Изгой

Глава 9

9,1

Ратмир видел прямо перед носом горящий красным стеклянный индикатор «Атомная тревога!» В командирской башне БМП сигнал дублировался заунывными гудками. Он приткнул наушник к уху — на всех частотах шло одно и тоже сообщение «Всем! Приготовиться к ядерному удару!». Ратмир рявкнул в микрофон «Всем стоп! Глушить движки, отключить всю электронику, всем укрыться под броней, поднять заслонки эжекторов, включить систему коллективной защиты, одеть индивидуальные средства защиты!»

Колонна его батальона застыла посреди дороги. Народ слез с брони и укрылся внутри бронемашин. Спешно задраили люки, зашумели насосы, создававшие внутреннее давление. Ратмир, вспоминая забытые упражнения в училище, натянул на ноги резиновые просторные сапоги-чулки, привязав их голенища ремнями, одел противогаз, набросил резиновый плащ, застегнув его на груди, пропустив ремешок между ног, завязал полы плаща вплотную по ногам. Теперь, парясь в резине, сидел в тишине и темноте, слыша только гул насоса, глядя в триплекс наружу, — не веря, надеясь, что это перестраховка командования, удара не будет. Ведь всем же понятно, что бессмысленно, что в такой войне не победить, что сгинем же все.

«Не ударят, нет такой цели, ради которой можно уничтожить миллиарды людей, целые страны», — думал Ратмир, когда увидел на мониторе вспышку впереди. Слишком яркую, слишком огромную, чтоб оставалась еще какая-то надежда. Там, куда шла дорога, наверное, километрах в тридцати, сначала разлилось белое пятно на весь горизонт. Потом, на белом вспыхнуло рыжее яркое солнце, оно стало расти, подниматься, окутываться дымным черным, коричневым и серым облаком. По земле стремительно понеслась, расширяясь волна, в которой все мутнело, расплывалось. Дымное облако росло в высоту, далеко за пределы обзора камеры, а волна летела к колонне, окутываясь огненным вихрем пожара.

Батальону Ратмира повезло, что он не успел попасть в Дертау, а значит оказаться в эпицентре взрыва. К колонне взрывная волна подошла уже почти выдохшись. Ратмир почувствовал, как машину резко толкнуло, но пятнадцатитонная железяка устояла, не перевернувшись. За стеклами прибора наблюдения стало ничего не видно от поднявшейся пыли, но пожара здесь уже не было. Скорее всего, в его колонне от удара никто не пострадал. По крайней мере, пока…

Ратмир подождал 5 минут, отследив время по механическому секундомеру, и включил связь, вызвав в эфир ротных командиров с докладами. Они доложили, что все подразделения выполнили положенные действия при ядерном ударе. Все успели укрыться под броней — не пострадала ни одна машина, ни один человек. Ратмир отправил разведчиков и химиков влево-вправо от дороги — делать замеры, определять направление ветра, мощность заряда бомбы, а значит и примерную карту — как ляжет облако радиоактивной пыли.

Пока химики в резиновых придурковатых костюмах корячились, он начал шарить по разным частотам — полк и дивизия молчали, соседние батальоны молчали. Ратмир успокаивал себя, что они могли пока еще не включить связь, пережидая электромагнитный импульс от взрыва. «Не дрейфь раньше времени. Сейчас главное — быстро сваливать с зараженной местности» — говорил он себе мысленно и чувствовал, как его начинает бить дрожь. — А работает ли на самом деле защита машин? Вся эта умная техника сработала? Или они все сейчас уже умирают, получив облучение? Ратмира ужаснуло собственное недоверие к своему телу, страх перед железом его машины, которая, возможно, убивает его сейчас… Он пережил состояние безысходности — казалось, что теперь смертельно опасно прикасаться к любой железяке, что окружали его в тесной башне, против его воли, прижимались к нему, дотрагивались со всех сторон, облучая, разрушая его жизнь. Сидевший рядом оператор-наводчик сидел в ступоре, не глядя в триплексы, уперев взгляд в крышку люка над собой. И он тоже казался источником угрозы, невольным убийцей, от которого сейчас, может, шло излучение смерти. Ратмиру хотелось исчезнуть, выскочить из машины и бежать сломя голову — домой, в детство, переместиться во времени в счастливое «до».

Химики сообщили, облако радиоактивной пыли от нескольких упавших бомб, ляжет примерно вдоль дороги, граница радиоактивно зараженной местности будет проходить в 50 км от трассы, на которой стоял батальон. Полк и дивизия продолжали молчать, указаний не было. Единственная обязанность Ратмира сейчас как можно скорее вывести своих людей из зоны заражения. Совладав с отвращением и ужасом, он взял в руки планшет и посмотрел на карту. Вряд ли анты ударили только по стыкам флангов ордынских группировок, стоявших на болотах и Дерских скалах. Сюда могли потратить бомбы только «до кучи», если уже надежно поражено все, что хоть немного более значимо. Ратмир не захотел сейчас разворачивать эту мысль, ограничив себя только выводом, что на востоке скорее всего зоны заражения идут одна за одной по всей территории Орды, значит уходить надо на запад, в северные районы Парты. Сейчас главное — выйти из района поражения живыми и здоровыми, а там уже думать, что дальше.

Ратмир дал команду, никому не снимать средства защиты, не покидать машины, не отключать коллективную защиту, и выстраиваться маршем на запад. Не тратя время на поиск дороги, пошли прямо по пескам, 30, а где получалось и 50 километров в час. Увеличив дистанцию между машинами до ста метров, вытянулись длинной змеей, пыля и даже не пытаясь скрываться на вражеской территории.

Ратмир месяц назад был вызван с болот в Черностепь. Получил майорские погоны, отдохнул две недели, пройдя обследование в госпитале и был отправлен в Рустам, город южнее Черностепи, на стыке дорог, ведших во Флорину, Дерские горы и на болота. Там принял командование пополненным и отдохнувшим пехотным батальоном, который он должен был своим ходом привести в Дертау — городок на северной оконечности Дерского хребта. Предполагалось, что там, сменив сидевшего в Дертау майора, Ратмир возглавит батальонную группу, закрывавшую правый фланг 42-й дивизии.

И теперь получилось, что на момент удара у него под рукой только штатный батальон пехоты — ни зениток, ни артиллерии, ни танков, ни тылов. В случае столкновения с противником, это слишком уязвимый отряд, а наткнуться сейчас здесь можно на кого угодно — после ядерного удара, враг перейдет в наступление. Людей своих Ратмир толком не знал, отправил в дозоры во все стороны обычных пехотинцев, чтоб не удариться сослепу лбом в какого-нибудь лавандоса, партийца или карфянина.

Машины перли, раскачиваясь и трясясь по барханам, налетая на камни, Ратмир раз за разом вызывал в эфире командиров или соседей, шарил наугад по всем частотам, надеясь поймать хотя бы противника. Глянул в телефон, понадеявшись на чаты, но интернета не было. Чувство страха от этой потерянности удивило его. Он сам всегда считал себя самостоятельным, да и командование ценило в нем это качество. Он как раз всегда любил, когда «не мешают сверху», когда не навязывают решения, всегда ненавидел, если вдруг приходилось работать просто винтиком в чьем-то генеральском замысле. Но сейчас пустой шорох в эфире, ни одного отзыва, ни одного слова — это наводило жуть. Майор успокаивал себя, что на чистом месте, развернет радийную машину, свяжется с Рустамом, хоть с Черностепью, найдет соседей, штабы полка и дивизии…

Голова начала приходить в себя, Ратмир понял, что сейчас лютый ужас испытывают все пятьсот человек, что под его началом прут через чужие пески. Он вышел в батальонный эфир, приказал включить его на громкую связь в машинах и начал бодрым голосом информировать личный состав о защитных свойствах брони со спецподбоем, снижающих проникающую радиацию в 4 раза. Напомнил, что прорезиненный ОЗК снижает уровень облучения в 2 раза. В армии никто не верил в реальность ядерной войны и всю это хрень учили бегло, «на всякий случай». Поэтому цифр, конечно, Ратмир не помнил, придумывал наугад. Ратмир только хотел, чтоб внутри этих машин, несшихся по пустыне, не возникла паника, чтоб люди не испытывали все, что он сам только что испытал.

Терзая время от времени дозоры, требуя от них доклады каждые пять минут, комбат и не давал таким образом запаниковать себе, и держал их тонусе. Скоро песок стал редеть, тут и там пошла желтая сохлая трава, это было приграничье с Лавандой. Дозорные успокаивали, что никого не видят вокруг, впереди и на флангах все чисто. Ратмир мысленно благодарил машины и водителей, за полтора часа марша никто не заглох, не слетел в яму, не перевернулся.

Химики прислали ему свежие данные по радиоактивному заражению проезжаемой колонной территории — здесь фон был уже в норме. Ратмир высунулся из люка и запустил беспилотник — присмотреть место для стоянки. Вполне подходил небольшой, но все-таки пригорок, при чем почти лысый — без всяких зарослей, которые могли быть наполнены зараженной пылью. Выдвинулись туда, поставив бронемашины в круг. Наверх выкатили радийную машину. Связисты взялись возводить радиостанцию, бойцы высыпались из машин. Снимали с себя резину, стаскивая в одну большую кучу за пределами бронированного круга-лагеря, с подветренной стороны, бросали туда же все коробки с продуктами. Облили солярой и подожгли.

Спецрастворами взялись чистить оружие и броню машин, протирать лица, ладони тампонами из «атомных» аптечек. Химики проверяли дозиметрами машины и людей, сдержанно улыбались — все не так уж плохо, смертельно опасных доз никто не словил. Все-таки, хоть упражнениям по защите от поражающих факторов ядерного взрыва, и уделялось совсем немного внимания, но они сработали. Солдаты все сделали, как надо. Ратмир бегал среди подчиненных, заставляя натирать машины до блеска, требуя копать траншеи и оборудовать лагерь по полной схеме. Майор понимал, что они здесь на пару часов, но нарочно хотел задолбать солдат — как только им станет нечем заняться, как только усядутся-улягутся, они врубятся, что произошло. Чем позже, тем лучше.

Но сам Ратмир постепенно замедлялся, словно, тяжелели ноги, налилась согнулась под весом плечей и головы спина, колени сгибались, сапоги еле двигались в жухлой траве. Наконец, майор сел, обхватив колени руками, глядя на подбегавшего связиста:

— Товарищ майор, связи нет ни с кем. Не отвечает никто. Везде тишина.

Связь генштаба глубоко эшелонирована, есть куча резервных станций, командных пунктов. Для того, чтобы молчала связь генштаба, надо, чтоб не было самого генштаба. Еще, когда пылили по барханам, Ратмир понимал, что удар антов не мог быть тактическим, он скорее всего массовый, всеми силами, по всей территории Орды. Но тогда он гнал от себя эту мысль. Теперь она подтверждалась. Молчали все ведомства — полиция, правительство, администрации, гражданская оборона. Это значит, что нет больше Черностепи, Рустама и всех других городов. Больше нет Орды.

Ратмир вызвал ротных, отведя их в кунг, подальше от солдатских ушей, и довел обстановку. Офицеры сидели молча. Кто-то сопел, кто-то задыхался, кто-то ерзал на резиновой лавке, сжимая виски ладонями. «Куда двинем, какие мнения?» — спрашивал Ратмир.

Зампотыл сказал, что горючки на двести км хода максимум, солдаты голодные, нет воды. Химик предположил, что если удар был массированный, то зона РЗМ тянется на восток на тысячу километров. Командир первой роты сказал, что, если останемся на территории Лаванды — замочат на счет раз. Просто артой накроют, танками додавят — батальон ничем не усилен.

— Может, кто не понял еще, — подвел итог дискуссии Ратмир, — Орда погибла. Мы все уже погибли. Мы только можем выбрать смерть. Здесь мы погибнем в бою, от снарядов и пуль. На востоке сгнием от радиации. Я за пули.

Народ поддержал, тем более, что в бою всегда есть, хоть какие-то шансы. «И потом, может, кто из наших прибьется по дороге, кто-то же выжил, хорошо бы пушки или танки», — понадеялся командир второй роты. Рассматривая карту местности на планшетах и видео с беспилотника, решили идти к Стоунхоллу. Поселочек на тысячу жителей на северо-запад отсюда — каменный, с колодцами, продмагами, автозаправкой. Стоит на горке, рядом с речкой и оврагом. 70 километров до него решили пройти ночью, с выключенными огнями, в режиме радиомолчания, с усиленными дозорами. Медленно, почти ползком, но к утру можно быть там, занять оборону, и сигналить в эфир, созывая всех своих, кто выжил.

Солдатам решили пока не рассказывать, в Стоунхолле — «накормим, дадим выспаться, за это время найдем слова…» Батальон полз, тихо урча по степи, слабо мерцая броней под молодой луной. Ратмир ехал по-походному, торча головой над люком, пытаясь встречным ветром выдуть из головы дикую тоску, которая была похожа на бездонную черную пропасть. В голой степи не мелькало ни огоньков, ни силуэтов, сама степь выглядела пустой темной ямой. Только над головой сверкали звезды, наплывали тени облаков, проносились, встревоженные батальоном птицы. Майор слушал то гул моторов, то свист ветра, то шорох в пустом эфире, поглядывал в телефон на индикатор «сеть не обнаружена». Мысленно представлял себя железным — спину, ноги, руки укреплял железными подпорками, чтоб не согнуться под тяжестью этой пустоты. Равнодушная, холодная, пустота дула в лицо, вжимала, раздавливала, а он снова и снова мысленно добавлял к спине железных подпорок, чтоб не упасть.

Он был сильнее этой пустоты. Не сгибаясь, глядел пустыми глазами без надежд и страхов вперед, гордясь своими подпорками, пока вдруг не сник в одну секунду, рванув головой вниз, стремительно выбросив руки вверх. Затарабанил кулаками по броне, брызнул слезами и завыл. Тавтос, та девятиэтажка с квартирой, где вся мебель ручной работы, двор, где дерево… Его родители. Их тоже больше нет. Ратмир рвал китель на груди, мотал головой, сорвал кепку и мял ее, хрустнул, сломав, гарнитуру рации, стонал, глядя сморщенным, как у плачущего ребенка лицом, в небо — «какая же падла? За чем? Ради чего? Что теперь-то?»

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

— Ну, что теперь? — Хот, сняв фуражку с блестящей кокардой и бросив ее на холодильник, уселся на стол ресепшена.

— А мы все сделали, — лыбилась Россомаха, поставив у шкафа копье и щит, — алгоритмы огненных активированы, стереть их можно только вместе со всей оболочкой Galaxy. Теперь война богов, но это уже не наше дело. Главное, мы сломали единый план Грога, открыли помимо его двери, еще сотни дверей в будущее, тысячи сценариев сейчас начнут развиваться сами. У меня есть дела с алгоритмом искусств, у меня с его Богиней отдельный договор, буду помогать ее сценариям. Ваша помощь не нужна, да вы и не должны никому ничего здесь.

