За выпускные классы я всё-таки не взялась, да директор не сильно и настаивала — слишком большая ответственность для начинающего педагога. ОГЭ, ЕГЭ — всё это требовало особой подготовки.
Поэтому мой первый урок пришелся на пятый класс. Согласно программе, мы должны были изучать тему «Живая природа и человек», но приступили мы к ней не сразу.
Сначала завуч Наталья Ивановна Казанцева познакомила меня с учениками и сказала несколько напутственных слов. Потом на протяжении четверти часа я пыталась выяснить, какие темы они изучили с предыдущей учительницей. В этом вопросе показания разнились, и я поняла, что большинство ребят уже мало что помнили.
— У нас несколько занятий Никита Константинович проводил, — сообщила рыжеволосая девочка с первой парты. — Но он просто читал нам из учебника.
Я уже знала, что Никита Константинович был учителем математики, которому (как и некоторым другим педагогам) вменили в обязанность на время отсутствия биолога-географа вести занятия по этим предметам в разных классах.
— А кто из вас занимался изучением биологии дома с родителями? — спросила я.
И получила в ответ только шесть поднятых рук. Конечно, те, кто учился на пятерки, занятий не бросали. А вот остальные о биологии и географии на время предпочли забыть. Но к этому я была готова и потому начала с того, что предложила вспомнить уже пройденный материал. Впрочем, даже это большого отклика в сердцах слушателей не нашло.
А когда я стала записывать на доске методы изучения живой природы, класс замычал. Да-да — взял и замычал. Эти внешне милые и непохожие друг на друга дети мычали с плотно сжатыми ртами. Смотрели на меня и мычали.
И стоило мне подойти к одной парте, как сидевшие на ней и рядом ученики мычать переставали, зато еще громче начинали мычать те, кто сидел далеко.
Я была знакома с этим способом доведения учителей до белого каления еще по собственному школьному прошлому, но всегда полагала, что подобные методы свойственны исключительно школьникам постарше. А этим пигалицам вроде бы еще полагалось питать к учителю какое-никакое уважение.
Но до истерики они меня не довели. Я слишком хорошо помнила, что рано или поздно мычать надоедает. А если ты при этом еще должен и слушать, и записывать что-то в тетрадь, то этот странный протест сходит на нет еще быстрее. Так оно и случилось, и к концу урока в глазах большинства учеников я уже читала нечто похожее на уважение.
Хотя я понимала, что этим они не ограничатся, найдут другие способы меня позлить, но следовало порадоваться хотя бы этой маленькой победе.
— Как прошел первый урок? — директриса — Светлана Захаровна Сударова — заглянула в учительскую после звонка. — Надеюсь, они вас не напугали? Пятый класс у нас хороший, еще не испорченный. Хотя свои герои есть и там. А на субботнем выезде на природу у вас будет отличный шанс познакомиться с ними поближе.
— Не забудьте собрать с родителей разрешения на поездку, — напомнила завуч. — Конечно, у нас тут не как в Москве, всё по-простому, но лучше подстраховаться. Поехать могут все, кроме Карпенко.
— Карпенко? — переспросила я. — А он почему не едет? Болеет?
Наталья Ивановна выразительно вздохнула:
— А он, Екатерина Сергеевна, как раз один из отрицательных героев пятого класса. У него по поведению двойка.
— Но как же так? — растерялась я. — Если весь класс едет, то этому мальчику будет обидно, что его не берут. А ведь это наше первое совместное мероприятие. И там я могла бы рассказать им часть материала, который они пропустили — мы как раз изучаем взаимодействие живой природы и человека.
Завуч посмотрела на директрису, а когда та кивнула, нехотя согласилась:
— Ну, что же, пусть едет в виде исключения под вашу, Екатерина Сергеевна, ответственность. Но к его матери за разрешением сходите, пожалуйста, лично. С него станется ее подпись подделать. Карпенко живут недалеко от вас.
Мой первый рабочий день дома мы отметили салатом «оливье» и яблочной шарлоткой. Я рассказывала про урок в пятом классе (теперь мне было уже смешно), а Тася перечисляла тех ребятишек, которые жили в нашем или соседних домах, и которых она знала лично.
— Антон Карпенко? Конечно, знаю. Неплохой парнишка, просто шебутной. Его мать второй раз замужем, и Тоха предоставлен сам себе. И отчим у него — не подарок.
Зазвонил телефон, и я, увидев высветившееся на экране имя, вышла на кухню. Разговаривать с Шестаковым в присутствии мамы и сестры мне не хотелось. Вернее, мне совсем не хотелось с ним разговаривать, и я вообще не понимала, зачем он мне позвонил. Развод мы оформляли через госуслуги. Ради этого я даже сделала усиленную электронную подпись.
— Слушаю, — сказала я, постаравшись вложить в голос как можно больше равнодушия. — Чего ты хочешь?
— Катя, ты извини, я понимаю, тебе со мной неприятно общаться, но тут такое дело… — он сделал паузу, и я едва не заскрежетала зубами.
Что ему еще могло от меня понадобиться? Я не претендовала ни на его доставшуюся ему от родителей квартиру, ни на другое имущество.
— Я ремонт в квартире делаю и мебель буду продавать.
Казалось бы, что мне за дело до этого? Но сердце отчего-то болезненно сжалось. Конечно, Арина не могла въехать в квартиру, которая была обставлена по моему вкусу. Ей требовалось разрушить всё до основания, а потом построить то, что будет принадлежать только ей.
— И что, Шестаков? Зачем ты мне об этом сообщаешь?
— Я подумал, может, ты захочешь взять что-то? Ты так долго выбирала мебель на кухню, и она совсем новая. Если хочешь, я отправлю ее тебе.
Гарнитур был отличный, но даже его половина не поместилась бы на мамину кухню.
— Спасибо, но не надо.
— Ну, что же, как скажешь, — мне показалось, или он произнес это с разочарованием? А может, это мне просто хотелось так думать. — Ты не волнуйся — я половину денег от продажи тебе переведу, мы же почти всё вместе с тобой покупали.
Половина — какая щедрость с его стороны! Мне захотелось выбросить телефон в форточку — это был как раз его подарок. Но это точно было бы глупо.