодов старых пантеонов.

7.Провести следующее заседание через полгода, в период летнего коридора.

Маса чатнула Хоту: «Собирай свой отряд и БЕГОМ на Babylon, Real Galaxy, есть работа. Я тоже туда».