Глядя в наши с Хотом растерянные глаза, Маса, удивилась:

— Вам что заняться нечем? Сейчас уникальный момент. Все дороги открыты, все шансы в руках, пересдача колоды. Вперед, реализовывайте свои мечты, платите долги, что застыли?

Маса сделала нам ручкой, улыбнулась, весело сказала «хорошие вы ребята, еще свидимся», и растворилась в воздухе, видимо очнувшись перед компом у себя на квартире в Мане. «Мечты, говоришь», думал я недоверчиво, глядя на Черную, сидевшую на корточках в коридоре, как мог непринужденно, сказал ей «может, поужинаем? Ты мне нравишься, красавица… очень».

Черная скривила морду: «Отвали, нам тут еще начальство встречать. Сейчас примчатся, выяснять обстоятельства и ругаться…»

— Так давай с нами. Полетим, погуляем, — сказал было я, позабыв, что мой корабль, да и я сам, сейчас далеко отсюда, а меня-то тут нет.

— Вот еще бомжихой-бродягой я не была. Мотаться с тобой… Не могу отсюда, долги у меня перед этими дверями. Я Привратница. Хорошо служила в борделе, открывала людям двери в кайф. Вот и дослужилась. Вавилоновы врата — все-таки уровень, — она встала, одернула вниз чуть задравшуюся юбку, потянула на себе жакет и аккуратно поправила пышную прическу с тысячей мелких пепельно-черных кудрей.

Хот деликатно дав огню любви потухнуть самому, решил, что лирическая тема исчерпана, крутя пистолет в руке напомнил мне, что вообще-то планировали вызволять Радость. Правда, получалось, что мы понаделали добрых дел для всех светлых богов и темных сил, спасли мир, но так толком и не выяснили, что стряслось с нашим корефаном и как его спасать.

Хот решил, что со своими полетит в сторону Цефея — ближе к центру событий, и будет на связи. Там видно будет, чем заняться. Я сейчас «проснусь» у себя на корабле, изучу обстановку и дальше по этой самой обстановке… Может, тоже рвану на Цефея и что-нибудь замутим вместе с Хотом.

Глянув еще раз с тоской на Черную, пошел в Старый зал — опустевший, с голыми постаментами и обожженным красным ковром. Женщина в черном ждала меня, играясь с собакой и вороном. Мы вместе пошли на лестницу, что вела вниз в «библиотеку», но по дороге она взяла меня за руку, посмотрела в глаза и я упал в темноту. Во сне опять неслись перед глазами сообщения в мессенджерах, сотни фото — лица, передернутые ужасом и отчаянием, что-то жуткое стряслось, где-то в раз погибли миллионы людей. Кто-то кого-то искал, кто-то кого-то оплакивал. Поверх этого вороха выскочила аватарка Радости: «Не ищи меня, не найдешь. Мне норм, но отсюда назад к вам пути нет. Где я и что со мной, говорить не имею права. Присмотри за киношниками, особенно за Вагнером. У него впереди экзамен. Вряд ли чем-то поможешь, но хотя бы будь рядом, подбодри».

Проснулся. За время моей отключки на корабле ничего экстренного не случилось. Слушая рассказ Полины с экрана о том, что все системы в норме, осторожно слез с кресла, разминая ноги, приседая, прохаживаясь от стены к стене. Упал — отжался, опомнившись налетел на холодильник, голодными руками выхватывая оттуда ветчину, пережевывая, бросал мясной гуляш на сковороду. Я ведь больше месяца не жрал…

Пока мясо шкворчало на огне, уминая хлеб с салом, стал смотреть новости и чуть не подавился. Остолбенев, вычитывал сводки с 5-й Z Аполлона. Ядерным ударом уничтожены все города Орды, включая Каулнин. Что с моим корешем⁈ Я бросился кликать чат с Мэгги. «Не в сети», хотя интернет на севере континента частично восстановлен. Посмотрел историю переписки — там были не прочитанные сообщения, датированные ранее атомного апокалипсиса:

— Пишу открытым текстом, всем нашим планам все равно хана. Большой континент, а может, и всю планету готовят под новое государство Баунти. Но программы Galaxy сыпятся — не пойму в чем дело. Так или иначе, наш проект, получается, закрыт. Не сложилось у нас с тобой, брат, срубить по пять тыщ золотых. Остаюсь пока здесь, в Черностепи, может, чего интересного ухвачу, будь на связи.

— В приложении карта-схема, пусть будет у тебя на всякий случай. Тут брешут, что анты могут нанести атомный удар по Орде (смайл). Фигня, но пусть карта будет и у тебя тоже.

И последнее сообщение было датировано за день до ядерной войны:

— Бр-корефан-брателло! Храни карту, походу, это не просто локальный портал, это Клитор Вселенной. Тот, про который на Хомланде мы с тобой узнали. Уверен на 90%, в приложении фрагмент летописи ордынского историка и описание мифологии населения этого района. Все подтверждается. Здесь, в Черностепи ребята из Тайной канцелярии обещали послезавтра показать дело секретное в архиве. Если и там подтвердится, то сомнений не будет. Тут в Орде всерьез готовятся в ядерному удару, но надеюсь, не на этой неделе. Как только гляну архив, придется отсюда валить.

Ты пока поищи ключ от портала. В Тайной канцелярии мне сказали, что он был изъят из бункера аргунского императора антами во время штурма Аргунска 60 лет назад. Есть сведения, что анты передали его 20 лет назад Galaxy. Говорят, теперь ключ у Грога, не знаю, кто такой, но всем заправляет в Galaxy. Узнай, что за Грог и как к нему подобраться. Понятно, что парень, наверное, не простой, но сам понимаешь, овчинка стоит выделки. Этот портал не про 10 тыщ золотых, мы там больше поднимем, если будет надо подтянем к делу еще джедаев. Давай, пока, удачи!

Я смотрел историю аккаунта своего другана — он был в сети вплоть до минуты, когда первые бомбы упали на Орду. Локализация показывала на Черностепь. Я сидел и не верил, рылся-смотрел, надеялся, что хитрый черт как-то на…бал чаты, что он на самом деле был в Антее или еще где… Нет, он выключился вместе со всей Черностепью и Ордой, вместе с интернетом.

— Что же ты, брат, как же ты так, — бормотал я, сжав ладонью мышку, опрокинув в рот стакан виски и налив снова. До меня доходило, я начал осознавать, что кореша моего больше нет. И он не как Радость, которого куда-то переместили, и он там жив-здоров, хоть в каком-нибудь смысле. Он сгорел заживо, исчез в одну секунду. Исчезло навсегда и тело, и сознание, и память. Невысокого роста крепыш, с квадратной головой, белобрысый бородач… Хитрый, умный, любопытный и неутомимый разведчик, вольный мыслитель, бесстрашно рассуждавший на самые сложные темы, ни во что не ставивший никакие догмы и правила, готовый усомниться во всем, взяться за любое самое стремное дело. Его больше нет.

Это было трудно осознать. Я чувствовал даже не горе, а какой-то тупняк. Ведь он же всегда был везунчиком, ему же всегда перло… И вот даже там в Орде, ему срослось вместо обычного локального портала, случайно наткнуться на тот самый, который мы с ним решили искать еще пацанами-курсантами на Хомланде. Пошел искать халяву на десять тысяч, а нашел… Это искали сотни самых безбашенных и продвинутых джедаев сотни лет до нас. И вот он нашел.

Я открыл присланную им карту-схему. Да, это оно. В точности, как на древних манускриптах. Река, делающая резкий поворот, упираясь в гору. Таких мест полно, любая ведьма знает про Лысую гору и ее энергетику, но тут все дело в мельчайших деталях…

Мне странно было чувствовать, что нет слез на глазах, тоска была тупой, как лом, давила бетонной плитой, а не жарила, как та, что может вытопить слезу. Мне всегда казалось, что если кто-то и помнит меня с самой лучшей стороны, если кто-то знает меня «всамделишного», такого, какой я есть, то это он — мой самый близкий кореш, с которым спали «через тумбочку» в казарме, с которым бегали в самоволки и пили по ночам в тайне от офицеров и сержантов в учебном корпусе. Теперь эти воспоминаний исчезли в ядерном взрыве вместе с его сознанием. Теперь никто живой в этом мире не знает меня настоящего… Того, каким я был и каким хотел быть. Там, в море черного пепла, оставшегося на месте Черностепи, как будто исчез я сам, словно удалили файл с самой достоверной информацией обо мне. Тот я, которого он знал, вместе с ним превратился в пыль. Теперь я не известно кто… Пустота.

На экране засветился значок скайпа — шел вызов от Россомахи, неймется ей, только же ведь расстались. Я выкатил ее на весь экран, поздоровавшись взмахом руки со стаканом вискаря. Маса была уже где-то не у себя на квартире, а в каком-то пафосном зале с флагами и колоннами:

— И тебе привет, Бр. Такое дело. По инициативе магов-судей отдельно рассмотрен Советом Первого круга вопрос о происшествии с Радостью и использованием G- pulse в точке 342/238/056. Я тебе не могу выкладывать детали. Но то, что Радость оказался там, где оказался и факт применения G- pulse вызвал «протест» очень влиятельных сил. «Протест» — это так называется пришедший от них документ, а по сути, это ультиматум. Любое использование G- pulse впредь должно быть запрещено, а точнее, надежно предотвращено. Виновные в случившемся в точке 342/238/056 должны быть сурово наказаны. Речь не о судьбе Радости, а о недопустимости использования G- pulse на данном этапе развития человечества. Короче, нам дали месяц, если мы не отчитаемся о выполнении требований, «эти силы» сами наведут тут порядок. Просто, если мы можем этого Грога, как того таракана, тапком пришибить, то они будут травить дустом всю вселенную, весь наш мир… Это силы, довольно суровые и вышестоящие, мы для них — периферия. А если отсюда кто-то попадает к ним — для них мы, как зараза. В общем, Совет решил тебя и Хота, как друзей Радости, уполномочить на приведение приговора в исполнение. Вы должны казнить Грога, как инициатора и организатора незаконного создания и применения G- pulse. Вам все организуют, и тебе проще — ты в его доме знаешь каждый миллиметр.

— Маса, секрет G- pulse ведь уже не только в голове у Грога. С ним Galaxy Sec работала, его на заводе TSL Corp делали. Тысячи людей в курсе. От того, что Грога грохнем, ничего уже не изменится.

— В Galaxy есть «здоровые силы», Тигр их в общих чертах проинформировал о поступившем протесте. Осознав глубину ответственности и неотвратимость наказания, узнав, что встав на путь исправления, они заслужат снисхождение… короче, — Маса заговорщически лыбилась, — там сейчас такая свистопляска с этой войной богов, все самоопределяются, у многих есть планы на случай «без Грога», тем более, узнав, насколько серьезных парней прогневали этим G- pulse, они все почистят сами, «удалят из истории». И вам с Хотом они тоже помогут с ликвидацией.

— Слушай, за то, что он натворил на Аполлоне, пристрелить гада мало, хорошо бы облучить суку, пусть медленно подыхает.

— Вот я знала, что тебе покажется скучноватым просто на курок нажать. Ты должен отрубить ему голову тем мечом, который тебе дали мужики на подвале. За исполнение приговора Совета вам оплата не положена — считается, что месть за друга-джедая, это уже награда. Но один мой знакомый хочет, поприсутствовать. Ему нужно успеть еще живому Грогу отрезать яйца.

— Че? — вытаращил я глаза, — гинеколог-активист?

— Мой хороший знакомый, тоже очень влиятельный теперь, тебе с ним стоит подружиться, — глядя на мое изумление, Маса уговаривала, — тебе жалко что ли? А знакомый будет тебе признателен. Ему это важно. У них такой обычай, яйца отрезать — как Зимний взять, символ отрешения от власти.

— Этот знакомый хочет в совдир Galaxy вместо Грога? Фига у них там корпоративные традиции… То-то они там все такие психи.

— Это не про Galaxy и ихний совдир, это про Вселенную. Грог претендовал на божественную власть. Но теперь есть и другие претенденты. Помнишь босса из Старого зала? Он — алгоритм суда и справедливости, и его программа может стать главной в новой оболочке. Не единственной, конечно, теперь не будет ничего единственного, но как бы «старшей». Но у них по традиции передачи власти, просто убить старого бога мало, надо обязательно кастрировать. Иначе, не считается. Да забей, тебе же самому не придется резать. Просто не мешай.

Я сидел в своем белом кресле, смотрел на звезды, нарисованные программой-имитацией на стене-панели корабля и думал, что за ху…ню мы замутили со всей этой войной богов… Хуже этого только замуты Грога с его Баунти и зачисткой планет под царство этого счастливого патлатого батона. Похоже, на лице моем изобразилась смертная тоска, — Маса взялась утешать:

— Если новый босс выполнит свой ритуал и получит полномочия, он может тебе изменить ранг. У него будут права Судьи. Его алгоритм сможет менять базовые установки программ. Подумай, что у него можешь попросить, он рассмотрит.

Маса, удостоверившись, что я готов все сделать, отключилась, а я думал, что джедая повысить нельзя — мы живем вне всех иерархий. Вот и дожил, что попросить нечего. Чувствовал за железным бортом корабля вечную пустоту и безразличие, холод и темноту. Если бы новый босс, мог прекратить эту пустоту…

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Спецназ ворвался на площадку в последний момент. Три десятка прилично экипированных бойцов в черном со щитами и в шлемах-сферах, грубо работая резиновыми палками и ногами, узкой колонной прорезали толпу местных жителей, встали кольцом вокруг Баунти, накрыв его щитами сверху и закрыв собой со всех сторон как коконом. Опоздай они на пару секунд — случилось бы страшное. Вагнер уже думал, что Баунти, да и всех, кто был рядом, включая журналистов, сейчас порвут на куски. Жители Гофхолла были вне себя, их были тысячи, и у многих были ножи и даже внушительных размеров тесаки.

Плотно закрыли броней только самого Баунти и Таню, которая из элитной проститутки, угробившей предыдущего сопреда Судейской комиссии, стала его помощницей. Вагнер оказался вне защищенного кольца и чудом успел присесть на корточки. Камень, попавший в щит, мог достаться ему. Отскочив от железа, он все-таки попал парню по спине. Все равно, блин, больно, думал журналист, — острым концом между ребер… Рядом присел, укрыв камеру собой, оператор. Камни полетели градом, над головой Вагнера стоял грохот от ударов булыжников в щиты и шлемы. В толпе визжали бабы и орали, как звери, мужики «Рви их, бл…дь, дави!». Теперь парней могли растоптать, и пришлось встать на ноги и быть сплющенными между щитами спецназа и свирепой массой. Мужики по крепче и по тяжелей пытались наскоком запрыгнуть на щиты, проломив кольцо и дорваться до Баунти, присевшего там на асфальт в своем белоснежном костюме, затравленно озираясь между ног спецназовцев на ноги гофхольских жителей.

