Излечи от ненависти

4 ГЛАВА

«Хвала чудодейственной мази!», — улыбалась, разглядывая на утро свои зажившие засосы.

Все наряды для съёмок обговаривались заранее, и сегодня должно было быть весьма открытое платье, и как-то не хотелось менять образ в последний момент и придумывать байку перед стилистами, причём весьма абсурдную. Но вот, сейчас я стояла в чёрном бархатном платье на тонких бретелях и весьма с откровенным вырезом на груди чуть ли не до пупка, ещё и на одной ноге шёл разрез до бедра. Изначально у меня должен был быть парик с длинными волосами, но когда продюсер второго солиста увидел мой новый образ, то был так ошеломлён, что от парика отказался, попросив лишь уложить мне волосы крупными локонами. Макияж вновь под стать мне: эффектные смоки айз и тёмныё губы. В целом, даже чем-то напоминала героев фильма Тима Бёртона.

Сегодня была фотосессия для обложки совместной песни и плюс для презентационных фото. Я — этакая стерва во плоти, держащая мужчин под каблуком, а Денис что-то вроде парня-одуванчика, влюбившегося в меня. Сначала он играл роль наивного и мягкого «ангела», а к концу нашего дуэта становился подобен мне, и я в него влюблялась. Поэтому у меня образы были однообразные, лишь наряды менялись, а вот Денису пару раз меняли образы полностью.

Удивительно, но сегодня даже успели управиться к восьми вечера. Денис пригласил меня отметить через три дня Хеллоуин в местном клубе с ним и его друзьями, отказываться не стала, сказав лишь, что приглашу ещё друга. Распрощавшись, уехала домой, с наслаждением представляя, как погружусь в пенную ванну и устрою себе вечер релакса под медленную музыку и бокал красного вина.

И ведь устроила. А чтобы курьеры всякие не отвлекали, отключила домофон и дверной звонок.

И вот, нежась в ароматной ванне, благоухающей дорогими маслами, под звуки релаксирующих мелодий, в интимной полутьме лишь освещённой большими свечами, расставленными по полу, удерживая в руке объёмный бокал на высокой тонкой ножке с дорогим вином, который периодически попивала, действительно отдыхала душой и телом, откинув все проблемы. Было так хорошо, что расслабилась, к сожалению, быстро и зря.

— Необычно, — раздался сбоку низкий баритон, а я от страха взбрыкнула ногами, выплёскивая часть алкоголя, практически с головой уходя под воду, тут же выныривая.

— Ты! — отплёвываясь от пены, злилась и недоумевала, как этот маньяк смог пробраться ко мне в квартиру.

— Если что, я звонил, — констатирует, не торопясь подходить.

Замер в дверном проёме, сложив руки на груди, и внимательно меня разглядывал. При этом он даже обувь уличную не удосужился разуть и пальто. Казалось, как зашёл ко мне, так первым делом пошёл на звуки музыки. Радовало, что пена скрывала моё тело, хотя стесняться было глупо, он и так всё видел, но перед ним хотелось облачиться в паранджу, закрыть доступ ко мне от него.

— Как ты попал в мою квартиру? — разозлилась, вопрошая, при этом стараясь делать равнодушный вид, словно не страшно и вообще всё равно на происходящее, даже вино отпила, точнее незначительные остатки.

— Как и ты. Открыл дверь ключом, — ровно резюмировал.

— Откуда у тебя ключ от моей квартиры?

— Для меня была не проблема сделать дубликат.

Насупилась, понимая, что вызывать полицию бессмысленно. Белорецкий насядет им на уши, ещё приплатит, лишь бы отстали, а они ловко увернуться, сказав, что Арсений открыл дверь квартиры своим ключом, а следовательно, никакой попытки взлома, а под конец обвинят меня, мол, это я издеваюсь над бедным мужчиной и после ссоры пытаюсь его принизить.

— Подлей вина и оставь меня одну, — фыркнула, вновь откидываясь назад и прикрывая глаза, хотя всё тело было напряженно до предела.

— И, что же будешь делать в столь… соблазнительном виде, сладкая моя? — словно змей-искуситель спросил, но учитывая наше знакомство, на меня его уловки не действовали.

— Строить планы твоего убийства. Если хочешь обсудить детали или внести предложения, присоединяйся, — махнула рукой. — Но для начала прибери грязь, что ты разнёс по «моей» квартире.

