Елена Степановна проводила сына до самой машины — ее лицо было заплаканным, и Тоха пытался ее успокоить.
— Мам, ну чего ты? Скоро уже каникулы. Ты и соскучиться не успеешь.
Документы школа подготовила на удивление быстро — все, какие требовались для перевода. А Никита Константинович сводил Карпенко к нотариусу, где она оформила на меня доверенность. Так что теперь я имела право представлять интересы Антона.
Дорогу до Москвы я почти не заметила — Чернорудов ехал довольно быстро, а Антон задавал кучу вопросов — порой забавных и наивных, а порой весьма серьезных. Мальчик никогда еще не был в столице, и несмотря на внешнюю бодрость, я видела, что ему было немного не по себе.
— А там как в кадетских корпусах? — волновался он. — Подъем в семь утра, зарядка, пробежка? И всё по команде?
— Не думаю, — я покачала головой. — Но будет лучше, если ты не станешь шалить, как в прежней школе. Лучше больше на учебу налегай — чтобы мама тобой гордилась.
— Ага, — поддержал меня и Чернорудов, — ты за эту школу держись. После такой школы в любой универ дорога будет открыта. Станешь потом большим ученым, получишь Нобелевскую премию.
Слова «Нобелевская премия» Антону ничего не говорили, он пропустил их мимо ушей. Его больше интересовало, чем в новой школе можно заниматься в выходные дни. Разрешают ли там смотреть телевизор, пользоваться телефонами? И есть ли там нормальные ребята, или одни только ботаны?
К чести Елены Степановны, она собрала сына в школу просто отменно. На мальчике была красивая и явно новая куртка с мехом на капюшоне и новые же утепленные джинсы.
— Мне в Москве часов пять нужно, чтобы разобраться со своими делами, — сказал Чернорудов. — Вы найдете, чем себя занять, Екатерина Сергеевна?
Я улыбнулась:
— Не беспокойтесь, Арсений Петрович, найду.
Он высадил нас у большого и красивого школьного комплекса в одном из спальных районов Москвы.
— Екатерина Сергеевна, а можно, я вам писать буду? — спросил Антон, пока охранник проверял мои документы.
— Конечно, Антоша, можешь и писать, и звонить.
Директор школы-интерната произвел на меня приятное впечатление. Несмотря на довольно молодой возраст, в нём чувствовалась уверенность и некий управленческий опыт. Мне показалось, что Антону он тоже понравился. После подписания необходимых документов он лично повел мальчика в его класс.
Когда я снова оказалась на улице, прошел всего час с того момента, когда Арсений уехал по своим делам. Конечно, можно было потратить четыре часа на походы по магазинам и обед в кафе. Но раз уж я оказалась в Москве, то почему бы не заехать к своим бывшим коллегам?
Изначально я не собиралась этого делать, но Константин Андреевич уже несколько раз звонил мне с предложением вернуться на работу. Обсуждать этот вопрос по телефону мне не хотелось, а теперь можно было встретиться лично и поговорить.
Институт леса находился на той же ветке метро, что и школа-интернат, так что уже через полчаса я поднималась по ступенькам хорошо знакомого крыльца.
— Екатерина Сергеевна! — обрадовался мне усатый вахтер дядя Толя. — Что-то вы нас совсем позабыли.
Я уже успела позвонить Константину Андреевичу, и сказал, что будет меня ждать, так что секретарша Диновчка сразу же распахнула передо мной дверь в его кабинет.
— Дина Евгеньевна, принесите нам, пожалуйста, чаю, — попросил директор, указав мне на стул по другую сторону стола. — Садись, Катерина, рад, что ты зашла. К своим еще не заходила? Ну, и напрасно — они по тебе тоже соскучились.
Пока секретарша расставляла на столе чашки и вазочки с печеньем и конфетами, он расспрашивал меня о работе в школе. Удивлялся, хвалил. Но стоило Дине выйти, сразу перевел разговор на более интересную ему тему.
— По Москве не скучаешь? Только не ври, пожалуйста! Я понимаю — у тебя там родина, семья. Но ты растрачиваешь себя там попусту. И даже если ты вдруг отыскала у себя педагогический талант, здесь, в науке, ты можешь принести обществу гораздо больше пользы.
Как ни странно, но из его уст слова «польза обществу» вовсе не прозвучали высокопарно. Он, как и Шестаков, тоже жил наукой.
— Мне приятно, Константин Андреевич, что вы цените меня, но…
— А что «но»? — удивился он. — Если тебя Ланская смущает, то она сейчас в отпуске по уходу за ребенком. Ты, наверно, слышала, что она дочь родила. Думаю, в ближайшие три года она к работе не вернется — и поверь мне, наука от этого ничего не потеряет.
Я усмехнулась:
— Думаю, она ничего не потеряет и от моего отсутствия в институте. Насколько я понимаю, проект, над которым мы работали, уже завершен, отчет по гранту написан, и команда переключается на что-то другое.
Он кивнул:
— Да, работа завершена, отчет написан. Но это профанация, Катерина. Отписка. Ты же знаешь, как эти отчеты пишутся. Об использовании денег отчитались, но в науку нового ничего не внесли.
— Ну, как же? А патент?
— Ах, да, патент, — директор нахмурился. — Тут, прости, я ничего не мог поделать. Формально научным руководителем проекта был Шестаков, так что он имел права подать на патент заявку. Но если после получения патента они заключат выгодный контракт с китайцами, то на твоем месте я бы попробовал через суд потребовать свою долю. К этой разработке имеете отношение только вы с Павлом, что бы там ни говорила Арина Николаевна. И поскольку речь пойдет не только о больших деньгах, но и о репутации в научном мире, я думаю, Ланская предпочтет заключить с тобой досудебное соглашение. Ну, что ты головой мотаешь? Ты не отказывайся, подумай. И над моим предложением о возвращении в институт подумай!
Я вышла из его кабинета через полтора часа. Хотела зайти в свою лабораторию, но так и не решилась это сделать. Даже если Ланская сейчас не появлялась на работе, Шестаков-то наверняка был здесь, а я не хотела с ним встречаться.
Но только я вышла на крыльцо, как услышала знакомый голос:
— Демидова? Что ты тут делаешь?
Арина — в короткой норковой шубке и сапогах на шпильках — стояла у машины и сверлила меня враждебным взглядом.