Вагнера кто-то сзади схватил за плечи и потащил от щитов внутрь толпы, чтоб не мешался разбираться с полицией. Так можно в этой толпе сгинуть, и он, что было сил, уцепился в щит, сказал оператору держаться за свои плечи, и глядя владельцу щита-бойцу спецназа полиции штата в мутное стекло шлем-сферы, умолял, не отталкивать, выкрикивая «Пресса! Пресса!».

Со стороны шоссе послышались вопли, копы взялись прорубать коридор. Черный жук-броневик, укрытый стальными решетками от камней, начал рубать по толпе тугими струями водомета, а потом положил в ряд между собой и коконом Баунти с десяток гранат со слезоточивым газом. Толпа обмякла, бойцы спецназа стали стрелять из ружей звукошоковыми зарядами и ринулись вперед, решительно охаживая народ палками. Быстро составили две цепочки офицеров по несколько рядов, создавших две стены из щитов. Между этими стенами, не размыкая кольцо, не убирая щиты над головой пополз к шоссе «кокон». Медленно, потому что тем, кто внутри — Баунти и Тане, пришлось этот путь проделать вприсядку, иногда сваливаясь на асфальт, поднимаясь с помощью спасительных пинков офицеров полиции.

Вагнер, таща за руку оператора, задыхаясь, сгибаясь в три погибели, обливаясь слезами и соплями, наконец упал на четвереньки, но продолжал ползти за уходящим «коконом». Наверное, со стороны это выглядело очень пафосно — молодой человек спешит в слезах на четвереньках, за Спасителем, вытягивая иногда в его сторону призывно руку и обращая к нему страдающее лицо грешника. Вагнер со стороны этого не видел, а руку тянул к сержанту, показывая бейдж «ПРЕССА», призывая пропустить за ограждение вместе с Баунти.

На шоссе ждала цепь спецназа с ружьями, которые дали несколько залпов резиновыми пулями. Сначала поверх голов, а потом и «на поражение» по наседавшей толпе, выцепив в прицел тех, кто по активней. За этой шеренгой в дыму пороха, можно было разогнуться. Баунти с помощницей копы пихали в подъехавший броневик. Вагнер бросился к ним, его за шиворот остановил офицер, но Судья махнул рукой, и парням дали вскочить на аппарель. Когда все были внутри, аппарель поднялась и бронетранспортер, лихо бзднув коричневой струей соляры и заревев, с места рванул на большой скорости в сторону космодрома. Внутри было почти темно, в узкие щели бойниц ничего не видать, только слышно звяканье сверху — по БТРУ с обочин дороги метали камни и бутылки местные жители. Капитан полиции штата бесцеремонно отодвинул пятерней космы Баунти, осмотрев виски и затылок: «Не попали? У Вас где-то что-то болит?». Баунти отрицательно мотал головой. Уровнем здоровья Танечки и журналистов кэп интересоваться не стал. Вагнер глянул на Сэма-оператора, тот кивнул, что все ОК, только одним камнем зацепило плечо, а камера цела.

БТР ехал минут двадцать, пока не встал. Все вышли в наружу в каком-то ангаре, в сопровождении вооруженных штурмовыми винтовками пограничников прошли к лестнице и двинулись вниз. В окнах на лестничной площадке Вагнер смог только увидеть силуэты звездолетов, значит, они на космодроме Гофхолла. Внизу, спустившись не четыре пролета, они оказались в каком-то пункте управления охраной, где по стенам висели десятки мониторов, за столами сидели офицеры-погранцы в повседневной форме — в фуражках, рубашках и кителях. Зато в коридоре вповалку лежали и сидели солдаты в полном боевом облачении — в брониках, касках, с автоматами. Миновав проход, попали в небольшой холл, где офицер предложил рассаживаться на диванчиках и обживаться. Это комната отдыха дежурной смены погранслужбы СГЦ на космодроме Гофхолл, и в этом помещении придется ждать решения судьбы Баунти, возможно, не один день.

Сегодня все закрутилось так быстро, что только сев на немягкий диван, Вагнер мог осмыслить случившееся и вспомнить, как же все так вышло. Ведь это же какой-то бред.

Беспорядки в Гофхолле идут уже месяц, есть несколько десятков погибших. Все началось с размещения на местном космодроме лагеря для мигрантов под эгидой межгалактических комиссий. Когда тут из-за программных сбоев отключились свет и вода, прекратилось любое снабжение, тысячи иммигрантов пошли в поисках пропитания на вокруг лежавшие фермы, а потом и в город. Волна грабежей, изнасилований и мордобоя быстро переросла в поножовщину и стрельбу — у фермеров легально были собственные ружья, а у иммигрантов — откуда-то тоже были.

Баунти решил поехать сюда лично и навести порядок. К его приезду приурочили включение света и воды, а также целый тяжелый звездолет с гуманитарными грузами дли иммигрантов. В лагере его встретили с восторгом, носили на руках и истошно орали славу Баунти на всех языках. Телеканалы опять гнали счастливую картинку про явившегося с небес в Гофхолл Спасителя. Но грабежи не прекращались. Мигранты освоили этот бизнес и решили с ним не расставаться. Местные создавали отряды самообороны и готовились брать штурмом лагерь. Погранслужба СГЦ и полиция штата отказывались защищать мигрантов, ссылаясь на свои полномочия — это экстерриториальная зона под юрисдикцией межгалактических комиссий. Да и желающих стрелять по гражданам свой страны в их рядах было мало.

Баунти решил поехать на встречу с местными жителями, которую организовали на стадионе Гофхолла. Как обычно, весь белом, улыбаясь мило и сладко, Судья вышел на площадку перед толпой из почти ста тысяч горожан и фермеров и ласково рассказал в микрофон, что знает о бедах собравшихся перед ним людей, сочувствует им и принес добрые вести и, наконец, избавление от страданий. Толпа застыла в восхищенном ожидании, а Баунти, проникновенным голосом заявил с трибуны:

— Я люблю вас всех, я принес вам свою любовь, и отдаю ее вам! Это и есть ваше спасение и моя благая вам весть!

Вагнер еще надеялся, что будет какой-то трюк, сейчас Судья скажет, что лагерь закроют или иммигранты типа создадут свою полицию, пресекающую грабежи. Или хотя бы сейчас станут выдавать гуманитарку. Ну или ударят по толпе пси-волной или каким-нибудь программным спецэффектом…

Но Баунти стоял, как мудак, в повисшей тишине на площадке рядом с Танечкой, одетой, как монахиня, и тысячи человек смотрели на него несколько секунд в недоумении. Мужик, выступавший перед этим, рассказавший, как изнасиловали его 12-летнюю дочь, в этой тишине сказал «Что за траханное говно?» Толпа заорала и завопила «идиот, придурок, убийца, насильник, вор и т.д.» Первый камень прилетел довольно метко, ткнув Баунти в правое плечо, оставив грязное пятно на белом пиджаке. Баунти страдальчески скривился и присел. Толпа ринулась вперед, собираясь его бить. Охрана вела себя стойко. Сотня парней в парадных белых рубашках и черных галстучках держалась за руки, не разрывая цепь, только пятясь все плотней к площадке. В изорванных рубашках в кровавых ссадинах, с разбитыми головами они падали под ноги разъяренным горожанам, Баунти был на волосок от гибели. Спецэффектов так и не дождались, но среагировал полицейский спецназ.

Теперь в комнате отдыха пограничников на космодроме Баунти терзал в скайпе Трома, требуя взять его вместе с лагерем под оборону войсками СГЦ или хотя бы вывезти вертолетом в другой город. Но СМИ уже сообщали, что город Гофхолл и штат обратились в Верховный суд СГЦ с исками против Межгалактической Судебной комиссии и лично Баунти «за организацию беспорядков и преступлений на территории штата и 'за вооруженное вторжение на территорию СГЦ». Тром мялся на экране перед Баунти, объясняя, что армия и полиция не могут применять оружие против граждан страны, защищая иностранное лицо, находящееся под судом по столь тяжелым статьям. По закону суд должен пройти в Гофхолле и вывести Баунти оттуда Тром тоже не имеет права.

В принципе это и так было ясно. Но были надежды на развернувшиеся прения в Конгрессе. Однако, там либералы и консерваторы только соревновались в жесткости обвинений против Баунти, открещиваясь от любой его поддержки. Похоже, уже никто в СГЦ не хотел связывать с ним свою политическую судьбу. Удивительно, но таким странным образом, Баунти удалось, на самом деле, объединить политических противников и консолидировать Конгресс СГЦ до небывалого единодушия. Вагнер полистал ленту новостей и понял, что ветер явно переменился. Все каналы гнали негатив про Баунти, про сбои в программах, про то, что Баунти блокировал иски против Galaxy от жертв сбоев и от пострадавших городов и штатов. В новостях жуть из Оралона сменялась жутью из Лос-Аваланеса, теперь все шло без цензуры и умолчаний. Становилось ясно, что элиты СГЦ решили Баунти сливать. Сладкую кокосовую хрень про счастливое спасение и сплошной позитив гнала теперь только Galaxy Media — в гордом одиночестве.

Тром посоветовал ждать и исчез из скайпа. Вагнер стал выяснять через знакомых журналистов из президентского пула, что творится сейчас в круглом кабинете главы СГЦ. Ему рассказали, что там историческое событие — Тром сидит за одним столом вдвоем с лидером либералов Пелси, а в скайпе с ними общается Пауэлл. Вагнер связался в чате с Волосом, тот находился рядом со стариком и все слышал — Пауэлл наседал на Трома, требуя выдать Баунти суду, обещая со стороны своей комиссии поддержку и дополнительные обвинения. Уоллос не выходил на связь, но известно, что он дал приказ всем гарнизонам на территории СГЦ не вмешиваться ни во что, казармы не покидать и никаких посторонних лиц к себе не впускать под охрану.

— Что там, Ваня? — с надеждой спросил Вагнера Баунти.

Ваня честно рассказал расклад, и Баунти, взявшись за телефон, позвонил Грогу:

— Папа, отмажь! Спаси, меня здесь порвут. Тром соскочил. Пелси соскочила. Пауэлл баллоны катит по полной. Вытащи меня!

У Вагнера засветился звонок от Гилаца, он отошел в другой угол комнаты, чтоб переговорить с боссом, рассказав, что «батончик» звонил Грогу с воплем SOS, и вообще тут ситуация стремная, как бы всех не порешили в одной куче.

— Да, мне уже только что звонил Грог, — говорил Гилац, — требовал вытащить шоколадного своего их Гофхолла. Не знаю, никак не пойму, вмазываться за него или нет. Если сейчас руки умыть, все там само и кончится к утру. Если взять на себя… Можно все потерять на нем. Как он тебе? Что ты о нем думаешь?

— Жалко придурка. Реально идиот. Сам в себя верит и в папу-Грога. Пойдет до конца. Если его сегодня сожрут, потом может негативом выплыть. Из него великомученика сделают, а Гилац виноват. И Пауэлл, всю власть возьмет. Его бы под межгалактический суд — дать лет тридцать. Потом через год с диагнозом в дурку, потом через пару лет, как излечившегося — домой, в ту жопу, откуда прилетел. Зато Гилац сейчас власть покажет и закон, а потом сможет собирать голоса почитателей сладкого, как милосердный спаситель батончика…

— Думал такой вариант. Можно попробовать. Хотя бы начать пробовать, а там будет видно, — отсоединился Гилац.

Вагнер сидел и смотрел из своего угла на Баунти, застывшего вдали на диване — растрепанного, бледного, испуганного.

9,2

Тор взмок в химкостюме, противогаз липко присосался резиной к потному лицу. По жаре в песчаной пыли он бежал с сотней северо-карфянских солдат к стоявшим где-то в километре машинам. Неопытность сыграла с ним добрую шутку. Бывалые солдаты, оказалось, выкрутили из противогазов фильтры и стеклянные очки для глаз, чтобы не перенапрягаться на тренировках. Теперь за их будущее было сложно поручиться. Да что там фильтры, у многих в химмешках вместо резиновых костюмов оказалась всякая хрень — консервы, гели для бритья, теплые носки… Теперь это напуганное стадо бежало к колонне машин, чтоб эвакуироваться из зоны поражения.

Тор уже два месяца катался с северо-карфянской армией по предгорьям Дерского хребта. Завтра он должен был попасть на перевал Атау, где его уже ждала съемочная группа — снимать наступление в горах. Попасть на Атау Тор должен был вместе с артиллеристами — группа из 15 гаубиц и пяти зениток возвращалась с ремонта и пополнения на передок. Карфяне толком не участвовали в реальных боях, было сложно понять, зачем их гаубицам ремонт. Но карфяне — торговый народ, и в их армии тоже все время что-то крутилось-вертелось, какие-то фирмы вечно оказывали разные дорогостоящие услуги, в том числе по «ремонту» вооружений. Вот вместе с этой батареей, Тор и оказался в горниле ядерной войны.

Известие об ударе антов по Орде все здесь встретили с восторгом. Когда через полчаса пришел сигнал о массовых пусках из ордынских шахт, когда по всем каналам СМИ, по всем армейским частотам пошло предупреждение об атомной опасности. Народ только надел химкостюмы и противогазы, но продолжал сидеть рядом с кухней, не собираясь прятаться в укрытиях или возвращаться к самоходкам. Все были уверены, что ответка Орды падет на антов…

На юге, там, где Бахди и другие города, небо ослепительно вспыхнуло. Тору хватило ума не смотреть, а лечь на землю лицом вниз, ногами к Бахди… До ближайшего эпицентра было около 50 км, можно было надеяться, что те, кто был в защитном костюме, не должны были получить большие дозы. Грузились на броню гаубиц и самоходок, снимались с места, выстраивались и выдвигались колонной на север. Химики заявили, что до границы зоны радиоактивного заражения в ту сторону километров 30.

Командовал батареей немолодой капитан, примерно 40-летний Ашик. Невысокого роста, но шустрый, деловитый, с крупным для офицера животом. Тем не менее, Ашик понравился Тору — очень живое лицо, яркие черные волосы, пышные брови, мягкие крупные губы, теплые, добрые, даже мудрые, малоподвижные глаза. Капитан матами клял солдат, с поврежденными противогазами, вырывал у бойцов из рук бутылки с водой и продукты, прихваченные с кухни, бросал все на землю, требовал ничего не брать отсюда с собой. Но бойцы все равно пихали по карманам хлеб, банки и бутылки.