В ответ только хмыканье и шелест одежды. Лишь через пару секунд решилась приоткрыть глаза и убедиться, что дверь в ванную прикрыта, но по приглушённым звукам за пределами комнаты сразу стало ясно, что покидать квартиру никто не планирует. Ещё и вино не подлил, отчего пришлось это делать самой, неудобно перегибаясь через ванну. А учитывая, что была в бешенстве, и действительно в голове мелькали планы извращённых убийств этого надоедливого маньяка, Вина я выпила далеко не один бокал, и под конец своих банных процедур захмелела, чувствуя лёгкость в теле и готовность обороняться. Умывшись, прибрав за собой в ванной, сняв линзы, которые стали в последнее время вызывать невыносимую сухость глаз, замоталась в чёрный махровый халат, волочащийся по полу, и вышла на встречу Белорецкому.

На удивление, мужчина и правда прибрал за собой грязь, и даже успел заварить жасминовый чай и красиво засервировать стол, который сейчас больше смахивал на лёгкий ужин, а вместо свеч горели лишь декоративные потолочные свисающие светильники в виде птичек.

— Ты меня бесишь, — сказала первое, едва разглядела сие безобразие и мужчину с подкатанными рукавами рубашки в расслабленной позе.

Его можно было хоть сейчас помещать на обложку глянцевого журнала, представляя любой элитный бренд одежды или косметики. И это жутко бесило. Вся эта его… идеальность, если не знать характера и то, на какие поступки способен.

— А я надеялся, что ты выйдешь из ванны в хорошем настроении, — спокойно резюмировал, и мои слова его совершенно не задели.

— Я ненавижу тебя, Белорецкий. Ты мне жизнь исковеркал.

— Я смету любое твоё сопротивление, и излечу от ненависти, — уверенно произнёс, указывая кивком головы на стол, как бы приглашая.

Но я не торопилась. Казалось, это какая-то ловушка. Стоило сесть, и меня тут же кто-нибудь схватит со спины, или в чай что-нибудь подмешали, или…

Много, о чём думала, да и садиться за стол «переговоров» с врагом номер «1», не особо хотелось.

— Чего ты добиваешься? — спросила, складывая руки на груди, когда наконец-то села на стул.

— Уже говорил, нового ничего не услышишь. Ни я, ни ты, построить жизнь с другими людьми теперь не можем, а учитывая, что каждый день открываешься с новой стороны, мне всё более интересно.

— О! Так тебе наверняка будет ещё более интересно, если я «случайно» пырну тебя ножом, — с милой улыбкой и воодушевлённо чуть ли не пропела, видя, как всё же задела мужчину, не зря глаза сузил и губы поджал.

— Не поверишь, насколько у меня быстрая регенерация, — в тон мне ответил, чем насторожил.

И тут же вспомнились его… странности. То в разговоре себя словно причислял не к «людям», то про ведьм заговаривал, сейчас очередная странность, и в гостинице взгляд, наполненный золотом. Думала, что померещилось, но сейчас уже не уверена в этом. Но учитывая, что ни в какую Мистику не верила, учитывая и происхождение всего сверхъестественного, то разум упорно твердил, что проблемы с головой у Белорецкого, а вот со мной всё в полном порядке.

— Что у тебя за дела с Матвеевым старшим? — перевела тему, не желая изводиться мыслями.

— Бизнес, — лишь коротко ответил, наливая из небольшого чайничка себе в кружку чай, а я поставила пометку о том, что вряд ли бы мужчина стал употреблять отравленные продукты, значит и я могла выпить.

— Это не ответ, — произнесла, едва мужчина и мне налил чай, а я тут же сграбастала тёплую кружку на колени.

— Что ж, тут я могу сказать сразу. То, что касается моей работы, касается только меня, внедрять в это свою женщину не стану. Тебе ни к чему нагружать голову лишними заботами.

— А когда это я твоей женщиной стала, а? — ухмыльнулась. — Вообще-то я с Матвеевым младшим встречаюсь.

Прозвучало победно, думала, взбешу его тем, что не бросила Костю, как он требовал, но Белорецкий оставался спокоен, я бы даже сказала… расслабленным. И это пугало, по крайне мере минуту, пока мужчина молчал.

