Измена. Мое сердце - лёд (СИ)

Глава 3

Спустя три недели.

В глазах Миши горел такой праведный гнев, что сопротивляться ему в тот момент было невозможно.

И я собрала вещи, сложила одежду, документы, косметику, некоторые любимые книги и какие-то мелочи в один чемодан. Миша собрал две спортивные сумки. Вот и все, что мы могли унести с собой из этой квартиры.

Так странно - тринадцать лет брака, а нажила я совсем немного.

Той ночью в такси мы ехали молча. Миша сам позвонил моей маме с новостями о том, что мы сейчас приедем, чтобы не ложилась спать.

Он даже не понимал, что тащит нас из одного ада в другой.

Если моя мама Мишу любила, то Глеба - обожала.

В его глазах Громов был непоколебимым авторитетом и героем. Полюбил меня с Мишкой, еще совсем маленьким - тогда ему едва три исполнилось. И я была влюблена, а мама очарована. Все говорила мне: «Повезло тебе, Танька. Второй раз так повезло. Держись за него, не дури!».

Поэтому когда мы нарисовались у нее на пороге с вещами тринадцать лет спустя - вернулись туда, откуда съехали - радости на ее лице было не больше, чем осадков в Сахаре.

- Ну что, пожила хорошо и хватит? Выставили? - зашипела она, едва Миша ушел спать, рассказав про то, что сделал Глеб.

Мой милый наивный мальчик не знал, что на Татьяну Петровну это никакого впечатления не произведет.

- Мам, давай завтра, - устало произнесла я.

- Да хоть когда.

Фыркнула и забрала чашку с недопитым чаем.

- Если наше присутствие тебя так напрягает, то мы…

- Что вы? Ну что, Тань? Снимать пойдете? Откуда деньги-то. С каких пор психологам столько платят, чтобы хватало на съем жилья? И почему вы ушли, а не Глеб? Ты имеешь такое же право на ту квартиру - куплена она в браке.

- Я знаю.

- Знает она! Знала бы, так не допустила, чтобы какая-то шалава на твои квадратные метры метила.

- Беременна она, - вздыхаю.

- А я говорила тебя - рожай.

- Мама! - осаживаю зло и только тогда она замолкает, потому что задевает за живое. Сама же сидела у моей постели в больнице, сама еду готовила и приносила.

Так проходят дни. Почти целый сентябрь.

Миша настоял на том, чтобы перевестись в другую школу - ту, что ближе к нашему новому дому. Я его отговаривала - все-таки выпускной класс, но он «все решил, и не нужно делать из этого трагедии». Из команды он тоже ушел, в чем меня тотчас обвинили Глеб, Ирина Сергеевна и мама.

Настращала парня! Ломаешь ему карьеру! Губишь спортивное будущее.

Я же сама пока не понимала к какому будущему иду. Знала лишь, что Глеб подал на развод, предложил выкупить мою долю квартиры, чтобы ни у меня, ни у Миши не было к нему имущественных претензий.

Он говорил, что так будет правильно и цивилизованно.

Получается, что Миша оборвал свои связи с прошлым, Глеб полностью порывает со мной, значит и я должна двигаться дальше. Сняться с этого якоря, который мертвым грузом висит на шее. И первую очередь - уволиться.

Рассуждая об этом, встаю наконец-то с дивана - второй раз за день. Умываюсь и переодеваюсь, чтобы почувствовать себя человеком, а не частью квартирной мебелировки.

Выхожу на кухню, ставлю чайник и разогреваю суп, который варила вчера. По времени Миша должен вот-вот вернуться со школы. Теперь у него нет секций и нет причин задерживаться.

Три недели. Двадцать один день. А кажется, что прошла целая жизнь.

Дверь в прихожей наконец-то хлопает.

Миша бросает рюкзак у порога. Он делает это громко, нарочно - чтобы я знала: он здесь, но не хочет разговаривать.

За последние дни настроение сына, как и его успехи в учебе, скатились.

Он проходит сначала в ванную, затем застывает в арке кухни. Худой, в немного мятом школьном свитере. Волосы длиннее, чем обычно - он так и не подстригся, хотя я давно просила.

- Привет, - здоровается он. - Куда-то собралась?

- Увольняться поеду.

- Ясно.

Он смотрит на меня, и в его глазах не злость, нет. Разочарование. И если бы я спросила о его природе, он бы и сам не ответил - откуда оно взялось.

- Как в школе?

- Нормально.

- Познакомился с кем-то?

- Нет.