30 км преодолели бы за час, но по пути глохли движки у гаубиц, приходилось останавливаться, разгонять их с толкача другими гаубицами. В суматохе перевернулся в кювет грузовик со снарядами. В пыли, ничего не видя перед собой тыловой грузовик взрезался в зенитку. С таким бардаком, под вопли перепуганных солдат и рычание Ашика, батарея выходила из района заражения три часа.

Тор торчал на броне гаубицы, никуда не сходя, наблюдая происходящее и боролся с ужасом. Вокруг был радиоактивный песок, который с ветром поднимался и осыпался ему на голову, на плечи. Машины, двигаясь, поднимали тучи пыли, бившей в глаза. Все это было настоящим морем смерти, по которому ехал на облученной горячей железяке Тор, с тоской прикидывая минуты, совокупную дозу, не веря, что плавящаяся на солнце резина его спасет. Краем глаза видел, что многие солдаты рядом с ним уже начали неистово чесаться, терзая блеклозеленую резину на себе ладонями в черных перчатках.

Наконец вышли на чистое место, колонна остановилась, народ спешился. Химики пошли выяснять дозы облучения солдат и офицеров. Стало видно, как изменился за эти часы, снявший противогаз, капитан Ашик. Серое, морщинистое, как старая древесина, лицо, глубоко запавшие глаза, опущенные плечи, вжатая в них голова, седые пряди на висках, дрожащие губы. Офицеры вокруг были перепуганы, как дети, отставшие от поезда, потерявшие маму, стоящие беспомощно на платформе вокзала в чужом городе. Ашик взялся растирать лицо тампоном из спецпакета, кивнув остальным делать тоже самое. Другим тампоном принялся натирать каску. Все понемножку ожили, приступив по примеру командира к частичной спецобработке, покрикивая на солдат, чтоб растирались, начинали мыть спецраствором технику.

Тор поплелся вслед за Ашиком, который пошел вместе с медиками и химиками проверять личный состав. Каждый третий покрылся язвами. Кто-то гноился уже всем лицом, кто-то только слегка розовел пятнами на руках. Солдаты растерянно смотрели на свои пораженные руки и плакали. Соседи в ужасе сторонились их, отсаживались подальше. Скоро облученные сами собой оказались в чем-то вроде лепрозория, куда никто не заходил. Они сидели тесной толпой и смотрели с мольбой и стыдом, надеясь, что их спасут.

В палатке собрали всех незараженных офицеров. Решали, что делать. Медик сказал, что помочь облученным нечем, их ждет мучительная смерть. И их надо отделить от здоровых, чтоб не перемерли все. Командир зенитчиков предложил их расстрелять, чтоб не мучились. Ашик, косо глянув на Тора-репортера, приказал оставить здесь, вдруг им повезет, может мимо будет идти колонна медицинских войск. Хоть один шанс оставим…

Сами решили двигаться на север в Лаванду. Глядя в карту, согласились предполагать, что ядерным ударам подверглись Бахди и все большие города Парты, скорее всего пробили и по центру страны — нефтеносному району Бахсар. Горючего до Северной Карфы не хватит, да и вряд ли она избегла ударов. На севере — окраины Лаванды — малозаселенная территория без значимых производств или природных ресурсов. Туда скорее всего не бомбили. И значит, там чистая земля и вода.

Думая, что Тор не знает по карфянски, офицеры взялись обсуждать судьбу репортера. Тор на самом деле уже кое-что разбирал в их языке, не подавая вида, внимательно прислушивался.

— У нас мало еды, воды, мало лекарств, за чем еще этого журналиста тащить? — говорил тыловик, — Еще не известно, как там выживать будем, чем придется заняться… За чем его глаза там? Тоже мне Судэ, бог войны. Людей нечем кормить, не до богов.

— Э, ты не понимаешь. Людям целой планеты не хватило, чтоб мирно жить, чтоб не поубивать друг друга. А этого маленького района чистого думаешь теперь хватит? Там резать глотки будут за каждый глоток воды. Воевать будет надо. А тебе для Бога Войны жалко куска хлеба? Идиот ты, — вынес вердикт Ашик, решивший тащить репортера с собой.

Тор мучал телефон, надеясь обнаружить связь, и думал над своей судьбой, зло улыбаясь — не взяли в кино, не сложилось репортером, — попробую богом поработать, может, получится.

Облученных оставили их судьбе — в лагере, не пожертвовав ни еды, ни воды, ни медикаментов, не оставив врачей. Усадив всех здоровых, прошедших контроль дозиметриста, на броню обработанных химиками самоходных орудий, — всего человек двести, Ашик выдвинулся в степь — на север, на земли Лаванды. Тор сидел в кунге Ашика и управлял полетом беспилотника. Вокруг, как и прежде не было видно ни колонн, ни клубов пыли от колонн, ни следов от колонн на открытых участках грунта. Сидевший рядом связист, время от времени отвечал на молчаливый взгляд командира, что «связи ни с кем нет, никого в эфире».

Так шли до позднего вечера, пока не вышли к небольшому лесочку с холмом, ручьем и даже овражком. Оборудовали лагерь, прокопав траншеи, выкопав небольшие капониры для пушек. Карфяне, раньше прославленные раздолбайством, вдруг взялись делать все по уставу, делали лагерь «как надо», хотя и знали, что он только на одну ночь. Злая судьба брошенных умирать облученных товарищей, чему-то их научила. Никто теперь не снимал каску, не разбрасывал оружие, не пил вино и не жевал насвай.

Видя это, Тор не удивился, что ночью не спал дозор. Разведчик появился у командного кунга и разбудил Ашика:

— С востока идут ордынцы. 30 БМП, сопровождение, — пехотный батальон, в общем. Тихо идут, без огней, еле ползут, километров 10 в час. Если будут идти тем же курсом, что сейчас, пройдут мимо нас в пяти километрах. Могут не заметить, их дозоры так далеко от колонны не отходят.

Командир гаубичников предложил затаиться: «У нас ни пехоты, ни танков, размажут сразу, если обстреляем». Зенитчик кивал, но предлагал изготовиться к обороне — вдруг все-таки зацепят дозором. Тыловик говорил, что спрятаться не выйдет, слишком близко… Ашик молча слушал, вертел в руке четки и бормотал молитву, потом встал, кивнул Тору: «Пойдем с тобой на переговоры к ним». Взял с собой двух автоматчиков, сам сел за руль джипа. Остальным приказал готовиться к бою, взять прицел на квадрат, который указал карандашом на карте, и ждать на связи.

Ехали на внедорожнике по слабозаметной колее через лес, выкатив на опушку. Выключили движок и затихли. Скоро впереди стал едва слышен шорох и сип идущих машин. Вглядевшись, можно было увидеть, что там, едва заметно движется ночь, черные пятна на темно-сером фоне ползли нестройной вереницей, под звездами иногда искрили еле различимые мерцания металла. Это приближалось. Ашик трижды мигнул дальним светом и пробибикал в тишину. Впереди все остановилось и затихло.

Четверо в джипе сидели на зябком предутреннем ветру, чувствуя себя в прицеле, ощущая внимание гостей, понимая, как сейчас их обшаривают с разных сторон, обходят и решают, что делать. Одна очередь из БМП, и от них ничего не останется. Тору казалось, что где-то взвешивают на весах его жизнь, затылок холодел, в голове все застыло, рядом спокойно, как перед железнодорожным шлагбаумом сидел, склонив голову на бок, закуривший сигарету Ашик.

Из темноты внезапно появились несколько солдат с автоматами на изготовку. Не стреляли, смотрели и ждали. Ашик толкнул локтем Тора, чтоб переводил на цефейский, заменявший международный: «Парламентеры. Дело есть».

Их вывели из джипа, забрали оружие, провели вдоль колонны к одной из бронемашин. С башни спрыгнул рослый и тонкий, как гимнаст, майор — белобрысый, голубоглазый, как с плаката про славу и мощь ордынской армии. Ратмир внимательно смотрел на лица чужаков — карфянский офицер и переводивший парень непонятной нации. За последние часы Ратмир сам себе удивлялся. Орда, Хан, генералы — все это исчезло не только из эфира, но куда-то подевалось из сознания. Он смотрел на пузатого, похожего на базарного торговца карфянина и не чувствовал ненависти, боевого пыла, он даже не чувствовал желания отомстить этой вражине за гибель родителей. Он только махнул рукой этим двоим и предложил отойти с ним вместе от колонны шагов на тридцать, закурил и стал ждать, что скажут.

— Слушай майор, — говорил Ашик, — больше нет Северной Карфы, нет Орды, нет Парты и Лаванды. На всем континенте больше нет государств, президентов, генералов. И незаразных мест, пригодных для жизни, тоже почти нет. Здесь и дальше на северо-восток только узкая полоса чистой земли и воды. Я иду к Стоунхоллу, а потом дальше к Рамире. У меня 15 гаубиц, 5 зениток, минометы, небольшой тыл, но пехоты нет совсем. А ты с пехотой, но без пушек. Пошли вместе. Там же неизвестно, как будет, на кого наткнемся. За место, может, воевать придется, а вместе мы с тобой — сила. Еще бы танкистов нормальных встретить…

Ратмир удивлялся себе, почему-то его не взбесило это предложение южного торгована, не вызвало негодования, наоборот, показалось вполне разумным. Что ему, Ратмиру, теперь делать — после гибели родителей, Орды, армии? За чем ему жить эту ночь, завтрашний день? Спасать тех людей, что оказались волей случая у него под рукой. Их надо накормить, напоить, дать выспаться. Захватывать позиции на чужой земле лучше силами полноценного боевого подразделения. Этот Ашик дело говорит, — вдруг осело в голове у Ратмира ясным как день, пониманием, — надо как-то выживать, а там, глядишь, и устраиваться…

— А это кто? — ткнул майор пальцем в Тора.

— Это Тор, журналист от межгалактической военной комиссии, случайно у нас, выжил, везунчик. Потом, может, пригодится — знает всяких там начальников.

Этим утром Тор был нарасхват, переводчик был нужен везде. Удивительно быстро карфяне и ордынцы стали понимать друг друга. Говорят, чтоб отладить взаимодействие разноязычных отрядов, выстроенных в разной оргштатной системе, нужно не одно совместное учение. А тут к обеду, выстроились в общий походный порядок, договорившись о позывных, сменах дозоров — по всем деталям. Обедали уже общей кучей, не случилось ни одной потасовки между степняками и карфянами, солдаты мирно совместно доели карфянский запас продуктов, приготовленный совместной бригадой поваров. К вечеру офицеры при встрече пожимали руки.

Ужинали в Стоунхолле, до грабежа не дошло, местные поделились продуктами мирно. Тор тусил вместе с Ратмиром и Ашиком. Когда вместе уминали жареное мясо в доме у гостеприимного мэра, вбежал ордынский связист и сообщил, что в эфире появился какой-то лотрандиец. Поставили его на громкую связь, начали переговоры. Это был капитан, шел с востока, от болот с танковой ротой. Звали его Лурье, и он думал не долго. Через 10 минут, посовещавшись со своими офицерами — сообщил о согласии вступить в «международную бригаду». Ашик веселел, как хорошо расторговавшийся продавец баранины — их общий отряд становился по настоящему общевойсковым и вполне боеспособным. Ратмир деловито созывал офицеров, готовился выстраивать взаимодействие, продумывать марш к реке Рамире.

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Лесли Джефферсон вместе с Хотом сидели в машине с тонированными стеклами, припаркованной где-то на отшибе Демира, там, где неопрятные склады постепенно перерастали в свалки. Генерал объяснял джедаю, что и как:

— У нас своих спецподразделений по штату нет. Местных копов привлекать нельзя. Кое-какую мелочевку сделают наши дружественные гангстеры, но все самое серьезное придется делать твоей группе.

— Сделаем, вы нас только вставьте, куда надо и с нужными опциями. А так — мы подписались на это дело, значит сделаем.

— Есть один момент, на который вы еще не подписались, надо обсудить, — замгендиректора Galaxy Sec повернулся к Хоту, глядя в лицо — уже опять с бородкой и длинными усами, — «Великие колдуны» вынесли вердикт только по Грогу. Проект Баунти оставлен на усмотрение судьбы и свободной конкуренции. Многие в Galaxy настроены его довести до ума в любом случае, и будут работать по нему, даже если Грога не станет. Но есть группы, готовые вписаться за другие проекты. Я тебе предлагаю поучаствовать в этой «конкуренции» на нашей стороне. Мы поддерживаем Пауэлла из Комиссии по науке, он хочет замутить собственный вариант нового порядка — вместо Баунти. Вы со своими магами устроили такой бардак, что все может кончиться тотальной анархией, а потом войной всех против всех. Больше полсотни огненных алгоритмов успеха включены и все противоречат друг другу.

Пауэлл готовит что-то среднее между бардаком и порядком, демократию типа. То есть это и не концлагерь-монастырь, как у Грога, но и все-таки единый порядок — надстройка над огненными программами. Его поддерживают уже многие влиятельные люди, даже не знающие о будущей кончине Грога. Но для его проекта надо устранить Баунти. Ты с нами?

Хот молча смотрел на приборную доску, а генерал продолжал вербовать:

— Ты вечно собираешься бомжевать по галактикам? Я же тебя знаю, тебе же осто…бало все это. Ведь это ты с Джейком общался про мегабордель? Давай будем считать, что это на самом деле, твоя идея. Отделаемся от батончика, поможем Пауэллу, — реализуем твой проект. 6-я планета А Цефея у нас готова под это дело. Целая планета курорт — и вся твоя.

Хот скривился «сутенером меня сделаешь на старости? Я тоже генерал, между прочим». Лесли картинно, по киношному закурил:

— Прости, мы последнее время были вынуждены Масу вашу «слушать»… Ну краем уха нечаянно и о тебе, конечно, что-то услышали. Потом справки навели — ну чисто на автомате, не то, чтоб мы тебя разрабатывали… Та поножовщина, после которой ты в джедаях оказался, конечно, полное дерьмо и несправедливость. Но вот ты хочешь теперь еще сотни лет мотыляться по вселенной и мстить за ту девочку? Ты ее уже не спасешь, парням тем тоже не отомстишь уже. Столько жизней прошло. Говорят, колдуны могут назад в ту секунду тебя вставить, когда все пошло не так. Представь, мы тебя еще и пистолетом снарядили туда. Ну ты бы их завалил. А потом бы сел за убийство. А если бы и отмазал девочку, сам же понимаешь, не через месяц, так через два ее бы другие пацаны забрали. Так мир устроен, хватит уже миру мстить, джедай. Я тебе предлагаю мир немножко переделать, хотя бы в этой части.

У тебя будет целая планета девочек — вот и устрой там все по уму. Проблема же проституции в том, что она вне закона и под бандитами. А у тебя будет государство-бордель, шлюхи будут почетными гражданками. Делай им условия. Я тебя знаю, если тебе будет не стыдно за своих девочек, мне будет тем более спокойно.