— Я знаю, что ты его просто прикрываешь перед родителями, ангел. Для тебя он просто единственный друг, и сейчас ты сама не рада, что ввязалась в этот фарс.

Аж замерла, с поднесённым к губам чаем.

Моё единственное прикрытие трещало по швам, а возразить и придумать отговорку почему-то не могла. Удивительно было и то, что Арсений каким-то образом узнал правду. Не мог же он подслушать наш разговор в доме Матвеевых. Человек не может обладать таким идеальным острым слухом, хотя… мог ведь и просто отойти в туалет, шёл мимо, подслушал часть разговора и незаметно вернулся к гостям, хотя тоже не состыковывалось. Самое очевидное: увидел где-нибудь Костю с какой-нибудь очередной зазнобой, решил, что у нас не серьёзно и сам сделал свои выводы, хотя тоже бред. В этой ситуации он бы скорее предоставил мне фотографии «измен» моего благоверного, чтобы я, пребывая в гневе, решила Косте отомстить и тоже переспать с кем-нибудь на стороне, а рядом бы оказался Арсений.

— О чём задумалась, сладкая? — ровно спросил, всё попивая свой чай.

— Хочу, чтобы ты ушёл. Сейчас же, — отчеканила, чувствуя, как ещё чуть-чуть и взорвусь праведным гневом.

— Нет. Сегодня я останусь у тебя.

От подобной наглости опешила ещё больше, ставя чашку с чаем с громким звоном на стол.

— И, зачем же, позволь спросить? — сквозь зубы спросила, при этом, то ли мило улыбаясь, то ли скалясь.

— Буду в очередной раз доказывать, что удовольствие от секса ты можешь получить только со мной.

«Это уже перебор!», — начала просыпаться тихая ненависть на всё сказанное, и вскоре я просто резко поднялась, с громким скрипом отодвигая стул назад.

— Убирайся из моего дома, Белорецкий! Пока не вызвала полицию. Твоя самоуверенность не знает границ, абсолютно отсутствует чувство такта и раскаяния. Тебе ведь совершенно не жаль за содеянное одиннадцать лет назад, или может ещё меня обвинишь? М? Вырядилась не так, накрасилась вульгарно, вертела задницей перед твоим носом, и да, — наигранно воодушевлённо улыбнулась, взмахивая руками. — Даже не говорила, что ещё не совершеннолетняя, и уж точно не просила оставить меня в покое и дать уйти. Конечно нет! — сарказм так и сочился из меня. — А ты в этой историй ангел божий! Тебя нагло соблазнили, воспользовались и бросили. И именно ты у нас обиженная сторона, — изобразила мнимые слёзы на щеке и, как смахиваю их с щёк.

Мужчина злился. Смотрел исподлобья, нахмурив брови, вены на шее вздулись от напряжения, на идеальном лице заходили желваки, а рука на стуле сжалась в кулак. Вся поза крайне напряжённая. Но то ли от ещё не выветрившегося тумана хмеля в голове, то ли от ненависти, поглотившей в миг, словно не замечала всех метаморфоз, происходивших с моим насильником. И меня несло дальше…

— Все эти одиннадцать лет представляла во всех красках сценарии твоего убийства, а потом вдруг передумала. Знаешь, убить можно любого, но легче вряд ли станет. И как-то решила, если встречу тебя ещё раз, то придумаю весьма извращённую месть. Конечно, ты не сможешь прочувствовать то, что чувствовала я физически, но морально… Ты испытаешь все грани разрушающего мира. Я могу позволить тебе насладиться моментом счастья, твоего личного триумфа, но однажды заберу это. Ты не сможешь излечить меня от ненависти к тебе, потому что с годами — она стала неотъемлемой частью меня, — с наслаждением прошипела, победно ухмыляясь.

Конечно, было глупо вываливать свой план, который, если честно, созрел в моей голове лишь на днях, но от того и интереснее. Он будет ждать удара в любой момент, находиться в постоянном напряжении, изводить все ресурсы, а когда останется без сил, в этот самый идеальный момент, я исчезну, и он не найдёт меня. Если так зациклен на мне, и даже после моих слов не откажется, то другого выбора сам не оставил.

— Глупо выкладывать свои планы, сладкая моя, — низким голосом сказал, но нет-нет, да проскальзывало тихое рычание, словно… нечеловеческое.