Он садится за стол, берет ложку и начинает есть, заканчивая наш не особо побуждающий диалог.

- Что ж, я тогда поеду. Бабушке передай, что вернусь к вечеру и… меня добавили в родительский чат, написали что на следующей неделе собрание.

- Угу.

Я вздыхаю, поднимаюсь с места и выхожу в прихожую, чтобы быстро собраться и выйти из квартиры.

И я могла отмахнуться от слов собственной мамы, не обращать внимания на ее причитания и стенания по поводу, что все могло быть иначе будь я умнее, хитрее и мягче. Но когда твой собственный сын внезапно начинает отворачиваться и закрываться, то чувство, что подвела и его тоже, накрывает лавиной.

Несколько минут на улице решаю дилемму - взять такси, чтобы не выглядеть в глазах мужа и его будущей жены нищебродкой или сэкономить двести рублей, потому что неизвестно когда я смогу найти подходящую своему профилю работу.

Выбираю второе.

Какой вообще прок от гордости, если в кармане будет пусто?

Я еще вчера предупредила Веру из отдела кадров о том, что напишу заявление задним числом, что мне нужен расчет и все полагающиеся справки. Она вежливо и крайне тактично произнесла «Понимаю» и пообещала, что все будет готова к трем часам.

Обычно в это время команда уже на льду и идет полноценная тренировка. Регламентировано до пяти вечера, потом фигуристы, потом - с семи - свободное катание.

Автобус подбирает меня на остановке, и так как до стадиона «Звезд» у меня почти сорок минут через центр - есть время подумать и даже немного предаться патетике. Качаю головой, словно отгоняя глупости, которые рисуются перед глазами, как новые картинки из калейдоскопа. Глеб просит (нет, умоляет!) простить его, клянется, что это ошибка, стоит на коленях.

Распахиваю глаза, чтобы сбросить с себя этот морок. Еще чего не хватало! Предаваться таким глупостям и рассчитывать, что он даст разводу обратный ход - какая ерунда. Да и не хочу я этого, у них же будет ребенок! Сын!

На стадион захожу с парадного входа и сначала направляюсь в отдел кадров, где отдаю заявление и получаю «Обходной». Нужна подпись бухгалтера, библиотекаря, материального стола, директора спорткомплекса и главного тренера «Звезд». Вот же! Значит встречи не избежать.

Обойдя почти всех, прощаясь и принимая сухие наставления на лучшее будущее, захожу в свой кабинет, чтобы забрать некоторые личные вещи - в основном дипломы. Хотела прихватить кружку и жилетку, но на них символика команды, к которой теперь ни я, ни Миша не имеем отношения, так что это лишнее.

- Таня? - Глеб стоит в дверях и выглядит взмыленным. Тренировка закончилась? - Ты здесь?

- Да, зайди, - решаю, что откладывать надолго этот разговор нет смысла. - Нужно кое-что подписать.

Он вваливается в кабинет прямо в коньках. Смотрит на обходной лист, а затем на меня.

- Ты… Тань, ты уверена? Послушай, ты не должна терять работу только потому что у нас с тобой не сложилось.

Его формулировка меня задевает. «Не сложилось». Как просто Глебу удается завуалировать свое предательство.

- Подпиши, - настаиваю.

- Слушай, ты хороший специалист, ребята к тебе привыкли и им нужен тот, кому они могли бы доверять, когда я не могу достучаться.

- А ты стучи громче, вдруг кто-то откроет, - язвлю я, защищаясь от его такого искренне виноватого взгляда. - К тому же с чего ты взял, что я захочу остаться там, где моему сыну не рады.

- Миша сам принял решение уйти. Его никто не просил. Это он подвел команду, оставил без запасного нападающего, - оскаливается Громов.

- Оставил? Запасного! - бросаю ему в ответ ядовито. - Сколько раз за прошлый сезон ты выпускал его на лед? А? Глеб, ты просто уничтожал самооценку сына, пока он тебя боготворил!

- У него просто нет того, чем должен обладать настоящий хоккеист!

- Чего например? Таланта? Да он отлично играет, и никто бы в этом не усомнился, дай ты ему шанс! Так что с ним не так? Что не так с твоим сыном?!

- Он - не мой сын!

Глеб говорит ровно, смотрит тяжело, мне становится душно и тошно. Проходит еще около минуты, когда в кабинет вваливается еще и Катя. Отлично, только будущей мисс «идеальная укладка» н хватало для всей этой сцены.

- Простите, я помешала?

- Нет, - говорю я.

