Упились мы «в честь праздничка» и на нервах так, что наутро в голове зияла огроменная дырища размером в несколько часов. Одно можно было сказать точно: проснулась я в постели Стаса, по-прежнему без трусов и с тянущим ощущением там, внизу. Но при этом сам Стас — лохматый, помятый и с адским выхлопом изо рта — категорически утверждал, что это последствия моей расплаты за проигрыш и «ну и еще всего разок».
— Вы же всю ночь не слезали с меня, Елена Георгиевна. Неужто забыли? — тут он поднял с кровати какую-то невесть откуда взявшуюся, но совершенно неприличную хреновину.
В ней я с ужасом узнала тот самый страпон, о котором как-то заикнулся Стас и про который я после, выпучив глаза от изумления, читала в интернете.
— Елочки зеленые… — с чувством выдохнула я. — Эт-то… Эт-то вообще откуда взялось⁈
— «Любой каприз за ваши деньги». Мы позвонили, и нам привезли.
— Врешь! Ты ведь сейчас врешь, да? Опять в игры эти свои играешь? Не могла же я?.. Вот этим… И ты…
— Можете пощупать и убедиться, если не верите, — с некоторой даже обидой предложил он.
Я поизучала его лицо и со стоном упала на подушки:
— Да блин!
Реально? Я всю ночь имела Стаса в задницу? Искусственным членом, который сюда, в бунгало, доставил вышколенный «бой» на электрокаре? Привез передал в руки как всегда невозмутимому Стасу, он — мне и… И я теперь, сука, начисто про все про это забыла⁈ Или он все-таки в очередной раз врет и играет? Я уже разинула рот, чтобы задать этот очевидный вопрос, но Стас меня опередил: взял и перекатился по кровати, открывая этим доступ к своим тылам — на предмет «пощупать и убедиться», как видно.
Задница у него была забавно розовой. Но к сексу это точно не имело никакого отношения. Как видно, Стас, ранее бывавший на солнце только в плавках, загорая вчера в чем мама родила, филей себе малясь подпалил. Я тыкнула в покрасневшую кожу пальцем и сообщила растерянно:
— Облезет.
— В смысле?
— Задница у вас, Станислав Дмитриевич, облезет. Вчера на солнышке припеклась. Шкура точно сойдет.
— Да хрен с ней со шкурой! Ты делаешь вид или на самом деле ничего не помнишь?
— Все я помню, — буркнула я, испытывая при этом острейшее смущение и еще более серьезное сожаление: это ж надо — впервые в жизни заниматься чем-то таким абсолютно неприличным и стопудово странным с самим Станиславом Дмитриевичем Смирновым и… благополучно забыть всё! Подчистую!
Я даже зажмурилась, стискивая в кулаках простыню. Но нет — не помогло, никаких картин произошедшего в голове не появилось.
— Тебе хоть понравилось? — глухо спросил Стас, так и лежавший, уткнувшись лицом в подушку.
— Нет, — мрачно буркнула я.
— Тогда чего три раза?
«Три⁈»
— Счет уравнивала.
— Понятно…
Стас поднялся и ушел в сторону ванной, а я, вот только вчера торжествовавшая, понимая, что наконец-то удалось подловить противника, внушив ему чувство вины, поняла, что теперь сама чувствую себя полной скотиной. Идиоткой и скотиной! Это ж надо…
Остававшийся до конца нашего очень странного и очень короткого отпуска день, даже, скорее, его вторая половина, потому что первую мы проспали, прошел странно. Нет, все было здорово: море, пляж, еда. Но вот Стас… Мысли о том, что между нами произошло, — о том, что помнилось и, главное, что забылось, — тяготили так, что в его сторону даже смотреть и то невозможно было. Так что в самолет я села даже с некоторым облегчением. Стас всю дорогу опять работал — читал, писал, звонил, легко переходя с китайского на английский, а с него на родной русский. Глядя на него, я тоже решила проверить почту и телегу. Навалило много, но на самом деле ничего критичного, требовавшего немедленного вмешательства не нашлось.
Разве только Макс наприсылал какой-то пошлой дряни с сердечками, пухлыми херувимчиками и прочими извинениями, да коллеги интересовались планами на мою днюху, которая уже была не за горами. Выслав в качестве парламентера Наташку, эти любители пожрать и выпить на дармовщину спрашивали, где и как будет праздноваться, а главное, что именно мне дарить. Я написала, что планов пока нет, поинтересовалась, неужто им Нового года не хватило, раз они готовы продолжать, а на вопрос про подарок ответила кратко: «Топор судьбы!», чтобы после полюбоваться на смайл с выпученными глазами, которым мне в ответ просимафорила Наташка.
В Москве было сыро, ветрено и мрачно. Я тут же, прямо на трапе самолета, пожалела, что у меня нет с собой шапки и позавидовала шедшему впереди Стасу, который просто натянул на голову капюшон парки, надетой им еще в салоне. Запасливый, сволочь, предусмотрительный…
В небольшом микроавтобусе, спецом поданном для вип-пассажиров, мы по-прежнему молчали. А вот на парковке, когда пришло время прощаться и расходиться по своим машинам, все это время поджидавшим хозяев на баснословно дорогой стоянке, оплаченной, понятно, Стасом, он вдруг заговорил:
— Не было ничего.
— Что?
— Я говорю: не было тех трех раз. Не отымела ты меня искусственным хером той ночью. Напилась, очень мило меня соблазняла на новую порцию секса, а потом заснула прямо на моем члене, этим, следует признать, изрядно ущемив мое мужское самолюбие. Ну и я… Я решил тебя протроллить, чтобы посмотреть, как ты крутиться будешь. Вышло херово — переиграл по итогу сам себя. Нет, ты, конечно, так славно демонстрировала вину, которую испытывала в отношении меня, но…
— Ты! — я, кажется, уже привычно замахнулась сумкой («арфы нет — возьмите бубен», блин!), Стас легко уклонился, подмигнул совершенно по-мальчишески, а после просто развернулся и ушел.