Хот неопределенно кивал, а Джефферсон положил ему руку на плечо:

— С тобой скоро Волот свяжется из Крама, когда все выяснится, он поймет, что крепко должен тебе за то, что ты его дружбу с Охотником вовремя прервал. Если на Грога так из-за Радости ополчились, представь, чтобы с Крамом было из-за той бомбы. Так ты, Хот, к нему не ходи опять в наркокомитет. Хватит уже с мельницами воевать. С нами оставайся.

Разговор прервали, офицер Galaxy Sec постучал в окно, сказал «едут» и сунул Лесли телефон с открытым чатом. Генерал, с кем-то переписывался полминуты и повернулся к Хоту:

— В интересах операции по Грогу нам надо вывести из игры его шефа личной охраны Крейба. Но если мы против Баунти, то должны это сделать сегодня, нечаянно пришибив еще одного персонажа, который будет с ним ехать в машине.

Хот кивнул, в машину на заднее сиденье сели еще два офицера, вместе обсудили план атаки. Хот связался со своей группой, чтоб выдвигались к одному из складов на 352-й стрит, там им дадут оружие и снаряжение, несколько проработанных авто. Решили нападать на дороге в промзоне, в довольно глухом месте, через которое Крейб со своими бойцами и пассажиром должен будет проехать около 10 утра по пути на космодром.

Раздав поручения, генералы снова остались вдвоем. Глядя на промозглое утро ранней зимы за окном, на мокрый грязный снег, легший на обочинах, Хот спросил:

— А ты не знаешь, что за Сникерс готовит этот Пауэлл вместо Баунти?

— Не в курсе до конца, но точно не Марс, что-то относительно мирное, даже медицинское. Может, гематоген.

Крейб вез секретных пассажиров, взяв только одну машину сопровождения и одну прикрытия, ехавшую в километре позади первых двух. Людей взял мало, чтоб меньше свидетелей и разговоров. Поехали не по центральной магистрали, а задворками промзоны, на космодроме машины должны были въехать, минуя контроль, прямо на поле, авто с подопечными планировалось загнать в трюм звездолета и выгружать пассажиров уже там.

Грог предупредил, что могут быть неприятности, груз должен остаться цел, невредим и не засвечен — при любых обстоятельствах. Конечно, если бы Крейб знал, что Galaxy Sec уже против них, то взял бы броневики и пулеметы, но сейчас он надеялся обмануть возможную атаку джедаев просто сменив маршрут и избегнув столкновения. Шли небыстро, километров 60 в час, по унылым дебрям логистических центров. Бесконечные серые огромные блоки на коричневой земле, местами окрашенной в белое первыми пятнами снега.

Хот посадил по паре бойцов с двух сторон в зарослях серых облетевших кустов, в каждой паре автоматчик и снайпер. Остальные, включая Хота, сели по трое — в три машины. Одна, в которой был Хот, должна была атаковать в лоб, выехав навстречу, вторая нападала сзади, третья стояла, укрывшись за рядами мусорных контейнеров, в резерве, — на случай, если у Крейба окажется машина прикрытия, или если что-то еще пойдет не так.

Из относительно тяжелого оружия были только два автомата — оба в засадах, у остальных пистолеты-пулеметы. По сведениям Джефферсона, противник на небронированных машинах и без средств защиты, а полицию лишним грохотом лучше не нервировать. Хот просил хотя бы один подствольник, но Лесли отказал: «Там обычные джипы и бойцы с пистолетами. Покрошите быстро в винегрет, Крейбу и пассажиру — контрольные, и валите оттуда до приезда копов».

Хот сидел справа, его водитель медленно тащил серебристую грязненькую мазду по лужам на дороге, а он внимательно смотрел вперед. Два черных джипа выкатили из-за поворота навстречу точно там, где обещал Лесли, оказавшись в секторе огня всех хотовских засад. Водила резко повернув руль влево, поставил машину поперек дороги, окнами Хота и второго стрелка прямо на подъезжавший джип Крейба. Джип дал резко по тормозам, встав в десяти метрах от них. Хот и стрелок с заднего сиденья, в открытые окна в упор выпустили по обойме в лобовое стекло — туда, где маячили плечи Крейба и водителя. За покрывшимся паутиной из сотни трещин окном не было видно, но было ясно, что эти двое должны быть мертвы. По второй машине с боков загрохотали калаши, она пшикнула пробитыми колесами и стала оседать в клубах ржавой пыли. Сзади выкатился красный логан, из него выскочили двое бойцов Хота, стремительно побежав к расстрелянному джипу — кончать пассажира. Хот, сменив обойму, вылез из своей мазды — броском оказался рядом с дверцей Крейба, открыл ее и увидел вспышку выстрела. Крейб сидел внутри вполне живой.

Выстрелив Хоту из пистолета в живот, он поднырнул под него, прикрывшись обмякшим телом, вылез из машины, отпрыгнул к заднему колесу дал два выстрела по кустам, левой рукой открыл заднюю дверцу, потащив с сиденья за плечо какого-то патлатого мужика в пальто. Закрывая волосатого своим широким корпусом, схватил его за космы и в полуприсяди поволок, подгоняя пинками, в узкий проход, возникший между двумя остановившимися джипами.

Сзади зарокотало, из-за поворота выкатился третий джип, из которого поливали кусты и машины Хота из автоматов. Он с разгону протаранил красный логан. Из-за мусорных контейнеров к нему в бок торпедой ударила синяя тойота из резерва, его бойцы молотили по окнам нежданчика из пистолетов-пулеметов.

Хот, роняя кровавые слюни, отполз за переднее колесо, прислонился спиной к бамперу крейбовской тачки, сунул под куртку руку и почувствовал там вязкую горячую жижу. «Сука, Лесли, ну что ты за разведка? Крейб был в бронике», — мысленно матерился джедай и смотрел из-за капота, что происходит на поле боя.

Пассажиров оказалось два. Одного таки перемололо из автоматов на заднем сиденье второй машины. Другого прижимал своим задом в лужу, закрывая от снайперов Крейб, спрятавшийся между машин. Из третьей сплющенной машины продолжал кто-то отстреливаться нечастыми короткими очередями, не давая никому вылезти из укрытий. Снайперы из кустов несколько раз пытались достать Крейба с его волосатым другом или того неведомого в третьей тачке, но только вышибали искры из многострадальных машинок. Хот чувствовал, как кончается, перед глазами мутнело и плыло, он глянул на часы — с первого выстрела прошло уже три минуты. Еще две-три минуты, и здесь будут копы, тогда миссия провалена. А Крейб вполне еще может так просидеть там две минуты. Хот, повалился на бок от удара боли откуда-то из брюха, что-то стало отключаться, так можно и дух испустить здесь, на этой свалке. Лежа на грязном асфальте в растаявшей снежной колючей и холодной мерзости, он увидел с того конца днища придавленное в грязь лицо Баунти.

Посадка у джипа гроговской лички была за чем-то высокая, это при демировских-то образцовых дорогах… На том конце своеобразного темного тоннеля, между колесами по бокам и днищем сверху, начиналось светлое пятно, и там были видны черные туфли, белые носки и волосатые ноги, торчавшие из-под задравшихся штанин Крейба, сидевшего на корточках. А под его жопой в натянутых до треска черных брюках, виднелось перепуганное бледное лицо с большим носом, разбросанные в луже каштановые длинные пряди волос. Его голубые глаза отвлеклись от своего отражения в грязной жиже и скосились на Хота. Взгляды встретились, джедай дал туда, в это бледное пятно, очередью всю обойму, и отвалился на спину, глядя в серое небо.

В наушнике заговорил Лесли: «Х…й с ним, с Крейбом! Пассажиров сделали — и ладно. Валите оттуда быстро, копы уже на подходе». Хот просигналил своим. Товарищ, подхватив его за плечо, поволок к серебристой мазде, остальные тоже оттаскивали раненых по двум уцелевшим машинам. Автоматчик пару раз хлестнул очередями по капоту джипа, под которым матерился в ответ и стрелял из пистолета раненый в зад Крейб. Группа Хота отвалила, медленно продираясь между заборами складов по узким проездам в сторону 352-й стрит. Офигенно спланированная атака — кроме командира ранены еще 6 бойцов, в том числе двое — тяжело. Машины вырулили на улицу, когда уже был слышен заполошный визг полицейских сирен, штук пять авто с мигалками ломились к месту происшествия, где слабо дымил расстрелянный джип.

Хота бросило в дрожь, стучали зубы, тряслись руки, наконец добрались до какой-то конторы, где группу ждал Лесли с бригадой врачей. «Мы что, все сделали что-ли? Я вроде грохнул батона», — с усилием шевелил губами джедай, спрашивая Джефферсона

— Какой там все… Эти два пассажира — двойники Баунти. Один должен был лететь на Z Аполлона, второй на Васту — создавать там для Грога теократии. На месте бывших Орды, Аргунии и всего прочего, вроде долины Чобан. Теперь не создадут. Для них был и вариант «Б». Если что-то случится с основным Баунти, кто-то из них сыграл бы шоу с его чудесным воскресением.

— Лесли, какого хрена ты мне не сказал, что Крейб будет в бронике?

— Да бред, сам не пойму, как так вышло. Извини. Он никогда в жизни броник не носил. И сегодня не известно, где он его одел. Наши на мониторах не видели. Дома что ли? Откуда он утром дома знал о нападении… Сейчас с этими новыми огненными алгоритмами и программными сбоями — ничего не спрогнозируешь толком. Ну с простреленным задом он все равно на ближайшие несколько дней вне игры. Выйдет из больнички, а уже все и кончилось — везунчик.

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Через час по всем медиа дали срочное предупреждение, что в 20−00 по Мановаху выступит со специальным телеобращением сопредседатель межгалактической комиссии по государственному строительству Гилац. Он предстал на экране против обыкновения в строгом черном костюме, без обычной улыбки или многозначительной ухмылки. Смотрел прямо и даже честно. Назвал ситуацию вокруг Судьи Баунти сложнейшим и опасным политическим кризисом, бросающим тень на межгалактические институты. Скрупулезно перечислил имеющиеся в разных галактиках обвинения против Баунти, назвал претензии СГЦ, отдельных штатов и граждан этой страны заслуживающими самого серьезного и внимательного рассмотрения.

— Межгалактические институты не имеют права стоять в стороне и обязаны сами провести расследование и суд. Если вина будет доказана, мы должны будем сурово наказать виновного именем нашего общего межгалактического сообщества — невзирая на то, сколь высокий чин он имеет. Исключительность ситуации в том, что обвиняемый — сопредседатель нашей судебной комиссии. Поэтому мы воспользуемся чрезвычайным правом рассмотреть его дело в комиссии по госстроительству. Этот суд покажет всему миру открытость и справедливость наших межгалактических органов.

Далее Гилац отметил, что современные технологии позволят провести заседание как можно скорее — в ближайшие дни, используя режим телеконференции. Поэтому вывозить Баунти с территории СГЦ нет необходимости и граждане этой страны получат уверенность, что обвиняемый не избегает правосудия. Однако, на время суда власти СГЦ и лично Президент Тром обязаны обеспечить его полную неприкосновенность.

'Красавчик, — подумал Вагнер, — взял на себя политический вес и власть, а ответственность распределил на всех, включая СГЦ. Тем не менее, Трома этот вариант устроил, спустя полчаса он написал в твиттере, что рад, если Гилац покажет всем, что такое межгалактическое правосудие, и готов на время суда своей властью обеспечить безопасность Баунти на космодроме Гофхолла, призвав при этом местных жителей на этот период отказаться от идей самосуда и расправы. Скоро выступил по ТВ и Пауэлл, согласившийся, что вариант, предложенный Гилацем — наилучший, и сказав, что готов активно участвовать в процессе, обобщив имеющиеся обвинения.

Суд длился несколько дней. Основным обвинителем выступил Пауэлл, много часов выступая и перечисляя ЧП, возникшие из-за программных сбоев, количество жертв в каждом городе, указывая на явные усилия Баунти вывести из-под ответственности Galaxy. По многим каналам раз за разом крутили фильмы Волоса и Лилит из Оралона, фильм Маат из Лос-Аваланеса и множество других. Многое сказал про лагеря Баунти, ставшие очагами вооруженных вторжений на территорию СГЦ. В противовес продолжала работать только Galaxy Media, лепившая из Судьи образ поруганного пророка, побитого камнями за свою безграничную любовь к человечеству. Несколько раз давали репортажи и интервью Баунти из бункера на космодроме Гофхолла. Страдалец демонстрировал стойкость и твердил, что его пытаются оболгать продажные чиновники, купленные корпорациями, а всем людям пора встать на защиту своих прав, попираемых элитами, уверовавшими в безнаказанность и бесконтрольность. Кое-где по городам шли митинги в его поддержку.

При отсутствии Уоллоса и нейтралитете членов его комиссии, некоторое большинство склонялось на сторону Пауэлла, но многое зависело от мнения Гилаца, который не спешил его высказывать, наращивая тем самым свой политический вес. Хотя, быть может, у него и не сложилось еще собственного мнения:

— Голова болит, просто жуть, от этого Баунти, — заговорил он по телефону Вагнеру, внезапно позвонив, — как бы оба решения в уме готовы, продуманы… В какую сторону толкать — не решу никак. Грог давит по полной. Он и сейчас не так уж и слаб. Если я его поддержу, мы можем выиграть, и шоколадный заяц выйдет триумфатором. Пугает, сколько власти может прибрать к рукам Пауэлл, если дать ему схарчить Баунти. Главное, мы с таким трудом создавали эти наши межгалактические комиссии, а ведь они ни Грогу, ни Пауэллу будут не нужны. Оба хотят более жесткие структуры межгалактической власти создавать, империю, блин. Мне бы как-то между ними, чтоб сохранить сегодняшние демократические комиссии и общий курс на свободный выбор народов.

Ты там две недели уже трешься. Все-таки скажи, что Баунти за человек? С ним можно договариваться? Он чисто Грог или сам может играть? Или псих опасный?

— Я так и не понял, — Вагнер собирался с мыслями, — так-то вроде псих, но по делу умеет включать ум. Грогу верен, но в разговорах болтает всякое…

— Ты так и не выдал фильм о нем. Давай шустрей, а то устареешь. Он многое решит, — Гилац повесил трубку, а Вагнер сидел и понимал, что с фильмом можно опоздать, а выводов для себя он пока так и не смог сделать.

Погранцы принесли мешки из бургерной — кормить сидельцев ужином. Баунти широким жестом пригласил всех к своему диванчику — к импровизированному большому столу, составленному в ряд из десятка маленьких пластиковых зеленых столиков. На них вывалили груду завернутых в пеструю бумагу бургеров, пакетиков с картошкой фри, коробочек с соусами и составили в длинный ряд картонные стаканчики с колой. Судья, ухватив пятерней бигбургер, мял его челюстями, сыпя на салфетки зеленью и капая соусом, остальные тоже набросились на угощение, шурша бумагой и картоном.

