Из своих друзей в социальных сетях я удалила и Павла, и Арину еще в Москве, но поскольку у нас было много общих друзей, новости Ланской время от времени мелькали у меня в ленте. Я ожидала, что как только наш развод с Шестаковым будет официально оформлен, Арина об их бракосочетании. Но нет — она не торопилась устраивать торжество.
— Небось, не хочет выходить замуж беременной, — предположила Тася. — Хочет быть на свадебных фотографиях с точеной фигуркой.
Это было похоже на правду. Ланская любила фотосессии и любила блистать.
Впрочем, чтобы окружающие не сомневались в серьезности их с Шестаковым отношений, она активно начала пиарить предстоящий праздник. Устроила на своей страничке несколько голосований. Какая модель платья вам больше нравится? Какой ресторан забронировать для торжества? Куда поехать в свадебное путешествие?
И она не мелочилась, выбирала только то, что было дорого и шикарно. Доминикана, Бали, Мальдивы. Бедняжка Павел! Интересно, она знает, что он не любит жару?
Опровержение по поводу авторства моей статьи опубликовали в следующем же номере журнала. Принесли мне извинения и продублировали статью еще раз — теперь уже только с моей фамилией. Сослались, конечно, на техническую ошибку, но это было не важно. И хотя это была маленькая победа, мне всё равно было приятно.
И это не осталось незамеченным моими бывшими коллегами. Первым позвонил Константин Андреевич:
— Молодец, Катерина! За свои права надо бороться, — кажется, он намекал не только на науку. — Я и не думал, что такие вещи отслеживать нужно. Но теперь понял и прослежу, чтобы твое имя из коллективной монографии вдруг не пропало.
Позвонил даже наш лаборант Данила:
— Здорово вы, Екатерина Сергеевна, ее на место поставили! Вы извините, если вам неприятно, что я звоню — плохие воспоминания, всё такое. Но я подумал — вы должны знать, что мы на вашей стороне. И нам очень вас не хватает. Павел Дмитриевич, конечно, пытается всё держать под контролем, но ему тоже без вас тяжело. А еще нам не нравится, что нам теперь не показывают некоторые результаты исследований. Дескать, это выходит за рамки того, на что нам дали грант. И ходят слухи, что Павел Андреевич хочет оформить патент на то средство, которое мы пытались получить из живицы сосновой, на себя лично. Я понимаю, конечно, что он — руководитель проекта и всё такое. Но мне за вас обидно. Это же изначально ваша идея была.
К сожалению, идея авторским правом не охранялась. И то, что мы получили в результате исследования, еще нигде не публиковалось. Мы изначально думали оформить патент и старались не разглашать того, над чем работали. Но патент мы хотели оформить на всех участников нашего коллектива.
Было ли мне обидно? Да, конечно. Могла ли я как-то этому помешать? Нет, А значит, следовало поменьше об этом думать.
Ланская тоже не удержалась — позвонила через несколько дней.
— Надеюсь, теперь ты довольна? Можешь поставить журнал себе на полочку. Знала бы ты, каких унижений мне это стоило. Но если ты надеешься, что мы и дальше будем идти у тебя на поводу, то напрасно. Тебе, наверно, уже передали, что мы оформляем патент на лекарственное средство на основе жидкой фракции живицы? Так вот — тебя в патенте не будет. Только я и Павел! Я уже консультировалась — тебе ничего не отсудить, так что даже не пытайся. А патент — это деньги, дорогуша. И знала бы ты, какие большие! Потому что уже есть желающие наладить выпуск этого лекарства. И не у нас, за рубежом. Так что не за журнальчики надо цепляться-то, Катя!
Она ни разу не обмолвилась о тех деньгах за мебель, которые Шестаков мне перевел. Должно быть, ей он о них не сказал. А набралась, кстати, весьма приличная сумма — на нее я купила хоть и подержанную, но в отличном состоянии иномарку. Права у меня были получены еще два года назад, но в Москве я боялась водить, а здесь, в провинции — нет.
— Хотя кому я говорю? — хмыкнула в трубке Арина. — Ты же у нас альтруистка, тебе за науку, наверно, обидно, да? Вроде бы взрослый человек, а наивна как ребенок. Запомни, Демидова — сейчас каждый сам за себя!
На сей раз первой трубку положила она. А я еще долго гуляла по парку, не решаясь прийти домой в растрепанных чувствах.
— Екатерина Сергеевна! — я так увлеклась своими мыслями, что не заметила шедшего мне навстречу Заручевского. — Вы из школы? Как продвигается ремонт? А новые компьютеры уже привезли? — он улыбался, и темные глаза его за стеклами очков просто сияли. — А я, между прочим, нашел для Антона Карпенко школу-интернат для одаренных детей и даже уже списался с директором. Правда, набор на ближайший учебный год у них уже завершен, но директор согласился пообщаться с мальчиком онлайн, чтобы оценить его возможности. Иногда у них и в середине учебного года появляются вакантные места.
— Это же просто замечательно, Никита Константинович! — обрадовалась я. — А с его мамой вы уже разговаривали?
Заручевский сразу помрачнел:
— Еще нет. И я как раз хотел попросить вас сходить к Карпенко вместе со мной — если, конечно, это не будет для вас слишком обременительным.
— Конечно, с удовольствием! Я же его классный руководитель.
Мы договорились встретиться на следующий день после обеда у школы.
Теперь я уже шла домой совсем в другом настроении — и пусть неприятные ощущения от разговора с Ланской никуда не делись, мне было радостно осознавать, что на свете еще были люди, которые иногда делали что-то просто так, не ожидая за это вознаграждения.