Отдельного кабинета у меня не было. Офис у нас современного европейского типа оказался — сидели все вместе, мой стол от столов сотрудников только стеклянная перегородка отделяла. Аквариум, блин! В котором нас, как тех рыбов, показывают. Красивое… Наверно…
— Да блин! — мрачно вызверилась я, а после скинула изрядно надоевшие очки, в которых в помещении еще и ни черта не видно было, и устало потерла лицо. — Настолько все по-уродски, что никак сообразить не могу, как мне дальше-то…
— Погоди. Я не поняла. В смысле — с другой обжимается? Ты серьезно? Он… Он что, изменил тебе? И ты узнала?
На лице у Наташки было написано такое сочувствие, что я невольно хлюпнула носом… И все! И трындец! Если раньше я еще хоть как-то держалась, то тут плотину, тщательно выстроенную мною внутри, все-таки прорвало. Я начала говорить и после что-то никак, ну никак не могла остановиться! Постепенно к моему столу собрался весь коллектив, потом дамы изгнали из круга слушателей мужиков, но, кажется, не просто так, а с заданием, потому что вскоре вместо бумаг на столе перед собой я увидела коньяк и здоровенный торт с пухлыми, даже на вид жирными розами из масляного крема.
— Ешь, — приказала Наташка и остальные дамы, начиная от юной Юленьки, которая у нас работает кем-то вроде общего на всех секретаря; и заканчивая активно молодящейся бухгалтершей Ольгой Сергеевной, закивали уверенно: — Помогает, проверено.
И я ела. Еще как. И мне, кажется, даже действительно стало легче. Не уверена, что от торта, а не от того, что наконец-то выговорилась, и меня в ответ даже дурой не назвали. Уже хорошо.
Юленька периодически убегала, чтобы отвечать на телефонные звонки, а остальные дамы и барышни так вокруг меня и сидели. Сидели, судили и рядили. Больше всего их почему-то интересовал раздел квартиры: Наташка все спрашивала, что у меня там с документами, все ли правильно оформлено, а Ольга Сергеевна упрекала, что ушла из нее, тем самым проявив слабину и оставив поле боя без этого самого боя.
Дуры! Им бы не про это, а про свои рабочие места беспокоиться! Потому что Максинькка, сука такая, не зря про «нажитое совместно имущество» мне первым делом втирать начал. Жаль, что в моей совсем небольшой компании в штате нет юриста. Посоветоваться бы… Может, зря от помощи Смирнова отказалась? У него-то юристов, поди, целый штат. И все зубастые.
— Зря, — выслушав меня, постановили дамы и закивали хором.
— Ничего, справлюсь, — ответила я им так же, как и самому Стасу давеча. — С этим справлюсь… А вот как с остальным… Столько лет вместе… Столько всего… И вдруг он… С этой… На нашей кровати…
Слезы, было побежденные кремовыми розами, принятыми вовнутрь в достаточном количестве, полились вновь. Более того, эти самые розы на пока еще не съеденной части торта — розовые и жирные — теперь странным образом напомнили мне задницу той девки, с которой мой муж…
Подступила рвота. Зажав рот, я метнулась в коридор и дальше — к двери с буковкой Ж. Выворачивало меня знатно, после пришлось еще и долго сидеть на толчке, дышать и радоваться, что кабинки в туалетах холдинга СДС полноценные, отделенные друг от друга не жидкими перегородками, а отделанными кафелем стенками, да и двери в них целиковые, на весь проем. Правильное место убежища для таких вот дур, как я.
Поговаривали, что народ в эти самые кабинки трахаться ходит. Те, кто потрусливее или просто умнее, а потому своих любовниц и любовников домой к себе в супружескую спальню не волочет. А я вот сижу и сопли размазываю — уж пол рулона туалетной бумаги извела.
Почему Максим так со мной поступил? Зачем это свинство? Ну зачем⁈ Я же никогда его не контролировала, верила ему. Командировки эти… Может, на самом деле не так часто он в них и ездил? Может, не деньги зарабатывать и фильмы снимать, а к этой своей или в пансионатик какой? Но даже если и так, домой-то девку свою зачем тащить? Вспомнилось, как она дрыгала ногами и верещала, думая, что я ее сейчас топором. Пробрал смех.
— Так-то лучше, — сказала, оказывается, стоявшая под дверью моего убежища Наташка. — Выходи, Лен, там поставщик херню какую-то сотворил, а теперь еще и выделывается. А ты сейчас, мне кажется, как раз в подходящем настроении, чтобы поговорить с ним так, чтобы впредь дурить и думать забыл, скотиняка такая.
И я, напоследок трубно высморкавшись, вышла. А что еще оставалось? Не проводить же остаток дней в офисном сортире, пока Максинька, чтоб у него все впереди отсохло, а сзади закупорилось, наслаждается жизнью со своей дамой сердца с жирно-розовой жопой.
Кстати, даже удивительно. Меня ж все время попрекал тем, что в фитнес не хожу, как все жены его приятелей, блин. А мне этот их фитнес модный зачем, если я с этой долбаной любимой работой и так тощая, как кошка дворовая? Или лошадь ломовая.
Мне как-то на восьмое марта прислали картиночку в телегу: на заднем плане изба горит, «в кадр» конь с диким видом заглядывает, а по центру надпись: «Никто, кроме вас!» Десантура про себя говорит «никто, кроме нас», а тут такая вот… переадресовочка.
Зато и правда фитнес не нужен: и так не жизнь, а сплошной бег с препятствиями.
А вот у той девицы, которая моего мужа Максинькой называет, такого, поди, и близко нет. Потому и зад у нее, как два моих…
«Но изменил-то муж тебе именно с такой…»
— Сука!
— Клиент-то? Еще какая. Давай, Лен, умывайся и пошли, а то он там Юльку уже и так до слез довел, а теперь и Павел, который эстафету принял, того гляди зарыдает!
— А я? — тоскливо спросила я.
— А тебе уже нечем.
Кто это совсем недавно говорил, что нет у меня подруг? Может, просто не туда смотрела?..
Возвращаться в офис, где теперь все знали, что мне муж изменил, а я, дура, только сижу и реву, было стыдно, тем более что темные очки, за которыми можно было спрятать то, что переполняло меня изнутри настолько, что выплескивалось наружу, остались на рабочем столе. Но мысль, чтобы вот прямо сейчас отыграться хоть на ком-то в процессе вежливого скандала, причем устроенного не в состоянии истерики, а по делу, действительно согревала. Я смерчем ворвалась в комнату, буквально выдрала из пальцев хмурого Павла телефонную трубку, и дальше были жертвы и, кажется, даже разрушения. А главное, и потерянная накладная нашлась и сроки поставок вдруг оказалось вполне возможно не переносить.
Вот бы мне такой же характер в разговоре с мужем выдержать удалось. Так ведь нет. Личное — оно на то и личное, чтобы все воспринималось совсем по-другому…