— До чего же вредная еда, — сетовал Баунти, чвокая мясной котлетой, сдобренной расплавленным сыром, — а народ ест и причмокивает, потом болеет. Надо бургерные запретить и шаурму, и весь фастфуд. Когда любишь людей по-настоящему, сердце кровью обливается, глядя, что едят. Люди же, как дети. Вот и надо кормить с ложечки, как в детском саду. За каждым нужен пригляд доброй и заботливой нянечки. Чуть дай свободы, и вот у них уже полный рот всякой зуки. Любить — значит контролировать, приглядывать, заботиться.

Вагнер вдруг все для себя понял, вспомнив свой детсад. Манная каша, клейстер, холодное какао с пенкой, похожей на сопли. Жирные мерзкие вороватые нянечки, бившие детей грязными половыми тряпками, заставляя спать в сончас. Прогулки на улице — два часа стояния на загаженной алкашами веранде. В старшей и подготовительной группе, когда Ваня уже умел читать и считать, его заставляли, пытая манкой, дружить со сверстниками, которые ходили в колготках с отвислыми от говна задницами и воняли. Жирные сыновья нянечек с торчавшими из носа зелеными соплями, уже брали власть с помощью маленьких своих кулачков, чморили умников, которые не хотели с ними играться, отнимали и ломали бессмысленные на их взгляд игрушки из конструктора. Ваня и его два друга так и простояли последние два года у забора, глядя на «нормальный мир», ожидая, когда же их, наконец, заберут отсюда.

Потом он был просто счастлив в школе, где хвалили и поощряли тех, кто умнее, а не тех, кто послушней и лучше кушает. В школе он словно попал «к своим», а детсад всю жизнь вспоминал, как концлагерь. Конечно, только через много лет он понял, как его на самом деле любили школьные учителя. Суровые, заставлявшие переделывать домашние задания, иногда стыдившие за лень перед классом, а пару раз саданувшие указкой по пальцам. Казалось, это самые злые люди на свете. Но они именно любили детей, знали, что, если они не останутся кормовыми животными, а станут настоящими людьми, им будет в жизни тяжело, жизнь будет бить за промахи больней и не давать время на работу над ошибками. Он знал, что нянечки в саду детей не любили, помнил их циничные разговоры между собой, помнил, как выносили эти тетки из сада вечерами баулы с краденой у детей едой. Если дать власть Баунти, он сделает так, что из детсада нельзя будет выбраться, власть нянечек станет абсолютной и вечной. Да, Вагнер выбирал учителя и его, учительскую любовь, понимал, что он сам любит людей. И не позволит сейчас загнать человечков в детсад, отнять у них школу, развитие, познание и боль.

Вагнер маякнул Гилацу, что готов. Через полчаса в комнату отдыха вошел капитан погранслужбы и вызвал съемочную группу комиссии по госстроительству к себе. За дверьми, уже не видимые для Баунти, журналисты прошли наверх в терминал, к космодромным пиарщикам, любезно предоставившим Вагнеру по просьбе самого Гилаца свои рабочие места и помощь в монтаже фильма. Вагнер, вспоминая детсадовский туалет с измазанными говном стенами, повторяя мысленно «жрать и срать, говоришь… нянечка с баулом», все для себя решил, фильм начинался записью звонка Баунти Грогу («папа, спаси!») и содержал прямые доказательства того, что Баунти — пешка Грога — крупнейшего теневого воротилы, агент корпорации Galaxy, внедренный на высший уровень власти. Баунти — винтик в машине, созданной этим кланом для строительства собственной империи, системы монопольной абсолютной власти над Вселенной. Коротко привязал все катастрофы и ядерный апокалипсис на 5-й к проекту Грога, закончил словами Баунти про детсад и благо «несвободы». Отправил в эфир и в сети.

— Ну молодец, Ваня, боднул Охотничка. Ты ж меня прямо в лапы Пауэллу положил, — откликнулся на фильм Гилац в чате.

— Грога дожать ОК. А со старым чертом справимся, — уверенно набил Вагнер.

Под фильмом было уже миллиард просмотров за час, сотни тысяч комментов, комментировать начали уже все ведущие политики — в одном тоне «Мочи!».

Вагнер, примерно, знал, что сейчас произойдет. Гилац умоет руки. Суд для проформы продолжит работу, готовя приговор, но заинтересованные силы получат разрешение со всех уровней на устранение Баунти. По сути, Гилац уже вынес неофициальный приговор. Но такой кулуарный вердикт работает даже быстрее и неотвратимей. Гилац поставил дизлайк на фото в твите Трома, где глава СГЦ обнимается с Баунти. Тром, увидев кулачок с пальцем вниз, дал отмашку ребятам из контрразведки. Группа, работавшая там по лагерям иммигрантов уже имела наготове на космодроме в Гофхолле отряд из сотни головорезов-беженцев разумных горилл из джунглей Маскалы.

9,3

Первые десять десантных звездолетов раскаленными красными шарами плавно опускались на ровные белые пески, уходящей за горизонт пустыни в восточной Парте. Маат до сих пор ненавидела этот момент посадки, когда в глазах все сереет и мельтешит, а во всех внутренностях что-то скачет, давит вверх-вниз, и, конечно, тошнит. Десант межгалактических миротворцев высаживался недалеко от Бахди, рядом с космодромом. Тысяча десантников и тысяча инженеров должны были взять под контроль космодром и прилегавший аэродром, восстановить их работу и создать условия для высадки миротворческой бригады на тяжелых кораблях, переброски войск антов на транспортных самолетах.

Бахди был виден в иллюминаторе. Огромное серое пятно сплошных руин — все, что осталось от двухмиллионного города, по самому центру которого ударили три тяжелые атомные бомбы ордынцев. Там никто не уцелел. Те, кто успели спрятаться в убежищах, оказались блокированы завалами и не смогли выбраться, задохнулись, когда кончился кислород (вентиляционные шахты не выдержали удар ни в одном убежище). Позже уцелевшими войсками Парты и Северной Карфы был построен санитарный кордон вокруг пепелища, отделивший стеной это царство смерти от пригородов. Маат смотрела на это серое пыльное пространство, видела, как ветер иногда порывами вздымает вихри, и пыль причудливыми фигурами великанов ходит над развалинами. Серо-черные размытые призраки монстров летали над трупом города — одни в скорбном медленном хороводе, другие в диком хищном танце, словно падальщики, разрывавшие добычу. Бестелесные монстры прощались с этим городом, нагибались к земле прибирали что-то из своих тайников, прятали что-то, потом распрямляясь снова прямым дымным столбом. Временами в каких-то углах затевался ленивый пожар — монстры, жгли архивы и документы. Изредка в глубине руин что-то бахало — монстры добивали раненых или пристреливали врагов. Другие монстры сломали дамбу канала, смывая какие-то следы. Третьи парили молча, крутясь в медленном танце дервиша над бетонным крошевом, расстеленным на десятки километров вокруг.

Бахди стоял здесь много тысяч лет — со времен изобретения письменности, оставаясь центром культуры и цивилизации на границе предгорных оазисов и партской пустыни. Государства здесь умирали и возникали заново, но Бахди неизменно был их столицей, меняя флаги, но не выпуская из рук скипетр. Теперь то, что осталось от древних зиккуратов, средневековых роскошных дворцов, от небоскребов Сити, многоэтажных густых трущоб и нефтехимических заводов, не издавало звуков, не отражало свет, было серым пятном, похожим на грязный след от ластика, которым его вытерли с карты. Над ним не светило солнце, не летали птицы и самолеты, — только ползали мутные тени монстров и плавала искрившая под полуденным зноем пленка испарины.

Коснулись песка, не дожидаясь, когда воздух остынет, десантники на машинах рванулись наружу, попылили в сторону космодрома. Местность была здесь заражена. Химики говорили, что уровень радиации не высокий, облако легло мимо, и обещали, что через пару месяцев здесь можно будет находиться без средств защиты. Но пока что Маат и Уоллос натягивали прорезиненные комбинезоны, чулки и противогазы. Это были самые современные модели, они почти не стесняли движения и были оснащены терморегуляторами, в них человек не чувствовал себя, как внутри скороварки. И эти комбезы держали форму по фигуре, не превращаясь в мешок. В общем эта слегка блестящая песчаного цвета стильная одежка нравилась Маат и ей нравилось, как в своем комбезе выглядел Джонсон. Он с автоматом в руке с группой своих офицеров грузился в джип, чтоб ехать за первыми колоннами своих десантников. Внедорожник скрылся в шлюзе, нырнул по аппарелям вниз и пошел по пескам в сторону черных квадратов космодромного поля и руин терминалов. Маат должна была выехать вместе с медиками, которые заканчивали готовить свои кунги к выгрузке. Она уселась в кабине головного колесного бокса с большими красными крестами на желтых тентах. За ними к шлюзу подтягивались гусеничные тягачи с боксами — готовыми операционными, кухнями, процедурными, из которых на месте можно будет составлять, как из кубиков госпиталь.

Военные делали все быстро и четко, как всегда случалось там, где командовал Уоллос. Он появлялся на своем джипе тут и там, смеялся, ругался, подначивал, следил, чтоб никто не дурил со средствами защиты — не снимал, не забывал контролировать показания встроенных в комбезы дозиметров и прочих приборов.

Красавец-гарнизон был к вечеру готов и был похож на образцово-показательный пионерлагерь. По ровным улочкам катались чистенькие машинки. Десантники, даже часовые на постах, в новеньких нарядных противохимических комбинезонах и шлемах-противогазах были похожи на героев фантастических фильмов про войны будущего. Вдоль улиц постелили газоны и клумбы, а рядом со столовой поставили играющий огнями светомузыки бокс-бар, где свободные от дежурства солдаты и офицеры могли вечером выпить пива и расслабиться, сняв противогазы, поиграть в бильярд или боулинг. Маат слонялась по лагерю вместе со съемочной группой, демонстрируя все это телезрителям, собирая интервью у бравых бойцов, медиков, связистов — довольных этой командировкой, своей службой и будущей миссией. Перед камерой инженеры заверили Уоллоса, что за две недели смогут в полном объеме восстановить работу Бахдийского авиакосмического транспортного узла. Генерал еще раз в кадре напомнил о задачах, возложенных на межгалактические силы — обеспечить порядок и безопасность на территориях стран, где дестабилизирована или уничтожена политическая система, помочь восстановить важнейшие объекты инфраструктуры и поддержать государственное строительство. Призвал уцелевшие подразделения всех армий бывших стран-участниц ядерного конфликта к сотрудничеству с миротворцами.

Если не касаться темы лежащего за стеной мегакладбища Бахди и подобных пыльных пятен, покрывших весь континент, если сосредоточиться на том, как все славно получается и строится у десантников, получается вполне позитивный репортаж. В середине ночи, закончив материал и опубликовав, Маат пошла в бар, наткнувшись там на Уоллоса и с ним двух полковников, в том числе Вейлса. У них был вискарь, которым с ней радостно поделились. Джонсон и его друзья опять были теми, кого Маат впервые увидела несколько месяцев назад на десантных учениях, — веселыми четкими пацанами, у которых все получалось, и которые опять затевали что-то эдакое. Генерал улыбался, смеялся, хлопал товарищей по плечам, обнимал игриво Маат, химкомбинезоны играли в огнях от барной стойки, загадочно и фантастично, оружие висело на ремнях на спинках стульев, из динамиков играло что-то модное из свежих мановахских хитов.

Маат млела, расплывалась в улыбке, пока вдруг не впала в ступор, вспомнив зрелище Бахди. Рядом, в пяти километрах начиналось море раскрошенного камня и гниющей плоти двух миллионов человек, простиравшееся на десятки километров да самых гор. Маат вздрогнула, почувствовав, что здесь на этой планете недавно в один момент погибли миллиарды людей, сгинув по чьей-то воле, шепотом спросила Уоллоса:

— За чем их всех убили? Для чего? Это зачистка для Баунти?

Полковники напряглись, уставившись в стол на стаканы с виски. Генерал убрал улыбку, посмотрел на нее внимательно:

— Это не я сделал. Они сами решили свою судьбу. Они сами жали кнопки, точней их президенты, сами игрались в войнушку. Да, мать, их подталкивали, но они имели все возможности свернуть с этого пути, а не идти как скот за пастырем. Да, это делалось для Баунти. Он должен был здесь навести порядок потом, создать новое государство — одно из своих государств, опорных пунктов из которых он бы распространял новый порядок на все галактики.

Я был против, но теперь уже ничего не поделаешь. И Баунти уже сюда не прилетит. Получается, мне придется здесь строить государство. Свое. Правильное. Нормальное, без психов. Ты со мной? Ты веришь, что я могу сделать нормальную страну, где всем будет хорошо?

Маат нерешительно кивнула. Вейлс поднял глаза от стакана и напомнил:

— Есть небольшая проблема. На южном берегу Рамиры, в Лаванде, на незараженных участках идет незапланированный процесс. Подразделения армий разных стран, бежавшие из районов, подвергшихся сильному заражению, вместо того чтобы резать друг другу глотки, сбиваются там в кучу. Это уже полноценная общевойсковая группировка. Две тысячи штыков, сорок орудий, двадцать танков, тысяча пехотинцев на броне, спецназ, нормальный тыл… Нашли контакт с местным населением, готовят выборы. В составе объединения степняки, партийцы, северные карфяне, лавандосы, лотрандийцы. Командиром у них какой-то молодой ордынский майор Ратмир.

Глянув вскользь на Маат, Вейлс добавил:

— Политическим процессом рулит Тор, тот самый. Поставил вышку, замутил интернет, соцсети всякие, созывает со всех окрестностей туда военных. И народ сползается к ним, повзводно, поротно. У них там военная интернет-демократия. Все вопросы политические решают голосованием на сайте. У каждого гражданина свой подтвержденный аккаунт, заменяющий все документы. Говорят, удалось добиться порядка — никаких грабежей мирного населения, мародерства, никаких стычек между бывшими солдатами разных стран.

Маат зашла по брошенной Вейлсом ссылке на страницу группы и увидела знакомый почерк Тора. Все в стилистике викингов, суровых северных воинов, название группы было написано буквами, выполненными на манер рун. Да, Тор строил там на Рамире страну мечты. Той мечты, которую когда-то вместе с ним лелеяли и Маат, и Вагнер, и Лилит с Волосом. Отправляясь в свой первый полет на планету геологов, они мечтали добраться однажды до такой страны. Свободной, честной, справедливой. Теперь Тор взялся строить ее сам. На одной из фоток она узнала его, сидевшего в окружении офицеров, и улыбнулась. Тор отпустил белую бороду — узкую, как тесак, пробрил виски, оставив гребень на макушке. Его лицо после всех приключений ядерной войны посуровело, стало жестче, рельефней. Глаза обрели блеск и мощь.

