Мне захотелось спросить у нее то же самое. Хотя ответ я знала и сама — наверняка, ей позвонила Диночка, и она примчалась, чтобы защитить от меня своего мужчину. Всё это было даже не смешно, а глупо — как в примитивной комедии.
— Тебя Рябов обратно на работу позвал? А ты что? Согласилась?
— Мне кажется, Арина, тебя это не касается, — на улице было холодно, и я поплотнее закуталась в шарф.
Я хотела пройти мимо, но Ланская преградила мне путь.
— Еще как касается, дорогая подруга! Ты, может быть, думаешь, что мы с Пашей разъехались окончательно? Вовсе нет! Просто ремонт в его квартире затянулся, и он вернулся туда, чтобы подпинывать рабочих. Так что это совсем не связано с тем, что случилось с моим отцом. А ты обрадовалась, да? Думала, Шестаков бросит меня из-за того, что отец перестал работать в министерстве? Что отвернется, как отвернулись другие?
Наверно, она думала, что стараюсь быть в курсе их с Павлом дел — слежу за их страничками в социальных сетях, звоню общим знакомым. Сама бы она наверняка так и поступила, а потому ни за что не поверит, что я вовсе не знала про их раздельное проживание. Да я и не собиралась ей ничего объяснять.
— Делайте что хотите, Арина! И хочешь верь, хочешь не верь, но мне жаль, что это случилось с твоим отцом.
Я снова попыталась ее обойти, но она снова не дала мне этого сделать.
— Жаль? — переспросила она. — Не говори ерунды! Вы все набросились на нас как гиены! Все, кто прежде лебезил и набивался в друзья! Теперь-то, конечно, все вы благородные, в белых пальто! Обольем всеобщим презрением взяточника и коррупционера. А раньше не стеснялись просить о помощи и поддержке.
— Я что-то не помню, чтобы я просила о чём-то тебя или Николая Тарасовича, — я сказала это ледяным тоном — и потому, что замерзла, и потому, что хотела показать ей, что не склонна продолжать наш разговор.
Когда я вышла из кабинета директора, я получила от Чернорудова смс о том, что он уже почти освободился, и написала ему адрес института. Я собиралась подождать его в кафе, что находилось через дорогу, и совсем не хотела, чтобы он стал свидетелем наших с Ариной разборок.
— Да какая разница? — окрысилась она. — и если ты думаешь, что я тут к твоей жалости взываю, то ошибаешься. Как только Паша получит патент, мы продадим права китайцам — они уже приехали в Москву и согласились на наши условия. И плевать я хотела на этот паршивый НИИ и всех его обитателей. Мы купим квартиру в Сочи и откроем там собственный бизнес.
Но тут из машины Ланской раздался плач, и Арина мигом потеряла свой воинственный вид — она распахнула дверцу, достала ребенка из автолюльки. Наверно, стоило воспользоваться этим и уйти, но я почему-то осталась — должно быть, это было то самое досужее любопытство, которое мне так не нравилось в других. Мне отчего-то захотелось посмотреть на другую Пашину дочку.
Девочка продолжала плакать, и Арина потянулась к стоявшей на заднем сидении сумке. Достала погремушку, но та выскользнула из ее рук и упала на снег.
— Не наклоняйся — я подниму.
Я подобрала игрушку, обтерла ее влажной салфеткой, побрякала перед заходящейся в рыданиях крохой. Та прекратила плач лишь на миг и посмотрела на меня большими карими глазами.
Карими!
У Арины были зеленые глаза, у Павла — голубые. И хотя я знала, что цвет глаз у ребенка может меняться аж на протяжении нескольких первых лет жизни, как правило, он меняется в сторону более темных оттенков. Правда, я была не сильна в генетике. Просто отметила этот факт и не более того.
— Ну, чего встала? — вдруг закричала Ланская. — Пропусти!
Она выхватила погремушку из моих рук и быстро пошла ко крыльцу. Но скрыться в здании она не успела — потому что ей навстречу вышел Шестаков. Он посмотрел на Арину, потом увидел меня.
— Катя⁈
— Ты что, не слышишь — Стеша плачет! — рявкнула Ланская. Она отдала ребенка Павлу и пошла открывать дверь. — На улице дикий холод, заходите внутрь.
Но малышка уже не плакала — она сразу успокоилась, оказавшись в сильных и теплых мужских руках.
От ворот просигналил джип Чернорудова, и я, почувствовав облегчение, развернулась и пошла прочь, спиной чувствуя устремленные на меня взгляды.
Уже когда я села в машину, и мы покатили по проспекту, телефон завибрировал, и на экране появился знакомый номер. Я вздрогнула, и Арсений забеспокоился:
— Всё хорошо? Вы не замерзли?
Я покачала головой — нет, не замерзла — и нажала на «отбой». Прошлое должно оставаться в прошлом.