— Но ты ведь не сможешь бдить за мной вечно. Может, в один момент решишь, что я и правда влюбилась, готова на всё ради тебя, расслабишься, контроль отпустишь, а я хоп! — хлопнула в ладоши, крутанувшись на месте для пущего эффекта. — И исчезну! — лучезарно улыбнулась, раскинув руки в стороны. — Но знаешь, я ещё детально не продумывала план. На досуге обязательно займусь. И даже открыта к идеям.

— Ты… — зарычал, резко подрываясь и дёргаясь ко мне, но лишь выставила резко руку вперёд, не разрешая приближаться, и это даже подействовало.

— Но-но!

И понимая, что только злю его, вдруг решаю спрятаться в ванной, но стоит сдвинуться с места и Белорецкий поймает. А тут, как по подлости сценария для мужчины, букет с гортензиями стоял, подаренный именно им. Схватила цветы и швырнула в брюнета, выигрывая себе время. Заскочила в ванну, дёрнула дверь и даже почти закрыла, как она вновь распахнулась, да вместе со мной, так как я держалась за ручку. Но по глупости теперь оказалась в объятиях врага, смотрящего на меня сверху, как удав на мышь, и мечтающего задушить, а не придаться страсти.

— Ой! — тихо пискнула, то ли от страха, то ли от боли, едва мужчина впился пальцами в талию.

— Добегалась, Катерина, — низко прорычал, склоняясь ещё ниже и улыбаясь в страшном оскале.

— Я… К-катарина, — пролепетала, и вся былая смелость куда-то вмиг улетучилась.

Словно окунулась в прошлое, где я ещё малолетняя пигалица, не в силах справиться со взрослым дядей. Хотя сейчас ситуация не изменилась. Пусть и повзрослела, обрела уверенность и ожесточилась, но перед этим мужчиной бессильна. Мы одни в квартире, звукоизоляция слишком хорошая, и стоит мне закричать, никто не услышит. Чтобы добраться до телефона, сначала надо вырваться из стальных объятий, чего Арсений не позволит. Я беспомощна перед ним, и могу лишь сдаться, подыграть, тогда так больно не будет.

— Катерина, — припечатал Арсений, вдруг вжимая своим телом меня в стену. — Да, я поступил не лучшим образом, повёлся на тебя, как какой-то… юнец. Но прошлое не изменить. Встреть я тебя сейчас, поверь, ты бы всё равно была моей.

Каждое слово, как наждачка по открытой ране. Тушуюсь, осознавая серьёзность Белорецкого. Конечно, где-то кроются надежды, что это всё блеф, но всё же…

— Ты сломал меня, растоптал, решил, что я какая-то течная шлюха в череде твоих многочисленных подружек. И ради чего? Своего мимолётного желания? Не смог удержать член в штанах…

Без понятия, откуда проявилась смелость, но также резко заткнулась, стоило Арсению резко податься вперёд, оставляя между нашими лицами минимум пространства, а чёрные глаза вдруг блеснули золотом.

— Да. Я хотел тебя трахнуть, чтобы стонала подо мной и имя моё выкрикивала, вымаливая разрядки. И когда вернулся в комнату, а тебя не нашёл, весь клуб перерыл, все свои связи поднял, тебя ища, а ты пропала на грёбанных одиннадцать лет, каждый день отравляя мне жизнь.

— Это ещё и я виновата?! — не выдержала, повышая голос.

— Агрх! — зарычал, ударяя кулаком в стену, рядом с моим лицом, отчего раздался весьма характерный звук потрескавшейся штукатурки. — Во снах преследовала, наяву мерещилась в толпе прохожих. Уже решил, что ты ведьма и порчу навела. Ошибся. Обычная человеческая девчонка, а всю душу наизнанку вывернула. Только начал в себя приходить и забывать о тебе, и та встреча в ресторане, точно обухом по голове. Каюсь, не сразу признал, но потом… всю информацию предоставили, пазл сошёлся, и понял — МОЯ.

Слова-откровения, обескуражили уже меня. Да, мужчины могут навешать лапши на уши, но Арсений… вряд ли. Слишком быстрая речь, эмоциональная, на грани срыва. А в следующий момент меня подкинули и вот, наши лица уже на одном уровне, мои ноги на крепких бёдрах, грубые пальцы вцепляются в талию, словно в желании сломать кости. Мощная грудь резко вздымается и опускается, чувствую огонь, исходящий от Белорецкого, кажется, сама начинаю гореть.