Странно, подумала Маат, — ей было мерзко, когда она поняла, что миллиарды людей были уничтожены для Баунти, ее покоробило, что миллиардом этих смертей воспользуется вместо Баунти Уоллос. Но ей было «нормально», если из этого ужаса родится проект Тора. Она сидела молча за столом, где Уоллос со своими обсуждал, как надо залить специальным раствором а сверху забетонировать пыльное море на месте Бахди, чтоб не разносилась зараза. Она думала о миллиардах погибших, о детях, чьи судьбы были отменены в один миг по замыслу Грога. И как вместо отмененных судеб заиграли варианты, перспективы, окна возможностей для других — выживших в этом аду, прилетевших сюда после случившегося, и тех, кто здесь еще даже не был, но уже строил планы, как использовать опустевшее место.

Она всегда чувствовала таинственную связь свободы, смерти и хаоса возможностей, но только сейчас увидела эту связь в реале.Увидела ту самую грань, о которой говорили Радость и Бр, увидела, как она работает. Эти ядерные бомбы, осыпавшие планету, своей адской температурой прожгли грань, открыли дверь хаосу — безграничному космосу, миллиардам возможностей. Эти варианты событий, линии судеб, как миллионы молекул стремительно собирались в непредсказуемом режиме в клетки, ткани, из них на глазах вырастали проекты, планы и даже уже страны. Так, сперматозоиды, попав в утробу женщины, собирают из мельчайших частиц хаоса новое живое, мыслящее существо. Огромная планета, над которой раскрылись эти шторы смерти, оплодотворена, приняла идеи и мечты новеньких творцов, начала их вынашивать, кормить своими соками.

Маат поняла, что и она в том числе своими мольбами и трудами выкликала, выпросила у вселенной этот миг, когда хаос пришел на эту планету, дал шанс на новую жизнь, на воплощение мечты. Ее ужаснула цена, она столбенела от мысли, что новая жизнь возникает на месте старой, выбивая ее как хлам, ровняя с землей, превращая в пыль. Минуту назад у нее вызывал омерзение Баунти, ради которого смерть тряхнула здесь гранью, как простыней, словно смахнув со скатерти миллиарды жизней. Сейчас она испытывала и стыд, и восторг, и кромешную горечь, и пульсирующее, как сердце, счастье от того, что шанс на воплощение мечты, на место в этой жизни выпал не только Баунти, но и Тору, чувствовала страх и гордость за то, что и она тоже своими молитвами, обращенными в пустоту, с детства вымаливала этот шанс и вымолила этот миллиард смертей.

С ужасом приняв вину в соучастии в этом военном преступлении, она смотрела на сидевшего рядом Уоллоса — вот уж святой человек. Точно не участвовал в этом ужасе, стоял в стороне. Может, справедливей, если ему достанется купленный так дорого шанс? Ведь он, за полдня, построивший здесь в зараженной пустыне гарнизон, которому позавидует средний санаторий, может, правда, может построить здесь новый мир. Красивый, комфортный, беззаботный, со справедливыми законами, цветущий наукой и культурой. Наполнит это опустевшее пространство своей улыбкой, здоровьем, силой и умом.

Маат смотрела и восхищалась Джонсоном, который с друзьями, что-то решал, с карандашами сидя над расстеленной на столе картой Бахди, прижатой по углам стаканами с виски. Да, у него горели вовсе не наивные глаза. В отличие от нее или, например, Тора, впервые познавших грань, он-то точно давно уже знал, как это выглядит. Стоял в сторонке и не мешал случиться катастрофе на 5-йZ Аполлона, стоял в сторонке и не мешал рухнуть замыслам Грога, теперь любимым маневром — стремительным звездным десантом выскочил без очереди к самому окошку раздачи… Это веселый сперматозоид, с юности прыгавший с парашютом — смело шагавший в бездну из аппарели самолета, много раз в молодости бросавшийся в атаку под пули и осколки… Уоллос давно знаком со смертью, гранью и хаосом. Видел их в фейерверках стрелявших по нему пулеметов и пушек.

Маат уже понимала, что перед ней не святая невинность, а опытный солдат, хитрый генерал, талантливый разбойник-десантник. И он выхватил у вселенной шанс, один на двоих с Тором, и теперь неизвестно, кто же из них оставит в этих песках свой город и свой мир, а кто сгинет, проиграв. Она любила обоих, радовалась за обоих, страдала от того, что выиграет только один из них.

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Не доверяя уже никаким каналам связи, общались в одноклассниках. Я, Лесли и Маса. Мне оставалось пару дней лёта до Демира, а внятного плана пока так и не было. Хот и еще шестеро его парней были в больничке. Мне в группу захвата оставалось только остальные шесть бойцов. Это при том, что Грог перешел на «военное положение». В его доме дежурили постоянно пятнадцать телохранителей. Хоть с ними и не было теперь Крейба — бойцы они не плохие, а главное, ждут нашей атаки. Все, что я знал о системе наблюдения за внешним периметром дома, говорило, что незаметно и внезапно мы туда не войдем. При этом местные копы подчиняются все-таки официальным властям, совет магов для них — экзальтированная группа психопатов, а джедаи и вовсе бандиты. На любой шум они примчатся через пять минут и пресекут нападение на частную собственность.

Лесли ничем помочь не мог. Грог после случая с Крейбом, когда нападавшие откуда-то знали его маршрут, заподозрил измену в Galaxy Sec. Теперь его цифровой защитой занимается лично гендиректор Galaxy Sec генерал Томсон, — Джефферсон не сможет при таких раскладах вставить меня с группой куда-нибудь прямо в спальню к Грогу. Максимум, Лесли обещал, если надо силами гангстеров пошуметь где-нибудь рядом с домом, чтоб отвлечь охрану и копов.

В итоге Маса настаивала, чтоб я входил в дом через портал, тем более, что меч можно пронести только таким путем — он в этой реальности не отражается. Я был против — через портал нельзя пройти с пулеметом и с группой, а как работает меч, я вообще не знаю — нет опыта. Как оказалось, это не единственная проблема. Россомаха знала, что у Грога есть тоже какое-то магическое оружие а еще вполне возможно, что он мог привлечь в столь грозный для себя час и таких-же охранников — пару-тройку энергетических субстанций с какими-нибудь тоже сабельками.

— Не дрейфь, Бр, с тобой будут огненные. Босс и с ним кто-нибудь еще по шустрей, — бодрила феечка, — ну и потом из всех возможных вариантов — только портал дает какие-то шансы.

Но легко сказать портал. Когда я был Лацио, я видел, что сам Грог использует в этом качестве камин. Пару раз он туда лазил и не возвращался по несколько часов. А по возвращении бросался строчить документы и созывать совещания. Но ясно же, что его привлеченные к охране ангелочки сейчас буквально и сидят в этом камине, «с шашками наголо». Решили, что Маса повыясняет еще какие-то варианты, в конце концов, может опять помочь животный мир. Свяжемся завтра, за день до моего прилета в Демир.

Я откинулся на спинку кресла, очень болела голова. Смерть кореша на Аполлоне я воспринял как-то странно для себя. Вчера, сетуя, что у нас даже не осталось никакого фото или видоса вместе, кое-как нарыл его портрет времен Хомланда. Глядя на монитор, откуда улыбался этот лысый веселый мальчишка, выдул за ночь две бутылки виски, ничем не закусывая, ни о чем не думая.

На следующий день Маса сообщила, что нашла «вход». Мы (о составе группы потом) окажемся в рабочем кабинете Грога примерно в 6 вечера, когда он обычно сидит там за столом, чаще всего один или с одним-двумя советниками. В любом случае советников ничто не коснется, возможно, они даже не заметят происходящее. Я был рад узнать, что Грог отправил Синди к тетке под Мановах — подальше от греха. Рад, потому что по нашему техзаданию оказалось, что в конце всего мы должны будем сжечь дом.

Приземление в Демире прошло без приключений. Лесли мне сделал нормальные документы, которые ни у кого не вызвали подозрений. На космодроме взял такси и домчался до отеля, где ждала Маса:

— Чуть не обломалось все, какой-то черт чуть не занял этот номер.

— Чем этот номер так хорош-то? — спросил я, которому не понравился весь отель (старый, без ремонта, деревянный, мебель в номерах — рухлядь).

— Тут живет наш сталкер. Как ты, джедай, готов?

Она подвела меня в угол комнаты, сказала сесть на корточки и смотреть на паука, застывшего на своих сетях между стеной и шкафом. Сказала не оборачиваться, встала сзади — я только чувствовал спиной от нее какое-то электричество, а сам смотрел на паука. Стало видно, что он быстро-быстро шевелит лапками, я всматривался, видел его все ближе, уставился в глаза. Я чувствовал, что он смотрит на меня, а еще лучше слышит мое дыхание, мой запах. Он сказал мне смотреть на паутину перед ним, я вставил взгляд в точку и увидел, как сеть, быстро и едва заметно вибрируя, приближается все ближе, как много там нитей, какие они разные и насколько замысловатые узоры. Там в этой белопыльной огромной клетчатой вселенной показалось огромное пространство, целый космос, уходивший не только по направлениям к стене, за шкаф и к подоконнику, но и еще в какие-то измерения — и там были тоже какие-то стены, шкафы, десятки комнат этого отеля были видны как на мониторе камер наблюдения — с людьми, мебелью, другими пауками.

Вокруг были тысячи пауков, как звезды на небе. Они видели друг друга, общались, нити были, как телеграфные провода, и от каждого восьмилапого лучом уходил просвет в какое-нибудь помещение, в машину или вовсе в лес. Далеко стал будто увеличиваться в размерах, словно приближаться один из пауков, я вроде скользил к нему маленькой искрой или колебанием паутины по этой вселенской сети, пока не оказался рядом с ним, сравнявшись в размерах.

Справа-слева, сзади и вверху было темно. Я пополз на просвет впереди и увидел рабочий кабинет Грога — вид из-за стенки стола. Прямо передо мной были его ноги, он сидел за столом у компа.

— Подожди пару минут, сейчас будет готово, — говорил мне паук, почувствуешь, как увеличиваешься в размерах.

Я спросил, не знает ли он, где Лацио, и успокоился, узнав, что Синди забрала пса с собой. Паук был в курсе, что дом сгорит, если у меня все получится и тоже был готов к эвакуации. Главное, чтоб я не тормозил и вовремя прыгнул к нему в паутину — иначе сам здесь останусь гореть.

Со всей силы я толкнул, перевернув стол. Грог ошеломленно махнув руками упал вместе со стулом на спину и стал неловко вытаскивать брюхо и ноги из-под тяжелой дубовой столешницы. В эти секунды, пока он не мог мне мешать, я швырнул в камин какую-то банку, которую мне дала Маса, называвшая ее «лампочкой Ильича». Склянка вспыхнула в камине ярким белым огнем, хорошо прожарив, действительно, торчавшее там нечто. Я не успел его толком рассмотреть — оно рассыпалось в облако белесой пыли. Да и некогда было смотреть, я броском рванулся к двери, у которой возник какой-то бледный мужик в белых шмотках и с крыльями за спиной. Морда у ангела была вымученная, говорят их не кормят, не дают секса, и держат замурованными в кельях, выпуская только на махач. С такой жизни осатанеешь, и этот страдалец точно был из таких. Он ненавидел меня, как только увидел, замахнулся кривой синей саблей, желая разрубить башку. Я относительно ловко подлетел под него, снизу махнул мечом по его сабле. Звякнуло, как настоящая сталь. Крылатый мудак рассвирепел, отскочил назад к стене, а оттуда стал наступать, шаг за шагом, грамотно шуруя шашкой влево-вправо, типа как подонки-подростки из дворовой шпаны ножичком. Так могут и расписарить, я пятился назад, понимая, что там приходит в себя Грог.

В комнате находился еще и советник Грога, но похоже, он ничего не видел — просто застыл, как манекен, не двигаясь даже глазами. Я схватил его за плечо, он на ощупь был как кукла, так же себя и вел, не реагируя. Взяв эту куклу, как щит, я толкнул его на шашку ангела, тот замешкался, сталкивая тело в сторону, а я махнул мечом поверх советника, снеся бледному поганцу голову. Он погас и стал растворяться в углу кабинета, словно его в фотошопе накрыло кружочком, постепенно убавившим до нуля и яркость и контрастность.

У меня за спиной что-то началось. Сначала я чуть не присел от громоподобного рева. Грог вылез из-за стола и издал звук вроде паровоза. Гудок ощутимо давил в уши, я развернулся и увидел у него в левой руке гулявшие синие маленькие огоньки. Он поднял руку над собой, я понял, что он возомнил себя боженькой, но молния может оказаться настоящая. Я упал на пол и перекатился к камину, надо мной сверкнуло и бахнуло. Синяя электрическая струна повисла в воздухе, вышибив щепки и обуглив стену. Я дважды ударил кулаком в камин «Где вас, бл…дь носит?». «Заткнись, мы работали», — из камина вылез парень гимнастического сложения, в хорошо сидевшей по фигуре белой тунике, — «Там двое бледных было, пришлось возиться».

Из двери в кабинет вошли еще трое с крыльями, тоже с саблями. В другом углу, где раньше был стол, Грог в руке грел новые синие шарики, они уже были почти готовы. Из камина вылез крепкий мужик в полном боевом снаряжении древнегреческого бойца — в шлеме, панцире, со щитом, копьем и коротким мечом. Копьем он ловко пригвоздил к стене одного ангела, бросился с мечом на второго. Атлет занялся третьим. Предполагалось, что Грог — мой. Молния у него была уже готова. Я зигзагами-скачками рванул к нему на сближение. Чем-то почуял момент, когда будет разряд — что-то едва ощутимо колебнулось в пространстве, упал на ковер и кувырком перекатился под ноги рассвирепевшему царю небес. Сзади пронесся огонь, кабинет на секунду осветился электрической вспышкой. Я вскочил на ноги и рубанул ему мечом по руке. Грог ухватился за обрубок и завыл — громче, чем тот давешний паровоз. Я крикнул в сторону камина: «Готово, можно!»

Из камина вылез, распрямившись, чинно и спокойно прошествовал к нам Босс из Старого зала. Грог попробовал отойти в угол, но я, ударив его рукоятью меча в морду, схватил за плечи, надавил, свалив на ковер и сел ему на грудь, продолжая вдавливать его плечи в пол. Босс возился у меня за спиной, прижимая своими коленями бешено двигавшиеся в стороны ноги Охотника, расстегивая его брючной ремень, стягивая штаны и белый трусняк. Гимнаст, закончивший свое общение с ангелом, подошел к боссу и вручил ему серп.