- Да, - рявкает Глеб в унисон со мной.

- Подписывай обходной и я ухожу, - протягиваю ему ручку, буквально насильно сую в руку и он ставит свою подпись.

Не прощаясь вылетаю из кабинета, чтобы успеть до того как Вера из кадров уйдет домой. Успеваю! И спешу на выход, когда меня на своих шпильках у самого входа нагоняет Леденцова.

- Таня, погоди, - она хватает меня за руку. - Подожди минутку, я просто... мне нужно.

- Что?

Она выдыхает и замирает, словно не знает как продолжить. Словно то, что я остановлюсь и дам ей возможность сказать не входило в ее планы.

- Мне жаль, что все так вышло.

От тихого, извиняющегося, почти подобострастно голоса по спине пробежали мурашки. Но в отличие от Глеба я не злилась, мне было противно. Словно меня пытались привлечь к чему-то грязному, заставить принять чье-то раскаяние.

- Мне все равно.

- Но… - ее голос стал еще тише, в нем слышалась дрожь, и я уверена, что на глаза наворачивались слезы. А стонала она громко и весьма резво подмахивала задницей. - Я правда не хотела.

Я не стала слушать эти оправдания до конца и вышла на улицу. Поймала такси (все-таки меня рассчитали и деньги уже упали на карту), чтобы побыстрее убраться подальше отсюда.

А дома Миша сидел на кухне, допивая чай с мамой - она принесла расстегай с рыбой, который наполнил ароматом свежей выпечки всю квартиру. Я разделась в прихожей, повесила свой пиджак, но не стала их тревожить. Лишь когда они ушли - вышла попить воды, от безделья перемыла посуду, а когда заглянула под раковину, чтобы выбросить фантик от конфеты обнаружила брошенный мимо ведра смятый флаер.

Из любопытства подняла и развернула. На нем оказалась яркая красочная надпись:

«Атлант» - «Викинги»

В субботу в 18:00!

Приходи поболеть за любимую команду!

Родительское собрание назначили на вечер четверга. Обычная практика, ничего нового.

Петляя по коридорам, оценив старенький ремонт, скрипучие полы и частично замененные в коридорах окна, я нашла нужный кабинет русского языка и литературы.

Номер 312.

Я родилась 3 декабря, так что убеждаю себя, что это хороший знак. Что все наконец наладится. Как маску, натягиваю на лицо улыбку, и захожу.

В классе чисто и уютно, но мебель как и вся обстановка, давно не обновлялась. Доска советская - меловая, парты двойные без возможности регулировать по росту. Стулья - деревянные. Прямо как двадцать лет назад.

- Здравствуйте, - несколько пар глаз с любопытством смотрят на меня, но их интерес быстро проходит. Через секунду они снова обсуждают выпускной.

Надеюсь, Мишу здесь приняли более радушно чем меня.

Я занимаю место за самой крайней партой. Той, что стоит в ряду у стены, ближе к двери, чтобы сразу уйти, как только все закончится.

Через десять минут, когда собираются остальные и новый Мишин классный руководитель берет организацию собрания в свои руки, все стихают.

Мария Иванова Колесова быстро рассказывает про план на год, про расписание каникул, про предварительные новости о грядущем ЕГЭ, повторяя: репетиторы, репетиторы, репетиторы!

Черт, я ведь так и не записала Мишу на занятия по английскому и физике. Не продлила его индивидуальную подготовку. От досады вздыхаю и бью кончиком ручки по парте, чем привлекаю внимание.

- Татьяна Григорьевна, вы что-то хотите спросить? - уточняет Колесова.

Я качаю головой, поражаясь тому, что меня здесь знают. Я же мама новенького, и это наша первая встреча.

Гомон возобновляется.

Выбирают родительский комитет (по факту утверждают старый), накидывают варианты бюджета на праздник, фотографа, ведущего, подарка учителям и, конечно, место проведения. Суммы звучали от весьма скромных до самых неприличных.

Периодически меня тоже пытались подключить к диалогу, я вежливо кивала в ответ на все предложения. Что сказать? Я вообще не знаю, захочет ли Миша в этом участвовать!

И обсуждать это с ним сейчас - бесполезно.

С тех пор как мы переехали - почти не разговаривали, а если и случалось, то я чувствовала, как сложно ему держать нервы под контролем. Его все еще штормило от пережитого стресса, а выпустить адреналин было некуда.

Наконец-то спустя два с половиной часа, когда за окном уже стемнело, папа одного из учеников нескромно зевнул и кажется даже захрапел. Так ничего толком и не решив кто-то пообещал создать опрос в чате. Все стали расходится.