— Сама на меня запрыгивать будешь, имя выкрикивать, о бОльшем просить, и я с огромной радостью воплощу твои самые извращённые фантазии в жизнь. Вместе в этом огне будем гореть. Не возможно иного исхода. Достаточно насмотрелся на других… у нас иначе будет. Без пряток и догонялок, — сказал, как припечатал, а у меня и вовсе дар речи пропал.

«Во загнул!», — присвистнула про себя.

Безоговорочно, такая речь любую девчонку заставит течь и повиноваться, вот только для меня это было «слишком». Невозможно вырвать из памяти и сердца одиннадцать лет мучений, тихих агоний, о которых рассказать никому не можешь. Даже психологу не обо всём рассказывала, боясь осуждения, насмешки.

— Я никогда не буду «твоей», Белорецкий, — сухо выдыхаю с некой долей равнодушия.

Для себя давно всё решила, и копаться в мыслях Арсения не собираюсь. Моё сопротивление отнимает слишком много сил и энергии, а все слова встречаются со стеной отчуждения. Забыть давний инцидент, вырвать из памяти одиннадцать лет ночных кошмаров, нереально. Ни за один день, ни за год. Мужчина сказочный идиот, раз считает, что я потеку от его слов или красивых поступков. Этого мало, чтобы забыть, а уж простить… подавно.

Осознаю, что мой враг плевать хотел на мои слова, едва накидывается в жадном, словно наказывающем, поцелуе на мои губы, глотая моё дыхание, врываясь языком, насилуя рот. Машинально прикусываю язык до крови, на что Белорецкий даже как-то удовлетворённо скалится, на пару секунд отстраняясь от меня, и этот оскал выглядит… опьяняюще. Нет и капли злости или недовольства, только голодный огонь, пугающий меня, одновременно вызывающий табун мурашек по коже. Низ живота наливается томящей тяжестью, и это дико злит. Мой разум и моё тело существуют отдельно друг от друга, и так не должно происходить.

— Я бы не был нежен или более терпеливым, повстречай тебя впервые сейчас, девочка, — хрипло выдыхает, прижимаясь теснее, дёргая бёдрами, имитируя половой акт. — Все хищники по своей натуре, встретив «истинную» самку, желают только пометить, наполнить своей спермой, чтобы каждый мужчина за километр чувствовал, кому принадлежит женщина. Мой запах впитается в тебя настолько, что даже человек не решится приближаться.

Столь извращённые, грязные слова лишают дара речи, и я совершенно не понимаю, как реагировать. И что-то есть в словах, что напрягает, не даёт покоя. Вновь странные обороты речи, намёк на больные бредни, от которых мозг раскалывается. Горящие золотом глаза уже не похожи на простой глюк.

«Это не от вина», — стреляет мысль, но, словно загипнотизированная, не могу и пальцем пошевелить.

Взгляд мужчины порабощает, и внутри меня что-то заставляет подчиниться. Словно, срабатывают древние инстинкты, пропитавшие кровь и сознание.

— Ты пропитал меня только ненавистью к тебе, — равнодушно, глядя куда-то в мужскую грудь, произношу. — Чтобы себе не надумал, я не поверю ни единому твоему слову. Не теперь.

Стальное тело напрягается ещё сильнее, кожей ощущаю повисшее в воздухе напряжение, а непривычная тишина, точно перед бурей, более не пугает. На меня накатывает апатия, и отчасти кажется, что моё безразличие отпугнёт Арсения, разозлит, доводя до бешенства, но секунды перетекают в минуты. Ничего не происходит. И…

Вновь поцелуй. Беспощадный, на грани срыва. Меня, словно наказывают за неподчинение, и на этот раз сама вовлекаюсь в игру, отвечая с диким отчаянием. Это не слабость. Нет. Я даю Белорецкому шанс взять роль хозяина, вкусить власть надо мной, и преследую не самые лучшие цели. Главное, заглушить бдительность противника, сыграть искусно роль жертвы. Он должен поверить моей игре, и чтобы это произошло, я должна сама себе поверить.