Я давил коленями в грудь Грогу, руками в плечи и смотрел суке в глаза. Благородное лицо с ухоженной кожей выражало смесь отчаяния и ненависти. Черная с седым борода сбилась клоками, пухлые губешки кривились от натуги, силясь меня сбросить или как-то извернуться жопой, спася яйца от стосковавшегося за столько лет в музее по настоящему делу Босса.

Вот что значит «как серпом по яцам» — кабинет озарила золотая вспышка, по стенам забегали как огни карусели все цвета радуги. Грог истошно завопил, я невольно обернулся. Крови было много, она забрызгала и штаны Грога, и тогу Босса, и немного ковер. Босс, торжествуя держал в руках, как кулек, кожаный и волосатый, забрызганный кровью мешочек, вынимая оттуда, синюшные пузыри, вытягивая их на тянущихся синих жилах. У меня в руках Грог начал куда-то пропадать, и я снова отвлекся на него. Он стремительно высыхал, худел и старел. Подо мной был дряхлый и довольно мерзкий старик с мучнистым лицом, огромными злыми глазами и большим рыхлым носом. Он тяжело сопел и водил мутными глазами.

Босс отошел к окну, держа в руке свой кулек, двое бойцов в дверях тоже закончили, ангелы исчезли. Я поднял за плечи старика, поставив на ноги. Бойцы подошли помочь и стали держать его. Я размахнулся мечом. Мысленно вчера планировал сказать ему… про Радость и того моего кореша в Черностепи, про всех, кого он сжег и испепелил. Про Черную, про все, что не сложилось, что он запретил своим единым алгоритмом. Кто он такой, чтоб лишать меня свободы выбора, запрещать мне любить и творить? Глядя в эти потухшие зенки старого мерзкого и несчастного, я понял, что говорить нечего. Он все знает, но вряд ли в чем-то раскаивается, разве только в том, что не попал в меня своей молнией. Молча без всех запланированных эмоций, двинул мечом вокруг себя, прочертив огненный вихрь. Из обрубленной шеи даже не брызнула кровь — только медленно выступила тягучая красная жижа, замазав белоснежный воротник рубашки. Голова с глухим стуком упала на ковер.

Босс тронул меня за плечо и напомнил о награде. «Наделяю тебя правом взять то, что у него в тайнике. Тебе это нужно», — сказал Босс неожиданно глубоким и мощным голосом, не терпящим сомнений в правоте. Где у Грога тайник я хорошо помнил, пошел к нему в спальню, отодвинул кровать, отжал доску и открыл замаскированную дверцу. Там лежал ключ. Золотой, массивный, размером с ладонь, разрисованный неизвестными рунами и знаками.

Вернулся с добычей в кабинет. Босс со своими уже уходили, что-то прибрав из стола и шкафа в большие сумки с собой. «Это ключ от того, что нашел твой друг на 5-й Z Аполлона», — сказал Босс, от которого уже стало исходить какое-то золотое свечение — сразу чувствовалась власть и воля. Трое ушли в камин откуда пришли, я поставил на середину кабинета оставленный ими ящичек. Это наша зажигалочка на память. Щелкнул курочком на боку, от ларца полезли языки пламени, сначала маленькие, потом побольше, пока не лизнули шкаф. Я подошел к стене туда, где раньше был стол, присел, глядя на паучка: «Готово, валим».

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

На внешнем периметре лагеря беженцев на космодроме Гофхолла завязался очередной конфликт между мигрантами и местными, быстро закончив перебранку, стороны вдруг взялись стрелять из автоматов. Основные силы пограничников и полицейских бросились туда, опасаясь, что это может быть штурм со стороны отрядов самообороны гофхольцев. Маскалинские обезьяны с оружием, спрятанным в полах их серых плащей, вместе со всеми мигрантами вплотную прижались к зданию, где держали Баунти, орали ему «Слава!» и «Спаситель!». Неожиданным броском смяли охрану, хорошо зная план здания молниеносно спустились в комнату отдыха, расчищая себе путь в коридорах длинными тесаками, опробованными в грабежах в Гофхолле. Порубав дежурных офицеров у пультов, взорвали дверь в комнату отдыха. У головорезов оказалась не только граната, но и десяток пистолетов-пулеметов, с которых в две секунды покрошили остававшихся рядом с Судьей четверых спецназовцев.

Вагнер знал, что не увидит развязку своими глазами и оставил вмонтированную в диван гоупрошку. Сейчас, сидя в терминале космодрома он смотрел с нее эфир. Один из маскалинцев обрубил кабель связи, что даст возможность начальнику охраны утверждать, что он полчаса был не в курсе того, что происходило в комнате отдыха. Понимая это, Ваня не пускал видео с гоупрошки в прямой в эфир, смотрел сам, решив вывались запись, когда уже ничего нельзя будет изменить.

Черношкурые громилы-маскалинцы, раскидав в стороны советников Баунти, схватили его за руки и за ноги, повалив на пластиковый зеленый стол, придавив его спиной в белой рубашке коробки от бургеров, размазав капли соусов. Судьей занимались вожди племени. Самцы по проще в углу толпой насиловали Танечку.

Под визги Татьяны, трещал зеленый стол, на котором извивался Баунти, силясь вырваться. Ему дали прикладом автомата в лицо, забрызгав все вокруг кровищей. Продолжали бить огромными кулачищами в живот, по ребрам, по голове, ногам и рукам. Самый крупный и главный самец, порезав ножом ремень на брюках батончика, стащил с него рывком штаны и белые с желтыми пятнами трусы, схватив ноги, поднял к себе на плечи и с силой стал забивать свой член Баунти в зад под восторженные вопли товарищей. Шоколадный голосил, наполнив визгом комнату, перекрыв Танечку. Мотал головой, выгибался, поднимая вверх грудь — волосатую в кровавых ссадинах. Вождь бурно кончил, хохоча, сверкая багровыми глазищами, и отошел, пятясь чуть назад, торжествуя, демонстрируя племени свой огромный, дымящийся фаллос, обтекавший спермой, измазанный местами шоколадом из Баунти. Гориллы схватили батончика за космы каштановых волос и рывком стащили со стола, бросив на пол, принявшись пинать в бока и рыча прыгая у него на животе и на груди. Изо рта Судьи вылетали красные брызги и стоны, глаза стали мутными, он еле дышал и что-то тихо повторял. Вагнер выделил звук и усилил, услышав: «Папа, спаси!»

Обезьяны продолжали пинать и таскать по полу тело, но, похоже, это был уже только мешок с мясом и костями. Лицо уже было безжизненным. Вагнер увеличил кадр, поймав лицо и глаза Баунти. Да, он мертв. Ваня бросил запись в эфир по всем своим «левым» аккаунтам. Отдельно отправил копию Гилацу в закрытый чат — «Ты именно так себе это представлял?». «А ты?» — спросил в ответ Гилац. Главный самец обезьян вытащил из кармана телефон и отправил абоненту «Старый пес» с аватаркой — собачьей мордой, сообщение: «Миссия выполнена, отмена развития отменена. Люди с нами. Прощай».

В командный пункт пограничников ворвался спецназ, не разбираясь, расстреливая всех встреченных. В комнату отдыха бросили гранату и дымовуху. Группа вломилась внутрь, щедро кромсая очередями все, что движется. Главный самец, получив очередь в живот, таки бросился с тесаком на солдат, глухо стукнув сталью по бронежилету и поймав удар штык-ножа в сердце. Комната была в буквальном смысле залита кровью, стояли багровые, красные и черные лужи, мокрые от крови обои густо покрылись алыми подтеками. Зеленые пластиковые столы из бургерной стали больше похожи на разделочные. Капитан спецназа уверенным шагом подошел к куче трупов, разгреб руками в стороны тела обезьян, выкопал нечто в белом, вытянул из грязной горы разбитое лицо Баунти, сфоткал на телефон, померял пульс на шее сухо сказал в микрофон рации: «Нашел Баунти. Он мертв. Убийцы — мигранты из Маскалы. Они уничтожены».

Вагнер глянул в монитор, увидев в общей сложности 30 млрд просмотров казни по всем аккаунтам. «Дело сделано», — тяжко подумал он, собравшись на выход. Оператор Сэм остался с погранцами, еще поснимать, а Вагнера посадили на коповский автомобиль и отвезли в отель в центре Гофхолла. Ваня всю дорогу вспоминал лицо Баунти — уже мертвое, еще страдающее, но живое, лицо того Баунти, что звал его к себе в команду в своем доме в Мановахе во время первой встречи, его лицо, жующее бургер на последнем ужине. Что-то не так, что-то тяжело, — копался в воспоминаниях Вагнер, силясь, понять, где и когда прошли точку невозврата, приведшую к катастрофе. Когда он опубликовал фильм о том, что Баунти — человек Грога? Или когда согласился под него копать? Или когда связался с Радостью и улетел с родной планеты в поисках приключений? Сейчас был бы учителем на Лебеди…

Это было тогда, на первом курсе института, на первых раскопках в Городе Мертвых. Старшекурсники устроили педагогическую игру, внушив молодым, что в этих краях злой дед убил своего внука Павлика за связь с огненными во время гражданской войны. Мятежный дух мальчика-страдальца якобы бродил по ночам в окрестностях своей деревни, днем работая стражем Города Мертвых. Те, к кому он приходит по ночам, не должны приходить на могильник, иначе мальчик их убьет. Его ночное появление — последнее предупреждение студенту, что археология — не его путь. Старшаки надиктовали-напели-наскрипели железными пружинами кровати мучительно пронзительный трек на диктофон. И ночью подложили его под пол в палату, где спала группа Вагнера. В полночь они проснулись от заунывного детского плача «Деда, не убивай меня, не убивай меня пожалуйста!» Что-то лязгало, что-то капало по железкам, отдаленно гудел колокол, а мальчик все плакал и просил пощадить, пока не затих. Этот голос остался в ушах до утра. А с рассветом профессор приказал именно группе Вагнера идти копать в могильнике.

Ваня тогда решительно шагал по той дороге в бледном тумане, зная, что идет на смерть. Но так надо. Он со своего пути не сойдет. С ним шли его верные друзья — Волос и Лилит, Маат и Тор. Уверенные в близкой погибели, но решившие идти.

То, что это был экзамен, они узнали только через год, а тогда почувствовали эту странную грань, которая с тех пор всегда была где-то рядом. Эта рябь, отделяющая что-то от чего-то.

В отеле, он не раздеваясь, устало повалился на диван и уснул. Проснулся от сильного толчка в бок. Чьи-то руки стащили его с дивана на пол, чьи-то ноги больно ударили по ребрам и животу. Продрав глаза, Вагнер увидел над собой самого генерала Томсона — гендиректора Galaxy Sec.

— Допрыгался, сученыш языкастый? Сейчас сдохнешь, — сказал, глядя в глаза генерал. Агенты в черных костюмах, поволокли Вагнера за ноги по полу к ванной. Он вырывался, хватаясь руками за ножки стола, больно колотясь затылком об пол. В ванной его рывком подняли, поставив на колени перед белоснежным сливным бачком, набросив на шею петлю веревки. Ее конец уже был закреплен на решетке вентиляции высоко под потолком. Дорос Ваня до дорогих отелей с четырехметровыми потолками… теперь есть где его повесить, — шутка пронеслась у него в последний миг. Мужики в дорогих костюмах сноровисто, сверкая золотыми запонками на сияющих белым крахмалом рукавах рубах, торчавших из-под рукавов пиджаков, подгоняли веревку, поставили Вагнера ногами на унитаз. Оставалось только столкнуть и все кончится. Томсон подошел и заманчиво предложил написать во всех своих аккаунтах и записать видеообращение, что он все наврал про Баунти, Грога, Galaxy и раскаивается, жить теперь не может от стыда.

Ваня не раскаивался и при этом понимал, что после слов «жить не могу от стыда» в информсообщениях Galaxy Media по любому должно идти его фото — повесившегося в туалете. Ваня — бледный, напуганный, трясясь, мотал головой. Вспоминал Город Мертвых и твердил, стуча зубами от страха «Нет!».

— Как хочешь, мы сами все напишем. Кончайте его, — сказал генерал и вышел из ванной.

Ваню пинком толкнули под зад, его кроссовки соскочили с ободка унитаза и он повис на веревке. Ноги и руки конвульсивно дергались, кровь налилась в голову выпучив глаза. Перед глазами закрутилась бешенная пестрая карусель, в ушах разносилась дробь барабанов. Вагнер вспомнил это видение — из первого разговора с Баунти. Посреди карусели пылал яркий огонь, вокруг нее скакали и кружились циркачи в ярких разноцветных маскарадных прикидах. Ваня чувствовал, что еще жив, вывалив язык он захотел прошипеть, что согласен надиктовать обращение, раскаяться, если его отпустят. Воздух шел из глотки плохо, но он старался. Палачи обратили на него внимание и прислушались, глянув ему в глаза.

Поверх барабанов откуда-то стала слышна то ли армейская труба, то ли пионерский горн. Кто-то из самого вентиляционного отверстия, куда уходила веревка, звал его. Ваня огромными глазами увидел там паука и услышал голос джедая Бра:

— Ваня, держись. Ты в чем-то виноват? Ты чувствуешь вину?

— Нет. Я сказал про Баунти правду.

— Жизнь для Правды не щади. Нам с тобою в этой жизни только с правдой по пути, — Вагнер вдруг узнал мелодию, которую играла труба, точнее услышал внятно целый оркестр. Увидел перед собой скачущую лавину всадников в островерхих шапках с красными звездами, машущих саблями, разбивая колючую проволоку.

— Это не смерть, — продолжал паук-Бр, — это грань, к которой ты шел, это страх, который тебя отгоняет от нее. Этот страх смерти старшаки из Galaxy выдумали. А если не выдумали, какая разница? В этой вселенной нет живых или мертвых, тут есть правые и неправые. И правда, как красота — в глазах смотрящего. Ты же сам знаешь, что нет объективности, есть только внутренне ощущение — врешь или не врешь. Решай, как тебе умереть — с каким ощущением.

Ваня замолчал, агенты так и не услышали ничего подходящего, парень дернулся и затих, раскачиваясь над овалом стульчака, отражаясь в дорогом зеркальном кафеле. Огонь продолжал полыхать, карусель бешено вертелась, оркестр громко играл все ту же песню, паук быстро перебирал лапками, дергая какие-то нити, как паутина тянувшиеся в комнату, где Томсон, рычал и матерился — все пароли от аккаунтов Вагнера кто-то сменил в эту секунду, войти не удается. На новый взлом уйдут день-два. Народ к тому времени уже узнает о гибели парня и не поверит в «его» посты, выложенные задним числом. «Получилось все-таки героем сдохнуть», — генерал пнул в сердцах табурет, и вышел вместе со своими людьми в коридор, а потом и в холл отеля, сообщив охране заведения, что уже можно пойти и «найти» тело.