- Татьяна Григорьевна, - окликнула меня Мария Ивановна, - задержитесь, пожалуйста еще на несколько минут.

А я очень надеялась, что этого не случиться.

Колесова тактично ответила на все вопросы родителей и даже самых «тревожных» смогла технично отправить домой без дополнительной траты нервных клеток и десятикратного повторения одной и той же информации.

Я подошла к ее столу и она жестом попросила сесть напротив.

- Вы мама Миши Громова и я очень рада с вами познакомиться лично. Но хотела спросить, как ему у нас?

В опустевшем классе вопрос, пусть и не громкий, эхом отразился от стен и тяжело опустился на мои плечи.

Стыдно, но я не знала.

- Думала, что вы мне расскажете, - отвечаю пространно.

- Расскажу. Мише тяжело, - она делает выразительную паузу, чтобы я услышала ее и распробовала это слово.

Про «тяжело» у мальчишек его возраста я могла рассказать Марии Ивановне достаточно много и без таких вот пауз. Много видела и слышала - из первых уст и просто со стороны. Профессия такая.

- Проблемы с учебой?

- Нет, занимается он хорошо - не лучше и не хуже остальных. Уверена, что и к экзаменам подготовится и подойдет без проблем, но с одноклассниками не ладит. Внешне пока это никак не проявляется, но поймите, возраст такой, что они все и всегда на взводе. Миша яркий и привлекательный, а мальчишки у нас такие… хорошие все, но… пока не сошлись они. Возможно видят конкурента - не товарища. И если так пойдет дальше, то…

Я понимала что будет дальше. Булинг. Драки. Еще одно разочарование.

- Это переходный период, думаю, что к концу первой четверти все нормализуется, - ответила я, но не верила ни единому своему слову.

- Не нужно ждать конца четверти, - Колесова пересела ко мне ближе, за парту. - Я читала личное дело Михаила. Он всегда был спортивным мальчиком, а сейчас он чем-то занимается? Кажется что нет - он ведь ушел из своей команды по хоккею.

В ее голосе нет осуждения или заинтересованности в возможных сплетнях обо мне и Глебе.

- Ему, как мне кажется, нужна дисциплина, - продолжает Мария Ивановна, - команда, возможность выпустить пар. У нас есть спортивные секции в школе, да и стадион рядом - там тренируют команду «Атлант». Слышали про нее? Не такая мощная, как та что… ну не «Звезда», но тоже участвуют в местных играх. В субботу вот будет. У нас мальчишки играют в хоккей, взять хотя бы Савелия Тихонова, уверена он мог бы замолвить словечко за Мишу.

Хоккей? Опять хоккей. Уверена, стоит только заикнуться об этом, нарвусь на бойкот длиной в полгода. Или…

Вспоминаю выброшенный флаер и становится грустно.

- Спасибо, Мария Ивановна, я подумаю об этом.

- Не надо думать, просто делайте. Миша хороший мальчик, но он как будто сидит в своей раковине. Хочется растормошить его, расшевелить. Заставить улыбнуться, в конце концов!

Последние слова ранят особенно сильно. Как давно я не видела Мишину улыбку? Месяц? Или уже больше? Вместе с тем пытаюсь вспомнить, а когда в последний раз улыбалась я сама. Кажется, что в где-то в другой жизни.

- Спасибо, я постараюсь, - прячу глаза и тороплюсь на выход.

Господи, почему до сих пор так больно! Говорят, что время лечит, но мой доктор работает против меня.

Закрыв дверь, снова замечаю номер на ней. Дата моего рождения. И с чего я взяла, что она принесет мне удачу?

Домой я шла раза в три дольше чем обычно. Всю дорогу думала, как говорить с Мишей? Как вытащить его из той раковины, в чтобы не сломать хрупкое равновесие между нами. Как помочь найти друзей в классе. И стоит ли снова возвращаться в хоккей.

Играть.

За другую команду. В другой экипировке. Под другими цветами и началом другого тренера.

«Нет», - твердила рациональная часть меня.

«Да!» - нашептывала другая, та, которая видела, как Мишке нравится спорт, как горят его глаза, стоит сыну оказаться на льду, как он был счастлив, держа клюшку в руках.

Но была и третья часть меня. Темная. Опасная.

Именно она рисовала перед глазами физиономию Громова, когда сын выйдет на лед против него и разнесет «Звезд» на молекулы. Мой сын. Не его!