Нетерпеливо, резко, грубые руки сдёргивают халат с моих плеч, и шершавая ткань царапает нежную кожу, в очередной раз напоминая о натуре мужчины. Нежностью даже близко не пахнет. Меня жаждут наказать за каждое произнесённое слово и действие, хотя этого могу желать только я. Сознание рвёт на части, чтобы причинить шатену хоть какую-то боль, со всей силы вцепляюсь в твёрдые плечи, но не могу причинить достаточного дискомфорта, учитывая наличие одежды.

Жадные мужские губы спускаются от губ к подбородку, шее, ключицам, возвращаются к району плеча, задевая какую-то эрогенную точку, отчего сознание накрывает от необъяснимого возбуждения, бьющего током по нервным окончаниям. Вздрагиваю, невольно выгибаясь в спине, теснее прижимаясь к Белорецкому. Краем уха улавливаю звериное рычание, смешанное с какой-то невнятной речью на иностранном языке. Ткань халата предательски рвётся, обнажая грудь, которую тут же обжигает от хаотичных жалящих мужских поцелуев. Зубы прикусывают затвердевший сосок, после чувствую и кончик языка, который дразнит, распаляя моё тело ещё больше, накрывая разум сладостным туманом.

Не ведая, что творю, пытаюсь сорвать рубашку с крепких плеч, слыша в ответ удовлетворённое рычание. Прижимая к себе одной рукой, второй развязывая пояс халата, Белорецкий отрывает меня от стены, куда-то следуя уверенным шагом. Не успеваю улавливать перемены, словно сама себе не принадлежу. Прихожу в себя, уже лёжа горизонтально на чём-то относительно мягком. Приоткрываю глаза, отмечая стены собственной спальни, и перевожу взгляд на мужчину, быстро срывающего с себя одежду.

Его движения быстрые, резкие, выверенные. Когда он избавляется от брюк и нижнего белья, моему взору предстаёт твёрдый эрегированный член, стоящий колом. На миг напрягаюсь, и сознание проясняется. В голове вновь вспыхивают картинки одиннадцатилетней давности, и я пытаюсь отползти назад, что выглядит весьма нелепо. Арсений улавливает мои неловкие попытки, тут же хватая за щиколотку и дёргая к себе, резко наваливаясь всем телом, набрасываясь на губы диким необузданным поцелуем, вновь лишая воли.

Силюсь понять, отчего так реагирую конкретно на него. Того, кто разрушил мою жизнь, втоптал в грязь, изувечил, отняв счастливое прошлое, отчего стала стервой. Я была иной, и по предназначению должна была стать не той, кем являлась сейчас. Только всё кажется каким-то пугающе… естественным. И вновь сознание рвётся в клочья, а тело подчиняется каждому прикосновению Белорецкого.

Резкое проникновение на всю глубину вырывает из груди мой громкий крик, пропитанный отчаянием и наслаждением. Резонирующие чувства туманят ещё больше, и я теряю саму себя, цепляясь ногтями за крепкие плечи и спину, словно боясь утонуть. Ещё пара движений, и Арсений нетерпеливо переворачивает меня на живот, вжимая одной рукой голову в матрац, а второй приподнимая резко бёдра, меняя угол проникновения. Ягодицу обжигает короткий шлепок, отдающийся эхом в ушах, и ненасытный член вгоняется вновь на всю длину.

Это не похоже на секс, или занятие любовью, скорее дикое совокупление животных, с нотками садо-мазо. И вдруг ловлю себя на мысли, что мне это нравится. Тело кроет волнами экстаза, и я стону в ткань постельного белья. Голос срывается, переходя на хрипы, а где-то над головой раздаётся мужской глубокий стон, пугающий своей мрачностью и дикостью.

Низ живота обжигает грубая ладонь, дёргая, вжимая в стальной стан, и меня поднимают резко вверх, прижимая спиной к мужской груди. Шею обжигает жалящий поцелуй, кажется, в районе плеча смыкаются зубы, но находясь в сладостном тумане, мне многое может мерещиться.

Миг. Белорецкий встаёт с постели, утягивая меня за собой. Не вынимая член, мужчина куда-то перемещается, и вскоре я прижимаюсь грудью к подлокотнику кресла, а мои бёдра приподняты выше. И вновь таранящие жадные движения. В тишине квартире слышны наши стоны, мои крики и мужские рычания, а также быстрые шлепки соприкасающихся порочных тел.

«Словно кролики», — проносится быстрая мысль и тут же исчезает.

И вдруг…

Яркая вспышка накрывает с головой, посылая по телу волны оргазма, и я дрожу, протяжно вскрикивая, закусывая до боли собственную руку, пытаясь унять разряды тока, бьющие и бьющие по нервам. «Такого» никогда не испытывала, и это до ужаса пугает. А между тем, мужчина делает ещё пару жадных движений и замирает. Чувствую, как горячая струя семени бьёт по стенкам влагалища, заполняя всю меня, и я вновь вздрагиваю.

Пытаюсь отдышаться, жадно хватая ртом воздух, но словно не могу этого сделать. Со страхом и удивлением замираю, ощущая, как мужская плоть, до сих пор находящаяся во мне, вновь начинает твердеть, наливаясь новым желанием. Машинально дёргаюсь, пытаясь выскользнуть из-под Белорецкого, но он теснее прижимает к себе, вскоре подкидывая, и я оказываюсь на его руках.

Арсений не смотрит на меня, а после кидает на кровать, не давая опомниться, наваливаясь сверху и порабощая всё моё сопротивление одним сумасшедшим поцелуем. И… всё повторяется так, словно между нами только что ничего не было.

Я теряю связь с реальностью, ощущая себя безвольной куклой в руках опытного кукловода. Если Белорецкий жаждал лишить меня сил, чтобы я и пальцем пошевелить не могла, то у него это прекрасно получается. В какой-то момент теряю сознание от усталости, а прихожу в себя уже утром, едва комнату наполняют лучи восходящего солнца.

Лёжа на животе, приоткрываю глаза, ощущая позади постороннего. В сознании тут же вспыхивают горячие сцены произошедшего ночью. Невольно краснею, вспоминая извращённый темперамент Арсения и то, как сама безропотно подчинялась, ни разу не проявив сопротивление. Готова посыпать голову пеплом, а лучше сразу отправиться в Ад, хотя осознаю, что никоем образы свои грехи не замолю.

«Чёрт! Чёрт! Чёрт!», — мысленно ругаю себя, аккуратно шевелясь, и мужские объятия становятся крепче.

Тут о себе даёт знать организм, в особенности мочевой пузырь, и я вновь пытаюсь выскользнуть. За спиной слышится недовольный короткий рык, и в районе между плечом и шеей ощущаю короткий укус, прокатывающий по телу жалящие угольки.

— Мне нужно в туалет, — судорожно выдыхаю, осознавая, что мужчина проснулся.

Весьма нехотя, оставляя на спине жалящий порочный поцелуй, Белорецкий ослабляет захват, и я выскальзываю из стальных объятий. Ноги, точно ватные, подрагивают от ночного секс-марафона, и я чудом добираюсь до ванной комнаты, запираясь на замок. Исполняю нужду тела, а после залезаю под холодные струи воды в душ.

Сознание тут же накрывает стыдом и злостью на саму себя. До сих пор не могу поверить в произошедшее ночью и… в своё поведение. Никогда бы не подумала, что подобный «разврат» придётся мне по вкусу. И тут же бьёт другая мысль:

«Может, я не могла получить нужного наслаждения с мужчинами, потому что предпочитала более классический секс? Может, следовало попробовать что-то из БДСМ?».

Да, крайне нелепая и шальная мысль, но она не даёт покоя. Вот только, проверить свою теорию вряд ли смогу в ближайшее время, так как Арсений так просто не отстанет. Зато чётко осознаю, что больше нельзя позволять Белорецкому подобных… телодвижений. Я становлюсь нимфоманкой и мозг отключается, а ненависть и вовсе перерастает в неконтролируемое желание.

Нетерпеливо, зло, тру мочалкой тело, отчего кожа уже краснеет. Быстро споласкиваюсь и, обернув тело полотенцем, едва доходящее до середины бедра, встаю перед раковиной, начиная чистить зубы, параллельно хмуро разглядывая своё отражение в зеркале. Выгляжу весьма удручающе, и это ещё душ немного освежил.

Вновь тело покрывают синяки и следы от укусов, напоминая о специфических вкусах Белорецкого, и тут же в голове вспыхивают все его слова о хищниках, ведьмах, истинности, и полыхающие в темноте золотые глаза, которые в обычной жизни имеют карий цвет.

«Он не похож на выдумщика, или на того, кто начитался глупых женских фэнтезийных романов, и решил воплотить извращённые желания в жизнь. Не стал бы заниматься подобным бредом», — логически размышляю, сплёвывая остатки пасты в раковину, вновь умывая лицо.

Так и замирая, вцепившись руками в края каменной столешницы, зажмуривая глаза, отказываясь верить в происходящее. Моё сознание раскалывается пополам, и ноги подкашиваются, но удаётся устоять.

«Я просто схожу с ума. Точно», — внушаю себе, отталкиваясь от столешницы, и, решительно покидая ванную, предварительно облачаясь в короткий шёлковый халат, висящий на одной из вешалок.

Стоит открыть дверь, как меня тут же заграбастали наглые руки, вжимая в горячее тело. Вниз живота упирается эрегированный член, и я вздрагиваю, упираясь ладонями в крепкие плечи. Мужчина обнажён, и, кажется, у него напрочь отсутствует чувство такта и совести. И даже удивляюсь, когда Белорецкий отстраняется, напоследок с каким-то вспыхнувшим удовлетворением бросая взгляд на укус в районе моего плеча, а после, шлёпнув по попе, подталкивает в сторону кухни, сам скрываясь в ванной комнате.

«Козёл!», — только шиплю, нервно потирая кожу около шеи, так как вновь ощущаю тянущий зуд.

Чтобы отвлечь себя хоть как-то, на кухне готовлю кофе, и лёгкий завтрак, состоящий из горячих бутербродов. Пребывая в своих мыслях и злости, не замечаю, что водружаю всё на стол в двойном количестве: для себя и Арсения.

В удивлении замираю, пытаясь понять, с какого перепуга проявляю некую заботу по отношению к своему насильнику. В таком состоянии меня и находит Белорецкий, вновь подходя и прижимая к себе, оставляя в районе метке на плечи жадный поцелуй, а после усаживаясь на стул, благо не утягивая меня за собой, оттого сажусь напротив него. Нас разделяет только стол, этого мало, так как хочется сбежать на другой конец земли, но больше волнует иное…

Внимательно наблюдаю за кареглазым поверх кружки, делая несколько глотков обжигающего напитка. Арсений жадно поглощает бутерброды, и пододвигает ко мне один, одним взглядом давая понять, что если не поем, то меня накажут. Могла бы и воспротивиться, но находясь в неком состоянии задумчивости и… страха, начинаю есть. В голове много вопросов, и я пытаюсь сдерживаться, но язык мой — враг мой. Слова срываются раньше, чем успею всё обдумать…

— Кто ты?

Белорецкий скептически приподнимает бровь, продолжая есть свой бутерброд, при этом не сводя с меня своего пронзительного взгляда, и… глаза вновь вспыхивают золотом, и я осознаю, что это не блик от солнца, и явно не особенность организма. Оттого каменею, а горло сдавливает невидимая рука. Кажется, мужчину забавляет моя реакция и даже… возбуждает. Пухлые губы растягиваются в порочной улыбке, предвкушая продолжение моих эмоциональных скачек, но следующие слова бьют под дых, лишая всего кислорода.

— Я — оборотень, Катерина. Тот, про кого пишут нелепые сказки и снимают фильмы, не имеющие ничего общего с реальностью, — с неким наслаждением выдыхает, делая ещё пару глотков кофе, отставляя пустую кружку в сторону.

Не знаю, что говорить, а реакция тела следует незамедлительно.

Кухню оглушает мой дикий истеричный смех, даже прикрываю глаза, сдерживая слёзы. Всё похоже на бред, и я словно парю в двух измерениях. То ли смеюсь, то ли плачу, осознавая, что попала в капкан. Не могу остановиться, и громко вскрикиваю, открывая глаза, едва ловлю на себе цепкий золотистый взгляд, пропитанный хаосом. Смех резко обрывается, я вскакиваю на ноги, делая пару шагов назад, отрицательно мотая головой.

«Нет. Это всё бред. Я сплю. Точно! Нужно просто прийти в себя!».

Но стоит ущипнуть себя, и понимаю, что боль реальна, и это явно не сон. Голова кружится, в глазах темнеет. Не помню, в какой момент подкашиваются ноги и я лечу на пол, только слыша в голове отчаянный крик… ребёнка.